Оглавление

Пролог

Восток

Люди заполняли редкими ручейками просыпающийся город. Отдельные разговоры мало-помалу сливались в привычный гомон. Только сегодня, с началом месяца, каждый нет-нет, да и глянет на небо в поисках тучек. «Алая Буря», — вот слова, что невысказанными носятся в воздухе.

Но сегодня небо чистое, солнце светит все ярче, и тень от часовой башни, стоящей посреди города, уверенно показывает время. Вот доползла до площади факиров, — закончилась служба в суриях. Люди смеются и расходятся, исполненные света. Гудит, открываясь, рынок. Выползают из каждой щели попрошайки, тянут ладони к улыбающимся горожанам.

В трущобах пока тишина. Люди здесь живут другие, и восходящее солнце для них — не друг. Те же редкие ранние пташки, что не продали душу, по широкой дуге обходят один дом. Ветхая развалюха, затаившаяся на отшибе, будто чураясь грязных трактиров и публичных домов, и уж вовсе с презрением повернувшаяся к жилым хижинам.

Старый дом с провалившейся крышей, где никто не жил с тех пор как умер последний хозяин.

Древний дом, чьи окна по ночам горят зеленым светом, в котором пляшут тени призраков и раздается чей-то смех.

Проклятый дом, в подвале которого в незапамятные времена свила себе гнездо Мирунга. Колдунья, чьей юности не помнит ни один старец. Колдунья, к которой идут на поклон жрецы Алой Реки. Мирунга, которая три года назад предсказала Алую Бурю, что перевернет судьбы тридцати княжеств.

Единственное подвальное окошко плотно завешено одеялом. Горят черные свечи, их Мирунга любит, на них не скупится. В окружении высушенных трупиков летучих мышей и прочих мелких зверюшек, развешанных по стенам, Мирунга сама кажется мертвой и сухой. Глаза закатились, лицо неподвижно, даже дыхания не различить в тишине.

Девушка с длинными черными волосами сидит напротив колдуньи. Взгляд черных глаз прямой и строгий, на смуглом лице нет страха, лишь растущее отвращение. Скрюченные пальцы старухи сжимают гладкую ладонь, лежащую на столе, среди десятков пузырьков и коробочек. Вырвать бы руку, убежать, да нельзя. Крепко держит Мирунга. Вот уже три года держит, не устанет.

— Просто скажи, сколько, — попросила Айри. — Я хочу уйти.

Старуха содрогнулась. Медленно-медленно зрачки вернулись на место, будто выплыли из молочной белизны. Поток видений давно иссяк, но Мирунга очнулась лишь когда дерзкая девчонка осмелилась нарушить тишину.

Айри насторожилась: выговора за дерзость не последовало.

— Что ты видела? — Голос девушки окреп, в нем зазвенели властные нотки. И снова Мирунга не нашла сил поставить ее на место.

Алая Река пронесла через голову колдуньи длинную вереницу беспорядочных образов. Но в центре безумной чехарды из людей, горящих домов, тонущих кораблей и невиданных чудовищ возник тот, кого Мирунга помнила по другим видениям и страшным снам. Тот, которого звала Черным Человеком.

Черный Человек воздел руки. От каждого пальца тянутся длинные нити, на которых, будто бусины, висят люди. Сотни, тысячи людей, кричат и падают, но Черный Человек сжимает кулаки, нити натягиваются, и людей влечет к нему. Лишь некоторые идут сами, будто не замечая нити. И среди последних Мирунга увидела Айри. Она идет, оставляя за собой длинный кровавый след, идет прямо к Черному Человеку и храбро смотрит в его глаза. Страшные глаза, черного цвета с красными прожилками.

— Говори! — Айри привстала, высвободив руку.

Мирунга облизнула сухим языком губы, и в тишине зазвучал хриплый голос:

— Ликуй, дитя, ибо сегодня встретишь судьбу.

Айри покачнулась. Взгляд затуманился, глаза наполнились слезами. Упала обратно на стул, затряслась.

— Как? — шепнули онемевшие губы.

Глядя на девушку, колдунья почувствовала — в глубине иссохшейся груди шевельнулось что-то, похожее на жалость. Но что проку от жалости? Вот золото — это важно, золото — власть и сила.

— Ты смеешься надо мной? — Голос Айри не желал слушаться, он будто прорывалтся через немыслимые преграды, то хриплый, то слишком тонкий. — Скажи, сколько денег нужно, и все, зачем лгать про такое?

— Мирунга не лжет! — Колдунья заговорила громче. — Вышел срок твоему наказанию, теперь держись за судьбу свою, ни на миг не упускай. Сбережешь до конца Алой Бури — улетишь вслед за судьбой. Не сбережешь — ко мне вернешься.

А вот это — ложь. Многое увидала Мирунга сегодня. Не вернется Айри, если упустит судьбу. Мирунга видела ярко-красный воздушный шар, такой же, который некогда унес к Солнцу мать девушки. Шар таял в небесной синеве, укрывался за слепящим солнечным светом.

Айри зажмурилась и глубоко задышала. Мирунга глядела на ее лицо, слишком взрослое для шестнадцати лет. Но вот с него будто опадает нанесенная ветром страдания пыль времен. На миг колдунья увидела перед собой ту растерянную, перепуганную девчонку, которую пригрела три года назад.

Айри открыла глаза:

— Значит, все?

Мирунга наклонила голову.

— У меня будет судьба?

— За судьбу сражаться придется. И не только с врагами, а с друзьями тоже. И с собою, и с судьбою, с целым миром. Выдержишь — и путь твой далеко продлится, никогда не закончится.

— Сегодня?

— Торопись. Судьба тебя ждет. А она долго ждать не будет.

Айри вскочила со скрипнувшего стула, рукавом серого плаща промокнула глаза. Хотела сказать что-то старухе, но не решилась, бросилась к двери.

— Погоди-ка, — каркнула вслед старуха.

Айри обернулась.

— Мирунга сегодня хорошо потрудилась. Порадуй-ка ее десятком монет.

Айри швырнула на столик мешок, в котором, судя по звуку, с которым он упал, побольше прошеного. Старуха оскалила гнилые зубы:

— Сыночек-то мой как? Не обижаете?

— О нем прекрасно заботятся. — В голосе Айри звучит нетерпение, но и страх. Наконец-то — страх. Девчонка и не прочь задержаться, поджилки трясутся.

— Смотри мне! — Колдунья погрозила пальцем. — Пожалуется мне — всю судьбу тебе в клочья изорву, в моих то силах. С Мирунгой тягаться не сможешь.

Сказав эту ложь, колдунья вздрогнула — ее настигло последнее видение: серые, блестящие, как сталь, глаза. И почему-то их холодный блеск напугал Мирунгу куда больше, чем горящие безумием глаза Черного Человека.

— Я ведь обещала, — сказала Айри, держась за дверь. — Прощай?

— Не прощайся, глупыш, — вздохнула колдунья. — Придешь еще помощи просить. Не знаешь, какая битва предстоит. Не справишься одна. Придется еще покормить старую Мирунгу. Когда время придет попрощаться — Мирунга скажет. А пока — иди себе.

Айри выскользнула за дверь, а Мирунга, развязав мешочек, принялась пересчитывать монеты. Этому занятию она могла предаваться день напролет.

***

Оказавшись на улице, Айри прислонилась к стене разваливающегося от древности дома. Сердце стучит быстро-быстро. Хочется плакать и смеяться одновременно. Судьба, своя судьба! Мыслимо ли это? Год за годом старуха повторяла одно и то же: «Нет у тебя судьбы. Забрала ее Алая Река за грех твой тяжкий». А в чем грех — так Айри и не поняла. Не то в том, что смолчала, не то — что жить осталась. Три года назад судьба закончилась, так надо было и жизнь следом отдать.

Айри, спотыкаясь, побрела по улице. Нарочито простая серая накидка с капюшоном помогала смешаться с толпой. Айри низко наклонила голову, чтоб никто не видел ее слез, ее улыбки.

Ноги сами несли кружным путем. Айри привыкла избавляться от нежелательных преследователей. Узнай кто, куда возвращается черноокая красавица, навестив уродливую колдунью, слух разлетится по трущобам.

Сегодня Айри сделала особенно большой круг. Просто хотелось идти, глядя под ноги, ни о чем не думать. Кучер подождет, рад небось подремать в солнечный денек. А домой и вовсе торопиться нечего. Если уготована встреча с судьбой, так не дома же!

Айри нырнула в узкий проход между строениями. Пахнет мочой и гнилью, пришлось закрыть нос накидкой. Вот, наконец, просвет. Айри направилась к главной дороге — пора выбираться из трущоб.

Скрип двери, зловонное дыхание, толстые мясистые руки хватают за локти. Не успела оглянуться, а вокруг — темнота, только одинокая свечка горит. Толстый краснолицый мужчина что-то горячо втолковывает, не отпуская локоть. Айри прислушалась:

— …иначе всех убьют: и тебя, и семью твою порешат. Сделай милость, времени-то — тьфу!

— Я не танцовщица, — сказала Айри.

Два года назад перепугалась бы, а теперь даже интересно. Когда нет судьбы, куда только ни затянет. Однажды Айри видела, как обезумевшая лошадь понесла крестьянскую телегу. Трех человек задавила, проскакала по набережной и сбросилась с пирса, оставив людей гадать о причинах столь странного поведения. Может, и у лошади судьбу забрали, кто ее знает.

— Фигуркой-то походишь, а там — кто разберет? — тараторил мужчина, все время оглядываясь. — Им, скотам, главное чтобы раздевалась, а уж как танцуешь — без разницы. Ну пойдем, переоденешься быстренько, а то сведу к ним, скажу, что отказываешься. Хочешь?

Айри поморщилась — мужчина сильно сжал руку. За три года Айри прекрасно изучила трущобы и сразу поняла, куда попала. Знала, что есть такие заведения, где «как танцуешь — без разницы». Знала и то, что девочки, попавшие сюда, обратно не выходят. Кроме тех, редких, что бегут. Как, видимо, сбежала и та, вместо которой придется теперь долго и мучительно умирать Айри.

— Я станцую, отпусти меня.

Мужчина толкнул девушку вперед по коридору, сам шел следом, держа над головой свечку. «Трус», — определила Айри. Будто колода карт, и никогда не угадаешь, в какой последовательности эти карты откроются. Сегодня первым выпал Трус. Где-то рядом — Дурак, куча пьяных Шестерок, а во главе один Враг. Может, попадется еще и Добряк, кто его знает. Исход все равно один.

Трус отворил дверь, и Айри оказалась в крошечной комнатушке с зарешеченным окном. Одного прута недостает. Туалетный столик сломали пополам, зеркала побили, из шкафчика выбросили все наряды — видимо, обнаружив недостачу прута. И танцовщицы.

Трус выудил из груды платьев кусок тончайшей газовой материи.

— Надевай, быстро!

Айри перебирала костюм в руках. Кажется, будто воздух трогает. Не проще ли вовсе без ничего?

— Надену этот.

Айри взяла костюм для танца живота. Трус покривился:

— Давай, быстрее только! Сейчас громить начнут.

— Выйди.

— Смеешься? — Трус указал на окно. — Я сегодня уже выходил.

— Тогда запри дверь и стой лицом к окну. Побыстрее, а то громить начнут.

Айри скинула одежду, надела костюм. Туговат. Сбежавшая девчонка, видать, совсем крошка была. Потайной пояс Айри укрыла юбкой, на ногах и руках весело зазвенели браслеты из фальшивого золота.

— Готова.

— Ну, помоги нам Река! — выдохнул Трус.

***

Посреди затемненного зала — длинный стол. Шестеро почти одинаковых бритоголовых мужчин с хохотом бросают кости, звенят монетами. Айри увидела Врага, он покуривает чаррас во главе стола. Взгляд скользнул по животу девушки, по плечам. Сильный, уверенный взгляд, будто прикосновение. А вдруг это и есть судьба? Смерть в дешевом борделе?

Трус подтолкнул Айри к сцене, освещенной несколькими фонариками-шарами.

— Наконец-то! — заорал сидящий рядом с Врагом мужчина, которого Айри определила как Дурака. — А ей разве не тринадцать должно быть?

— Тринадцать и есть, — сказал Трус. — Хорошо растет девочка!

Тринадцать лет — тогда судьба пропала. Разве не символично? Айри улыбнулась, качнула бедрами, стоя спиной к зрителям. Дурак проворчал, что платит такие деньги не за хорошо растущих девочек, а совсем даже наоборот, но ворчание вышло неубедительным. Айри знала цену себе и каждому своему движению. Языку тела ее обучали с рождения. Танцевать Айри научилась раньше, чем говорить.

Задребезжала музыка. С трудом Айри узнала балисет. Невидимый музыкант не умел ни играть, ни настраивать сложный инструмент. Фальшь услышали все. Враг что-то сказал, и музыка стихла. Кажется, играл и вовсе автомат.

Когда звук истаял, Айри взмахнула руками, поднялась на цыпочки, и в голове у нее зазвучала своя музыка. Айри сделала несколько пробных движений и повернулась к зрителям, наблюдая из-под полуприкрытых век за их лицами. У Шестерок отвисли челюсти, Дурак глупо ухмыляется, Трус смотрит на Врага, который подался вперед, наслаждаясь танцем. Враг тоже глупый, иначе давно бы понял, что не рабыню ему показывают. Ни одна танцовщица во всех тридцати княжествах не способна на такую грацию, такое изящество.

Айри скользнула со сцены, и, будто птичка, легко вспорхнула на стол. Только браслеты звякнули в тишине. Продолжая плавные и соблазнительные движения, Айри заняла удобное место. Теперь надо лишь выяснить, чего хотят эти люди. Айри допустила ряд ошибок в танце, разрушив гармоничную картину. Шестерки принялись моргать и вертеть головами, гадая, что их отвлекло. Дурак и Враг переглянулись, улыбаясь.

Айри дала им последний шанс. Скрестив руки, положила ладони на плечи. Простая поза, понятна каждому: «Не тронь меня, я беззащитна!»

— Давай, крошка, покажи, что у тебя там! — завопил Дурак.

Враг усмехается, подписываясь под словами Дурака. Гогочут Шестерки. Айри увидела ниточку судьбы. Несколько часов позора и страха на этом столе, а потом — смерть. Но это лишь ниточка, а колдунья обещала Судьбу!

Айри повела руками вниз, приспустив бретельки лифа. Мужчины затаили дыхание. Движения танца вновь стали безупречны, никому и в голову не придет остановить девушку.

Ладони скользят по животу, пальцы нырнули под пояс юбки. Кто-то — кажется, один из Шестерок — застонал от предвкушения. Айри улыбалась, наслаждаясь этим моментом.

Ладони взлетели вверх, между пальцами сверкнули длинные тонкие полоски металла. Взмах — Враг, Дурак и двое Шестерок, хрипя, падают носами в стол. Остальные еще смотрят на пояс юбки, еще ждут чего-то.

