Преступные камни. Лучшие детективы о драгоценностях

© Алейникова Ю., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Пролог

Индия, Бомбей. 1928 г.

Анна Павлова легко шагала по мощеным улочкам Бомбея. В расцвете славы и жизненных сил, первая всемирно признанная балерина шагала по жарким улочкам индийского города, в легком белом платье и шляпке, никем не узнаваемая, наслаждаясь своим инкогнито. Если бы не жара и влажность, можно было бы предположить, что ты находишься в Лондоне или Бирмингеме: широкие площади, мощеные улицы, парки с зелеными лужайками, витые фонарные столбы… Вот только полицейские – в ярких красных чалмах, и удушающая жара. А еще множество снующих по улицам рикш, и повозки со смуглыми, загорелыми почти до черноты кучерами в белых шароварах, и, конечно, женщины. Анна всегда любовалась индийскими женщинами. Изящные, большеглазые, в ярких разноцветных сари, с массивными броскими украшениями, они походили на тропических бабочек.

Конечно, это была парадная, европейская часть города. Была и другая, где царили крайняя степень нищеты, грязь, безнадежность, туда европейцы старались не заходить. И все равно. Павлова любила Индию.

Балерина много гастролировала и объездила чуть ли не весь свет, бывала в самых дальних уголках мира, познакомилась с культурой разных народов, но к Индии она питала теплые чувства, а интерес к индийскому традиционному танцу проснулся в ней еще до первых гастролей, после изучения в Британском музее индийских гравюр. Тогда-то они вместе с Хлюстиным и Удаем Шанкаром и решились на постановку двух индийских зарисовок, «Индусская свадьба» и «Кришна и Радха». Балеты не имели в Европе шумного успеха, они показались публике скучными и абстрактными, зато в самой Индии произвели фурор. Это был небывалый успех. Сами индийцы заговорили о национальных танцевальных традициях, почти забытых и утраченных, как убедилась балерина.

Прибыв тогда, почти семь лет назад, в Индию, она мечтала увидеть настоящий храмовый танец, увидеть вживую искусство и пластику, восстановленные ею лишь по неподвижным картинкам. Но не смогла найти ни одного профессионального исполнителя, даже заручившись поддержкой своих влиятельных индийских друзей. Увы, долгие годы искусство храмового танца порицалось английской колониальной администрацией как неприличное, развратное, а храмовых танцовщиц считали проститутками. После таких многолетних гонений Анне так и не удалось найти ни одного исполнителя. А ее просвещенные индийские друзья гораздо лучше разбирались в русском балете, нежели в своих национальных традициях.

Но все же она смогла увидеть и узнать многое. Фрески храмового комплекса Аджанты, десятки пещер, покрытых древними росписями и барельефами, над которыми столетиями трудились лучшие мастера своего времени, открыли ей целый мир древней индийской культуры. Она впитывала в себя впечатления, краски, формы, звуки, окружавшие ее на улицах, вдыхая аромат этого древнего города, факиров, жрецов, мудрецов и провидцев. Представляла себе девадаси – храмовых танцовщиц, окутанных клубами благовоний, исполнявших под сумрачными сводами древних храмов мистические обрядовые танцы в свете горящих факелов. Видела, как пляшут на стенах храмов их трепещущие тени. Слышала заунывные пронзительные звуки вины и ритмичные удары маддалама.

Фрески Аджанты захватили балерину, она грезила ими наяву, пока не родился новый балет. «Фрески Аджанты». Успех балета в Бомбее был оглушительным. Газеты пестрели хвалебными рецензиями. Все местные издания в один голос говорили о том, что русская балерина сделала для возрождения искусства национального танца больше, чем любой индиец. Поклонники завалили балерину цветами и подарками. Толпа готова была нести ее на руках до самого отеля. Это был настоящий успех. Достойная награда за месяцы труда, поисков, творческих мучений.

