Оглавление

Предисловие

Дорогой Читатель или Читательница!

Буду немногословен.

Ты держишь в руках моё первое художественное произведение. Перед тобой удивительная история о девятнадцатилетнем юноше, насквозь пропитанная иронией, слезами радости и скорби. Позволь же мне стать твоим личным проводником по этой истории.

С безграничной любовью, твой друг-писатель — Дмитрий Николаевич Глухов.

Приятного чтения!

P.S: все упоминания брендов в повествовании не являются рекламой или антирекламой, а лишь служат инструментом для лучшего погружения в сюжет и придают картине детальности.

Внимание! В произведении демонстрируются сцены насилия, употребления табака и спиртного. Помни: всё перечисленное вредит твоему здоровью!

АННОТАЦИЯ

Двадцать третье декабря 2018-го года. В Колумбусе выпал первый снег. Люди радуются ему: это то, чего так не хватало, чтобы Рождество приобрело поистине сказочный облик.

Одни с трепетом ждут подарков, другие уповают на приход небывалого счастья в новом году, а кто-то уже прямо сейчас, в компании родных и близких, наслаждается атмосферой подступающих праздников.

Дэниел Райт в счастливое число отмечающих не попал. Его не захватывает ажиотаж, и у него совершенно нет желания предаваться всей этой торжественной суете. Виной тому череда весьма трагичных обстоятельств, произошедших в его жизни накануне и напрочь выбивших его из колеи.

Казалось бы, надежды даже на малейший проблеск радости просто нет, как нет и повода для его возникновения. Но Дэниел даже понятия не имеет, какие события на предстоящие каникулы уготовила для него Вселенная, какие решения ему предстоит принять, и какой совершить выбор, чтобы сделать свою жизнь лучше.

Сможет ли он примириться с прошлым, залечить раны, обуздать собственные эмоции и открыться новому? Решать только ему. Однако от этого решения будет зависеть многое. В том числе — его счастье…

ГЛАВА 1 — ОСКОЛОК ПУСТОТЫ

23 декабря 2018 года, воскресенье.

Штат Огайо, Колумбус, Келтон-авеню.

19:37

Тишина.

Она может быть успокаивающей, а может и пугающей. Находясь в тишине, человек способен обрести гармонию, предаться скуке, поймать вдохновение, или же обратиться жертвой необъяснимого страха. Тишина может создать комфортную обстановку для влюблённых, или же усилить чувство одиночества, когда рядом с тобой никого нет.

Тишина дарует и отнимает.

Дэниел в ней застыл: он сидит на краю кровати в своей спальне. На полу у его ног — раскрытый ящичек, в котором хранятся самые дорогие и просто памятные ему вещи. Холодные руки слабо держат годовалой давности фотографию в деревянной рамке. На картинке запечатлён семейный ужин в день рождения отца.

И единственное, что Дэн испытывает, находясь в этой тишине — это леденящая душу пустота, осколком застрявшая где-то меж рёбер. Сопутствует ей ужасная, сковывающая сердце скорбь.

За окном беззвучно падает снег, как и в тот потрясающий вечер…

Сознание юноши беспорядочно воспроизводит различные кадры из того празднества. Пока папа на работе, они с мамой подходят к его новому дому, волоча пакеты с угощениями: салаты, коробку с огромной пиццей, фрукты… Преодолевают невысокую оградку участка, без лишнего шума отпирают заднюю дверь запасными ключами, которые папа когда-то оставил Дэну… В полумраке и тишине накрывают на стол и ждут приезда именинника…

Потом встреча. Такая неожиданная, переполненная яркими положительными эмоциями встреча, поздравления вразнобой, в два голоса… папины крайне удивлённые и в то же время радостные глаза.

После крепких объятий и поздравлений все трое садятся за стол. Дэниел торжественно разрезает красивый мамин торт, на котором кремом выведено «С Днём рождения, Алан!». Воссоединившаяся семья начинает ужинать. Молчаливая до сего момента Мари затараторила, рассказывая о том и о сём; Алан гордо делится своими историями, то и дело крутя в руке новый нож для охоты, подаренный сыном; а сам Дэниел, робко помалкивая, просто наблюдает за тем, как общаются его родители.

Все эти моменты из прошлого ускользающей кинолентой проносятся перед глазами, будто бы не желая задерживаться здесь — в настоящем. Парень отчаянно пытается снова почувствовать те же самые приятные и трепетные эмоции, какие испытывал тогда, объединённый с мамой и папой застольем, словно они снова одна, целая и нерушимая семья.

В тот вечер, год назад, он взлетел на седьмое небо от счастья. Он был счастлив как никогда, ведь он добился своей цели.

Он не видел родителей вместе — а уж тем более за одним столом — уже несколько лет, начиная с того ненавистного момента, когда мама и папа в очередной, но уже в последний раз сильно поругались и развелись. Ругались они сначала редко, потом всё чаще и чаще. Детское сердце разрывалось при виде того, как родители кричат друг на друга, как бьётся посуда и ломается кухонная мебель. Каждый удар по столу, по дверям и по шкафам, так же приходился и по сердцу мальчишки, оставляя ноющие раны и неумолимую тревогу. Единственное, что он тогда хотел — зажмуриться, открыть глаза, и чтобы все были счастливы. Чтобы прекратились ссоры, регулярная ругань, брань и битьё посуды. А вместо этого, в один из вечеров такого неспокойного времени, мама сказала: «Собирайся, сынок. Мы уходим». «Навсегда?», — не мог поверить ребёнок.

— «Навсегда».

Но уходить из дома не пришлось. Алан ушёл сам. Мама говорила тогда Дэну, что это было самое благородное, что для него мог сделать отец.

Однако ушёл он не навсегда, и спустя год после того, как это случилось, он позвонил. Дэнни тогда уже имел собственный телефон. Потом, через неделю, папа позвонил ещё раз. Потом, через две недели, снова. Он стал звонить регулярно. Поначалу Дэн общался с ним неохотно, обижено, скованно: для него папа представлялся главным виновником всего.

От одного телефонного разговора к другому, — с каждым разом всё более тёплому и душевному, — отношения двух родных людей постепенно восстанавливались. Алан несказанно радовался голосу своего мальчика. Радовался, что даже несмотря на все те бури, все травмы и душевные увечья, его сын всё равно поддерживает с ним контакт. Для одинокого мужчины, который лишился семьи из-за разногласий с супругой, общаться с детьми — драгоценная возможность.

Дэн взрослел и умнел. Иногда он задумывался, пытаясь найти ответ на вопрос, который мучил его: почему мама и папа расстались. Если раньше он не понимал многих вещей во взаимоотношениях супругов, то со временем его представление о совместной жизни постепенно складывалось в более-менее понятный пазл.

Мальчишка общался с папой, и для него открывались доныне неясные ему истины: картина взаимоотношений всё пополнялась и пополнялась. Он стал понимать гораздо больше, чем вчера и позавчера. И так с каждым разом, с каждым звонком и разговором. И с каждым пазлом, занимающим своё место в той сложной картине, Дэн укоренялся во мнении, что виноваты оба.

Тогда он сказал сам себе: «Я никогда не буду, как они. Я буду пытаться сделать всё, чтобы сохранить семейные отношения».

Перед своим шестнадцатым днём рождения Дэн принял твёрдое решение и поставил маму перед фактом, что пригласил отца. Спорить она не стала, но и особой радости не проявила.

Праздник, на котором присутствовало лишь четверо самых близких ему людей, прошёл отлично. Алан, хорошо знакомый с грёзами подрастающего сына, подарил Дэну старенький мотоцикл — «Хонда Си Эм 125-си» восемьдесят шестого года, которую новый владелец ласково назвал Сигмой. Мотоцикл, несмотря на то, что значительно обгонял Дэна по возрасту, находился в отличном состоянии. Непонятно, где папа его достал, ведь такие модели ныне — редкость, если не сказать раритет, — но Дэнни подарку безумно обрадовался. В отличие, правда, от Мари. Через пару дней Алан повёл сына получать его первые — ученические права.

Год назад пришёл черёд Дэна с мамой нанести визит.

По итогу праздника Алан предложил сделать общую фотографию, которую после Дэн распечатал и поместил в рамку.

Глядя на неё сейчас, юноша испытывает пустоту и боль. Боль утраты. Боль ещё не зажившего шрама. Боль, которую не залечить ничем. И боль эта усиливается с каждым воспроизведённым отрывком из давно минувшей сцены семейного счастья.

Мутная пелена перекрыла взор, и сквозь эту мешающую пелену Дэн вглядывается в по-детски радостные улыбку и глаза родного отца. Глаза, которые теперь он может видеть разве что на фотографиях.

За стеной, в коридоре, приглушённо хлопнула парадная. По полу прокатилась едва ощутимая вибрация. Дэн моментально вынырнул из-под волн накативших воспоминаний и вытер рукавом толстовки глаза, уложив фотографию в ящик и задвинув его обратно под кровать.

