Оглавление

Глава 1

В открытое окно задувал соленый бриз с моря, освежая жаркий полдень второго месяца летней поры. С ним в комнату проникали запахи зрелых груш, винограда и яблок из сада, нескончаемый стрекот цикад, крики чаек и далекое блеяние коз на иссохших лугах каменистого берега Мар-де-Сеаля.

Сам город будто бы умер под полуденным зноем. Красные черепичные крыши накалились так, что, казалось, от них исходит пар, а побеленные стены домов сияли, отражая яркий солнечный свет. Темные синие тени разделяли резкими контурами пустующие улицы, создавая спасительные укрытия от жары для бродячих животных. Буквально пару часов назад город кипел жизнью, сновали туда-сюда торговцы, рыбаки, дети, ремесленники и крестьяне, но, как только солнце встало в зените, все жители, спрятавшись под сенью каменных стен, принялись устраивать семейные застолья или просто наслаждаться несколькими часами заслуженного отдыха, чтобы вскоре вновь приступить к работе.

Извилистые улочки стекались вниз, к порту, обычно шумному настолько, что гомон доносился аж до стен Каса-де-Вентос. Сейчас же шхуны, галеры и баржи мирно покачивались у причала, изредка донося из гавани шум хлопающих парусов. И лишь волны, разбивающиеся об утес, на котором стоял замок, напоминали о спасительной прохладе морской воды.

Белые облака мирно дрейфовали по голубому небу, сливающемуся с лазурной гладью морского простора, а вдалеке, где море резко меняло оттенок на глубокий синий, белели паруса одиноких рыбацких лодок. Ах, я бы сейчас многое отдала за то, чтобы оказаться на одной из них, подставить лицо яркому солнцу, вдохнуть терпкий, пропитанный солью ветерок…

— Камилла! О чем я только что рассказывала? — София сердито окликнула меня, вернув блуждающие мысли обратно в учебную комнату.

— Наверняка о чем-то крайне важном, сестра София, — тихо пробурчала я, нехотя отводя взгляд от чудесного пейзажа за окном.

Сидящая рядом Каталина покосилась в мою сторону, всем своим видом умоляя хоть немного держать язык за зубами. Я вздохнула и села, выпрямившись на стуле струной, как и подобает прилежной ученице. Но Софию Оре этим не провести — молодая женщина сузила пронзительные глаза и крепко сжала указку, которой, видимо, что-то показывала на огромном висящем на стене гобелене с изображением нашего континента.

— Раз вы позволяете себе отвлекаться, тогда, наверное, легко можете рассказать все о пяти Великих Домах? — начала София, и ее сухой тон не предвещал ничего хорошего. — Да что там. Наверное, и о каждом Малом Доме рассказать сможете?

— Вовсе нет, сестра, — смиренно ответила я, покаянно склонив голову. — Просто… немного задумалась. Но я очень внимательно слушала вас.

Темная бровь сервитуарии[1] недоверчиво взметнулась вверх.

— Тогда что вы, юная госпожа, можете поведать о благородных господах из Дома Хус, которые так скоро почтут нас своим визитом? Их род деятельности, обычаи? Ну или хотя бы девиз? У вас же была веская причина не слушать, когда я рассказывала все это буквально пять минут назад?

Я обвела взглядом гобелен, на котором изящная мельчайшая вышивка изображала весь континент Хартвельд и имперские территории. Глаза задержались на бескрайнем белом просторе в самом верху, на вышитых инициалах и гербе — белой медвежьей голове с перекрещенными топорами.

— Они жители северных земель, — начала я, решив действовать по наитию. Это почти всегда работало. — Занимаются торговлей и защитой северных границ от кланов горных дикарей. Великие воины… хм-м…

Наставница размеренно расхаживала вдоль наших столов. Ее простое темное платье в пол развевалось вслед движениям, делая женщину похожей на грозовую тучу.

— Продолжайте, Камилла, — София даже не смотрела в мою сторону, выстукивая каблуками мерный зловещий ритм. — Девиз Дома?

Я умоляюще посмотрела на Каталину, но та лишь многозначительно пожала плечами. Сложно понять: правда ли она не знала ответа на вопрос или же просто не хотела помогать в отместку за то, что заскучала на уроке. Я насупилась, однако, сколько ни пыталась припомнить, все было тщетно. У разных нортлингов всегда описывалось примерно одно и то же: честь, доблесть, воинская слава, оттого я никак не могла их выучить.

Ничего не оставалось, как виновато склонить голову под невыносимо тяжелым взглядом сестры Софии, признавая поражение.

— «Подо льдом таится ярость», — вздохнула София. — Хоть вы ответили верно, это не дает вам права отвлекаться во время урока. Помните, что северяне — суровые, сильные люди, которых взрастили беспощадный климат и жестокие войны древности. У исконных нортлингов, в особенности представителей семьи Хус, особый цвет глаз — ярко-голубой, как древние вечные льды, покрывающие большую территорию их земель. Среди северян такой цвет глаз в особом почете, это показатель статуса. Этот народ чтит традиции и не терпят любого неуважения к себе, поэтому постарайтесь не наговорить глупостей в их присутствии…

Она украдкой посмотрела в дальний угол комнаты, где в кресле, чуть посапывая и скрестив руки на груди, дремал Максимилиан.

— Надеюсь, северянам понравится у нас. Сомневаюсь, что они хоть когда-то еще смогут так погреться на солнце, — мечтательно протянула я и невольно поежилась, ибо терпеть не могла холод.

В Мар-де-Сеале почти все время тепло и солнечно, и изредка ливни осенней поры приносят холод и уныние. И все же, по рассказам, это не идет ни в какое сравнение с настоящей северной зимой. Страшно даже представлять, каково это — ходить в меховых шкурах, чтобы согреться.

— Надеюсь, вам хватит такта не сказать это им в лицо, юная госпожа! — ахнула София. — Солнце в их культуре имеет особое значение, и подобную грубость они могут счесть за оскорбление. Согласно легендам, их благословил солнечный бог, даровавший этому народу устойчивость к суровым холодам…

Оре вновь начала увлеченно рассказывать об обычаях северян, когда я почувствовала осторожный тычок локтем. От напускной обиды Каталины не осталось и следа — подруге часто попадало за мои выходки, но когда вместо нее доставалось мне или хотя бы нам обеим, то, повинуясь какому-то одной ей известному чувству удовлетворения, она тут же забывала обо всех распрях и вновь повеселела. До сих пор не понимаю, как весь двор еще не устал от наших проделок.

— А ты знаешь, что у их ярла[2] сын примерно нашего возраста? Подслушала, как сплетничали об этом служанки, — со взглядом, полным затаенного восторга, прошептала она. В такие моменты ее ярко-зеленые, как молодая листва, глаза начинали сиять озорными огоньками.

— Ну и что? — я безразлично пожала плечами.

Она откинула непослушные рыжие волосы, наползшие на лицо.

— Думаешь, твой отец их просто так пригласил в такую даль? Да еще со всеми танами[3] из Малых Домов? — уровень ее наигранной загадочности переходил все возможные и невозможные границы. — Я прямо уверена, что будут разговоры о браке! Тем более что они же старые друзья с герцогом. Ах, разве не прекрасно? Что может быть лучше свадьбы?

— Книги, например, — мрачно ответила я. — Если меня отправят на север, я тут же прыгну со стены прямо в море. А лучше выпью яд, как в той поэме.

— А мне кажется, ты драматизируешь, — улыбка подруги стала лишь шире.

— Они же северяне, отец никогда не отправит меня в такую даль. Ни платье шелковое надеть, ни персиков поесть… Наверняка все еще и страшные и ходят в шкурах животных, как на тех иллюстрациях в книжках.

Честно говоря, пока она не сказала об этом, я была уверена, что это не более чем деловой визит, но такая версия звучала слишком правдоподобно. Каталина все же на три года старше и куда более сведуща в подобных вопросах. У нее уже начинала проглядывать женская фигура, и несмотря на ее несносный характер, я не раз замечала взгляды придворных и подмастерьев в ее сторону, видела подругу флиртующей с мальчиками при дворе. Меня же привлекали только возвышенные чувства из книг и легенд, оттого и в голову не могла прийти столь простая и логичная мысль, но Каталина наверняка знала об этом немного больше. Я почувствовала, что невольно краснею — то ли от смущения, то ли от негодования. Она же воодушевленно продолжала размышления:

— Разве не здорово стать благородной женой наследника одного из Великих Домов? Женой будущего ярла! Не будешь же ты всю жизнь жить здесь, в четырех стенах. И какая разница, какие они. Главное — это статус, который у тебя будет! А с ним ты ведь сможешь получить все, что захочешь.

— Я бы хотела, чтобы мой избранник походил на кого-то из братьев, — вздохнула я обреченно. — Или на Максимилиана. Сильный, добрый, справедливый и смелый… И вообще, на твоем месте я бы не радовалась. Если меня отправят в Нортланд, тебе, как фрейлине, тоже придется поехать!

Такую перспективу Каталина явно не обдумала, а потому озорная улыбка быстро превратилась в страдальческую гримасу. Видимо, она не рассчитывала, что морозить косточки в снежном крае будет вместе со мной.

— …Сейчас вы пойдете, чтобы привести себя в порядок к приезду отца с гостями, — тем временем София Оре, кажется, смирилась, что нашим вниманием завладеть уже не удастся. — Слуги должны были все подготовить. Мы обязаны показать гостям только лучшие качества Дома Кустодес. И прошу, во имя Старых Богов, сеньорита Андо, — она повернулась к девушке, которая тут же невинно захлопала глазками. — Ведите себя, как подобает фрейлине. Можете быть свободны.

Максимилиан Хан уже стоял у двери, сжимая в руках свиток со сломанной печатью. Некогда прославленный дуэлянт при дворе, Первый клинок, ныне он обучал своему мастерству солдат нашего Дома, в том числе и обоих моих старших братьев, но, когда годы начали брать свое, его приставили ко мне телохранителем. В детстве я его немного побаивалась, высокого и широкоплечего, смотрящего сверху вниз, как медведь, а левый незрячий глаз и пересекающий его глубокий косой шрам на половину лица вообще вызывали холодок на спине. Но суровый внешне Хан относился ко мне с той теплотой, которой так не хватало от родного отца.

— Экипаж в нескольких часах пути от города, все скоро будут здесь, сеньорита, — сообщил Первый клинок Дома Кустодес. — Мажордом[4] Ривьера только что доложил об этом. Пойдемте, я провожу вас до комнаты, пора готовиться к приему.

Пока мы шли до спален, я наблюдала за суетящейся прислугой. Дворецкие то и дело раздавали указания и зорко следили, все ли отмыто и блестит, горничные носились туда-сюда с подносами и свежим постельным бельем, а из кухни на первом этаже долетали великолепнейшие ароматы — судя по всему, размаху задуманного праздничного пира позавидовали бы сами патриции[5] из Имперской Столицы.

Я чуть вытянула шею в надежде заметить братьев, но в такой суете было сложно разглядеть хоть кого-то. Тем более что Валентин в отсутствие отца временно взял на себя бремя кастеляна[6] и заведовал всеми делами семьи, ибо ему предстояло в будущем принять титул герцога.

Конечно, сеньор Гарсия, наш комендант, и мажордом сеньор Ривьера помогали Валу, однако он и так еле успевал совмещать свои обязанности с тренировками и морским патрулированием. Да и сейчас у него наверняка масса дел, чтобы не ударить в грязь лицом перед таким крупным событием, как прием высокопоставленных гостей. Леонард же готовился в скором времени поступить на службу и, вероятно, еще не вернулся с тренировок.

Перед отъездом отца я спросила, почему гости не могут приплыть сразу в наш порт, как обычно делают веасийские дворяне. «Ладья, на которой прибудут северные гости, большая и не очень маневренная, она вряд ли сможет пройти в глубь полуострова по нашим рекам. А обойти восточные рифы и подавно, — объяснил он. — Граф Дюфор любезно предоставит северным гостям приют в Монтесино, пока не приедем мы и не сопроводим их до Мар-де-Сеаля».

Дойдя до комнаты, Максимилиан оставил нас с Каталиной на попечение служанок, и уже спустя пару часов я довольно крутилась у зеркала, не в силах оторваться от отражения, любуясь новым, сшитым специально под торжество платьем в цветах нашей семьи — бело-синим с золотой вышивкой. Черные кудри красиво уложили, прямо как у взрослых придворных дам, а корсет придал моей еще нескладной фигурке девичьей стати. Никогда раньше я не чувствовала себя настолько взрослой и красивой.

Под восхищенное умиление и комплименты служанок я вошла в комнату, где уже ожидал успевший принарядиться Максимилиан. Привычные кожаные доспехи он сменил на отполированную до зеркального блеска парадную кирасу. На плечах красовался тяжелый бархатный плащ, застегнутый изящной фибулой в виде герба Дома Кустодес — меч, пронзающий щит. На поясе, как обычно, шпага в паре с кинжалом, а на руке небольшой пристегнутый к наручу дуэльный щит-баклер. Копну черных с сединой волос он зачесал назад, отчего даже стал выглядеть моложе.

Заслышав мои шаги, Хан повернулся и просиял.

— Каталина еще не выходила? — робко спросила я.

Максимилиан покачал головой, и словно в ответ на мой вопрос, из комнаты подруги донеслись протестующие возгласы.

— Ну как, мне идет? — я покрутилась, и юбки красивой волной, словно морской прибой, закружились вслед.

Он театрально припал на колено и заслонил глаза рукой.

— О моя сеньорита, если я буду смотреть на вас хотя бы дольше минуты, точно ослепну от такой красоты, — он наигранно схватился за сердце и подмигнул.

— Ох, нет, как же я буду без своего доблестного защитника, — в тон ему вторила я, рассмеявшись. — Хотя уверена, что только в таком случае любой противник сравнялся бы с тобой в силе, Ян!

Вдруг мысли о предстоящем приеме нахлынули на меня с какой-то тревогой.

— Ян… Отец хочет отослать меня к северянам, да? — тихо спросила я, глядя прямо в глаза.

Его улыбка сразу погасла.

— Почему у сеньориты такие мысли? — Хан мягко посмотрел на меня. — Твой отец и ярл Хус старые друзья, но обязанности мешали им встретиться много зим, потому что оба вступили в наследство и стали главами своих Домов.

Видя, что этот ответ никак меня не успокоил, он огляделся по сторонам, а затем негромко, чтобы прислуга не услышала, добавил:

— Герцог, конечно, хочет кое-что объявить, но это большой секрет, который я никак не могу рассказать.