Едва балерина вошла в прохладный вестибюль отеля, к ней подошел, кланяясь, смуглый портье в зеленом тюрбане и с поклоном сообщил, что в гостиной отеля ее ожидают две дамы: одна из них госпожа Лейла Рой, вторая пожелала остаться неизвестной.

Анна, услышав знакомое имя, с улыбкой направилась вслед за портье.

Гостиная отеля была обставлена в европейском вкусе, и лишь отдельные элементы отделки напоминали, что вы находитесь в Индии, а не в Европе. Сквозь распахнутые окна с открытой террасы легкий морской бриз наполнял комнату ни с чем не сравнимым ароматом цветов, пряностей, соленым воздухом Аравийского моря. Гостиная была пуста в этот час, и лишь две дамы сидели на диване возле усыпанного яркими лиловыми цветами деревца в кадке.

– Госпожа махарани! – радостно воскликнула Анна, делая легкий поклон и спеша навстречу гостям. – Лейла, дорогая!

Махарани Индира Деви, некогда принцесса богатейшего в Индии царского дома княжества Бороде, а ныне вдова махараджи Кох Бехара и регентша своего малолетнего сына, была по-прежнему невероятно красива, так же как и при их последней встрече в Лондоне, с момента которой прошло уже восемь лет. Тогда махарани гостила в Лондоне с мужем, была молода и счастлива. А сейчас ее прекрасные глаза были полны печали, а белое, расшитое золотой нитью сари подчеркивало понесенную ею утрату[1].

– Госпожа Павловна! – Махарани протянула навстречу балерине руки. Она называла балерину на русский манер. – Рада снова видеть вас. Простите, что не зашла вчера за кулисы, слишком уж много поклонников рвалось выразить вам свое восхищение. Ваше вчерашнее выступление в Эксцельсиоре имело невероятный успех.

– Госпожа Павлова! Это было поразительно, вы сотворили чудо! – не сдержав эмоций, воскликнула Лейла. В присутствии махарани она старалась держаться скромнее и сдержаннее. – «Фрески Аджанты» невероятны!

– Это правда, – усаживая балерину рядом с собой, улыбалась махарани. – Вы словно оживили древние росписи, до сего дня ни один индиец не сделал для возрождения индийского традиционного танца больше, чем вы. В вашем танце есть чистота, энергия, ритм и красота пластики. Это было восхитительно!

Анна Павлова улыбалась похвалам, они были ей дороги, поскольку говорились искренне людьми, чьему вкусу и мнению она доверяла.

Махарани была знатоком и поклонницей национальной культуры и искусства Индии и многое делала для его возрождения, оказывая покровительство и финансовую поддержку художникам, музыкантам, танцорам. При этом она была всесторонне образованной современной женщиной, получившей блестящее европейское образование, хорошо знакомой с европейским искусством и прекрасно разбиравшейся в нем.

– Благодаря вам в Индии стал просыпаться интерес к собственному танцевальному наследию, вы дарите столько вдохновения! – говорила махарани, глядя на балерину огромными бархатными глазами.

Сама махарани Индира Деви была так изящна и тонка, что могла бы сойти за профессиональную балерину, а жесты ее тонкой смуглой руки, украшенной массивными драгоценностями, были грациозны и плавны.

– «Фрески Аджанты» превзошли даже ваш прежний шедевр «Кришну и Радху», вы удивительная женщина и большой мастер, и в знак моего глубочайшего восхищения я хочу преподнести вам маленький подарок.

Махарани взяла со стола небольшую золотую шкатулку, инкрустированную слоновой костью, украшенную жемчугом и самоцветами. Эта шкатулка сама по себе могла стать ценными подарком, учитывая ее древность и качество украшавших ее камней. Но махарани раскрыла ее и протянула Анне толстую золотую цепь, инкрустированную драгоценными камнями, с невероятной красоты подвеской, украшенной большим темным рубином, по форме напоминающим капельку крови. Камень был обрамлен россыпью бриллиантов, рубинов и изумрудов помельче.