— Дэнни?

Раздался стук в дверь комнаты. Ещё секундой позже она приоткрылась, и в проход осторожно ступила Грейс — родная тётя Дэна.

Как и подобает представительнице воспитанных нравов, она сопровождает своё появление вежливым стуком всегда, когда собирается войти. Даже несмотря на то, что проживает Дэн в её доме, и входить к племяннику в комнату она может когда и как пожелает.

За хорошие манеры ей следует отдать должное.

Быт в её жилище не проходит сложно. Он вообще проходит практически без неё: та переехала к супругу ещё в шестнадцатом, а дом решила сдавать в аренду.

Целый год Дэн жил один, а к следующей осени к нему подселился его старый знакомый из средней школы, в качестве квартиранта. Домочадец сообщил тётушке о потенциальном соседе и тем лишь обрадовал её: и племянник не в одиночестве, и доход налажен.

Они с Гордоном неплохо ужились, и на данный момент он единственный, с кем Дэн кое-как, по-соседски, но общается.

За порядок Грейс даже не переживала, так как проблем с доверием ребята, — тем более Дэн — её родственная кровь, — не вызывали. «Такие спокойные и вежливые молодые люди не создадут неприятностей», — верилось ей.

В конце концов, без доверия не могут выстроиться ни одни взаимоотношения.

Это лишь первый месяц, август, — когда Гордон зачислился сожителем, — тётя приезжала по три раза на неделе. Эдакие меры воспитательного контроля. Но, удостоверившись в надёжности нового жильца, стала наведываться лишь иногда, да и то, скорее, по соображениям заботы: мальчишек проведать, помочь с бытовыми вопросами да привезти какие-нибудь угощения.

Что привело её сюда сейчас?

— Можно войти? — тихим, приятным голоском спросила тётушка, не изменяя своему репертуару вести беседы вежливо.

— Да, тётя Грейс, — сухо проговорил Дэн, стараясь сделать голос бодрее. — Здравствуйте.

Грейс ступила на синее ковролиновое полотно и прикрыла за собой дверь.

— Добрый вечер, Дэнни. Не отвлекла, надеюсь?

— Нет. Всё нормально. — Дэн хотел улыбнуться как можно более убедительно. Он терпеть не мог притворство, — особенно с недавнего времени, — и практиковать это доводилось нечасто. Поэтому трюк, скорее всего, вышел неудачным, и Дэн это понимал. Спасал только полумрак комнаты. Тётушка не включила свет, а единственным его источником служил фонарь, бьющий через окно, с улицы. — Я так, бездельничаю. Собирался пойти погулять.

И прогулка сейчас действительно послужила бы отличным занятием. Находиться в давящих стенах в нынешнем состоянии невыносимо. Слишком многие вещи заставляют бежать. Бежать прочь от сковывающих пространств, от томительного и горького бытия, с картины которого совсем недавно стёрлась половина всех красок.

Грейс уловила невесёлое настроение племянника, безошибочно понимая, чем оно вызвано. Её сердце было отравлено горечью не меньше.

Женщина глянула в окно, за которым в самом разгаре проходило первое за эту зиму представление. Снежинки кружили в беззвучном танце, легко раскачиваемые единым для всех кавалером-ветерком. Белые, неотличимые друг от друга, но невероятно разные балерины, заканчивая свои длительные воздушные партии, обессиленно падали на газон и присоединялись к своим подружкам, а на замену им пребывали всё новые и новые. Грейс на какие-то несколько секунд выпала из прохладной полумрачной комнаты, наблюдая за представлением, которое ставила сама мать-природа.

— Видел, что на улице делается? — тихо усмехнулась тётушка, не отрываясь от созерцания. — Снегопад. И охота тебе туда?

— Снег не помеха.

— И ты будешь один?

— Да, — ответил Дэн коротко. На самом деле, его и самого́ не меньше впечатляли такие вот «представления», но любоваться ими сейчас совершенно нет желания. Да и к тому же, скоро он и сам удостоится чести стать непосредственным участником уличного действа, просто выйдя под открытое небо.

— А где наш Гордон?

— Он поехал в Хиллстаун.

— К семье?

— Да, — снова отрезал юноша, и, предугадывая очередной вопрос, заранее на него ответил: — Через пару дней должен вернуться.

— Понятно, — только и промолвила Грейс, не найдя что сказать в ответ на эту ставящую в диалоге точку реплику. Разговор как-то не клеился, поэтому гостья перешла к сути своего визита: — Ну, я ненадолго — заберу пару вещей.

Хозяин комнаты безразлично пожал плечами, мол: «Ну ладно».

Женщина какое-то время пребывала в смятении. Она понимала, что стоит уйти от напряжённого диалога и не грузить племянника, но стремление поддержать его в трудный момент перевесило чашу весов в свою сторону.

Грейс осторожно подсела к нему на край кровати. От её пальто веяло прохладой, задержавшейся в коротком ворсе чёрного драпа. Она приобняла юношу одной рукой за плечо:

— Как твои дела?

В этот раз парень уже не стал натягивать на лицо фальшь, но всё равно солгал:

— Всё в порядке. Уже. Надеюсь, и у Вас тоже.

— Время всё излечит, Дэнни. Время излечит, — выдохнула Грейс, похлопывая парня по плечу одними только пальцами. — Твой отец уже не с нами, но иногда я будто чувствую его присутствие. Словно он стоит где-то рядом, за спиной, глядит молча из мира призраков… Он будет жить, пока мы помним его имя. Его образ. Он был для меня… — её голос дрогнул, — замечательным братом. Нелегко терять родных. Понимаю, каково тебе, дитя. Такова жизнь.

Смена обстановки в момент появления тёти отвлекла Дэниела от негативных эмоций, но сейчас он чувствовал, как боль в груди возвращается, всё глубже вонзая когти в и без того обливающееся кровью сердце.

Дэн не понимает, зачем Грейс говорит это. Неужели она не отдаёт себе отчёт в том, что от подобных слов станет только хуже? Вечно люди лезут со своими сочувствиями, даже не представляя, какую боль могут доставить. С одной стороны — поддержка в подобной ситуации важна. С другой — она ничем не отличается от вскрытия едва ли начавшей покрываться корочкой раны. Когда тебе кто-то выражает слова сочувствия, напоминая о случившемся, в то время как ты уже почти начал отвлекать себя чем-то, то силой загоняют обратно. Обратно в этот гроб, доски которого пропитаны невыносимой тоской. И забивают в его крышку гвозди.

Первый гвоздь: «Привет. Я слышал плохие вести…»;

Второй: «…мне очень жаль. Я соболезную твоей утрате…»;

Третий: «…тяжело терять отца, наверное. Тем более, в таком возрасте…»;

Четвёртый: «…но ты держись. Всё будет хорошо…» и так далее.

Подобных гвоздей может оказаться сколь угодно — вопрос лишь в том, сколько их у собеседника. Сколько раз сочувствующий ткнёт в рану. А ведь таких «сопереживальцев» предостаточно. Особенно среди родственников и их знакомых. И каждому непременно хочется высказать то, как ему жаль. Да только устал Дэн от всего этого. Надоели ему лицемерные жалостливые фразы и бесполезные утешения. Всё, что ему сейчас нужно — хорошенько развеяться, что он и планировал сделать этим вечером.

В ответ на жалость тёти он промолчал, в ожидании скорейшего конца этой глупой неуместной драмы, попутно пытаясь противостоять нарастающему посреди горла кому. Его отстранённый взгляд безучастно тонул где-то в пустоте перед лицом, а прижатые к бокам выпрямленные руки опирались ладонями на кровать.

Грейс поняла, что совершила ошибку.

— Ладно, милый, — снова похлопав парня по плечу, она встала. — Не буду отвлекать.

За этим она удалилась, решив наконец оставить племянника одного, что в данном случае являлось лучшим поступком с её стороны.

Парень прикрыл глаза и слегка кивнул.

Как только дверь защёлкнулась, его кулаки сжались, подминая пальцами покрывало. Нужно успокоиться. Просто прогнать боль обратно — туда, откуда она пришла. Затолкать в глухую клетку и закрыть на замок, как опасного монстра, и чтобы ни одно его поганое щупальце наружу не вылезло.

Почему-то Дэн уверен, что помочь разобраться с этим может только одно место, один человек. Нужно идти.

Он рывком поднялся, походил по комнате, собрав все необходимые вещи. С прикроватной тумбы прихватил телефон и немного наличных, с рабочего стола — наушники, а с комода у противоположной стены он взял папины часы.

Замочек щёлкнул, и холодный металл удобно объял запястье.

Изначально часы на руке Дэна болтались даже в застёгнутом положении — у Алана были здоровенные руки. Но после того, как мастер удалил из браслета пару-тройку звеньев, проблема решилась.