Взмах — двое Шестерок падают на пол, переворачивая стулья. Остается только Трус. Как и полагается Трусу, он пятится к двери, беззвучно шлепая толстыми губами. Два последних ножа достаются ему. Один входит в горло, другой — в сердце.

Зажмурившись, Айри продлила танец до тех пор, пока мелодия тела, мелодия мысли не угасла. Пришло время собирать ножи.

***

Ноги кучера торчали из кареты, а громовой храп распугивал прохожих.

— Алая Буря! — крикнула Айри, бросив старику мешок.

Кучер проснулся мгновенно, поймал мешок и бросился наутек, но смех Айри остановил его.

— Так шутить над стариком, — укоризненно вздохнул кучер. — Что это?

— Костюм танцовщицы, — отозвалась Айри, забираясь в карету. — Давай сюда.

Кучер отдал мешок и задумчиво посмотрел на здание театра, перед которым стояла запряженная четверкой белых лошадей карета. Каждый месяц Айри делала вид, что ездит смотреть представления, но на самом деле в здание театра вели две двери. Войдя в одну, Айри тут же выходила из другой, и трущобы поглощали ее.

— Приезжие торговцы в вестибюле, — сказала Айри, понимая, что непонятное слово «вестибюль» прекратит расспросы.

Так и вышло. Кучер глубокомысленно хмыкнул, грубая рука закрыла дверь кареты. «Но!» — услышала Айри, и карета покатилась по мостовой.

Мерный цокот копыт убаюкивал. Глаза Айри закрылись, руки сжали мешок с костюмом.

«Встретишь свою судьбу сегодня». Поскорее бы. Отчего-то так сердце заходится… Хоть бы карета никогда не останавливалась!

Как назло, именно в этот момент карета остановилась. Кучер что-то говорит, кто-то отвечает. Не выдержав, Айри высунулась из окна. Оборванец, страшный, как незнамо что, гладил лошадь.

— Ну что там такое? — крикнула Айри. — Прогони его! Что застыл?

Тронулись. Айри, морщась, смотрела в окно. Вот и пропало все настроение. Да и вера исчезла. Встретит она судьбу, как же! Старухе просто захотелось побольше денег загрести.

Приехали. Айри спрыгнула на землю, и от негодования забыла про мешок. Тот же оборванец стоит и смотрит на дворец, как ни в чем не бывало!

— А он что здесь делает? — Айри шагнула вперед.

Оборванец повернулся, и сердце Айри замерло, в животе поселилась пустота, а из головы выдуло все до единой мысли. Губы сами собой растянулись в улыбку, и княжна склонилась перед своей судьбой.

Глава 1

Восток

Старый рыбак распутал невод и выпрямился, глядя на алеющий горизонт. Усмехнулся в усы — начиналась любимая игра.

— Ну, Речка Алая, накорми бедняка!

Старик забросил невод туда, где ему померещилось серебро чешуи. Сеть погрузилась в набежавшую волну. Выждав, рыбак потянул снасть. За долгие годы руки привыкли видеть скорее и лучше глаз. По свободному ходу рыбак понял: пуста сеть, ни малечка.

— Ох, Реченька, — покачал головой старик, снова косясь на горизонт, — кончается твое времечко. Порадовала бы напоследок.

До свету рыбак всегда уговаривал Реку, а с восходом обращался к Солнцу. Удастся до зорьки обед выловить — весь день ходит старик по деревне и славит Алую Реку. Если же только с восходом удача улыбнется — Солнце восхваляет. Давно перестали бить и бранить за такое издевательство старика, привыкли. А он и рад, лишь бы голосить.

Во второй раз вытащил рыбак пустой невод. Сплюнул в сердцах.

— Ну, Солнышко, выручай! Все надежа на тебя теперь.

Красные сполохи поползли по рябящей морской глади, что-то сверкнуло в глубине, и рыбак сноровисто кинул туда невод.

— Ай да Солнышко! — воскликнул, потягивая враз потяжелевшую снасть. — Эх, ясное! Всю неделю тебе славословить стану.

Борясь с волнами, старик вошел по колено в море. Худенькие штаны промокли, облепили костлявые ноги. Заскрипели остатки желтых зубов, из худой груди вырвался стон.

Хоть бы невод не лопнул! Знал бы, что такой зверь попадется, взял бы крупную сеть. Так ведь сто лет уж большая рыба к берегу не подходит. Разве с лодки если, да где взять лодку? Старая потонула, а попробуй на новую деревца раздобыть — сей же час князь сиятельный руки отрубить велит.

Но вот ослабло противление воды. Старик, кряхтя, выволок неподвижный улов на берег. Очертания тела под мелкой сеткой рыбу не напоминали.

Осёл, поди, в море упал. Вздохнул старик, сплюнул и принялся распутывать невод.

— Ах ты ж! — отпрянул. — Мертвяк!

Из сети выпала белая рука, ногти сильно отросли — должно быть, давно бултыхается, бедолага. Только духу что-то не слыхать.

Старик сплюнул еще раз — для успокоения. Пристыдил себя — что, мол, мертвяка не видел? Частенько выносит море подарочки, в городе-то не жизнь — загляденье! Вот и летят молодые туда, птицами быстрыми, а назад все больше так вот. Кто с дыркой в пузе, кто с камешком на шее.

Рыбак склонился над сетью, руки брезгливо освободили мертвеца. Бледен — хуже молока, а запаха не слыхать все равно. Рыбак оттащил труп в сторонку и принялся разглядывать.

Парень выглядел очень странно. Не смутили старика ни ужасные лохмотья, ни ножик за поясом. Эдак-то еще можно подумать, что разбойник, и только. А вот волосы что-то слишком уж светлые, как песок под ногами. И чем больше сохнут, тем светлее становятся. Старик отродясь такого не видел, хотя в пяти княжествах жить доводилось. Все кругом черноволосые, пока старость не высеребрит.

Изорванная одежда отдаленно напоминает штаны и куртку. Под курткой — что-то вроде рубахи. Все серое или черное. Опять, получается, разбойник — добрые-то люди поярче норовят одеться. Но странность — рукава и штанины ко́ротки, будто с ребенка сняты. И ни царапины, ни раны не видать. Да и камня с веревкой тоже. Может, от болезни помер, да и выкинули, чтоб не возиться? И так тоже делают.

На вид парню лет семнадцать, не больше. Совсем молодой. А фигурой-то со взрослым мужиком поспорит. Силен был, сразу видно. Не щадила жизнь, работу подбрасывала. Или, опять же, из лиходеев. Эти, говорят, от безделья колоды тяжеленные тягают, чтоб сильнее стать.

Старик вздохнул: ничегошеньки-то на парне пригодного, даже ботинки и те ни на что не похожи. К тому же странные какие, со шнурком.

Тут взгляд рыбака упал на обнажившуюся грудь утопленника. Из-под рубахи выглядывала голубенькая лента. Глаза старика хищно сверкнули. Пальцы коснулись шелка, потянули, и вот в руке тускло отсвечивает крупная монета с ушком. Не золото, конечно, а вещичка занятная, с драконьей головой и буквами. Букв старик не знал, да и знать не хотел. Приподняв голову парня, осторожно снял не подобающее мужчине украшение. Ну точно, разбойник!

Рыбак увлекся головой дракона, поворачивал то так, то эдак, ловя восходящее солнце.

— Диковина, — протянул, прикидывая, к кому лучше с таким подойти.

— Нравится?

— Отчего ж нет? Красота, — улыбнулся старик. — Али себе оставить? Вдруг удачу принесет.

— Оставь. Только ленточку верни.

— Это мигом. — Старик начал расковыривать тугущий узел, но пальцы вдруг замерли.

«Кто ж говорит-то? Никак, шайтан?»

Несмотря на утреннюю прохладу, старика пот прошиб. Медленно-медленно повернул голову и увидел давешнего мертвеца. Только он теперь сидит. Стянул ботинки и рассматривает их с сокрушенным видом.

— Шайтан, — прохрипел старик. — Изыди, вон пошел! Не твое теперь время! Солнце — вона как высоко висит.

Парень отбросил ботинки, взглянул на солнце. Рука, уже не такая белая, а все ж не смуглая, протянулась к старику.

— Дай.

Рыбак безропотно кинул в ладонь монету. Парень легкими движениями распустил узелок. Ленточку повязал обратно на шею, а монету бросил на песок перед стариком. Тот сразу же накрыл ее руками.

Упрятав ленточку, парень встал. Песок налип на одежду. Взгляд «шайтана» скользнул по горизонту. Шпиль часовой башни, зубцы стены — все, что видно отсюда, из-за холма. С другой стороны — крыши ветхих деревенских домиков. Остановившись на них, взгляд парня потеплел.

Тут старика второй раз будто ошпарило. Да какой же с него шайтан? Вот придумал!

И рыбак пал ниц перед ожившим незнакомцем.

— Не прогневайся, повелитель! Не знал я, не ведал! И красть не хотел — шайтан попутал. Думал ведь, мертвый ты давно.

— Встань, чего ты! — послышался удивленный голос. — Какой я тебе повелитель?

Старик встал, протянул на вытянутой руке злополучную монету.

— Я ведь сказал — забирай. — Парень начинал сердиться. — Мне он не нужен. Скажи лучше, где я? Восток это?

Рыбак замотал головой:

— Это самый Запад. Западнее только пустыня.

— Вот как? — Парень посмотрел на Запад, в сторону города. — Тогда спрошу по-другому. Вампиры с вас кровь берут?

Старик попятился, глядя в невероятные глаза парня.

— Какие вампиры? Эта ж пакость только в сказках и бывает.

Парень засмеялся, будто услышал самую уморительную шутку. Даже согнулся от хохота. Старик робко улыбался в ответ, скаля мелкие зубы с огромными щербинами. Монету припрятал. Смех смехом, а мало ли чего блаженному в ум придет.

— Тебя как звать-то, мил человек? — спросил старик. — Откуда путь держишь?

— Меня Левмир зовут, — отозвался парень, вытирая слезы. — Откуда? Не знаю даже. Из сказки, наверное. Скажи, кто тут самый главный? Граф, король, — кто-нибудь?

Старик почесал в затылке:

— Князьев у нас двое. Торатис и Бинвир. Один слева, другой справа, а мы промеж них как горемыки. То один завоюет, то другой.

— А который… лучше?

— Оба сволочи, — махнул рукой старик. — Ну, Торатис раньше, пока супружница жива была, еще ничего, баловал. А Бинвир — тот вовсе разбойник, всегда таким был. Налетит вечно, флагами машет. И обязательно прирежет кого, для острастки. Чтоб, мол, Торатису дань не платили. Хотя вот Торатис и берет не много. А все равно ведь давит, лиходей. Тут мы уж спрашиваем: а за что платить-то, коли эти шакалы тут же скачут? Хоть бы солдатов каких оставил. Ну, оставил гарнизону, так эта гарнизона всех девок ужо перепортила, а ребятам морды бьют. А то вот за избой ихнею случай вышел…

— Дедушка, — перебил Левмир. — Я ничего не понимаю. Ты мне покажи, как Торатиса найти, да я пойду.

Старик в сердцах сплюнул. Никогда молодежь его не слушает! Он, впрочем, тут же устыдился плевка и попытался шлепнуться в песок, но Левмир его подхватил за подмышки. Вдоволь наплакавшись и наизвинявшись, старик ткнул пальцем в шпиль.

— Видишь дубину энту, что время у них обозначает? Так вот, держись левее и дальше. Там где-то хоромы его. Людей спроси в городе, всякий укажет.

— Спасибо, дедушка, — сказал Левмир и тут же направился к городу.

— Постой! — крикнул старик. — А монетка-то твоя, она как? Счастье приносит, или наоборот?

— Мне — счастье, — отозвался Левмир. — И горе. А тебе — не знаю. Во что поверишь, то и принесет.

Когда подслеповатые глаза перестали различать Левмира, старик собрал невод и без особой надежды забросил в поднимающуюся волну. Ладони ощутили приятную тяжесть. Старик заработал руками, и вскоре на берегу плясали полтора десятка увесистых рыбин.

— Ни в жизнь теперь Реке не поклонюсь! — Старик потряс кулаком в воздухе. — Солнце вон какие дела творит!

***

Улицы города кишели людьми. Со всех сторон неслись крики, плыли в воздухе вкусные запахи. Левмир шел среди этого великолепия и не мог понять: то ли ему посчастливилось попасть в город во время праздника, то ли всегда горожане такие веселые и нарядные. Домики, большие и малые, каменные и деревянные, а также сложенные из красного кирпича — все казались только что вымытыми.

— Эй, парень, уйди с дороги!

Левмир обернулся, его взгляд встретился со взглядом кучера, правящего четверкой белых лошадей. Кучер замер с открытым ртом, а Левмир подошел ближе. Грязная рука потянулась к лошади, и та доверчиво ткнулась мордой в ладонь.

— Голубка, — прошептал Левмир, гладя лошадиную гриву.

— Ну что там такое? — Раздраженный девичий голос.

Из окна кареты показалась красивая черноволосая девушка. Скользнула взглядом по Левмиру, нос сморщился:

— Прогони его! Что застыл?

И спряталась. Левмир посмотрел на кучера. Лицо пожилого человека выражало колебания. Левмир отступил:

— Простите. Мне нужно попасть к князю. Укажете дорогу?

От этих слов лицо кучера просветлело.

— К князю? — переспросил он. — Так это запросто! Прыгай сюда.

Кучер подвинулся, и Левмир взобрался на козлы. Лошади зацокали копытами по мостовой.

— Она просто тебя не разглядела, не сердись, — сказал кучер.

— На меня не так-то приятно глядеть, — усмехнулся Левмир. — А кто она?

— Дочка княжеская. Как раз домой ее везу, с прогулки.

Левмир продолжил осматривать город. Люди, попадавшиеся навстречу, то и дело кланялись. Поначалу Левмир думал, что так они выражают почтение княжне. Но люди смотрели на него.

— Здесь всегда так чествуют бродяг? — повернулся к кучеру Левмир.

— Они приветствуют человека с Солнцем в глазах, — пояснил старик. — Куда бы ты ни пошел, тебе всюду будут рады. Зайди в любой дом, и выйдешь оттуда сытым и одетым, даже если хозяева нищие.

— Мне нужен только один дом, — вздохнул Левмир. — Потом я уйду.

— Надеюсь, без обиды?

— Без обиды. Или я должен что-то сделать? Чего ждут от меня люди?

— Счастья, — улыбнулся кучер. — Люди всегда ждут счастья.

— Наверное, мне повезло больше. — Левмир ответил на улыбку старика. — Потому что счастье тоже меня ждет.

