Оглавление

Где-то во времени
Часть вторая

Глава 1. Трэйтор

Тягучий, словно превратившийся в жидкость, воздух заполнял легкие. Непроглядная ночная пелена стремительно рассеивалась, будто фары Боливара рассекали ее подобно световому мечу джедаев. Громкая матерная ругань Нат и парней растянулась в воздухе, словно кто-то включил старый проигрыватель виниловых пластинок на максимально низкое количество оборотов. Создавалось такое чувство, что тело поместили в густой кисель. Но после парализующего разряда это было даже приятно.

Медальон нагрелся и стал сильно подпекать грудь. За стеклами уазика проплывали огромные сферы мерцающего воздуха, в которых отражались перевернутые отблески фар и очертания стремительно проступающего мира. Салон стремительно заполнялся светом, выхватывая из темноты разбросанные вещи и обрывки прострелянных курток.

Черная лента мокрой асфальтовой дороги плавно перетекла в очертания прокатанной пыльной колеи. Яркое пятно вечернего солнца возникло на светлом безоблачном небе, и в следующую секунду со свистом встречного воздушного потока в ушах Боливар выскочил в новый мир.

— Тормози! — крикнул Гарик.

Двигатель надрывно загудел. Корпус буханки пробрала крупная дрожь, словно стальной конь пытался пуститься в галоп, но неведомая сила сдерживала его.

— Да как вы на этом ездите?! — гневно выпалила Нат, несколько раз неумело ударив ногами по педалям и дергая рычаг переключения передач.

— Да аккуратней, чтоб тебя! — рявкнул Мезенцев. — Коробку угробишь!

Девушка пробубнила что-то неразборчивое, и машина, сильно качнувшись вперед, встала как вкопанная. Через открытую дверцу в салон тут же ворвалось огромное облако дорожной пыли.

— Мало нам одного Шумахера было… — закашлялся Вишняков, выпрыгивая в распахнутую дверь с «Сайгой» наготове.

Я невольно прищурился, не давая пыли попасть в глаза, и последовал за ним, прикрыв рот и нос сгибом руки.

Последствия попадания шокового оружия практически сошли на нет. Видимо, переход в другой мир как-то мобилизовал внутренние резервы организма. А может быть, так совпало, что оно перестало действовать само по себе. Только вот голова по-прежнему казалась пустой болванкой. Самосознание понемногу возвращалось в черепную коробку, переставая быть маленьким комочком, болтающимся на резинках. Вместе с этим на тело навалилась сильная усталость, буквально давящая к земле.

Автомат, болтавшийся на ремне, глухо звякнул о приступку и хлопнул по ноге. Нат с Мезенцевым наконец-то перестали орать друг на друга и тоже покинули машину. Я сделал пару шагов в сторону и, продолжая щуриться, перехватил оружие двумя руками.

Объятый клубами пыли Боливар замер на грунтовой дороге, заросшей по обочинам мелкой грязной травой. Солнце в этом мире клонилось к закату, но из-за резкого перепада освещенности я всё равно продолжал щуриться. Внезапная смена времени суток казалась неприятной, но после того как нас чуть не разорвали на части кровохлёбы с ремехами и не разнесли на куски рельсом, жаловаться неуместно.

Мы оказались посреди открытой местности. С правой стороны от дороги виднелось несколько домов. В первую секунду я невольно дернулся, решив, что стоит попытаться укрыться за машиной или хотя бы спрятать автомат за спину, но в этом явно не было необходимости.

На аккуратных квадратных окнах лежал толстый слой пыли и грязи, местами настолько толстый, что в стеклах даже не отражались блики вечернего солнца. Некоторые и вовсе выбитые.

Секции покосившихся оград заборов, сваренных из железных труб с прикрученными к ним деревянными штакетниками, местами полностью развалились и лежали на земле, исчезая среди прорастающей травы. В целом поселение выглядело весьма привычно, если не вглядываться в странную форму крыш, очертаниями напоминавших срезанную верхушку железнодорожной цистерны, опущенной прямо на коробку стен.

Проводя каждое лето у бабушки в Казахстане, я часто наблюдал заброшенные поселки. Они часто попадались вдоль дороги от таможенного пункта к месту назначения. Редкие поселения из одной-двух улиц с тремя или пятью домами на каждой. Одиночество и запустение оставляли неизгладимый след, и тут не надо обладать какими-то особыми талантами или подсказками медальона, чтобы понять, что данный населенный пункт необитаем уже очень давно.

На какое-то мгновение мне даже показалось, что я действительно оказался в Бурлинском районе Западно-Казахстанской области… На дороге к ставшему почти родным поселку Бумаколь. Или же колхозу имени Тельмана, как он назвался до распада СССР. Неверное, если бы не навалившаяся тяжесть, попадание шокера и ужасная смерть капитана с сержантом на моих глазах, я бы почувствовал щемящую тоску по родному краю и семье…

Но ничего подобного не произошло. И я был этому рад. Пустое пространство головы и так заполнялось огромным количеством вопросов, с которыми предстояло разобраться.

— Вроде чисто всё! — громко крикнул Вишняков, появившись с противоположной стороны буханки.

Оказывается, пока я стоял в нескольких метрах от машины, тупо уперевшись взглядом в заброшенные дома, он уже успел совершить беглый осмотр территории.

— Молодец, Бабах, — подбодрил я предусмотрительного друга.

Мокрый след наших покрышек и комков грязи плавно проступал среди поднятых клубов пыли. Характер их возникновения был похож на то, будто кто-то неведомый пытался нарисовать две параллельные чёрточки огромными карандашами, постепенно увеличивая нажим. А в конце этого рисунка теперь застыл ярко-оранжевый Боливар, поблескивающий на солнце. Никаких мерцающих оптических иллюзий, рябящих сфер горячего воздуха или очертаний ночного осеннего леса не видно. Вообще ничего нет, кроме убегающей вдаль пыльной дороги, петляющей среди небольших возвышенностей.

— Будто и не было Копыто и Седого… — протянул я, невольно положив руку на грудь, прислушавшись к медальону. — А до этого не было Людмилы и дома престарелых…

Побрякушка молчала.

На мокрую обдергайку оседала дорожная пыль. Я невольно провел ладонью по рукаву, отчего размазал грязь еще сильней.

— Вот чёрт… — тихо буркнул я, посмотрев на удары «лифчика».

Все кармашки для магазинов пусты, кроме двух, которые провернулись вокруг тела и оказались у меня за спиной. Я подтянул их поближе и, отщелкнув пустой рожок, примкнул новый.

— Так, — деловито воскликнул Гарик, тоже отходя подальше от Боливара и быстро осматриваясь по сторонам. — Все живы-здоровы? Тохан, Бабах?

— Живее всех живых… — отозвался Вишняков.

— Плечо твое как?

— Как новенькое, будто и не было ничего.

— А как у меня дела не хочешь спросить? — язвительно поинтересовалась Нат, обойдя буханку.

— Да! — тут же подхватил Гарик. — Я хочу не только об этом спросить! Я еще хочу спросить, а что всё это значит?

— Что именно?

Нат наигранно развела руками.

— Всё!

Поднятая пыль медленно оседала. Девушка по-прежнему злилась. Глаз не видно из-за прикрытых век, а внешним видом она больше напоминала разъяренного быка, готового броситься на обидчика. Ноги широко расставлены, голова наклонена вперед. Растрепавшиеся волосы прилипли к щекам и воротнику куртки. Не хватало только ударов ногой о землю и пара из ноздрей.

Впрочем, несмотря на свой грозный вид, Нат всё же снизошла до общения.

— Хорошо, расскажу, что знаю. Вы ведь те еще дураки! И только вот не надо мне врать, что медальоны купили! Наверняка украли…

— Ничего мы не крали… — громко возразил я. — И вообще, скажи для начала, а как ты с нами перешла, если у тебя такой побрякушки нет?

— Антон, ты правда тупой, — прохрипела девушка, и прозвучало это действительно грубо. Особенно учитывая тот факт, что она не подставила второе имя или прозвище, как обычно делала, чтобы никакое зло не могло меня найти.

Глупая примета, но мне почему-то в душу запала.

Нат резко оттянула воротник футболки и выдернула из-под него блестящий медальон, вспыхнувший в лучах вечернего солнца. Я удивился тому, как ловко ей удавалось его прятать всё это время, потому что никто из нас не заметил даже цепочки.

— Можно посмотреть? — я осторожно поинтересовался, хорошо помня, с какой скоростью в руках девушки мог появиться нож.

Брюнетка резко кивнула. Я сделал осторожный шаг, размазывая по мокрому лицу осевшую пыль.

На подрагивающей цепочке болтался точно такой же серебристый ромбик с изображением странной змеи. Как и следовало ожидать, верхняя часть рептилии оказалась особенной, напоминающей очертания мыши. Я смотрел на медальон несколько секунд, пытаясь сообразить, какой из множества вопросов озвучить первым.

— Насмотрелся? — девушка убрала медальон на место.

— Да. А почему он блестящий такой? У нас вот темные, как потемневшее серебро…

Нат злобно фыркнула, поправляя воротник футболки.

— Не как потемневшее серебро, а потемневшее серебро. В них его много, потому что это сплав. В вашем мире серебро разве не наделяют мистическими свойствами?

— Пуля из серебра убивает оборотня, — сказал Вишняков.

Прозвучало это не как шутка, а как констатация факта.

«Логично, — подумал я, — ведь еще несколько минут назад Вован поливал из пулемета мохнатых бесов и какую-то кибернетическую хреновину. А после такого оборотни вовсе не кажутся сказкой».

— Потому что с обменом веществ у вас непорядок, — начала Нат. — Это и немудрено, учитывая какую ерунду вы жрете. Поры закупорены, пот плохо отходит, серные соли скапливаются на коже, серебро окисляется.

Я понимающе кивнул, чтобы лишний раз не злить брюнетку, но сам подумал, что ее объяснение не подходит. Ведь медальоны уже были такими, когда мы их нашли.

— То есть ты таких темных никогда не видела? — тут же уточнил Гарик, подходя поближе.

Нат отрицательно мотнула головой.

— Потрите об мягкую тряпочку и будут блестеть.

— Получается, у тех военных, тоже медальоны были? — спросил Вишняков.

Девушка раздраженно кивнула.

— А с какой картинкой? — поинтересовался я.

— Картинкой? — губы брюнетки скривились в саркастической ухмылке.

— Изображением. Я так понял, на всех змея, но с разными головами, если можно так выразиться, — начал я, стараясь говорить как можно спокойней. — У Бабаха вот лев. У Гарика нормальная змеюка. Кобра. У тебя вообще мышь…

— Это крыса! — процедила брюнетка.

— Да не злись ты, — я выставил вперед руку в успокаивающем жесте. — Откуда мне знать? Просто контур неразборчивый.

