Оглавление

— каникулы —

Окончив первый курс института, я возвращался к себе в небольшой провинциальный городок на каникулы. Стояло обычное лето, и наш районный центр с пыльными дорогами, бурьяном на обочинах и шумом ветра в невзрачных тополях нагонял тоску и уныние, но только не на меня. Ведь я был студентом вуза, который скоро переименуют в университет, и осознание этого тешило моё самолюбие. Возможно, я даже немного зазнавался.

Дверь в квартире на первом этаже панельной пятиэтажки как всегда была не заперта. Войдя, я бросил на пол тяжёлую сумку с тетрадями и грязной одеждой — я съехал из комнаты в общежитии, и в этой сумке уместилось всё моё барахло за год жизни в студенческой общаге.

— Привет, мам! Есть что-нибудь поесть?! — крикнул я с порога.

— Привет-привет! Я щи только что сварила, будешь? Ты насовсем к нам? — навстречу мне из кухни бодрым шагом, с улыбкой, почти выбежала уставшая мать.

— Нет, только на лето — каникулы ведь до сентября! — ответил я, хитро улыбаясь, снимая свои единственные старые и сильно стоптанные, с порванным задником кроссовки ADIDAS.

Мама с горечью посмотрела на них, но ничего не сказала.

Я уже знал, она непременно заведёт разговор о том, что мне надо куда-то устроиться работать на лето, что денег у нас ни на что не хватает, ну и всё в таком духе… Честно сказать, работать мне не хотелось, но я знал, что придётся. Даже если меня никуда не возьмут на работу, то я буду вынужден вкалывать на нескольких наших подсобных участках. И самая ненавистная работа — это прополка сахарной свёклы в соседнем совхозе. Поэтому уж лучше хоть куда-то устроиться шабашить за живые деньги, но только не работать на семейных делянках — я терпеть не мог с самого детства все эти мотыги, лопаты, палящее солнце и ранние подъёмы!

— А я вот на дачу собираюсь, наши все уже там, — сказала мать. — Ты давай тоже, ешь побыстрее — и поехали: там работы много накопилось.

«О-о не-ет, только не это!» — подумал я. Вот чёрт, не успеешь приехать — и сразу в борозду. О, как я ненавижу ВСЁ это сельское хозяйство вместе взятое! Что же делать…

— Мам, а Зайчик когда ко мне заходил?

— Да я его что-то давно не видела, — задумчиво произнесла мама, — он, вроде бы, в Москву на стройку работать уехал.

— мой друг Зайчик —

Зайчик был моим лучшим другом с самого детства. Звали его Игорь, а фамилия была Заяц, и он всем говорил, что его фамилия не склоняется, а почему — мы никогда даже не задумывались: не склоняется, и всё тут. Клички же в основном были производными от фамилий, поэтому если фамилия Заяц, то кличка должна быть какой-то другой — просто Заяц его никто не называл. А вот почему он стал Зайчик, уже никто не помнит, но ласковая кличка осталась.

У Зайчика были грустные глаза — большие карие с густыми тёмными бровями — у него был всегда спокойный и наивный вид. Такой грустноглазый добряк с веснушками, он всегда ходил в рубашке — причём в светлой, чистой и наглаженной — я в такой только в школу ходил, а он на улицу! И неважно, какие на нём были штаны — чаще всего это были трико с оттянутыми коленками, — на нём всегда была надета чистая, наглаженная, однотонная рубашка с длинным или коротким рукавом.

Но внешность моего друга была обманчивой. Зайчик очень любил драться. Особенно став старше, когда мы уже не стесняясь пили самогонку, он мог спокойным тоном заявить: «А пойдём-ка накостыляем вон тому хмырю». И на вопрос: «А за что?!», — Зайчик спокойно отвечал: «Да чёт он мне не нравится».

И окружающим стоило больших трудов отговорить его от драки, потому как Зайчик отвечал нам: «Ну не хотите, так я один пойду и врежу ему». При этом он был спокоен, а глаза его были пьяными и грустными.

— детские клички —

На дачу, в первый день моего приезда, мне ехать ой как не хотелось. Что же делать…

Я стал думать, к кому из моих старых школьных друзей мне ещё можно наведаться. И, кстати, клички у остальных тоже были какие-то ласковые.

Вот только к Серёнькину я идти не хотел. Ещё прошлым летом мы как-то уже перестали общаться, и я, по своей наивности, не понимал почему.

Но теперь, спустя годы, я конечно знаю почему. Если коротко, то от социальной лестницы нам никуда не деться.

Ну как пример могу сказать, что Серёнькина я часто видел сидящим на лавочке у своего дома и грызущим семечки, а те немногие слова, которые он произносил, очень напоминали речь стариков, сидящих на скамейке у соседнего дома… Мещанский синдром? Быть может.

Другой мой друг, Бауля, всё лето безвыездно жил и работал на пасеке в глухой деревне, куда его посылали на летнюю практику из училища — пчёлы были его страстью. Он был самый миролюбивый и весёлый в нашей компании, с ним всегда можно было поговорить на любые темы — начитанный интеллектуал, но скромный и в тоже время общительный. Бауля был настоящим человеком, хоть и не без греха — ведь идеальных людей не бывает. Мне всегда не хватало общения с ним, и я скучал, если долго его не видел.

Впоследствии он стал образцовым