Стекло на циферблате за много лет подверглось немалому количеству проверок на прочность. На нём виднелись царапины и другие мелкие повреждения, но Дэн принципиально не хотел его менять. К тому же, для этого следовало оставить часы у мастера на пару суток. Расстаться с такой ценной вещью парень не мог, и без этих часов не ходил никуда.

Только после смерти отца Дэн понял, насколько же дорого время. Как важно ценить его. Особенно то время, которое мы проводим с близкими.

Всё готово. Задерживаться ни к чему.

Перед уходом он кое-что вспомнил.

— Тётушка Грейс!

Дэн застал её в другой комнате — в той, которая всегда закрыта. В ней, насколько он мог знать, хранились личные вещи Грейс, всякие коробки. Хозяйка стояла у своего комода. Кажется, она что-то в нём искала, перебирая вещи.

Женщина прекратила копошение и обернулась.

— Да, золотце?

— Гордон собирался устроить вечеринку на днях. В честь Рождества. Вы позволите?

— Разумеется! Правила вы знаете.

Дэн устало отчеканил:

— Ничего не поджигать, не рисовать на стенах. Если пить — то так, чтобы никто об этом не знал. Даже Вы.

— Молодец, — улыбнулась она не глядя.

Попрощавшись с Грейс, юноша покинул дом, надев свою повседневную чёрную куртку с капюшоном.

В лицо по-хулигански приветственно дунул несильный порыв ветра. Холодно: пушистые, но неприятные осадки попали за воротник, доставляя лёгкий дискомфорт. Поры на коже моментально схлопнулись по всему телу, предшествуя краткой волне дрожи.

Следовало надеть бафф[1]…

Возвращаться уже неохота, пусть даже для этого требуется всего лишь пара шагов в обратном направлении. Остаётся вжать голову в плечи и потопать. Всё равно путь не слишком далёкий: какие-то полторы мили[2] на восток. Прогулка на полчаса.

Набросив на голову капюшон от кофты, — а поверх него ещё капюшон от куртки, — юноша оставил кров козырька над порогом двери и устремился в объятия внешнего мира.

Раньше пешие прогулки Дэн отлично скрашивал телефонными разговорами со своей девушкой — Кристиной. В те моменты он отвлекался от дороги, куда бы ни шёл, и путь протекал незаметно. Они как обычно болтали, о чём их душам угодно. Темы для разговоров, как правило, накапливались очень быстро, и вытекали одна из другой, сопровождаясь неисчерпаемым позитивом, смехом и милыми фразами.

Но вот уже как месяца три всё сильно изменилось, а недавняя смерть папы омрачила всё ещё больше.

Да и вообще, звонить кому-либо, — и Кристине в том числе, — совершенно не хотелось. Поэтому Дэн предпочёл снова, — как и в любой непонятной ситуации, — просто слушать музыку. С недавних пор в его плейлисте крепко засела одна талантливая группа из Саутфилда, которую нахваливала знакомая — Рейчел.

Признаться, Рейчел знает толк в музыке, и в этом они с Дэном удивительно похожи. Приятно, когда в окружении есть человек, который разделяет с тобой музыкальные предпочтения. Это во многом упрощает общение. Но не переписывались они уже около месяца. По крайней мере, уж точно с тех самых пор, как Дэн перестал общаться вообще со всеми, закрывшись в себе. Когда не стало папы.

И единственный, с кем Дэн хотел бы сейчас провести вечер и поделиться наболевшим, даже не подозревает о его визите, не ждёт, полностью погрузившись в суматошную работу.

Снег под ногами в свете редких фонарей искрится стеклянной пылью. Улицы опустошены: все сейчас наверняка попрятались от разгулявшейся непогоды, сидят в уютных домиках, готовятся к Рождеству, проводят время в кругу родных.

Как, например, Гордон.

«Может, тоже стоит провести каникулы в Хиллстауне?» — думалось Дэну.

Встретиться с Чарли, попытаться помириться? Извиниться. Да только за что? За то, что Дэн оказался правее и, в некотором смысле, правильнее? Эта глупая ссора возникла из-за взглядов, которых Дэн никогда в жизни не разделил бы. Теперь стои́т выбор: продолжить общаться с тем, кто кажется Дэну идиотом, или же отколоться навсегда и плыть в одиночку. Последнее, впрочем, ему не в новинку.

Так или иначе, нужно вернуться в родные края, проведать семью: маму, бабушку и младшего брата — Коуди. Сделать им подарки на праздник.

Только вот есть маленькая, отталкивающая деталь.

Мари некоторое время тому назад нашла себе мужчину. Она не распространялась на описания своего избранника, но обещала Дэну познакомить их. Впрочем, в личную жизнь матери старший сын вдаваться вовсе и не собирался. Откровенно говоря, ему было совершенно плевать, кто этот тип и с какой горы — лишь бы не доставлял проблем. Ясно одно — зовут его Рой. И живёт он в родном доме Дэна, вместе с его матерью и братом.

Первое время Рой проблем и не доставлял. Но потом у них с Мари не заладилось, начали проскакивать мелкие ссоры. Обо всём этом Мари, охая и ахая, рассказывала сыну по телефону.

А буквально вчера выяснилось то, от чего у Дэна сжались и кулаки, и сердце — настолько его задело услышанное из телефона. А учитывая то, что других проблем у юноши предостаточно — известие о неприятностях лишь сгустило мрачные краски его жизни.

И Дэн уже много раз уговаривал Мари бросить Роя, но женское сердце «будто бы приковано, — как объясняется сама Мари, — какими-то чарами» к тому человеку. Что здесь такого «зачарованного» парень не понимал, как и не понимал того, почему женщинам нравятся разного рода хамы.

Может быть, ему вообще не дано понимать женских чувств?

Дэн спешно одёрнул себя от неприятных мыслей и оглянулся вокруг, пытаясь отвлечься окружением.

Келтон-авеню, как и весь Драйвинг Парк, ему всегда нравилась за обилие зелени. Здесь почти у каждого домика, на аккуратно стриженных лужайках растёт по небольшому деревцу. Сейчас все они скромно стоят нагие — одни лишь худенькие ветви остались, — а некогда зеленеющие лужайки покрыты хлопьями снега.

Кто-то заботливо украсил своё деревце гирляндой, чтобы оно не грустило без своего сезонного наряда. Мило, но не удивительно: почти сразу после Дня Благодарения искусственные украшения появляются повсеместно. Их вешают везде: на окна, на бортики крыш, на фасады домов. Кое-где в окнах виднеются наряженные ёлочки, на дверях красно-зелёными бубликами висят рождественские венки. Атрибутики просто море.

Приятная пора наступила.

Дэнни и сам любитель различной феерии. Сообразил однажды смешать бесцветный лак с порошковым люминофором. Полученный раствор зарядил ультрафиолетом и точечно нанёс на натяжной потолок в своей комнате, ещё там, в Хиллстауне. Так он получил в спальне звёздное небо, и каждую ночь перед сном им любовался. Произошёл эксперимент ещё лет восемь назад, а звёздочки светятся до сих пор.

Дойдя до середины моста через семидесятое шоссе, Дэниел остановился. Он бросил взгляд на запад: там размытым заревом светится центр Колумбуса и все облачные массы над ним. А где-то далеко на востоке ждал родной дом. И самая привычная дорога, ведущая туда — это шоссе, что проходит под мостом. Сколько же раз Дэн мотался по семидесятому — не счесть. И сам, на мотоцикле, практически каждые выходные, и с папой на его «пикапе». Это шоссе стало для него одной из любимых дорог.

Полюбовавшись на горизонты сквозь сетчатое ограждение, Дэн спешно продолжил путь. На мосту он был лёгкой добычей для всех ветров. Стужа основательно вгрызлась в кроссовки и, кажется, начала прокусывать их своими ледяными клыками, добираясь до пальцев.

Ну ничего, идти осталось совсем чуть-чуть.

 Бафф — многофункциональный головной убор, защищающий от ветра, холода или пыли. Можно использовать по-разному, но самый распространенный вариант — как шарф или маску.

 1 миля = 1.6093 километра.

ГЛАВА 2 — ХРОМИРОВАННОЕ СЕРДЦЕ

Когда Дэну исполнилось восемнадцать, отец решил сводить его в одно место.

До наступления этого знаменательного события папа держал в секрете, куда именно собирался отвести сына. «Это место для настоящих мужчин, Дэнни», — с великой важностью и хитростью в глазах говаривал Алан, приглаживая бороду. Главе семейства не терпелось показать сыну, что такое хороший американский бар, но раскрывать всю правду о своём намерении сразу не хотел — сюрприз.