– Это Манг тика, – пояснила махарани. – Тика – это украшение, которое касается лба, а этой точке в Индии уделяется особое внимание, так как через амулет на лбу в тело проходит духовная энергия. Считается, что камень, прикасающийся ко лбу, дает носительнице мудрость и познание. Каждая женщина сама решает, какой будет ее тика и какими камнями она будет украшена. В Индии считается, что каждый камень должен быть либо талисманом, либо символизировать что-то. Смысл символа определяет сама женщина. Мне хотелось сделать вам особенный подарок.

– Это восхитительно! – Анна с благоговением рассматривала украшение. По огранке камня и оправе сразу было видно, что вещь очень старинная. Если не сказать древняя. – Но это очень дорогой подарок, я не смогу его принять, – спустя несколько минут мягко проговорила балерина, отрывая взгляд от камня. – Это слишком ценный подарок.

– Конечно, можете, – улыбнулась махарани. – И должны его принять. К тому же это не простое украшение. Это старинное украшение несколько столетий хранилось в сокровищнице махарадж Бороде. По легенде, оно принадлежало знаменитой на всю Индию девадаси. Храмовой танцовщице, посвятившей свою жизнь служению богу Вишну и его супруге богине Лакшми. Судьба танцовщицы сложилась трагично, она погибла от несчастной любви к сыну махараджи, оставив о себе в веках память как о непревзойденной исполнительнице. Богиня Лакшми, в храме которой служила девадаси, – богиня благополучия, изобилия, процветания, богатства, удачи и счастья, воплощение грации, красоты и обаяния. Мне кажется, к вам богиня Лакшми необычайно щедра, – кладя свою ладонь на руку балерины, лукаво заметила махарани. – Красный цвет рубина – священный цвет, это цвет любви, страсти и жертвенности. Зеленый цвет изумрудов – процветание. Я желаю вам и того, и другого.

Этим вечером на выступление Павлова надела подарок махарани. И с тех пор всегда, танцуя в балете «Фрески Аджанты», надевала рубиновую подвеску. Балерина не могла бы точно объяснить, что происходит с ней, когда древний камень касается ее лба, да и не хотела ни с кем обсуждать столь личные переживания, но она словно наполнялась каким-то священным огнем, она ощущала в себе дух древней танцовщицы. Танцуя на современной сцене, видела перед собой сквозь облако благовоний очертания храмовых фресок, спокойное лицо богини Лакшми, ощущала жар чужой страсти, охватывающий ее, дарящий небывалое вдохновение. И сердце трепетало от чувств, ранее ею не испытанных, – смеси священного трепета, безнадежной любви, горечи и отчаяния. От этих эмоций ее исполнение становилось ярче, глубже, оно захватывало не только балерину, но и зрителей, целиком наполняя их непередаваемыми эмоциями.

Англия, Лондон. Апрель 1929 г.

– Госпожа Лукина, точнее, элегантнее, – гулко звучал в репетиционном зале голос Анны Павловны. – Госпожа Тонеева, вы немного запаздываете. Прекрасно. Но мне кажется, надо чуть энергичнее.

В особняке Айви-Хаус, который Анна Павлова купила лет десять назад в одном из престижных районов Лондона, шла репетиция балетной труппы. Вскоре предстояли гастроли в Австралии. Отбирались спектакли, отшлифовывалось исполнение.

– Виктор, отъезд уже в среду, ты проследишь за отправкой костюмов и декораций? – обращаясь к мужу, озабоченно просила балерина. – Госпожа Лукина, вы сегодня не с нами, будьте внимательнее.

Требовательность Анны к себе распространялась на всю труппу. Ее замечания всегда были обоснованны и строги, дисциплина безупречна. Артисты такое отношение принимали как должное, ценили мастерство и профессионализм своей вдохновительницы и строжайшего цензора. Во всяком случае, большее их число.