— Но Каталина сказала… Ну… Что у ярла есть сын и… — я прикусила губу, пальцы сжали шелковую юбку. — Ян, я знаю и понимаю свою роль в семье, сестра София постоянно мне об этом напоминает… Но боюсь покидать родной дом, понимаешь? Я хочу быть с тобой и Каталиной, с папой, с Лео и даже с Валентином, ну и, так уж и быть, с Софией тоже… Мне страшно, что жизнь может перемениться…

— Ну-ну, — Ян успокаивающе погладил меня по плечу. — Вы же знаете, что я всегда буду рядом. И даже если судьба бросит свой жребий, то…

Он хотел сказать что-то еще, но тут в комнату влетел Лео.

— Они едут! — радостно выпалил брат, тяжело дыша. — Уже у городских ворот!

— Что? Уже?! — Каталина выбежала из своей комнаты. Новенькое платье из красного атласа было ей очень к лицу, подчеркивало загорелую кожу и игривую россыпь веснушек. Уложенные в элегантный пучок волосы украшали цветы из сада, но одинокие пряди протестующе топорщились то тут, то там, не желая поддаваться стараниям служанок.

Хан метнул строгий взгляд на юную фрейлину, отчего она стала одного тона с платьем.

Леонарда же было просто не узнать в золоченом дублете и рубашке с высокими манжетами и широкими рукавами. На поясе раскачивалась искусно выполненная шпага, гарда и рукоять которой щедро украшены драгоценными камнями. На правом плече Лео — накидка с семейной геральдикой, перевязанная кожаным ремнем и увенчанная аксельбантом. Он выглядел совсем взрослым, как папа.

Ну вот, теперь уже времени на волнение не осталось. Я пригладила платье и сначала бросилась к окну, надеясь хоть там что-нибудь увидеть — наверняка у людей, преодолевших такой путь, должен быть просто огромный эскорт, чуть ли не от центральных ворот Мар-де-Сеаля. Однако меня постигло разочарование, и мы с Леонардом в сопровождении Каталины и Максимилиана спустились к входу, чтобы встретить гостей.

Валентин уже стоял посреди двора на солнцепеке, когда мы подбежали и выстроились рядом. Максимилиан и Каталина держались поодаль, за нами, возле бдительной наставницы. София недовольно окинула нас взглядом. «И как только ей никогда не жарко?» — думала я, оглядывая платье из плотной ткани. Единственное, что отличало ее вид от повседневного, — покрывающая голову и лицо черная вуаль, с которой она обычно выходила на торжественные приемы.

— Вы почти опоздали, — буркнул Валентин, когда мы поравнялись с ним. Он был одет на тот же манер, что и Леонард, только накидка была в пол, да и в целом наряд выглядел гораздо богаче, подчеркивая статус будущего правителя Веаса. На поясе у брата, как и у его учителя, висели шпага и кинжал. Он стоял смирно, скрестив руки за спиной, словно военный на построении.

— Ну, мы же не опоздали, так что не о чем волноваться, — тихо сказала я.

Лео подавил смешок, а Валентин лишь недовольно повел бровью.

Казалось, все жители замка и прилегающих земель вышли на улицу. Приехавшие по такому грандиозному случаю дворяне и придворные вельможи нетерпеливо ожидали в тени на небольшой террасе, судорожно обмахиваясь веерами и то и дело нетерпеливо поглядывая вперед. Вдали, где над огромным ущельем протянулась вереница деревянных подъемных мостов, виднелась делегация, которая медленно, но неотвратимо приближалась к воротам крепости.

Первыми во двор зашли воины-северяне в странных темно-красных кафтанах с узорами и металлическими вставками на торсе, руках и плечах. Мех в виде широких воротников все же присутствовал в их одеяниях, и я поражалась, как они не изжарились в таких теплых нарядах в летний зной. Лица были исписаны какими-то знаками и прямыми линиями, а длинные волосы собраны сзади в хвосты и косы. Они держали алебарды и большие деревянные щиты, заостренные снизу.

Вслед за воителями верхом на лошадях въехали герцог Эстебан Кустодес и, судя по всему, ярл Айварс Хус и его сын. Далее двигалась свита из приближенных слуг и придворных обоих Домов, а замыкал эту процессию огромный экипаж.

Описав полукруг, делегация остановилась. Герольды начали объявлять прибывших:

— Герцог Эстебан Кустодес, правитель провинции Веас. Ярл Айварс Хус, правитель провинции Нортланд…

Список знатных северных фамилий все не заканчивался, и я перестала вслушиваться, когда отец спрыгнул с лошади и направился к нам, совершенно игнорируя церемониальные обычаи. Одетый в простой дорожный костюм, он все равно выглядел могущественно, но двигался плавно, с необычайной кошачьей грацией, словно готовясь вмиг отбить любую атаку. За его спиной висел огромный эспадон[7] Виентосиноре — фамильное оружие Кустодес.

— Рад видеть вас в добром здравии, отец, — сказал Валентин, взяв его за предплечье. Тот заключил сына в крепкое объятие и похлопал по спине.

Валентин был хотя и очень рослым, но все же ниже Эстебана на голову. В остальном казался полной его копией — тот же нос с горбинкой, те же забранные в хвост черные как смоль волосы, такой же острый подбородок, та же смуглая кожа, правда, еще не успевшая обветриться в постоянных морских походах. Даже твердый ясный взгляд синих глаз, кажется, был совершенно такой же.

— Удивительно, за пару недель моего отсутствия замок все еще на месте… Вы этих сорванцов взаперти держали? — усмехнулся герцог Кустодес, приветствуя теперь среднего сына.

— Валентин строго следил за ними, как ты ему и наказал, — улыбнулся Леонард.

Наконец очередь дошла до меня, и я уже было приготовилась поклониться, как подобает благовоспитанной даме, но отец вдруг схватил меня под руки и повертел вокруг себя, как когда-то давно, когда у него еще было время на игры. Я сначала рассмеялась, но потом вспомнила, что здесь половина нашего двора и половина двора Дома Хус, и мне стало жутко неловко.

— Папа, поставь меня, это же неприлично! — смущенно потребовала я, пытаясь удержаться на отцовских руках.

Он, все еще смеясь, сделал оборот и аккуратно опустил меня на землю. Я тут же принялась разглаживать помятое платье и проверять, не растрепались ли волосы в прическе. Отец выпрямился и торжественно объявил:

— Разрешите представить вам моего старого друга: Айдж… простите, Айварс Хус, его сын Ари и супруга, госпожа Джордис.

Уже спешившиеся Айварс и Ари приближались к нам.

— Брось, Эстебан! Уже сто зим никто не называл меня этим прозвищем, хоть ты не формальничай.

Ярл был еще выше, чем отец, однако по его виду никак нельзя было сказать, что перед нами правитель Нортланда. Внешне Айдж никак не выделялся среди своих воинов — виски выбриты, белоснежные волосы и борода собраны в замысловатые косы. А простая свободная ситцевая рубаха с этническими узорами и заткнутый за пояс боевой топор, напоминавший изображенный на гербе его Дома, лишь дополняли образ.

Мальчишка же по сравнению со своим могучим, широкоплечим и хорошо сложенным отцом выглядел даже как-то несуразно. Худощавый и бледный, с жиденькими светлыми волосами, он казался еще нелепее от того, что изо всех сил пытался подражать отцу. Но чего нельзя было не заметить, так это такого же взгляда ярко-голубых, с каким-то белым отливом глаз, от которого холодок пробежал по телу.

Госпожа Джордис вышла из дилижанса в окружении щебечущих служанок и придворных дам, и тут же стало ясно: никто из присутствующих не сравнится с ней по красоте. Длинные вьющиеся каштановые волосы собраны в косу ниже колен, заплетенную на тот же манер, что у мужа, а платье в среднеземском стиле определенно было последним писком моды при императорском дворе. Легкие голубые шелка хитона, приталенные лишь плотным корсетом, развевались вслед за ней, отчего казалось, что Джордис плывет, как лебедь на водной глади. «Вот бы и мне такое!» — думала я с легкой завистью, восхищенная обворожительностью супруги ярла. Сколько, наверное, усилий тратится на то, чтобы поддерживать эти длинные волосы чистыми, шелковистыми и ухоженными. А Каталина даже причесываться отказывается…

Шмыгающий носом Ари меня абсолютно не заинтересовал: сними с него богато расшитую одежду, и он ничем не будет отличаться от детишек нашей поварихи… «Нет, за такого растяпу отец меня точно замуж не выдаст», — от этой мысли все мои переживания как рукой сняло, и я усмехнулась собственным тревогам, которые казались теперь нелепыми.

— Рады приветствовать вас в Каса-де-Вентос, нашем фамильном замке, ярл Айварс, отигнир[8] Ари, госпожа Джордис, — Валентин выпрямился натянутой тетивой и приложил кулак к груди в принятом у нас приветствии. Леонард повторил этот жест, я же вежливо поклонилась. — Пусть ветра благоволят вам, а море будет милостиво.

Ярл и его сын прислонили два пальца ко лбу, а женщина сделала изящный реверанс.

— Надо же, и все твои как на подбор! — по сравнению с герцогом Эстебаном, который в любой момент держался статно и степенно, ярл говорил простодушно и даже несколько бестактно, словно бы обычный офицер в городском трактире. Голос у него был грубый и немного сиплый, но такой раскатистый, что разнесся над всей территорией замка. — Этот уже почти мужчина… Твой первенец, да?

Валентин, немного обескураженный, кивнул и горделиво вскинул голову:

— Мне скоро исполнится двадцать один, и я планирую встать на защиту морских границ.

— Значит, предпочитаешь палубу канцелярской возне? Похвально, малец, — ярл протянул руку и с такой силой сжал предплечье парня, что тому пришлось стиснуть зубы, чтобы не издать ни звука.

— Это Леонард, — представил младшего сына Эстебан. — Ему минуло пятнадцать зим, готовится к военной службе. Он молод, но уже очень талантлив в искусстве владения мечом, возможно, когда-нибудь даже затмит меня на этом поприще.

Лео аж раскраснелся от такой прилюдной похвалы отца. После того как и он выдержал стальную хватку Айджа, ярл повернулся ко мне.

— А это кто у нас тут? — улыбнулся он. На секунду мне показалось, что в его ледяных глазах пробежали теплота и… грусть?

Видя мое стеснение, отец ответил за меня:

— Моя гордость, моя маленькая морская буря — Камилла, — Эстебан положил руки мне на плечи, словно оберегая ото всех бед и невзгод. От этого сразу стало спокойнее. — Ей всего девять. Кажется, Ари на год старше?

— Так и есть, дружище, — улыбка ярла стала еще шире. Он нагнулся ко мне, и голос внезапно зазвучал мягко и добродушно. — Молодая госпожа, не соизволите ли показать ваши владения моей супруге и сыну, пока мы с вашим отцом… решим некоторые вопросы?

Раскрасневшаяся, я вновь расправила юбки и решила продемонстрировать результаты стараний сестры Софии. Не зря же она свое жалованье получает.

— Я, Камилла из Дома Кустодес, с радостью окажу вам такую честь, — торжественным тоном начала я произносить заученную клятву почти скороговоркой. — С этого момента ваши жизни находятся под защитой моего меча… Правда, у меня меча нет, но он есть у Яна… то есть я хотела сказать Максимилиана…

Я ойкнула и запнулась. Надо же было такую чушь нести прямо на глазах всех присутствующих! Позор.

— А я, Джордис из Дома Хус, буду невероятно рада принять ваше покровительство, юная госпожа, — женщина вышла из-за спины мужа и теперь стояла рядом с нами.

Вблизи она казалась удивительно молодой, ненамного старше Валентина. Стройная и грациозная, как и подобает супруге главы Великого Дома, она держалась гордо, с высоко поднятой головой. Однако не выглядела строгой, как София. Наоборот, Джордис излучала такую притягательность, которой поддавались все, с кем она общалась. Красивое лицо с мягкими чертами оживляли глаза неожиданно обычного серо-голубого цвета.

Мне была приятна компания госпожи Джордис, а вот этот Ари… О чем можно с мальчишками разговаривать? Я повернулась к Лео в надежде, что северянина он возьмет на себя, но, к разочарованию, отец уже позвал сыновей, и вместе с остальными придворными они направились в замок.

Мар-де-Сеаль располагался на склонах громадного уходящего в море утеса, а вот сам замок Каса-де-Вентос и близлежащие городские постройки с портом — на огромной отвесной скале посреди моря. Когда-то давно она была частью мыса, но соленая вода и сильные бури выточили породу, и каменный мост, соединявший замок с остальной частью города, разрушился, оставив усадьбу целой и невредимой. С тех пор городские территории и Каса-де-Вентос связывали несколько деревянных мостов, делая замок неприступной крепостью.

Сама скала напоминала огромный многоярусный торт. Вниз уходили тропинки и винтовые дороги, где у подножия располагался наш личный порт, выше — усадьбы аристократов Малых Домов, а остальные земли, вплоть до призамковых территорий, были засажены фруктовыми садами, создавшими вокруг скалы зеленый ореол. Именно сюда мы и направились.

Пройдя через небольшой тоннель из тонких кованых металлических арок, заросших виноградом, мы увидели распростертое по склонам зеленое море. В садах, как обычно, царила идиллия — ветер чуть трепал листья, создавая мелодичный шелест, который волной расходился по зеленым вершинам. Высокие деревья создавали тень, укрывая от палящего солнца, кругом жужжали насекомые и трещали кузнечики. То тут, то там из-за ровных рядов показывались рабочие, что тащили огромные плетеные корзины со всевозможными фруктами, вдалеке слышались крестьянские песни, которые обычно скрашивали тяжелый рабочий день.

Пока гости любовались открывшимся видом, я, боясь ляпнуть что-то не то, лихорадочно думала: как начать разговор, что стоит и не стоит говорить при представителях Дома Хус. Но и неловкое молчание давило на атмосферу. В этот момент я очень пожалела, что не слушала болтовню сестры Софии на занятиях.

— Как прошло путешествие до Мар-де-Сеаля? Путь через Веас, наверное, был долог и нелегок.

Джордис уже приготовилась ответить, но не успела. Такое ощущение, что мальчишка только и ждал этого вопроса, его глаза загорелись:

— Спасибо, что поинтересовалась! Мы были в пути почти це-е-елый месяц. Плыли больше двух недель, сначала по ледяному морю, потом по реке мимо Имперской Столицы, затем снова через море, видели хищного кита, сражающегося с кракеном, — начал тараторить он, даже не задумываясь о том, что нужно вести диалог, а не монолог. — А еще отец дал мне подержать штурвал, потом мы попали в шторм, было та-а-ак страшно… А ты когда-нибудь попадала в настоящую морскую бурю?

Я заморгала, не сразу поняв, что вопрос адресован мне: Ари слишком быстро и много говорил, и нить диалога была потеряна еще на рассказе про кита.

— Э-эм, нет, мне не приходилось попадать в шторм, — сухо ответила я.