Дворец князя тонул в роскошном саду. Деревья с густыми кронами бросали тени на подъездную дорогу. Подстриженные кусты живой изгородью опоясали двор. Карета остановилась у ступенек лестницы, ведущей ко входу. Левмир спрыгнул на каменную площадку.

Взгляд заскользил по монументальным колоннам, все выше. Круглые купола, шпили стремятся в небо. Ажурные решетки на стрельчатых окнах, башенки и надстройки — так много всего, но все к месту. Левмир попытался представить, сколько труда нужно, чтобы построить такую величественную громаду, и не смог.

— Неужели она жила в таком же? — прошептал Левмир. Сердце кольнуло. Вот от чего отреклась принцесса Ирабиль, вот что променяла на тесную землянку.

— А он что тут делает? — возмутился знакомый голос.

Левмир повернулся к княжне. Девушка оказалась его роста, одета в светло-серое платье, довольно простое на вид — наверное, как раз для прогулок по городу. Глаза на приятном округлом лице такие же, как у всех местных жителей — жгуче-черные, раскосые. Смуглая кожа слегка порозовела.

Левмир спохватился, что стоит перед дочерью князя. Неумело поклонился, зачем-то прижав руку к животу. Княжна склонилась одновременно с ним. Оба тут же выпрямились и улыбнулись.

— Прошу прощения за дерзкие слова, — сказала девушка другим голосом. — Чем я могу услужить вам?

Кучер, убедившись, что все в порядке, тронул лошадей, и карета укатилась. Левмир с тоской проводил ее взглядом. С кучером слова находились куда как проще. «Соберись! — приказал себе Левмир. — Тебе сейчас говорить с князем, а ты трясешься перед его дочерью!» Но приказ остался без внимания. Смущение, охватившее Левмира, никак не относилось к титулам. Перед ним стояла красивая девушка, и любопытства в ее глазах все больше с каждым мигом. А он — жалкий оборванец — не знает, куда спрятать руки и глаза.

— Мне нужно увидеть князя, — пробормотал Левмир, глядя на каменные плиты под ногами.

— Нет ничего проще! — Княжна взбежала на крыльцо. — Идемте.

Левмир, спотыкаясь о высокие ступени, поспешил за ней. За дверью оказался огромный зал.

— Подождите здесь, я мигом разыщу отца, — сказала княжна и упорхнула, затерявшись среди колонн.

***

Взбежав по лестнице, Айри прижалась спиной к стене. Сердце колотится, дыхание сбилось. Руки сомкнулись на животе, пытаясь унять бурю. Пальцы нащупали пояс с метательными ножами.

— Это ведь я, — прошептала Айри, подбадривая саму себя. Воскресила в памяти перекошенные от ужаса лица врагов. — Ну же, смелее!

Как хочется убежать, спрятаться. Взять за руку этого парня с волшебными глазами и улететь навсегда. Только вот как это сделать — непонятно.

Шаги. Айри отскочила от стены, ладони разгладили платье. Щеки, должно быть пылают. Плевать!

Из-за угла вышла служанка Кирта, ровесница княжны. Шла, мурлыча песенку под нос, поправляя передник. Увидев княжну, Кирта ойкнула и поклонилась.

— Где он? — спросила Айри.

Служанка замерла, глядя на хозяйку. Выражение лица постепенно менялось от смущенного к облегченному. Айри ждала. Ей нет дела до того, как и с кем Кирта проводит редкие минуты досуга.

— Князь Торатис в молельне, — прозвучал ответ.

Айри побежала по коридору, оставив служанку в недоумении. Мелькают цветистые колонны, кресла, диваны, огромные залы. Поворот, еще один, и вот Айри стоит, задыхаясь, перед скромной деревянной дверью. Рука дрожит, в глазах темнеет. Дверь, за которой — пропавшие три года.

— Это моя судьба, — шепчет Айри. — Моя!

Толкнула дверь. Зал тонул во мраке, только два ряда свечей освещали проход между скамьями к алтарю, на котором стояла серебряная чаша с водой. Рядом с чашей — ритуальный серебряный стилет. Князь Торатис застыл на коленях перед алтарем. Мантия скрывала его грузную фигуру.

После пяти шагов по красной ковровой дорожке Айри остановилась. Шагов не слышно, проклятая дверь даже не скрипнула. Князь не знает, что его одиночество нарушено. Как привлечь его внимание? Губы отказываются произнести слово, которое он однажды опозорил. Вот уже три года, как это слово не звучит во дворце.

— Это я, — выдохнула Айри.

Князь пошевелился. Блеснула тиара на голове, расправились могучие плечи.

— Ты отвлекаешь меня от молитвы. — Глухой голос. Равнодушный.

— К нам пришел гость. Он ждет тебя внизу.

— Гость? Кто?

— Я… Не знаю его имени.

Ну почему, почему не спросила, как зовут его? Айри закусила губу. Не сметь плакать! Не сейчас! Ночью будет время.

— Почему о нем докладываешь ты?

Потому что он — моя судьба! Судьба, которую ты украл у меня. А я даже не знаю, что теперь делать. Вот почему.

— Пожалуйста, папа, — прошептала Айри. — Поговори с ним.

Князь поднялся на ноги, но все еще не поворачивался к дочери.

— Вот как. Значит, гость такой важный, что ты решила назвать меня папой?

Сжав кулаки, Айри шагнула вперед. С горла будто оковы упали. Голос зазвенел, и свечи на мгновение вспыхнули ярче:

— Он — человек с Солнцем в глазах.

Князь молчал. Айри, затаив дыхание, смотрела ему в затылок. Вот по залу разнесся вздох:

— Думаешь, он принесет свет в наш дом?

Проглотив гордость и страх, Айри сказала:

— Не дай ему уйти. Папа. Пожалуйста.

***

Казалось, весь город можно переселить сюда. Солнечный свет, бьющий сквозь высокие окна, ложится на пестрящие узорами ковры. Стены и колонны разрисованы всеми мыслимыми красками. «Как будто комната для большого ребенка», — подумал Левмир, приближаясь к высокому, покрытому золотом трону. Под ноги Левмир старался не смотреть. Вид превратившихся в ничто ботинок, попирающих такое великолепие, невыносим.

Трон заинтересовал Левмира больше всего. Три раза он обошел вокруг, только потрогать не решился. Внимательный взгляд схватывал каждый завиток, каждый драгоценный камень. Вдруг пригодится для какой-нибудь сказки?

Шорох шагов. Левмир, вздрогнув, отвернулся от трона. К нему шел высокий широкоплечий человек в просторных одеждах, в черных волосах его сверкало переплетение серебряных прутьев, увенчанное красным камнем.

«Корона!» — хихикнул в голове Левмира голосок Ирабиль. Тут же вмешался голос Кастилоса: «Тиара», — поправил он и добавил без всякой злости: «Балда». Левмиру показалось, что он еще расслышал возмущенное фырканье принцессы, прежде чем наваждение истаяло, оставив лишь улыбку, на которую отвечал князь.

Левмир поклонился, на этот раз держа руки по бокам.

— О, не нужно, перестаньте, — воскликнул князь. — Вы не из наших краев, и значит, не должны мне ничего. Прошу, будьте гостем у меня дома, без всяких церемоний.

Левмир позволил себе расслабиться. Все-таки с мужчинами говорить куда как легче.

— Я прошу прощения за одежду, — начал он, но князь взмахом руки прервал его.

— Глупости, юноша, глупости. Одежду легко заменить, а вот цельное и чистое сердце — большая редкость.

— Что вы знаете о моем сердце? — улыбнулся Левмир.

— Я вижу Солнце в ваших глазах, а значит, и в сердце вашем — свет.

— А если я скажу, что могу остановить сердце? — сказал Левмир. — Тогда солнце уйдет из глаз.

По тому, как сощурились без того узкие глаза князя, как поджались губы, Левмир понял: он знает. В этом дворце вампиры — не сказка.

— Вот оно как, — сказал князь. — Что ж… Это становится любопытным.

Он сел на трон. От обаяния не осталось следа. Перед Левмиром замер хитрый и проницательный человек. Его глаза изучали, в голове кипела работа.

— Полагаю, вы пришли сюда с Запада? — спросил князь, постукивая пальцами по подлокотнику.

— Да, — наклонил голову Левмир. — Я не задержусь. Я нужен там. Но, раз уж Река сочла нужным привести меня сюда, мой долг хотя бы попробовать сказать нужные слова. Хотя я и не умею убеждать.

— Мои слова в силе, — поспешил сказать князь. — Кем бы вы ни были, ваше появление — добрый знак. Я постараюсь исполнить любое ваше желание, если оно не пойдет вразрез с интересами княжества.

— Хорошо, — кивнул Левмир. — Я прошу вас отправить со мной на Запад войско.

Князь часто заморгал. Пальцы беспокойно забегали по золоченому дереву.

— Войско? На Запад? И с кем же вы намерены там воевать?

— С вампирами. С королем Эрлотом и всеми, кто склонился перед ним. Вы дадите мне войско?

Князь надавил на один из драгоценных камней, усеявших подлокотник сбоку. Далеко-далеко зазвенел колокольчик. Послышались торопливые шаги. Левмир повернулся. К трону бежал седой горбатый человек в смешной красной шапке. В руке он держал целый каравай хлеба, от которого то и дело откусывал.

— Примчался, мой повелитель! — заголосил горбун, плюясь хлебными крошками. — Чего изволите?

— Дело серьезное, Сэдрик, — хмуря брови, сказал князь. — Немедленно собирай армию.

— Сию секунду, повелитель! А кого бить будем?

— Отправляемся на Запад, воевать с королем Эрлотом.

— Фу, я-то думал, серьезное что! — махнул рукой горбун. — Сейчас, коней подкуем, мечи наточим, да поскачем. Я сам впереди поеду, флагом буду махать!

— Выполняй! — кивнул князь.

Горбун убежал. Левмир с сомнением посмотрел на непроницаемое лицо князя.

— Это ваш… — Он замешкался, но голос Кастилоса в голове подсказал правильное слово. — Воевода?

— Нет, — отмахнулся князь. — Это мой шут. Не скажу, что его кривляния так уж веселят, но зато он понимает, когда я шучу, и прекрасно подыгрывает.

Левмир улыбнулся.

— Я понял вас, — сказал он. — Ни на что другое и не надеялся. Простите, что отвлек. Прощайте.

— Погоди!

Князь соскочил с трона, догнал Левмира.

— Послушай, как тебя зовут?

— Левмир.

— Так вот, Левмир. Я вижу, что ты ничего не знаешь о месте, в котором оказался. Ты ничего не смыслишь в войне. Ты даже не представляешь, о каких расстояниях идет речь. Своей глупой выходкой, за которую я прошу прощения, я лишь хотел тебе показать это, вот и все. Мои намерения были чисты.

— Я верю вам, — пожал плечами Левмир. — Но что это меняет? Если вы не дадите войско, мне незачем здесь задерживаться. Моя судьба зовет меня туда, на Запад.

Князь улыбнулся:

— Такое ощущение, что речь идет о девушке.

— Не только. Но — да.

— Всегда есть девушка, и всегда найдется юноша, готовый творить ради нее безумства. Но заметь, я еще не ответил отказом. Попробуй понять: войско, о котором ты просишь, это не ходячие доспехи с мечами. Это живые люди, которые служат защитой княжеству. Что должны думать они, отправляясь в столь дальний путь? Что должен думать я, посылая их туда? Сделаем вот как. Останься здесь на три дня. Будь моим гостем. Прими от меня новую одежду, позволь моим служанкам выкупать тебя. Раздели со мной обед и ужин. Мы будем говорить, Левмир. Мы будем думать. И если по истечении трех дней ты меня убедишь — я выполню твою просьбу.

Левмир задумался. Почему в словах князя слышится мольба? Неужели дело только в глазах необычного цвета? Сердце шепнуло правильный ответ.

— Я согласен, — сказал Левмир. — Но только с одним условием.

— Все, что в моих силах, — развел руками князь.

— Не надо служанок. Я могу вымыться сам.

Глава 2

Юг

Алая пелена перед глазами бледнела и рассеивалась, уступая место зеленоватому полумраку. Каждый шаг давался легче, а в ушах грохотал голос Реки:

— Найди того, кто достоин.

Аммит остановился. Стайка блестящих рыбок метнулась в сторону, едва не наткнувшись на внезапно появившегося в толще воды чужака. Течение, будто ветер, колыхало одежду и волосы.

Аммит закрыл глаза. Хотелось лечь на песчаное дно и забыться вековым сном. Усталость, что преследовала его постоянно, перемешавшись с огромной силой, ворвавшейся в тело и душу, заявила о себе в полный голос.

«Я ведь не хотел этого», — думал Аммит, созерцая, будто сновидения, грядущие битвы и пожары, океаны крови.

Нет, он хотел покоя — для себя и тех, кого отважился назвать своими близкими. Однако видел объятый пламенем Кармаигс, древнюю столицу Западного мира. Видел Кастилоса, безоглядно бегущего в атаку, видел Левмира с воздетыми руками на вершине башни. Видел свою воспитанницу, бывшую принцессу Ирабиль, безжизненно застывшую в темном подземелье. Ее запястья и лодыжки сжимали черные нерушимые оковы.

Покой нужно завоевать. Снова. Как будто мало сил вложено, как будто на самом деле Река расслышала у него в душе эту жажду сразиться — в последний раз. Нет там этой жажды, Аммит мог сказать точно. Только дурак мечтает о битве.

«Хватит!» — Аммит открыл глаза.

Битва так битва. Как там говорил этот выскочка, не побоявшийся дважды одолеть путь до Алой Реки? «Сначала дело — потом страх». Аммит кивнул своим мыслям. Учиться у того, кто моложе на тысячи лет, не казалось зазорным. Вот только если бы Кастилос был сейчас рядом — этот сгусток нескончаемой энергии, силы, веры и воли. Но та сила, что ощущалась вблизи, не оставляла места для иллюзий. Глупая, гонористая и растерянная, ненавидящая весь мир. Впрочем, мир заслужил ненависть.

Аммит шагнул, преодолевая сопротивление воды, распугивая рыбешек. Ботинки вязли в песке, но разве такие мелочи могут остановить вампира?

Спутник двинулся следом. Пока еще он предпочитает идти в хвосте, подчиняться. Но так будет лишь до тех пор, пока не почувствует твердую почву под ногами. Аммит не первый год жил среди людей и знал, что большинство из них, приняв вожделенный дар, остаются людьми. Сильными и бессмертными, но — людьми. Вампир видит цель, идет к ней и никогда не останавливается. А человек… Человек может позволить себе все.

Зелень постепенно бледнела, сквозь толщу воды пробились солнечные лучи. Что ж, солнце — это уже хорошо. По крайней мере, будет тепло. Погреться после нескончаемого пути через снежные пустоши — немалая награда за усилия.