Алан знал, что подобных заведений Дэниел не посещал, будучи вообще малоактивным в этой сфере. И это дало отцу преимущество — так будет проще обозначить ему ориентир на «правильные для мужчин заведения». Алан испытывал некое облегчение, что его сын не рвётся и никогда не рвался в ночные клубы. В них нет ничего хорошего, считал он, лишь пошлость. То ли дело бар — тёплое, душевное, приятное место, где можно излить душу бармену и послушать хорошую музыку. А ещё посмотреть футбол. Не то, что «эти ваши клубы». Небо и земля!

Вот оно — верное воспитание. Так считал Алан.

В тот тёплый весенний вечер он вновь повёз Дэна в Колумбус, и на сей раз — в бар «Хромированное сердце». И юношу очень впечатлил антураж этого заведения. Сладкой вишенкой на торте стало выступление какой-то гаражной рок-группы. Музыканты играли в некоем грубоватом стиле: с хрипотцой, вразвалочку, но с недюжинной харизмой, и музыка эта идеально сочеталась с духом того места, где звучала.

Изначально на тот вечер никаких концертов не планировалось, но очень хороший друг папы, — что работает здешним барменом, — замолвил за двух ожидаемых гостей словечко, и представление для именинника свершилось. Не конкретно для него — скорее для всех, кто находился тогда в баре, но повод-то веский! День рождения сына лучшего друга — такие праздники следовало отмечать по-достоинству. И коллектив сделал всё, что от него требовалось, и даже, наверное, больше.

И вот, даже сейчас, подходя к «Хромированному сердцу», что мягко сияет над главным входом белой неоновой вывеской, Дэн испытывает всё тот же трепет и волнение, словно заходит туда впервые.

В один шаг преодолев три низенькие каменные ступеньки неширокого крыльца, Дэн, стряхнув с себя снег, потянул большую деревянную ручку, на мгновение выпустив на улицу большое количество разгулявшихся по бару шумов.

«Сердце» приняло одинокого путника как всегда высшим классом. Здесь согревает всё: прежде, очевидно, — отопление, далее интерьер, бо́льшая часть которого поблёскивает тёмным лакированным деревом, — а затем душевные разговоры и всё из них вытекающее. Диванчики вдоль стен обтянуты чёрным дерматином, контрастируя с красной полосой штукатурки.

На стенах висят прямоугольники раритетных железных табличек: дорожные знаки прямиком с богом забытых шоссе американской глубинки, местами побитые ржавчиной, номера автомобилей и просто какие-то плоские жестянки с надписями; различные плакаты-постеры известных и не очень рок-групп, яркие портреты девушек в стиле пин-ап с развевающимися цветастыми платьями, изображения блюд барной кухни и прочее радующее глаз убранство.

Но почётный статус локальной достопримечательности занимал гордо стоящий в стенной нише Бобби — здоровенный чёрный «Дэвидсон», бензобак и крылья которого филигранно оплетены узорами в виде фиолетового пламени. Дэн взглянул на байк и восхитился им, наверное, в тысячный раз.

Кольнуло в груди — накатила тоска — он вспомнил про свой байк. Парень не хотел думать, в каком виде его мотоцикл — от этого становилось только хуже. Мог лишь догадываться. Догадываться и закипать от злости. И, не будь он здесь, в этом прекрасном месте, как пить дать — закипел бы.

Но сейчас совсем не время.

Идеально сочетаясь с чем-то старинным, — древесным, — поблёскивает лакированным молочным дубом барная стойка и всё пространство за ней: стеллажи с рядами бутылок и различных ёмкостей и оборудование. Наряду со всем этим мастерски обустроенным добром протягивается всюду белая светодиодная лента. В одном месте на стене она принимает узор жеребца, стремительно несущегося по лишь одному ему известному пути, затем пробегает меж всё тех же табличек и устремляется вверх, на свою привычную трассу под потолком.

Но душой заведения, несомненно, является коллектив. Именно коллектив — назвать работающих здесь ребят «обслуживающим персоналом» просто не поворачивается язык. Это настолько дружные, приветливые, улыбчивые и чуткие люди, что уже в самый первый раз, когда сюда попадаешь, сердце так и порывается признать и назвать их своими друзьями.

А вот и одна из них — Стейси — молодая девушка-официантка в красном фартучке. Она прошла мимо Дэна с подносом в руке, мило поздоровалась и неизменно, искренне улыбнулась. Эта мимолётная доброта подняла настроение. Дэниел спешно ответил взаимностью, но Стейси уже пролетела мимо. Она спешила на кухню — отнести грязную посуду, коей на подносе собралась целая гора. Дэн всегда восхищался мастерством, с которым девушки-официантки одной рукой, на одних кончиках пальцев носили подносы с кучей тарелок, бокалов и массивных пивных кружек.

— Дэнни! — вдруг раздался перекрикивающий людской гомон и музыку голос, в то время как Дэн вешал куртку. И Дэн точно знал, кому голос принадлежит. На лице юноши снова расцвела улыбка, напрочь вытесняя весь скопившийся негатив.

И даже при всём желании эту улыбку очень сложно сдержать. Да и незачем.

Джентльмен, что старше Дэна на каких-то пару десятков лет, закончил с разливом пива для уже изрядно наклюканного клиента, снял красную кепку и вышел из-за своего рабочего места, ступая к Дэниелу с раскинутыми руками.

Это был Дастин — замечательный друг и отличный собеседник. Именно он договаривался о концерте год назад.

— Привет, дружище, — поздоровался Дэн, и друзья заключили друг друга в объятия, похлопав по спинам. — Что, кипит работа?

— А как же! — буднично ответил Дастин. — Рождество же завтра!

Эта фраза прозвучала как-то странно. Завтра. Рождество. Раньше в голове Дэна она звучала так же звонко и радостно, как только что произнёс её Дастин. Но сейчас она звучала… иначе. И уже будто бы не имела такого колоссального значения, как прежде, год или два назад. «Рождество и Рождество, что тут», — подумал Дэн, но сказал:

— Точно-точно!

— Ну пойдём, — хлопнул по плечу бармен так, что под Дэном чуть не треснул кафель. Затем с заботливой строгостью распорядился: — Усаживайся. Угощу тебя.

Дэн занял табуретку в самом конце стойки. Табуретки здесь не низкие и не высокие — идеальные. Самое приятное, что, когда сидишь на них, колени никуда не упираются.

Через пару мест левее отдыхал пухленький мужичок в клетчатой рубашечке с высоким пивным бокалом. Они с Дэном переглянулись, и мужчина приподнял козырёк своей фуражки, блеснув жёлтыми тонированными очками.

«И тебе привет», — мысленно поприветствовал Дэн и сдержанно кивнул соседу.

— Рассказывай! — потребовал Дастин, протирая кружку для гостя. — Где пропадал?

Начинать не хотелось. Но нужно было. Ведь за этим Дэн сюда и пришёл. А с чего начать?

— Ну как тебе сказать, старик… — вымолвил юноша. И понял, что за последнее время не происходило практически ничего интересного. Только беспросветная, всепоглощающая прострация. Дэн сделал непроизвольный жест рукой и протянул: — Добивал хвосты по учёбе, возвращался домой, пялил в потолок. Скукотища.

— А чего ж ты ко мне не пришёл, я бы тебя махом развеселил! — хохотнул бармен и, развернувшись к холодильникам, достал оттуда кое-что новенькое, что Дэн ещё не видел и точно не пробовал. Умеет удивлять.

Одним плавным движением руки тёмная пузатенькая бутыль оказалась на столике с внутренней стороны стойки. Дэн любопытно разглядывал её этикетку: с бумажки смотрел улыбающийся камешками вместо рта снеговик в красной шапке и венке из омелы, держащий перед собой чашу с мандаринами.

— Рождественский эль с пряностями и цитрусом, — презентовал напиток собеседник. — Недавно подвезли к случаю праздника. Вкуснотища такая, блин! Ты же… не за рулём? — лукаво вопросил он.

— Не за рулём, — грустно и с тенью обиды произнёс Дэн. Хотя даже если бы его любимая «Хонда» была бы на ходу, вряд ли бы он на ней приехал. — Алкогольное?

— Самую малость. Да ты не переживай, всё под контролем.

— Я и не переживаю. Я, скорее уж, надеюсь.

Он очень хотел напиться, высказаться и забыть обо всём, вернувшись домой под утро. Законы, правда, запрещали любые связи несовершеннолетних[1] с алкогольной продукцией. Но Дастин насчёт законов не переживал. Проверять никто не будет.

— Ты глянь на него. Каков жук. Но, я думаю, Алан бы разрешил мне угостить его сына…

Дэн, соглашаясь, покачал головой.

Почему-то упоминание покойного отца устами Дастина не вызвало негатива и горечи. Наверное, потому что их дружба лишена лицемерия. Потому что далее не последуют нотации и сочувствия, наигранная слезоточивость и приторная «жизненная мудрость».