— Ого, так, получается, я прошел испытание морем еще раньше, чем член семьи Кустодес! — Ари беспечно засмеялся, на что мне оставалось лишь молча хмуриться. Интересно, этого выскочку хоть раз охаживали розгами? Но, глядя, как заботливо мать убирает пряди, выбившиеся из его хвоста, я засомневалась в этом. А вот мне за такое досталось бы сначала от Софии, а затем от Валентина.

Ари же продолжил делиться впечатлениями о путешествии.

— Потом мы вышли к какому-то большому порту и пробыли там несколько дней, пока не прибыл твой отец со свитой и этими странными санями с колесами…

— Это называется дилижанс, милый, — мягко поправила его Джордис.

— Да-да, точно, — Ари закивал. — И еще потом тряслись в этом дибижане, побывали в разных городах и ели необычную еду, которой у нас нет. Я вот, к примеру, никогда не видел, чтобы мясо выкидывали на солнце и оставляли там! Оно же воняет и портится, зря только скот переводят.

— Это называется хамон, вяленая на солнце свинина. Между прочим, очень вкусная. И вовсе она не воняет, — насупилась я, но Ари пропустил эти слова мимо ушей.

— Еще я попробовал странные, но очень вкусные кремовые десерты, попробовал рыбу и морепродукты, которых у нас нет, овощи и…

Тут мальчик замолк, уставившись на грушевое дерево.

— Что это? — с неописуемым удивлением спросил он.

— Это? Груша, — я раздраженно сорвала фрукт и протянула ему в надежде, что хоть это ненадолго уймет его чрезмерную активность. — Хочешь попробовать?

Ари впился в плод, и сок брызнул ему на лицо.

— Это лучшее… — он еще раз откусил, — что я когда-либо ел…

Я постаралась выглядеть невозмутимо, но меня повергло в шок то, с каким варварством северянин поедал бедный фрукт.

«Интересно, что будет, когда он попробует арбуз или дыню…» — подумала я, брезгливо делая шаг в сторону в опасении, что Ари заляпает брызгами мое новое платье.

— Наши сады славятся одними из лучших фруктов в стране. Не знаю почему, но плоды всегда такие сладкие… Но я больше всего люблю персики и апельсины, — чуть высокомерно процедила я.

— Если позволите, — вмешалась София, мы с госпожой Джордис обернулись. — Сады созданы предками семьи Набелит как подарок Дому Кустодес. На этом утесе нет источников пресной воды, да и почва тут, мягко говоря, не плодородная, и потому они соорудили особую оросительную систему, которая постоянно поддерживает почву в таком состоянии, чтобы деревья и кустарники могли плодоносить в течение года. Вечноцветущие сады — одно из достояний Мар-де-Сеаля. Благодаря им мы производим на продажу не только фрукты, но также великолепные алкогольные напитки. Думаю, ваш супруг вместе с Его Высочеством уже дегустируют их в полной мере…

— Вас, кажется, зовут София, верно? — мягко перебила ее Джордис, окинув наставницу оценивающим взглядом. Тон ее был все так же мягок и учтив, но, казалось, ей претило, когда кто-то осмеливался встревать в разговор.

— Все верно, госпожа. София Оре к вашим услугам, — она то ли не заметила тон, то ли вовсе его проигнорировала.

— Вы гувернантка?

— Не совсем. Я ее сервитуария.

Глаза северянки на долю секунды округлились, когда она заметила на большом пальце правой руки Софии гравированное кольцо из темного металла. Сервитуарии носили такие как знак того, что прошли обучение и уже встали на путь служения Ордену. Кольцо на каждом из пальцев могло рассказать о положении, знаниях и навыках.

— В таком возрасте? — в удивлении женщины проскользнули нотки недоверия. — Ах, вы, должно быть, из воспитанниц Ордена.

— Да, верно. Но я по собственной воле поступила на службу в Орден, и для меня большая честь нести свет Имперских Истин тем, кто будет столпами нашего могущественного государства в будущем.

— Должно быть, вы из совсем бедной семьи или вовсе сирота, — жалостливо продолжила Джордис, а я непонимающе переводила взгляд с нее на Софию. — Это ведь ваше первое назначение? Удивлена, что герцог Кустодес согласился на услуги столь… хм, неопытной сестры.

Выглядело так, что она проявляла вполне искреннее сочувствие. Почему же тогда наставница поджала губы, еле сдерживая негодование?

— Верно, госпожа, — тон Софии был суше полей в самые знойные сезоны. — Но это не имеет значения. Каждый послушник, удостоенный чести носить кольцо, не уступает в знаниях другим братьям и сестрам Ордена. Так что ни возраст, ни происхождение не должны играть никакой роли — все мы равны в свете Имперских Истин.

— Разумеется, разумеется! — супруга ярла наклонила голову в знак признания, и служанки подхватили настроение своей госпожи. — Простите сердечно мою невежественность, у меня никогда не было сервитуария, и я плохо знакома с вашими порядками. Просто Империя вот уже пять зим предлагает нам несколько молодых аколитов[9], но я отказываюсь: все же хочется видеть рядом со своим сыном кого-то более умудренного опытом.

— У Ари что, нет сервитуария? — удивилась я, решив, что это объясняло полное отсутствие манер и воспитания у юного отигнира.

Возможно, я немного завидовала: меня-то сестра София, сколько себя помню, обучала этикету и всем необходимым для благородной дамы наукам. Просто это ужасно скучно, и порой я бы хотела поиграть с другими детьми, а не смиренно выслушивать все эти скучные уроки о родословных.

— Пока нет, но воспитание наследника ярла всецело на моих плечах, — Джордис не заметила реакции собеседницы при этих словах. Или сделала вид, что не заметила. — Я все же среднеземка. Кто же, как не я, сможет лучше передать Имперские Истины своему ребенку? Ну а все остальное и на гувернанток можно оставить.

Бровь Софии изогнулась в немом вопросе, а я молча наблюдала за наставницей. Она не любила говорить об Ордене, да и о себе тоже. Как она объясняла, в основном на службу туда поступали пожилые имперские ученые или хорошо образованные аристократы, чтобы передавать накопленные знания молодым дворянам Великих и Малых Домов. Сервитуариям запрещалось связывать себя узами брака, из-за этого редко кто добровольно шел на службу в молодом возрасте, особенно женщины. Но при Ордене существовали школы, где воспитывали сирот или детей из неблагополучных семей, обреченных на незавидную участь аколитов, лишенных всех благ и удовольствий без права выбора. Ни семьи, ни любви, ни привязанностей — такова была цена служения Имперским Истинам.

— Какое ужасное упущение со стороны Ордена, — София улыбнулась, однако я прекрасно знала, что чуть подрагивающая морщинка в левом глазу — признак того, что наставница крайне раздражена. — Надеюсь, в скором времени рядом с вашим сыном появится достойный наставник, который наверстает упущенные годы обучения. Все же к воспитанию сыну самого ярла, будущему правителю Нортланда, нужен особый, тщательный подход.

Лицо супруги ярла даже не дрогнуло при этих словах, женщина лишь благодарно кивнула Оре. Мне же не понравился намек в голосе наставницы. Уверена, Джордис великолепно справляется, просто Ари — маленький необучаемый дикарь. «Интересно, мама бы тоже сама занималась моим воспитанием?» — промелькнуло в голове, и мысль эта вызвала прилив тоски.

Откашлявшись, София вернулась к разговору о мар-де-сеальских садах:

— Поскольку технология орошения и удобрения почвы была утеряна, а система даже спустя столетия работает безотказно, многие поговаривают, что это магия. Хотя на самом деле это лишь гений инженерной мысли. И конечно же, госпожа Камилла все это и так знала, просто постеснялась рассказать, — добавила наставница, глядя на мои поползшие на лоб брови. Да, пожалуй, мне действительно стоит поменьше отвлекаться на уроках. — Она у нас такая скромница.

Максимилиан слегка улыбнулся, а Каталина хихикнула, прикрыв рот ладонью. Джордис восхищенно обвела взглядом простирающиеся перед нами ряды зеленых крон и кустарников, усыпанных всевозможными фруктами и ягодами, и даже Ари отвлекся от своей груши и с глуповатым удивлением слушал Софию.

Его мать улыбнулась и вытерла пальцем каплю сока со щеки сына, а затем, будто оправдываясь, сказала:

— Он родился и вырос на севере, а до нас невозможно довезти фрукты. Многие северяне, которые ни разу не покидали Нортланд, за всю жизнь никогда даже яблок не пробовали.

— А вы, госпожа Джордис, разве не уроженка северных земель? — поинтересовалась я, видя, что она, в общем-то, довольно сдержанно себя ведет. Жаль, что сын пытается подражать манерам отца, а не матери.

— Я родом из Столицы, дочь офицера Серой гвардии, — она протянула руку к нависшей над головой ветке и дотронулась пальцами до одной из груш. — Но таких фруктов нет даже на полках столичных лавок.

Она сорвала плод и протянула сыну, который сразу с усердием принялся за него. Я же горделиво выпрямилась, будто бы эти сады были моей личной заслугой. Все же так приятно, когда наши места производят впечатление на приезжих.

— А правда ли, что в ваших краях так холодно, что даже в домах вы не снимаете шубы? — поинтересовалась Каталина, на которую общество благородной дамы повлияло только лучшим образом. Она расправила плечи и подняла подбородок, старалась держаться столь же достойно, как и наша гостья.

Джордис задумчиво улыбнулась.

— Мы живем в больших домах, правда, не таких, как ваша усадьба, в основном они деревянные с каменными основаниями. Замки из камня было бы невозможно прогревать в холода, — пояснила она. — В них живут несколько семей одного рода, все следят, чтобы было тепло и уютно, а пища и вино делятся на всех членов семьи. У нас не принято покидать родной дом, и на детях лежит ответственность заботиться не только о собственных семьях, но и о родителях, когда те становятся слишком стары и немощны. Семья и многовековые традиции — вот основа общества, которая помогает выживать в суровые зимы.

— А я в какой-то книге читала, что вы ездите верхом на медведях и огромных волках. Это правда? — выпалила я. Не терпелось выведать у северян побольше об их быте, ведь все, что я знала о них, казалось невозможным.

Ари закатил глаза. Супруга ярла на секунду замолчала, обдумывая ответ.

— Наши воины и вправду ездят на варгах[10], они крупнее обычных волков и гораздо выносливее. Каждый находит и воспитывает своего варга сам, так зверь становится верен хозяину до самой смерти. Лошади слишком ценны и слишком затратны в уходе, чтобы их содержать для рати. Но чаще всего мы передвигаемся на санях, в которых запрягают оленей или ездовых собак.

— Меня однажды такая укусила, — буркнул Ари. Он уже покончил с грушей и приступил к сливам, объедая до косточек плод за плодом. — Но папа сказал, что я сам виноват… Жду не дождусь, когда смогу воспитать собственного волка! У отца красивейшая волчица, Белая Стрела, верхом на ней он просто непобедим.

«Если ты с собакой поладить не можешь, куда тебе волка доверять, бестолочь…» — подумала я, глядя, как Ари бесцеремонно кидает огрызки прямо на усыпанную песком и мелкими камнями дорожку.

— Думаю, если Яна посадить на волка, он тоже будет непобедим, — фыркнула я.

— Предпочитаю драться на своих двоих, госпожа, — Максимилиан скромно улыбнулся. — Но, если бы мне была оказана честь сразиться с самим ярлом в дружеском поединке, я был бы очень рад. Северный стиль заметно отличается от южного.

— Против отца все равно нет шансов, — беспечно сказал Ари, выплюнув очередную косточку. Ян лишь слегка дернул бровью, но ничего не ответил юному наследнику Дома Хус.

— Хотела бы я увидеть наездников на ваг… вара… на волках, в общем, — вздохнула я. — Сложно даже вообразить такое. Да и вообще волков с медведями только в зверинце видела.

— Между прочим, за всю историю было несколько великих героев, которые смогли приручить белого медведя, — продолжил Ари. — Поэтому именно он изображен на гербе нашего Дома: это символ того, что природа не властна над человеком, так вот!

— Если вы из Столицы… как же согласились уехать в такую даль? Да еще не куда-нибудь, а на самый край северных земель, — робко спросила Каталина со всей полагающейся вежливостью. Видимо, она все-таки старалась примириться с мыслью, что в случае чего и ей придется, как и Джордис, оказаться на севере.

— Ну, возможность стать супругой будущего ярла — не то, от чего принято отказываться, — женщина поправила выбившуюся из прически прядь. — Нортланд беспощаден к тем, кто к нему недружелюбен, но становится настоящим домом, если прийти туда с открытым сердцем. Когда ко мне сватался ярл… точнее, тогда он был еще отигниром, я и подумать не могла, что по-настоящему смогу влюбиться в этот край, в этот народ и культуру. Эта земля сурова, но прекрасна. Вековые кедры, что уходят в небеса, лазурные реки, наполненные рыбой, сладкий запах лесных трав и хвои весной…

Она посмотрела куда-то вдаль, словно предаваясь каким-то своим мыслям и воспоминаниям.

— Даже будь у меня возможность вернуться в Столицу, я бы ни за что не променяла ее на бескрайние заснеженные просторы Нортланда.

Я слушала ее с нескрываемым восхищением. Подумать только! Вот если бы сестра София рассказывала на своих занятиях про это, а не про дурацкие родословные, политику и правила этикета, я бы точно меньше отвлекалась.

— А правда, — начал Ари, не отрываясь от очередного лакомства: он сорвал с низкорастущей ветки очередную сливу, — что у вас есть какое-то особое место для испытания морем?

Кажется, маленького северянина это интересовало больше, чем рассказы о красотах Мар-де-Сеаля. Впрочем, он же мальчишка, чего от него ожидать?

— Да, восточнее этих мест есть россыпь скал и рифов, Пролив Последней Надежды, там уже целое кладбище затонувших кораблей. Нужно проплыть между камнями и выйти с другой стороны… Это называется «оседлать ветер». Валентин только недавно прошел это испытание. И теперь он имеет право управлять собственным кораблем.

— Надо было так ехать, а не по земле. Звучит захватывающе, — вздохнул Ари, вызвав у меня очередную волну раздражения. — Я тоже бы себе корабль хотел!

— Только если не вы планируете бесславно разбиться, господин, — усмехнулся Ян, явно тоже не слишком довольный столь беспечным отношением к традициям южан. — Пролив Последней Надежды легко карает неопытных или чрезмерно уверенных в себе мореплавателей. Это важное испытание в нашей культуре для тех, кто посвящает себя морю. Лишь те, кто с самого детства стоит под парусом, имеют право рискнуть оседлать ветер. И далеко не все одерживают верх в битве со стихией.

— Вот как… — Ари выглядел раздосадованным. Он что, и вправду рассчитывал стать веасийским капитаном? — Зачем же рисковать, если это настолько опасно?

— Потому что наши моряки — лучшие из лучших, — горделиво заявила я. — Иначе как мы сможем защищать Империю от пиратов и контрабандистов? У нас учат ориентироваться по солнцу и звездам и понимать, как меняется погода. А рыбаки всегда находят самые промысловые места. Это тебе не на плоскодонках по рекам плавать.

