автордың кітабын онлайн тегін оқу Леночка, или Новый, 1746 год
Нестор Васильевич Кукольник
Леночка, или Новый, 1746 год
«Леночка, или Новый, 1746 год» — произведение русского прозаика, поэта, драматурга, переводчика, автора текстов популярных романсов Н. В. Кукольника (1809–1868).
Рассказ написан в 1846 году. Его автор — плодовитый драматург, поэт, беллетрист, чьи произведения пользовались шумным успехом в 1830–1840 годах. Он первым в русской литературе представил новый жанр — исторический роман. Также одним из первых в нашей литературе стал развивать любовно-авантюрный жанр. А повести из зарубежной истории можно рассматривать как предтечу историко-биографического жанра, получившего развитие в романах — исследованиях Д. Мережковского, Ю. Тынянова, О. Форш. Драматургия Кукольника должна рассматриваться как связующее между российской исторической драмой первой трети XIX века и второй половины XIX века. Писатель стоит у истоков драматической поэмы. Он первый ввел в обиход приемы и мотивы, которые позднее найдут отражение в творчестве А. Толстого, Л. Мея, М. Цветаевой и других.
Перу Кукольника принадлежат и такие произведения: «Антонио», «Авдотья Петровна Лихончиха», «Сержант Иван Иванович Иванов, или все заодно», «Психея».
I
— Батюшки-светы! Олександро Сергеич! Ты ли это?..
— Безотменно я, сам, своею персоною и с прикладом сынишки…
— Неужели у тебя такой большой сын?
— Ростом, да не летами. Подросток, недоросль; всего-то ему двадцать третий годок пошел… привез в резиденцию. Хочу ему тут амплуа отыскать. Да теперь трудненько будет. Милостивцев моих протекторов нет… Об них, чай, официально нигде и не разговаривают…
— Полноте, Олександро Сергеич! Что ты это! Служил при Бироне! Ну, служил, велика беда. Все тогда сервису искали у герцога… Ты ведь в политичных его маневрах тейльнаму (участия) никакого не принимал…
— Какой тейльнам! Я как только смекнул про семеновские прожекты,[1] на параде с коня повалился и будто у меня большая маладия[2] приключилась; так и пролежал во всю суматоху. Да что ты станешь чинить, когда моему малёру не поверили и учали следствие производить. Я догадался, чего им хочется; в отставку — и дня не задержали, абшид гонорабельный[3] прислали и паспорт на выезд от Татищева. Я опять догадался, скорее в деревню спрятался. Ты, Иван Иваныч, милитерного[4] нрава и обычая не знаешь; ты живописных дел мастер, а мы-то в чине поручика гвардии по всем дворцам ходили, всякое видели! Того и жди, подслушают, к Петру Ивановичу спровадят. Не о том теперь речь. Остановился я на почтовом дворе. Оно все-таки и почтовый двор, а все кабаком пахнет. Да и оставаться же там надолго непрезентабельно;[5] и еще в какой грустный комераж[6] попадешь. Не знаешь ли квартеры, ранга к достатку моему конвенабельной…[7]
— И весьма знаю. У Ивана Ивановича Вешнякова.
— У тебя?
— У меня! И к тому же я теперь коллежскую асессорию имею, так и не стыдно будет…
— Поздравляю, душевно поздравляю… Ну а принципал твой, фон Растреллий?
— И он повышен. Уже теперь не фон, а де Растрелли.
— Вот как! Из немцев в французы…
— Перестаньте, Олександро Сергеевич! Переезжайте лучше ко мне, так наболтаемся еще вдоволь…
— Быть по-твоему. Все равно кому платить; а где же ты живешь?
— На самом юру… Изволишь видеть, за этим плацем на речке Мойке дома разбросаны; тут живут и коллежские, и статские советники, да и сам Его Превосходительство господин Шаргородский тут резиденцию имеет. Тут все равно, что в Миллионной или в Морской. Конечно, на Невской першпективе или в другом месте можно за алтын жить, да ведь и я с тебя дорого не возьму. Тут все одна багатель,[8] самая знатная чиновность живет. А дом мой — вон с зеленой крышей и с красными трубами…
— Ошибиться трудно. Ну, так и бери же ты моего сынишку, а я отправлюсь на почтовый двор. Прощай!
— До плезиру вас видеть!
Александр Сергеевич пошел к Миллионной, а Вешняков с подростком к куче домов, которые занимали весь квадрат между Мойкой, Невским проспектом и площадью. Тут было немало улиц и переулков; этот квадрат походил на немецкий городок вроде Вольмара.[9] Строения большею частью деревянные; но чистота отделки и светлые окна свидетельствовали о достатке и значении жильцов. Вешняков постучался в калитку, залаяла собака, ключ щелкнул, и высокая женщина отворила калитку.
— Никого не было? — спросил Вешняков по-итальянски.
—