— Эй, эй! — вскликнул Дэн, увидев, что друг собирается сорвать с бутылки крышку самым неаккуратным образом.

— Да помню я! — рассмеялся тот и, проделав очень осторожные манипуляции, передал уцелевшую крышку гостю, шлёпнув ею по стойке. — Держи. Ещё одна в твою копилку.

Дэн удовлетворённо стянул с поверхности жестянку и повертел в руке, разглядывая фирменный принт на верхней стороне: всё тот же венок по краям, а в центре — голова снеговика.

— Боюсь, одной сегодня не обойдётся… — грустно выдохнул он, пряча полученную вещичку в карман джинс.

— Не вопрос, — серьёзно и тихо произнёс Дастин, глядя Дэну прямо в глаза, переливая жидкость в большую пивную кружку. — Но раскисать не вздумай, — повысил он голос, вновь приняв облик улыбчивого бармена, — усёк? А то будешь томатный эль пить. Такой же кислый, как и ты. Хе!

— Гадость какая, — скривился парнишка, коротко посмеявшись. Перед ним стояла наполненная кружка с рождественским пряным элем. За её края едва переваливалась пенка.

— Ну и всё, нечего мне тут. Погоди секунду…

Из кухни, неся в здоровенных руках поднос с закусками, вышел Эдди — напарник Дастина. Дэн знал и его тоже, но не столь хорошо, как последнего. Эд мог похвастаться отличной физической формой, которую прекрасно дополняла идеально остриженная чёрная бородка и широкая белоснежная улыбка. Девушки, которым он подносил блюда, наверняка восхищались его бицепсами. Он играл двойную роль — официант-бармен.

— Эд! — обратился к нему Дастин, подозвав рукой.

Тот обслужил столик и подошёл к барной стойке.

— Слушаю, — улыбнулся Эд, уперев ручищи в бока.

— Поработаешь за меня? У меня тут гость.

Дастин повёл головой в сторону Дэна, который сидел к Эду спиной.

— Дэн? — вопросил последний, сдвинув густые брови. — Во имя бойлерного. Я тебя не узнал.

Он произнёс это, и они с Дэниелом обменялись рукопожатием.

— Здравствуй, Эд.

— Я бы сказал, что ты зарос, — слегка склонил голову Эдвард и нахмурился, осматривая гостя, — но это ещё как посмотреть. Ты решил отращивать бороду? Будет как у меня, вот такая! А чего грустный такой? — затараторил он. — Стой, а шевелюра где? Уж не связано ли это… а-а-а! Дай угадаю… ты пошёл в парикмахерскую и попросил состричь пару дюймов[2] длины, а они состригли почти всё и настроение твоё прихватили?

Вместо Дэна ответил Дастин:

— Иди уже, приколист, отстань от малого, — скривился он так, как обычно реагируют на глупые шутки, которые каким-то образом всё же веселят. Дэна же эта выходка действительно рассмешила. — Ну так что, — вернулся к теме Дастин, — на тебя можно положиться?

— Не проблема, парни. Принести чего-нибудь?

— Снеков, будь добр.

Эд кивнул и удалился на кухню.

Дастин снял с себя красный фартук, притащил с подсобки ещё один табурет и уселся напротив Дэна, взяв себе бутыль индийского бледного. Разумеется, не забыв о том, что крышку надобно отделить осторожно.

— Ну, рассказывай. Что тебя тревожит? Знаешь, кстати говоря, резонный вопрос. Что с твоей причёской? Девушки, например, стригутся, когда в их жизни что-то случается. Ты, конечно, не девушка…

— Хорош, Дастин. — Дэн вглядывался в пенистую жидкость янтарно-бурого цвета, обхватив кружку обеими ладонями. Он мог бы сказать, что ни одна его проблема не стоит обсуждения и пустой трёпки. Но также понимал, что, если он не поделится наболевшим хоть с кем-то — весь этот давящий груз просто его поглотит. В конце концов, он шёл сюда именно за этим — выговориться. Да и к тому же, Дастин этого так не оставит: выпытает, вымучает, достанет правду раскалёнными щипцами, если потребуется. — Ты будешь смеяться, если я скажу тебе, что, по сути, всё так и получается. Но мне пришлось.

— Тебя заставили постричься и отрастить щетину?

— Да нет, никто не заставлял. Я, на самом деле, сам. Но сейчас не об этом. Об этом потом. Сейчас… — вздохнул Дэн. — Тебе правда интересно?

Дастин снова взглянул ему в глаза:

— Ты мне как сын, Дэнни, — проговорил он низким бархатистым голосом. — Выкладывай всё как есть и не смей что-то утаивать. Иначе я это почувствую, и томатного эля тебе точно не избежать.

Дэн рассмеялся:

— Да иди ты со своим томатным элем.

— Ладно, не спеши. Давай по глоточку, сегодня мне можно. Нам можно. За Рождество и за Алана. За старика.

Оба молча отпили, не чокаясь.

Вкус у эля оказался действительно потрясающим. В букете чувствовались и имбирные пряники, и оттенок корицы, и немного цитрусовых, и, как показалось Дэну, что-то хвойное. В нос дало, на удивление, как шампанское. Как раз к этому моменту подоспел Эд с закусками. Он оставил их и ушёл работать.

— И вправду, вкуснотища, — оценил Дэн, кидая в рот плоский сухарь, предварительно постукав им по дощечке, сбивая лишние специи.

— А я тебе о чём. Пей, пока есть. Потом уже не будет.

— Спасибо, что не забыл о моём отце.

— Это явно не то, о чём стоит благодарить, Дэнни. Настоящих друзей не забывают, — покрутил бутылкой бармен. — Забыть Алана — значит забыть все годы нашей с ним дружбы. Десять лет, представляешь? За это время он не раз выручал меня. А сегодня всё, что требуется от меня — всего лишь поднять за него кружку и вспомнить добрым словом. Не сделать этого было бы просто по-свински.

— Согласен, — отхлебнул Дэн. — По правде говоря, я шёл сюда как раз за этим. Ну, не только за этим… — он нахмурился, а затем выдал: — Да что там, я бы хотел о многом тебе рассказать. Хотя бы просто потому, что больше некому. Да и не могу я уже быть наедине со всем этим дерьмом.

— А, созрел! Но перед этим, извини, перебью. Слушай, я очень рад тебя видеть. Честно. Но почему ты не поехал в Хиллстаун?

— Что ж, друг мой. Могу сказать, что ты меня вовсе и не перебил. Это как раз первая часть моей горькой исповеди.

— О как… ну давай, исповедывайся.

— Не хотел я тебя грузить, но ты сам напросился. — Дэн сделал пару мелких глотков и взялся за рассказ: — Ладно. Почему не поехал? Мать там нашла себе кого-то.

— Что ж, — медленно набрал в лёгкие воздуха Дастин. — Рад за неё. Честно, рад. Наверное, это было нелегко. А что, из этого следует что-то плохое?

— Поспешила. «Дэн, он такой хороший! Цветы мне дарит, на руках носит!», — скривился Дэн, цитируя. — Сначала было вроде всё хорошо у них. Он даже с ней у нас дома жить стал, с Коуди возился — как своего принял. А в итоге мудачьём оказался редкостным.

— И поэтому ты не хочешь к ней ехать? Потому что он там?

— Сначала просто не хотел туда ехать, потому что не хотел в её личную жизнь лезть. Пускай, думаю, живёт со своим мужчиной. Честно, Дасти, даже знакомиться с ним не хотел — настолько мне плевать. Веришь? У неё там — своя жизнь, у меня здесь — своя. Которая, между тем, тоже катится коту под хвост.

Дэн снова отпил, и к этому моменту в его стакане осталась половина. Напиток стал потихоньку пробирать, окутывать теплом, словно девушка обнимает за плечи.

— А с твоей-то личной жизнью что? — спросил Дастин.

— Это уже отдельная история. Обо всём по порядку.

— Ну хорошо. Так что там с тем дядькой?

— Так вот. Да. Тот, как ты хотел сказать, козёл… Они стали ругаться. А потом снова мирились. А потом… что?

— Опять ругались?

— В точку. Она звонила мне каждые пару дней с рассказами о том, что вот, он такой-сякой, а потом снова у них всё хорошо. Как будто мне своих проблем мало. Но в один момент чёрно-белые полосы закончились…

— И началась сплошная чёрная?

— Абсолютно точно. За твою смекалку, старина, — поднял стакан Дэн. Собеседник усмехнулся и тоже выпил. — Видимо, последнее время он стал приходить пьяным, как тварь. Мать мне голосовое сообщение успела записать, как он орал и разносил всё в доме в пьяном бреду. Зачем? Не знаю. Помощи она при этом не просила. А вчера она мне позвонила. И знаешь, что?

— Ну-ка.