— Даже до Столицы доходят рассказы об искусности ваших моряков, — улыбнулась супруга ярла, явно стараясь смягчить легкомысленность сына и не давая тому возразить. — Для нас это звучит почти так же необычно, как для тебя, наверное, истории про варгов и собачьи упряжки. С таким нескончаемым любопытством, думаю, Нортланд пришелся бы тебе по душе. Может, даже когда-нибудь ты там побываешь.

Странный намек показался мне недвусмысленным, и я невольно покосилась на Ари, который уже успел переключиться на персики.

— Признаться честно, я холод совсем не переношу. Никогда не видела снег, но знаю, что это что-то вроде дождя, только замерзшего. Лучше отправиться в путешествие на корабле, — с легкой завистью сказала я, глядя на юного отигнира, недовольно рассматривающего огромную твердую косточку, о которую только что чуть не сломал зуб.

— Ох, дорогая моя, ты тут напомнила кое о чем! — Джордис встрепенулась и залезла в небольшой кожаный кошель, висевший у нее на поясе. — Протяни руку.

Я повиновалась, и она вытряхнула содержимое маленького шелкового мешочка на мою ладонь.

Это был кулон на тончайшей стальной цепочке, а сам камушек размером с перепелиное яйцо походил на отколовшуюся льдинку, внутри которой едва заметно горел синий огонек.

— Ох! — вскрикнула я от неожиданности и чуть было не выронила камушек, не ожидая, что он будет таким ледяным. — А почему он светится?

— На языке нортлингов это называют «ухун» — «замерзшее пламя», — объяснила Джордис, наблюдая за моей реакцией на кулон. — По легенде, этот минерал появляется там, где небесные огни касаются земли. Это подарок от ярла тебе.

— Подарок?.. Мне? — я рассматривала маленький камушек, осторожно держа его в руках. Он выглядел таким хрупким, будто одно неловкое движение могло раскрошить его в мелкую пыль.

— Когда холодно, он излучает тепло, а когда жарко — холод, — объяснила Джордис, помогая застегнуть цепочку на шее.

— Ого, это прямо как сами северяне! Нортлингам ведь не страшны ни жара, ни холод.

— Да, сравнение очень точное, — Джордис явно позабавила моя находчивость.

— Это настоящая магия? — спросила я, вглядываясь в голубоватые отблески, играющие на гранях камня.

Грустная улыбка тронула ее губы.

— Милая моя, магия уже давно покинула эти края.

***

Вечером, когда солнце лениво нависло над горизонтом, начался пир. Столы вынесли во внутренний двор, выставив несколько длинных рядов, чтобы все гости могли насладиться видом на сад и морскую гладь. Повара постарались на славу — в честь торжества приготовили блюда северной и южной кухонь, и столы ломились от яств. Были и рыба, и мясо, и копчености, и засолы, не говоря уже о всевозможных закусках, фруктах и овощах. Сюда же выкатили несколько огромных бочек с молодым вином, элем, пивом и более крепкими напитками на любой вкус.

Помимо пира было организовано пышное празднество с музыкой и танцами, приглашенными бардами, шутами и артистами, которые устраивали перед гостями сценки из известных и любимых легенд Домов Хус и Кустодес.

Труппа отыграла и сказ о Медведешкуром ярле-оборотне, мстящем за свою возлюбленную, и песнь о великих героях-нортлингах, победивших могучего дракона в горах Дальнего Рубежа, и балладу о влюбившемся в морскую деву мечнике Гаспаре Альдеро, и предание о том, как Кустодесы пять столетий тому назад воевали с пиратами и их королем. Была и легенда о Первом Страже, которую знали и на севере, и на юге.

Меня впервые посадили за один стол со взрослыми, рядом с братьями, близким кругом отцовских советников и почетными гостями. Отец никогда на моей памяти не был таким веселым. Он пил, ел, смеялся, шутил и предавался воспоминаниям. Я почувствовала себя очень взрослой, когда мне разрешили выпить немного разбавленного вина с фруктами.

Когда закончилось очередное представление — на этот раз актеры под одобрительное улюлюканье и овации северян отыграли немного вульгарную комедийную пьесу о скальде[11], сварге[12] и тролле, — барды завели озорную мелодию, приглашая присутствующих на танцевальную площадку.

Я радостно наблюдала, как аристократы из южных и северных Домов вместе веселятся, танцуют, смеются и с удовольствием общаются.

— Дорогая, а знаешь, как мы познакомились с твоим отцом? — ехидно спросил оказавшийся рядом ярл.

Судя по всему, София оказалась права: пока мы осматривали сады, отец с другом и старшими сыновьями первым делом отправились на экскурсию в винный погреб. Неизвестно, сколько они продегустировали там, но уже от того количества кружек эля, что выпил Айварс на пиру, нормальный человек давно бы впал в забытье.

— Отец редко рассказывает о своем прошлом, — призналась я, покачав головой.

Эстебан строго посмотрел на Айджа, но тот лишь отмахнулся.

— Я вызвал его на дуэль, на смерть! — гордо произнес гость, делая глоток из неизвестно какой по счету кружки.

Я посмотрела на него, потом перевела скептический взгляд на отца.

— Что-то не верится, ведь вы тут оба живые сидите.

— Он выбил топор из моих рук в первые десять секунд, а затем пинал меня по плацу два часа кряду, оставив вот это на память, — Айдж бесцеремонно оттянул ворот рубахи и продемонстрировал всем глубокий шрам в районе ключицы.

— Ага, а потом провел три недели в карцере, да еще в твоей компании, — с недовольством заметил отец.

Я хихикнула.

— Интересно, какой же должен был быть повод, чтобы вот так вывести из себя папу?

— Меня вызвали на дуэль из-за того, что я, видите ли, недостаточно почтительно произнес девиз его Дома, а меч этот выскочка достал быстрее, чем я закончил говорить, — Эстебан отхлебнул из кружки. — И нет, чтобы до первой крови: это в порядке вещей. Так и здесь решил отличиться.

— Пф, потому что вы, южные неженки, печетесь о своих драгоценных шкурках… — фыркнул Айварс, глаза его блестели от алкоголя и азарта. — Когда у тебя двенадцать братьев, каждый из которых метит на место еще живого папаши, выживает лишь тот, кто быстрее и лучше управится со своим топором!

Одним глотком он опустошил кружку и стукнул ею о стол с такой силой, что тарелки и бокалы зазвенели. Мальчишка, которого Айварс определил личным чашником, уже подбежал, чтобы наполнить кружку из бурдюка в руках. Это был Рори, наш с Каталиной приятель — втроем мы частенько убегали от Софии, чтобы исследовать окрестности замка или играть в любимые игры. Не знаю, как этот рыжий веснушчатый парень умудрился пробраться на пир, но он тут же был подмечен Айварсом, и теперь с глазами испуганного олененка робко стоял в стороне, готовый по первому же сигналу наполнить кружку снова.

Ярл поймал мой недоуменный взгляд и пояснил:

— В Нортланде наследование титула происходит не по праву крови, как принято у вас, а по праву силы. Любой из членов Дома Хус может бросить вызов на смертельный бой за звание ярла.

— Вы… убили всех своих братьев? — ахнула я.

— Только половину, — коварно усмехнулся он, откусывая от стоящей перед ним свиной рульки. — Еще половина перебили сами себя, а те, у кого осталось мозгов чуть больше, чем у яка, мирно доживают свои дни в рядах моей дружины.

— Разве это правильно — вот так поступать со своими родными? — я насупилась. Это признание совсем не вязалось с образом заботящихся друг о друге северян из рассказа Джордис. Это слишком… дико. — Разве для вас нет главней ценности, чем семья?

— А разве может слабый пес защитить своих щенков? Или сможет постоять за свою стаю и прокормить ее, когда на улице мороз настолько лютый, что, кажется, само семя души вот-вот окоченеет? — он посмотрел мне прямо в глаза, но во взгляде не было и намека на жаждущее крови чудовище. Передо мной был уставший человек, что печется о благополучии своего народа любой ценой. — Только сильный лидер может повести народ за собой, слабым телом и духом на севере места нет.

Я поймала недовольный взгляд ярла, когда при этих словах он невольно покосился вправо, где чуть поодаль сидели его жена и сын. Ари, который вновь, желая подражать отцу во всем, пытался справиться с огромной свиной ногой, в итоге не смог ее нарезать, и Джордис терпеливо разделывала мясо для сына вилкой и ножом, пока тот недовольно шмыгал носом.

— Вы поэтому пошли на службу вместе с папой? Чтобы стать сильнее?

Айварс заморгал, словно не расслышав вопроса.

— Что?.. А, нет. Это твой отец пошел в имперские ряды, чтобы карьеру сделать, — отмахнулся он. — Я просто хотел очутиться подальше от отчего дома и доказать самому себе, чего стою… До сих пор для меня остается загадкой, как мы подружились с этим вечно занудным педантом, который никогда не отступал от правил. Но, как видишь, я сделал из него нормального человека, ха-ха!

Ярл пихнул локтем Эстебана и пролил на его штаны часть содержимого своей кружки, но тот даже бровью не повел.

— Да, Айдж, три недели в карцере с тобой на меня плохо повлияли… С тех пор не было ни дня, чтобы нам не влетало, — он задумчиво посмотрел вдаль, на солнце, которое медленно поглощалось водной гладью. — Как давно это было, зим двадцать назад?

— Двадцать пять, если быть точным, — поправил Айварс. — Эх, какими мы тогда были молодыми!

Музыка сменилась с ритмичной на тягучую и меланхоличную. Мужчины начали вставать из-за стола, приглашая прекрасных дам на танцы. Вскоре пространство внутреннего двора заполнили пары танцующих вперемешку южан и северян.

Джордис что-то шепнула Ари на ухо, и я насторожилась. О чем начал причитать мальчик, было не расслышать, но я уже догадалась, что сейчас последует. После недолгих уговоров отигнир с несчастным выражением лица встал из-за стола и направился в нашу сторону.

— Могу я попросить благородную даму оказать мне честь и подарить танец? — бесцветным голосом пробубнил он, глядя даже не на меня, а куда-то в сторону. Сидевшая рядом Каталина заулыбалась.

— О-ох, я… — я лихорадочно искала способ отвертеться. — Мне что-то нехорошо после вина, лучше посижу тут… А вот госпожа Каталина, судя по всему, чувствует себя превосходно и с радостью составит тебе партию на этот танец, не правда ли?

Каталина аж поперхнулась виноградом, который так не вовремя решила съесть, но даже она понимала, что загнана в угол и не имеет права отказаться. Смерив меня фирменным уничижительным взглядом, она медленно встала из-за стола и отвесила Ари кривоватый реверанс.

— Конечно же, для меня это большая честь, отигнир Ари, — она нехотя взяла его за протянутую руку, и парочка отправилась в центр зала к остальным танцующим.

Насколько Каталина была физиологически развита чуть больше своих зим, настолько же Ари на ее фоне выглядел младше своего возраста. Он был ниже и двигался очень неуклюже, то и дело наступая партнерше на ноги. Джордис, хоть и была немного расстроена, все же умилялась своим чадом. А вот Каталина явно мечтала провалиться сквозь землю.

Отец не стал ничего говорить про мою выходку, все так же задумчиво глядел на кружку в руках, явно витая в мыслях. Ярл даже не повернулся в сторону сына и лишь недовольно сверкнул глазами на окружающих.

Интересно, что его так раздосадовало? Может, стоило хотя бы из уважения к нему потанцевать с Ари, несмотря на то что этот несносный мальчишка не вызывал у меня ничего, кроме отвращения? Или тут что-то другое, что-то более личное?

Видя, что герцог отвлекся на беседу со старшим сыном, я решила воспользоваться моментом и порасспрашивать Айварса. От него ответов добиться явно куда проще, чем от Эстебана, тем более что разговоры о былом поднимали ярлу настроение.

— А есть еще какие-нибудь интересные истории из вашей жизни во времена службы в гвардии?

— Что, неужели отец совершенно ничего не рассказывал о своем прошлом? — Айдж удивленно вскинул брови, его недовольство как рукой сняло.

— Почти ничего, — вздохнула я. — Я только недавно вообще узнала, что вы с ним хорошие знакомые… Хотя, судя по вашим рассказам, папа, то есть герцог, был когда-то таким… Наверняка боялся подать нам плохой пример.

Айдж хмыкнул растерянно и будто даже расстроенно. Я запоздало подумала, что северянину, наверное, не слишком приятно узнать, что лучший друг не рассказывал о нем все эти годы.

— Жаль конечно. Впрочем, могу понять, почему так, и не осуждаю. Эстебан — удивительный человек… Его всегда уважали за силу и мудрость, словно он рожден держать в руках меч и вести людей за собой. Однажды, будучи еще рядовым, он почти в одиночку расправился с отрядом бандитов, когда те напали на нас из засады. Я уж тогда решил, что нас числом возьмут, но Эстебан смог весь отряд вывести целым и невредимым, пока наш олух лейтенант ворон считал.

Я слушала с нескрываемым восхищением. Именно таких историй мне и не хватало. Северянин же вдохновенно продолжил:

— Разумеется, и карьера ему светила отличная. Трибун[13] декурии[14] буквально за четыре года… — северянин присвистнул. — Уж молчу о том, насколько он был превосходным дуэлянтом. Никто в здравом уме не решался бросить ему вызов на смертельную схватку, только бой до первой крови… ну или пока противник сам не признает поражение.

Хоть я не очень понимала, насколько высокое это звание, но, судя по реакции ярла, это внушительное достижение, и внутри меня теплом разлилась гордость за отца.

— Вот бы отец побольше рассказывал нам о таком, — вздохнула я, глядя на братьев, веселящихся со своими приятелями. — О гвардии, о его подвигах…

Ярл громко хохотнул, а я нахмурилась, не понимая, что смешного сказала.

— Думаю, она просто считает, что тебе это не пригодится, — улыбнулся Айварс. — Ты же все-таки благородная дама, а им обычно не интересны тонкости военного ремесла. С твоими братьями дело обстоит иначе.

— Но мне-то интересно! — возразила я, слегка покраснев. Мне очень не хотелось, чтобы ярл думал обо мне, как о глупых подружках Каталины, с которыми она только и делает, что сплетничает. — А София учит меня только вилку с ножом правильно держать да лекции об истории читает.

— А что ты знаешь о гвардии? — спросил ярл таинственным тоном, усмехнувшись.

— Только то, что в книжках написано… — я попыталась припомнить все, что читала об армии Империи. — Ну, я знаю, гвардейцев делят на полки Серых и когорты Белых, они защищают нас, и…

— То, что ты хорошо заучила лекции твоей сервитуарии, похвально, — с едва заметным раздражением прервал ярл. — Но понимаешь ли ты суть?