Голова Аммита появилась над поверхностью, в уши ворвались звуки. Пение птиц, рыдание цикад, шелест листвы. Захотелось лечь на берегу, зажмуриться и долго-долго лежать, наслаждаясь песнью природы.

«Цикады, — шепнула часть сознания, пробужденная Алой Рекой, которая не собиралась отдыхать. — Значит, мы где-то на юге». Жаркий ветерок, мягко коснувшись лица, подтвердил догадку. Да и вода — теплая, ласковая. Не выдержав искушения, Аммит заставил сердце биться.

Покачнулся, едва не упал. Течение сильное, но только ли в этом дело? Ноги подкашивались, в ушах звенело, грудь сдавили стальные обручи. И целый мир, во всей своей сложности и многоликости, обрушился на человека по имени Аммит. На седого старика, измученного жизнью, которую прежде он так любил. Алая Река забрала былую страсть, а что положила на ее место — предстояло выяснить.

Сбиваясь с шага, взмахивая руками, чтобы удержать равновесие, Аммит шел к заросшему травой лесистому берегу. Вот уже по пояс вода, вот по колено. Еще несколько шагов — и он упал, перевернулся на спину и, тяжело дыша, устремил взор в бездонную синеву неба.

— Вот и я, — шепнули губы, почти не колыхнув воздуха.

Неподалеку тяжело рухнул навязанный спутник, но Аммит оставил его на потом. Благо, парень молчал. Не то понимал состояние старика, не то сам испытывал нечто похожее. Хотя, что может чувствовать мальчишка, возраст которого столь мал, что любые его страдания, любая усталость вызывают лишь смех?

«Найди того, кто достоин», — мысленно повторил наказ Реки Аммит. Уж не этот ли везучий старатель, чудом переживший свою артель, — тот, кто достоин? И чего — «достоин»? Предстояло отвечать на эти вопросы, искать в душе место для еще одного человека. Сколько же их туда пробралось…

Когда после долгих странствий Аммит пришел в Кармаигс повидать старого друга, он не думал задерживаться. Но маленькая девчонка с золотыми и серебряными волосами бесцеремонно залезла к нему в душу, да так и осталась, полагая, что там ей самое место. Потом туда же проник наивный философ Кастилос, который оказался сильнее и уверенней иного воина. И последним пришел Левмир.

Весь долгий путь, убеждаясь, что Левмир и принцесса Ирабиль отважились создать невиданный союз, Аммит разжигал в сердце ненависть к дерзкому мальчишке, но чувствовал уважение. Человек, давший себе право устанавливать законы… Наверное, в этом была великая мудрость — впервые Аммит увидел его стоящим по пояс в крови Драконов. Могущественного и решительного. Он протянул руку, и никто не усомнился в его праве отдать приказ, повести за собой. Все они преклонили колени перед Человеком. Все, кроме И, которая не пожелала поклониться тому, кого считала равным, когда была сильнее. Всего-то несколько минут назад Аммит видел ее, измученную, грязную, застывшую на черном берегу — такую взрослую. Видел, как дрожат ее колени, будто сверху давит страшная тяжесть.

«Она выдержала. Значит, и ты сможешь».

Аммит закрыл глаза и, глубоко вдохнув воздух, насладился густым ароматом трав и цветов. А потом остановил сердце. Из головы пропали ненужные мысли. Есть здесь и сейчас, а остальное — подождет.

Спутник шепотом матерился.

Не плакал, не удивлялся, не пытался заговорить с Аммитом, которого Река назначила ему в соратники — нет, он изрыгал столько ругани, сколько едва ли можно услышать за месяц жизни в самой жалкой деревне.

Аммит повернул голову и увидел причину. Парень снял ботинки, вылил из них воду и натянул обратно, но вот со шнурками вышла заминка. С одной рукой завязать их никак не выходило. В проклятиях парень добрался до двоюродной прабабушки левого шнурка и останавливаться не собирался.

Аммит встал и шагнул к спутнику. Тот лишь покосился исподлобья, но не прервал занятия. Упорный. Надо с этим разобраться.

Аммит опустился перед ним на колено. Пальцы коснулись злополучных шнурков, но парень отдернул ногу.

— Слышь, тебя просят? — хриплым баском прикрикнул он.

Аммит поморщился. От людей такого наслушался — привык, но когда вампир изъясняется подобным образом… Это уж чересчур.

Вместо того чтобы высказать недовольство, Аммит посмотрел парню в лицо. Человеку иногда нужно дать возможность почувствовать себя дураком — тогда-то и будет видно, что это за человек на самом деле.

Парень отвел взгляд, сосредоточился на шнурке, скрипя зубами от ярости, выплеснуть которую на спутника не решался. Аммит изучал лицо парня. Показалось ли, нет — на берегу Реки он казался моложе. А ведь правда — изменились неуловимо черты лица, в плечах стал пошире. Вот и еще загадка, которую следует решить: сколько времени прошло в мире? Год, два, тысяча лет? Может, Эрлот уже опустошил все города и деревни, да покончил с собой, удовлетворив черную страсть.

Под внимательным взглядом Аммита парень покраснел. Сердце у него колотилось вовсю, гоняя кровь по молодому и сильному телу. Кровь… Аммит вздрогнул, вспомнив и почувствовав: в парне течет кровь Ирабиль. А значит — кровь ее отца и матери. Если для человека это не много значит, то для вампира…

Заметив, что рука парня безвольно опустилась, Аммит крепко затянул шнурок и завязал надежным узлом. Взялся за второй.

— Как тебя зовут? — спросил он парня.

— Сардат, — прозвучал ответ.

— Когда ты был в Реке, мог узнать свое настоящее имя. В моих силах дать тебе его.

— Да пошло оно! — Парень сплюнул в сторону.

Аммит кивнул. Не сомневался, что так и будет. Знал, что и Левмир рассудил так же.

— Запомни первый урок. — Аммит встал, поглядел на Сардата сверху вниз. — Чувствуешь, как будто холодком плечи стискивает? Некоторые говорят: «Будто призрак обнимает».

Сардат, подумав, кивнул и тут же вскинулся:

— Урок? Ты меня что, учить собрался?

— Такое чувство возникает, когда неподалеку вампир. Иногда оно будет холодным, иногда — теплым, как дружеское объятие. Может быть сильнее или слабее. И довольно скоро ты научишься от него избавляться. Почувствуешь, что можешь это сделать, когда увидишь того, чей призрак тебя обнимает.

Сардат, кряхтя, поднялся на ноги и оказался ростом с Аммита. Оборвал тряпки, намотанные на рвануюизодранную куртку. После недолгого размышления сбросил и саму куртку, оставшись в непонятного цвета рубахе с болтающимся рукавом.

— И что? — Он повел плечами. — Это из-за тебя, что ли?

Аммит вздохнул. Парень все пропустил мимо ушей — а ведь не ребенок.

— Нет, меня ты видишь. Просто неподалеку находятся вампиры. Много вампиров. Я не знаю, кто они, и зачем здесь, не знаю, как лучше поступить. Поэтому сейчас мы просто пойдем через лес и посмотрим, что будет дальше. Смотри, как делаю я, и старайся повторять. Это несложно.

Аммит ждал ответа. Он никогда не был великим лидером вроде Эмариса или даже — придется признать — Эрлота. Если кто-то не хотел подчиняться, Аммит либо уходил, либо убивал. Но сейчас не мог ни того, ни другого, и потому хмурился. Пока ждал — вынул кинжал из-за пояса, взял левую руку Сардата и обрезал рукав по локоть. Осмотрел культю. Неровная, перетянута тесьмой. Похоже, топором рубили.

От налетевшего, будто ветер, видения Аммит покачнулся. Мгновение он смотрел глазами Левмира, поднимал его руками топор.

«Рука гниет, — говорил тот, давнишний Сардат. — Давай скорее, пока она не видит».

Удар. Хруст. Брызги крови на белом снегу. Да, этот парень силен. Девять из десяти продолжали бы идти с гниющей рукой, уповая на чудо.

— Я, может, не понимаю чего? — прокашлявшись, сказал Сардат. — Мы шли, чтобы получить силу и перебить всех этих выродков. Ну вот, и… Что теперь?

Он действительно не понимал происходящего, и это его раздражало. Непонимающий Сардат мог стать агрессивным, и Аммит поторопился превратить его в разочарованного Сардата:

— Алая Река, по которой бредят люди, сильно отличается от той, что существует на самом деле. Путь к Реке — великое паломничество, в ходе которого ты определяешь свою истинную страсть, которую потом питает кровь Драконов. О чем ты мечтал, когда шел?

Сардат не думал и секунды:

— Перебить всех этих выродков!

— Погано, — вздохнул Аммит. — Рано или поздно ты либо сойдешь с ума — и я тебя убью, либо добьешься своего — и убьешь себя сам. А теперь попробуй.

Он отступил на шаг и выжидающе уставился на Сардата. Тот сдвинул брови.

— Давай, — подбодрил Аммит. — Я — выродок. Перворожденный. Хорошая добыча. Убей меня. Сила у тебя есть, не сомневайся — не меньше, чем у меня.

Парень колебался. То ли чувствовал подвох, то ли…

— Ты ж вроде ее друг, так? Ну, там, учитель, что ли? Она рассказывала. Она вообще о тебе много рассказывала.

Аммит кивнул, заложив руки за спину.

— С чего мне тебя убивать?

— Моя дружба и мое учительство не делают меня человеком. Я — вампир. И я не хочу, чтобы власть перешла в руки людей. Грязные твари, которые не видят дальше своего носа. Люди превратят мир в свинарник, где будут с удовольствием хрюкать, постепенно забывая, как ходить на двух ногах и разговаривать. Я на стороне выродков, Сардат. Мне просто не нравится профиль Эрлота, вот и все. Так что будь добр — убей меня во имя своей страсти.

Гнев исказил черты лица Сардата. Он выхватил нож из-за пояса и бросился в атаку. Аммит позволил лезвию приблизиться к груди и шагнул в сторону.

Удар пришелся в пустоту. Сардат взмахнул руками, Аммит перехватил правую, заломил. В мгновение ока Сардат оказался согнутым в три погибели, рыча на свое отражение в реке.

— Вот тебе второй урок, — произнес Аммит. — Убийство не должно быть твоей страстью. Это — прыжок в пустоту. Вампир же следует за своей страстью вечно. Я не жду, что ты так легко перестроишь себя — это тяжкий труд. Но ты будешь стараться, обещаю. Представь, что промываешь золото. Позволь песку уйти, и на дне обязательно останутся золотые песчинки. Ты ведь знаешь, как это делается.

Сардат вздохнул и перестал вырываться. Аммит, решив, что достучался до него, утратил бдительность, и сухой щелчок, с которым сустав разъединился, застал его врасплох.

Сардат присел, развернулся, вывернув руку, и плечом толкнул Аммита на землю. Повалился сверху…

— И тут, видимо, тебе должна была помочь вторая рука, — спокойно сказал Аммит, глядя, как скользнула по кулаку правой руки культя левой. Перехватить нож, само собой, не получилось.

— Скотина, — прошипел Сардат и дернулся было встать, но Аммит, выпустив его руку, схватил за рубаху и притянул к себе. Лезвие кинжала коснулось шеи.

— Полагаю, у каждого «выродка» сейчас при себе оружие на крови вампира. Примерно как этот кинжал. Пропустишь удар — наплачешься. От такого клинка раны долго не заживают, порой даже остаются шрамы. Если кидаешься с ножичком на вампира — потрудись хотя бы остановить сердце.

Аммит отшвырнул Сардата и поднялся. Тот уже вскочил. Левой руки нет по локоть, правая болтается плетью. Да уж, великий воин.

— Достаточно, — поморщился Аммит. — Это как сказка, конец которой ты знаешь, но вынужден слушать снова и снова. Я могу испепелить тебя сию секунду лишь потому, что ты не знаешь, как защититься от моего огня. А теперь иди сюда — вправлю сустав.

— Мозги себе вправь, — огрызнулся Сардат. Нож он бросил на землю и подошел к ближайшему деревцу. С трудом поднял правую руку, поддерживая левой, и вцепился в нижнюю ветку. — Люди ему не нравятся. Как в той шутке — знаешь? — «А зачем тогда ешь?»

— Жрать охота, — беспечным тоном сказал Аммит, глядя, как Сардат готовится к рывку. — Кстати, чем раньше привыкнешь к мысли, что придется пить кровь, тем спокойней будет на душе, когда дойдет до дела. Только без иллюзий. Драться придется, убивать тоже — это я тебе обещаю. А с бьющимся сердцем боец из тебя… Вот такой.

Сардат дернулся, негромко вскрикнув сквозь сжатые зубы. Сустав встал на место.

Аммит подобрал нож, подал рукояткой вперед.

— Вернемся к началу разговора. Не так далеко отсюда находятся вампиры. Не самые слабые, прошу заметить. Лично я бы не стал кидаться на них с кулаками, не поговорив сперва. Нужно выяснить, зачем Река принесла нас сюда. Кстати, что она сказала тебе напоследок?

Сардат рассмеялся. Аммиту показалось, что у парня истерика, но нет — он быстро пришел в себя. Покачал головой, прислонившись к дереву:

— Река сказала: «Убей. Убей их всех».

***

«Всех до единого», — так сказала Алая Река, и рокот ее слов еще отдавался в ушах, а перед глазами одно за другим возникали перекошенные лица вампиров, напавших на поселок, оскаленные пасти, перечеркнутые почерневшим от крови лезвием. Видения застилали взор, и Сардат, следуя за Аммитом, дважды споткнулся.

«А ну, хватит!» — мысленно прикрикнул сам на себя и сжал кулаки. Почувствовал пальцы левой и рывком поднял ее к лицу. Ничего. Но стоило расфокусировать взгляд, как будто появлялись призрачные контуры. Она все еще жила, не хватало только плоти, чтобы объяснить это миру.

«Когда вампиру что-то нужно, — прошелестела Река, — он берет. Ни сомнений, ни жалости, ни границ».

Сардат споткнулся в третий раз и упал на одно колено. Аммит, идущий на пять шагов впереди, оглянулся:

— Ноги выше поднимай. У вас же там лес вроде был — что ты как в первый раз?

— Двигай давай, без тебя разберусь, — огрызнулся Сардат.

Ну да, лес был. Но не такой. Деревья росли куда как тоньше, трава пониже. Каждый шаг убеждал Сардата: он больше не дома. А жара? Рубаха липнет к телу. В поселке-то в самые теплые дни спокойно ходил в куртке.

Но тревожило Сардата не это — а вышагивающий впереди старик. Впрочем, стариком его называть не получалось. Волосы, на берегу казавшиеся седыми, потемнели. Осанка прямая, на лице ни одной морщинки. Это выводило Сардата из себя. Потому что Аммиту нужно было дать прозвище — в меру унизительное, панибратское. Такое, чтоб прижилось. Не в первый раз приходилось доказывать, кто главный, и далеко не всегда кулаки становились решающим доводом.

