Глава вторая

Игра в кошки-мышки началась

POV Крестовский

Наши дни

Она! Это она! Та девчонка из клуба.

Стоит в дверном проеме: промокшая с ног до головы и с плюшевой игрушкой под мыхой. А стоит, потому что…

Да ладно? Она что, и есть дочурка новой отцовской пассии?! Вот так подстава!

– Ты, – повторно вырывается из меня для закрепления результата. А то вдруг галюны пошли на почве акклиматизации.

– Сюрприз, – театрально разводит та руками, скалясь в фальшивой улыбке. Настолько фальшивой, что вижу ее задние зубы. Острые и умеющие кусаться. Это я еще с прошлого раза помню.

– Вы что, знакомы? – озадачивается отец, наконец отрываясь от своего блэкберри.

Семейное вечернее чаепитие, чтоб вас… Один мозгами с работы так и не ушел, слишком занятый, чтобы спросить самое банальное на свете: «Как дела, сын?» Другая какую-то хрень черкает в графическом планшете, блаженно напевая себе под нос. А третий, то есть я, все это время в айфоне ковыряется. Так душевно, что слов нет.

Уж и не чаял разбавить эту убогость хоть какой-то движухой, а тут нате… Открытие.

И я что-то настолько охренел от него, что выхренеть обратно пока не получается. Отчего отцовский вопрос остается без ответа. Да и какое мне сейчас дело до него, когда тут ТАКОЕ…

– Глазенки сломаешь, – едко замечает новоприбывшая, видимо, почувствовав неловкость от того, что я безбожно на нее пялюсь. Пытаясь если не высверлить из пространства, то хотя бы проделать в ней новые отверстия. – Если соскучился, так и скажи.

Выдерга.

– А ты времени зря не теряла. Жопу наела. Подсела на мучное?

– Обрастаю защитным целюлем[4], чтоб избавить себя от домогательств со стороны всяких мутных личностей.

Подлая провокация! Тогда она полезла на меня как раз-таки первой. Ну, почти…

– Насколько помнится, ты была не особо и против.

– Тебе показалось.

– Да ну как же! Я ж прям заставлял тебя совать язык себе в рот.

– Это был эксперимент. Зато проверила на практике: не все то золото, что блестит. Чтоб ты знал: целуешься паршивенько. Потому с продолжением и не срослось.

Чихаю от возмущения.

– Слышь, принцесса-звездонесса, а давай-ка мы…

– Кирилл! – одергивает меня с досадой отец. – Что за выражения? Ты с девушкой разговариваешь, а не со своими быдловскими дружками.

– Кто девушка? Эта? Тебя обманули. Тебе подсунули Сатану в женском обличье. Думаешь, я – геморрой на задницу? Это ты с ней не тусил. Я из-за нее дважды едва не огреб. За одну ночь!

– Вот не звезди, – фыркает девчонка, безмятежно покусывая заусенец. Как ее там зовут? Вроде имя называлось, но я не запоминал. – Один раз очень даже хорошо огреб.

– Провоцировать тех мудаков не надо было.

– Чем это я их провоцировала?

– Голой задницей.

– Ты меня путаешь с проститутками из квартала красных фонарей.

– Не. Это те пацаны тебя с ними перепутали. Что, кстати, несложно. И наверное, не стоило их переубеждать. Морда целее была бы.

– Ути, божечки, – кривляясь, складывает губы уточкой она. – Да кто-то до сих пор дуется, что ему обломался секс.

– Так. Думаю, с нас достаточно подробностей, – тактично покашливая, снова напоминает о себе отец.

Надо заметить, неловко сейчас только ему. Его «невеста» между тем активно общается с дочерью с помощью жестикуляции. Сложноопределимо крутит пальцем, будто что-то спрашивает, получает кивок в ответ и понимающе изображает мимикой что-то в духе: «О-о-о, теперь все ясно».

Чего им там ясно? Что за бабские шифры?

– А вслух можно? – не выдерживаю. – Тоже хочу поучаствовать в беседе.