— Суть? — я недоуменно склонила голову набок.

— Ну, мы же не просто так остались без регулярных армий. Когда Среднеземье начало свои объединительные Священные Войны, наши армии были очень удачно слиты с основными силами имперских легионов. Так они узнали наши секреты, а мы их — нет. Понимаешь?

Я помотала головой. Айварс хмыкнул, довольный моей заинтересованностью, и уселся поудобнее.

— В имперских легионах есть четыре подразделения. На Серой гвардии поддержание порядка во всех владениях, но подчиняются они не нам. А особые указы и вовсе могут давать им полномочия действовать по своему усмотрению. Кому понравится, что кто-то может прийти в твой дом, потрясти бумажкой и делать, что вздумается?

— Никому, наверное, — неуверенно согласилась я, внимательно слушая рассказ Айджа, но совершенно не понимая, к чему он ведет.

— Я покинул ряды серых в звании капитана, потому что дальше по службе, не будучи гражданином Империи, не продвинуться, — Айварс остановился, чтобы промочить горло. — Белых гвардейцев значительно меньше, зато каждый из них по уровню подготовки на три головы выше сослуживцев, а чтобы попасть в их ряды, нужно проявить невероятную верность Империи и самому Императору…

Ярл выдержал эффектную паузу, промочил горло и продолжил.

— Твой отец попал в преторианцы[15] практически сразу после выпуска и очень быстро пошел вверх. С его мастерством и усердием ему вскоре представился шанс стать кандидатом в Золотую гвардию — личную охрану Императора и его верховных канцлеров, куда отбирают только лучших из лучших. Эстебану должна была достаться должность Хранителя Преданности, но ему пришлось покинуть гвардию и уйти в отставку незадолго до твоего рождения.

— Почему? — недоуменно спросила я.

— Потому что он стал главой Дома, — Айварс скорбно уставился куда-то в пустоту. — Его старший брат, Грегор, скончался вместе с супругой, так и не оставив наследников. И после долгих разбирательств власть над Домом перешла младшему из братьев Кустодесов, — он горько усмехнулся. — Тех, кто должен унаследовать титул и продолжить династию, не берут на службу в гвардию. Сама понимаешь, тяжело совмещать преданность Империи и интересам своей провинции. Хорошо помню, как Трибунал выносил решение, там несколько месяцев рассматривали это дело. Подобных случаев, когда надо разжаловать высокопоставленного военного из провинциалов, за всю историю было очень мало. Думаю, преданность и хорошие рекомендации помогли вынести решение в пользу Эстебана. Он принес клятву Неразглашения перед Золотыми Хранителями, Триумвиратом и Трибуналом. И после вместе с супругой и малолетними сыновьями приехал сюда.

Я слушала его рассказ, затаив дыхание, и теперь начинала понимать, отчего отец настолько неразговорчив. Тут замешано слишком много тайн, которые он не вправе разглашать. Однако мне показалось, что в тоне северянина звучали некоторые нотки… недовольства.

София всегда говорила, что Империя защищает нас и дает возможность нашим воинам сражаться бок о бок и узнавать обычаи других провинций, но Айварс преподносил это совсем в другом свете.

— Но, господин Хус, вы же сказали, что гвардий четыре, а сами назвали только три…

— О-о-о, да, ты очень внимательна, — ярл зловеще понизил голос. — Еще есть Черная гвардия — тайная организация, которая занимается личными поручениями самого Императора и его глашатаев. Они следят за всем и каждым в Империи и даже за ее пределами, и карают неугодных, и искореняют инакомыслие…

— Ой, ну про Черную гвардию это все сказки, — я отмахнулась. — Даже в книге «На страже Империи» говорится, что ее существование, скорее всего, не более чем слух, чтобы держать в страхе неугодных Императору. Я же не маленькая, чтобы меня такими вещами пугать.

Ярл уже хотел возразить, но в этот момент Эстебан поднялся со своего места, и зал почти сразу же утих. Взгляды всех гостей устремились к главе Дома. Каталина ехидно заулыбалась и начала ерзать на месте от нетерпения.

— Я очень рад приветствовать наших северных друзей сегодня! Я был знаком с Айварсом Хусом еще до того, как он заслужил честь стать вашим ярлом, а я стал главой Дома Кустодес. Годы исполнения долга перед нашими родинами разлучили нас, но теперь, спустя столько зим, мы наконец-то смогли представить друг другу свои семьи. Нас связала крепкая дружба, которая, надеюсь, будет царить и между нашими народами, — во время его речи за столами раздавались крики одобрения, некоторые поднимали бокалы и кружки. — Но сегодня здесь еще один гость из дальних краев, даю ему слово.

К столам на середину двора вышел тучный мужчина в мундире имперского министра — темно-синем с красными и белыми прямоугольными вставками, окаймленными золотой тесьмой. На груди сверкал вышитый символ Империи — солнце с десятью лучами. Вслед за чиновником двигались двое мужчин в строгих серых камзолах. Их плащи в тон форме были пристегнуты ремнями к стальным наплечникам. Поверх камзолов блестели нагрудные пластины без единой царапины и вмятины.

Впервые в жизни мне довелось увидеть бойцов Серой гвардии вживую. На гербовых накидках красовался тот же символ, что и у министра, однако их солнце больше напоминало странную гарду меча.

— Добрый вечер, благородные дамы и господа, — у мужчины был гнусавый столичный говор. — Я не займу много времени, чтобы вы могли продолжить пиршество. Я принес благие вести из Столицы. Император благоволит Дому Кустодес, нашим верным защитникам. В знак признательности за верную и преданную службу, а также помня все заслуги Дома Кустодес перед нашей страной, Его Святейшество Император оказал честь герцогу Эстебану и его наследникам.

Он достал два свитка из поясной сумки и показал всем имперские печати. Надломив одну из них, развернул указ и, прокашлявшись, зачитал текст:

— Сим указом маркиз Леонард из Дома Кустодес по исполнению полных шестнадцати зим призывается пройти испытания для поступления в Кадетский корпус Имперской Гвардии, по завершении которого молодой господин сможет остаться для продолжения службы либо навсегда покинуть ряды гвардии и вернуться в родные края. В случае продолжения карьеры сразу же после выпуска ему будет присвоено офицерское звание в Серой гвардии и будут предоставлены все возможности и привилегии для дальнейшего карьерного роста. Приказ заверен самим Императором.

Я присоединилась к всеобщим аплодисментам, однако на душе было неспокойно. Получается, Лео заберут в Столицу… И я останусь тут одна? На глазах выступили слезы, которые я быстро утерла, благо что присутствующие наверняка восприняли их за проявление радости за брата. Сам же он выглядел обескураженным от прикованного к нему внимания, однако, похоже, для него эта новость не стала сюрпризом.

Интересно, что же там во втором указе? Неужели что-то касательно Валентина? Я повернулась к отцу в надежде увидеть его сияющее лицо, однако тот был мрачнее тучи.

Министр надломил вторую печать.

— С благословения Его Святейшества Императора Камилле из Дома Кустодес по достижении полных шестнадцати зим предоставляется возможность зачисления в Академию Высоких и Точных Наук при Императорском дворе со всеми субсидиями для нее и ее свиты на весь период шестилетнего обучения. Приказ заверен самим Императором.

Потребовалось несколько секунд гробовой тишины, чтобы осознать, что речь обо мне. Сначала я покраснела, затем побелела. Меня к такому не готовили. Что мне говорить? Как себя вести? Несколько часов назад самым страшным событием для меня казалась помолвка с этим странным мальчишкой Хусом, и теперь я была абсолютно растеряна.

Министр тем временем свернул второй свиток и положил оба на стол перед Эстебаном. Тот сухо кивнул и без особого энтузиазма пробежался глазами по бумагам.

— Решение по указам должно быть отправлено в столичное министерство не позднее, чем через два месяца после информирования. Да будут все присутствующие тому свидетелями! За сим я откланяюсь и более не отвлекаю от торжества. Да озарит вас cвет Имперских Истин!

Среднеземец отвесил низкий поклон и растворился в тени замкового коридора, из которого и появился. Двое молчаливых гвардейцев исчезли в дверях вслед за ним.

Как только чиновник скрылся и шаги от его сапог более не разлетались эхом по коридору, внутренний двор наполнился всевозможными возгласами. Кто-то радовался, кто-то возмущался, кто-то был в недоумении. Валентин сдержанно похлопал брата по плечу, а стоящие рядом офицеры из обеих семей одобрительно закивали. Ари изумленно смотрел на меня, но было сложно понять, рад он или недоволен. София выглядела так, будто ее внезапно окатили ледяной водой. Каталина непонимающе смотрела по сторонам.

— И это все? — насупилась она. — А где же объявление о помолвке?..

Сервитуария тут же одернула ее, заявив, что уже поздновато для юных особ, и отправила протестующую девочку готовиться ко сну.

— Думаю, вам тоже пора, — негромко сказал Ян, наклонившись к моему уху. — Я сопровожу вас обеих до комнат.

Но все вокруг перестало иметь значение. Я смотрела прямо на отца, на лице которого уже не осталось и тени веселья, что озаряло его буквально полчаса назад.

— Что это значит? Что еще за Академия? — тихо спросила я.

— Это самое престижное учебное заведение в Империи, — он отхлебнул из кружки. — Оттуда выходят гениальные ученые и великие ораторы, политики и министры, творцы и ремесленники. Там можно обзавестись нужными связями ну или нажить себе врагов, тут как повернется монета. Чтобы попасть на обучение, многие оставляют заявки задолго до рождения детей в надежде, что смогут получить место, не говоря уже о том, что само обучение стоит баснословных денег, — он выдавил что-то наподобие улыбки, чтобы хоть как-то скрыть свое безрадостное настроение, а после аккуратно добавил. — Нам воистину оказана большая честь.

Я пристально смотрела на отца. Судя по всему, для него новость стала неприятным сюрпризом. Слишком хорошо зная его характер, понимала: сейчас он не в том настроении, чтобы что-то обсуждать.

— Я… я не уверена, что готова дать ответ за два месяца. Нам же надо подумать, стоит мне уезжать или нет, тем более учиться. Да и хочу ли я вообще выбирать эту школу…

— Это приказ Императора, моя маленькая буря. У нас нет выбора.

 Сервитуария — служительница Ордена Сервитуариум.

 Ярл (др.-сканд. Jarl) — один из высших титулов в иерархии в средневековой Скандинавии, а также само сословие знати. Первоначально означал племенного вождя, позже — титул верховного правителя страны.

 Тан (англ. Thane) — исторический дворянский титул в Средние века в Шотландии: рыцарь, феодал, глава клана, шотландский лорд.

 Мажордом (лат. Major domus) — старший лакей, дворецкий, глава домашнего хозяйства.

 Патриций (лат. Patricius, от pater — «отец») — в Древнем Риме лицо, которое принадлежало к исконным римским родам, составлявшим правящий класс и державшим в своих руках общественные земли.

 Кастелян (лат. Castellanus) — в феодальных государствах род коменданта, смотритель (администратор) замка, костела и т. п. и прилегающих к нему территорий.

 Эспадон (фр. Espadon, от исп. Espada — меч) — тип двуручного меча («большая шпага»), использовавшийся в XV–XVII в.в.

 Отигнир (сканд.) — потомок конунга (короля, правителя страны), который не может претендовать на власть до смерти старшего из сыновей.

 Аколит — первоначально малый чин духовенства, помощник епископа или пресвитера, а впоследствии церковнослужитель-мирянин в Римско-католической церкви; (здесь) низший чин в иерархии Ордена, представители которых допускаются только до работы учителями в аристократических семьях.

 Варги (др.-сканд. Vargr) — в скандинавской мифологии огромные волки.

 Скальды — древнескандинавские поэты-певцы, жившие при дворах и дружинах конунгов в период с IX по XIV в.

 Сварг — (здесь) «цверг» (др.-исл. dvergar, нем. zwerge, англ. dwarf). В германо-скандинавской мифологии цверги (дверги) или дворфы — карлики, живущие под землей. Славятся богатством и мастерством.

 Трибун (лат. Tribunus) — должностное лицо в Древнем Риме; (здесь) командир декурии, командная должность в Белой гвардии.

 Декурия (лат. Decuria) — группа численностью 10 человек; (здесь) отделение Белой гвардии.

 Преторианцы (лат. Praetoriani) — личные телохранители императоров Римской державы; (здесь) низшее воинское звание в Белой гвардии.

Глава 2

«У нас нет выбора…»

Бесцветный голос отца все еще звучал в ушах, когда я открыла глаза. Комнату заливал мягкий солнечный свет. Должно быть, время уже близилось к полудню. И почему именно этой ночью мне приснился памятный день семь зим тому назад, когда все переменилось? Сегодня, когда я последний раз просыпаюсь в этой кровати, в этой комнате, в этих стенах…

Какое-то время я лежала и смотрела, как яркие блики сияют на высоком своде потолка, словно маленькие звезды, но стук в дверь отвлек меня от мыслей.

— Сеньорита Камилла, — послышался звонкий голос Каталины. — Герцог просил передать, что желает навестить вас.

— Я не готова к приему гостей, — ответила я, даже не переводя взгляд в сторону двери. — Пусть зайдет через час, когда я смогу предстать перед отцом в подобающем виде.

— Как пожелаете, госпожа, — снаружи послышался удаляющийся стук каблуков.

Я тяжело вздохнула. Не хотелось, но все-таки нужно встать и закончить подготовку к отъезду.

Ступнями нащупала нагретый солнцем пол и, потянувшись, подошла к окну. Близился к концу третий месяц летней поры, мое любимое время года, когда спадает жара, море становится насыщенно-синим от приходящего теплого течения, а город наполняется крестьянами, что несут свежие овощи к празднику урожая. Все шло своим чередом. Так было до меня и будет после.

Бой часов в гостевой вернул меня к реальности. Уже одиннадцать… Не помню, когда позволяла себе так долго залеживаться в постели. Служанок рядом не оказалось — все заняты последними сборами перед отъездом. Скинув ночную сорочку, я облачилась в легкое платье с длинными рукавами и, самостоятельно покончив с утренним туалетом, решила не дожидаться отца без дела. В очередной раз обошла комнату, проверяя, что из вещей еще может потребоваться.

На рабочем столе стоял огарок свечи, то тут, то там валялись письменные принадлежности и листки с моими выписками из книг по истории Империи, а также пара книжек из личной библиотеки отца. Прибираться смысла не было — пусть этим займется прислуга уже после нашего отбытия. Я же пробежалась глазами по своим заметкам и решила дописать кое-что из того, что не успела сделать ночью.

В дверь снова раздался стук, редкий и звучный. Отца всегда можно было узнать по этой привычке.

— Я могу войти, Камилла?