– Ирина, тебе надо научиться держать себя в руках. Нельзя так дуться из-за каждого пустяка.

– Пустяка? Легко тебе говорить! – нервно одергивая подол платья, проговорила молодая темноволосая девушка с тонким задорным носиком и капризной линией губ. – Она придирается ко мне, неужели ты не видишь?

– Вот уж ерунда, – вскинув голову, ответила ее подруга, перестав возиться с застежкой на туфлях. – Анна Павловна ко всем справедлива. Она просто очень требовательна, и не только к артистам, но и к себе. Все это знают. Больше, чем она, никто не трудится в труппе. Тебе это прекрасно известно, – с упреком заметила девушка.

– Вот уж от тебя не ожидала! Я думала, мы подруги! – Молоденькая Ирина Лукина была талантливой, подающей надежды балериной, но имела один существенный недостаток. Вздорный, обидчивый характер. За тот год, что она состояла в труппе Анны Павловой, она уже не раз ссорилась со своими коллегами: к счастью, все эти ссоры были мелкими, почти детскими и быстро забывались, во многом благодаря участию ее подруги Нины Обуховой, с которой она сейчас как раз беседовала в пустой грим-уборной. Нина была немногим старше Ирины, но гораздо спокойнее и рассудительнее, у нее был легкий уживчивый характер, и, вероятно, поэтому она могла без усилий терпеть капризную, вздорную Ирину.

– В любом случае я больше не желаю терпеть эти придирки, – топая ножкой, сердито заявила Ирина. – Я ухожу из труппы! – В голосе ее звучала радостная мстительность.

– Ты с ума сошла? Ты что, хочешь уйти из труппы прямо сейчас? За три дня до отъезда на гастроли? Ирина, тебя же некем будет заменить! – глядя с ужасом на подругу, выдохнула Нина.

– Меня? Третью селянку с корзиной? Что-нибудь придумают, – презрительно фыркнула Ирина.

– Но это же непорядочно! И к тому же что ты будешь делать, когда уйдешь? Сейчас почти невозможно получить хороший ангажемент, нам просто повезло попасть в труппу к госпоже Павловой.

– Сомнительное везение, – продолжала упрямиться Ирина, надевая перед зеркалом маленькую очаровательную шляпку. – И вообще, я не собираюсь искать другой ангажемент. Я выхожу замуж за Алексея, и мы возвращаемся в Россию.

– В Россию? – едва слышно выдохнула Нина.

– Да, в Россию. Его приглашают на работу, строить какой-то завод. Он говорит, что теперь в России происходит столько нового, интересного и что нам с ним найдется достойное место у большевиков.

– О господи! Ты точно сумасшедшая, – глядя на подругу как на безумную, проговорила Нина. – Отговаривать тебя бесполезно, я знаю, но хотя бы поступи порядочно и немедленно предупреди Анну Павловну. Не хочешь говорить с ней – поговори с господином Дандре. Но обещай, что сделаешь это немедленно, или я сама ей все расскажу.

– Ладно. Так и быть, сейчас схожу, – недовольно протянула Ирина, любуясь в зеркале своим отражением. Легкое светлое пальто свободного кроя, модное платье с плиссированным подолом, стройные ножки, свежий цвет лица, озорные лучистые глаза. Ирочка была чудо как хороша. Она счастливо вздохнула, улыбнулась своему отражению и, резко развернувшись к Нине, тут же надула губки. – Уже иду. Хотя стоило бы их проучить и просто не явиться в порт.

Нина только вздохнула.

Кабинет Дандре – офис, как его называли в труппе, – располагался сразу за репетиционным залом, но самого хозяина кабинета Ирина не застала; ждать его было бессмысленно, еще раз приезжать в особняк не хотелось, и барышня направилась по галерее в жилую часть особняка.

