Оглавление

Где-то во времени

Часть первая

Глава 1. Бегство

— Мезенцев, чтоб тебя. Сколько можно опаздывать? — прошептал я. Впрочем, это был риторический вопрос. Все, кто знал Игоря достаточно давно, успели свыкнуться с отсутствием у последнего пунктуальности. В нашей компании даже появилась шутка, что он и на собственные похороны умудрится опоздать.

Сентябрьский морозец щипал нос и кончики ушей, заставляя невольно содрогаться и переступать с ноги на ногу от неприятного озноба. Темное небо, затянутое пеленой непроглядного смога города-миллионника, нависало над широкой автодорогой. Цепочка желтоватых фонарей, обрамляющих ленту грязного асфальта, убегала в сторону темнеющих очертаний заводских труб и монументальных комплексов.

Выдыхаемый воздух мгновенно превращался в пар, растворяясь на осеннем холоде. Наверняка со стороны в этом не было ничего не обычного. Выдох как выдох. Но лично мне так не казалось. Я чувствовал себя чужим в этом мире. Мире, который был очень похож на наш родной, но всё же им не являлся. Будто само темнеющее небо стремилось мгновенно замалевать любое напоминание о моём присутствии под своим величественным простором. Вдобавок ко всему начал идти снег. Первые мелкие крупинки, напоминающие шарики пенопласта, бесшумно ложились на разбитый асфальт и пожухлую траву.

Гаражная застройка по улице Кудрявцева, расположенная вдоль автодороги Меридиан, находилась на небольшой возвышенности. На противоположной стороне виднелись густые лесопосадки, а за ними располагались железнодорожные пути. Именно оттуда и должен был появиться Игорь Мезенцев или попросту Гарик.

Как же всё это было знакомо, словно ничего и не произошло. Те же самые гаражи. Те же дома. Те же названия улиц. Даже покосившиеся ржавые столбики дорожного ограждения и протоптанная по склону тропинка были точно такими же… Сердце тоскливо сжалось. Казалось, достаточно просто развернуться и пойти домой привычным маршрутом, пересечь по диагонали пару дворов, пройти мимо здания школы, и вот он — родной дом. Ну как дом? Квартира на первом этаже невзрачной пятиэтажки. А там ждут родные… И, казалось бы, вот оно — радостное возвращение. Да, нагоняй, конечно, получу знатный, но зато окажусь дома…

Но здесь наших домов не было. Вместо них возвышались большие каменюки выхода горной породы, вся поверхность которых была покрыта множеством трещин, с прорастающей в них травой и редкими деревцами. Местные жители активно использовали эти монументальные полотна для высказывания своих взглядов на жизнь и окружающую действительность. Практически вся поверхность каменюк была покрыта надписями разнообразного размера и цвета в зависимости от того, какая краска оказалась под рукой у одинокого философа. Большинство из них были матерного содержания и включали в себя легендарное слово из трех букв, а также множество его производных.

Глухая кирпичная стена гаражного кооператива двигалась параллельно Меридиану, пока не брала плавный загиб в сторону проспекта Победы и не скрывалась из виду. Въездных ворот на этой стороне не было, зато повсюду виднелись следы кустарного ремонта кирпичной кладки. Так владельцы гаражей устраняли дыры, оставленные различным ворьем. Что ж, очевидно девяностые в этом мире прошли так же, как и у нас. Тащили всё, что представляло хоть какую-то ценность. Особенно из гаражей.

Снег бесшумно ложился на землю и растрескавшийся асфальт, тут же теряясь среди хитросплетения стеблей и пропитываясь осенней грязью. Что-то мне подсказывало, что совсем скоро он одержит победу над сыростью и засыплет город белой стружкой. Ожидаемая картина для конца сентября.

Всё-таки отказавшись от идеи дождаться Игоря на улице, я чертыхнулся и направился вглубь гаражей. Если честно, я не строил особых иллюзий насчет того, что Мезенцев появится вовремя. Скорее просто хотелось немного передохнуть и подышать свежим воздухом.

Стоило уйти с освещенного пятачка и завернуть на разбитую дорогу между двух рядов серых гаражных ворот, как в лицо ударил порыв холодного ветра. Падающие крупинки тут же тихо защелкали по обдергайке. Так моя бабушка называла дешевую китайскую куртку, сшитую из дерьмового кожзаменителя на манер то ли рокерской косухи, то ли пафосного облачения раллийного гонщика. По рукавам бежали бело-оранжевые полосы, а вся поверхность была покрыта множеством нашивок с закосами под различные бренды. Спину украшал огромный вышитый орел, в котором определенно угадывался намек на «Харлей-Дэвидсон». Вот только исполнен он был в других цветах и с полнейшей абракадаброй вместо знакомых букв. Так что смысла и реального соответствия в этих надписях было не больше, чем в надежде на то, что Мезенцев придет вовремя.

При мыслях о доме и родных стало не по себе. Сердце болезненно сжалось, и я невольно тяжело вздохнул, обратив внимание на треклятый медальон, который покоился у меня на груди. Я уже более-менее научился не обращать на него внимания, но стоило только почувствовать тяжесть на душе, как он тут же начинал испускать еле уловимые вибрации. Это было сложно объяснить, но все мы буквально физически ощущали направление, в котором надо двигаться. Словно кто-то неведомый положил ладонь на грудь и ненастойчиво, но в то же время достаточно уверенно нажимал на нее, вынуждая развернуться в нужную сторону. Медальоны, подобно неведомому магниту, тянулись к дверям или вратам, или порталам… В общем, к этим дыркам в ткани пространства, которые Вовка сначала назвал просто словом проход. И, учитывая всю жопность нашего положения, эти проходы вполне можно было считать задними.

Под подошвами дешевых китайских кроссовок зашуршала грязная щебенка. Очередной порыв холодного ветра умудрился забраться даже под синтетическую кофту на молнии и штанины джинсов. Я невольно втянул голову в плечи, поправил засаленный воротник и прибавил шагу.

Похоже, осень две тысячи первого года в этой версии Челябинска была точно такой же, разве что намного холодней. Насколько мы смогли понять, в мире происходили те же события. Жили те же люди. Вот только вместо наших домов торчали огромные каменные глыбы, словно нас никогда тут и не было вовсе. Может быть, это была какая-то подсказка, только хрен пойми на что. И от кого. И что вообще она могла значить?

Впрочем, несмотря на общую странность всего произошедшего, гараж Мезенцева существовал и здесь. И даже ключ, который болтался в кармане куртки, с легкостью открыл замок. Вот только вместо оранжевого четыреста двенадцатого «Москвича» его деда нас встретил весьма странный УАЗ-буханка. Хотя странным был только его цвет, несвойственный подобным автомобилям. Во всяком случае мне такие никогда не попадались.

Это был такой же яркий, буквально пылающий оттенок оранжевого, что смотрелось весьма странно и непривычно. Мезенцев всегда говорил, что цвет по ПТС называется «бизон». Но так это или нет, мы с Вовкой не знали, так что верили Игорю на слово.

А еще он всегда назвал дедов «Москвич» «оранжевым Боливаром». Поэтому, когда вместо ожидаемой машины перед нами предстала яркая буханка, у меня невольно вырвалось, что этот Боливар точно вынесет двоих. И даже больше. Но Игорь никак шутку не оценил, так как не читал О. Генри вообще и «Дороги, которые мы выбираем» в частности.