Быстрым движением я накрыла фолианты подвернувшейся под руку бумагой, чтобы обложки не попались Эстебану на глаза: он вряд ли будет доволен, что книги были взяты из герцогского кабинета без его ведома.

— Конечно, отец, — ответила я, не отрываясь от дел.

Он тяжело прошагал, опираясь на трость, и сел в кресло напротив меня. Эти семь зим его не пощадили: Эстебан заметно постарел, словно бы жизнь стала резко вытекать из некогда крепкого тела. Он все еще был в хорошей форме, но глубокие морщины уже прорезали лицо, а в копну черных волос закралась седина. С каждым днем он улыбался все реже и реже, а его тяжелый взгляд из-под густых бровей навевал лишь уныние и тоску. Во время охоты пару зим назад он неудачно упал и сломал ногу, которую так и не удалось правильно срастить. С тех пор верным спутником Эстебана стал не любимый меч, а узловатая трость. Отец каждый день проигрывал схватку со временем, и уже не оставалось никаких сомнений — совсем скоро он сложит свои полномочия.

Герцог недовольно обвел взглядом беспорядок на столе.

— Снова допоздна засиделась? — спросил он.

Я кивнула, уже привыкнув не обращать внимания на подобные упреки.

— Я получил письмо от Леонарда, — начал отец.

— Как он? — спросила я, отложив перьевую ручку в сторону.

Раньше брат присылал весточки почти каждый месяц, но, когда он закончил обучение в Кадетском корпусе и решил остаться в Столице, письма стали приходить все реже и реже, а содержание их становилось все скуднее с каждым новым званием в рядах Имперской Гвардии. Два года назад он попал в Белую гвардию и делал большие успехи в ее рядах.

— Как обычно, у него все хорошо, — Эстебан закатил глаза. — Как будто Лео может написать что-то иное. Теперь он кандидат в Золотую гвардию; похоже, там опять прошли чистки среди офицерского состава. До меня доходили слухи от столичных купцов, что не так давно сменились Хранители Справедливости, Чести и Порядка. Причем раньше отведенного им срока в четыре года. Была бы возможность, я отговорил бы его, но упрямый мальчишка меня все равно не послушает.

— Я думаю, Лео изо всех сил старается доказать, что может идти по твоим стопам, и если не в качестве главы Дома, так хотя бы в роли образцового гвардейца.

— Ты правда так думаешь? — вопрос отца прозвучал довольно сурово. Словно бы сама мысль об этом ему казалось оскорбительной.

— Валентин унаследует титул, — я задумчиво провела пальцем по гладкой столешнице. — В Мар-де-Сеале Лео постоянно находился в тени старшего брата. Думаешь, он просто так планировал идти служить не во флот, а в наземный гарнизон? Да, Вал сейчас вице-адмирал, и потом Лео занял бы эту должность, но… Разве там, в Столице, он не сможет проявить себя лучшим образом и доказать, что тоже чего-то стоит?

— Нравы Столицы, — осторожно начал он, — очень отличаются от наших. Там легко потерять себя и стать тем, кем тебя хотят видеть. Многие во время службы забывают о собственных убеждениях в погоне за ложными идеалами.

— Уверена, что Лео не из тех, кто поддался слабостям или чужому влиянию. Он просто пытается найти свое место в жизни, свой путь.

— А ты? Ты тоже думаешь, что в Столице сможешь найти свой путь?

— Ты же знаешь, что все это лишь необходимость, — раздраженно ответила я. — Которой ты сам и позволил случиться.

Эстебан вздохнул.

— Я не могу пойти против воли Императора. Это оказанная нам честь, и мы обязаны принять ее…

— Если ты так сильно не хотел отправлять нас в Столицу, надо было все-таки обручить меня с тем мальчишкой из Хусов. А Лео мог бы заставить вернуться, как только обязательная служба в Кадетском корпусе закончилась. Но ты дал ему выбор, и он его сделал. Так что нечего теперь причитать о том, на что не можешь повлиять, — я поняла, что немного перегибаю палку, и тут же остыла. — Прости, мне не стоило…

— Все в порядке, моя маленькая буря, — Эстабан слегка улыбнулся. — Пожалуй, тут ты права. Но будь я трижды проклят Морской ведьмой, если не дам вам возможности выбирать свое будущее самим. Я проявил слабость из любви к вам обоим. Могу ли я после такого сломать твою жизнь, отправив туда, где ты будешь несчастна? Я подберу тебе достойную партию после окончания учебы, или ты сама в Столице найдешь спутника жизни. Все, что в моих силах, — дать ориентиры, чтобы, подобно компасу, они могли направить тебя по верному пути. Но какой курс выбрать, держа этот компас в руках, зависит только от тебя.

«У нас нет выбора…» — вновь зазвенело эхо в голове.

После того знаменательного дня отец часто заводил такие беседы, будто меня отправляли на плаху, а не на обучение в престижное заведение. В детстве казалось, что я всю жизнь смогу провести вместе с отцом и братьями, но теперь, когда поместье опустело, а отец постоянно был мрачен, словно небо перед штормом, хотелось уже поскорее вырваться из этой гнетущей атмосферы. Мне было очень жаль оставлять отца в одиночестве, но и вот так жить было невозможно.

— Отец… Папа, — мягко начала я, — мы много раз говорили об Имперской Столице, но ты до сих пор не рассказал, что так сильно тебя тревожит. Я же вижу, что тебя пугает мой отъезд в Академию, но ты упорно скрываешь причину. Я уже не ребенок. И если то, что тебя так беспокоит, как-то поможет мне не нажить проблем в Столице, прошу — поделись этим… Не хочу покидать тебя вот так, будто ты меня заживо хоронишь.

Эстебан долго смотрел на меня, подбирая слова.

— То, как ты видишь этот мир, может кардинально отличаться от реальности, с которой непременно столкнешься в Столице. Ты можешь оказаться не готова к трудностям, с которыми придется встретиться лицом к лицу, одна, без моей помощи и поддержки, но старайся принимать те решения, какие сама считаешь верными, как я тебя учил. Всегда будь начеку и не забывай, что другие Великие Дома нам не друзья.

Я инстинктивно схватилась за кулон — подарок от Джордис Хус, который все эти годы берегла как зеницу ока. Отец заметил мое движение и верно истолковал его.

— Да, девочка моя, у нас нет друзей за пределами Веаса. Какими бы ни были личные привязанности, потребности семьи будут ставиться выше этого.

«Прошло уже столько зим, а он все еще осторожно подбирает слова в собственном доме… Неужели боится, что уши Императора доберутся и до такой глуши?» — с жалостью подумала я. Вслух же сказала, улыбнувшись:

— Ты же меня знаешь, отец, я сама осторожность. В Столице со мной будут София, Ян и Каталина, а с ними я точно не пропаду. Все будет хорошо, — я постаралась подобрать максимально оптимистичный и веселый тон.

— Ты уверена, что этих троих достаточно в качестве свиты? — обеспокоенно спросил Эстебан. — Раз все расходы имперская казна берет на себя, можешь взять с собой несколько служанок или небольшой отряд из нашего гарнизона… Может, задержишься на пару дней и еще раз все обдумаешь?

Я покачала головой.

— Мы справимся. Что может случиться в большом городе под защитой Императора и его доблестной гвардии?

От такого неприкрытого сарказма отец лишь нахмурился.

— Мы будем там вместе с Лео, — я опять вздохнула и резким движением собрала все свои записи в одну стопку. — Два Кустодеса лучше, чем один.

— Напомни Леонарду об этом, когда встретитесь. Столичная жизнь имеет свойство стирать в памяти важность кровных уз.

— Конечно, — я недоуменно заморгала. — И мы вернемся навестить тебя и Вала, как только предоставится такая возможность.

Эстебан встал с кресла и заковылял в сторону окна.

— Ты так похожа на нее… — негромко начал он. — На Ренату.

Я затаила дыхание, услышав это имя. Еще ни разу на моей памяти отец не называл маму по имени в моем присутствии.

— Такая же уверенная, сильная и непокорная, словно морская стихия, — Эстебан, казалось, говорил больше сам с собой, чем со мной. — Я потерял сначала Грегора, затем Ренату… Я боюсь потерять и вас с Леонардом. Империя всегда забирает то, что нам дороже всего. Я не хочу, чтобы за ошибки моей молодости расплачивались мои дети.

А вот теперь уже мне казалось, что эта тема опасна для обсуждения вслух. Невольно я начала тщательно подбирать слова.

— Империя защищает нас, — напомнила я отцу. — А Император воплощает собой все те ценности, что несут нам его слуги. Разве могут его верные «щиты» делать что-то без его ведома и воли, а тем более причинять вред невинным?

— Щиты Императора! — Эстебан фыркнул. — Ты знаешь, сколько раз за все годы службы я или кто-то из моих сослуживцев видел его вживую? Нисколько! А мы были не последними лицами в центуриях.

— Он печется о благополучии всех людей на Хартвельде, разве может у такого занятого человека быть время на то, чтобы отвлекаться от важных дел?

— Наш легат, Луциус Овидас, тоже был занятым человеком, — возразил Эстебан. — Однако он успевал посещать не только центурии, но и полки, наставлять и воодушевлять тех, кто был в его подчинении. Почему же глашатаи Императора находят время, чтобы зачитывать подданным его указы вместо него?

— Я… не очень понимаю, к чему ты клонишь, — на самом деле страшно было даже подумать о том, что отец пытается до меня донести.

— Ты смышленая девочка, — Эстебан смотрел, не мигая, прямо на меня. — И ты прекрасно понимаешь, о чем я. И прекрасно понимаешь, что вслух я такое не рискну произнести, но… За именем и подписью на указе можно продвигать любые идеалы, которые будут удобны и выгодны ушлым до власти. Особенно когда все искренне верят в то, что такая система работает. И никто не узнает, кто на самом деле отдает приказ — Император, его канцлер или кто-то иной… Этим и опасна Столица, Камилла. Каждый там сам себе на уме, волки в овечьих шкурах. Либо ты становишься одним из них, либо их мир пожирает тебя…

В кои-то веки мне удалось поговорить с отцом, и разговор свелся к очередной нотации. Тем более что политическое закулисье Империи было слишком опасной темой для беседы. Пренебрежение осторожностью, которую отец проявлял все эти годы, означало только одно: сейчас он в крайнем отчаянии и страшно напуган, раз позволил себе такие откровения.

Эстебан все еще не отрываясь смотрел на меня, когда дверь распахнулась.

— Камилла, ты ни за что не догадаешься, кто решил напоследок при… Ой…

Каталина замолкла на полуслове, когда поняла, что я в комнате не одна. Став невольной свидетельницей нашей немой сцены, девушка зарделась и сразу же стушевалась.

— Прошу прощения, Ваше Высочество, — тон резко изменился, сделавшись подчинительным и робким. — Не знала, что вы еще здесь. Я зайду позже, когда вы закончите.

— Ничего страшного, девочка, — Эстебан захромал в сторону выхода. — Помни мой наказ, Камилла. И да благословят вас Старые Боги.

— Что, очередная нравоучительная беседа отца и дочери? — съехидничала подруга, когда стук трости за дверью почти стих.

Я скривилась, схватила собранную стопку записей и положила в дорожную сумку. Каталину, впрочем, наши семейные распри интересовали меньше всего.

— Ты же знаешь, он беспокоится о нас. Кстати, — я достала импровизированно замаскированные тома и протянула девушке, — передай Рори, чтобы тот снова вернул их в отцовскую библиотеку.

Девушка без интереса взглянула на обложки старинных фолиантов.

— Ну, помогли тебе в итоге эти древние сборники сказок?

— Это не сказки, — терпеливо в который раз объяснила я подруге. — Это старинные труды по истории Империи. Знала бы ты, сколько всего интересного описывали ученые и сервитуарии Империи первого столетия после окончания Священных Войн…

— Столько зим прошло, а ты все еще грезишь этими фантазиями о магии, — фыркнула Андо, с какой-то жалостью посматривая на стопку моих записей. — Лучше бы с таким усердием подбирала супруга. Тем более что герцог великодушно предоставляет тебе право выбора.

— Замуж я еще успею выйти, — я закатила глаза. — А вот выяснить, чем на самом деле была магия, и разобраться, почему она угасла, оставшись только в старых фольклорных сборниках, смогу, только пока буду учиться в Академии без отцовского надзора.

— Это не значит, что стоит полночи корпеть над книжками… — она с кислой улыбкой окинула меня взглядом. — У тебя для этого еще шесть зим обучения впереди. Ты хотя бы выспалась? Я попросила служанок тебя не будить.

— Очень любезно с твоей стороны, — я попыталась добавить в голос нотки искренней благодарности, но была слишком возбуждена беседой с отцом. — Но уж не тебе говорить, как мне проводить ночи… И где же ты была нынче?

Она, самодовольно ухмыльнувшись, изящно откинула назад волосы и озорно посмотрела на меня, сгорая от желания поделиться очередной сплетней.

— Помнишь того юношу, который три месяца кряду тайком присылал мне ужасные любовные стихи?

Я лишь неопределенно кивнула. Уследить за всеми поклонниками Каталины было невозможно. Из симпатичной девочки она выросла в писаную красавицу, каких обычно воспевают в балладах. Длинные, почти до пояса темно-рыжие кудри с медным отливом обрамляли лицо с тонкими чертами и немного вздернутым носиком, усыпанным веснушками, а огромные изумрудно-зеленые глаза всегда сияли веселыми огоньками. Свою и без того стройную фигуру девушка подчеркивала корсетами, а глубокие вырезы платьев, демонстрирующие пышные формы, привлекали взгляд любого мужчины.

Разумеется, София Оре не поощряла любовь воспитанницы к откровенным нарядам, но Каталина мастерски могла даже из самого простого платья сделать нечто экстравагантное. Ну а манеры девушка уже знала назубок и демонстрировала должное поведение, когда требовалось, и это помогало ей избегать наказаний, отчего сервитуарии оставалось лишь недовольно поджимать губы каждый раз, когда она видела Каталину в обществе очередного кавалера.

— Та-а-к вот, этим тайным воздыхателем оказался Даниэль Бруно, представляешь! Сын капитана городской стражи! Сегодня ночью признался. Ах, как он был романтичен, — Каталина восхищенно ерзала в кресле. — Решился открыться в последний день перед нашим отъездом… Но слог у него просто ужасный. Надеюсь, он не будет писать мне письма в Имперскую Столицу…

Я не особо прислушивалась к болтовне Каталины, давно поняв, что нет смысла запоминать каждого воздыхателя подруги. Раз они были для нее не более чем мимолетным интересом, то и мне незачем вникать в подробности.

— Да, да, очень рада за тебя, — я со вздохом проверила ящики стола, пока пальцы не нащупали что-то острое. Это оказался небольшой браслет — такие мы когда-то с Лео и Каталиной делали из прибрежных ракушек. На меня накатили теплые детские воспоминания, однако я понимала, что в Столице им нет места. «Когда-нибудь я вернусь за тобой», — подумала я, бережно пряча браслет обратно.

