Вадим Михайлин
Из глубины экрана

Советская эпоха закрылась, отодвинулась на дистанцию и стала видна как целое — противоречивое, динамичное и многоаспектное. Эта цельность бывает обманчива, так как умение считывать смыслы, естественные для обитателя СССР, не всегда доступно даже тем, кто чувствует эпоху. На материале советского кино — от картин Юлия Райзмана и фильмов военного периода до «Маленькой Веры» и «Бакенбардов» — антрополог и филолог, профессор Саратовского университета Вадим Михайлин реконструирует советские «языки умолчания», символические коды, без понимания которых невозможно составить убедительный портрет homo soveticus. Дополнительные главы, посвященные зарубежным фильмам, служат в книге в качестве внешнего референта, не дающего забыть о том, что советская визуальная культура, несмотря на свою уникальность, все же была локальным вариантом европейской культуры.

Кино Общественные науки Исполнительские искусства

Возрастные ограничения: 18+

Дата публикации оригинала: 2025

Издательство: Новое литературное обозрение

Серия: Кинотексты

Бумажных страниц: 728

Книгу «Из глубины экрана», автор которой — Вадим Михайлин, вы можете почитать на сайте или в приложении для iOS или Android. Книги, аудиокниги и комиксы электронной библиотеки Яндекс Книг можно читать и слушать онлайн или скачивать на устройство, чтобы читать без интернета.

Вадим Михайлин
Из глубины экрана

О книге Впечатления1 Цитаты6 Читают350 На полках В этой серии

Кино Общественные науки Исполнительские искусства

Возрастные ограничения: 18+

Дата публикации оригинала: 2025

Издательство: Новое литературное обозрение

Серия: Кинотексты

Бумажных страниц: 728

В этой серии

Вадим Михайлин, Галина БеляеваСкрытый учебный план: антропология советского школьного кино начала 1930-х — середины 1960-х годов

Оксана БулгаковаФабрика жестов

Зара АбдуллаеваПостдок-2. Игровое/неигровое

18+

Людмила ФедороваАдаптация как симптом: русская классика на постсоветском экране

Евгений ЦымбалРождение «Сталкера»: попытка реконструкции

Абрам Ильич Рейтблат, Р.М. ЯнгировКиномысль русского зарубежья (1918–1931)

Стивен НоррисИстория российского блокбастера: кино, память и любовь к Родине

Аманда ЛотцМы срываем трансляцию. Как телевизор накрылся кабелем, а медиа — интернетом

Сергей ОгудовЛитературу — в кино: советские сценарные нарративы 1920–1930-х годов

Сергей АнашкинДругие территории. Этническое кино: периферийные традиции, воображаемые ретроспективы

Уже прочитали? Что скажете?

👍👎

Впечатления1

Nathanielделится впечатлением3 месяца назад

👍Советую

Комментировать

Цитаты6

Светлана Кузнецовацитирует2 недели назад

Июнь 1941 года стал для сталинской пропаганды сеансом жесткой шоковой терапии, поскольку вся возводившаяся на протяжении предшествующего десятилетия легитимирующая конструкция, построенная вокруг образа непогрешимого, всеведущего и неподвижного отца, оказалась абсолютно неприменима в ситуации военной и гражданской катастрофы. Сталин резко и надолго исчезает из визуальной составляющей пропагандистской продукции, поскольку слишком велика была вероятность того, что реакция на этот привычный образ вызовет совсем не тот аффект, которому следовало быть [45]. Отец, оказавшийся обманутым (даже если следовать официальной советской версии о вероломном нападении) и неспособный прибегнуть к своей привычной роли — одним мановением брови, одним уверенным жестом руки решить все проблемы своих детей — взывает скорее не к обожанию и беспрекословному повиновению, а к бунту, к актуализации совсем иных, стайных способов кодировать актуальную ситуацию.
В итоге срабатывает «техника Агамемнона». Публично дискредитированный отец самоустраняется, и мобилизационная задача решается совершенно иными способами — пусть даже и в рамках прежней логики, через апелляцию к индивидуально-эмоциональному уровню ситуативного кодирования при посредстве кодов семейных.

Комментировать

Светлана Кузнецовацитирует2 недели назад

Сталинский проект был столь же модернизационным, как и проект большевистский, но строился на тотальной «текстуализации» и «инструментализации» объясняющих конструкций, на имитации аналитического дискурса с параллельным вымыванием из всех и всяческих понятий сколь бы то ни было четкой привязанности к каким бы то ни было устойчивым системам смыслов. Подобный дискурс был прекрасным орудием борьбы со старыми большевиками, привыкшими к другой модели мышления и к другим способам мотивации собственного поведения. И главное, он был прекрасным инструментом создания тотально дезориентированной человеческой массы, в которой именно наличие эссенциалистских установок мешало учреждению «тотальной проницаемости». В пределе скрытой интенцией сталинского проекта являлась тотальная ритуализация публичной среды — приведения ее к состоянию, при котором поведенческие схемы и риторические конструкции воспроизводятся вне зависимости от их осмысленности, каковая всякий раз приписывается им заново, в свете очередной передовицы газеты «Правда». Таким образом, достигается то независимое сосуществование риторики и моделирующего сигнала, которое позволяет сохранять ощущение стабильности и преемственности даже при полном отсутствии вмененных смыслов [43].

Комментировать