— Бухло он покупал за её деньги. Она давно подозревала его в том, что он тащит наличку. И кольцо она потеряла. Совпадение?

— Это очень низко с его стороны.

— Так это ещё не всё. Она сделала ему замечание, и ему это не понравилось — стал на неё замахиваться. Врубил, типа, бычку. Говорил, мол, как ты смеешь меня в этом винить?! Коуди напугал до истерики. Он же ещё совсем малой, Дасти. Понимаешь?

— Да, брат. Понимаю. Славный у вас пацан, — отвёл взгляд Дастин и почесал затылок. — Все целы хоть остались?

— К сожалению, не все… — Дэн сжал кружку и костяшки его пальцев побелели. — В ночь после этого случая он бухущий в хламину зашёл в гараж. Мой гараж! Без чьего-либо ведома взял мой мотоцикл. Помнишь «Хонду»?

— Твою-то… как её… Сигму? Ту самую «Хонду», которую мы с твоим отцом везли из Дейтона? — Дастин отпил от бутылки и, догадываясь, что стало с мотоциклом, отвёл взгляд куда-то в сторону. — Ну-ну-ну?

— Он поехал на ней куда-то, видимо, за добавкой, и разбил. Где-то на шоссе.

Дастин втянул воздух ноздрями и на выдохе грязно выругался.

— Мне даже не так жаль этого подонка, как твой мотоцикл. Хороший аппарат был.

— Поверь, друг, — горько произнёс Дэн. — Мне жаль её не меньше. А теперь, наверное, проще сдать на металлолом, и купить новый байк. Так мне сказала мама. Но ты же знаешь, как я отношусь к подаренным вещам…

Оба допили первые бутылки и начали по второй.

— Ладно, парень, — открывая напитки, выдохнул Дастин. — Не переживай. Что-нибудь обязательно придумаем.

— Знаешь, обиднее этого может быть только одно…

— Что же?

— А то, что козёл даже не пострадал. Нормальная женщина и мать, узнай о случившемся, прибила бы подонка на месте. Но, как ты снова мог понять, всё не так просто. Не знаю, что он ей там наплёл, но она простила его. Ну, что ж, спасибо на том, что хотя бы байк приволок.

— Тфу ты! Цирк какой-то. Не хочу сказать о твоей маме плохо, братец, но она поступила глупо.

— Именно поэтому я не хочу туда ехать сейчас. Или уже. Короче, пошло оно всё. И они оба. Противно.

— Дэн, Дэн. Не горячись. Не говори ты так. Она же твоя мать.

— И что? — пылко отреагировал парень. — Ты считаешь, что родственные связи дают человеку право быть безусловно прощённым в той или иной ситуации? Дают преференции? Я — нет. Пока она не одумается, наконец, и не бросит его, своего мнения я не изменю, и ноги моей в том доме не будет. По-другому я не могу. Да и не хочу. Статус матери её никак не оправдывает.

— Ты, пожалуй, прав… — согласился Дастин, глядя на помрачневшего друга. Тем временем в его голове уже созрели некоторые мысли. — Знаешь, что? Я думаю, тебе не стоит рубить с плеча. Я понимаю твои чувства, но «ноги моей больше не будет» — это явно зря. Только хуже сделаешь. Сейчас лучше делать вид, что всё в порядке. Приходи в гости, посещай дом. Всё, как и прежде. Иначе всё сильно усложнишь. Поверь мне. А насчёт того дятла… Я, конечно, против насилия, но счёты свести нужно. Что ты так на меня смотришь? Я не грохнуть его предлагаю. Для него будет достаточно переломанных пальцев, либо коленей. Я думаю, справедливо будет сделать с ним то, что случилось бы с человеком после падения с мотоцикла на скорости в шестьдесят миль. С обычным таким, невезучим человеком. Ты ведь не собираешься оставлять это просто так? Если ты сам уже это не запланировал, конечно.

Дэн помолчал, медленно пережёвывая креветку, взятую с подноса.

— Но знай — за тебя я горой. — Дастин сжал кулак, на котором блестела пара крутых серебряных перстней. — Если он тронет тебя хоть пальцем, тут же его и лишится. И неважно, кто он там, хоть кандидат в мастера спорта по кикбоксингу, хоть кто ещё — любому морду начищу за тебя. Кстати, да! Ты хоть видел его? Туша, не туша?

— Не видел. Не знаю.

— А зовут как? Тоже не в курсе?

— Имя знаю, почему. Мать его произносит едва ли не каждый наш телефонный разговор. Уже тошнит от него. Рой. Рой Фелпс его звать.

Дастин изменился в лице.

— Как ты сказал…?

— Рой. Его зовут Рой, — повторил парень, наблюдая за реакцией собеседника, и с удивлением спросил: — Ты его знаешь??

Тот усмехнулся:

— Поверить не могу. Если бы ты с самого начала сказал мне его имя, тебе бы не пришлось распинаться о том, какой он говнюк. Знаю я его! Ещё как.

— Но откуда?

— Да отсюда. Какой завтра день недели?

— Понедельник. — Дэн глянул на часы в попытках сосредоточиться и сделать так, чтобы их стрелки никуда не разбегались. Эль его нехило взял. — Уже, кстати, через пару часов наступит. А что?

Дастин промычал и попросил:

— Приходи в среду. Где-то… к восьми. Сам всё увидишь. Сам на всё посмотришь.

Дэн охотно согласился. Такого поворота событий он совсем не ожидал.

— Ладно, нечего за столом о всяком дерьме трепаться, — подытожил Дастин. — Надеюсь, с этим я помог тебе разобраться, пока что. Доживём до среды, а там яснее будет. Если что, я тебя наберу. Будем связь держать. Кстати, а у меня номер твой остался-то? Продиктуй, я посмотрю. — Дэн напомнил цифры и Дастин отметил: — Да, остался.

— А твоего у меня нет. Это я точно знаю. Так что скинь гудок, запишу.

— Ага. Готово. Так что там с личкой-то?

— Тогда готовься, это будет до самой ночи.

— Плеснуть ещё эля?

— Пока нет. Мне нужно отойти, — шлёпнул Дэн по стойке. — История будет длинная, а твой чудесный эль просится наружу.

— Прямо и налево, если не забыл.

Парень отблагодарил и слез с табуретки. Несмотря на всё её удобство, ноги всё же затекли, как и спина.

Вокруг шумело веселье: постояльцы и просто случайные гости отдыхали за столиками, смеялись, шутили. Из колонок с разных краёв помещения доносился заводящий буги. Кто-то заметил разминающего спину Дэна и между делом поднял рюмку, мол, твоё здоровье, друг, за твою спину. Позитив и радушие — самая главная отличительная черта этого бара. Дэн улыбнулся и в ответ махнул рукой, направившись по нужному адресу: прямо и налево.

Его пошатывало. Интересно, сколько градусов в этом чудеснейшем эле? Неважно. Так или иначе — неважно. Время проходит слишком хорошо, чтобы задумываться о таких мелочах. Жить нужно на полную.

Дэн зашёл в туалет и задвинул щеколду. Его окружили интересные плакаты с надписями на чешском, что-то про пиво. На одной картинке, изображённой на стене за унитазом, с крайне удивлёнными выражениями на лицах пестрели в распрекрасных летних платьях две мадам: одна блондинка, другая брюнетка, и обе нарисованы всё в том же стиле пин-ап.

— Ну привет, девочки, — усмехнувшись, пробормотал Дэн. — Опять подглядываете?

Вокруг витал приятный лимонный аромат свежести. Унитаз же сиял белоснежной чистотой, как и кафель вокруг. Идиллия. То ли уборщицы действуют на ура, то ли посетители отнимают у них работу, ведя себя по достоинству аккуратно и воспитанно. Дэн последовал примеру остальных.

Затем он обратился к умывальнику и, мо́я руки с муссом из дозатора, взглянул на себя в зеркало.

Сильно же он изменился. Уже, получается, второй раз поменял облик. Но если в первый раз, в октябре, он пошёл на это осознанно, то в этот раз — просто забив на себя большущий гвоздь.

Щетина, что обильно пробивалась на точёном юношеском лице, не сбривалась уже долгое время, что привело к размытию некогда чётких линий подбородка и скул. Образ волевого бунтаря стёрся. Теперь в зеркале стоял девятнадцатилетний мужик с тоскливым взглядом и грустной улыбкой наперекосяк.

Он запустил мокрые руки в свои слегка волнистые каштановые волосы и зачесал их назад. Причёска, которую ещё месяц назад можно было назвать «британкой» — модной, стильной, аккуратной — сейчас напоминала разлохмаченное гнездо, которое только что прилизали водой. С тех пор длины особо не прибавилось, но ещё несколько месяцев, и вновь будет как раньше. А стоит ли к этому возвращаться? С одной стороны, постричься под «британку» Дэну пришлось. Если бы не те обстоятельства, которые его на этот шаг толкнули, так бы и ходил со своей привычно уложенной назад шевелюрой. Смотрелось это, в принципе, опрятно, по-своему стильно и дерзко. Но с другой стороны — с короткими проще: они не лезут порой в глаза, не пачкаются столь часто, с ними не так жарко летом. Впрочем, об этом ещё можно подумать.