Андо продолжала без умолку болтать, не особо беспокоясь о том, что ее не слишком-то внимательно слушают, а я еще раз окинула взглядом комнату. Серыми мышами прошмыгнувшие в комнату горничные уже принялись заправлять кровать, а служанки проверяли, не забыли ли вещи в шкафу и комоде. Становилось людно, и жестом я показала фрейлине, что лучше оставить прислугу заниматься своей работой.

В гостиной тоже царила суматоха. Слуги выносили из комнаты Каталины в коридор поклажу — сундуки и чемоданы — под чутким руководством дворецких, а Максимилиан возвышался над всей этой толпой.

Как и для Эстебана, время тоже играло против Хана. Ему приходилось регулярно поддерживать физическую форму тренировками, чтобы не терять сноровку, но в спаррингах с учениками Первый клинок Дома Кустодес уже начал уступать в реакции и выносливости. Альберто Каррон, Второй клинок, ставший командиром замкового гарнизона в одно время с назначением Валентина, уверял, что продолжит дело учителя, но, несмотря на многократные уговоры Хана, не посмеет принять его звание. Теперь на плечи молодого командира легли и воинская подготовка, и управление гарнизоном, но Максимилиан был доволен. Уверенный, что оставляет молодежь в хороших руках, он спокойно готовился к отъезду.

— Доброе утро, госпожа Камилла, сеньорита Андо, — Ян, заметив нас, учтиво кивнул, тряхнув поседевшей шевелюрой.

— Как продвигаются сборы? — я оглядела суету вокруг.

— Завершаем последние приготовления, дилижанс уже подан, лакеи загружают вещи.

— Мы точно не можем доплыть до Столицы на корабле? — кисло спросила я. Нас ожидал почти месячный сухопутный переезд, и мысль об этом до сих пор вгоняла в уныние. — На палубе корабля я бы чувствовала себя куда уверенней. Трястись сутками в этой телеге…

Ян улыбнулся. Стареющий мастер-дуэлянт отпустил бороду с бакенбардами, чтобы хоть чуть-чуть скрыть увядающее лицо.

— Недаром в народе говорят: дай Кустодесу лошадь, и он посадит ее в лодку; дай Кустодесу телегу, и он приделает к ней парус.

— А мне нравится идея путешествия по суше, — пожала плечами Каталина. — Будем останавливаться на постоялых дворах и в городских дворянских поместьях. Разве тебе не хочется побыть в родных краях подольше? Тем более что ты дальше владений Бланчи нигде не бывала.

Земли графа Эдуарда соседствовали с нашими, а лесистая равнина графства Бланко издавна славилась отличными охотничьими угодьями. Бланчи были одними из верных подданых Кустодесов, да и с самим графом Эстебан поддерживал теплые отношения, а потому в былые времена частенько брал нас с собой на охоту.

Естественно, когда встал вопрос о моем путешествии в Столицу и проработке маршрута, Эдуард Бланчи сразу же дал согласие на проезд через его замок. Точно так же, как и графы Каррон, Гарсия, Ривьера и Монрес. Путь, конечно, получился несколько петлистым, но зато не придется долго оставаться в дороге: это возможность отдохнуть и развеяться как нам, так и лошадям.

На самом деле благодаря Каталине и ее великолепному умению узнавать любые слухи я подозревала, что дело было вовсе не в удобстве и отдыхе. Поговаривали, что в северной части Веаса близ границ с Империей завелась какая-то шайка разбойников, что безнаказанно устраивает небольшие грабежи и каким-то образом умудряется скрываться от местных стражей порядка. Казалось, что они просто неуловимы. Сначала это были не больше, чем слухи, потом все подтвердилось.

Я не смела расспрашивать отца об этом, чтобы не волновать еще сильнее, а потому смирилась с тревожными новостями. А недавний скандал во время совета Консилиума по этому поводу показал всем, что слухам есть и фактическое основание.

Приказав прислуге добавить к остальной поклаже только что собранную сумку, я отправилась в обеденный зал. Завтрак я давно уже проспала, но на столе ждал любезно оставленный поднос с перекусом — хлеб, сыр, свежее масло, копченое мясо и кофе со сливками. К этому напитку я пристрастилась совсем недавно. Отец употреблял отвар из этих молотых зерен без каких-либо добавок, и помню, как долго я плевалась от горечи, когда впервые решила попробовать. София показала, как обычно употребляют кофейный напиток в Имперской Столице, а с сахаром, специями и сливками он оказался очень бодрящим и вкусным.

За такой бесхитростной едой я мысленно перечисляла свои вещи и еще раз повторяла маршрут.

— Рада, что вы уже проснулись, — сестра София вошла в зал. Вот кто-кто, а она ничуть не изменилась за это время. Разве что выглядела более уставшей и озабоченной. — Не стоило вам вчера засиживаться допоздна перед столь важным днем. Но я с утра проследила, чтобы все вещи были подготовлены, и прямо сейчас их уже…

— Валентин не приедет меня провожать? — прервала я сервитуарию, делая глоток еще теплого напитка.

София поджала губы. В принципе, после этого все стало ясно и без слов.

— Нет, госпожа, — наставница покачала головой. — Он сейчас на западном побережье, в порту Альтамар. Дом Арелан запросил новый гарнизон Серой гвардии, и необходимо его присутствие как адмирала…

— Ясно. Что ж… Думаю, тогда смысла ждать нет. Можно выезжать, как только погрузят вещи, — внутри была какая-то пустота от всех этих утренних новостей. — Наша первая остановка завтра вечером в поместье семьи Гарсия?

— Да, они примут нас на ночь, а рано утром мы двинемся дальше, — София не стала спорить, глядя на меня с некоторой жалостью. — Сопроводят по территории своих владений до границ следующих…

Я обвела взглядом обеденный зал, и сердце сжалось в груди, готовое разорваться от накатывающей волнами тоски. Валентин обещал, что проводит меня, ибо знал, как нелегко мне будет расставаться с родными стенами. Конечно, у него столько обязанностей и связанных с ними постоянных разъездов, но что-то подсказывало, что ссора с отцом стала настоящей причиной того, почему старший брат не особо торопился возвращаться. Даже ради сестры.

Теперь же мне предстояло вступить в самостоятельную жизнь вдали от семьи и дома, с тяжелым грузом взваленных на меня опасений, одной. Но пока оставалось буквально несколько часов, был еще кое-кто, с кем я хотела попрощаться.

***

Фамильное кладбище располагалось на самой южной части скалы, обращенное к морской стихии. Кустодесы всегда должны следить за морскими просторами, даже после смерти…

Надгробия — высокие, продолговатые, с выгравированными на них овальными навершиями — хранили имена герцогов, их братьев, жен и детей. Молодой рощей, которой никогда не суждено стать лесом, сотни возвышающихся над отвесной скалой могильных столбов стояли тут веками, навевая на большинство жителей Каса-де-Вентос уныние. Но я почему-то всегда чувствовала только бескрайнее, как само море у подножия утеса, умиротворение. Вглядываясь в имена, высеченные в камне, испытывала странное чувство, словно виделась со старыми знакомыми. Днем заучивала имена, жизнеописания этих людей, их достижения и генеалогию, а потом находила их тут. Такая близость к смерти всегда была для меня чем-то нормальным. «Все мы умрем, главное — что останется после нас», — говорила сестра София.

В последний раз решила пройтись по некрополю. Ноги сами несли по знакомым протоптанным и усыпанным белой галькой узким дорожкам. Взгляд скользил по именам, которые я знала наизусть: герцог Эрик и его супруга сеньора Матисса, маркиз Даниэль, герцог Сильварий, герцог Франциск и госпожа Рю-Фенг…

Дорожки шли полукругом, и с каждым шагом все заметнее была разница между новой и старой частями некрополя. Шпили надгробий становились более грубыми и неотесанными, покрывались лишайником и мхом, и веяло от них могильной сыростью и плесенью. Ветер беспощадно вгрызался в камень, возвращая породу к ее естественному виду, с завидным упорством предавая забвению старательно вырезанные имена правителей прошлого. Тех, кто не склонил колени перед Императором. Тех, кого величали королями.

Так, петляя между могилами, я вышла к большому надгробию, окруженному менгирами — древними камнями, прародителями нынешних могильных столбов. Захоронение украшала статуя мужчины, устремившего взгляд каменных незрячих глаз на морскую гладь. В руках он держал огромный двуручный меч, уперев его в землю и крепко охватив рукоять. В мече безошибочно определялся Виентосиноре, которым всегда владел глава Дома. То был Львиный Дозор — могила основателя нашего Дома Леона Кустодеса. Конечно, ходили всякие легенды, но именно Леон считался первым из нашего рода, первым южным королем.

Какое-то время я любовалась скульптурой из белого мрамора. Искусство старых мастеров запечатлевать миг в камне, их умение передавать самые мелкие детали всегда поражало до мурашек. Казалось, что статуя вот-вот повернется, а ветер и вправду начнет развевать складки застывшей ткани, но Леон лишь продолжал нести свой вечный дозор, глядя куда-то вдаль, за горизонт.

Высеченные на надгробии слова — девиз нашего Дома — после разговора с отцом звучали издевкой.

«Сильными не рождаются»…

И почему именно этим девизом руководствовались наши предки? Сухие выжимки из исторических хроник мало что говорили о людях, оставляя лишь самые яркие и важные эпизоды для истории. Победы, поражения, свадьбы, рождения детей, предательства, восстания… Но какими они были? Добрыми и сердечными или холодными к своим близким? Любили ли, подобно Каталине и ее друзьям из гарнизонного корпуса, пить и веселиться ночи напролет или строго блюли обычаи, отказывая себе в мирских радостях? Все ли они были так же честолюбивы, как мой старший брат, или так же упрямы, как отец? В чем вообще состоит эта «сила»? В сплоченности или военном мастерстве?.. Даже внутри нашей семьи, когда я спрашивала у братьев, отца, у приезжающей на праздники родни, даже у Максимилиана, который приходился мне дальним родственником по линии его матери, ни разу не услышала одинаковой трактовки…

Пока я размышляла, ноги сами привели к свежей части некрополя. Я увидела имена прадеда герцога Элизара и прабабки Изабель, деда Эрнеста и бабушки Агнесс. Их я не застала, как и тех, кто был похоронен рядом… Три одиноких гранитных столба стояли за ними. Читая высеченные там имена, я каждый раз ощущала пустоту. Герцог Грегор, его супруга сеньора Фелиция и их нерожденный сын…

Я не раз размышляла о том, как бы сложилась наша жизнь, не будь тут этих могил. Если бы Грегор и его беременная жена не утонули в тот злополучный шторм, когда возвращались в Каса-де-Вентос, жили бы мы всей семьей в Столице? Отец стал бы одним из золотых гвардейцев, а может, и префектом или даже легатом. Вал и Лео пошли бы по его стопам. А кем бы стала я?

Взгляд задержался на небольшом безымянном столбике. Никто никогда не хоронил нерожденных детей или тех, кто не получил имени, это считалось плохой приметой у южан. Да и места на погостах наверняка закончились бы очень быстро — младенцы с прискорбной частотой умирают до сих пор, даже при всех успехах медицины. Однако отец распорядился организовать могилу своему нерожденному племяннику, несмотря на предрассудки.

И вот, сделав еще пару шагов, я пришла туда, куда хотела. Одинокое захоронение в стороне ото всех, брошенное, забытое… Никто не ходил сюда, кроме меня. По крайней мере, я ни разу никого не видела у этой могилы.

«Госпожа Рената, супруга герцога Эстебана. 349–383 после о. С. В. И.[1]».

— Матушка, — негромко начала я, чувствуя, как в горле встает ком. — Я пришла попрощаться. Сегодня последний мой день в Мар-де-Сеале. Этим вечером мы отъезжаем в Столицу. Отец хмур, словно зимнее небо. А я… Боюсь.

Слезы потекли по щекам сами собой. Только тут я могла показать свою слабость, свое истинное нутро. Я не хотела ехать. Не хотела этого места в Академии. Не хотела… но должна была. Потому что мне не повезло родиться дочерью Великого Дома, как не повезло отцу стать герцогом.

Я провела рукой по холодному камню, сметая лишайник и сухие листья. Кроме меня, никто не посещал могилу Ренаты. Эстебан сказал как-то, что она была настолько чиста, что Старые Боги уже давно посадили семя ее души в новое тело. А если она жива, пустую могилу посещать и смысла нет. Но я была уверена, что он просто до сих пор не смирился. Как и Валентин. Не может же герцог показывать свою слабость у могилы почившей от родильной горячки жены? Прикрываться Старыми Богами, чьи имена уже давно канули в небытие, проще, чем признать в себе слабость.

Вслух, разумеется, отец бы такое не произнес. Хотя боги — уже давно минувшее прошлое, такое же древнее, как могильные столбы, и упоминание о божествах в нынешнем обществе, основанном на материализме и прагматизме, посчитали бы как минимум забавным суеверием.

О старых верованиях мы не раз рассуждали с Софией на уроках, да и в библиотеке мне часто попадались древние книги со ссылками на это учение о жизни, смерти и перерождении, олицетворенное в Древе жизни, что порождает семена души, и каждый из Старших Богов помогает семенам на каждом этапе существования — согревает, наполняет цветом, срывает с ветвей и в конце концов предает семя земле, где оно возвращает свою силу древу, давая ему энергию для новых семян.

Я всегда относилась к этому, как к пережитку прошлого, как к чему-то странному и нелогичному, какому-то фанатизму, всерьез основанному на небылицах. И все равно оставалось загадкой: почему отец ищет утешения в том, чего не существует? Зачем прикрывает боль какими-то глупыми мыслями о перерождениях души, о загробном мире и богах? Мог бы просто поговорить со мной, разделить потерю с нами. Но нет, любой разговор о Ренате был для него под запретом. Словно я не имела права скорбеть по ней…

Но мне только мысль о маме помогала все это время держаться. Представлять ее красивой, доброй, мудрой и статной, как госпожа Джордис. И тогда я не боялась. Могла быть сильной, чтобы быть достойной дочерью герцога. Но сейчас мне было страшно покидать родные места, родной дом, родной скалистый берег. Я не могла представить жизнь без шума волн за окнами и криков чаек. Но сказать об этом осмеливалась только тут, у могилы матери.

— Ах, я бы отдала все на свете, чтобы хотя бы один день провести с тобой, мама. Поговорить, узнать тебя… Мне так жаль, что я стала твоей погибелью… Я бы все отдала, лишь бы не рождаться и знать, что ты жива…

Но ответом мне были лишь ветер да шелест прибоя.

Я не знала, сколько просидела у одинокого камня, глядя за горизонт, прежде чем услышала позади хрустящие по гальке шаги.