– Прости, но это только для девочек, – спархивая с дивана, на котором до того сидела в позе лотоса, будущая мачеха одаривает меня улыбкой. Которая, вероятно, должна была выглядеть очаровательной, однако вызывает исключительно отторжение. – Кариночка, пошли. Поболтаем… о женском. Переоденешься заодно. Ой, я же еще подарок свой тебе не вручила… – уводя дочь под локоть, щебечет та пташкой, а я с лютым недоумением провожаю обеих взглядом, пока они не скрываются за поворотом к лестнице.

– Серьезно? – Меня всего только что не передергивает. – Ты предпочел матери вот этого недоподростка?

Моя мать – утонченная леди, которая даже в глубоком маразме не позволит себе драные джинсы, обляпанную краской безразмерную футболку и непонятное гнездо на голове с втыканными туда кисточками. А это чучело…

Да там со спины вообще не поймешь: кто мать, а кто дочь!

– Подбирай выражения. Марина – замечательная женщина. Честная, искренняя и делающая меня счастливым. Ты можешь не одобрять мой выбор, но оскорблять его не смей. Хочешь того или нет, в скором времени они станут частью нашей семьи, поэтому настоятельно прошу оставить в прошлом все, что у вас там было с Кариной, и не усугублять внутренние отношения.

Ага. Разбежался.

– Твоей.

– Что?

– Твоей семьи. Не моей. Меня не впутывай. И да, мне абсолютно плевать, кого ты трахаешь. Все, что для меня имеет значение, – брошенная тобой мать, которой теперь приходится в одиночку отбиваться от грязных сплетен.

– Надо же! Впервые тебя заботит что-то, кроме себя. Жаль, не по существу.

– И что это должно значить?

– То, что за своим эгоизмом ты никогда не видел дальше собственного носа. И очень удивишься, когда наконец на тебя снизойдет озарение. – Демонстративно пройдя мимо, отец оставляет меня одного в гостиной.

И вот такая хрень между нами была всегда. Сесть и поговорить нормально хоть раз? Еще чего, не дождешься. Только вечное недовольство, упреки и тупые вбросы из разряда «додумай сам».

Раздосадованный, поднимаюсь наверх, в одну из отведенных мне гостевых спален, испытывая непреодолимое желание свалить отсюда к чертям собачьим. Очевидно же, что мне здесь места нет, как бы мачеха ни верещала про: «Наш дом – это твой дом» и «Тебе здесь всегда рады».

Наш дом.

Шустрая, однако. Времени зря не теряет, быстро взяла отца в оборот. Еще и ко мне пытается подмазаться, играя во всепонимание и добродушие. Лицемерие просто зашкаливающее.

Не стал бы принимать участия в этом цирке фриков, прямо сейчас запрыгнув в крошку и свалив на передержку к матери в осиротевший-опустевший особняк, как планировал изначально, но эта фиолетововолосая…

Карина, значит.

Нет, ну это ж надо! Судьба настолько благосклонна, что сама направляет ее ко мне в руки. Разве что бантиком не перевязывает.

Сука. Какая же ирония: год тишины – и вот она, в шаговой доступности. Трындит с мамашей у себя. Причем долго трындит, пока та не уходит. По шагам слышно.

Несмотря на новый ремонт и звукоизоляцию, все вибрации ловятся без труда. Вот скрипнули петли, вот топот по ступеням, несколько минут тишины, а затем снова шлепанье босых пяток. Приглушенный стук и бубнеж. Видимо, кое-кто не вписался в косяк.

Выглядываю в коридор, замечая приоткрытую щель по диагонали от себя. Соблазн перебороть сложно, поэтому легким пинком заставляю дверь распахнуться настежь.

Кадр. Карина стоит посреди комнаты с стеклянной кружкой кофе, стискивая зубами бутерброд. На голове кривая гулька, вместо джинсов безразмерная борцовка до колен. Или это должно называться платьем?

Неважно.

Самая прелесть в том, что под ним ничего нет. Это отлично видно благодаря широким вырезам.

– Чего надо? – выплевывая бутер в руку, хмуро воззряется на меня она. – Стучаться не учили?

– Лифчик надень, а то недостаточно грозно смотришься.

– Я в своей комнате. Хожу в чем хочу.

Мельком бросаю взгляд на громоздящиеся баррикады коробок, приютившийся в углу мольберт и прислоненные к стене полотна. Эта тоже, что ль, из творческих? Похоже на правду, памятуя ее бесшабашность.