Войдя в холл и не встретив никого по дороге, Ирина замешкалась. Что делать? Подождать? Но так можно простоять и полчаса, и час. Позвать кого-то? Нарушать царившую в доме тишину было неловко. Тут она услышала доносящиеся сверху голоса и решительно двинулась вверх по лестнице.

В конце концов, это в их же интересах – узнать как можно быстрее о ее уходе, уговаривала себя Ирина, легко ступая по мягкой ковровой дорожке, устилавшей широкую лестницу с резными дубовыми перилами.

Увы, когда она поднялась на второй этаж, голоса смолкли. Прежде она не бывала в этой части дома и заметно растерялась. Ирина уже хотела было повернуть назад и забыть про данное подруге обещание, когда заметила справа по коридору приоткрытую дверь.

Ладно уж. Была не была, решила она, направляясь к двери. Легко постучав в дверь и не услышав ответа, она заглянула в комнату. Кажется, это был хозяйский будуар. Небольшая уютная комната, резной комод, камин, кресла, столики, у окна небольшое открытое бюро. Ирине вдруг стало жутко любопытно, и она, оглядевшись по сторонам, с озорным блеском в глазах проскользнула в комнату. Да, Ирочка не была пай-девочкой. Скорее избалованной родителями озорницей, так до конца и не повзрослевшей. Взбалмошной и авантюрной. Она не спеша рассматривала комнату, перебирая безделушки, разглядывая фотографии и внимательно прислушиваясь к шорохам и звукам дома, пока не дошла до того самого бюро. На бюро стояла большая шкатулка, и Ирина, недолго думая, раскрыла ее. Это была шкатулка с драгоценностями – очевидно, хозяйка дома собиралась решить, что взять с собой на гастроли, а что поместить в банковское хранилище.

Ирина с любопытством и азартом раскрывала коробочки и футляры, разглядывая колье, серьги, броши, пока не добралась до старинной золотой шкатулки. Раскрыв ее, она увидела большой красный рубин в обрамлении более мелких изумрудов, рубинов и бриллиантов. Она уже видела на Павловой это украшение – балерина носила его на индийский манер, прикрепляя к волосам, так что оно ложилось посередине пробора, а подвеска свисала на лоб.

Ирина обожала эту вещь. Впервые увидев ее на Павловой, она откровенно позавидовала балерине. Такая подвеска стоила сотни тысяч фунтов. Уж в драгоценностях Ирочка разбиралась. А этот камень! Он бы так эффектно смотрелся в ее волосах. Она подошла к зеркалу и поднесла подвеску к лицу, попробовав ее в качестве сережки, затем поднесла к декольте, а потом попробовала, как она будет смотреться на лацкане пальто. На светлой кремовой ткани камни смотрелись бесподобно. Ирина так увлеклась, что не сразу услышала приближающиеся шаги. Она поспешила к шкатулке, но тут же поняла, что не успеет положить вещь на место, заметалась по комнате и, когда дверная ручка стала уже поворачиваться, заметила небольшую скрытую драпировкой дверь рядом с камином и, недолго думая, нырнула туда.

За дверью оказалась гардеробная, за ней – спальня.

«Они подумают, что я хотела ее украсть! Они решат, что я воровка! – сжимая в руке подвеску, судорожно размышляла Ирина. – Я ничего не смогу объяснить! Ужасно. Бежать, надо немедленно бежать! Меня никто не видел, надо только выбраться отсюда». И она, приоткрыв дверь спальни, выглянула в коридор: там никого не было. На цыпочках, затаив дыхание, она сбежала вниз по лестнице, пересекла холл и скрылась в галерее, так никого и не встретив по дороге.

Опомнилась она уже в трамвае. «Что я наделала? Боже, что теперь будет?» – все еще сжимая в ладони проклятую подвеску, бормотала Ирина, пытаясь унять бешено стучащее сердце, пока к ней не подошел кондуктор. Лишь тогда она окончательно опомнилась. Незаметно сунула в карман драгоценность и заплатила за проезд.