— Эй, Учитель! — окликнул Сардат. — Куда прешь-то, будто дорогу знаешь?

Ответить Аммит не успел. Едва различимо щелкнула тетива в зарослях, и длинная стрела вонзилась в левую сторону груди «новорожденного» Учителя.

Он замер, опустил голову, разглядывая внезапно появившийся предмет, после чего повалился на спину.

— Это… — начал было Сардат, но тут снова послышался щелчок. На самом деле два щелчка раздались едва ли не одновременно, и человеческий глаз, должно быть, даже не увидел заминки Аммита, но Сардат более не был человеком.

Он видел стрелу, летящую к нему из кустов, видел прищуренный глаз стрелка. Руки дернулись, чтобы поймать… И он мог бы поймать смертоносный снаряд. Сердце замедлило ход, почти остановилось, но перейти эту границу Сардат не осмелился. Руки двигались медленно.

Удар и резкая боль. Воздух со стоном вышел из легких. В отличие от Аммита, Сардат не притворялся — ноги действительно перестали держать. Подогнулись колени, и он упал на спину. В глазах потемнело, но тут же прояснилось.

Небо над головой в переплетении ветвей. Щебет птиц. Все осталось таким, как было, только стало четче и ярче. Даже на высоте десятка человеческих ростов Сардат мог разглядеть прожилки на каждом листке, увидеть отражение неба в глазу пестрой пичуги. И боль почти пропала, сменившись тянущим досадным неудобством.

Только услышав шаги — осторожные, вкрадчивые — Сардат понял, что не дышит. Остановилось-таки пронзенное меткой стрелой сердце. «Вот и все, — подумал Сардат. — Я — вампир». И от этой мысли только ощущение силы переполнило его, а страха и тоски — нет и в помине.

— Садани-ка этому еще в голову, — тихо произнес мужской голос. — Дергается.

— Может, подожжем? — Обладатель второго голоса, потоньше, ощутимо трусил.

— А ну как прикидываются? Я к ним так просто не подойду. Давай по стреле в башку каждому, для верности.

Заскрипела натягиваемая тетива…

— Послушайте, уважаемые, — заговорил Аммит, спокойно, будто вел беседу за столом, — я упал исключительно из уважения к вашему методу знакомства. Но всему есть свои пределы. Давайте хотя бы обсудим…

Свистнула стрела, и первый голос выругался.

— Вот видите? — Снова Аммит. — Я просто поймал стрелу, потому что не хочу, чтобы она пробила мне голову. Это неприятно, поверьте опыту. И — я, конечно, могу ошибаться — так на моем месте поступил бы любой из вас, если б мог.

— Свистнуть, что ль? — дрожал второй голос.

— Погодь, — отозвался первый. Звук шагов. — Слышь, да я тебя видал вроде. Ты ж три года назад каких-то детишек разыскивал?

Сардат слушал вполуха. Его и так мало интересовало, каких детишек и зачем разыскивал три года назад Аммит, а сейчас он больше думал о стреле, застрявшей в груди. Смотрел на перышки, чуть трепещущие на ветру, и прощался с собой. Как будто стрела убила человека и вызвала к жизни вампира.

— Три года назад… — повторил Аммит. — Да, я вспоминаю твой голос. Когда Ратканон бросался на нас, ты крикнул: «Они же помогали!» Так?

— Ну, так. А тут-то вы чего теперь?

Услышав движение, Сардат поднял голову. На него никто не обращал внимания. Оба человека стояли перед Аммитом. Один все еще целился из лука ему в голову, но тетиву ослабил. А второй как раз убирал в ножны меч. От этого меча повеяло холодком, и Сардат вспомнил слова Аммита об оружии на крови вампира.

Выглядели партизаны печально. Худые уставшие лица, спутанные волосы и бороды, одежда — сплошь рванина. А привязанные то тут, то там — видно, для маскировки — ветки с подвядающими листиками делали их похожими на мертвецов, заваленных лесным мусором. Мертвецов, которые все никак не могут успокоиться.

Аммит приподнялся на локте и вынул из груди стрелу, протянул ее лучнику.

— Бери, — сказал тот, что с мечом, более молодому спутнику. — Эти мирные.

— Как так — мирные? — изумился тот. — Они ж все…

— Сказано — уймись! — В голосе прорезались командирские интонации. — Забирай стрелу — пригодится еще, жизнь продавать.

И молодой — правда, все равно старше Сардата — подчинился. Осторожно, двумя пальцами, за самый кончик взял из рук Аммита стрелу. Старший тем временем рассказывал:

— Мы тогда деревенских спасали. Кого — в отряд, кого — в схрон. Уж не помню и где было-то — отмахали за все время столько, что как ноги выдержали — не вразумею. А эти, вишь, раньше нас в деревню пришли. И тут — вот удача! — отряд вампиров. Ну, вместе мы им накостыляли, а без этих двоих — не знаю, чем бы кончилось. Нас тогда мало было, драться не умел почти никто. Они ж, твари, за драку наказывали завсегда, чувствовали, мрази! — Повернувшись куда-то, старший погрозил лесу кулаком.

Аммит встал, повернулся к Сардату.

— Ну что, как на душе-то? Стрелу сам вынешь, или помочь?

Сардат, скрипя зубами от неприятного чувства, потянул стрелу из сердца. Зубами, впрочем, поскрипеть особо не удалось — клыки мешали. Клыки! Сардат осторожно провел по ним кончиком языка.

— Зря вы так вампиров ненавидите, — говорил Аммит. — Вот, вместо «здравствуйте» — дали в грудь стрелой, и даже извиняться не надо. Посмеялись, да забыли. Верно говорю?

— Звиняй уж, — буркнул старший. — Меня это… Вартом зовут. Варт.

— Аммит. А это мой новый лучший друг, волей Реки. Зовут Сардатом.

Сардат швырнул стрелу под ноги младшему — наконечник впился в землю у самой ноги. Тот дернулся было поднять лук, но встретил взгляд Варта.

— Слышь, старшой… — Сардат встал, потирая заживающую грудь. — Скажи своему, чтоб лук убрал, а то я волноваться начну — ужас что получится.

Забавно. Дышать вовсе не требовалось, но, чтобы говорить, приходилось наполнять легкие воздухом. Как будто два воздушных шара надувались и сдувались в груди. Сардат не рассчитал, и воздуха на всю фразу не хватило — «что получится» вышло сипло, чуть слышно. Впрочем, его поняли. Варт махнул рукой, и младший с недовольным видом повесил за спину лук, а стрелу, брошенную Сардатом, отправил в колчан.

— Ну и что их, — спросил младший, — в лагерь, что ли, приведем, кормить-поить, песни петь?

— А хотя бы, — пожал плечами Варт. — Нам что терять-то? Может, хоть помогут чем, как в другой раз.

При этом он с надеждой смотрел на Аммита. Сардат шагнул вперед:

— Давай с начала. Что за место? Чего вы тут забыли? В чем помочь нужно?

***

Местность называлась Туриудсом (как быстро пояснил Аммит — это одно из южных графств, а вернее — название города), и партизаны пришли сюда, спасаясь от облав, которые начал устраивать его величество Эрлот. Кроме того, Ратканон, их предводитель, родился и вырос где-то в этих краях и без обиняков заявил подопечным, что если уж помирать — так здесь. Никто возражать не стал. Все прекрасно понимали, что помирать так и так придется.

Прибыв на место, партизаны занялись тем, что умели: нападали на караваны с данью, убивали сопровождающих, а людей убеждали присоединиться. Однако люди вовсе не горели желанием менять какую-никакую крышу над головой на вольное партизанское житье. Остались считанные единицы. Некоторые подались в им одним известные места, а большинство… Большинство возвращалось в бараки.

Разумеется, вернувшихся допрашивали. Партизанам приходилось каждый день совершать огромные переходы, оставляя, тем не менее, город в пределах видимости. Отряды баронетов прочесывали леса, стихийно выставлялись дозоры — граф будто бы не желал принимать партизан всерьез и лишь отмахивался, как от расшалившихся детишек.

Наконец, случилось то, чего и следовало ждать. Очередной караван, отправившийся в Кармаигс, оказался ловушкой. Вместо людей в телегах сидели переодетые в простую одежду вампиры. Да не просто баронеты, а воины.

Конвоиры сдались подозрительно быстро, и когда ободренные успехом партизаны в полном составе высыпали из леса на тракт, началась бойня. Как теперь говорил Варт — их все же, видимо, жалели. Огня было мало. Хватали и крутили по одному, правда, зачем — непонятно.

«Чего тут непонятного? — вмешался Аммит. — Про вас наверняка легенды ходят. Что толку перебить и похвастаться? А вот приволочь всю шайку на площадь, нагнать людей и казнить — другое дело».

Партизаны соблюдали правило: теряем троих — отходим. Лучше сохранить силы и потом нанести еще один удар, чем без толку всем погибнуть. И поэтому, когда в первые минуты битвы погибло десять человек, Варт скомандовал отход. Скомандовал, потому что не видел, что происходит с Ратканоном, и думал, что он мертв. Потому что Ратканон никогда бы не подверг людей бессмысленной опасности.

Но когда он обернулся, пропустив в лес последнего из оставшихся, увидел командира живым. Великан размахивал огромным топором, кроша врагов, которые ничего с ним не могли сделать. «Очевидно, — предположил Аммит, — главного приказали в любом случае брать живьем».

В тот миг, когда меч одного из вампиров перерубил-таки топорище, Варт, доселе колебавшийся, повернулся и побежал. «Я б остался, — с горечью говорил он теперь, — но остальные-то уж далеко ушли, пока-то вернутся — все равно уж. Да и отвечать-то мне за них, не кому-то. Ай, не знаю! Ну или испугался я — кто теперь разберет? Он-то, он зачем на рожон полез? Ушли б все вместе, отмахались как-нибудь — не впервой. Эти черти только ночью преследовать горазды, а днем в лесу уйти — дело плевое. Лес-то наш, человеческий. Завсегда укроет».

Остатки партизанского отряда, порядком попетляв, стали лагерем неподалеку оттуда, где Река сочла нужным выбросить Аммита и Сардата. Не успели дух перевести, не успели оплакать командира, как раздалось хлопанье крыльев. Летучая мышь с писком вылетела из-за деревьев и сбросила на колени Варту маленький свиток.

Среди партизан грамотная выискалась только одна — угрюмая женщина, которая даже имя свое назвать отказывалась. Она и прочитала послание: «Ратканон мертв. Хотите выжить — выходите на тракт. Даю три дня, потом сдаваться будет бесполезно. Барон М.»

Два дня минули. Партизаны устроили вылазку — самый ловкий и незаметный прокрался к тракту и увидел отряд вампиров. Хорошо расположились, стулья принесли, гамаки растянули. Тут же оказалось, что прятаться нет смысла. Затаившемуся в кустах партизану приветливо помахали руками и бросили кусок хлеба, а когда он вчистил обратно — рассмеялись вслед. «Завтра ночью!» — услышал он крик.

Все это Варт рассказывал, ведя Аммита и Сардата к лагерю.

— Я вот решил к реке спуститься, глянуть — может, сплавимся как-нибудь. А тут — вы. Ну и лупанули сгоряча, не взыщи уж.

Он обращался к Аммиту, и Сардат пока молчал. Слушал, впитывал огромное количество сведений о незнакомом мире.

— Одного не пойму, — сказал Аммит. — Почему вы просто дальше по лесу не уйдете?

— Тупые потому что, — огрызнулся Варт. — Матук, покажи.

Младший, внезапно обретший имя, схватил лук, натянул стрелу и, развернувшись, пустил ее куда-то в крону дерева. За миг до того, как стрела исчезла в листве, оттуда выпорхнула летучая мышь и, пискнув, скрылась в ветвях соседнего дерева.

— Пасут, — пояснил Варт. — То ли это вампиры сами, то ли мыши обычные — кто их разберет. Вампиры ведь могут с мышами говорить?

Тут Сардат тоже с интересом покосился на Аммита. Это что-то новенькое.

— Мыши — животные, — сказал Аммит. — О чем с ними говорить, о мухах? Но ты прав, их можно использовать для передачи посланий и для наблюдения. Нехитрые команды они понимают. Как, кстати, и волки.

— Волки! — воскликнул Варт. — Вот чего эти твари все кружат, а не нападают!

— Обычные звери, просто подчиненные воле вампира, — пояснил Аммит. — Сами вампиры сидят на тракте. Будь они ближе — я бы почувствовал.

Помолчав, он добавил:

— Гордитесь. Против вас выставили настоящих вампиров. Только вот сказки о «продать жизнь» лучше сразу из головы выбросить. Решат убить — вы их даже не заметите. Похоже, Эрлот времени даром не терял — обучил свою клику искусству настоящей войны, да разослал по графствам самых лучших. Он собирает армию.

— Против кого? — фыркнул Варт. — Против нас, что ли? Иль еще где-то такие же горемыки дергаются?

— Скажу тебе кое-что такое, от чего у тебя мозги перевернутся. Вампиры не всем миром правят. Далеко отсюда есть поселения вольных людей. Правда, я понятия не имею, сколько их, и как сильно они развились за тысячелетия. Но Эрлот, похоже, всерьез вознамерился положить этому конец.

— Здорово живем, — проворчал Матук. — А чего ж они там отсиживаются тогда? Давно бы уж собрались толпой, да врезали этим…

Аммит только рассмеялся, а ответить не успел — за очередными зарослями кустов появился лагерь.

Посреди крошечной полянки горел костер. Юный партизан — лет семнадцати от силы парнишка — с грустью смотрел в котелок с кипящей водой. Еще пара десятков людей валялись на земле то тут, то там, вяло переговариваясь. Кто-то спал — берегли силы перед битвой. Только одна женщина, одетая в такую же рванину с ветками, как и мужчины, с неутомимой яростью колотила палкой подвешенный на дереве мешок с землей. Прах сыпался из дыр, но она не унималась. Спутавшиеся темные волосы так и метались из стороны в сторону.

— Милашка, — заметил Аммит, когда женщина, прорычав ругательство, врезала по мешку так, что ветка, на которой он висел, хрустнула.

— Ей такого не скажи — копье проглотишь, — проворчал Варт, с каким-то неудовлетворенным желанием глядя на воинственную соратницу.

Присмотревшись, Сардат понял, что в руках у женщины не палка, а действительно самое настоящее копье. Еще три таких лежат поодаль, а одно висит за спиной. Женщина била тупым концом, чтобы не испортить мешок раньше, чем закончится тренировка.

— Эй, братия! — провозгласил Варт. — Я тут пару кровососов приволок — все веселее.

По лагерю будто ураган пронесся. Все вскочили. Парнишка у костра зацепил котелок, вода выплеснулась и зашипела на угольях, повалил пар. Люди хватались за мечи и топоры, кто-то поднял дубину.