Из-за такого перевоплощения Эд и не узнал Дэна сразу. И это ещё краска смылась… Но да ладно, нужно уже рассказать всё Дастину: что случилось, и что заставило сменить облик. Дэн шлёпнул себя по щекам, приободрился и вышел.

Когда он вернулся на место, его уже ждал слушатель и две рюмки в придачу.

— С возвращением! — воскликнул он, разливая по рюмкам жидкость алого цвета.

— Я же сказал, что пока не надо.

— Так это было ещё тогда… пять минут назад. Давно.

— И… о, хрень. Только не говори, что это томатный эль.

Дастин рассмеялся:

— Да какой, к чёрту, томатный эль? Расслабься и забудь о нём, как страшный сон. Это — истинное воплощение таланта бродильного мастерства. Пробуй.

Дэн взял рюмку. Понюхал. Затем, убедившись, что она не пахнет томатом, опрокинул содержимое в себя.

— Сладкая, — почувствовал он.

— Это, брат, смородина.

Поведав это, Дастин тоже выпил.

— Точно! Мы как-то с бабушкой варили из неё морс.

— Так вот это — тот же самый морс, только для взрослых, — подмигнул бармен, наливая по следующей. — Классная штука, а? — Дэн закивал. — Ещё пару рюмок и хватит. Ну, рассказывай уже о своих любовных похождениях. Чего у тебя там с девками-то?

— Предупреждаю, это долго.

— Ох, предупреди об этом свою печёнку.

— А ещё моя новая стрижка напрямую с этим связана, поэтому, обещаю, ты получишь все ответы.

В баре вовсю звучало нечто вроде «дедушкиного рок-н-ролла», поддерживая запал обстановки. Дастин устроился поудобнее, чтобы внимательно выслушать всё, что выложит его почётный гость.

Эд тем временем разливал коктейли для троицы кокетливых дам за другим концом барной стойки. Пришло время рассказать Дэну и о своей.

***

Кристина.

Вселенная свела их с Дэном ещё два с половиной года назад. Бекки — давняя знакомая Дэна из другой школы — в своих рассказах иногда упоминала свою одноклассницу — некую Кристи Шерман. Якобы они соревнуются в школьной успеваемости. Неплохая гонка, очень мотивирующая. Тогда ещё Дэн и понятия не имел о том, что речь идёт о его будущей возлюбленной.

Общение завязалось весьма спонтанно и «на ура». Будущая пара нашла общий язык сразу же. Уже в первые дни переписок раскрылись общие темы и увлечения, затем встал вопрос о свидании. Крис собиралась отвести Дэна в одно место, которое она описывала как «поле с прекрасным видом за томатной фермой». Обещала, что ему понравится.

Место встречи представляло из себя окраину невозделанного поля, на котором росла невысокая трава и пестрели пятна душистых цветов. В этом месте, в десяти ярдах[3] от лесополосы, обособленно росло небольшое деревце, под которым стоял невесть откуда взявшийся лоток теплотрассы[4]. Ещё отсюда открывались довольно обширные виды на равнину и саму ферму, что расположилась правее.

Дэн не очень любил равнины — холмы и горы притягивали его сильнее. Но свидание в том местечке прошло чудесно. Усевшись на бетонную плиту, пара провожала закат, попивая привезённый Дэном морс.

Единственное, что слегка омрачило встречу — реакция Кристины на мотоцикл. Она не любила такую технику и воспринимала её с опаской. Но, впрочем, Дэну удалось убедить её в том, что ездок из него отличный.

Солнце исчезло за горизонтом. Медленно подкрадывалась темнота. Время прощаться. Крис не хотела отпускать нового друга, теперь уже усевшись на его пустой рюкзак, что он положил рядом с собой. Чтобы забрать вещь, ему пришлось поднять девушку на руки. Она ахнула и обвила его шею руками, и даже когда он вернул её на место, та в упор отказывалась выпускать Дэна из своих объятий.

«Ладно, — бросил шуточные попытки выпутаться Дэн. — Ещё несколько минут, и по домам… хорошо?»

Крис обрадовалась и обняла парня крепче. Тот, в свою очередь, приобнял её за талию. Прошли пять минут, а затем ещё пять и вслед ещё столько же. Поначалу он испытывал неловкость, но вскоре его обуздало тепло и умиротворение. Запах цветочных духов, что витал у её шеи, пьянил голову.

Двое на окраине поля не выпускали друг друга из объятий, совершенно не сдвигаясь с места.

Только лишь когда телефон Кристины тревожно зажужжал от звонка родителей, она отстранилась от юноши и попросила её провести. В тот момент Дэн словно вынырнул из омута ласки, проснулся от дрёмы. Он согласился провести девушку, хотя сделал бы это и без приглашения, ведь так поступил бы любой настоящий мужчина.

Сигму, правда, пришлось катить — ехать на ней Кристина побоялась. В следующие разы Дэн приходил пешком.

Спустя несколько дней встреча повторилась. В переписке двух подростков накануне проскальзывали разговоры за поцелуи. Витиевато, едва уловимо Кристина играла словами, намекая на один единственный поцелуй. Пусть хотя бы в щёку.

Это напоминало какую-то нелепую игру.

Любой другой парень на месте Дэна согласился бы без раздумий, и желающие имелись, ведь от отличницы дюжина парней теряла голову. Причин для отказа такой замечательной особе, казалось бы, нет. Красотой она могла очаровать любого, влюбить в себя характером покладистой игривой принцессы — едва ли не каждого, а на её блестящий ум не купился бы только идиот. И последнее даже не связано с отметками за тесты. Эрудиция, грамотность, начитанность — Кристина Шерман могла гордиться этим на полных правах.

Но причины крылись совсем не в ней.

У Дэна водились свои тараканы в голове, которые отговаривали его от сего поступка.

Вопреки собственным принципам, борьбу с голосом разума он проиграл. В тот момент, когда это произошло, Крис сидела рядом, смотрела вдаль. Такая красивая, с завязанными в хвост волосами, спокойными карими глазами под изящным изгибом бровей. Невозможно устоять. От одного её вида внутри всё замирало и переворачивалось, взрывалось и размывалось волнами противоречивых чувств.

День иссякал, проливая на облака оранжево-розовые краски.

«Только один. В щёку…» — решился мысленно Дэн, и, потянувшись к обращённому в профиль лицу девушки, прикрыл глаза. Тем временем в голове выкриками проносилось: «Остановись, остановись, остановись».

Кристина ждала этого и дождалась. Но вместо того, чтобы позволить парню просто поцеловать себя в щёку, она проявила инициативу к большему: мягко повернула голову и подалась навстречу.

Когда Дэниел понял, что произошло, было уже слишком поздно. Уста молодых людей встретились друг с другом, а тёплые ладони девушки нежно касались юношеских щёк.

Волна сладких чувств захлестнула его, и мозг отключился напрочь. Влечение взяло верх.

Встречи стали повторяться. Регулярно. Регулярно пара беспрестанно утопала в объятиях и страстных поцелуях в последних лучах заката. Регулярно Крис задерживалась домой… Всё происходило регулярно, и угрызения совести, штормом обрушивающиеся на Дэна, не стали исключением. Он будто бы заболел, обзавёлся зависимостью, как от сигарет. Он знал, что сигареты губят, поэтому не курил. Но одной зависимости он всё же противостоять не смог.

Цикл «встреча — поцелуи — сожаления — встреча», в котором застрял Дэн, в один миг всё же оборвался.

Одним холодным и дождливым ноябрьским днём они с Крис стояли на мостике, что тянулся над неширокой речушкой, протекающей через Хиллстаун. Для Кристины это был очередной радостный день, когда она снова увидела Дэниела, наплевав на погоду. Для самого же Дэна — день, когда он решил раздавить в себе всякие чувства и поставить в их с Кристиной встречах точку.

Без всяких объяснений.

И всё, абсолютно всё, что Кристина построила и чего добивалась на протяжении трёх месяцев — разрушено. Её бросили. На глазах моментально навернулись слёзы.

Её план по завоеванию юношеского сердца провалился, в то время как её собственное разлетелось вдребезги.

Общение оборвалось.

Время всё изгладило. Зима прошла сказочно, хоть и почти без снега. Рождество, Новый год и круг семьи помогли Кристине отвлечься от неудачного опыта налаживания отношений, и вплоть до конца июня она продолжила уделять всё своё время учёбе, стараясь закончить год с отличием.