– Да не, чумичка. Я тебя огорчу: твоего тут ничего нет.

– Как и твоего.

Туше.

– Тоже верно, – хмыкаю, переключаясь на стройные ножки. – А раз так, полагаю, можно обойтись без дешевого церемониала. Так что не удивляйся, если я буду захаживать к тебе. Периодически. Ты ведь не забыла, на чем мы закончили в прошлый раз? Пришло время закрыть гештальт.

– Я думала, это пройденный этап.

– Шутишь? Должен же я получить хоть какое-то удовольствие от поездки! Но если будешь себя хорошо вести, и тебе перепадет чуток счастья, – подмигнув, бросаю ей ехидно и возвращаюсь к себе.

Сегодня, так и быть, дам отсрочку, пусть обвыкнется с мыслью, что ловушка захлопнулась и слинять повторно уже не удастся, а вот завтра…

Завтра начнется веселье.

POV Скворцова

Кирилл Крестовский.

КИРИЛЛ, мать его, КРЕСТОВСКИЙ!!

Мало того что мажор, имя которого несколько лет назад гремело в скандальной хронике на весь город, и есть сын В. В., так еще и это ТОТ САМЫЙ парень из клуба!!

А, как оно? Комбо, блин!

Я фигею. Я тихо фигею.

Ни за что бы не сопоставила эти факты в единое из-за разных фамилий. Почему разных? Наглая морда решила взять мамкину?

Но да зато все сразу встает на свои места. Теперь понятно, ху из ху, потому что о Крестовском не слышали только глухие.

До своего отъезда он так успел накуролесить, что слухи еще долго обрастали подробностями, в которых отделить истину от воспаленного воображения уже попросту не представлялось возможным.

Окончательно зафиксированная в Сети информация: на руках мажорчика чья-то смерть – последствия нелегальных уличных гонок. На этом все.

Дальше гадай: несчастный случай это или же вообще брехня и никаким жмуриком там не пахнет – тут никто уже точно не скажет. Но то, что Кирилл – скандально известная личность, это факт.

Интрижки с моделями, мутные развлечения, стоящие на шаткой границе с законностью, еще более мутные компании, дебоши в ночных клубах…

Неудивительно, что папаня сбагрил его куда подальше: чтоб сыночка-корзиночка не отсвечивал и не портил репутацию бизнесу. Это ведь я, лошара такая, не знала, что Крестовский его отпрыск, а другие-то знали!

Да чего уж, я даже в глаза его не видела прежде. Момент, когда он гремел на весь Интернет, меня как-то деликатно обошел стороной.

Чем я занималась в это время? Сколько мне тогда было? Лет шестнадцать где-то, а я тогда боролась с собственными подростковыми комплексами, поэтому за другими особо не следила.

Короче, офигеть. Просто офигеть.

И еще больше офигеть, что у этого товарища шарики за ролики заехали, раз он начал столь тактично угрожать мне расправой.

Закрыть гештальт ему надо, видите ли. Что, все манекенщицы, извиняюсь, уже отлюбленные и перелюбленные? Больше никого не осталось, раз на меня переключился?

Ну, подумаешь, затусили разок.

Ну, подумаешь, поцеловались разок.

Другой. Третий…

Ну, подумаешь, я первой на него с ногами забралась, одурманенная обалде-е-ено пахнущим дорогой кожей салоном…

И вообще, у меня тогда мозги в узелочек завязались исключительно из-за тачки. Ну и впрыснувшегося в кровь адреналина, так как та ночка выдалась на редкость драйвовой и душа требовала завершить все эпичным перепихоном с незнакомцем.

Душа требовала, но гордость не позволила.

А потому что нехрен рот свой открывать ни к месту и брякать что ни попадя! И без него догадываюсь, что таких одноразовых у него выше крыши. Блокнотик, наверное, уже забит проставленными галочками.

Мы потому даже имен друг друга не спрашивали, все равно не вспомнили бы наутро, однако ведь должны быть какие-то границы тактичности. Тем более в момент прелюдии.

