Оглавление

1. Революционные времена Усть-Каменогорска
2. Предисловие
3. Мои предки
   1. Из рассказов бабушки
   2. Мой прадед Михаил Андреевич
   3. Мой дед Даниил Михайлович
   4. Как жили и работали мои отцы
   5. Церковно-приходская школа
4. Моя семья
5. Безработица и волнения
6. В ссылке
   1. На строительстве железной дороги
   2. У дяди, Антона Ивановича
   3. В селе Кайракты
7. После ссылки
   1. Кокчетав
   2. Петропавловск на Ишиме
8. Усть-Каменогорск
   1. Переезд
   2. Книжная торговля
9. Воинская повинность
   1. От февральской революции к Октябрьской
10. Возвращение с революционной задачей
    1. В Омске
    2. Начало борьбы с кадетами и эсерами
    3. Организация большевистской партии
    4. Создание совета рабочих и солдатских депутатов
    5. Уездный съезд крестьянских и городских депутатов
    6. Противодействие белогвардейцев
    7. Переворот
11. После белогвардейского переворота
    1. Заключение большевиков в тюрьму особого назначения
    2. Восстание в крепости
    3. Поручение
    4. Уход от преследований
    5. Помощь Кондратия Петрова
    6. Пойман!
    7. Побег
    8. Казаки выясняют обстоятельства
    9. Продолжение скитаний. Работа на заимке
12. Восстановление советской власти
    1. Возвращение в город
    2. Командировка в Омск. Тиф
    3. В предгорном Алтае
    4. Проблема с доставкой фуража
    5. Разоблачение чудотворения
    6. Особенности продразвёрстки
    7. Горные орлы и белоказаки
    8. Болезнь
    9. Разные работы
    10. Ранение
13. После Усть-Каменогорска
    1. Переезд в Оренбург
    2. Соль-Илецк, Кызыл-Орда, Самарканд, Пахта Арал
    3. В Чимкенте
14. Возвращение на Кавказ
    1. Послесловие
    2. Дополнительные источники, связанные с жизнью Якова Васильевича

Подготовил к публикации: Виктор Кротов (внук).

На обложке: фото из семейного архива..

Предисловие

История этой книги началась с удивительной неожиданности.

Когда в ранней юности я стал понемногу интересоваться историей нашей семьи, отец рассказывал про своего отца, Якова Васильевича, про их жизнь в Усть-Каменогорске. Про то, что Яков Васильевич распространял книги, а в революцию был одним из организаторов первых тамошних органов советской власти, был заключён в крепость колчаковцами, бежал, пережил покушение. Про то, что погиб он под Краснодаром, партизанствуя во время Великой Отечественной войны.

Позже я стал писать запросы в архивы: нет ли каких-нибудь сведений о жизни Якова Васильевича? Архивы меня переадресовывали от одного к другому, пока не пришёл утвердительный ответ. В нём говорилось, что в архиве имеются рукописные воспоминания Я. В. Кротова, а если мне нужны сведения подробнее, то можно обратиться к нему самому по адресу: «Анапский район и т.д.». Считая, что здесь какое-то недоразумение, я написал осторожное письмо на присланный адрес. В ответ прилетела телеграмма:

«Да Витя я твой дед»!..

Оказалось, что сообщение о расстреле относилось к однофамильцу, а сам Яков Васильевич после войны не сумел отыскать никого из семьи, потому что кто-то из детей погиб, у остальных изменились адреса. Он второй раз женился и осел под Анапой. Его дочь Нелли, которая приходилась мне тётей, была едва старше меня.

Летом 1970 года я побывал у него под Анапой. Дедушке было 87 лет он был крепок, и даже продолжал немного столярничать.

На следующий год он заехал в Москву, когда возвращался из Усть-Каменогорска (туда его пригласили по случаю каких-то торжеств). Не сообщив время приезда, он позвонил прямо в дверь. Приземистый, худой, голубоглазый. Рядом с ним стоял чемодан, который я еле втащил в квартиру, удивляясь, как дед с ним справляется.