Я миновал длинный ряд пронумерованных ворот из листового железа и свернул на нужную развилку. Выкаченный на улицу Боливар выделялся на фоне осенних темно-синих сумерек и падающих крупинок снега. Яркая краска напоминала отблески догорающего заката, всё еще дающего бой надвигающейся тьме, но уже обреченного на поражение. От подобных мыслей становилось только хуже. Но по мере приближения до меня всё отчетливее доносились знакомые задорные ритмы группы «Оффспринг», способные хоть ненадолго отпугнуть надвигающееся уныние.

Когда я поравнялся с приоткрытой дверью, сквозь которую пробивался желтоватый электрический свет, как раз раздались характерные вопли исполнителей, открывающие песню «Селф истим» или саморазвитие в переводе на русский.

«Пожалуй, лучший альбом… — подумал я, горько ухмыльнувшись. — „Американа“ тоже ничего, но какая-то более прилизанная, что ли…»

Подобные мысли отвлекали меня от тяжёлых раздумий, позволяя мозгу зацепиться за знакомые образы и всплывающие эмоции. Кто бы что ни говорил, а «Оффспринг» мог задать задорный тон и мотивацию двигаться вперед.

Вторя безумным крикам, в дело вступил Вовка Вишняков или попросту Бабах, сотрясая бетонные стены хрипловатым воплем:

— Ля-ля, алкашня, ля-ля-ля!

Я приоткрыл дверь и поспешил как можно быстрее протиснуться внутрь, чтобы не выпускать драгоценное тепло.

Гараж был точно таким же, как и в нашем мире. В нос тут же ударил характерный запах затхлости и машинного масла. Грубые бетонные стены, выкрашенные зеленоватой краской, и большой стеллаж, занимающий всё противоположное от входа пространство. Собран он был из разномастных досок и доверху заставлен коробками с автомобильными деталями и ненужным барахлом, принесенным из дома. По углам бережно складировались покрышки с почти стершимся узором протектора, и стояли жестяные канистры. Бетонный пол, покрытый застарелыми масляными пятнами, сейчас был бережно застелен обрывком грязного полиэтилена, в центр которого Вишняков стаскивал всё самое ценное.

В гараже было просторно. Но стоило открыть ворота и загнать Боливар, как нам останется лишь узкое пространство между стенами и корпусом машины, которого не хватит даже на то, чтобы полностью открыть дверцы. Тусклая лампа над входом была не в силах осветить бетонную коробку. Зато с этой целью прекрасно справлялся смотровой светильник на длинном проводе, который мы приспособили под потолком, зацепив за торчащую арматуру.

— Ну и что, где там Мезенцев? — тут же поинтересовался Бабах, бросив на меня быстрый взгляд.

— Да если бы я знал.

— Ептить, это же Игорь! — отмахнулся он. — Придет, никуда не денется.

«Может, предложить ему по-быстрому заточить хотя бы одну консерву? — подумал я, хотя прекрасно знал, что мы договорились потерпеть. — Понимаю, что нельзя, но уж очень хочется…»

Вовка был почти моего роста и при этом практически такого же худосочного телосложения. Короткостриженый, с выпирающими скулами и щеками, изрытыми множеством оспин, он имел весьма угрожающий вид. Особенно когда начинал умышленно изображать из себя заправского гопника, размахивая руками и неся всякую ерунду с характерной интонацией. Причем получалось у него это весьма убедительно. Иногда даже так, что редкие прохожие предпочитали обойти стороной. Дополняли его образ две начинающиеся залысины, особенно выделяющиеся при такой стрижке.

При этом Володька был, пожалуй, самым добрым человеком из всех, которых мне доводилось встречать. Помнится, когда у меня появилась приставка «Сега», и Вовка зашел в гости, он был так искренне рад, словно это ему купили, а не мне. А сколько часов мы потом провели за игрой «Джунгл страйк», даже и не вспомнить.

Помимо всего прочего, Вован обладал своей особенной пластикой тела, словно большинство суставов были шарнирными и с легкостью крутились в разные стороны. Конечно, это было не так, но у стороннего наблюдателя могло сложиться такое впечатление. Особенно, когда он играл в футбол или отплясывал на дворовых посиделках. Про него даже Мезенцев как-то сказал: «Сейчас Вован свои шарниры включит и всё тут разнесет».

Одет он был в замызганные синеватые джинсы и зеленую футболку. На ногах болтались пыльные кроссовки. Снятая темная кофта с длинным рукавом лежала рядом на одной из канистр. Видимо, он ее снял, чтобы лишний раз не испачкать.

Вишняков был занят делом и с хозяйственным выражением лица старательно складывал в картонную коробку наш скромный продовольственный запас.

— Само собой придет, — согласно кивнул я. — Но было бы неплохо уже появиться здесь. Сколько времени?

Вишняков посмотрел на часы.

— О, уже час двадцать как… — протянул он, многозначительно покачав головой.

— Блин, Бабах! Что значит это твое «час двадцать как»?

— А то и значит. Уже час двадцать как мы должны были выехать.

Я невольно улыбнулся. Вообще, Вишняков был мастером формулировать свои мысли таким образом, что мало кто мог догадаться, о чём именно идет речь.

— Ну Гарик! Вот, как всегда, честное слово, — недовольно пробурчал я, убавляя громкость магнитофона, чтобы не перекрикивать «Оффспринг». — Договорились же в девять выезжать! А уже двадцать минут одиннадцатого. Где его черти носят?

— Тохан, ты что, Мезенцева не знаешь?

— Знаю, конечно. Но мы же тут не у себя дома… Он тебе точно не говорил, что собирается с деньгами делать?

Володя отрицательно помотал головой и стал деловито оглядывать собранные полиэтиленовые пакеты и несколько коробок.

Он был на два года моложе меня и на год Игоря. Но, несмотря на нас, второкурсников, уже четвертый год как учился в шараге, так как не остался на десятый и одиннадцатый класс.

Денег у нас с собой, разумеется, не оказалось. Ведь мы потратили все скудные сбережения на первый в истории нашей дружной компании День панка. А здесь мы были на хрен никому не нужны. К счастью, местные магазины в большинстве своем, были точно такими же и находились на своих местах. Так что нам с Вовкой удалось немного подзаработать, подрядившись грузчиками. В это же время Игорь успешно толкнул на авторынке «Искра» немного гаражного барахла и что-то особо ценное из запчастей. Так что небольшой запас провизии и необходимых мелочей нам всё же удалось собрать. Но даже по самым оптимистичным оценкам этого было явно недостаточно. Я, пытаясь хоть как-то осмыслить всё произошедшее, постарался собрать небольшую аптечку. А Бабах отвечал за продовольственную корзину.

По большей части он приобрел продукты, имеющие длительный срок хранения и небольшую стоимость. Макароны, гречка, рис, лапша быстрого приготовления, которую достаточно было заварить кипятком. Сахар, соль, самый дешевый чай в желтой пачке со слоном. Всего пара банок тушенки, четыре рыбных консервы и шесть булок хлеба. Особое внимание Вовка уделил сушеной морковке и нескольким пакетикам самой простой приправы, купленной им на сдачу, со словами: «Да я с этим вам такой плов забабахаю, что пальчики пообкусаете!». Я с последней частью утверждения готов был согласиться, невольно подумав о том, что будет происходить после того, как мы приговорим все наши запасы.

Мешок морковки, неизвестно почему хранившийся в гараже, был обнаружен нами в первый же день. Надо было отдать должное тому, с каким усердием Вовка смог почистить ее огромным ножом, найденным в ящике с инструментами, а потом еще умудриться нарезать ее тоненькой соломкой и разложить на листах фанеры. Будь в гараже работающие батареи, возможно, она бы даже успела немного подсохнуть, превратившись в некий аналог чипсов. Но этого не произошло, и Вован просто расфасовал немного заветрившуюся соломку по полиэтиленовым пакетам, приобщив к общим запасам.