«Так что не обессудьте, молодой человек. Сами прокаркали возможность. Я, конечно, понимаю, что ты от своей неотразимости ссышь кипятком. И в зеркало стопудово не смотришь, боясь, что отражение от восхищения треснет, но блин…

Короче, пошел ты лесом, Крестовский. Ищи себе игрушку в другом секс-шопе. Дело уже пошло даже не на морально-этические соображения, а на принцип.

И какой бы очаровательной ни была родинка над твоей губой, да-да, я обратила на нее внимание еще тогда, ближе чем на десять метров не подойдешь. Иначе огребешь…»

Это я, если что, с апломбом мысленно распинаюсь, репетируя пылкую речь. Стоя как раз-таки перед зеркалом в ванной и мучая тюбик зубной пасты. Судя по степени непроизвольного сдавливания – представляя, что душу кое-кого.

Фу, теперь руки грязные. И раковина.

– Крышечка, миленькая, ну ты-то куда? – ворчу, нагибаясь за беглецом, выскользнувшим и давшим деру. Причем, по закону подлости, под ванную, в самый угол. Знаете такие пафосные корыта на позолоченных ножках? Вот мне туда. – Вот от кого-кого, а от тебя такого не ожидала. Это, знаешь ли, подло.

– Еще и с вещами разговариваешь? А ты чеканутей, чем я думал, – раздается позади язвительный смешок, заставляющий подскочить от неожиданности и садануться затылком о керамическое дно.

– А-ау-ч, – шиплю с зубной щеткой во рту, кое-как поднимаясь с карачек и потирая ноющее место.

Кажется, Крестовский не шутил, когда дал понять, что будет наведываться без приглашения. В комнату, в уборную – неважно.

А я так-то не привыкла запираться, чтобы тупо умыться. Дома мы даже туалет с мамой не защелкивали на замок, однако отныне привычки придется менять, раз в коллективе прибавились мужики.

– Больно? Иди поцелую, и все пройдет, – сочувствующе цыкает собеседник, ослепляя меня токсичной ухмылкой.

Это прям его личная фишечка, потому что я ни у кого больше не видела настолько активной игры лицевых мышц. Да в принципе этот подлюка непозволительно хорош собой, чего уж отрицать.

Причем он спецом не дает об этом забыть, красуясь передо мной сейчас топлес. Еще и джинсы так незатейливо расстегнуты на пуговичку, словно просят: «Посмотри, посмотри на меня…»

А чего мне туда смотреть? Будто я брендовых резинок от боксеров никогда не видела. Да тыщу раз, в журналах с женоподобными мальчиками.

Кстати, никогда не понимала: почему они так популярны? Да, торсики у них зачетные, но они какие-то слишком уж слащавые, смазливые и жеманные…

Крестовский тоже мальчик с обложки, но иного типа. Более холодного. Такого, знаете, с налетом гранжа, где преобладает небрежность и отсутствие условностей.

А-ля: «Детка, я тот самый плохиш, что разобьет твое сердечко на мелкие осколки и соберет себе из них трофейное ожерелье. Ну-ну, не надо плакать. Хотя нет, плачь. Слезы тоже пригодятся. Приготовлю из них эликсир сученышности».

У Кирилла я ни пробирки под слезы, ни ожерелья не вижу, зато наблюдаю клевые забитые рукава. И реально годное, поджарое тело. Кубики там, мускулы – все прокачано ровно настолько, чтобы девчонки слюной захлебывались. Отсюда и зашкаливающее ЧСВ.

Да и с чего бы ему не быть, если к внешности прилагаются папочкины денежки? Такие, как он, – лакомый кусочек намбер ван для каждой. Вот только не каждая еще подойдет подобному персонажу.

Ну прикиньте: идет серая зачуханная мышка в шмотках из ближайшей барахолки, а рядом с ней, рассекая воздух своей секси-харизмой, чешет альфа-самец в очочках от Картье.

Смешно же? И нелепо.

Не. Только фарфоровые куколки с ногами до ушей и сгодятся в компаньонки Крестовскому. Правда, и такие надолго не задержатся, так как он из тех парней, что любят только себя. Чистейший подвид эгоиста обыкновенного.

Соответственно, зацепить-то его интерес можно и несложно, а вот удержать… Это задачка уже из разряда высшей математики. Решать которую или не решать – остается на индивидуальное усмотрение.