Идти домой она побоялась. Павлова наверняка уже вызвала полицию. Надо ехать к Алексею! Трясясь в неторопливо идущем трамвае, Ирина постепенно успокоилась. Никто ее не хватал, за ней по пятам не спешила погоня, оглашая улицу свистками полицейских. Никто не обращал на нее внимания. Незаметно место слепого страха заняла способность спокойно рассуждать, и Ирина задумалась. «Меня никто не видел в особняке. О том, что я хотела встретиться с Павловой и Дандре, знает только Нина, но ей я могу сказать, что подождала Дандре возле кабинета и, не дождавшись, ушла. Она поверит».

Если сейчас и обнаружилась пропажа, то прежде всего опросят слуг. Затем вызовут полицию. Обыщут дом, еще раз опросят прислугу, затем садовника, проверят, не забрался ли в дом воришка. О том, что она собиралась пройти в офис, узнают только завтра во время репетиции, тогда же наверняка опросят артистов труппы. Но, зная Павлову, можно с уверенностью сказать, что она будет защищать своих танцоров. В общем, если какие-то подозрения на ее счет и возникнут, то не раньше завтрашнего полудня. А значит… Значит, ей надо немедленно уехать! В Париж!

Точно. Она сейчас же едет к Алексею, они собираются и завтра рано утром отбывают во Францию. Они все равно туда собирались через неделю. Что ж, уедут пораньше! Лицо Ирины прояснилось.

– Ирина! Не ждал тебя так рано. Что-то случилось? – Алексей встретил ее в одной рубашке без галстука, со взъерошенными волосами. Было сразу ясно, что она оторвала его от работы.

– Завтра мы уезжаем в Париж, – прямо с порога заявила Ирина.

– Вы с труппой? У вас выступление? А как же гастроли? – попытался разобраться Алексей.

– Глупенький, – ласково поцеловав его в щеку, промурлыкала Ирина. – Никаких гастролей. Я ушла из труппы. Едем мы с тобой!

– Как, прямо завтра? Что за ерунда, ты, наверное, шутишь? – идя за ней в комнату, переспрашивал Алексей.

– Да нет же. Я абсолютно серьезно. Мы же собирались в Париж. Ну вот и поедем, только чуть раньше, – устраиваясь в кресле, проговорила Ирина.

– Но это невозможно. У меня еще есть дела, обязательства. Надо уладить массу вопросов, собрать багаж, рассчитаться с квартирой, и вообще… К чему такая спешка? – пристраиваясь у стола напротив Ирины, допытывался Алексей.

Он был высок ростом, худ, некрасив, но мил, несколько флегматичен, но бесконечно добр, щедр и, главное, терпелив. Терпение в общении с такой капризной и взбалмошной особой, как Ирина, было, пожалуй, наиглавнейшим человеческим достоинством. Алексей им обладал. А еще он был талантливым инженером и неплохо зарабатывал, что тоже, согласитесь, немаловажно. И Ирина эти качества в женихе ценила. Но были в нем все же и не очень удобные свойства, например дотошность, или, как он это называл, обстоятельность. Вот и сейчас было абсолютно ясно, что он не успокоится, пока не выяснит, почему нужно уезжать так поспешно. Необходимо было что-то срочно придумать.

– Понимаешь, я потеряла контракт, который подписывала при поступлении в труппу, и поэтому не знаю, что будет, если я просто так вот возьму и не поеду на гастроли в Австралию. Может, мне придется заплатить огромный штраф или отработать эти гастроли, – начала объяснять Ирина, состроив при этом жалобную озабоченную мину. – А я вообще не хочу больше туда возвращаться. Павлова снова сегодня ко мне придиралась. Я больше не желаю это терпеть! И поэтому я хочу немедленно уехать.

Объяснение прозвучало логично.

– Ты что же, даже не предупредишь их? – робко поинтересовался Алексей.

– Нет.

Алексей помолчал минут пять, косо посматривая на невесту.