— Да… — сквозь стиснутые зубы выдохнула девушка, запрокидывая голову. — Вы медальоны где угодно взяли, но только не купили…

— Это не важно сейчас, — заметил Мезенцев, пристально наблюдая за каждым ее движением.

— А почему солдаты их жетонами называли? — снова поинтересовался Бабах.

— Потому что солдаты на то и солдаты. Им много знать не положено. Они уже взрослые дядьки. Таких кустосы используют, когда воспитанников не успевают подготовить. Или когда попросту не из кого подготавливать.

— Можно отсюда поподробней, — попросил я максимально спокойным, даже немного извиняющимся тоном.

Девушка нервно одернула одежду и окинула нас недовольным взглядом. Похоже, она понемногу начала успокаиваться. Поймав на себе пристальный взгляд Мезенцева, она фыркнула и сложила руки на груди.

— Первый символ на медальоне — это общее назначение, — начала она. — Змея означает перемещение между реальностями. Или мирами. Иногда их сущностями называют. Не важно. Второй символ, который Антон разобрать не может, — специализация. Лев…

Девушка оторвала от груди руку и ткнула пальцем в Бабаха.

— Лев — значит воин. Бесстрашный воин. Чёрт вас подери, я же это уже говорила…

— Повторение — мать учения, — произнес Гарик, продолжая изучающее смотреть на девушку, явно думая о чём-то своем. — Ты продолжай, мы еще раз послушаем.

— Кобра жалит метко, говорила же… — сказала Нат, переведя палец на Гарика.

— Так вот почему ты видеть лучше стал! — тут же воскликнул Вишняков.

— Точно, — добавил я, прокручивая в голове самую первую схватку с бесами в городе вырванных сердец. — Помнишь, тогда, у магазина черти на тебя прыгнули, и ты из пистолета их уложил, потратив по одному патрону на каждого. А мы ведь только потом от вояк узнали, что у них сердце прямо по центру пасти… Вернее, за ней… Ну, ты понял.

Мезенцев потер грязную щетину и еле заметно кивнул, продолжая вглядываться в лицо девушки. Я только сейчас понял, что он старается не упустить каждый мелкий жест и движение глаз. Но Нат искренне погрузилась в собственные эмоции, поэтому не обращала внимания на столь пристальный взгляд.

— Так вот получается, как ты с оружием обращаешься, — протянул я, посмотрев на Вовку. — Словно всю жизнь этим занимался…

— А у тебя… — брюнетка направила палец в мою сторону.

— Птица какая-то, похожа на сову, — нетерпеливо подхватил я, ожидая поскорее услышать, что именно она означает.

— Это филин… — буркнул Володя.

— Я не знаю, — пожала плечами брюнетка. — Никогда не ставила целью всё запомнить.

— В смысле? — вырвалось у меня.

— В прямом, — огрызнулась девушка.

— Так хорошо, а что крыса значит? — быстро спросил Игорь.

— Угадайте… — хмыкнула Нат.

— Ближний бой? — предположил я, когда перед внутренним взором промелькнули картины недавнего прошлого, особенно тот момент, где Нат резко прыгает на неизвестного стрелка в попытке поразить его ножом.

— С чего бы это?

— Ну… Типа крыса, загнанная в угол, бросается в атаку…

— И кто, по-твоему, меня в угол загнал?! — воскликнула девушка. — И это я крыса? На себя посмотри, дрищ тот еще. Как там? Парнишка из шестидесятых?!

— Да успокойся, пожалуйста. Это просто поговорка такая… — пояснил я, сделав шаг назад, после чего выразительно посмотрел на Гарика. — Ну, спасибо, Мезенцев.

Тот никак не это не прореагировал, будучи полностью погруженным в наблюдение.

— Я думаю, это что-то связанное с медициной, — предположил он.

— Ну, хоть у кого-то здесь голова соображает, — фыркнула Нат.

— Это нелогично, — буркнул я. — Там, откуда мы родом, крысы ассоциируются с разносчиками инфекций и всякими болезнями.

— А у нас с регенерацией и выживаемостью, — язвительно заметила она.

— А чего тогда не ящерица?

— Не умничай, — отмахнулась Нат.

Я положил руки на оружие и сделал шаг назад. С каждой секундой изматывающая усталость наваливалась всё сильней и сильней, а в голове повисло какое-то странное, но уже знакомое ощущение. Окружающее пространство снова казалось мне и реальным, и нереальным одновременно. Я прекрасно понимал, что сейчас мы стоим посреди пыльной прокатанной дороги в нескольких десятках метров от первого заброшенного дома неизвестного мира. Но в то же время всё это походило на чудовищно реалистичный сон.

Среди нагромождения чувств и притупившихся эмоций проступала одна простая, согревающая измотанные нервы мысль. Я был рад, что Нат снова с нами. Пусть даже она злилась и проявляла какую-то неоправданную грубость. Впрочем, наверняка у нее были на то свои причины. Так что я решил просто не лезть и дождаться, когда она сама всё расскажет.

— Конечно, у вас какие-то улучшения пошли, — продолжила девушка. — Медальон — это энергетическая матрица, содержащая в себе профильную информацию. Он помимо воли понемногу улучшает того, кто его носит. Иначе не получится эффективно бороться с порождениями переработки.

— Ого, — как-то без былого энтузиазма воскликнул Вишняков.

Было видно, что он тоже устал. Мезенцев еле заметно кивнул, соглашаясь с какими-то своими умозаключениями.

«А мне тогда что эта энергетическая матрица говорит? — подумал я. — Если сова нарисована? Я что, должен мышей начать жрать?»

— Капитан говорил что-то о переработке, — продолжил Гарик деловым тоном. — Что это такое?

— А мне больше интересно, зачем вообще медальоны нужны? — буркнул Вишняков.

Брюнетка вновь тяжело вздохнула, убрав руки с груди и потерев шею. После чего осмотрелась по сторонам и, тихо хмыкнув, устало скинула куртку. Было похоже на то, что какая-то невидимая струна внутри нее оборвалась, и она заметно осунулась.

— Сейчас расскажу, морковки только возьму…

— Я принесу, — тут же отозвался Вовка, проскользнув в машину.

Нат сложила куртку пополам и, откинув прилипшие волосы, устало опустилась на приступку Боливара. Увидев длинные белые рубцы, рассекающие смуглую кожу на руках девушки, Игорь вопросительно поднял брови.

Для меня отметины откровением не стали, хоть я и видел их ранее, но только на боку брюнетки. А вот Мезенцев сильно удивился. Это походило на то, будто какой-то злобный хирург разрезал мягкие ткани, стараясь повторить внутренние расположение костей. Ближе к плечу шрам разделялся на множество ответвлений и скрывался под рукавом футболки.

Нат подняла на нас усталый взгляд. Пыль почти осела, и в вечерних отблесках солнца ее глаза искрились синевой безоблачного закатного неба.

— Я сейчас всё расскажу… — еще раз повторила она, поймав взгляд Гарика.

Из салона доносилось деловитое шуршание и глухие шаги. В скором времени появился Вишняков с морковной соломкой и пластиковой бутылкой воды в руках.

— Держи, — он протянул пакет. — Ох ты, ептить! Порезалась, что ли?

— Типа того, — девушка приняла пакетик и развязала узелок. — Сейчас всё скажу, вы только не перебивайте.

Вишняков посмотрел на нас с Гариком. Очевидно, выражение наших лиц было предельно сосредоточенным, потому что он даже не стал ничего спрашивать. Вместо этого Вован прислонил «Сайгу», которую всё это время держал под мышкой, к борту уазика и отвинтил пробку. Раздался характерный хруст пластика и звук объемных жадных глотков.

Утолив жажду, Вишняков протянул бутылку мне. Я, убедившись, что калаш стоит на предохранителе, молча взял предложенную емкость. Стоило первым каплям воды попасть в рот, как я осознал, насколько же сильно хотелось пить.

Нат тем временем задумчиво закинула в рот оранжевую полосочку. В воцарившейся тишине слышался лишь глухой хруст и бульканье воды.

— В общем так, — начала девушка. — Никогда бы не подумала, что придется объяснять очевидные вещи. Как вы уже догадались, есть огромное количество параллельных миров. У нас их так называют. Медальоны — это отличительный знак людей, призванных защищать свой и ближайшие сектора от вторжений. Это одна из их функций. Про вторую я уже рассказала. Третья — выступать в роли ключа, соответственно. Не знаю, как у вас это должно было быть, но обычно есть специальные центры, в которых подобные нам… Подобные мне проходят подготовку под пристальным надзором кустоса. По итогам многочисленных проверок и экзаменационных испытаний выдается медальон. Символ верхней части змеи — означает специализацию. Я после воспитательного дома поступила в университет здравоохранения. И только после этого проходила спецподготовку в центре. И так совпало, что мне достался медальон с крысой… Крыса это, а не мышь…

— Пару уточняющих вопросов, — быстро вставил Игорь, потянувшись за водой.

Я молча передал бутылку.

— Воспитательный дом — это что?

— Это заведение, где растут дети, оставшиеся без родителей или вовсе их не знавшие.

— Детский дом, по-нашему, — заключил я.

— Наверное, — без особого интереса бросила Нат. — Эти штуки хитро работают. Они не выдаются людям с родственными привязанностями. Эффективность будет очень низкой. Как правило, кустосы берут в воспитанники только сирот.

— Но у нас-то родители есть, — заметил Вишняков.

— Так вас никто и не обучал. И медальоны вы не покупали, — с легкой язвительностью парировала брюнетка. — Я, вообще, не знаю, как они на вас работают. Говорю же, это энергетические матрицы, их никак не обдурить.

— Может, потому что мы не в своем мире находимся? — предположил я. — Может быть, поэтому и работают.

— Нет, Палыч, — рассудительно заметил Мезенцев, сделав большой глоток. — Они сразу сработали. Вспомни День Панка…

Я согласно кивнул. Что-то по-прежнему не сходилось, так что стоило послушать дальше.

Нат не проявила никакого интереса к нашим рассуждениям и продолжила:

— Ты там про переработку спрашивал… Вот это всё, — девушка небрежно провела ладонью по шраму, — это всё переработка.

Вновь воцарилась тишина.

Нат сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями, и заговорила, глядя куда-то мимо нас:

— Переработка идет сразу за первой волной. В первой волне, как правило, эти черные твари. Медведи, которые вам машину поцарапали. Я эти отметины сразу узнала. Их задача сломить волю жителей мира, посеять хаос и дезорганизовать. Нанести массовый урон защитникам. Сломить их волю и посеять страх. А потом открывается портал или переход, как вы называете, и приходит переработка. Огромный механический центр и куча боевых машин… Самовосполняющиеся сволочи…

— Это как? — спросил Вишняков.

— Кровохлёба видели? — хмыкнула девушка.