– Ты тоже ничего, – выводит меня из размышлений насмешливое замечание.

Выплевываю щетку, которую продолжаю мусолить все это время за щекой чисто на рефлексах.

– Чего?

– Ты с таким интересом меня разглядываешь, вот я и возвращаю комплимент.

С интересом? Да он себе льстит. Мне, если честно, так по барабану на него, что даже обидно. Видимо, я пока еще не отошла от предательства Славы, чтобы переключаться на кого-то другого. Даже ради спортивного интереса.

Что совсем не дело.

Надо срочно менять направление.

– Тю, всего-то? – снисходительно хмыкаю, выгнутой бровью показывая всю степень разочарования. – Что-то это совсем не тянет на топ пикаперских заигрываний. Попробуй еще раз. Уверена: ты справишься.

– В прошлый раз я тоже особо не старался, насколько помнишь. После текилы вся инициатива пошла от тебя.

– Это был абсент, дубина, – закатив глаза, отворачиваюсь, продолжая утренние процедуры.

Нормально так он меня окрестил алкоголичкой. А ничего, что я выпила тогда всего ничего? Чисто взяла попробовать дымящуюся зеленую бодягу.

– Текила, абсент, какая разница? Тебя даже спаивать не придется. Всего пару часов тет-а-тет, и сама попросишь меня не останавливаться.

– Целых пару?! Теряешь сноровку, чувак. Старость подкрадывается незаметно, а?

– Я уже и забыл, какая ты язва.

– Еще и ранний склероз. М-да. И это называется «завидный жених». – Дочищаю зубы, пока Кирилл с особой настырностью сверлит мой затылок, и не думая сваливать. – Долго топтаться будешь? В доме три ванных комнаты. Неужели все заняты?

– А мне эта больше всех нравится.

Нравится ему. Ну так раз нравится, пускай ждет. Намеренно не тороплюсь, решая повторно начиститься скрабом.

А Крестовский все стоит. Косяк подпирает царским задом, скрестив руки на груди. Палю его исподлобья, но тот ловит мой взгляд в отражении, подмигивая. Засранец.

Умываюсь, вытираюсь, заправляю зубную щетку за ухо и только тогда снова оборачиваюсь к нему, закидывая полувлажное полотенце на широкое мужское плечо. А что, отличная вешалка получается!

– Раковина свободна. Плескайся. Оставить мыльно-рыльное? Только лосьон от черных точек весь зараз не выливай. Твоему шнобелю все равно не поможет.

Собираюсь проскочить в коридор, но этого только и ждут, перехватывая меня и прижимая лопатками к холодной кафельной поверхности.

Ясно, понятно.

Ваши методы весьма прозрачны, сударь.

Крестовский нависает сверху, медленно и с хозяйской деловитостью подцепляя глубокий вырез борцовки под мышкой.

Реально глубокий. Туда спокойно можно нырнуть и не вынырнуть, так как это шмотка на самом деле мужская и размера этак XXL. Зато удобная, практичная и об нее не жалко вытирать грязные кисточки.

Судя по всему, Кириллу тоже абсолютно пофиг, что на мне надето. Гораздо больше его интересует то, что скрывается под тканью. Оттягивается вырез, прикрывается правая часть груди и…

Упс. Вот незадача, правда?

– Без него лучше, – мазнув ногтем по эластичной ткани кислотно-розового спортивного топа, огорченно замечает он.

А ты на что рассчитывал, пупсик? Что я встречу тебя как вчера? Ну чувак, не до такой же степени я тю-тю. Одно дело – ко сну готовиться и лифчик снять, другое – по чужому дому шастать средь бела дня.

Тем более что я так-то впервые за последние полгода на пробежку собралась, поэтому, если он попробует зайти дальше, его ждет еще одно разочарование в виде таких же кислотных легинсов.

Впрочем, он уже и так успел их заценить. Пока я ползала под ванной. Поэтому вниз не лезет. Вместо этого оставляет борцовку и переключается на мой подбородок, красноречиво требуя приподнять его.

Поднимаю, о’кей. С меня не убудет. Правда, помнится, я совсем недавно говорила про дистанцию в десять метров? Так что отсчет пошел.