Аптечка вышла еще более скудной, так как я понятия не имел, что действительно стоит брать, и отталкивался исключительно от собственного, весьма скромного жизненного опыта. Несколько матрасов активированного угля и ампициллина в таблетках. Аспирин, парацетамол, бинты, зеленка, пачка ваты и моток медицинского лейкопластыря — вот и всё, на что хватило выделенной мне суммы. На остатки еще удалось прикупить бутылку «Белизны», которую можно было разбавить водой и использовать для дезинфекции.

Впрочем, Игорь и Вовка оказались вполне согласны с моим выбором, хотя никто из нас не являлся каким-то заядлым походником или знатоком медицинских препаратов. Максимум, с чем каждому из нас доводилось сталкиваться в сознательном возрасте, так это высокой температурой при простуде и головной болью после неумелой пьянки. Благо к скудным запасам прибавилась автомобильная аптечка Боливара, в которой оказался жгут и прочие необходимые мелочи.

— Жгут обязательно должен быть! — многозначительно покачал головой Володя, выставив вверх указательный палец.

На вопрос, имеет ли кто-нибудь из нас хоть малейшее представление о том, как его правильно применять, Вишняков отшутился, что жгут надо накладывать на шею, и дело в шляпе. Сразу стало понятно, что уроки ОБЖ в нашей сто тридцать пятой школе Калининского района оказались полнейшим фуфелом. Правда Гарик тут же выдал краткую лекцию о венозном и артериальном кровотечениях, в общих чертах обрисовав, что с этим делать. В отличие от нас, олухов, он учился в ЮРГУ. А там была военная кафедра.

Я невольно задержал взгляд на банках тушенки. Одного вида этикетки голодному студенту было достаточно для того, чтобы во рту появилось почти реальное ощущение характерного вкуса. Казалось, даже ноздри улавливают знакомый аромат. Тут же захотелось заварить пару бич-пакетов, открыть банку и жадно всё это сожрать.

От подобных мыслей началось активное слюноотделение. Пустой желудок невольно заурчал. Но студенту не привыкать к чувству легкого голода. К тому же меня начинала преследовать навязчивая нервозность на фоне предстоящего перехода и долгого отсутствия Мезенцева.

Еще раз осмотрев небольшие запасы, я невольно подумал о том, что нашел бы куда потратить деньги, которые он выручил с продажи запчастей. Но у Гарика были какие-то другие планы, в которые он нас так и не посвятил. А если Мезенцев что-то решил, то его один чёрт было не переубедить.

— Я вот, знаешь, чего думаю? — спросил Бабах.

Я отрицательно помотал головой.

— Жаль, что у Гарика в гараже не завалялось термоса хорошего. Кипятка бы взять. Так-то с водой проблем нет, но если горяченького захочется…

— Это мы пока думаем, что нет, — хмыкнул я. — Чёрт его знает, где окажемся.

— Да вода везде есть, — махнул рукой Вовка. — Мы же на Урале. А Челябинская область вообще край озёр. Наберем где-нибудь. Прокипятим. Спички есть. Я досок всяких под сиденья напихал. Растопка тоже имеется. Да и электрочайник алюминиевый, советский еще, тоже закинул. Раритет!

— Меня радует твой оптимизм.

— А что не так?

— С чего ты взял, что мы в области окажемся? Ты вообще знаешь, как это работает?

— Нет. Но сейчас же в Челябинске оказались. Пусть и в другом.

— Да лишь бы не в какую-нибудь пустыню выскочить, — мрачно проворчал я.

— Ты мыслишь негативно, — буркнул Вишняков. — Давай лучше всё это загрузим. Глядишь, там и Гарик подтянется. У него просто чуйка, что его часть работы осталась. Вот закончим, и он придет.

— Это да, — согласно кивнул я.

Большую часть необходимого мы с Вовкой загрузили в Боливар еще до того, как я пошел посмотреть, не торопится ли к нам Мезенцев, а заодно немного проветриться и передохнуть.

Если честно, я был уверен, что нам чертовски повезло обнаружить в гараже именно УАЗ-буханку. Во-первых, в ней можно было спать, набросав на пол множество сплющенных картонных коробок, зимние куртки и осенние плащи, найденные тут же в гараже. А старая серая офицерская шинель, вообще, оказалась отличным покрывалом. Во-вторых, в гараже было несколько железных канистр, заполненных бензином.

В нашей семье машины никогда не было. Дед в свое время, еще до перестройки, стоял в очереди на «Жигули», но ничего из этого не вышло. Так что в автомобилях я практически ничего не смыслил. И Вовка тоже. Так что в этом вопросе мы всецело доверились Мезенцеву, который заверил, что мы располагаем приличным запасом топлива.

В-третьих, окажись здесь оригинальный четыреста двенадцатый «Москвич», я вообще не был уверен в том, что мы бы смогли это упихать. Так что УАЗ-буханка виделся всем отличным вариантом для того, чтобы выбраться из этого мира. А в том, что из него надо выбираться, ни у кого сомнений не возникало. Ведь у нас не было с собой даже документов. И, несмотря на наличие здесь Игоревского гаража, мы не встретили ни одного знакомого. И нас никто не узнавал. Даже продавцы в магазинах. Мы были чужие в этом Челябинске и абсолютно не знали, как вернуться домой.

Еще мне всё время казалось, что в любой момент сюда могут заявиться настоящие хозяева гаража. И чёрт его знает, кто это мог быть. Может быть сам Мезенцев, а может вообще кто-то другой. И мы не имели ни малейшего представления, как себя вести в подобной ситуации.

Несмотря на веселые разговоры и максимально показушное старание делать вид, что всё происходящее нисколечко нас не смущает, мы были тремя потерявшимися молодыми людьми, до ужаса напуганными и не знающими что делать. Вляпайся я в одиночку в эту историю, скорее всего, давно бы взвыл от страха и побежал…

А куда бы побежал?

В милицию?

А что там сказать? Что я случайно попал в этот мир, максимально похожий на родной, но в котором даже нет моей квартиры? И без документов? Думаю, меня бы сразу увезли в дурку на Кузнецова. Так что такой вариант был совсем не вариант.

Тем временем Володя взял со стеллажа старый ящик от письменного стола с растрескавшейся полированной доской на внешней стороне. Это была настоящая находка, позволяющая нам хоть как-то бороться с накатывающим отчаяньем. Весь ящик был заполнен аккуратными рядами аудиокассет различных рок-исполнителей. В основном это были западные группы: «Айрон Мейден», «Нирвана», «Ганз энд Роузес», «Металлика» и много еще чего. Даже «Оффспринг», который всё еще продолжал играть в кассетнике, был извлечен из этой же подборки. Так что, несмотря на общее совпадение расположения гаража, различий в нём было всё же предостаточно. И касалось это не только внешнего вида и модели Боливара.

Дело в том, что у Гарика, в отличие от нас, нищебродов, был персональный компьютер. И, хоть он и действительно слушал такую же музыку, гонял ее исключительно на компакт-дисках. Именно благодаря ему я и увлекся тяжёлым роком. Произошло это, когда я впервые в жизни послушал альбом «Зе икс фактор» группы «Айрон мейден». Не знаю почему, но что-то внутри щелкнуло, и я буквально влюбился в подобный жанр. И электрогитару.