Я молча кивнул.

— Когда-то это был человек…

— Чего? — выпучил глаза Володька. — Какой к чёртовой бабушке человек! Он же огромный!

— Больше на кибернетическую обезьяну похож, — согласился я.

— Человек, — настойчиво повторила Нат. — Откуда, вы думаете, это всё?

Она подцепила край футболки и задрала до груди.

Живот девушки рассекала такая же ветвистая сеть тонких шрамов, соскальзывая на бока. Местами линии превращались в большие круглые или овальные рубцы. Видимо, в этом месте кожу протыкало что-то соответствующего диаметра. Именно одну из этих отметин я и увидел тогда в салоне буханки.

«Вот чёрт, — опешил я. — Как же это было больно… Если это всё разрезы, то ее же практически полностью на куски порубили! Бедная Нат! Какой подонок мог такое сделать?!»

От этих мыслей к усталому сознанию начала подступать дурнота, и я молча опустился прямо в дорожную пыль, положив автомат себе на колени. Гарик приподнял «Кангол» и стал заглаживать волосы.

Нат быстро вернула одежду на место.

— Они вкачивают ускоритель роста… Заменяют кости и органы… — и без того хрипловатый голос девушки опустился еще ниже, но при этом в нём не прозвучало страдальческих эмоций.

— Есть специальные машины, которые буквально вытягивают тебя до нужных габаритов. Мощные токсины медленно заполняют кровь, пропитывая внутренние органы и перепрограммируя ДНК так, чтобы медленно убить воспоминания, самоопределение, разум и сознание. Место каждого уничтоженного отродья переработки займет новое. А то и два…

— А зачем это всё? — совершенно искренне поинтересовался Вишняков, опускаясь рядом.

— Всё в мире есть энергия, — пояснила девушка. — Энергия существует в равновесии. Она обретает форму и утрачивает форму, но продолжает существовать. Разумные существа коверкают равновесие. Разум — единственная сила, способная преобразовывать энергию в материю по своей воле и потребностям, зачастую даже этого не осознавая. Переработка стремится вернуть всё к изначальному балансу.

— Бред какой-то, — фыркнул я. — Как можно привести всё к равновесию, перебив кучу народа? Превратив их в уродских обезьян?

— Нет человека — нет проблемы, — мрачно заключил Гарик, возвращая бутылку Вовану.

— А что, Антон, перед тобой вот сейчас сидит одна из этих уродских обезьян, — горько хмыкнула Нат, так и не глядя в мою сторону. — Помнится, ты был не против, когда она твоего друга зашивала…

— Да я не это имел в виду!

— Но ты же жива-здорова! — поддакнул Вовка. — И не гоняешься за всеми…

— Это только потому, что чёртова переработка не успела завершить процесс…

Нат подняла с земли несколько мелких слежавшихся комочков грунта и стала бесцельно кидать их в кромку обочины.

— Они вторглись в наш мир внезапно. Как назло, кустос накануне убыл с отрядом лучших воспитанников. В первую же ночь, без всякой разведки, хлынули волны ремехов. Туман поднялся такой, что видимость упала до десятка метров. Мы сражались из последних сил, но уже к утру практически никого не осталось. А потом земля содрогнулась, и к нам прибыла перерабатывающая станция.

Пошла вторая волна. Кровохлёбы и прочая нечисть. Боевые машины били огнем, выжигая уцелевшие очаги сопротивления. Ну а тех, кому не вырвали сердце в первую ночь, обессиленных, зачастую в бессознательном состоянии утаскивали на станцию.

Когда я пришла в себя, то находилась уже в перерабатывающем помещении. Чёрт, как же я завидовала тем, кто так и не пришел в себя, когда начался процесс. Это адская боль и всепоглощающий ужас, и страх. Эти чёртовы машины, станки, автоматы, помпы, им наплевать, в сознании ты или нет. Они просто делают свое дело…

Нат продолжила рассказ, невольно добавляя матерную брань в описание процесса, как скальпели и пилы вгрызаются в плоть. Как автоматизированные механизмы подключают систему кровоотводов, фильтров, резервуаров. И как отовсюду доносятся крики боли и мучений несчастных жертв, находившихся в сознании.

Ставший еще ниже трескучий тембр девушки заполнял остатки пустоты в моём сознании. Я словно растворялся в рассказе, невольно представляя себя на ее месте. Усталость замещалась мерзкой ноющей болью, словно внутри, прямо под кожей и плотью, кто-то неведомый скреб по костям холодными инструментами.

И вот это уже я стоял посреди огромного зала с высоким сводчатым потолком, которому не видно конца и края. В спертом воздухе висел тот самый сладковатый запах крови, оставляющий во рту и на языке металлический привкус. Какое-то бессмысленное действо, якобы направленное на восстановление равновесия энергии.

Всё это не укладывалось в голове. Больше всего мне сейчас хотелось как-то подбодрить девушку, вырвать из мрачных воспоминаний, столь красочно оживающих на ее устах…

Но что я мог сделать?

Ни у кого из нас не было опыта. Мы ведь даже подумать не могли, что придется пройти через такое. Что мы вообще могли сделать для того, чтобы облегчить давно застарелую боль?

Тем временем Нат рассказывала дальше:

— Чёртова машина, самый настоящий линчеватель, вспорола меня, словно какую-нибудь тушку, перед тем как поставить в духовку. И здесь раздался взрыв. Я практически ничего не соображала и была на грани потери сознания, но почему-то отчетливо запомнила, как эхо разлетается по огромному помещению, отражаясь от верхних ярусов.

Приборы мигнули и погасли. Включился аварийный источник питания. Механизмы на несколько мгновений вышли из строя, но тут же снова завелись. Только перешли в режим экономии энергии, стали делать всё еще медленнее… У меня не было сил кричать, когда началась стрельба. Мимо замелькали тени. Повалил дым разрывающихся гранат и покорёженных устройств.

Позже я узнала, что это были воспитанники кустоса и остатки элитных бойцов нашей армии. Но вы не подумайте, они не ставили целью нас спасти. Схватка завязалась прямо посреди зала переработки. И многим повезло наконец-то отойти в лучший из миров от шальных пуль и разрывов гранат.

Потом надо мной склонился кустос. Я мало что понимала, и он вколол мне несколько доз УРК подряд. Так обычно не делают, это может и убить, но, когда ты похожа на выпотрошенную курицу, тебе и так всё равно конец. Потом он залил раны каким-то синеватым гелем. Я не знаю, что это было, никогда такой не видела. Вырвал трубки… Но самое главное, когда боль начала спадать, положил мне на грудь медальон. Он сказал, что я достойно прошла испытания и с этой минуты буду облегчать страдания каждого, кто будет в этом нуждаться. Причем звучало это как неуместная шутка. У кустосов очень странное чувство юмора…

Девушка сдавленно хихикнула, и последний смешок сорвался в тихий всхлип. Я вынырнул из ужасной картины воспоминаний брюнетки, живо расцветающих перед внутренним взором, и понял, что всё это время смотрел в несуществующую точку у себя под ногами.

Нат тяжело вздохнула и быстро вытерла тыльной стороной ладони выступившие слезинки. Теперь мне стало понятно, почему она старательно уклонялась от ответов на вопросы о себе и том месте, откуда пришла.

— А зачем тогда отряд на штурм пошел, если не было задачи людей спасать? — тихо спросил Вишняков, тоже находясь под впечатлением от всего услышанного.

— Закрывашку видели? — уточнила Нат.

— Угу.

— Они притащили три таких, чтобы подорвать перерабатывающую станцию. Хотя этим ей серьезного урона не нанести. Вывести из строя на некоторое время, это да, но не более того.

— Это еще почему? — тихо спросил Игорь.

— Станция переработки — это огромный механизированный город, неизвестно, сколько километров в диаметре. Что ему сделают три закрывашки?

— Так это, — участливо предположил Вовка. — Чем больше цель, тем проще в нее попасть. Верно же говорю, Тохан?

Я кивнул.

— Вдарили бы танками, самолетами… Ядерной ракетой. Есть у вас такие?

— Смешной ты, Вовка-Бабах. Всё есть… Было. И ядерные, и термоядерные. Только всё оказалось бесполезным. Некому было.

— Это как?

— Внезапное вторжение по всему миру, говорю же. Самолеты сами по себе не взлетят. Надо, чтобы пилоты до них добежать успели. Заправщики — заправить. Тягачи — на полосу выкатить. Полосу осветить надо. Приказ на применение ядерного оружия должны отдать руководящие чины, а высшие военные — подтвердить. Коды получить. А тут в казарму к пилотам ворвались ремехи. В высокие кабинеты — тоже. В бункеры. В пусковые шахты… Некому было. Конечно, кто-то и успел какое-то сопротивление организовать. Вот их на следующий день и раскатала переработка. Кустос рассказывал про то, как погибают миры. Такое вторжение долго готовится. Очень часто мелкими группами пробуется. Вот почему так важно затыкать все одиночные переходы.

Я невольно стиснул зубы. Мне стало противно. Я чувствовал нарастающую бессильную злобу и какое-то чисто человеческое отвращение, которое никак не могло найти выход во внешний мир. Как, впрочем, и повлиять на что бы то ни было. Всё это было похоже на те чувства, которые я испытывал, когда родители смотрели по каналу НТВ передачи из циклов про маньяков-убийц.

Как же мне было мерзко и противно слушать о том, как диктор хорошо поставленным голосом с драматическими акцентами в деталях доносил до зрителей, как именно совершалось то или иное бесчеловечное преступление… Как же мне тогда хотелось, чтобы каждого из этих маньяков, этого выродка рода человеческого просто грохнули. Грохнули как можно скорее. А потом сожгли труп и даже памятной плиты с именем не оставили. Просто вычеркнули ублюдка из мира, будто и не было вовсе. Как же искренне я тогда ненавидел всех «героев» этих передач. Понятно, что телевизионщики специально всё это смаковали, чтобы вызвать у зрителя максимум эмоций. Что ж, им это хорошо удавалось.

И теперь точно такая же бессильная злоба вновь кипела внутри меня и била по вискам тяжёлым молотом. А еще я начал жалеть, что у меня слишком хорошо развито воображение, потому что именно из-за него я словно сам побывал в этом зале. И теперь искренне желал, чтобы и переработка была точно так же вычеркнута из мира. Чтобы от нее не осталось даже упоминания, как и от тех маньяков…

— Ну и что по итогу? — осторожно протянул Бабах, когда пауза в очередной раз затянулась. — Получилось что-нибудь у кустоса и остальных?

Нат отрицательно помотала головой, поднимая лицо к небу и смахивая остатки слезинок.