Женщина повернулась к пришельцам, копье крутнулось у нее в руках, наконечник уставился в грудь Сардату. Он почувствовал знакомый холодок. Кровь вампира…

Женщине оказалось лет тридцать, или меньше — трудно сказать. Ожесточилось красивое прежде лицо. Руки, обнаженные по плечи, бугрились неженскими мускулами, а взгляд… Такой взгляд Сардат видел у мужчин, с которыми стоял насмерть, защищая родной поселок. Действительно, пошути — копье проглотишь.

Сразу стало ясно, кто есть кто. Изумленные, испуганные взгляды оторвались от Варта и переметнулись к женщине. Та сверкнула глазами на опять поседевшего и ссутулившегося Аммита, потом оценила обрубленную руку Сардата.

— Да не боитесь, — увещевал Варт. — Эти — мирные. Может, подсобят ночью, авось, отпинаемся…

Женщина издала смешок.

— Подсобят? — Низкий, грудной голос. — Эти полудохлые ублюдки? В костер их бросить — чай быстрей закипит!

«Пора», — шепнул себе мысленно Сардат и шагнул к женщине.

— Ну давай, брось, — сказал, глядя в злющие глаза, и добавил, решив показать солидарность с Аммитом: — Милашка.

Милашка его удивила — кинулась в атаку сразу и молча. Многажды Сардат убеждался в простой истине: женщины порой опаснее и сильнее мужчин, особенно если в угол загнать. Сардат не сводил глаз с леденящего душу наконечника копья. Слышал, как порывисто вдохнул Варт, готовясь заорать, как шагнул поближе Аммит…

«О чем тут вообще можно беспокоиться?» — подумал Сардат, пропуская копье под мышкой.

Сжав древко, дернул вверх, но не слишком резко, чтобы у Милашки сложилась иллюзия, будто можно побороться. И она «клюнула» — вцепилась в копье и не успела оглянуться, как взмыла в воздух.

Она сориентировалась мигом. Выражение растерянности на лице сменилось яростью, дрогнули руки — вот-вот отпустит и мягко приземлится на согнутые ноги… Сардат не дал ей такой возможности. Резкое движение — и Милашка что есть силы цепляется за древко, чтобы не упасть. Шаг к центру поляны…

— Ты там вроде чай обещала, — сказал Сардат. — Падай, кипяти.

Он не обращал внимания на то, что вокруг него собрались партизаны, что мечи, ножи, топоры и стрелы готовы прянуть и ударить. Все это мало значения имеет, когда двое спорят за старшинство.

Милашка скосила глаза и увидела, что болтается над костром. Слегка притушенный разлитой водой, он разгорелся вновь, ярче прежнего.

— Сардат! — грозным голосом прикрикнул Аммит.

— Мгновение, Учитель, — отозвался Сардат. — Только палку кину — и я весь ваш. Ну что, Милашка? Неплохо для полудохлого ублюдка?

— Сучонок, — прошипела женщина. — Сопляк!

— Ух, как, — улыбнулся Сардат. — Тебя где воспитывали? Мы с добром пришли, а ты — палкой тычешь, чаем угрожаешь, возрастом попрекаешь. Ну прости, не получилось раньше уродиться. Кабы знал, что красоту такую встречу — поторопился бы.

— Гад ползучий! — Милашка даже взвизгнула. — На землю меня поставь, урод!

Сардат повел рукой, и женщина, качнувшись на том конце копья, переместилась в безопасное место. Тут же разжала руки, не дожидаясь отдельной милости. Сардат подбросил копье и швырнул его, без усилия, над правым плечом Милашки. Та не сплоховала — перехватила копье, со свистом крутанула и уставилась на Сардата.

— Познакомились? — подмигнул ей тот. — Да не хмурься, я парень честный: на копье поднял — женюсь. А вы что встали? — прикрикнул, окидывая взглядом собравшихся вокруг людей. — Пожрать будет, или как?

После недолгого молчания тот юнец, что присматривал за костром, отозвался:

— Жратвы нема. Волки всю дичь распугали, крыланы птиц гоняют. Чай вот только остался…

— Друг друга-то еще жрать не начали? — Сардат, говоря, заставил сердце биться, и в голос помимо воли проникла толика жалости. — С вас, умников, станется… Ладно, давай свой чай хваленый. Кружек не хватит — мы с Милашкой из одной похлебаем. Да, родная?

— Да пошел ты, — огрызнулась та. — Кровосос безрукий.

Оружие партизаны убрали, кто-то негромко рассмеялся. К вампирам с интересом присматривались.

Аммит подошел к Сардату:

— Это обязательно было?

— А что? — Сардат ухмыльнулся и понизил голос: — Заволновался о грязных тварях, которые дальше своего носа не видят?

Аммита покоробило от этих — его же собственных — слов.

— С вампирами будешь разговаривать — хоть на коленях перед ними ползай, если угодно, — сказал Сардат. — А когда нужно собрать вместе грязных тварей и заставить их дело делать, вместо того чтоб балду пинать — это я устрою. Есть вопросы?

— Пока нет, — вздохнул Аммит, отводя взгляд. — Но я обязательно придумаю.

Глава 3

Восток

Солнце окрасило двор в алый цвет, когда Левмир вышел прогуляться. Обойдя дворец, углубился в сад, не столько рассматривая прекрасные деревья, которых не встречал дома, сколько одергивая необычную одежду. Левмир отказался бы от этого не то платья, не то плаща странного покроя, если бы не выражение лица князя: будто награду выдал.

«Кафтан», как назвал одежду князь, пришлось подвязать кожаным ремешком, чтобы по́лы не мели по земле. Рукава нелепо широкие, руки болтаются в них. Штаны тоже огромные, издалека напоминают юбку. Больше всего ужаснул Левмира цвет одеяния — ярко-красный, с желтыми вставками на груди и рукавах.

Порадовали сапоги — крепкие, удобные, из коричневой кожи. Ступая в них по тропинке, Левмир наслаждался прогулкой.

Тропинка вывела к полю, усеянному ровными рядами одинаковых каменных плит. Низкая оградка опоясывала поле. Тропинка упиралась в витиеватую калитку. Левмир задержался возле нее, рассматривая сложный рисунок переплетенных прутьев. Отступил на шаг и различил двух драконов, сцепившихся в яростной битве.

Левмир толкнул калитку. Хотелось рассмотреть каменные плиты. Присев возле одной из них, прочитал высеченные слова под незнакомым именем: «Храбрый воин, отдавший жизнь за своего князя». Ниже — цифры, значения которых Левмир не понял. Он шел рядами плит, глядя то на одну, то на другую, но менялись лишь имена и цифры. Далеко впереди — белое строение, похожее на Храм, как его описывала Ирабиль. Только без окон.

Левмир остановился, глаза закрылись. «Слышишь ты меня? — подумал он. — Как ты? Скажи хоть слово!»

Когда зазвучал голос, Левмир вздрогнул, но радость тут же рассеялась: возле оградки стояла княжна.

— Это почетное кладбище, здесь покоятся самые отважные воины. Многие бросались в самую гущу схватки, лишь бы удостоиться чести быть погребенными здесь.

На княжне все то же серое платье, стоптанные туфли. А прическа изменилась. Прежде рассыпавшиеся по плечам волосы она собрала в хвост, став похожей на простую деревенскую девчонку. Именно эта деталь помогла Левмиру почувствовать себя уверенней. А еще — неуверенность в черных глазах княжны.

— Здесь, под землей, лежат мертвые люди? — переспросил Левмир. — Зачем?

Княжна сцепила перед собой ладони. Левмир смотрел на подрагивающие пальцы. Сумерки сгущались стремительно, и смуглая кожа девушки казалась все темнее.

— А куда их еще деть? — Голос княжны звучал озадаченно. — Мертвых хоронят в земле, так всегда было и будет. Там, дальше, княжеская усыпальница. — Она махнула в сторону замеченного Левмиром строения. — Там стоят каменные гробы. Только женщины моего рода отправляются после смерти к Солнцу.

Вопрос замер на губах Левмира. Княжна отвернулась, бледная, и по тому, как напряглось ее лицо, Левмир понял, что девушка едва сдерживает сильное чувство. Горе, или злость. А может, отчаяние.

— Наверное, не нужно было мне сюда приходить? — Левмир, аккуратно огибая надгробия, вышел за калитку. Между ним и княжной оставался шаг.

— Сюда часто приходят, — улыбнулась девушка. — Родственники, друзья. Приносят цветы, вспоминают. У вас, наверное, не так? Князь сказал, что вы с Запада.

— Можно «ты»? — Левмир улыбнулся в ответ. — Меня зовут Левмир. Когда мне говорят «вы», я оглядываюсь и не вижу никого.

— Айри. — Княжна протянула руку. — Меня тоже можно на «ты».

Взяв теплую ладошку, Левмир коснулся ее губами, не представляя, что делать еще. Жать руку девчонкам при знакомстве вроде как не полагалось. Когда же он поднял голову, то увидел изумленные глаза Айри.

— Это было вовсе не обязательно, — пробормотала она, пряча руку за спину.

— Извини, — пожал плечами Левмир. — Наверное, проще относиться ко мне, как к ребенку, который ничего не знает.

Плотно сжатые губы княжны расслабились.

— Ничего, — сказала, протягивая другую руку. — Это из-за меня все.

Пальцы коснулись ладони Левмира. Дрожали, будто трогая раскаленный бок печки. Левмир сжал руку княжны и услышал сдавленный вскрик.

— Отец рассказал тебе, кто я?

Айри кивнула, не отрывая взгляда от попавшей в плен ладони.

— Боишься?

Рука перестала дрожать. Айри подняла голову.

— Ничего не боюсь, ясно? — резко прозвучали слова, как свист стрелы. — Идем.

Княжна пошла в сторону дворца, таща за собой Левмира. Тропинка едва угадывалась в темноте. Когда дворец, освещенный множеством фонарей, показался среди ветвей, Айри остановилась. Руки разомкнулись.

— Ты ведь сильный, да?

Левмир не нашелся с ответом. Темнота не мешала ему разглядеть румянец на щеках девушки, легкий ветерок не заглушил частого биения ее сердца.

— Когда пойдешь на Запад — забери меня.

— Но…

— Хватит. Ничего не говори. Нас ждут к ужину, идем. Поговорим завтра.

Левмир молча шел за княжной. «Чего она хочет? — недоумевал он. — Что она прячет?»

***

Ужинали на втором этаже, в полутемном зале. Ковры так же устилали пол, вдоль стен — огромные вазы, украшенные разноцветными узорами. Странные светильники, будто сделанные из бумаги, свисали с потолка то тут, то там. Левмир попытался рассмотреть один из них, но так и не понял, что в нем светится.

За столом посреди комнаты сидели князь и пожилой мужчина, которого Левмир раньше не видел. Взгляд не задержался на незнакомце, тем более что и тот не обратил на Левмира внимания. Чуть дальше, за маленьким столом, на маленьком стульчике громоздился шут Сэдрик. В отличие от остальных, он уже обжирался, впихивая в рот руками еду из миски.

Князь поднялся навстречу вошедшей паре.

— Как прекрасно, что вы уже познакомились, — воскликнул он, но в глазах таилась настороженность.

— Я случайно обнаружил кладбище, и княжна любезно рассказала о погребальных обычаях Востока, — поспешил объясниться Левмир.

Князь кивнул в сторону. Из тени вышел темнокожий слуга, которого Левмир сразу не заметил. Слуга выдвинул стул для княжны, а вот Левмир успел усесться сам. За столом возникла заминка. Князь с упреком смотрел на слугу.

— Простите, — улыбнулся Левмир. — Я не бывал раньше во дворцах. Скажите спасибо, что на пол не уселся.

— Вот спасибо, — пробурчал шут. — А то я бы загордился.

Айри тихо рассмеялась, улыбнулся князь. Слуга удалился в тень, и напряжение рассеялось.

Теперь, сидя напротив незнакомца, Левмир мог его рассмотреть. Сразу ясно — не из местных. Кожа слишком бледная, другой разрез глаз, да и сами глаза — не черные, как у всех, а будто стальные.

Левмир посмотрел в тарелку. Не сразу понял, что в ней громоздится. Странные конструкции из какой-то белой крупы, кусочки рыбы, разноцветные ломтики не то фруктов, не то еще чего-то. Но хуже всего — рядом с тарелкой лежали две палочки. Такими же быстро орудовали князь и княжна. Левмир, понаблюдав за ними, взял палочки. После нескольких попыток получилось отправить в рот один из разнообразных комков. Вкус оказался пресным, но Левмир слишком проголодался, чтобы выражать недовольство. Съедобно — и ладно. Да и не сравнить с заледеневшим лошадиным мясом.

— Не так! — вмешалась Айри, и тонкие пальцы коснулись его руки. — Палочки вот как держат, гораздо удобнее.

Пока она колдовала над его пальцами, Левмир посмотрел на незнакомца. Еда перед ним стояла нетронутой, он смотрел только на Левмира. Пустой, холодный взгляд. Когда-то давно Левмир бы испугался, но теперь ощущал только раздражение. Да еще неприятный холодок — будто плечи кто стискивает.

— Вот, — сказала княжна. — Попробуй.

— Вы так сблизились, — заметил князь.

— Попробуйте, — тут же исправилась Айри. — Ну а что плохого в том, чтобы подружиться с новым человеком?

Князь пожал плечами. И тут первое слово сказал незнакомец:

— Человеком?

Левмир выдержал его взгляд.

— Вы что-то хотите мне сказать? — спросил, отложив палочки. — Или обо мне?

Незнакомец улыбнулся, но взгляд остался ледяным. В серых глазах Левмир видел свою смерть — старую подругу, по которой успел немного соскучиться.

— А ты готов со мной драться? — спросил незнакомец.

— Если потребуется.

— Так-так, друзья, — подскочил князь. — Давайте не будем портить ужин. Что с вами? Вы знакомы?

— Нет, — одновременно откликнулись Левмир и незнакомец.

— Моя оплошность. — Князь приложил руку к груди. — Левмир, это мой старый друг. Я рассказал ему о тебе. Он просил не называть его имени, поэтому я и не представил вас сразу…

— Можешь называть меня Арис, если хочешь, — сказал незнакомец, не отводя глаз от Левмира. — Значит, ты пришел с Запада. Зачем?

Левмир подобрал палочки. Айри кивнула, увидев, что теперь он взялся правильно.

— Я не пришел, — сказал Левмир. — Меня вынесла сюда Алая Река.

— Так говорят о судьбе, — пожал плечами Арис. — Но…

— Когда я говорю, что меня вынесла сюда Алая Река, значит, так и есть, — перебил Левмир. — Я вошел в нее, а вышел из моря.