«Фортуна войны» — песня, с которой всё началось. Мне так захотелось самому сыграть что-то подобное, что я даже начал осваивать шестиструнку, записавшись в соответствующий кружок в нашем ДК на Российской. Учиться, правда, пришлось на акустике, что, конечно, было весьма далеко от того, что я хотел. Но всё же общее понимание инструмента удалось получить. А на электруху я начал понемногу откладывать. Там, дома, в верхнем ящике стола заныканная между институтскими тетрадями лежала заветная открытка, в которую складывались купюры…

— Тоже с собой берем? — быстро выпалил я, чтобы вновь не погрузиться в депрессивные мысли о родном доме.

— Ну да, надо же что-то в дороге слушать. И магнитофон.

— А Гарик с Боливаровской розеткой разобрался? Она работает?

— Работает, — улыбнулся Вовка. — Как иначе чайник-то кипятить?

— Чайник понятно. Зачем тебе термос тогда?

— Чтоб лишний раз бортовую сеть уазика не напрягать, — рассудительно заключил Владимир.

— Блин, Бабах, а дрова и растопка?

— Чтоб греться, еду готовить и воду кипятить.

Володя посмотрел на меня с таким выражением, будто я тупой. Я не сдержал доброго смешка. Бороться с Вовкиной логикой было попросту бесполезно.

— Ну, хорошо, — я продолжал улыбаться, всё же решив сокрушить незыблемость его доводов, — так там же магнитола есть! Зачем магнитофон?

— Жалко его здесь бросать. Смотри, какой он красивый. Красненький…

Бабах хитро улыбнулся.

Я не понял, почему цвет должен иметь определяющее значение. Видимо, опять сработали какие-то странные ассоциации. Может быть, потому что магнитофон был точно такой же, как и у меня? В том, родном мире? Однокассетный «Сони» с возможностью слушать радио и записывать звук через встроенный микрофон. Отличался только цвет. Мой был черным.

— Это же воровство. Он же не наш.

— Боливар тоже не наш, — хмыкнул Бабах, двигаясь ко мне с коробкой в руках. — Тохан, дверь открой…

— Куртку накинь, холодно там, — ответил я, выполняя просьбу.

— Да я быстро…

С этими словами он выскользнул в приоткрытую дверь. Поток холодного воздуха тут же ворвался в затхлый гараж, принеся запах морозной осени. Я поправил воротник кофты и посмотрел на Володькину куртку, висящую на вешалке. Простая черная кожанка, которые продавались на рынке в большом количестве, и ничего общего с настоящим материалом, конечно же, не имели. Поверх куртки тускло поблескивал медальон. Я невольно сделал шаг вперед и задумчиво на него уставился, словно видел в первый раз.

— Что же ты за дрянь такая? — тихо протянул я, после того как на улице хлопнула дверца Боливара.

Медальон представлял собой плоскую металлическую пластину ромбообразной формы размером не больше спичечного коробка. На поверхности была изображена ползущая змея. И чего ради нам, пьяным придуркам, они тогда показались настолько классными, что надо было их обязательно нацепить? Может быть, подкупил сам цвет и фактура металла?

Я так до сих пор и не понял почему, но мне казалось, что они сделаны из серебра, только какого-то странного, коричневатого с зеленоватым отливом. Из этого же материала были выполнены и цепочки с причудливым плетением колец в два ряда, благодаря которым они буквально прилипали к телу и не скользили в разные стороны.

А может, виной всему изображение причудливой змеи?

На Вовкином медальоне у нее была голова льва. Вернее, изображение было весьма схематическим, но царь зверей угадывался вполне отчетливо. Вот грива и уши… На моём тоже была странная змеюка с головой совы. Хотя, возможно, и не совы, но точно какой-то птицы с большими глазами. Только у Гарика была змея как змея. Вернее, кобра с раздутым капюшоном. Если бы не гадкая функция этих побрякушек, их вполне можно было назвать стильными и даже красивыми. Но сейчас они не вызывали ничего, кроме раздражения и болезненного сожаления о том дне.

Рядом с вешалкой было закреплено старое, не пойми чем забрызганное советское зеркало. Я сделал шаг поближе и вгляделся в отражение. Оттуда на меня смотрел молодой парень с островатыми чертами лица, тонкими губами, прямым носом и прищуренными глазами. Несмотря на двадцать лет отроду, лоб уже перечеркивало несколько глубоких мимических морщин. А ведь говорила мама в детстве: «Не корчи рожи». Под глазами синяки. То ли от холода, то ли от голода. То ли от того, что было страшно и хотелось домой. И хоть мы из последних сил старались друг перед другом казаться бодрыми и радостными, я был уверен, что в глубине души каждый испытывал нечто подобное. Подстригался последний раз я полтора месяца назад. Из-под замызганной бейсболки, которую носил козырьком назад, торчали засаленные прядки отрастающих волос.

«Бейсболка, — подумал я. — Снег пошел, а у меня бейсболка. Гений, сука…»

— Прохладно, — согласился Бабах, возвращаясь в гараж.

— А ты чего его не носишь? — кивнул я на медальон.

— Надоел, — отмахнулся он. — Шерудит всё время, отвлекает. И без него знаю, в какую сторону идти.

— Ты пешком собрался?

— Ну, ехать. Какая разница?

— Блин, Бабах, принципиальная! — я невольно улыбнулся.

— Слушай, Тохан, а помнишь, мы тогда в сад ездили и салат делали на кухне?

— Тогда — это когда? Можно конкретнее временной диапазон обозначить?

— Прошлой весной.

— Когда еще всю ночь спиной к спине жались, чтобы не замерзнуть под двумя тонкими покрывалами?

— Ага.

— Да, помню.

— Как сорт сыра назывался?

— Пармезан.

— Точно! — Вовка радостно кивнул, взявшись за ящик с музыкой.

— А тебе зачем?

— Да вспомнилось что-то. Вкусный салат тогда получился…

Вишняков грустно вздохнул, умело замаскировав этот звук за встряхиванием ящика и характерным пощелкиванием аудиокассет друг о друга.

Я сделал вид, что не заметил, хотя прекрасно его понимал. Наверняка он тоже думал примерно о том же, о чём и я. Возможно, также проклинал наше пьяное веселье на краю той разрытой дорожной ямы.

«Эх, Вовка, — подумал я, словно желая извиниться перед ним или перед самим собой, — кто же знал, что всё так случится. Но ведь это же просто в голове не укладывалось. Так ведь не бывает и быть не могло! Впрочем, уже бывает. Уже случилось…»

— Пармезан-пармезан, — начал повторять Володька с улыбкой на губах и гнусавым французским акцентом. — Пармезан-пармезан.

— Хорош, есть хочется.

— А ты скушай пармезан, пармезан.

— Тебе слово понравилось?

— Да! Оно такое пармезанистое!

— Понятно, — буркнул я. — Ладно, давай машину грузить. И ты это, оденься на всякий случай. Не нравится мне, что Гарика долго нет. Предчувствие какое-то дурное…

— Хорошо.

Володя вытащил на улицу ящик с кассетами. Я подхватил оставшиеся пакеты и последовал за ним.

— Бросай в салон к задним дверям, — деловито распорядился Бабах. — Там увидишь пустой ящик пластиковый — это для морковки.

— Ты весь мешок покрошил? — я поинтересовался, забираясь в открытую боковую дверь.

— Конечно. Чего добру пропадать? Жаль, что у Мезенцева картошечки в гараже не оказалось.

— Да, картоха бы пригодилась, — я согласился, практически ощупью продвигаясь по салону.

— Вот и я про то же. Считай, ее и пожарить можно, и сварить. И пюреху сделать. Приправу любую добавляй, и вкусно будет…

Володя вернулся в гараж, продолжая перечислять всевозможные кулинарные изыски, которые только мог себе представить. Должно быть, весь этот поток сознания не был адресован конкретно мне. Скорее всего, таким образом он просто бежал от собственных грустных мыслей и волнения, которое становилось всё сильнее и сильнее.