— Ничего. Наш мир пал и был переработан. Кустос вернулся с остатками солдат как раз к тому моменту, когда раны начали затягиваться, и я смогла двигаться. Я не знаю, сколько времени прошло. Может быть, минут двадцать. Меня подхватили и вытащили на улицу. На подступах к станции стояли десятки единиц сожженной техники. Повсюду растерзанные трупы наших солдат и куча поверженных отродий. Они реально бросили на этот штурм всё, что осталось. А потом мы несколько дней прятались среди руин, скрываясь от патрулей переработки, пока в один момент ни прибыл другой кустос. Не успел наш ничего сообразить, как тот открыл огонь и добил немногих уцелевших. Впрочем, солдаты были не промах, да и наш магистр тоже.

Завязалась схватка на ближней дистанции. Оружие упало на пол и в ход пошли ножи. Тот ублюдок пластал людей одного за другим и за два выпада рассек нашему кустосу горло. Я бросилась на помощь, но это был шаг, заведомо обреченный на провал. Атаковать в лоб такого бойца — бессмысленно. Впрочем, обливающийся кровью кустос, успел заблокировать смертельный удар, предназначенный мне… Вырвал нож и силой вытолкнул меня в открывшийся переход. А последнее, что я успела увидеть, как предатель срывает медальон с шеи нашего магистра.

Я посмотрел на парней. Те молча слушали, погруженные в свои мысли, и тут в моей голове начали складываться определенные логические последовательности.

— Погоди, — начал я. — Выходит, тот мужик в плаще и на парящем броневике — это…

Нат молча кивнула.

— Упав на землю в неизвестном мне мире и глядя на окровавленный нож перед собой, я первым делом поклялась, что найду его и убью. Причем сделаю это тем самым ножом…

Девушка медленно завела руку за спину и извлекла уже знакомое оружие.

— А почему этот ваш кустос спас именно тебя? — подал голос Мезенцев.

— Не знаю…

Нат пожала плечами, исполнив несколько финтов с ножом, во время которых он снова принялся порхать вокруг ладони подобно смертоносной бабочке.

— Может, помнил по результатам тестов. У меня были хорошие показатели. А может… Может, просто пытался спасти хоть кого-то, понимая, что мир обречен. Или, скорее всего, мне просто повезло оказаться на пути штурмовой группы и не поймать шальную пулю, так что это всего лишь случайность. Хотя сейчас я бы не назвала это везением. Скорее проклятием. Знаете, там среди уцелевших солдат был один парень…

Нат остановила порхающее лезвие и, задумчиво посмотрев на него, вернула на место. Грудь девушки медленно вздымалась, и со стороны могло показаться, что она абсолютно спокойна, но поменявшиеся интонации выдавали давнишнюю боль, засевшую глубоко внутри израненного тела и души.

— В общем, я же из воспитательного дома… Никогда не знала, что такое родительская любовь и любовь вообще. А тут, когда весь мир рухнул, я ее обрела. Настоящую, неподдельную, мотивирующую жить и продолжать бороться! Чёртова ирония. Это было такое искреннее и согревающее чувство. Наверное, только благодаря ему я смогла пережить последствия переработки, не тронувшись умом. В общем, среди уцелевших был один парень. Серг, так его звали…

Несмотря на застывшее выражение лица, губы Нат тронула нежная улыбка. Мне вдруг показалось, что это первый раз, когда брюнетка искренне улыбнулась. И всё, что мы видели до этого, всего лишь блёклая тень настоящей улыбки.

«Серг, — подумал я. — Очевидно, Сергей. Да, незатейливое у них отличие в именах. Надо будет как-нибудь по возможности узнать ее фамилию».

— Это был замечательный человек, — продолжила девушка. — Добрый, спокойный. Лучший парень во всём мире… Во всех чёртовых мирах! И почему я не встретила его раньше? Почему, чтобы это произошло, надо было всё полностью уничтожить? Какой в этом смысл? Можете не отвечать, это я так. Серг… не слишком разговорчивый, но крепкий, как сталь. Мне иногда казалось, что он лишь снаружи человек, а внутри стойкая и неумолимая машина… Но нет, этот ублюдок, кустос-предатель, вспорол его прямо у меня на глазах…

Голос брюнетки дрогнул, и она ненадолго отвернулась в сторону, не желая демонстрировать нам проявления слабости.

— Вот гад… — тихо протянул Вишняков.

Я молча кивнул.

— Это так глупо… — почти прошептала девушка. — Мы были вместе всего несколько дней, но именно они лучшая часть моего бесполезного существования. Это, сука, очень иронично, не находите?

— Нет, — лаконично заключил Гарик.

Вишняков пробурчал что-то себе под нос, участливо покивав.

«Так вот почему Нат так отреагировала на то, что мы не дали ей разобраться с тем самым стрелком! — пришло в голову осознание теперь уже очевидных причин. — И вот почему обкладывала нас матом. Да, теперь ее тяжело за это винить».

— Послушай, — начал я, переваривая услышанное. — А вот кровохлёб, он, когда шланги в жертву вонзает, чего так орет-то?

— Как так?

Девушка закончила растирать слезинки и наконец-то посмотрела на меня.

— Ну, — я растерялся, подбирая уместные слова, — специфично.

«Чёрт, Тохан, ну ты и дурак! — осуждающе воскликнул внутренний голос. — Девчонка перед вами душу раскрыла, а ты лезешь со своими идиотскими вопросами. Что, опять не нашел ничего лучше, чем ляпнуть очередную ерунду?»

Я уже готов был к тому, что Нат назовет меня идиотом. Во всяком случае, сейчас у нее точно было на это полное моральное право. Но вместо этого девушка горько усмехнулась.

— Переработка, когда умерщвляет личностное сознание, оставляет лишь инстинкты. Все инстинкты, включая половой, ведь он один из самых сильных. Поэтому они заводят функцию выполнения поставленной задачи в области мозга, отвечающие за удовольствие. Включая сексуальное…

— То есть эта тварь кончила от того, что выкачала кровь из Седого? — Гарик скривился от отвращения.

Нат кивнула.

— Да ну на хрен… — Мезенцев махнул рукой и стал хлопать себя по карманам куртки, после чего засунул руки под разгрузочный жилет, почувствовав острое желание закурить.

— Именно так переработка мотивирует свои создания быть еще более эффективными охотниками, — хмыкнула брюнетка.

— А бесы? Ремехи? — уточнил Вован. — Они тоже раньше людьми были?

— Нет, это просто зверье, не пойми откуда взявшееся. Миров ведь огромное множество, про все и не узнаешь. У них весь смысл существования в том, чтобы жрать сердца живых существ…

— Почему именно сердца? — Вишняков вопросительно поднял брови и выпучил глаза.

— Энергия, говорю же… Если мозг может осознанно заставлять колебаться энергию на разных частотах, то сердце — это просто центр бессознательного восприятия этой самой энергии. Оно, видимо, чистое, по их представлению, и от этого еще вкусней. Сердце для этих тварей, как ваша тушенка, когда три дня не ел. Деликатес.

— Сравнение не очень, — буркнул Бабах.

— Извини, другого нет.

— Фантастика какая-то, — протянул Мезенцев, доставая помятую пачку «Мальборо». — Тохан, ты же в этом разбираешься. Что скажешь?

Я выразительно посмотрел на Гарика. Говорить на тему различных фантастических и околонаучных теорий именно сейчас — не самое подходящее решение.

Впрочем, я всё же рискнул высказать свое лаконичное мнение:

— Гарик, мы только что в очередной раз прошли в другой мир. А еще за нами бахнул миниатюрный ядерный взрыв, а после гнались огромные… — я запнулся, чуть было не ляпнув про обезьян. — Огромные переработанные люди. У меня нет поводов сомневаться.

Мезенцев согласно кивнул, продолжая крутить в руках сигаретную пачку.

— Это не ядерный взрыв, — уточнила брюнетка.

— Но Копыто сказал, что мы радиации хватанули, — тут же возразил Вишняков.

— Ядерный там только запал. На оружейном плутонии. Он нужен, чтобы запустить реакцию в триполии, — Нат поставила ударение на букву «о», отчего в голове промелькнули обрывки воспоминаний, связанных с уроками химии и таблицей Менделеева. — Именно этот элемент отвечает за закрытие перехода и восстановление целостности защитных слоев мира. К тому же плутония там совсем чуть-чуть. Главное — долго в эпицентре не оставаться и органы дыхания защитить. Плутониевая пыль опасна, когда ее много. Больше всего риску подвержены легкие, если надышаться. Думаю, этот Копыто вас больше напугать хотел…

— Триполии? — повторил Гарик. — То есть триполий — это какой-то химический элемент?

— Да. Кустосы доставляют. Я не знаю, откуда он и что из себя представляет. Они перед нами не отчитываются.

— Так, подожди, — рассудительно протянул Мезенцев, наконец-то открыв пачку и вытянув сигарету. — Если триполий закрывает переход и восстанавливает целостность слоев, то как мы из прошлого мира выбрались?

— Защитные слои устроены так, что активно выталкивают из себя всё инородное, при этом ничего не впускают.

— Система ниппель, ептить, — заключил Бабах.

— Про это можете не расспрашивать. Это всё, что знаю, — поспешила добавить Нат, опережая вопрос, почти слетевший с губ Мезенцева.

— Ладно, — кивнул он.

— Послушай, — начал я, — извини за такой вопрос, можешь не отвечать, если не хочешь, но в кого тебя должны были переработать?

Гарик прихватил сигарету уголком рта и посмотрел на меня как на идиота.

— Тохан, ты балбес, — тихо прошептал Вишняков.

— В кровохлёба, — спустя несколько секунд ответила Нат, после чего криво усмехнулась и закинула в рот большой пучок морковной соломки, бросив на меня рассеянный взгляд.

Что ж, теперь всё встало на свои места. Парни еле заметно с осуждением покачали головой, но они ведь до сих пор не в курсе истории с порезанным пальцем, а мне всё же хотелось прояснить этот момент.

— Подожди, — внезапно сообразил Вишняков. — Так, если кровохлёбы на каком-то там сканнере у вояк не отображались, именно поэтому они и тебя не нашли? Когда нас возле дома поймали?

Нат молча кивнула, продолжая хрустеть.

— Сдается мне, у кровохлёбов еще и с обонянием полный порядок, — заключил я.

— Именно так, — ответила девушка.

— Так что ты раньше не сказала, — Гарик убрал сигарету.

— Ничего страшного. Органические запахи больше всего с ума сводят. Табачный дым мерзкий, конечно, но я к нему равнодушна. А вот кровь… Всё-таки переработка успела что-то в организме изменить. Я тогда в машине, когда вас матом обложила… В общем, не воспринимайте близко к сердцу. В воздухе столько крови было, я чуть с ума не сошла. Но вы всё равно идиоты те еще. К слову, у вас в салоне мочой сильно пахнет.

— Да там вообще прибраться не помешает… — устало согласился Вишняков.

— Понятно, — кивнул Мезенцев. — Можно тогда огоньку?