Райт уже окончил школу и поступил в Государственный Колледж в Колумбусе. Он мог бы подать документы в колледжи Ньюарка или Зейнсвилля, и находился бы гораздо ближе к дому. Но Алан очень хотел, чтобы его сын получал образование в столице, и настоял на его переезде в Колумбус.

Проблему жилья решить удалось почти бесхлопотно. На помощь пришла папина сестра — тётя Грейс. В её городском домовладении обитали не очень порядочные арендаторы, которых она с чистой совестью выгнала, и с удовольствием приняла племянника. Дэну практически в одиночку пришлось приводить дом в порядок, до конца лета заниматься косметическим ремонтом и уборкой.

В доме тётушки ему понравилось. Даже больше, чем в родном. Но он всё равно чувствовал себя не в своей тарелке. Кроме того, чтобы добраться до колледжа, нужно было колесить через весь город. Хотя это всё равно куда лучше, чем общежитие или хостел. Да и гараж есть, что позволяет хранить мотоцикл в тепле и сухости, и на нём же передвигаться по городу. Стоит отметить, что гаражи по Келтон-авеню можно встретить не у каждого. Поэтому, в целом, Дэн оставался доволен тем, в какое попал место.

Кристина же перешла в выпускной класс и по-прежнему сохраняла статус отличницы, соперничая с Бекки.

Дэн же, уже к середине сентября войдя во вкус студенческой жизни и абсолютной свободы, решил попытать удачу влиться в чей-нибудь кружок. Ему с этим настолько повезло, что это вновь привело его к потокам нелегального для него спиртного и спонтанным вечеринкам с новыми знакомыми и «пивным понгом»[5]. Он пил и гулял, в то время как Кристина сидела дома, ни о ком и ни о чём не думая, кроме того, как безупречно закончить двенадцатый класс.

К середине октября Дэн, зависая на очередной вечеринке, вдруг на пьяную голову задумался. Задумался о том, что всё это надоедает. Что запах спиртного уже настолько приелся, что вызывает отвращение. Что все эти игривые девчонки, с которыми так весело и легко, — лишь ни на что не способные пустышки. Одноразовые случайные спутницы. Что от этой музыки уже кровь из ушей идёт. Всё надоело.

Тусовками он переболел очень быстро.

С того вечера и далее наступил период глобального переосмысления, в ходе которого Дэн ясно стал понимать, что чего-то ему не хватает. Чего-то тёплого, душевного и цветочного. Как те поцелуи на окраине душистого поля.

Рука нетрезвого, но вполне себе здраво соображающего парня, полезла в карман джинс за телефоном. Пальцы пролистывали в разы выросший за последний месяц список диалогов в «Фейсбуке»[6], и остановились на имени Кристина Шерман. Большой палец нерешительно завис над последним отправленным сообщением почти годовалой давности, затем всё же тапнул по экрану.

Она ответила почти сразу. Безо всякой радости, восхищения или грубости. Она просто приняла это как должное, не видя смысла игнорировать. Раны, оставленные Дэном, затянулись, и общение с ним не доставляло каких-либо болезненных ощущений.

Но в глубине души Крис радовалась их внезапной встрече в сети, потому как от нескончаемых занятий учёбой у неё кружилась голова, а найти кого-то, с кем можно поговорить по душам, как в старые добрые времена с Дэном, не удавалось.

Общение возобновилось так же внезапно и столь же беспрепятственно, как тем чудным летом… и продолжилось. Дэн как ни в чём не бывало рассказывал ей обо всём, что с ним происходит в столице. О том, где теперь живёт, куда поступил, о том, как напился однажды в парке Гудейла и невесть как вернулся домой, и о том, какие бестолковые дамы его окружают, и о том, как он учится, как дорого стоят запчасти на «Хонду»…

Шерман его выслушивала каждый вечер, шутила и подбадривала, разбавляя однотипные будни. Она и сама не заметила, как этот «старый приятель» вновь стал для неё кем-то близким. Но когда поняла это, то снова смело погружалась в это общение всё глубже и глубже.

То же самое чувствовал и Дэн.

Он не искал кого-то лучше Крис, не пытался отговаривать себя развернуться и попытать счастье в столице. Всё это абсолютно ни к чему. Сыт он по горло уже этими пьянками и разгулами. Пора бы взяться за голову и начать инвестировать в будущее.

На дворе снова ноябрь. Он в очередной раз приехал на выходные в Хиллстаун, чтобы повидаться с родными. А ещё с Крис. Пятый раз с момента возобновления общения.

Все встречи до этого вечера приходились на самые различные места: остановки общественного транспорта, лавочки, скверы. Но сегодня всё вышло довольно иронично.

Юноша пригласил Кристину на мост, и та пришла, улизнув со дня рождения отца, где были одни взрослые. Пришла на тот самый мост, где когда-то оборвалось их беззаботное своеобразное общение. Теперь Дэн попросил Кристину забыть обо всём, что с этим местом связано, как и всё то, что связывало их в целом.

Глаза девушки сияли в предвкушении чего-то приятного, но она старательно отводила их в сторону, пытаясь делать вид, что слушает лишь из уважения. На самом деле она ждала. С трепетом и волнением. Хотела убедиться, что её неудавшийся парень, наконец, одумался.

Догадки её подтвердились. Почему-то в глубине души она считала, что лучше него тоже уже никого не найдёт. Так зачем же отказывать? Почему бы не попытать счастье снова?

И этот мост стал символом новой жизни. Новых отношений, в которые Дэн вступил на этот раз осмысленно и решительно. Он не рассчитывал на согласие после своей душещипательной речи о том, что всё переосмыслил, но оно последовало. Крис просто молча, улыбаясь до ушей, обняла юношу, и так они простояли столь же долго, как и в первую их встречу.

В этот раз никто из родителей девушки не названивал, занятые празднованием, да и Дэна никто не беспокоил. У пары имелись все возможности от души поговорить, обсуждая их прошлое, настоящее и будущее. Но вместо этого они долго целовались, понимая, что оба рады вернуться друг к другу, что этого им обоим чертовски не хватало.

Очередное лето прошло безумно быстро и в то же время весьма ощутимо.

С наступлением осени Дэн перешёл на второй курс. У него появился сожитель в лице Гордона. Кристина же, успешно сдав экзамены, поступила в высшее учебное заведение — Государственный университет штата Огайо — и тоже заселилась в арендованное жильё, благо, финансовое положение её семьи это позволило. Переехать к Дэну ей не разрешали родители. По многим причинам.

Для Дэна открылась потрясающая возможность видеть возлюбленную чаще. Для Кристины, помимо той же возможности, распахнул свои двери большой интересный город…

***

Дэн, сидя за барной стойкой, увлечённо и во всех красках рассказывает обо всём этом Дастину, хотя предысторию обрисовать собирался лишь в общих чертах. Эль здорово развязал ему язык, и теперь он говорит, словно только что обрёл способность разговаривать.

— Теперь самое интересное. Слушай дальше… — сделал Дэн глоток эля, к которому вновь вернулся после настойки. Его единственный слушатель сосредоточенно внимал, не отвлекая всякими вопросами. В этом Дэн ему очень благодарен, потому что сейчас ему хотелось просто без конца высказаться и не терять нить разговора. Юноша продолжил: — Поступила она в Государственный университет Огайо. Ну, я думал, всё будет хорошо. Старался отгонять от себя негативные мысли по поводу того, что там будет куча-куча всяких типов. А она у меня очень красивая. И слишком дружелюбная.

— Дружелюбных называют ещё по-другому, сказать?

— Уймись. Хотя думай, что хочешь. Иногда она после учёбы зависала в кафешках с новыми подружайками. Но посиделки в кафешках — это ещё ладно. Со всем этим своим прекрасным набором личных качеств она собиралась пойти на закрытую вечеринку для первокурсников. В некий ночной клуб. — Дэнни сделал добрый глоток. — Об этом она заявила мне в один из октябрьских вечеров.

Воспоминания об этом принесли рассказчику неприятные чувства. Закрытая вечеринка. В клубе. Худшего для Кристины Дэн и придумать не мог.

— Ну вечеринка и вечеринка, что такого?

— Вытруси гренки из ушей! Красивая, дружелюбная. Ни о чём не говорит?

— Допустим, намёк понят. И что дальше?

— Что-что… Я должен был что-то с этим сделать…

 В США совершеннолетие наступает с двадцати одного года. Только тогда молодые люди получают право покупать и употреблять спиртное.

 1 дюйм = 2.54 сантиметра.

 1 ярд = 0.9144 метра.

 П-образная бетонная плита.

 «Пивной понг», он же «Бирпонг» (англ. «beer pong») — популярная среди американских студентов игра на выпивание, в которой нужно закидывать шарики от настольного тенниса в стаканы с пивом противника.

 Фейсбук (англ. «Facebook») — запрещённая в России социальная сеть. Принадлежит компании META Platform Inc.