Тусклый вечерний свет проникал сквозь боковые стёкла машины. Его хватало лишь на то, чтобы чуть-чуть наметить очертания предметов, но этого оказалось вполне достаточно. За эти несколько дней и ночей Боливар успел стать нам своеобразным домом.

Сразу у двери находилось пассажирское кресло, установленное спинкой к спинке водительского. Рядом с ним имелся небольшой откидной столик, на манер того, что устанавливают в железнодорожных вагонах. Только вполовину меньше. Рядом располагалось еще одиночное пассажирское место. Вдоль противоположного борта, как раз того самого с дверцей, тянулась длинная полка, на которой можно было более-менее комфортно устроиться на ночь. Ноги, правда, всё равно приходилось подгибать, особенно учитывая наш с Вовкой рост. А вот Мезенцев мог вытянуться без особых проблем.

За спинкой одиночного сидения начиналось условное багажное отделение, уже занятое железными канистрами с бензином, пластиковыми — с водой, и знакомой коробкой с припасами. Здесь же разместилось моторное масло и ящик с инструментами. Судя по темнеющим очертаниям каких-то свертков в углу, Володька даже предусмотрительно свернул все эти страшные зимние куртки и шинель, которые мы использовали как одеяла. К запаху старой, затхлой одежды мы привыкли достаточно быстро, всё равно других вариантов не было.

Я добрался до задних дверей и обнаружил там еле различимые очертания пластикового ящика для овощей, который Бабах прихватизировал, когда мы подрабатывали грузчиками. Недолго думая, я положил в него пакеты с морковкой и выбрался наружу, глухо топая ногами по полу буханки.

«Оффспринг» замолк. В гараже погас свет. Скрипнули массивные петли, и Вовка выбрался на улицу, пряча медальон под воротник кофты. В свободной руке он нес магнитофон с проводом, обмотанным вокруг корпуса, и зеленоватый шерстяной сверток.

— Дедушкин шарфик? — уточнил я.

— Это кашне. Конечно, куда я без него, — Бабах поставил магнитофон под столик. — Ты зря, Тохан, кашне не носишь, очень полезная штука.

Володя принялся аккуратно расправлять шарф. При этом у него было такое сосредоточенное выражение лица, словно он был миллионером, примеряющим дорогой костюм в каком-нибудь роскошном салоне.

— Так у меня же вот… — я поддернул засаленный воротник кофты. — Специально такую выбирал, чтоб шею грело, и шарфик не нужен был.

— Это кашне, — настойчиво протянул Владимир.

— Шарфик, кашне — какая разница?

— Шарфик — это шарфик. А кашне уже не каждый себе позволить может! — многозначительно заключил Бабах, заправляя края под куртку. — Я вот тут, знаешь, чего подумал?

— Нет.

— Может, это машина газовиков? — Вовка взглядом указал на Боливар.

— С чего ты взял?

— Ну, расцветка яркая. Оранжевая. Газовики же всё в яркий цвет красят.

— У них желто-красный, если я ничего не путаю.

— Где желтый, там и оранжевый.

— Да нет, не похоже. Будь это машина газовиков, на ней бы полосы были. Надпись: «Служба газа». Телефон указан. Да и внутри какое-нибудь специализированное барахло валялось. К тому же у Гарика батя на лакокраске работает, при чём тут газовики?

— Это он там, у нас, на лакокраске работает… — уточнил Бабах. — А здесь чёрт его знает. Просто странная какая-то буханка. Пустая чистая. Почти новая. Словно стояла тут и только нас дожидалась.

Я посмотрел на Вовку. Его взгляд стал очень задумчивым. Похоже, ему в голову приходили те же мысли, что и мне.

— Ключи у тебя? — быстро спросил я, чтобы не дать шансов тоскливому унынию завладеть собой.

— Ага.

— Давай, я пока заведу. Потренируюсь лишний раз, пока Гарика ждем.

— Хорошо, — Вовка протянул одинокий ключ зажигания, болтающийся на пустом колечке. — Держи.

Я взял и, обойдя Боливар, забрался на место водителя.

Из нас троих машина была только у Игоря. Десятка сливочного цвета. Купил он ее относительно недавно и иногда давал нам сделать пару кругов по Лебединского и Кудрявцева, только без выезда на проспект Победы, где могли стоять гаишники. Так что водить я немного умел, и Вовка тоже, хотя прав у нас не было. А вот на первое сожжённое Гариковское сцепление нам с Бабахом скидываться всё-таки пришлось и замену производить самостоятельно под чутким руководством Мезенцева. Причем делали мы это в этом же самом гараже, только в нашем родном Челябинске, а не в этом двойнике… Или отражении… Или хрен его знает, чем являлся этот город.

Я захлопнул дверцу и быстро нащупал отверстие для ключа зажигания в рулевой колонке. Стоило повернуть его на пол-оборота, как приборная доска тут же озарилась тусклым светом. За спиной послышалась Вовкина возня и звук закрываемой дверцы.

Я включил лампу над головой и, как учил Гарик, выдавил сцепление. После чего со знающим видом подергал рычаг переключения передач, дабы убедиться в том, что он стоит в нейтральном положении. Выполнив необходимый ритуал, я завел мотор. Боливар тут же радостно заурчал, видимо, предвкушая грядущее путешествие.

«Что ж, — я мысленно обратился к машине, — должно быть, для тебя это в радость. Всяко лучше, чем в гараже стоять…»

— О, Тохан, ты же «Айрон Мейден» любишь? — поинтересовался Бабах, судя по звуку, роясь в ящике с музыкой.

— Да. Но так, выборочно.

— Такой слушал?

Меня по плечу хлопнула кассета. На обложке был изображен Эдди, стоящий на улице какого-то города будущего. В руке он сжимал бластер, а на переднем плане красовалась скрюченная рука с механическими элементами. Над вершинами небоскребов светила полная луна, и тут же было расположено название альбома.

— Где-то во времени, — прочитал я вслух. — Целиком никогда не слушал. Мне ранний «Мейден» не очень.

— Давай включай, ознакомимся.

— Хорошо.

Я извлек кассету из кейса и вернул его Бабаху. Магнитола была расположена под левой рукой, рядом с разъемом ключа зажигания. Причем прикручена она оказалась весьма кустарным способом — при помощи водопроводных хомутов и проволоки. Выходящий пучок проводков был кем-то бережно обмотан синей изолентой и скрывался под приборной доской.

Кассета оказалась перемотана на самое начало, и спустя несколько секунд тишины из динамиков грянули первые квинтовые аккорды, сопровождаемые мелодическим вступлением. Я немного послушал и решил, что с очень большой долей вероятности сейчас вступит бас-гитара с традиционным галопом. Так и произошло.

— Ладно, — одобрил я. — Давай-ка вокруг гаражей прокатимся, чтобы к педалям привыкнуть. Чёрт его знает, кому из нас и сколько придется Боливаром управлять.

— Ага, — Володька, встав коленями на пассажирские сидения, засунул голову в водительское пространство. — Жми, не робей!

Я хмыкнул и врубил передачу. Боливар радостно заурчал, когда я прибавил газу, и послушно покатил вперед, освещая грязную дорогу между гаражами. Под колесами захрустела мерзлая щебенка. Этот характерный звук пробивался даже сквозь задорный ритм «Мейденов».