Брюнетка вытянула вперед ногу, чтобы было легче добраться до маленького кармашка брюк, и достала зажигалку.

— Это просто зажигалка, — пояснила она, поймав мой взгляд. — В одном из миров увидела и почувствовала какое-то непреодолимое желание ее стащить. Будто внутренний голос сказал, мол, возьми, так надо…

— У нас так часто бывает, — с пониманием закивал Вишняков. — Как будто кольнет что-то, и надо делать…

— Ага, — безучастно согласилась Нат и повторила трюк с открыванием зажигалки о штанину, после чего протянула золотистый предмет Мезенцеву.

Тот подался вперед и прикурил, быстро зыркнув на меня, словно призывая продолжить диалог. Краем глаза я заметил, как Вишняков тоже замялся с дальнейшим развитием начатой мысли.

«Похоже, мои слова наконец-то услышали, — мысленно заключил я, отметив то, что парни не спешат говорить о причудах наших медальонов, видимо, переложив на меня эту функцию. — Что ж, раз пошел откровенный разговор, надо разузнать всё по максимуму».

— Благодарю, — Гарик сел на место и сделал глубокую затяжку.

В теплом сухом воздухе тихо затрещал сигаретный уголек.

— А как ты поняла, что этот кустос — предатель здесь? — наконец-то спросил я, сообразив, как вывести Нат на нужную мысль. — Кстати, имя есть у этого козла?

— Имени не знаю. Кустосы нам никогда не представляются. Иногда глупо получается, тебе надо обратиться, а ты не знаешь как. Кто-то использует обращение господин или магистр. Наставник тоже бывает. По-разному называют, в общем. А как поняла, даже не знаю…

Девушка замолчала и потянулась ладонью к груди. Я невольно подумал, что сейчас она прижмет сокрытый под футболкой медальон и скажет, что именно он ей так указал. Но вместо этого рука скользнула выше, и Нат просто поправила волосы.

— Такое странное чувство, словно спорила сама с собой. Одна часть говорила — бросай этих дурачков и беги, пока возможность есть. А другая повторяла, что это всё не просто так, и надо за вами последовать. К тому же кустос завещал мне помогать всем, кому помощь нужна будет… Не знаю, в общем. Не спрашивайте. Интуиция, если хотите. А потом как увидела красные трассеры в ночи, так сразу внутри всё оборвалось. Такие пушки только у кустосов, ну а дальше вы знаете.

Нат недовольно фыркнула и потянула из пакетика свежую порцию морковки. Я посмотрел на Гарика. Тот многозначительно молчал, медленно выпуская струйку дыма вверх.

«Выходит, медальон Нат никак ее не направляет? — заключил я. — Или же направляет? Только делает это не так откровенно, как наши?»

— А тебе не казалось, что это не интуиция вовсе, а как-то с медальоном связано? — спросил я, стараясь максимально убедительно изобразить интонацию только что пришедшей в голову мысли. — Сама же говоришь, энергетическая ячейка. Может, это как-то связано?

— Энергетическая матрица, — устало поправила брюнетка. — Понятия не имею… Может, дело в том, что у меня ничего не осталось. Ничего и никого… Да вам не понять. Всё родное превращено в руины. В голове и сердце болезненная пустота и понимание того, что ничего не будет как прежде. Словно осталась одна во Вселенной. И тут такое яркое, согревающее чувство… Будто каждая клеточка тела понимает, что я не одна. Что я еще кому-то нужна. Что в борьбе есть смысл… Будто огромное солнце восходило над пепелищем былой жизни, согревая землю. Казалось, еще чуть-чуть и на ней взойдут ростки чего-то нового. А потом в одну секунду этот ублюдок просто рассек его ножом… И кого мне после этого осталось слушать, как не свой внутренний голос? Интуицию, если хотите. А медальон, говорю же, он свой функционал выполняет и не более того.

Ставший на некоторое время отрешенным голос Нат начал крепчать. Кажется, к ней возвращалась недавняя злоба. Мне хотелось заглянуть в ее глаза, но девушка продолжала прятать их, глядя то себе под ноги, то в пакетик с морковкой.

Впрочем, а что бы я в них увидел?

Безысходную зарубцевавшуюся боль и тоску по близкому человеку? Да, она права, мне этого не понять.

— В общем, — начал я. — Просто этот кустос, как его лучше назвать…

— А как по-английски предатель? — уточнил Вишняков.

— Трэйтор.

— Вот так и зови, — хмыкнул Бабах.

— А почему именно по-английски? — тупо спросил я.

— А ты еще какой-нибудь язык знаешь?

— Да я бы не сказал, что и английским владею… Так, по играм в основном. Но почему именно английский всё-таки?

— Потому что звучит, — многозначительно заключил Вовка.

— Парни, вы закончили? — деловито уточнил Гарик, кивком указав в сторону Нат.

— В общем, этот Трэйтор, — продолжил я. — Пусть так будет для понимания. Он, когда меня схватил, про медальоны спрашивал… Остальные хотел заполучить.

— Не знаю, может, собирает их, как трофеи, — пожала плечами Нат.

Я задумался. Не было похоже на то, чтобы девушка сейчас пыталась что-то от нас скрыть. Наоборот, выглядела брюнетка совершенно искренней. Мне даже казалось, что она была и рада рассказать еще больше, но действительно и так выложила всё, что знала. Выплеснула всю скопившуюся боль в поисках понимания. Чёрт его знает, может, Нат даже готова была проплакаться, лишь бы только скинуть с души тяжёлый камень. Но, скорее всего, в понимании девушки мы не те люди, перед которыми стоило так поступать.

— А в этом что-то есть… — прервал тишину сосредоточенный голос Нат. — Если ему за каким-то чёртом нужны ваши медальоны, значит, он будет вас искать.

Наши взгляды наконец-то встретились. В ярко-синих глазах девушки засверкали искорки твердой решимости, от которых мне стало немного не по себе.

— Единственное, что нам нужно, — деловито продолжила она, — это выбрать подходящее место, укрепиться и подождать, когда он явится! А там я прикончу эту тварь!

— Чего?! — удивился Вишняков. — Нас как приманку использовать?

— Подожди, — растерянно протянул я, — тут надо всё как следует обдумать. Мы мало что знаем…

— Да до хрена вы уже знаете! — Нат повысила голос и поднялась с приступки. — Найдем хорошее место для засады и прихлопнем гада!

— Да как прихлопнем? — я недоуменно заморгал, устало поднимаясь на ноги. — Бабах по нему из пулемета влупил, а тому хоть бы хрен.

— Ножу наплевать на его броню, главное — попасть куда надо, — девушка завернула пакетик с морковкой и резко сунула в карман. — А вам просто нужны пушки помощнее! Точно, вот к чему меня внутренний голос вел! Неспроста я тогда вместо того, чтобы в леске укрыться, вам навстречу двинулась. И Вовку-Бабаха подлатать надо было, и вы мне нужны. Точно!

— А как он нас искать будет? У него какое-то устройство есть для отслеживания кого хочешь? — я не унимался. — Если так, то он может прямо сейчас у нас за спиной выскочить!

— Не может, — отмахнулась Нат. — Для этого надо понять, в каком мы мире, и построить маршрут. Я понятия не имею, где мы оказались. Переход, похоже, случайно открылся, после того как закрывашка бахнула. Но ты не переживай, эта сволочь нас найдет, если ему действительно ваши медальоны нужны…

— А тебе неинтересно почему?

— Мне вообще плевать! Главное, чтоб он оказался на расстоянии удара, и оптический камуфляж неактивен был. Тогда я с ним быстро разделаюсь!

— Ты же уже пыталась! Он тебя чуть не убил.

— Я буду тренироваться. Еще больше. Каждый день…

— Подожди-подожди, — я попытался успокоить девушку, с трудом соображая, как сейчас правильно поступить.

Началась какая-то суматошная перепалка, только на этот раз всё обходились без оскорблений и мата. Нат, словно заведенная, повторяла свой план. Вишняков устало отмахивался, ссылаясь на то, что вовсе не хочет выступать в роли наживки для Трэйтора и его пушек. Я же чувствовал, что ситуация выходит из-под контроля, если она, вообще, когда-то под ним находилась. Все поднялись на ноги, активно жестикулируя и отстаивая свою точку зрения.

— Послушай, у нас другие планы! — безапелляционным тоном оборвал спор Мезенцев, выкинув окурок, и вытащил карту. — Мы просто хотим вернуться домой. Вот!

— Что вот?! — не поняла Нат, уставившись на свернутый прямоугольник.

— У нас есть карта военных. На ней отмечен маршрут…

Нат пристально на него посмотрела и иронично расхохоталась.

— Ничего себе! Ну, давай, удиви меня! Для начала покажи, где мы находимся… — хмыкнула она. — Впрочем, нет, лучше покажи, из какого мира мы выскочили!

Мезенцев смерил ее вызывающим взглядом и криво ухмыльнулся. В его глазах проскочил тот самый нездоровый блеск, сопутствующий неизбежной схватке. Почувствовав молчаливый вызов, Нат размяла шею и, словно случайно, шире расставила ноги, готовясь принять неожиданный выпад оппонента. Ухмылка Гарика стала еще шире, и он угрожающе двинулся вперед.

Со стороны это могло показаться забавным, но мне стало абсолютно не до смеха. Мокрый, с прилипшей к заднице пылью, Мезенцев грозно надвигался на брюнетку, которая была на голову его выше. При этом сама девушка спокойно ждала приближения, расслабленно бросив руки вдоль тела. Белесый узор шрамов на смуглой коже, подобно витой стрелочке старых часов, указывал прямиком в дорожную пыль. Но лично я не сомневался, что она может в любой момент броситься в атаку и пробить из такого, якобы неподготовленного, положения.

— Да ладно вам, успокойтесь, — я вклинился между ними. — Мы тут все вместе оказались. И все вместе крупно влипли. Так что у нас общая цель…

— Нет у нас общей цели, — сухо отозвалась Нат. — Вам свалить надо…

— Не свалить, а вернуться домой, — заметил Вишняков.

— Ну, давайте-давайте. Смотрите карту.

— А мы и смотрим, — Мезенцев, недовольно фыркнув, расправил сложенный лист. — Так, помогайте, парни.

Я облегченно выдохнул, довольный тем, что удалось избежать абсолютно бессмысленной потасовки. Мы с Вовкой подскочили к Игорю и взялись за края развернутой карты. Материал, из которого она изготовлена, оказался вовсе не бумагой, как мне почему-то казалось. Видимо, сказывались уроки географии в средней школе. Хотя логично предположить, что бумага — не самый подходящий материал в перспективе длительного использования. Карта вояк оказалась отпечатанной на чём-то, очень сильно напоминающем толстую клеёнку. Или какой-то слишком мягкий и эластичный пластик.