Быстрыми движениями утерла слезы — не к лицу маркизе показывать слабость.

— Сеньорита, вот вы где…

— Дилижанс готов к отбытию, Рори? — я придала голосу безразличия, однако из-за долгого молчания все равно осипла.

— Да, сеньорита. Сестра София просила передать, что все готово.

Я отвернулась от морского простора, встала, отряхнула платье от прилипших травинок и посмотрела на помощника управляющего твердо, с высоко поднятой головой. Из мальчишки Рори успел вымахать в долговязого юношу с темно-рыжими волосами и россыпью рытвин на лице — последствие перенесенной в детстве болезни. Как обычно, парень смотрел себе в ноги, чтобы ненароком не встретиться со мной взглядом.

Он был сыном моей кормилицы Лючии и всего на несколько зим старше нас с Каталиной. Рори приметил сам мажордом Ривьера, и с тех пор у парня было столько обязанностей, что свободного времени совсем не оставалось. Да и просто общаться, как раньше, без правил и обязательств, мы уже не могли. Помню, как София объяснила мне, что, если Рори допустит фамильярность или недостаточно почтительное обращение к знати или членам семьи Великого Дома, его жестоко выпорют. Я весь вечер проплакала из-за того, что друга наказали по моей вине. А ведь я всего лишь хотела поболтать с ним тогда. С тех пор сама не смела нарушать субординацию, держась с ним, как подобает статусу.

— Я хотела тебя поблагодарить, кстати, — вдруг вспомнила я.

Парень вздрогнул в недоумении.

— С-сеньорита? Меня? За что?..

— Ты довольно хорошо наловчился тайком добывать книги из отцовской библиотеки, — улыбнулась я.

— Что вы, мне ничего не стоило, — он помялся на месте, явно смутившийся похвале за такое. — Конечно, за подобное преступление мне следовало бы получить соответствующее наказание…

— Нет, Рори, не надо, — сразу же встрепенулась я, представив, что юноше в очередной раз достанется. — Все в порядке. Это ведь я тебя просила. Мне и отвечать. Но за столько времени отец ни разу ничего не заметил, поэтому пусть это останется нашим маленьким секретом, хорошо?

Тот робко поднял голову и выпрямился. Он сильно сутулился, явно немного стесняясь своего роста. Но за худощавым на первый взгляд сложением скрывалось сильное жилистое тело. Пальцы на его руках были мозолистыми: все эти годы Рори тяжко трудился, и я будто только сейчас это осознала.

— Можешь спокойно говорить, никто не узнает, — мягко сказала я, когда Рори вновь попытался отвести глаза.

— Я… Я не могу так, госпожа.

— Что ж, — со вздохом сказала я. — А я рассчитывала попрощаться. Кто знает, когда мы снова увидимся. Разве не могу я попрощаться с другом детства?

Он неуверенно кивнул, а потом все так же неуверенно спросил:

— Сеньорита… Позвольте мне одну вольность?

Я удивленно подняла брови, но кивнула.

— Я буду скучать, — признался он негромко. — Без вас и сеньориты Каталины этот замок опустеет.

— Да, но тут останется отец. А еще Валентин. Тем более сеньора Ариана должна в скором времени все же родить наследников, и тогда по Каса-де-Вентос снова будет разноситься детский смех, как это было в нашем детстве, — на моем лице сама собой появилась печальная улыбка.

Ариана Бланчи, старшая дочь графа Эдуарда, была миловидной, но довольно глупой и пугливой. Бланчи давно хотели породниться с Великим Домом, и этот союз был выгоден обеим семьям, а потому отец выбрал партию для Валентина, когда тому минуло двадцать четыре года. Однако выросшая среди лесов и равнин вдали от морского побережья девушка боялась всего — скалистых утесов, шума бьющих о берег морских волн во время шторма, непомерно громкого крика неугомонных чаек и бакланов. А уж какая у нее была истерика после первого путешествия во время «обручения с морем» — брачного ритуала, в котором муж и жена после церемонии должны вдвоем выйти в море на небольшой шхуне и провести там первую брачную ночь. Ариана заявила, что ноги ее больше не будет ни на одном корабле, что вызвало у всех молчаливое недоумение. «Не видел еще ни одной дамы, которая так сильно не подходила бы вашему Дому», — заметил тогда комендант Родерик Гарсия.

Валентин, чувствовавший себя на палубе уверенней, чем на твердой земле, с трудом скрывал разочарование, однако принял брак как необходимость. Отец надеялся, что с годами сын смирится, но было сложно найти настолько диаметрально противоположных людей, как эти двое. После консумации брака супруги старались лишний раз не попадаться друг другу на глаза. А когда у Валентина начались постоянные разъезды по Веасу, Ариана и вовсе предпочла перебраться в поместье своего отца близ владений Бланчи и приезжала в Мар-де-Сеаль, только когда муж ненадолго возвращался из командирований.

Эстебан рассчитывал, что приземленная Ариана сможет смягчить характер сына и его непомерные амбиции, однако получил совершенно обратный эффект. А их частые ссоры выводили молодого вице-адмирала из себя так, что потом доставалось любому, кто попадался ему под руку.

— Сеньор Валентин еще более суров, чем Его Высочество герцог, — честно признался Рори, и это было сложно отрицать. — Думаю, тот факт, что ваш брат предпочел Империю родному дому, сильно выбил его из колеи. Даже больше, чем герцога.

И мне было сложно упрекнуть старого друга за такие слова. Рассудительность и прагматичность старшего брата уравновешивали тяжелый характер отца с его вечными опасениями. Но то, насколько Валентин старался придерживаться всех правил, раздражало даже Эстебана. «Эта черта однажды обернется против него, — со вздохом говорил он после очередной ссоры с сыном. — Однажды из-за своей строгости к себе и окружающим он совершит ошибку, за которую горько поплатится…»

Валентин был суров, но одинаково справедлив ко всем, чем, несомненно, и заслужил уважение и доверие и моряков, и представителей веасийской аристократии. Но как человек он был просто невыносим. И с возрастом эта черта характера проявляла себя все сильнее и сильнее.

— Надеюсь, они не будут слишком несправедливы к вам. И надеюсь, что срываться на прислуге тоже перестанут…

— Вы всегда могли остудить их пыл, сеньорита. Боюсь, без вас ваши отец и брат могут совсем испортить отношения друг с другом… Что же тогда будет с Великим Домом?..

— У отца останутся верные советники, — мягко сказала я. — Они направят и брата на верный путь, когда придет его время принять это бремя.

— Все так сложно, — вздохнул Рори. — И слухи ходят разные среди слуг…

— Слухи? — настороженно спросила я.

— Говорят, ваш брат сейчас настолько силен и настолько хорошо подготовил гарнизоны и флот, что те могут по силе сравниться с легионом Имперской Гвардии. Но никто не понимает, зачем вашему Дому такая военная мощь… Люди боятся, как бы не случилось… дурного.

Я похолодела. Так вот о чем судачат все вокруг. Что Кустодесы хотят развязать войну. Переплетенные в замок пальцы крепко сжались.

— Что за глупости. Нам всегда нужна была хорошая подготовка, не можем же мы всякий раз надеяться на помощь Четырнадцатого Легиона. А с морскими разбойниками постоянно самим нужно было разбираться… С чего ты вообще стал сплетни слушать?

— Сеньор Ривьера так сказал, госпожа, — Рори немного замялся. — Он… он готовит меня в преемники и учит быть чутким к происходящему. «Хороший мажордом одним ухом слушает господ, другим — народ», — так он говорит…

Мое лицо на секунду дрогнуло, я слишком сильно стиснула зубы. Значит, этот старый проныра послал Рори выведать у меня информацию перед тем, как я уеду. Ну да, конечно же. Других способов узнать, что на уме у герцога и маркиза, ему уже не представится.

Какой-то холодок пробежал по коже, и дело было вовсе не в резком порыве соленого ветра. Я прощалась не со старым другом, а с подосланным шпионом, да еще и таким неумелым. Похоже, в родном доме не осталось никого, кому можно было бы довериться и открыться.

— Это из-за того скандала? С месяц тому назад?

От моего бесстрастного тона Рори дернулся и снова отвел глаза. Он понял, что проговорился и что я поняла, к чему были все его расспросы.

Парень неуверенно кивнул.

— Прошу простить, сеньорита, но свидетелями тому были все жители усадьбы… А слухи уже расползлись и до окраин города.

— То, что случилось на Консилиуме, не должно беспокоить нас с тобой. Это проблемы правителей провинции, и они должны оставаться только между ними.

На самом же деле все обстояло куда хуже, чем я пыталась выставить. Валентин был настроен крайне решительно, он хотел усилить военную подготовку и частоту патрулей, как морских, так и сухопутных, однако отец был решительно против. Провинциям запрещалось иметь регулярную армию, и если городские гарнизоны не справлялись со своими обязанностями, они просили помощи у расположенных повсюду форпостов Имперской Гвардии.

Проблема была только в излюбленной имперской бюрократии. Чтобы заручиться их поддержкой, нужно было отправить запрос графу, затем уже тот отправлял запрос легату легиона, который был закреплен за нашей провинцией. Нет приказа — гвардейцы и палец о палец не ударят, даже если разбойники будут грабить и жечь деревни прямо у них под носом.

Когда Империя объединяла под своей властью соседние страны, каждой из новообразованных провинций были даны небольшие поблажки как условие взаимного мира. Остании было разрешено проповедовать свою религию, Набелиту — оставить степи и проживающие там кочевые народы вне юрисдикции Империи. Для Арракана предусматривалась почти автономная самостоятельность с сохранением многовековых традиций и жестким классовым делением, впрочем, этого суверенитета они лишились после восстания. А Нортланду и Веасу было позволено сохранить часть войск — нортлингских ратников и морской флот веасийцев.

И все же жесткие ограничения и постоянное желание Империи контролировать все и вся уже многие годы мешало Веасу, постепенно лишая обещанной независимости от гвардии: то подпишут указ об уменьшении численности городских гарнизонов, то ограничат личные отряды дворян, то потребуют урезать жалованье и вносить новые налоги за каждого солдата не из числа гвардейцев. При этом плата за содержание гвардии на своих территориях лежала на Малых Домах…

Валентин считал, что такие порядки лишь усугубляют положение графств, мешая и без того неидеальным торговым отношениям, к тому же развязывают всяким негодяям руки. Если правящая семья сможет решать проблемы провинции самостоятельно, это докажет всей Империи, что с Веасом еще стоит считаться. «Дом Кустодес не имеет права показывать слабость ни врагам, ни союзникам», — так его слова передал мне отец тем вечером.

В тот день мнения участников Консилиума поделились поровну — в поддержку либо герцога, либо вице-адмирала. Но решающее слово было за Эстебаном, и тот сделал выбор в свою пользу, побоявшись, что Империя неправильно истолкует увеличение боевой мощи на полуострове. Тем же вечером Валентин покинул Мар-де-Сеаль, хотя должен был задержаться еще, по крайней мере, дня на три. И соврал, что вернется перед моим отбытием и попрощается.

Но разве можно винить его в этом? На его месте я бы тоже не торопилась возвращаться, дабы избежать очередных конфликтов с Эстебаном. Но все равно обида и ощущение всеобщего равнодушия пронизывали до самых костей, от этого я чувствовала себя брошенной.

— Можешь передать сеньору Ривьере: Дом Кустодес не покажет слабости ни перед врагами, ни перед союзниками.

 О.С.В.И. — окончание Священных Войн Империи.

Глава 3

Я томно вздохнула уже в который раз, изнемогая от скуки и усталости.

Шла третья неделя нашего путешествия, большая часть утомительной дороги уже была позади, и мы приближались к границам с Империей.

Два дня назад мы покинули городок во владениях Дома Монрес, где нас встретил и любезно принял в своей резиденции виконт Арно, средний сын графа. Родовой замок этого Малого Дома находился в другой стороне, и делать крюк на полдня пути абсолютно не хотелось, несмотря на уговоры сеньора.

С момента, когда я последний раз видела Арно Монреса на свадьбе Валентина три года назад, виконт превратился из нескладного пухлого молодого человека, которого Лео и Вал когда-то по-дружески поддевали, в полную копию своего отца-графа — краснолицего борова с уже наметившейся залысиной. «Впрочем, — думала я, без всякого выражения глядя, как толстяк целует мне руку, — хотя бы видно, что дела у Монресов идут успешно».

За ужином виконт заливался соловьем, всецело оправдывая герб своей семьи, но от Максимилиана не укрылась его нервозность, и мечник заподозрил неладное.

— Что вы, что вы, сеньор Хан! — заверил его Арно, в очередной раз поправив ремень, охватывающий его дородный живот. — Простите, если дал повод усомниться в моих намерениях. Просто мне неудобно принимать таких гостей. Все же дочь самого герцога, а в таких скромных апартаментах…

— Тогда чем вы так обеспокоены? — ровным тоном поинтересовался Ян.

— О, меня волнует лишь работа. На мне лежит ответственность за поставки древесины на верфи Фальконе… Мы уже на две недели задерживаем партию. Ох, вот будут проблемы, когда я буду отчитываться перед графом…

«Соловей боится попасть в когти ястреба?» — с усмешкой подумала я.

— Все настолько плохо с этими бандитами?

Бедный виконт от моей прямолинейности поперхнулся вином, которым только-только решился промочить горло.

— Разве я могу дать хоть один повод для беспокойства, сеньорита Камилла! Конечно, мы до сих пор не отловили всех этих негодяев, вот многие поселения лесорубов и отказываются работать до тех пор, пока не будут посланы дополнительные патрули… Но все это лишь вопрос времени! — Монрес запнулся, его лысина покраснела, добавив ему сходства с гигантским томатом. Кажется, он на нервах сказанул лишнего. — Как только мой батюшка подпишет распоряжение и вышлет дополнительный отряд Серой гвардии на урегулирование проблем, все поставки наладятся… лишь бы только семья Фальконе не предъявила нам претензий за срыв строительства торговых кораблей… Ох-ох-ох…

Так он причитал весь вечер, пока не сопроводил нас до выделенных комнат. Каталина решила насладиться горячей ванной, София удалилась спать, а мы с Яном коротали время за картами. Но старый телохранитель все же был чем-то недоволен и явно раздражен. Не помню, чтобы он так злился из-за поражения в этой глупой игре…

— Если хочешь отдохнуть с дороги, не стану тебя задерживать, Ян, — я отложила карты в сторону.

Тряска в дилижансе сильно изматывала нас, а отсутствие нормальной еды и хорошего сна дополнительно портило настроение. И как только в нашем распоряжении оказывались мягкие кровати, все старались отдохнуть и выспаться.

Но Максимилиан лишь раздраженно поглаживал бороду.

— Нет, госпожа, дело не в усталости, — он отложил карты по моему примеру. — Меня беспокоит остаток пути, который мы должны проделать.

— Ты о том, что нам пред