Снегопад усиливался. Белых крупинок стало намного больше. Они врывались в световое пятно фар, подобно рою безумных насекомых-самоубийц, со всей дури бьющихся о землю.

Брюс Дикинсон начал петь. Я не особо вслушивался в текст, решив лишний раз поупражняться в плавности переключения передач. Впрочем, на самом деле всё внимание было сосредоточенно на медальоне. Его невидимая ладонь настойчиво давила на грудь, словно вынуждая вывернуть из гаражей на Меридиан и помчаться в сторону Ленинского района, сквозь грязные пустыри и заброшенные стройки каких-то боксов. Это было неудивительно, и мы прекрасно знали почему.

Пока я двигался в нужном направлении, давление было практически неощутимым. Но стоило свернуть на другой ряд, идущий параллельно нашему, и начать двигаться в обратную сторону, как медальон тут же напомнил о себе. Это было очень тонкое, но весьма навязчивое ощущение, будто тихий голос шептал в голове: «Нет, нет, не туда… Тебе совсем в другую сторону». И, для большей убедительности, плавно придавливал грудину невидимой ладонью.

— Ты медальон надел?

— Конечно. Без него же не сработает ничего.

— Тебе не кажется, что он какой-то более беспокойный стал?

— Ага, — буркнул Вовка с таким выражением лица, словно это была совсем обыденная вещь. — Я поэтому его и снял.

— Если честно, мне это не нравится…

— Ты уже говорил. Я что могу поделать?

— Ничего… — вынужден был признать я.

Миновав параллельный ряд, мы вывернули на тот, с которого начинали. Свет фар тут же вырвал из сентябрьской тьмы Мезенцева, бегущего к нам со всех ног. У меня вырвался невольный мат, а сердце в одну секунду заколотилось намного быстрее, подобно двигателю Боливара, набирающего обороты. Тело пробрал нервный озноб, и я в одну секунду понял, что мои дурные ожидания не были напрасными.

Мезенцев бежал что было сил, поднимая множество грязных брызг из мелких луж. Распахнутая черная куртка трепыхалась в разные стороны, подобно крыльям летучей мыши. За спиной болтался фирменный кожаный рюкзачок, из которого торчала какая-то деревяшка, похожая на садовую лопатку, прикрытая почти слетевшим полиэтиленовым пакетиком. В желтоватых отблесках фар ближнего света были видны огромные выпученные глаза и раскрасневшиеся щёки. Судя по всему, бежал он уже очень долго.

— Гарик! — воскликнул Бабах.

— Сука, похоже, какое-то дерьмо случилось!

Я инстинктивно поддал газу, направляя Боливар навстречу другу. Мезенцев, быстро сообразив с какой стороны пассажирская дверь, изменил направление движения так, чтобы удобней было заскочить в машину.

— А что там могло случиться? — пробурчал Вишняков так, словно я знал ответ.

— Тохан, не глуши мотор! — заорал Мезенцев, когда я начал притормаживать.

В следующую секунду в пассажирскую дверь справа от меня словно врезался разъярённый кабан. Похоже, даже машину немного качнуло. Щелкнул замок, и на сидение запрыгнул пыхтящий Игорь. Меня буквально обдало волной жара и исходящим от него резким запахом пропеченной одежды.

— Всё собрали?! — выпалил он, бросая рюкзачок себе под ноги.

— Ага. Гарик, ты скажи, что про… — начал было Вовка, но Игорь перебил его.

— Палыч, гони! Гони-гони! — воскликнул он, стуча кулаком по кожуху моторного отделения.

— Ты чего, Гарик? Из меня водитель-то…

— Жми на газ, мать твою! Линяем, быстро!

Игорь вонзил в меня абсолютно бешеный взгляд. Фирменная кепка «Кангол», в которой он чем-то был похож на Клауса Майне из «Скорпионс», съехала набок. Торчащие из-под нее светло-русые отрастающие волосы слиплись от пота. Мелкие капельки также поблескивали на лице и висках. Дыхание было тяжёлым и прерывистым. Всё это говорило только об одном — Гарик вляпался в неприятности, и нам действительно лучше уносить ноги.

Я нажал на газ, и уазик, буквально захлебываясь собственным рычанием, пополз вперед.

— Передачу меняй! — крикнул Игорь и тут же закашлялся. — Быстрее!

Я дернул рычаг, от волнения не попав в нужную ступень. Коробка издала противный хруст, и Володя любезно обложил мои навыки управления транспортным средством матерными эпитетами. Я понятия не имел, что происходит. Вид взъерошенного Мезенцева абсолютно выбивал из колеи.

— Может, ты за руль сядешь?! — я нервно поинтересовался, справившись с передачей.

— Некогда! — прохрипел Игорь, бросив на Бабаха быстрый взгляд. — Медальон с тобой?!

— Да!

По ряду гаражных ворот впереди поползли блики фар приближающегося автомобиля.

— Сука! — взвизгнул Мезенцев. — Фары вырубай!

— Чего?! — не понял я.

— Тохан, не тупи… — Игорь перегнулся через кожух двигателя и щелкнул тумблером. — Вован, свет!

В отличие от меня, Бабах в стрессовой ситуации соображал гораздо лучше. Я не успел толком ничего понять, как он уже протянул руку к плафону и вырубил освещение внутри кабины. Фары погасли, и теперь в ночной темноте было хорошо видно, как быстро прибавляется интенсивность свечения неизвестной машины, так сильно напугавшей Гарика.

— Сворачивай, сворачивай, пока нас не спалили! — Гарик тыкал пальцем в сторону поворота на параллельный проезд.

Боливар хоть и разогнался намного быстрее, чем следовало для маневров среди гаражей, но всё же оказался весьма послушным зверем, беспрекословно повинуясь движениям рулевого колеса.

«Лишь бы только кто-нибудь навстречу не выскочил! — пронеслось в голове. — Задавлю ненароком!»

— Молорик, Палыч! — Гарик хлопнул меня по плечу, когда зад буханки скрылся за углом гаражей. — А теперь валим отсюда максимально быстро!

— Гарик, что происходит?! — выпалил Бабах, вцепившись в подголовники наших кресел.

— Дай угадаю, — добавил я, — это как-то связано с деньгами, которым ты нашел применение?!

— Непосредственно! — ухмыльнулся Игорь.

Мне было хорошо знакомо это выражение лица. Оно означало только одно — Мезенцев находился в боевом режиме. Природный механизм «бей или беги» у всех работал по-разному. Вовка, например, прекрасно включался в оба положения. Мог как бить, так и бежать, в зависимости от ситуации. У меня механизм срабатывал с большим отставанием. А вот в случае с Игорем всегда активировался исключительно первый вариант, который сопровождался как раз такой ухмылкой.

Тем временем Боливар, ревя двигателем, подлетел к въезду в гаражный кооператив. Стальной трос, преграждающий путь, был опущен и валялся на земле. Я немного притормозил и вывернул руль в нужную сторону. Тут же в зеркале заднего вида блеснули фары преследующей машины, повторяющей мой маршрут.

«Немудрено! — нервно подумал я. — Я от волнения так газую, что тут, наверно, в соседней девятиэтажке слышно! А уж тем более с параллельного проезда!»

— Гарик, они за нами едут! — воскликнул Бабах.

— Конечно, а вы что думали?! — отмахнулся Мезенцев. — Тохан, давай по газам и на Меридиан! Валим!

— Да я же толком не умею, дальше третьей не разгонялся… — я начал было оправдываться, но Гарик тут же легонько стукнул меня кулаком по плечу.

— Соберись! Значит, пришло время попробовать, поменяться всё равно не успеем! Давай жми!