Десять. Девять…

– Без штукатурки тебе больше идет. Не так агрессивно смотришься.

Это смотря что он подразумевает под штукатуркой. Я не мажусь корректорами и не засыпаю себя пудрой, моя кожа меня и так устраивает. Подводка, тушь, тени и помада, все. Ему это перебор?

– А не слишком много запросов?

Восемь. Шесть…

Большой палец касается моей нижней губы, несильно сдавливая ее. Крестовский, ты совсем бессмертный?

Пять, два, один, блин!

Извернувшись, что есть сил сжимаю челюсть.

– А-а! – орут на весь этаж, облизывая выступившую на пальце кровь. – Сдурела?

– Ты кто? Стоматолог, чтобы совать свои конечности в мой рот? – Отплевываюсь, демонстративно вытирая рот и отталкивая его от себя. – В следующий раз побежишь в травмпункт швы накладывать, понял?

– Бешеная.

– Еще и заразная. Так что подходить не советую. Хотя тебе-то что? Зараза к заразе не липнет, – парирую, уходя и на ходу стягивая с себя борцовку.

– Ну ты и дрянь! – слышу вслед то ли восхищенное, то ли офигевшее.

– От дряни слышу! – не остаюсь в долгу, довольная собой.

Как же славно началось субботнее утро! Восьми не стукнуло, а уже первая кровь полилась. Кла-асс. Еще бы кроссовки в одной из бесчисленных коробок откопать – и вообще будет прекрасно.

После долгих мучений кроссы наконец находятся. Ну все, осталось самое сложное: загнать свою – как он там выразился? – «разъевшуюся» попу на пробежку.

На самом деле я правда мальца забросила себя, пока была в отношениях, так что пора приходить в форму. Отменяем меланхолию и официально обновляем статус с «Планировала скатиться в лайт-версию депрессии» на «В активном поиске чего-нибудь интересненького».

Все, требую парня на растерзание!

Только чур не того, что остался нянчить свой пальчик. Дайте кого-нибудь поадекватней.

Глава третья

Розовая пантера и деловое предложение

POV Крестовский

Вот же чумичка бесстрашная! А силищи, главное, откуда столько? Отвечаю, я хруст собственной кости слышал.

Прокушенный палец нарывает и дергает, ежеминутно напоминая о себе. И о придурковатой пигалице. Слава богу, мне мозгов хватило засунуть ей в рот только палец. А если бы что другое?

И вот теперь она ускакала наматывать круги по закрытой территории коттеджного поселка, слепя розовым задом. Еще и мамашу с собой прихватила в компанию.

Отец уехал на очередное внеплановое совещание, а я от скуки подыхаю, играя с валявшимся на веранде теннисным мячиком и продумывая план мести. Карина же, надеюсь, понимает, что мы лишь разогреваемся?

Карина Скворцова.

Двадцать лет. Учится, вот же неожиданность, в местном художественном вузе. Решила, видимо, пойти по стопам родительницы. Катается на шестой «бэхе». Уже не свежей, но в отличном состоянии. И той же вырвиглаз расцветки, что и ее прическа.

Дерзкая, без комплексов, знает себе цену и может за себя постоять. Принцесса с прибабахом, которую нет нужды спасать от дракона. Это бедолагу дракона стоит спасать, иначе крылатый ящер схлопочет инфаркт.

Что и бесит, и отчасти раззадоривает. Больным ублюдком покажусь, но я прям ловлю кайф от возможности переругиваться с ней вот так. Другого-то адреналина в жизни пока не хватает.

Кстати, об этом…

Раз уж я снова в городе, надо промониторить обстановку. Старые контакты хоть и остались, но актуальны ли они еще?

– Кто звонит и чего надо? – на весь салон раздается недовольный, но легко узнаваемый картавый голос. Судя по всему, сонный. Дрыхнет еще? Спросонья не продуплился или зазнался? Раз своих не узнает.

А, да. У меня ж номер давно другой.

– Борзый, живой? – приветствую старого знакомого, выруливая к заднему двору родного дома. Решил совместить приятное с полезным и заехать к матери: проведать, а заодно шмотки старые прихватить. Приехал-то, считай, налегке. – Надо же. Думал, ты давно ноги двинул.