По нашей просьбе Яков Васильевич написал ещё три тетрадки воспоминаний, тем более что увиденное в Усть-Каменогорске его возмутило:

— Там совсем не те считаются борцами за советскую власть, кто на самом деле её создавал. Мне просто противно стало!..

Воспоминания оказались искренними, выразительными и колоритными по стилю, но порою хронологически непоследовательными, с повторами, в каждом из которых проявлялся свой ракурс изложения. Однако и в таком первозданном виде они заслуживали всяческого внимания. Мой брат, историк и архивист, опубликовал их на своём известном сайте «Библиотека Якова Кротова».

Лишь сравнительно недавно, перечитывая эти тексты, я понял, что эти воспоминания можно сделать доступными достаточно широкому читателю, придав им более читаемый вид. Для этого я свёл все тексты в единое по хронологии повествование и разбил на смысловые главы и главки, указывая, где можно, примерный временной интервал событий. Стилистическая правка была минимальной и касалась, в основном, знаков препинания. Естественно, я ничего не добавлял от себя, кроме простых заголовков, с которыми, думаю, вполне согласился бы Яков Васильевич: большей частью они были взяты из его собственного текста.

Теперь, когда постепенно оказалось, что некоторые члены нашей семьи стали людьми пишущими, особенно интересно обратиться к тому, кто стал первым звеном этой цепочки.

Следующим звеном стал сын Якова Васильевича, Гавриил Яковлевич Кротов, книга которого «Три поколения» во многом пересекается с событиями, описанными здесь. В этом издании приведены некоторые его примечания, оставленные на полях рукописи Якова Васильевича.

Виктор Кротов

Мои предки

Из рассказов бабушки

Родился я в 1883 году 4-го октября в семье рабочих.

О моих предках я узнал из рассказов моей бабушки Ирины Савельевны, уроженки села Коначенки, стоявшем на возвышенности реки Белой. Ирина Савельевна любила рассказывать про своё поколение. Рассказывала, что ее свёкор, отец её мужа Даниила Михайловича (моего деда), звали его Михаил Андреевич (мой прадед), был крепостным помещика Мосолова. На север они перебрались до освобождения 1861 года, когда стало невозможно жить из-за побоев, розог и других издевательств со стороны помещиков и управляющих. Его считали хуже всякого животного, били и пороли, кому он прислуживал, вместо пищи получал побои.

Михаил Андреевич работал ямщиком на тракте Глазов — Залазнинский завод[1], гонял земские подводы, то есть подводы, содержавшиеся земством. Возил на земских лошадях господ и чиновный люд.

Ямщик был крепостной мужик, а подводы казённые… Часто бабушка рассказывала мне, как самодуры чиновники и бояре расправлялись с ямщиками, с их жёнами и дочерьми, которые обслуживали проезжавших барских прихвостней. Едет какой-нибудь самодур под хмельком, и всё приготовленное и поданное на стол ему не нравится. Если яйца не того вкуса, то эти яйца бросаются в лицо обслуживающей. Жаловаться было некому, а муж или отец не имели права защитить дочь или жену, а то ему всыплют розог или нагаек. Отказываться было нельзя, а то хуже будет.

Таким-то образом крепостные люди бежали в глухие леса, чтоб хоть в тяжёлых условиях, но жить без побоев. В дебрях обрабатывали клочки земли, что могли они отвоевать у тайги, ловили рыбу мордочками (приспособление для рыбной ловли), ловили в силки рябчиков, косачей.

Старались жить тише, чтобы не проведали пристава. Кого же обнаруживали, того, как говорила бабушка, возвращали к помещику. Жили тихо, чтоб не обнаружили, ютились по два, по три двора, занимались охотой, ну и по возможности обзаводились хозяйством. После освобождения от крепостной зависимости стали из отдельных стойбищ создавать починки, то есть объединять свои жилья и обрабатывать землю. Начальство брало эти починки на учёт и облагало податями в доход казны. Север был богат не только лесами, но и рыбой, и дичью, а также такими деревьями, как черёмуха, рябина, ягодами малины, клюквы, и даже рудой.