Я нервно сглотнул и прибавил газу. Двигатель взревел, подобно раненому зверю, пока я втыкал следующую передачу, одновременно с этим вписывая буханку в поворот. Благо выезд на прилегающую дорогу был достаточно широким, и Боливар прекрасно справился с поставленной задачей.

Меня затрясло еще сильней. Внешний вид Мезенцева говорил о том, что дело пахнет керосином. К тому же мне предстояло управлять уазиком на большой скорости и при этом еще умудриться вырулить на скоростную дорогу. Мысли в голове окончательно перемешались, и я, чтобы не подвести друзей, сосредоточился на самой простой и понятной задаче — управлении автомобилем. Впрочем, из-за подскочившего адреналина и небольшого опыта вождения все манипуляции с педалями и рычагом переключения скоростей давались тяжело.

— Лишь бы не заглохнуть… — тихо процедил я сквозь зубы.

— Так это что, погоня?! — крикнул Бабах прямо у меня над ухом.

— Ага! — отозвался Мезенцев. — Как в кино!

— Стрелять не начнут?!

— Могут!

— В смысле?! — вскрикнул я, не отрывая глаз от стремительно приближающегося выезда на Меридиан.

— В прямом!

Гарик нагнулся и схватил свой рюкзачок.

Я хотел было посмотреть, что он пытается из него достать, но внимание приковала стремительно приближающаяся лента асфальтового полотна. Мозг судорожно вспоминал общие положения правил дорожного движения, чтобы первый же выезд с прилегающей дороги на главную не стал для нас последним. В задних стёклах буханки уже сверкали фары быстро догоняющего нас автомобиля.

Когда Боливар добрался до пересечения с Меридианом, я начал невольно притормаживать, увидев стремглав несущийся слева автомобиль.

— Нет, нет, Тохан! — крикнул Гарик, бросив быстрый взгляд сквозь боковое стекло с моей стороны. — Газу-газу!

— Я не успею!

— Успеешь, тут два раза можно успеть!

И, несмотря на то, что разумом я понимал, что у Гарика стаж вождения намного больше моего, и что его словам можно доверять, бессознательное всё же взяло верх, и я начал притормаживать.

— Не та педаль! — гаркнул Мезенцев, и в этот момент медальон словно ударил меня слабым разрядом электрического тока.

Это было похоже на то, как мог щелкнуть пьезоэлемент, вытащенный из газовой зажигалки.

Прежде чем я успел что-либо сообразить, нога вдавила педаль в пол, и Боливар, продолжая набирать скорость, вылетел на Меридиан. Руки сами вывернули руль, и буханка, визжа покрышками и накренившись на один борт, влетела в свою полосу. И только тут я понял, что выполнил это отчаянный маневр с протяжным матерным криком.

Мимо, ревя клаксоном, просвистела встречная легковушка, а я уже врубил следующую передачу.

«Что? Как? — пронеслось в мозгу. — Что это было сейчас?!»

— Тохан, Шумахер, чтоб тебя! — крикнул Бабах, который во время выполнения маневра, улетел к противоположному борту и сейчас снова занимал место на пассажирском сидении.

— Извини! — я только и успел крикнуть, словно завороженный, наблюдая за тем, как цепочка желтоватых огней начинает лететь навстречу всё быстрей и быстрей.

Мезенцев, которого так же вжало в дверцу, снова занырнул в рюкзак.

— Обгоняют! — рявкнул Вовка. — Вот суки!

Что мне нравилось в Бабахе, так это то, что у него всё всегда был максимально просто и понятно. Пока какая-то часть моего сознания пыталась найти ответ на вопрос, кто за нами гонится и зачем, он уже давно во всём разобрался. Гонятся за нами — значит суки. Они плохие, мы хорошие.

Боковым зрением я увидел нагоняющее нас темное пятно и невольно повернул голову. Рядом с нами, притираясь всё ближе и ближе, неслась черная иномарка. Боковые стёкла были опущены, и оттуда торчали перекошенные гневом рожи, неистово что-то кричащие. Слов, разумеется, было не разобрать, но артикулировали они очень хорошо. Насколько я понял, они призывали меня сбросить скорость, чтобы у них появилась возможность, как следует нас отделать. Такой вариант развития событий почему-то меня не устраивал, и я даже сам не заметил, как воткнул четвертую передачу. Стрелка спидометра поползла к отметке в девяносто километров в час, даже не думая останавливаться.

Может, по меркам скоростных погонь в представлении Мезенцева, это был так себе результат, но лично для меня время словно замедлило свой бег, превратившись в рев двигателя, дребезжание салона и стремительное мелькание снежинок, бьющихся о ветровое стекло. Так быстро я еще никогда не ездил.

— Так у них «Мазда»! — воскликнул Вован. — Кто это, Гарик? Скажи уже?

— Халиулинские! — бросил Мезенцев, продолжая рыться в рюкзачке.

— Чего?! — взвизгнул я, припоминая все истории про Челябинские бандитские разборки. — Гарик, ты дурак?! Ты чего ты им сделал?!

— Немного не доплатил и умыкнул кое-что по мелочи…

— Ой, дурак! — протянул я, даже не зная, как теперь быть.

— Без паники, скоро переход, просто дотяни дотуда, и всё!

— Это твой план?!

Мне очень хотелось посмотреть на Мезенцева, но я боялся лишний раз повернуть голову, чтобы не слететь с дороги, хоть Меридиан в этом месте был достаточно прямой и широкий.

— Тохан! Тохан, не давай им нас прижать!

Вовка стал настырно трясти меня за плечо, что абсолютно не способствовало адекватному восприятию окружающей действительности. Я покосился сквозь боковое стекло и увидел, как черная «Мазда» настырно жмется к Боливару, пытаясь вытеснить его на обочину. Я невольно повернул руль вправо, инстинктивно пытаясь избежать возможного столкновения, но тут в дело вступил Мезенцев.

— Тохан, ты чего! На хрен их!

С этими словами он оторвался от рюкзачка, и, перегнувшись через кожух моторного отделения, крутанул руль в сторону неприятеля. Боливар тут же агрессивно бросился на иномарку, вынудив водителя резко вильнуть в сторону.

— Вот так и держи, давай, немного осталось! Просто дотяни до перехода!

«Да чтоб тебя, Мезенцев, — только и успел подумать я. — Легко тебе говорить! Вот надо было додуматься у бандосов местных что-то умыкнуть! А если бы мы оказались без машины?! А если я сейчас с управлением не справлюсь? А если они…»

Что-то со звоном ударило в борт за моей спиной, и я готов был поклясться, что почувствовал, как какой-то маленький предмет чиркнул рядом с шеей и тут же пробил крышу над головой Мезенцева.

— … стрелять начнут, — договорил я вслух окончание своих мыслей.

Володя резко отшатнулся от борта со стороны преследующей нас «Мазды» и разразился потоком отборной матерной брани. Я на какое-то мгновение впал в полнейший ступор, абсолютно не веря в то, что это происходит на самом деле. Хотя после перехода в другой мир пора было развивать в себе способность быстрее включаться в ситуацию. Благо тут же в дело вступил Мезенцев.

— Ну всё, хана вам! — с этими словами он запрыгнул коленями на кресло, и перегнувшись через меня, вцепился в ручку стеклоподъемника, став крутить ее со скоростью заправского оператора мясорубки.

— Гарик, чтоб тебя, на руки давишь! — я только и успел крикнуть, пытаясь удержать Боливара на дороге.

— Гони в переход! — рыкнул он.

В глубине салона снова раздался характерный звон очередного попадания. У меня в голове никак не укладывалось, что по нам реально стреляют. Наверное, стоило испугаться за жизнь себя и друзей, но я и без этого уже был во власти стресса и адреналина.