На пару минут воцарилась тишина. Мы сосредоточенно рассматривали нагромождение различных окружностей и пытались проследить за тонкими линиями, бегущими от одной к другой. Больше всего в глаза бросались серые сферы с подписью «Хранитель» и небольшим кодом, состоящим из цифр и букв.

— Мы точно пришли отсюда, — многозначительно заключил Гарик, ткнув пальцем в нужную отметку.

— Да ты гений, — язвительно, но уже без нападок ответила Нат, заглядывая через Вовкино плечо.

Я прекрасно понял ее иронию. Рядом с обозначенной сферой опрятным почерком было указано количество отрядов, радиочастоты для связи и позывные. Так же стояла отметка о подготовленном резерве и тайнике. Дальше шли непонятные армейские почеркушки, выполненные каким-то несмывающимся фломастером. Я почему-то сразу представил себе покойного Седого, сидящим в водительском кресле «Тигра» и вдумчиво оставляющим необходимые заметки.

— Ладно, — согласился Гарик, — мы не знаем, что это всё значит. Я думал, вот эти линии будут образовывать некое подобие пути или маршрута. И миры окажутся как-то понятно подписанными. Чёрт возьми, я вообще думал, что тут будет прямая цепочка нарисована, и всё будет ясно!

— Я тоже так думал, — признался я.

— Нат, а ты знаешь, где мы? — добродушно поинтересовался Вишняков.

— Понятия не имею, — выдохнула девушка. — Вот, смотрите, большинство миров соединено нитями.

Она вышагнула из-за спины и ткнула пальцем в скопление кружочков.

Мы согласно кивнули.

— Это кластеры. Как правило, в каждом таком есть свой тренировочный центр, где кустосы готовят последователей. Попади мы в такой, всё было бы очень просто. Думаю, первый же кустос вернул вас домой.

— Так, — сосредоточенно продолжил Гарик, проводя пальцем по нити, связывающей отмеченный Седым мир с другими. — Получается, мы были здесь, значит, выскочили в какой-то из этих миров…

— Не факт. Могли и вот здесь оказаться.

Нат ткнула пальцем в точку на противоположном конце листа.

— В смысле? Я не понимаю, как это работает.

— Смотри. Где-то в середине этого кластера есть опорная база…

— Цитадель, — вставил Вовка умное слово.

— Пусть будет цитадель. Как правило, она отвечает за определенный временной сегмент. Несмотря на то, что время — это определенная условность, оно всё равно накладывает свой отпечаток. Обычно простой человек, как эти военные, пусть даже и получившие медальоны, не могут перемещаться между мирами вне своих временных рамок…

— Временные рамки — это сколько? — спросил я.

— Плюс-минус пять лет. Только кустосы могут забираться намного дальше. Поговаривают, они вообще во все времена могут. В вашем мире разве нет легенд о всяких монстрах? Тех же оборотнях, о которых ты говорил?

— Есть, конечно, — тут же ляпнул Бабах. — Вампиры, например. Про них даже кино снимают. Они кровь…

Мы переглянулись.

— Подожди, выходит вампиры, это реально кровохлёбы? — Володька выпучил глаза.

— Я не знаю, как именно у вас их принято изображать.

— Как людей, боящихся дневного света и пьющих кровь, — ответил я.

— Тогда это запросто могло оказаться что-то из ранних творений переработки, — предположила Нат. — Во многих мирах такие предания встречаются. Ими детей непослушных пугают, даже не задумываясь над тем, что в корне истории может лежать вполне себе реальное противостояние. Просто кто-то из кустосов или вот таких солдат успел тогда защитные слои восстановить.

— Чёрт, — хмыкнул я. — Теперь все истории про охотников на нежить заиграли совсем другими красками.

— Так вот откуда у Трэйтора такое оружие навороченное! — догадался Вишняков. — Это точно что-то из будущего!

Нат согласно кивнула и пояснила:

— Когда сработала закрывашка, и целостность защитного слоя восстановилась, можно было вернуться в исходный мир только через конкретный и заранее подготовленный переход…

Девушка подняла голову и окинула нас взглядом.

— Вы ведь не знаете, да, что закрывашка в комплекте с заглушкой работает? Заглушка оставляется в нужном переходе и блокирует его закрытие, чтобы боевая группа могла беспрепятственно вернуться домой. Первый раз слышите, я правильно поняла?

Я рассеянно покивал и, по правде говоря, практически не вникал в объяснения брюнетки. Главное, что их внимательно слушали Мезенцев и Бабах. Так что всегда можно будет спросить у них. Больше всего меня зацепила фраза, что нельзя перемещаться с погрешностью более пяти лет.

«Но ведь мы переместились… — думал я. — Даже вояки говорили, что это бред и такого не может быть. Но дата на ящике с патронами была весьма точной. Две тысячи восьмой! И это, как заметил Гарик, только год производства. Сдается мне, всё дело в медальонах. Ни хрена они не окисленные. Они просто другие. К тому же Трэйтору нужны именно они. Медальон Копыто его не заинтересовал…»

— А в какой переход мы тогда выскочили? — озадачился Вишняков.

— В ближайший, — хмыкнула Нат. — Говорю же, защитные слои заработали и поспешили, как можно быстрее избавиться от инородного присутствия. Если бы мы знали, где именно те военные заглушку сбросили, могли бы к их базе вернуться. К цитадели.

— Так что ты раньше не сказала?! — возмутился Бабах.

— Володь, не до этого было, — нервно перебил Гарик. — Ты уже забыл, что ли? Стрельба. Ты выкидываешь горящие куртки. Тохан на ногах не стоит. Нат орет, я ору, кто бы там что сказал?

— А как ты поняла, что переход рядом? — поспешил спросить я, заметив, как глаза Игоря начинают злобно бегать по куску пластика.

— Да как-то… — Нат пожала плечами. — Слушайте, у вас машина древняя, у нас таких механических коробок уже лет шестьдесят не делают. Я чуть с ума не сошла, пока сообразила, что за что отвечает. Я только на истории техники слышала, что делали такие. К тому же действительно не до этого… Запах крови с ума сводил. Сволочь этот камуфляж включил и ускользнул. В голове столько всего и злость… В общем, как-то бессознательно получилось. Просто внутреннему голосу доверилась, ну и вот…

Девушка обвела рукой раскинувшийся вокруг пейзаж.

— То есть ты хочешь сказать, что эта штука абсолютно бесполезная? — Гарик ткнул пальцем в центр листа гибкого пластика. — Мы снова оказались хрен пойми где и понятия не имеем, куда надо двигаться?!

— Да, — Нат скорчила язвительную рожицу, но в следующее мгновение улыбка исчезла с ее лица.

Я даже моргнуть не успел, как Игорь вырвал из рук карту и с матерной бранью откинул ее в сторону. Мы с Вовкой невольно вздрогнули и переглянулись. Мне редко доводилось видеть, чтобы Гарик так психовал. Тем временем он, продолжая материться, быстрыми шагами отошел в сторону, размахивая сжатыми кулаками, словно пытался нокаутировать невидимого оппонента. Уперевшись в стык прокатанной колеи и травы, он принялся неистово пинать чахлый кустик, поднимая облако пыли.

— Игорь, ты чего? — непонимающе протянул Бабах, часто моргая. — Успокойся, придумаем что-нибудь…

Мезенцев плюхнулся рядом с растерзанным кустом и молча поднял вверх трясущийся кулак с поднятым указательным пальцем, давая понять, чтобы его не трогали некоторое время.

— Понятно, — тихо заключила девушка. — Вы мне не помощники… Вам надо свои задницы домой вернуть и не более того.

— Нат, послушай, это всё очень сложно… — начал я.

— Чего тут сложного? Воспитанники, они как патруль, который не допускает полномасштабного вторжения переработки. Я не знаю, откуда у вас медальоны. Но раз уже вы их нацепили, так делайте то, что должны! Кустос — предатель! Ты представь, Антон, сколько жизней сейчас на кону! И получается, что никто, кроме меня, и теперь еще вас троих, возможно, даже не в курсе об этой опасности! А вам лишь бы дома оказаться! А как быть тем, у кого и дома не осталось? А тем, у кого его скоро не будет, если мы эту сволочь не остановим?

— Я просто говорю, что не стоит принимать необдуманных решений… — ответил я, чувствуя, как голова начинает гудеть от множества мыслей, возвращающихся на свои рабочие места.

— А я говорю, что вы просто трусы, которым плевать на всех, кроме себя, — Нат произнесла это на удивление спокойно и без эмоций, буквально резанув меня презрением не хуже, чем лезвием ножа.

Я нелепо развел руки в стороны и бесшумно шевелил губами, подбирая нужные аргументы, но ничего не приходило на ум.

— Успокойся, Антон, — хрипло бросила Нат. — Не говори ничего. Мне твое мнение совсем не интересно. За вас двоих здесь решает Гарик, а вы только делаете вид, что можете на что-то повлиять.

Я застыл в безмолвном восклицании. Яркие искрящиеся глаза Нат пронизывали меня презрением. По девушке стало видно, что каждое только что произнесенное слово шло от самого сердца. И это было чертовски больно и обидно.

— Я же помочь хочу… — только и смог пробормотать я.

— Не хочешь, — отмахнулась девушка. — Хотел бы, согласился бы покончить с Трэйтором. Трус ты, и кровь твоя трусливая.

Нат одернула футболку и отряхнула со штанов пыль.

— Это как-то слишком грубо, — попытался заступиться за меня Вишняков, но девушка перебила его.

— Отстаньте, дайте одной побыть…

С этими словами она развернулась и скрылась в салоне буханки, где, не раздумывая, плюхнулась на лежанку.

«Нат, вот за что ты так? — мысленно спросил я. — Хотя, а в чём она не права? Ведь так и есть…»

— Вообще-то это наша машина! — громко заявил Бабах в открытую дверь.

— Да ничего, Володь, забей, — наконец-то смог произнести я, будучи искренне благодарен другу за поддержку.

Впрочем, несмотря на наигранно сердитый тон, я уверен, что Вишняков против самой девушки ничего не имеет. Ведь он самый добрый человек на свете. К тому же после того как мы узнали историю Нат, тяжело обижаться на подобную реакцию. Ведь для нее это действительно крайне важно.

— Кажется, все мы только что резко обломались в своих самых искренних стремлениях, — мрачно заключил я, разворачиваясь в сторону ближайшего домика. — Надо отдохнуть. И подумать.

Усталость окончательно взяла верх, и я, с трудом переставляя ватные ноги, попытался припомнить, а сколько дней прошло. Шли вторые сутки с того момента, как мы покинули город вырванных сердец. Но для меня словно прошла половина жизни. Впрочем, половина жизни от двадцати лет — это не так уж и много.

А в этом мире жарко.