– Ну хорошо. Допустим. Но мы все равно не можем немедленно уехать. Это физически невозможно. Да ты и сама не сможешь так быстро собраться.

– Ну хорошо, – легко согласилась Ирина, которой в голову пришла уже новая гениальная идея. – Давай сделаем так. Я уеду одна и подожду тебя в Париже. А ты приедешь, как и собирался. Заодно упакуешь и отправишь мой багаж, а я поеду только с несколькими чемоданами.

Перспектива собирать имущество Ирины не вызвала энтузиазма на лице молодого человека.

– Не волнуйся, я все заранее упакую, тебе останется только проследить за отправкой, – поспешила она успокоить жениха. А чтобы он особенно не раздумывал, соскользнула с кресла и, подойдя к нему, обвила его шею руками и одарила долгим нежным поцелуем.

– Ты согласен?

Он был согласен.

На следующее утро Ирина с двумя чемоданами – на дне одного из них, в несессере, среди носовых платочков, покоился драгоценный рубин, – шляпными картонками и саквояжем отбыла во Францию. Алексей остался улаживать ее дела и паковать багаж.

На корабле Ирина не скучала, наоборот, познакомилась с одним французским баронетом, может, и не очень молодым, но зато весьма состоятельным и галантным, о случившемся в особняке Павловой инциденте вспомнила только на пристани, увидев газетчиков. Неприятная дрожь пробежала по всему телу.

Тем не менее она нашла в себе силы купить английскую «Санди таймс» и быстренько пролистать ее. Никаких известий об ограблении всемирно известной русской балерины там не было. Неужели газетчики не пронюхали о пропаже рубина?

В это верилось с трудом. Тогда что произошло? «Неужели пропажу не обнаружили?» – не веря собственному счастью, предположила Ирина.

Когда она достала подвеску, то совершенно определенно маленькую шкатулку закрыла и положила в большую, и ту, кажется, тоже закрыла, а раз так, то пропажу подвески вообще могли не обнаружить. Ведь постороннего человека, то есть ее, в доме никто не видел. Оснований для проверки наличия всех драгоценностей у Павловой не было. Если она не собиралась брать подвеску с собой в Австралию, так и маленькую шкатулку открывать бы не стала!

Если до отъезда труппы в Австралию никаких известий об ограблении в прессе не появится, она сможет дышать свободно!

Все обошлось. Труппа уехала на гастроли. Вскоре приехал Алексей, и они обвенчались в православной церкви в Париже. Ирина сшила себе очаровательное белое платье из кружев, самого модного фасона. Ее прическу во время торжества украшала рубиновая подвеска. Может, ее алый свет и не слишком гармонировал с чистым и нежным образом невесты, зато сразу привлекал внимание дам. Еще бы, это же была не просто безделушка! Потом, правда, пришлось объясняться с Алексеем.

Он подвеску заметил, понял, какую ценность она собой представляет, и не отстал от Ирины, пока та не созналась, откуда взялась эта драгоценность. Можно было бы соврать, что это ее наследство, но увы: Ирина неоднократно рассказывала Алексею, что их семья, уезжая из России, потеряла все. Маме и бабушке даже пришлось заложить обручальные кольца, чтобы их семья на первых порах продержалась в эмиграции.

В будущем надо быть осторожнее с откровениями, сделала для себя вывод Ирина.

Что же касается Алексея, он был в ужасе от случившегося. Настаивал, чтобы Ирина немедленно вернула подвеску хозяйке с извинительным письмом. Выслала почтой, и немедленно!

Ирина еле отбилась, нажимая на то, что Павловой сейчас нет в Англии, а ее австралийский адрес она не знает. И потом, вдруг такая ценность затеряется в пути, что тогда? Алексей немного успокоился и согласился подождать.

Но тут неожиданно быстро решился их вопрос с выездом в Россию, Алексей в суете забыл о подвеске, и Ирина благополучно вывезла ее в Страну Советов.