Теперь и княжна, и князь перестали есть. Смотрят на него широко открытыми глазами. Только шут продолжал чавкать, поджидая удачного момента для выступления.

— И кто же додумался обратить такого сопляка? — спросил Арис.

— Боюсь, ответ будет тот же. Алая Река.

Выражение лица Ариса изменилось. Что-то вроде удивления промелькнуло на нем.

— Хочешь сказать, дошел до Реки, будучи человеком?

— Да, — кивнул Левмир. — Нас было трое, но человеком дошел только я.

Арис взял палочки, подцепил кусок рыбы и отправил в рот. Левмир последовал его примеру. Ужин прошел в молчании. Когда тарелки опустели, набежали слуги. На столе появились блюда со сладостями и кубки с горячим питьем. Напиток оказался пряным и сладким.

— Итак, — произнес князь, — теперь мы можем и поговорить. Левмир, расскажи о себе.

— Если вам угодно, — кивнул Левмир. — Я родился в деревне под названием Сатвир…

— Сатвир, — повторил Арис.

— Ну да. А что?

Арис махнул рукой, показывая, что не хочет прерывать рассказ. Но тут вмешался Сэдрик:

— Так тебя, значит, Левмир зовут?

— Правильно, — отозвался Левмир.

— И родился ты в деревне Сатвир?

— Да.

— А теперь ты еще и вампир?

— Ну?

Шут покачал головой и вздохнул:

— Эк над тобой Реченька-то поглумилась… Левмир — вампир из Сатвира!

Торатис и Сэдрик захохотали, Айри же поглядела на шута с яростью. Потом — на Левмира, будто извиняясь. «А ведь она боится, — заметил Левмир. — Боится, что я обижусь и уйду. Боится выступить в мою защиту. Боится промолчать. Что же есть в ее душе, кроме страха? И что для нее — я?»

Левмир дождался, когда смех утихнет, и спросил, обращаясь к князю:

— Я благодарен за кров, одежду и еду. Но ничего этого я не просил. Я должен выслушивать насмешки в обмен на ваше гостеприимство?

— О, прошу, не принимай близко к сердцу, — отмахнулся Торатис. — Это ведь шут! Ну что с него взять? Он и про меня может…

— Тогда зачем он здесь?

— С ним веселее.

Левмир встал из-за стола. Подойдя к шуту, наклонился над ним. Сэдрик сжался, готовый провалиться сквозь землю.

— Однажды в Сатвир пришли вампиры, — заговорил Левмир. — Ночью они убили двенадцать человек только за то, что они не хотели умирать. Убили моих родителей. Мне пришлось бежать, ненавидя себя за то, что не могу ничего изменить. Добрый человек помог мне, пустил жить к себе, но зимой вампиры явились к нему, дом сгорел, и я снова бежал. На север, к Алой Реке. Последний раз я встретил людей в поселке старателей. Я прожил там месяц. А потом пришли вампиры и снова убили всех. Только вот сами они тоже там подохли, все до единого. Пошути над этим, Сэдрик. А то звучит, должно быть, невесело.

Шут молчал и трясся. Левмир не отводил от него взгляда, лишь в глубине души удивляясь той властности, той могущественной ярости, что переполняла отныне каждое его слово. Он ждал, и, затаившаяся в нем, ждала Река.

— Пошел вон! — громыхнул голос князя.

Левмир вздохнул. Этим все должно было закончиться. Просто впустую потраченный день…

Сэдрик скатился со стула.

— Бегу, бегу!

— И не смей больше балагурить при нашем дорогом госте, — крикнул князь вдогонку.

Левмир перевел на него взгляд. Торатис казался смущенным.

— Прошу прощения. Я готов понять ваши чувства, но поймите и нас. Все-таки Восток и Запад слишком далеки друг от друга, многое из того, что вы здесь увидите и услышите, будет непонятно…

— Напротив, — сказал Левмир. — Мне все понятно и знакомо. Я вырос среди людей, которым позволяют жить лишь потому, что они приносят пользу господам. Думал, здесь иначе, но ошибся.

Айри смотрела на Левмира, бледная, но отчего-то улыбающаяся; князь прятал взгляд. Арис щурился, что-то вспоминая.

— Горбун все равно ни на что не годен, — продолжал оправдываться Торатис. — Если бы не я — просил бы милостыню на улице. А так — живет в тепле и сытости. И пользу какую-никакую приносит.

— И вам доставляет удовольствие смотреть на это ничтожество? Он мог бы работать руками, шить одежду, чинить сапоги, честно добывать кусок хлеба. Вместо этого он несет чушь ради вашего смеха.

— Ты мог бы вести себя повежливей, обращаясь к хозяину дома, в котором живешь, — вмешался Арис. — Тем более что обращаешься к нему с просьбой. Люди всегда одинаковы — требуют больше и больше, просто за то, что они есть.

— Как и вампиры. — Левмир перевел взгляд на Ариса. — Думаешь, я не понял, кто ты такой?

— Не самая сложная задача. Мы чувствуем друг друга.

— Ну вот, — вздохнул князь. — Наконец-то маски снимаются…

— Ты готов воевать с Эрлотом даже без войска, я правильно тебя понимаю? — продолжал Арис, не обращая внимания на князя.

— Правильно.

— Как ты это себе представляешь?

— Никак. Я знаю лишь то, что сказала мне Река. Я несу ее силу, которая скоро перевернет мир. Правда, мне еще нужно научиться пользоваться этой силой.

— Хорошо, что ты хоть это понимаешь, — кивнул Арис. — Но мне интересно другое. К Алой Реке идут те, кого ведет сильная страсть. Что же вело тебя, если ты до сих пор не знаешь, как воюют вампиры? Ради чего ты отважился на такой путь?

Левмир нахмурился:

— Я бы не хотел об этом говорить.

— Отчего? Не думаю, что твоя цель низка, иначе Река не позволила бы тебе добраться до нее. Что это? Месть? Желание спасти людей?

— Нет.

— Тогда что?

Левмир молчал. Ответ прозвучал из уст Айри:

— Любовь.

На девушку посмотрели все, но она и не думала смущаться, только вежливо потупила взгляд. Арис повернулся к Левмиру.

— Значит, любовь?

— Значит, — кивнул Левмир.

— Но при чем здесь Река? Или твоя возлюбленная в плену у Эрлота?

— Моя возлюбленная шла вместе со мной.

Арис вздрогнул:

— Ты же сказал, что двое были вампирами…

— Я помню, что сказал. Да, она вампир.

— Ты влюбился в вампира, будучи человеком? — Арис встал, отодвинув стул, и повернулся к Левмиру. — И ты шел к Алой Реке, чтобы получить бессмертие? Ради нее?

— Вас это удивляет?

Арис упал на стул, лицо его утратило остатки невозмутимости.

— Что ж… Девушке очень повезло.

В наступившей тишине Левмир прошел к своему месту. Подошвы сапог мягко касались ковра, движения вышли беззвучными. На этот раз слуга успел отодвинуть стул. Прежде чем сесть, Левмир с сомнением оглянулся. Вспомнилась дурацкая деревенская шутка: выдернуть стул из-под ничего не подозревающего человека.

«Подумаешь, — засмеялась Река. — Убьешь его — и все. Вампир не должен бояться».

Левмир сел, и стул оказался прямо под ним. Пытливые глаза Айри совсем близко. Кажется, будь ее воля, она бы утащила его далеко-далеко, туда, где ни одной живой души, и расспрашивала до бесконечности.

— Путь к Алой Реке так труден? — спросила княжна.

— Путь к Алой Реке невозможен, — ответил Левмир. — Мы все погибли на этом пути.

— Ты ведь жив. — Айри словно бы невзначай коснулась плеча Левмира.

— Я сам не знаю, кто я теперь. Знаю лишь, куда идти и что делать.

— Большинство людей и этого не знают, — вмешался Торатис. — Но давайте все же поговорим о войне. Этот разговор нужно когда-то начать. Чем конкретно грозит нам Эрлот?

— Ничем, — быстро сказал Арис. — Эрлот будет резвиться в своих владениях. Потом, должно быть, образумится и вернет старые порядки. Никакой опасности я не вижу. Для чего ему покидать насиженное место и нестись на Восток?

Левмир смотрел на него с любопытством. Запросто говорит об Эрлоте, будто о старом знакомом.

— Может статься так, что резвиться будет негде, — сказал Левмир. — Вы, должно быть, не слышали о бараках?

— О бараках? — нахмурился Арис.

— Эрлот уничтожил деревни, согнал жителей в бараки, где они теперь умирают от голода. Я, правда, не знаю точно, сколько с тех пор прошло времени. Вполне возможно, люди уже мертвы. Вполне возможно, Эрлот уже идет сюда.

— Бараки? — удивлялся Арис. — Но это же просто бред! Зачем бы… Нет, ты несешь ерунду. Эрлот, конечно, может быть жестоким, но не до такой степени. Не будет он сам выбивать у себя почву из-под ног.

— Я не знаю, зачем он делает то, что делает, — сказал Левмир. — Но Река, узнав об этом, отправила меня сюда.

Князь постучал пальцами по столу.

— Итак, смутные пророчества, догадки, предположения, — задумчиво проговорил он. — Это с одной стороны. А с другой — долгий путь на Запад. Я давно не смотрел карты, но, если не ошибаюсь, конный путь до Кармаигса займет несколько лет. Большую часть, конечно, можно одолеть по морю, через пролив. Тогда все сократится до полугода. Но кто из моих дорогих соседей пропустит боевую эскадрилью через свои воды? Никто. В любом случае потребуется опустошить казну, оставить голодать народ. Левмир, поймите меня верно, вы хотите, чтобы я уничтожил свое княжество ради неясной и сомнительной угрозы. Даже если мы победим…

Арис рассмеялся:

— Вы не победите. Не нужно тешить себя глупыми надеждами. Сколько человек в вашей армии? Десять тысяч? Двадцать? Эрлот вынес войну из самой Реки. Он истребит всех, прежде чем они хотя бы увидят Кармаигс.

— Не очень-то лестно слышать такое о своем войске, — заметил князь.

— Я не льщу. Я говорю правду. Если хотите посмотреть, что такое вампир, давайте устроим. Отправьте десяток рыцарей на этого паренька, увидите, что будет.

Глаза князя загорелись.

— А это прекрасная мысль! — воскликнул он. — Левмир, вы не возражаете против испытания?

Левмир пожал плечами:

— Если это хоть как-то поможет делу — я покажу, что за угроза придет с Запада.

— Ничего не придет с Запада. — Арис встал и направился к выходу. — Восток и Запад — два разных мира. Ни к чему им лезть в дела друг друга.

— А ну, стой! — вскочил Левмир. Арис обернулся, поднял брови.

— Ты это мне?

— Тебе.

Левмир подошел к нему, глядя вниз.

— Откуда у тебя это?

Арис опустил взгляд на туфли.

— Тебе посоветовать сапожника?

— Мне нужен ответ. Иначе я буду с тобой драться. Я убью тебя, если ты прямо сейчас не объяснишь мне, как у тебя оказались эти туфли.

— Да что вы опять придумали? — воскликнул князь. — Проявите хоть каплю уважения! Не нужно никого убивать, не нужно драться. И что не так с туфлями Ариса?

— Ты был у Монолита? — Левмир нн обращал внимания на князя.

— Неоднократно, — сказал Арис.

— Подобрал их там?

— Похоже, будто я подбираю обувь на улице?

— Тогда я ничего не понимаю.

— Как и я. Но знаешь, что? Мне даже не интересно. Спокойной ночи.

Левмир стоял, глядя вслед Арису. Сердце колотилось до боли в груди. Что-то коснулось сжатого кулака. Левмир повернулся и встретился взглядом с княжной.

— Провожу тебя, — шепнула она.

— Айри.

Девушка обернулась. Ни слова не сказано, они просто смотрели в глаза друг другу — отец и дочь. Князь опустил взгляд.

— Идем, — прошептала Айри, проходя мимо Левмира.

***

Несмотря на то, что лестницу ярко освещали круглые фонарики, с наступлением темноты будто сами собой разлетевшиеся по всему дворцу, Айри взяла подсвечник с тлеющей свечой. Укрытые коврами ступеньки скрадывали звук шагов. Левмир покосился на Айри, случайно перехватил ее взгляд. Думал, она отвернется, но она, видимо, думала так же. Застыли на одной ступени, глядя друг на друга.

— Кажется, я все испортил?

— Здесь уже нечего портить. Ты подумал?

Левмир нахмурился. В глазах Айри плясало какое-то безумие, лишь отчасти объяснимое отражением огонька свечи.

— После всего, что я рассказал, хочешь на Запад? Почему?

— А ты — почему?

— Ты знаешь. — Левмир отвел взгляд.

— Там твоя судьба, так?

Кивнул, рассматривая красный ворс ковровой дорожки. Какое же здесь все мягкое, укрытое. Сразу и не заметишь под всем этим твердые, острые углы. Только Айри ничем не прикрывается. Поэтому с ней так трудно, поэтому с ней так легко.

— Вот и моя там же. И снова молчи! Я вижу, ты не решил. Съездишь со мной утром кое-куда? Одна я… не хочу там появляться.

— Я в вашей власти, — пробормотал Левмир.

Айри быстрым движением придвинулась к нему. Левмир вздрогнул, ожидая атаки или… поцелуя?

— Если бы это было так, я бы не начала разговора, — прошептала княжна.

Будто порывом ветра унесло ее. Левмир поспешил следом. Странная тьма окутала душу, и только крошечный огонек в руке Айри разгонял тенета страхов и сомнений.

— Подожди! — Левмир одним прыжком догнал княжну. — Постой. Кто этот, Арис?

— Его не так зовут, — не останавливаясь, ответила Айри.

— Он единственный вампир здесь? Когда он появился?

— Да. Года три назад.

— Как же его…

— Слушай. — Айри снова остановилась, пронзила Левмира взглядом. — Он помог мне, а я не забываю доброты. Если он решил не называть тебе имени — я не раскрою его тем более. Но если он решит убить тебя — между вами буду стоять я.

Кровь отхлынула от лица Левмира, ладони вспотели. Теперь сердце княжны билось спокойно, размеренно, а его собственное припустило во весь опор.

— Что ты хочешь сказать?

— То, что сказала. — С видимым трудом Айри улыбнулась, смягчила выражение лица. С еще большими усилиями заставила себя коснуться руки Левмира. — Подумай. Я не прошу многого. Прокатись со мной завтра утром и… подумай насчет Запада. Хорошо?

Левмир кивнул. В молчании одолели оставшиеся ступени, прошли коридором.

— Твои покои. — Айри кивнула на двери, больше похожие на ворота. — Держи. Там, должно быть, темно.

Отдав свечу, княжна ушла. Левмир проводил ее взглядом.