– Крест, ты, чё ль? Во дела! Уж по кому похоронка плачет, так это по тебе. Как исчез с переломанными костями, так два года ни слуху ни духу.

Исчез. И, будем честны, мое отсутствие мало кто заметил. Включая Борзого. Не тот это кореш, которому вечерком звякнешь и будешь за жизнь перетирать.

Как выяснилось после той аварии, друзей у меня вообще никогда не было, потому что ни одна собака в больницу не пришла проведать без пяти минут инвалида.

– Как исчез, так и вернулся. И снова в строю. Ты еще общаешься с теми, кто организовывает ночные заезды, или вышел из игры?

– Обижаешь. Я всегда в строю. Правда, шмонают нас в последнее время люто.

– Вообще похрен. Маякни, как назреет что-нибудь интересное. Я на какое-то время задержусь в городе.

– Добро.

– Тогда на созвоне. – Сбрасываю вызов, глуша попутно и двигатель. Прибыли.

«Родные пенаты», «отчий дом», «логово разведенки» – хрен знает, как теперь называть это место. И вот вроде бы ничего внешне не изменилось, коттедж как коттедж, но стоит зайти внутрь – и грудную клетку сдавливает пустота. Или ностальгия?

Я ведь помню, как здесь было раньше. Всегда шумно, всегда много гостей. Отцовские званые обеды со спонсорами, мамины бабские посиделки за бриджем.

А сколько вечеринок устраивалось в школьные годы, когда предки сваливали отдыхать? Вечеринок, залитых бухлом и достойных получить премию AVN Awards за достижения в порноиндустрии.

Например, вон в том джакузи две подружки-нимфоманки отлично старались, доставляя удовольствие всем желающим. А в нашей бане я наконец поимел одноклассницу, что не давала мне класса с седьмого.

Ох, как я за ней бегал, высунув язык! Ухаживал всеми доступными способами, будучи уверенным на тот момент, что это и есть та самая настоящая любовь.

Увы. Интерес оказался надуман и быстро сошел на нет, когда оказалось, что, кроме функции недотроги, в той красотке не было ничего особенного.

Тупая как пробка и такая же пресная. Зато приставучая. Потом еле отделался от нее. И ее когтей, желавших вцепиться мне в глаза, когда она застукала меня с другой.

Короче, да, было весело. Теперь же ни души. Где вся обслуга? Где садовник, где домработница? И чей черный «мерс» стоит возле гаража? У нас такого не было. У водителя матери другая тачка…

– Мам, блудный сын явился! – звеня ключами, громко оповещаю о своем прибытии, проходя вглубь дома, но получаю в ответ тишину.

Заглядываю в гостиную – тоже пусто. Почти. Если не считать распитую бутылку шампанского и два бокала в окружении десертов. У-у, клубника в шоколаде – попахивает чем-то интимным.

Первый этаж безмолвней кладбища. Зато на втором слышится шебуршание. А, нет. Простите. Скрип кровати и мужские стоны. Громкие мужские стоны. Перемешанные с женскими вскриками и символичными шлепками.

– Боря… О, да… Еще…

Оу. Кажется, я не вовремя.

Разворачиваюсь, собираясь уйти, чтобы не быть свиньей и не обламывать людям лафу, однако задеваю гребаную трехногую стойку с цветком, о которой и раньше вечно забывал.

Горшок летит на землю, с треском разбивается, и из дальней спальни после секундной заминки вылетает запахивающаяся в халат мать.

Взъерошенная, разрумянившаяся и со стыдливым лицом подростка, застуканного за передергиванием. О последнем знаю не понаслышке. Чудесные годы самопознания своего тела никого не обходят стороной.

– Кирилл? Что ты здесь делаешь?

– Ну как бы это… Навестить приехал.

– Я ведь просила позвонить заранее!

Просила. И теперь понятно зачем.

– Да оно как-то спонтанно получилось. М-м-м…

Из когда-то родительской спальни к нам вытекает солидного вида мужик с залысинами, лениво застегивающий золотые запонки на белоснежной рубашке. Уже одетый и потрясающе невозмутимый.

– Это… – начинает было мать, перехватывая мой вопросительный взгляд, но заминается.

– Боря. Да, уже понял.