Вечернее солнце беспощадно жгло дешевый материал обдергайки. Мне становилось тяжело дышать и не только из-за горячего сухого воздуха. В голове и груди роилось множество мыслей и чувств. Они наскакивали друг на друга, пытаясь протиснуться в зону моего внимания, будто каждое из них намного важнее предыдущего. И так считало каждое из них.

Я сдернул обрывки «лифчика» и, вытащив последний снаряженный магазин, откинул их в придорожную траву. Убрав рожок в боковой карман брюк, я снял куртку и засаленную кофту, невольно оттягивая воротник футболки, будто именно он препятствовал дыханию. Но это было не так. На самом деле мне хотелось сдернуть этот чёртов медальон и бросить следом за обрывками амуниции. А еще нахамить девушке в ответ. Но я не мог себе позволить ни первого, ни второго.

Медальону я обязан жизнью.

Сколько раз он уберег меня от неминуемой гибели? Я уже даже не мог толком сосчитать. А чтобы ругаться с девушкой, у меня не нашлось никаких весомых аргументов. Ее позиция максимально ясная, в то время как я уже с трудом понимал, чего именно хочу.

— Тохан, ты куда? — озадачился Вишняков.

— Прилечь. Надо прилечь. Я не могу больше, если честно…

— Да ты подожди! Дома эти проверить надо, вдруг там зверье какое или бандиты?

Вишняков подхватил дробовик и поспешил за мной.

— Медальон, Володь. Будь там что-нибудь, он бы кольнул… — с этими словами я прижал побрякушку рукой.

— Ну, давай, укажи хоть на что-нибудь… — тихо прошептал я, но железка не проявляла никаких признаков активности. — Давай, ты же приемник призыва о помощи. Ну, хоть как-то на нее укажи, ведь ей нужна помощь! Почему молчишь? Да чтоб тебя…

— Гарик, мы с Тоханом дом проверим! — крикнул Бабах, догоняя меня. — Нат в машине! Вы это, давайте не разбредайтесь! Мы тут не знаем ничего…

Я бросил на Гарика быстрый взгляд. Тот так и сидел рядом с растерзанным кустом. Калаш лежал поверх снятой куртки и разгрузочного жилета. В зубах была зажата новая сигарета, а наглые скелеты на футболке, словно издеваясь, демонстрировали мне оттопыренные средние пальцы. В ответ на Вовкины фразы он лишь пару раз кивнул, смотря в какую-то несуществующую точку.

«Кажется, ты снова бесполезен, — заключил внутренний голос. — Не помог военным. Не можешь помочь Нат. Даже Гарика не хочешь подбодрить…»

— Чего он так психанул? — тихо поинтересовался Вишняков, поравнявшись со мной.

— Мы думали, там будет указан путь домой. Я пытался тебе в броневике знак подать, но как-то не получилось, — проворчал я.

Бабах простодушно засмеялся.

— Ну, вы и наивные! Думаешь, вояки из какого-то левого мира сидели и специально для нас рисовали стрелочки? Чтобы именно мы смогли домой вернуться? Брось, Тохан, они нас даже не знают. И вообще, мы же не только между мирами переместились, но и во времени.

Я посмотрел на Вовку.

— Ты тоже маркировку на ящике видел?

— Каком ящике?

— С патронами. Там, в броневике.

— Не видел я ничего, — Бабах устало махнул рукой. — И так понятно было. Вон у них форма какая крутая. И эта штука, которую мне в плечо вкололи. И сканер, и оружие навороченное. Очевидно же, Палыч.

Я удивился проницательности Вишнякова. Конечно, он прав.

С чего мы вообще решили, что это сработает?

Может быть, потому что малолетние оболтусы? Оболтусы, которые только считали себя умными, но на самом деле оказались неспособными понять очевидные вещи? Сами себе придумали, что карта обязательно приведет домой, сами в это поверили… Немудрено, что Гарик сорвался.

Впрочем, я уверен в том, что всё это неспроста. Есть в этом некий странный замысел, который пока оставался для меня неясным. Больше походило на то, что чёртовы медальоны играли с нами в какую-то игру, при этом не удосужившись объяснить ее правила. И эта третья мысль постоянно выталкивала из головы предыдущие две.

— Как там этот альбом у «Мейденов» называется? — спросил Вишняков.

— Чего? — я не сразу понял, что именно он имел в виду.

— Альбом, когда мы от Халиулинских смывались. Как назывался?

— Где-то во времени.

— Вот, — Вовка тяжело вздохнул. — Застряли мы, Тохан, где-то среди миров и где-то во времени…

Я молча кивнул.

В кроссовках по-прежнему хлюпала вода. На боку обдергайки красовались огромные отметины, оставленные когтями кровохлёба. Когда мы поравнялись с покосившейся секцией ограды, я словно почувствовал себя подходящим к бабушкиному дому в Казахстане. Такое же вечернее солнце. Такой же теплый ветерок, приносящий пряный запах степных трав. С таким же жужжанием мимо пролетел большой жук. А может, и муха, я не успел толком разглядеть.

Как же мне захотелось, чтоб это оказалось правдой. Толкнуть скрипучую калитку и оказаться дома. Пусть не в Челябинске, но всё же дома. И чтобы Нат тоже была рядом…

Я помотал головой. Похоже, я чуть было не провалился в сон прямо на ходу.

Мы миновали поваленную секцию забора и вошли во двор. Это действительно оказался самый обычный сельский домик с давно заросшей и неухоженной лужайкой. У противоположной стороны забора виднелись прямоугольные возвышенности, на которых буйно разрослась сорная трава, выдавая то, что когда-то здесь были грядки. Тут и там из земли торчали воткнутые палки и ржавые железные ободки, на которых болтались обрывки веревок.

Я без труда узнал в них шпалеры. Бабушка ставила похожие для огурцов, чтоб они вились вверх, а не стелились по земле.

Вдоль стыка фундамента и стены дома стояли железные ведра. Рядом валялись ржавые вилы, грабли и окучник. Два причудливых пенька соединялись друг с другом широкой доской, образуя простенькую скамейку. Где-то из-под травы торчали обрывки тряпок, ржавые банки, осколки стекла, пожелтевшие обрывки бумаги.

Входная дверь распахнута. В углу косяка виднелся плотно воткнутый в стык тапок. Судя по толстому слою паутины и огромному количеству высушенных насекомых в ней, торчал он так не первый год.

— Осторожно, Тохан, — тихо сказал Бабах, приподнимая оружие.

— Да нету тут никого.

Я подошел к дверному проёму. Под ногами заскрипели рассохшиеся доски некоего подобия крыльца. Усталость и стресс окончательно взяли верх над остатками сил, и единственное, чего я сейчас хотел, так это как можно скорее лечь, вытянуть ноги и закрыть глаза.

Мы вошли в сени.

Выглядело помещение как самодельный пристрой, наспех возведенный из разномастного кирпича, небрежно окрашенного белой известью. Я оказался в привычном мире незатейливого деревенского быта.

Напротив нас располагалась большая дверь, ведущая непосредственно в дом. Прямо у входа стояла полка для обуви с отслоившейся синей краской. Огромная трещина, сквозь которую пробивалось вечернее солнце, бежала по одной из стен, упираясь в маленькое грязное окно. Рядом примостился самодельный стеллаж, сколоченный из грубых досок и заставленный домашней утварью. Чугунные жаровни, закопченные сковородки и кастрюли. Пыльные стеклянные банки, коробочки с какой-то мелочевкой. Тут же стояли старые стулья и массивное кресло на толстых квадратных деревянных ножках, заботливо прикрытое пыльной тряпкой.

— Ну вот, это подойдет… — выдохнул я, уткнувшись взглядом в старую железную кровать из сетки Рабицы.

Недолго думая сделал пару шагов и, убрав с нее стопку побитых эмалированных тазов, составленных один в другой, я осторожно опробовал конструкцию на прочность. Сетка Рабица давно пришла в негодность и, владельцы дома приспособили поверх нее несколько досок, накрыв старым половиком.

Как же всё это выглядело знакомо!

Да, большинство предметов немного отличалось по форме или величине, но в целом назначение каждого из них угадывалось безошибочно. Даже тазики, которые я только что снял, были почти такими же. Разве что ободок загнут намного больше, и рассчитаны они на чуть больший объем жидкости, чем я привык.

Я нетерпеливо смахнул ладонью с грубого половика крупный сор и, сообразив из обдергайки и кофты некое подобие подушки, бросил их к ржавой спинке. Вишняков всё это время стоял напротив двери в дом, наблюдая за моими действиями не менее усталым взглядом.

— А чёрт с тобой, — наконец-то решился он, опустив оружие. — Медальон и правда молчит. Но всё же…

Он подхватил пару стульев и, громыхая деревянными ножками по щербатому полу, подпер ими дверную ручку. После чего снял разгрузку, куртку и устало плюхнулся в кресло, откинув тряпку и подняв облако пыли.

Я согласно кивнул и, скинув мокрые кроссовки, вытянулся на кровати, головой к стене с трещиной, а ногами к проёму входной двери. Запах мокрых грязных ног и обуви тут же заполнил собой всё помещение, но я не обратил на это никакого внимания. Как и на грязный след, оставленный задницей на грубом половике.

Вишняков принялся елозить из стороны в сторону, поудобней устраиваясь в кресле, на что старый предмет мебели ответил глухим треском и скрипом.

— Не боишься насекомых? — зевнув, поинтересовался Вован. — Вдруг блохи какие в тряпке живут. Или вон — пауки. Ты же их терпеть не можешь. А тут, смотри, по углам всё в паутине…

Я, с трудом борясь с тем, чтобы не дать векам сомкнуться, окинул взглядом стык стен и крыши. В них действительно раскинулось много грязных сетей, медленно колыхавшихся на легком сквозняке. Местами виднелись коричневатые точки и сами восьмилапые охотники. Высушенные хитиновые панцири местных мушек и жучков болтались вдоль стен в большом количестве.

— Наплевать… — устало протянул я, размещая рядом с собой автомат таким образом, чтобы его было легко схватить в случае необходимости. — Если пауки не слишком большие, то чёрт с ними. Я больших боюсь. А про блох не знаю. Но они вроде как не живут долго там, где некого кусать.

— А мыши в подполе? — поинтересовался Вовка, положив «Сайгу» себе на колени и закрывая глаза.

— Володь, ты реально хочешь об этом говорить?

— Нет, — хмыкнул он, откинувшись на пыльный подголовник.

— Вот и хорошо…

Я закрыл глаза.

Перед внутренним взором тут же поплыли красно-черные круги, превращаясь в образы недавно пережитых событий. В ушах повис тяжёлый шум. Обычно так бывает, когда оказываешься в тихом помещении после оживленного городского потока людей и машин. Вот только на этот раз ничего подобного не было, а лишь рев двигателя, грохот стрельбы, визги ремехов и вопли кровохлёбов мерещились.