Как водится, где люди, там и охотники за чужим трудом. Появились заводчики, купцы и урядники с начальниками. Когда население возросло, начали строить заводы. Народ стал сосредотачиваться вокруг заводов лесопромышленников на реках. Люди стали приобретать специальности лесорубов, рудовозов. Конечно, росло население, а также число людей — любителей наживы.

[1] Кайско-глазовский тракт, первая «государственная» почтовая дорога, прошедшая по территории нынешнего Омутнинского района с юга на север. Построена в середине XVIII века, связывала уездный город Глазов с Каем (и далее в Великий Устюг и Пермские земли). Проходила через Кирсинский, Песковский, Залазнинский заводы, деревни Ренёвскую, Морозовскую, Хробыстовскую и другие. На рубеже 1880-1890-х гг. Залазнинские заводы приобрёл «винный король» России Альфонс Фомич Поклёвский-Козелл. (прим. ред.)

Мой прадед
Михаил Андреевич

Михаил Андреевич был грамотен, читал книги. Конечно, книги были церковнославянского письма. Даже осталась от него книга «Псалтирь», с готическими буквами под титлами, то есть вместо «БОГ» писалось «Б'Г». Эта книга хранилась не у старшего сына Даниила Михайловича, а у Киприана Михайловича. У Михаила Андреевича было три сына: Даниил, Киприан и Илья. Дети Михаила все были безграмотны. Два брата — Киприян и Илья — работали на заводе Залазнинском, принадлежащем заводчику Мосолову. Жили они по соседству в трёх хозяйствах. Илья умер молодым. Даниил и Киприян жили до глубокой старости.

У Даниила родился сын Василий и две дочери — Дина и Анна. У Киприяна родился сын Прокопий и две дочери — Анна и Дарья. У Ильи родился сын Дмитрий.

Жили все в одной деревне, называлась она Ренёвской. Стояла деревня на взгорье, внизу текла речушка Ренёвка. От села речка находилась с километр. Она служила всем жителям деревни водоснабжением, она же служила купальней летом, а зимой местом полоскания белья и водопоем скота.

Мой дед Даниил Михайлович

Даниил Михайлович, мой дедушка, был охотник и пасечник. Пасеку, то есть ульи со пчёлами он вешал на высокие деревья, там и гнездились пчёлы. Осенью ульи вскрывались, и мёд забирали, оставляя только на питание пчёл зимой. Ульи же обвязывали матами из ржаной соломы и камыша.

Как я помню, после смерти моего деда осталось много ульев, — круглые долблёные колоды, которые подвешивались на деревьях и привязывались, чтобы не мог медведь достать (медведи страстно любят мёд). Во дворе дома оставалось до сотни ульев с невыломаными сотами. Мой отец Василий Данилович не интересовался дедушкиным хозяйством. Несколько лет из ульев выламывали пчелиные соты, перетапливали на воск и сдавали в церковь на свечки. Бабушка только качала головой, и нередко у неё бежали слёзы из глаз.

Как мой дед умер и его хоронили, я не помню, но как ходил возле ульев, поколачивая легонько палочкой, запомнил. И помню, что он был болен. Старенький, он плёл лапти, не сидя, а стоя на ногах: у него болела спина. Когда он умер, мне было, наверно, года три-четыре. Даниил Михайлович, по рассказам бабушки, Ирины Савельевны, умер восьмидесяти трёх лет отроду, умер, как выражалась бабушка, скоропостижно. Ирина Савельевна ещё жила долго, нянчила нас с братом Павлом, который был старше меня на четыре года.

Даниил Михайлович всегда, по рассказам бабушки, занимал выборные должности в районе. Был вахтёром, то есть хранителем общественных запасов хлеба. Была установка на время неурожая: собирали хлеб, зерно урожая, и хранили его при волости в магазеях (складах). Вахтёр, то есть доверенное лицо волости, этот хлеб принимал и через каждые три года зерно обменивали на новое зерно. В период нуждаемости выдавали по решению волостных властей ссуду.