– Борис Аркадьевич, – поправляет она, подтирая уехавшую помаду. – Ты должен его помнить.

Ага. Кажется, помню. Частенько в гости захаживал. Вроде как бывший партнер отца по бизнесу. Который прямо сейчас протягивает мне ладонь для рукопожатия.

– Вас не узнать, молодой человек. Вырос, возмужал. А я ведь тебя еще шпаненком помню.

Подвисаю в нерешительности. Кто знает, как принято общаться с чуваком, которой пару минут назад натягивал на себя твою мать?

– Без обид, но я понятия не имею, где только что была ваша рука и что конкретно она трогала, – брезгливо качаю головой, для надежности пряча кисть за спину. – А вот колечко на безымянном отличное. Жена знает, как вы проводите выходные?

Колкое замечание заставляет смутиться мать. Но не Бориса.

– Меньше знать – крепче спать. – Он хоть и улыбается, но с отчетливо уловимым холодком. – Слышал про такое?

– Слышал.

– Вот и молодец. Ольга, я тебе потом позвоню, – бросают матери и с уже куда более сухим: «До встречи, Кирилл», уходят.

– Сорян, – провожаю его спину, пока та не скрывается из виду. – Не хотел мешать. Мне уже стоит называть его «папа»?

– Глупости не говори.

– Нет? Тогда это вдвойне мерзко.

– Не вижу проблем. Я женщина свободная и одинокая. А Боря…

– Сильно не против. Это мы тоже установили. Однако тема жены не раскрыта.

– Там… все сложно.

– Отмазка на все случаи жизни.

– Не надо так смотреть, сын. – Мать начинает сердиться. – Ты что, приехал мне нотации читать?

Да нет, конечно. Уж перед кем ноги раздвигать, она сама как-нибудь разберется.

– Вообще-то просто увидеться хотел. Пожаловаться на новую мачеху там, на Эльку.

– Тогда спускайся вниз. Подожди, пока приведу себя в порядок. И чайник вскипяти, я отпустила всю прислугу.

Чтобы та потом не судачила о похождениях женатого ухажера? Предусмотрительно.

– Ага. Только душ не забудь принять. Воняешь мужским одеколоном. Причем не самым лучшим.

* * *

Наверное, не так должна проходить встреча близких родственников после полугодичного расставания. Или больше? Когда мы в последний раз виделись? Прошлой осенью?

Не суть. Суть в том, что особого тепла за душевным чаепитием не наблюдается. Впрочем, его и раньше нечасто можно было встретить.

Мать по натуре своей не шибко эмоциональная: пищать, визжать и соплями радости давиться никогда не станет. Да и я не из тех, кто любит пустые обнимашки и сюсюканья.

Плюс неловкость так или иначе присутствует. У нее – за то, что оказалась застуканной. У меня – от понимания, что мне в этом мире уже вообще не осталось места. Куда ни плюнь, везде лишний.

Здесь – разведенка ищет утешения, там – строят новую семью, тоже не приткнешься. В Амстердаме вообще лишь часть съемной квартиры в пользовании имеется. А большего, если честно, и не хочется.

Да, в Северной Венеции, как называют город сами местные из-за обилия каналов, круто затусить так, чтоб потом еще несколько дней ловить отходняк. Да, там все легализировано и можно оторваться на полную катушку. Да, никто тебя не контролирует и не капает на мозг, напоминая о репутации, но…

Не то это. Чужое. Чужой город, чужой менталитет. О чем, собственно, и рассказываю вкратце матери, пока мы давимся чаем.

Как бы криво наша встреча ни началась, процесс пустого трепа все равно затягивается. Ей же тоже надо пожаловаться. Не говоря о том, что пообсасывать косточки новой отцовской пассии – ее святая обязанность. Так что поездка, в которую я планировал уложиться за пару часов, занимает едва ли не полдня.

Пока еще тряпки в старой комнате перебрал. Приличная гора сразу улетела в утиль, но все равно целую спортивную сумку на переодевку умудрился собрать.

Будучи взбешенным на отца за самоуправство, я в свое время уезжал со скандалом и из вредности пустой. Все здесь оставил. Теперь же с ношей наперевес возвращаюсь в новую отцовскую вотчину.