Огромная комната, через раскрытые двери лоджии льется лунный свет, окутывает кровать с балдахином, грудой подушек и одеял. Левмир нашел несколько свечей — на стенах, на столике, возле зеркал. Засветив их все, огляделся и вздохнул. Вряд ли получится здесь отдохнуть. Слишком уж большая комната, слишком высокий потолок, слишком пестрый ковер на полу. Множество столиков и стульев, зеркала, вазы, статуи, изображающие свирепых воинов и прекрасных дев. Ковры висят даже на стенах.

Левмир подошел к кровати, потрогал перину. «Ты тоже на такой спала?» — спросил он мысленно. «А то! — с готовностью откликнулась Ирабиль. — Только лучше медвежьей шкуры ничего не было».

— Это точно, — улыбнулся Левмир. — Пожалуй, все закончится тем, что я лягу в углу на ковер.

«Только попробуй — в лоб получишь! — возмутилась Ирабиль. — Я ведь не побоялась жить, как ты. Побудь и ты на моем месте!»

— Если бы ты была рядом…

«Тогда мы никуда бы больше не пошли, сам знаешь. Когда все закончится — у нас будет вечность. А до тех пор — сражайся».

— Я не отступлю, — пообещал Левмир, глядя в небо с увитой цветами лоджии. — Ты тоже держись. Почему-то кажется, тебе тяжелее.

«Не думай об этом. — Голос таял, слабел. — Кастилос обо мне заботится. А я жду тебя. Все, что я теперь могу, — ждать. Не бросай меня, Левмир!»

— Ни за что!

Левмир вскочил на перила, взмахнул руками, удерживая равновесие. Настала пора узнать новую часть себя, понять и принять силу, что переполняет тело и дух. Закрыв глаза, Левмир сказал сердцу: «Стой!» И сердце остановилось.

Левмир опустил руки. Ни одна мышца не дрогнет, ноги твердо стоят на узких перилах. В голове ясно, как никогда. Будто умерли все чувства, кроме одного — самой сильной, самой отчаянной страсти. Перед глазами возникло улыбающееся лицо Ирабиль. Левмир улыбнулся в ответ.

— Только ты и я, — сказал он. — Вечность!

Оттолкнувшись, Левмир взлетел выше деревьев. Наверное, его могли заметить из окон верхних этажей. В замершее сердце проник восторг от силы и легкости движений.

Мягко приземлившись, Левмир побежал. Ветви мелькали по сторонам. Знакомая тропинка вывела к ограде кладбища. Перескочив через нее, Левмир встал на надгробный камень. Перенес вес на одну ногу, крутнулся вокруг своей оси. Прыжок за прыжком, он перемещался с надгробия на надгробие, приближаясь к таинственному строению на другом конце кладбища.

Он замер на одном из камней. «Я ведь не смогу запустить сердце без крови! — подумал Левмир. — И где же мне взять кровь?» Перед глазами возникла улыбающаяся княжна.

— Нет, — шепнул Левмир. — Нет… Я найду этого Ариса, он ведь как-то выживает здесь.

Беспокойство не оставляло Левмира, и он, закрыв глаза, приказал сердцу: «Вперед!» В груди гулко застучало. Левмир покачнулся, теряя равновесие, но устоял.

— Получилось! — выдохнул он.

— Вообще-то здесь такое поведение считается святотатством.

Левмир упал с камня, вскочил. В трех шагах от него стоял Арис, освещенный лунным светом. В руках он что-то держал.

— Я не знаю такого слова, — сказал Левмир.

— Люди приходят сюда, чтобы вспомнить мертвых и предаться печали. А ты глумишься над останками, глупый мальчишка. Неужели нельзя найти другого места для танцев?

— Я не танцую, — отозвался Левмир. — Я пытаюсь понять, кто я. А кто ты, Арис? Что ты здесь делаешь?

Арис вместо ответа бросил какой-то предмет. Левмир поймал его — подобие меча в кожаных ножнах.

— Это палаш, — объяснил Арис. — С таким оружием здесь управляются воины.

— И зачем ты мне его дал? — Левмир потянул за черную, с золотыми прожилками рукоять. Лезвие блеснуло в лунном свете, будто серебряное. По клинку вились узоры.

— Я опрометчиво за тебя поручился. — Арис привязывал на пояс ножны с таким же палашом. — Не хочу, чтобы ты опозорил род вампиров. Посмотрим, что умеешь.

— Ничего, — усмехнулся Левмир. — Я стрелял из самострела, приходилось драться ножом и топором. Наверное, неплохо получалось — Мэросил остался в восторге.

— Мэросил? — удивился Арис. — А с ним тебя что связывает?

— С ним уже никого ничто не связывает, — объяснил Левмир, возясь с ремешком. — Мэросил мертв. А скоро умрут и остальные лорды. И Эрлот.

— Хочешь сказать, что, будучи человеком, убил того, кто рожден вампиром больше трех тысячелетий назад?

— Мне помогла та, что рождена вампиром больше тринадцати лет назад. Хотя, скорее это я ей помог.

Подняв взгляд на Ариса, Левмир вздрогнул. Глаза вампира почернели, красные радужки пылали огнем.

— Я как раз об этом хотел спросить, — прорычал Арис, обнажая сталь. — Не так много девчонок-вампиров твоего возраста я знал. Но из рожденных вампирами — знал только одну. Это она шла с тобой к Реке?

Левмир не успел ответить. Арис бросился на него, сталь сверкнула, рассекая воздух. Сердце остановилось. Руки рванули палаш из ножен, и от столкнувшихся лезвий полетели искры.

— Реакция хорошая, — отметил Арис. — Но если будешь так встречать каждый удар — испортишь клинок. Старайся отводить удар.

Левмир отпрыгнул, снова оказавшись на надгробии.

— Да, это та самая, — сказал он, следя за передвижениями противника.

— Как ее звали?

— Ее до сих пор так зовут. Почему я должен называть тебе имя?

Стремительный выпад, палаш должен был перерубить ноги Левмира, но он подпрыгнул и подошвами прижал лезвие к камню. Ударил наотмашь, клинок просвистел над головой пригнувшегося Ариса. Тот рванул оружие на себя, Левмир сделал сальто назад и замер на соседнем камне.

— Потому что я хочу убедиться, что она — не та, о ком я думаю, — сказал Арис. — Ты на удивление ловок и быстр. В битве против десятерых это хорошо. Запомни: там не будет места поединку. Тебе придется драться со всеми сразу и ни с кем по отдельности.

— Я справлюсь! — заверил его Левмир. — Тогда правда за правду. Ты говоришь, где взял туфли, а я называю имя.

Арис прыгнул на него, крутнулся в воздухе. Левмир обдумал все мгновенно. Пригнулся, резко выпрямился, ведя палаш вверх. Лезвия столкнулись, уже не с такой силой. Арис подался вперед, тогда как сжимавшие палаш руки рвануло назад. Левмир ногой ударил Ариса в грудь. Вампир отлетел к соседнему надгробию и упал, разбив его на куски.

— Ну и что ты натворил? — проворчал Арис, отряхиваясь. — Как мы объясним это князю?

Левмир сконфуженно молчал.

— Ладно, — вздохнул Арис. — Эта часть кладбища самая старая, сюда все равно никто не приходит. Хватит игр, я думаю, ты справишься.

Арис убрал палаш в ножны, его примеру последовал Левмир.

— Туфли, — напомнил он.

— Дались тебе эти туфли… Они мои. Понимаешь? Мои. Я их заказал в Кармаигсе, когда жил там. Сразу несколько пар, одинаковых. Всегда такие ношу, не люблю перемен. И я понятия не имею, при чем здесь Монолит.

Левмир спрыгнул на землю, заглянул в черно-красные глаза. Арис выдержал взгляд.

— Почему твои глаза остаются человеческими? — спросил он. — После такой битвы…

— Мразь, — сказал Левмир.

Арис вздрогнул.

— Что ты сказал?

— Я назвал тебя мразью, Эмарис. Мразью и трусом.

Лицо Эмариса изменилось. Теперь на нем появился страх. Не перед Левмиром — перед теми словами, что он должен был произнести.

— Ты не можешь осуждать меня за то, что я просто перестал делать то, что делал, — тихо сказал Эмарис. — Власть завела меня в тупик, и я…

— А я не за это тебя осуждаю! — закричал Левмир, толкнув его в грудь. — А за то, что бросил ее, свою дочь! Ты знаешь, что ей пришлось вынести? Знаешь, сколько раз она чуть не погибла? Может быть, ты часами смотрел, как она плачет, обнимая пару вонючих туфель, и не знал, как ее утешить? Ты смотрел, как она искала радость, а находила лишь отчаяние и смерть?

Лицо Эмариса посерело, рот приоткрылся.

— Ты встречал Ирабиль? — прошептал он, все еще не веря.

— Встречал? — Левмир засмеялся. — Она спасла меня от твоих карателей в Сатвире. Она была со мной все это время. Вместе мы дошли до Алой Реки.

— Безумие… — застонал Эмарис. — Кастилос и Аммит должны были позаботиться о ней.

— О, они старались! Только вот нагнали на самом берегу. Они старались — не ты.

Эмарис вскинул голову. В глазах плеснуло пламя.

— Хватит! Вспомни, с кем говоришь, сопляк!

— С жалким трусом, бросившим дочь, когда был ей так нужен.

Палаш вылетел из ножен, Левмир ответил на выпад. Два клинка сшиблись, два лица замерли друг против друга.

— Я не позволю себе умереть, пока она жива и ждет меня. Я — не ты! — С этими словами Левмир оттолкнул соперника.

Эмарис сделал шаг назад. Левмир тут же встал в боевую стойку, держа палаш перед собой. Но Эмарис не спешил нападать. Огонь, миг назад горевший в глазах, погас. Пропала величественная осанка. Перед Левмиром стоял сгорбившийся старик.

— Как же ты ее любишь, — прошептал Эмарис.

— Сильнее, чем ты.

Эмарис тяжело опустился на землю, голова склонилась, будто перед покаянием.

— Представь, что она умерла, — послышался глухой голос. — Представь, что ее больше нет на свете. А у тебя осталась дочь, как две капли воды похожая на нее. Девочка, которая каждый миг своего существования напоминает о той, что ушла навсегда. Как бы ты выдержал такое?

Левмир бросил палаш в ножны.

— Так же, как все люди, — прозвучал ответ. — Я оплакивал бы ее, но радовался дочери. Тому, что в ней сохранилась частица Ирабиль. Тому, что на земле остается эта крошечная капля волшебства, способная осветить целый мир. Люди рождаются и умирают, их жизнь полна таких страданий, которые тебе неведомы. Ты столкнулся с жалкой их долей и проиграл. Ты не достоин быть королем, даже отец из тебя не вышел. У меня нет к тебе сочувствия. Иди прочь, а я забуду о нашей встрече. Пусть лучше она оплакивает отца, которого подло убил Эрлот, чем живет с мыслью, что отец ее бросил, что видел в ней только зло.

Эмарис вскинул голову.

— Я никогда!..

— Я с тобой закончил, — оборвал его Левмир.

Застыв с раскрытым ртом, Эмарис провожал взглядом удаляющуюся фигуру мальчишки.

Глава 4

Юг

— Так что делать-то будем? — спросил Варт, глядя на Сардата.

Все сидели вокруг костра, глотая обжигающий ароматный чай, в котором, помимо, собственно, чая, Сардат различал не меньше десятка различных травок.

— Это ты Учителя спрашивай, он у нас — голова.

Аммит поставил железную кружку на землю и оглядел людей.

— Вряд ли Ратканон мертв, — сказал он. — Я не верю. Он столько лет стоял поперек глотки Эрлоту, что его просто не могли так быстро убить. Надо выяснить, где он, и можно ли его освободить. Это главная задача…

— Ку-ку! — Милашка помахала рукой, будто пытаясь пьяного привести в чувства. — Нас тут ночью перебить всех собираются. Кого и как мы будем освобождать?

Аммит поморщился:

— Вас-то вытащить не проблема. Но меня больше интересует вожак. Быть может, именно из-за него я тут и оказался.

От Сардата, который внимательно прислушивался к разговору, не укрылся вздох облегчения, вырвавшийся одновременно у каждого человека. Сами заметить не успели, как полностью доверились вампирам. Сардата покоробило от этой мысли. Как же так? Ведь они годами с кровососами сражались, а тут… Нет, хорошо, конечно, что так складывается, но…

С тоской Сардат понял, что дальнейшие мысли находятся далеко за пределами его разумения. Всю жизнь прожив в крохотном поселке, он представлял остальной мир в виде безликой серой массы, единственная задача которой — дважды в год присылать поезд. Теперь же эта масса обретала лица и расцвечивалась красками.

В поселке все было просто: кто пошел против общего интереса — тот скотина. Либо побить, либо прибить, смотря по тяжести преступления. Тут же вдруг появились такие вот оттенки смыслов. Люди бьются с вампирами — хорошо. С радостью принимают помощь вампиров — как? Сардат думал и думал, а все не мог с наскоку взять эту задачку. Понимал, что здесь и сейчас доверие людей — это хорошо, а при попытке подняться над ситуацией начинала болеть голова. Лучше, конечно, чтобы люди вообще без вампиров могли обходиться, чтоб сами все делали. А вампиров — перебить подчистую. Да только станут ли всех бить, если уже задумались, что есть среди упырей и хорошие?

Сардат тряхнул головой. После. После он подумает обо всем этом, а сейчас нужно принимать решения, потому что взгляды обращаются к нему. Аммит может оценить ситуацию, может даже сказать, что нужно делать. Но отдавать приказы — не его сильная сторона.

— Мы людьми сможем притвориться? — спросил Сардат, глядя на Аммита.

Тот, подумав, кивнул.

— Ну и о чем тогда печаль? — пожал плечами Сардат. — Выйдем на тракт, шлепнемся на колени, слезу пустим, что, мол, жить хотим — спасу нет, а остальные — сволочи, упертые. Утащат нас к главному — этому «барону М». Настучим ему по рогам, все выясним, вернемся… Что?

Глаза Аммита становились все шире.

— Да так, ничего, — отвел взгляд Аммит. — Удивляюсь, как быстро осваиваешься.

— Чего тут осваиваться? — Сардат дернул плечом. — Есть вопрос — берем и решаем, без лишних соплей. Пока сидим — уж стемнеет, не до того будет.

— Часов восемь еще не стемнеет, — покачал головой Варт. — Тут, на югах, день долгий.

— Ясно. — Сардат поставил пустую кружку и панибратски хлопнул по плечу сидящего рядом Аммита. — Учителя моего драгоценного нарядите покрасивше, лады? А то выпрется в плаще, да в сапогах своих изумительных под партизана косить — там даже барон со смеху сдохнет. Чего зубы сушишь? — прикрикнул на смеющуюся Милашку. — Раздевайся давай, уважь старика.

***

Брюки Аммит оставил, а плащ с