Володька стал материться еще сильнее, призывая нас обоих сделать хоть что-нибудь. Мезенцев буквально повис на моих локтях, не давая толком повернуть руль и загораживая телом большую часть обзора.

Впрочем, впереди уже виднелся знакомый съезд с асфальта на грунтовую дорогу, словно скрывающуюся в темной пещере, образованной ветвями больших деревьев по обеим ее сторонам. Именно там, метров на пятьсот глубже, и находился столь необходимый сейчас задний проход в другой мир.

Я толком не успел ничего сообразить, как поток холодного воздуха ворвался в открытое окно. В следующую секунду Мезенцев высунул туда руку с зажатым предметом очень похожим на…

— Пистолет?! — неизвестно зачем крикнул я.

— «Макарыч»! — отозвался Игорь и, разбавив боевые дальнейшие вопли активной матерной бранью, несколько раз выстрелил.

«Что за мать вашу так?! — буквально взвизгнули мысли. — Откуда у него пистолет?! Настоящий!»

Всё происходящее слилось в какую-то безумную кутерьму. Бабах матерился у меня за спиной. Где-то сбоку хлопали выстрелы Гариковского пистолета. Боливар слетел с асфальта на грунтовую дорогу и стал подпрыгивать на каждой кочке и колдобине, отчего окружающая картина превратилась в размазанное черное пятно. Вдобавок ко всему задница Мезенцева всё время пролетала у меня перед самым носом, не давая сосредоточиться. В происходящей суматохе он чем-то зацепил ручку громкости магнитолы, вывернув ее на максимум. Салон буханки тут же заполнился воплем Брюса Дикинсона, который я бессознательно перевел на русский язык: «Застрял где-то во времени! Я застрял где-то во времени!»

Я практически ничего не соображал, кроме того, что мне нельзя останавливаться. Что бы ни случилось, мы должны были успеть проскочить через приближающийся переход. Вот только было непонятно, почему я практически не различал дороги, ориентируясь лишь на темный частокол деревьев, мелькающих за окном.

— Фары вруби! — заорал Вовка мне в самое ухо.

«Точно, вот почему ничего не видно!» — я быстро потянулся к тумблеру, убрав руку с рулевого колеса.

Вес Мезенцева тут же пришелся на другую, и она прогнулась, увлекая за собой руль. Боливар взревел двигателем, и вильнул в сторону, накренившись на один борт, отчего Игорь чуть не вывалился в открытое окно.

— Тохан, чтоб тебя… — услышал я с улицы его хриплый крик.

— Бабах, помогай! — только и успел выпалить я, судорожно соображая, как исправить ситуацию.

Но Володя не нуждался в указаниях. Он уже перегнулся через спинку сидения и схватил Гарика за поясной ремень.

— Держу, не ссы!

Загорелись фары, и, сквозь одичавший рой несущихся навстречу снежинок, я увидел толстый ствол стремительно приближающегося дерева. Вцепившись в руль обеими руками, я выровнял Боливара, подскочив на очередной выбоине.

— Так и держи! — раздалось с улицы и хлопнуло еще несколько выстрелов.

Я не знал, что произошло, и куда попал Игорь, но дикая пляска преследующих фар в боковом зеркале внезапно прекратилась. Я готов был поклясться, что видел, как очертания иномарки резко слетели с дороги, зарывшись носом в придорожный кустарник.

И в это же мгновение медальон на груди начал усиленно вибрировать и нагреваться. На самом деле он делал это уже давно, просто я обратил внимание только сейчас. Прыгающий свет фар выхватил из ночной тьмы летящую навстречу стену колыхавшегося пространства, перегородившую дорогу и терявшуюся между придорожными деревьями. Как и первый раз это было похоже на то, что кто-то неведомый развел поперек дороги огромный костер, и теперь восходящие потоки теплого воздуха размывают окружающую реальность. Но это было не так.

— Тормози, Шумахер! — кричал Вовка мне в самое ухо.

— Гарика держи! — я отмахнулся, пытаясь попасть ногой по нужной педали.

— Держи… — долетело из-за борта буханки. — Тормози…

«Застрял где-то во времени!» — голосил Брюс Дикинсон.

Боливар подпрыгнул на мерзлой колдобине, и, подняв огромную кучу холодных брызг из огромной лужи, влетел в колышущуюся пелену искажённой реальности.

Глава 2. Рюкзачок

Медальон загудел еще сильнее, разогревшись до такой степени, что едва можно было терпеть. Казалось, время замедлило свой бег и превратилось в вязкую, теплую жижу, облепившую тело. Даже напряженный вдох давался с большим трудом, а воздух и вовсе стал напоминать вязкий кисель.

Вокруг машины мелькали причудливые, парящие в воздухе полупрозрачные сгустки то ли какой-то жидкости, то ли горячего воздуха, если такое вообще возможно. Несколько секунд, которые понадобились Боливару, чтобы полностью миновать переход, показались мне миниатюрной вечностью.

Синеватая сентябрьская ночь и очертания деревьев растворились в глазах, уступая место блеклому свечению следующего мира. Всё это походило на киношный эффект, когда один кадр плавно перетекает в другой, и в какой-то момент времени на экране можно разобрать оба изображения, проступающих друг через друга. Свечение становилось всё более явственным, и сквозь него начинала просматриваться серая лента дороги, устремленная в туманную дымку далеко впереди. Последние синеватые тени деревьев растаяли за стеклом.

Уазик перестал подпрыгивать на колдобинах грунтовой дороги оставленного мира и зашуршал по асфальтовому полотну. В ушах раздался звук, напоминавший встречный поток воздуха, и мы выкатилась в новый мир.

Я всё это время давил на педаль тормоза, и как только все пространственные аномалии остались позади, Боливар стремительно сбавил скорость и остановился. Наконец-то я смог вдохнуть, чувствуя, как всё тело сотрясается от нервного напряжения.

— Затащите меня обратно… — тяжело прохрипел Гарик.

— Тохан, помогай… — добавил Вован.

В четыре руки нам удалось втащить до половины вывалившегося из окна Мезенцева обратно в салон. Всё еще зажатый в руке пистолет несколько раз глухо ударился о дверцу и приборную доску. Сквозь шум в ушах всё еще пробивался «Айрон Мейден», орущий на всю катушку. Я вырубил магнитолу и, как следует проматерившись, выскочил из машины.

Перед глазами до сих пор стояли картины мелькающих фонарей Меридиана, перекошенные злобой рожи, торчавшие из окон иномарки, тени деревьев и причудливые полупрозрачные пузыри. Я посмотрел на борт уазика и увидел несколько пулевых отверстий.

— Твою мать! — вырвалось у меня. — Гарик, Вовка, вы как?! Никого не задело?

— Нет вроде, — отозвался Бабах из салона.

— Ну, Мезенцев, ну, молодец!

Я всплеснул руками. Адреналин и стресс сотрясали тело. Я сделал несколько бесполезных шагов вперед-назад, пытаясь успокоить нервы и унять дрожь.

Хлопнула пассажирская дверца, и с противоположной стороны буханки показался Мезенцев. Ему было весело. Широкая добродушная улыбка играла на забрызганном грязью лице.

— Смешно тебе?!

— Ага, — подтвердил он. — Чего ты ругаешься?

— Гарик, в нас стреляли! У меня рядом с затылком пуля прошла! А если бы попала?

— Но не попала же.

Мезенцев продолжал улыбаться, остановившись в метре от меня и доставая из внутреннего кармана куртки пачку сигарет.