Я сквозь пульсирующую пелену надвигающегося забытья чувствовал запах теплой пыли и запустения. После всех холодных осенних дней это даже приятно, никакой затхлости и сырости, если не брать во внимание запах ног.

Я захотел мысленно вернуться ко всему произошедшему. Ведь мы опять не смогли сделать ничего полезного. Не смогли никому помочь. В ушах возник фантомный шепот Копыто с просьбой позаботиться о сыне… Я пытался заставить себя почувствовать хоть что-то вместо надвигающейся пустоты, еще раз подумать о Нат, об ее истории. О том, как нам поступить дальше. И что действительно будет правильным в этой ситуации. Но ничего не лезло в голову. Возможно, для этого надо было снять медальон. Даже не возможно, а обязательно. Я уже убедился в этом тогда, в душевой дома престарелых. А теперь всё услышанное от Нат лишь подтвердило мои догадки. Действительно, эти побрякушки воздействовали на нас, видимо, притупляя какую-то часть эмоций, чтобы мы не слишком рефлексировали обо всём произошедшем.

Но маячила еще одна причина, из-за которой я думал о том, чтобы снять побрякушку. Не хотелось ощущать себя каким-то бездумным инструментом, находящимся под влиянием этой чёртовой энергетической матрицы. Этаким органическим роботом, выполняющим какую-то, только ей известную программу.

Этого не думай. Этого не делай. Этого не чувствуй. Иди туда. Смотри сюда…

А зачем тогда вообще мы нужны в этом уравнении?

На последней осознаваемой границе между сном и бодрствованием я всё же успел подумать о том, что мы всего лишь случайные элементы в каком-то или чьём-то замысле. И никто даже не спросил нашего согласия. Да и пользы особой от нас пока никакой. Ведь везде, где мы успели побывать, была только смерть…

Глава 2. Свод правил

Непроглядную черноту забытья разорвал странный звук, и я, невольно вздрогнув, открыл глаза. Первая секунда пробуждения оказалась самым блаженным мигом, который только можно себе представить. Сквозь мутную пелену заспанных глаз я увидел потолок, сколоченный из грубых досок. В больших щелях и стыках со стенами медленно раскачивалась паутина. Но уже в следующее мгновение в голову ворвался вихрь мыслей и чувств, со стремительной скоростью загружающий в мозг всю информацию о произошедших событиях. Голова тут же заболела.

Я пошевелился и почувствовал, как сильно затекло тело. Вдобавок ко всему я долго спал с открытым ртом, отчего язык присох к нёбу. Это мерзкое чувство, и мне пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы избавится от неприятного ощущения. Пальцы правой руки уперлись во что-то железное. Это автомат. Судя по положению тела, я просто вырубился и пролежал так неизвестно сколько, даже ни разу не перевернувшись с боку на бок. Во всяком случае, это объясняло то, почему так сильно ноют мышцы.

Вовки в помещении не оказалось. Кресло стояло на своем месте, а стулья продолжали подпирать закрытую дверь. Я хотел было позвать его, но вместо этого изо рта вырвалось лишь неразборчивое хрипение. Похоже, это и был тот самый странный звук, который меня разбудил.

— Чёрт, сколько же я спал? — голос прозвучал очень низко, словно где-то в грудине рокотал миниатюрный самосвал.

Стоило мне пошевелиться, как организм тут же доложил о болезненных ощущениях во всём теле, а также остром желании пить, есть, и справить малую нужду.

— Твою мать… — я тихо выругался, поднимаясь на кровати и опуская ноги на пол. — Всё тело затекло…

Я осторожно размял шею и пошевелил плечами. Каждая отзывалась неприятными покалываниями. Вдобавок ко всему я сильно вспотел. Футболка прилипла к спине, а штаны к заднице.

Я еще раз чертыхнулся и посмотрел в пыльное окно. Характер освещения изменился. Теперь он не был насыщен вечерними тонами и больше походил на приближающийся полдень. Во всяком случае, летом в Казахстане всё выглядело именно так. Позывы справить малую нужду становились всё сильней, и я был вынужден поспешить. Кроссовки всё еще немного влажные внутри, но сверху оказались вполне сухими. Накинув ремень калаша на плечо и быстро обувшись, я поспешил к выходу, оставляя за собой комки засохшей грязи вперемешку с обрывками травы.

От резкого пробуждения меня невольно пошатывало, а яркий солнечный свет противно резал глаза.

— О, наконец-то! — воскликнул Вишняков, стоило заскрипеть доскам крыльца под ногами. — Белоснежка проснулась! Ну ты, Тохан, и горазд поспать.

Я ничего не понял. Боливар красовался рядом с упавшей секцией ограды. Вишняков разгуливал по двору в каких-то новых черных брюках и с голым торсом. Может быть, мне спросонья так показалось, но похоже на то, что на тощем теле Вована проступили намеки на мышцы брюшного пресса. Впрочем, если полторы недели толком не питаться и подвергаться сильному стрессу, наверное, можно похудеть еще сильней. Рядом с машиной виднелись разложенные вещи и два ведра с мокрыми краями.

Я хотел было спросить, когда парни успели перегнать машину, но природный позыв оказался сильнее. Я махнул рукой и поспешил укрыться за стеной здания.

«Это как же крепко я спал, если даже не слышал, как буханка подъехала? — подумал я, когда струя с характерным журчанием хлынула на противоположный угол дома. — Видимо, организм просто отключился от переутомления. Надо быть осторожней с этим делом, так ведь можно и приближение какой-нибудь реальной угрозы не заметить».

Стоило опорожниться, как тут же захотелось есть и пить. Я зевнул и помотал головой из стороны в сторону, сгоняя с глаз сонную пелену. Застегнув штаны и поправив ремень автомата, я направился к Вовану, осматриваясь по сторонам.

Очевидно, в этом мире еще лето. Судя по тому, как скукожились листочки мелкой жесткой травы под ногами, дожди не шли очень давно.

Заброшенные дворы нагоняли уныние и тоску. Я не знал, сколько лет они так простояли. В голове начали просыпаться мысли и вполне логичные вопросы, а куда, вообще, делись все обитатели поселка?

Но вокруг никого, кто бы мог дать ответ.

Безмятежное высокое солнце настырно припекало. Толстый слой пыли покрывал оконные стёкла и стены домов. Горячий воздух звенел от стрекота каких-то насекомых и редкого жужжания пролетающих мимо мух.

Поселок оказался небольшим. Перед тем как лечь спать, я практически не обратил на это внимания, двигаясь, словно в тумане, к единственной видимой двери. Как-то слишком много всего навалилось за два дня, и нервы просто не выдержали. Но сейчас видно, что это даже и поселком тяжело назвать. Скорее так, поселение.

За домом, в котором мы уснули, расположился еще один похожий. Такие же стены из светлого кирпича, большой заброшенный двор и причудливая округлая крыша. За покосившейся оградой широкая полоса. Видимо, когда-то это была прокатанная колея, но по ней явно давно никто не ездил, и теперь ее практически затянула мелкая трава.

Сразу за дорогой начиналась соседняя улица, состоявшая из трех домов. Судя по неравномерному размеру окружающих дворов, застраивались тут в разное время и, похоже, совсем не думали над тем, сколько земли занять. Просто брали, сколько считали нужным. За оградами так же виднелись заброшенные огороды и какие-то хозяйственные постройки. Похоже, дальше начиналась еще одна «улица». Во всяком случае, я точно видел пару торчащих округлых крыш. И на этом всё.

Я, продолжая щуриться, попытался высмотреть хоть какой-нибудь намек на брошенную во дворе машину или трактор, что было весьма типичным явлением для поселков, к которым я привык, но ничего не обнаружил. Может быть, именно на них жители и покинули свои дома.

Вопрос: только зачем?

Впрочем, учитывая опыт наших приключений, вполне могло случиться так, что сделали они это не от хорошей жизни.

Я согласно хмыкнул и отлепил от спины прилипшую футболку.

«Да, тяжело будет в осенней одежде, — мысленно заключил я. — Придется обдергайку и кофту в машине оставить, а футболка у меня одна. Может, есть смысл подбить Бабаха аккуратно по домам пройтись? Присмотреть что-нибудь полезное. Может, как раз получим представление о том, куда все делись».

Я нащупал на мокрой шее цепочку и вытащил медальон из-под футболки. Небольшой ромбик умостился на ладони, не подавая никаких признаков активности. Он больше не покалывал и никуда не тянул, что странно, особенно учитывая всю полученную информацию.

«Нет, ты точно какой-то другой, — подумал я. — Есть что-то в тебе такое, что сильно заинтересовало этого Трэйтора. А вот Нат, похоже, реально приняла побрякушку за потемневшее серебро. Значит, действительно раньше таких не видела. Странно это всё. Впрочем, тут всё странно. Надо с ребятами обсудить. Надеюсь, все успокоились уже».

— А где Гарик и Нат? — спросил я, подходя к Вовану, деловито раскладывавшему вещи на куске полиэтилена перед машиной.

— Фу, Тохан… — Вишняков скривил брезгливую рожу и наигранно отпрянул в сторону, помахав рукой перед лицом. — Вон возьми. Вода чистая вот здесь.

Он указал на пакетик с зубными щетками и наполовину смятым тюбиком пасты. Рядом стояла на треть заполненная пластиковая бутылка с чистой водой.

«Хорошо, что не Нат оказалась первой, с кем я заговорил, — мысленно хмыкнул я. — К тому же я весь потный и воняю, должно быть. Чёрт, история у нее, конечно, ужасная. Бедная девчонка, надо ее как-то поддержать».

— Много только не лей, чистой воды тут во всём поселке нет.

— Ты уже успел осмотреться? — спросил я, сделав шаг в сторону и потянувшись за пастой.

— Да я много чего успел, пока ты дрых. Вот…

Вишняков кивнул на два мокрых железных ведра, стоявших рядом с Боливаром. Из одного торчала тряпка, перекинутая через край. Я посмотрел внутрь машины и только сейчас заметил, что на полу и приступке больше нет ошметков растоптанной лапши и комков грязи. Подавшись немного вперед, я ощутил тонкий аромат разбавленной в воде «Белизны».

— А какой водой ты моешь тогда? — я поднял пакетик и достал зубную щетку.

— Так это, — Вовка ткнул рукой в сторону соседнего дома. — Там большое кольцо бетонное стоит, в нём треть воды была. Но ее пить нельзя, она зеленая, и в ней всякая живность плавает. Но для уборки годится. Я зачерпнул аккуратно, чтобы со дна муть не поднимать.

Я хотел было припомнить ему наш разговор перед началом путешествия, когда он заверял меня, что с водой проблем не будет. Но не стал. Во-первых, в предыдущем мире ее действительно было более чем достаточно. А во-вторых, чего-то явно не хватал