автордың кітабын онлайн тегін оқу Перехват
Посвящается всем, кто не понаслышке знает,что такое эмоциональное насилие.
Однажды вы обретете свет
Пролог
5 лет назад
Миссис Уоллес открывает мне дверь, и до моего слуха сразу доносится взрыв хохота, а затем громкий, явно протестующий возглас. Я растерянно делаю шаг назад и оступаюсь, едва не падая со ступеней, но миссис Уоллес ловит меня за локоть и морщится, как от зубной боли. Надеюсь, это реакция на шум из дома, а не на мое появление. Не хочется, чтобы родители моего парня раздражались от моего вида.
Миссис Уоллес помогает мне поймать равновесие и наклоняет голову к плечу.
— Стефани, осторожней. Ступеньки очень высокие. — Лицо матери Эвана разглаживается, и она почти затаскивает меня в дом, видимо догадавшись, что иначе я так и буду неловко стоять в дверях. — Прости, но друзья Роберта не умеют вести себя тихо.
Я молча киваю: мне нечего ей ответить. Роберт — старший брат Эвана. Совсем недавно его взяли в «Бостон Селтикc» на позицию атакующего защитника, и с того момента Эван стал самым популярным парнем в школе. Еще бы, младший брат самого молодого игрока «Селтикса». Честно говоря, я до сих пор не понимаю, почему Эван решил встречаться со мной.
Очередной взрыв хохота раздается откуда-то справа, и я окончательно смущаюсь. Я знакома с Робертом, но одно дело — старший брат моего парня, а другое — его взрослые друзья-баскетболисты. Миссис Уоллес снова морщится, и от этого мне становится капельку легче: все-таки я тут ни при чем. Я расслабленно выдыхаю.
— Эван наверху, ты знаешь, куда идти?
Конечно же я знаю, где его комната, ведь именно я помогала ему все эти годы с математикой, и миссис Уоллес в курсе, но вежливость для нее превыше всего. По мнению моей тети, мама Эвана очень старается держать лицо, чтобы ни одно пятно не появилось на чистейшей репутации семейства Уоллес. Не думаю, что это плохо. Куда хуже быть кем-то вроде Сандры Эллисон, чье количество мужей в нашем районе не обсуждал разве что немой. Вот там-то за репутацией явно никто не следил... Я перевожу взгляд на идеально выглаженное платье мамы Эвана и снова киваю.
— Да, спасибо.
Вежливо улыбаюсь и замираю, когда из гостиной опять раздается оглушительный смех. На этот раз миссис Уоллес даже вздрагивает, и я очень хорошо ее понимаю. Я и сама испытываю иррациональное желание вжаться в стену.
— Мальчики! — восклицает мама Эвана. — Вас слышно на соседней улице!
Смех стихает, а следом раздается сдавленный вскрик.
— Прости, мам, мы будем тише, — секунду спустя произносит Роберт.
От его голоса по спине ползут мурашки, и я тороплюсь оказаться как можно дальше от комнаты, где Роберт сидит со своими друзьями. И почему я так смущаюсь в его присутствии? Ведь мы знакомы с ним, сколько я себя помню. В детстве я даже завидовала Эвану: у него есть такой классный старший брат, а я вовсе лишена полноценной семьи.
— Тебя проводить? — спрашивает миссис Уоллес, и я осознаю, что так и стою на месте.
Я делаю шаг вперед. Теперь мне видны гостиная и парни, находящиеся там. Роберт — в кресле, спиной к прихожей, а вот кто-то из его друзей отвлекается от телевизора и встречается со мной взглядом. От того, как он нагло смотрит на меня, слюна во рту становится вязкой.
— Эй, малышка, пришла составить нам компанию? Давай, заходи! У нас весело.
Роберт поворачивает голову к другу, а затем медленно оборачивается ко мне. Наши взгляды пересекаются, и к моим щекам моментально приливает кровь. Надеюсь, что он ничего не заметил, иначе мне придется переехать из Бостона, или я просто сгорю со стыда. Каждый раз, стоит мне встретиться с ним глазами, я покрываюсь этими дурацкими пятнами. Ужасно…
— Чак, полегче, ей всего пятнадцать, — резко бросает Роберт, все еще не отрывая от меня взгляда. — Ты к Эвану? — теперь он обращается ко мне. Я киваю, не в силах вымолвить ни слова, но Роберт расценивает это по-своему. — Не обращай внимания на Чака, он придурок.
Словно в подтверждение слов Роберта, Чак вскидывает руки, а затем крутит пальцем у виска. Я прыскаю — это выглядит забавно.
Роберт почти отворачивается от меня, но, передумав в последний момент, снова утыкается в меня своим тяжелым взглядом.
— Мелкая, придешь на нашу игру?
На секунду я теряюсь, а когда до меня доходит смысл его слов, жар от лица моментально спускается на грудь.
— Я… — Слова застревают в горле, а я начинаю злиться на себя. Господи, Стеф, почему ты такая идиотка! Двух слов связать не можешь! Наконец выдавливаю из себя: — Спасибо. С удовольствием.
Роберт улыбается одними уголками губ и возвращается к просмотру игры по телику, а мои легкие наполняет воздух. Я делаю шаг в сторону лестницы, но меня останавливает голос Чака:
— Эй, малышка, ты же встречаешься с младшим братишкой Роберта?
— Да, — я хмурюсь. К чему он клонит? Пока сложно сказать, что мы с Эваном встречаемся: сегодня официально первый день наших отношений, но Чаку знать об этом не обязательно. — Что ж, тогда тебе придется оставить малыша Эвана дома. Главное, захвати с собой на игру совершеннолетнюю подружку, договорились?
— Чак! — голос Роберта звенит от злости.
Роберт швыряет в друга подушку, а тот с хохотом ловит ее и прижимает к лицу с громким «Чмок!». Секунду я изумленно смотрю на них, а затем срываюсь с места и почти бегом поднимаюсь на второй этаж под очередную порцию громкого смеха.
Глава 1
Наши дни
Стефани
В доме так темно, что я даже не могу различить цвет лака, в который выкрашены ногти на моих ногах. Я знаю, что он красный, но не вижу этого. Единственным источником света служит экран телевизора, на котором маньяк убивает одну из «Зачарованных», размозжив ей башку дверью гаража. Ужастики 90-х — моя слабость, и «Крик» я видела как минимум сотню раз, но каждый раз липкие мурашки страха бегут по моим рукам, будто я не знаю, кто умрет следующим. Я крепко обхватываю маленькую диванную подушку и прикусываю уголок, продолжая вглядываться в темный экран телевизора. Долбаным маньякам из Вудсборо осталась всего одна жертва, и можно будет отправиться спать. Я откидываюсь на спинку дивана, но тут со стороны входной двери доносится скрип. Черт, я что, дверь не закрыла? Оборачиваюсь, но даже если в холле кто-то стоит, рассмотреть его нет никакого шанса.
— Вивьен?
От страха мой голос звучит слабо, но, если там кто-то есть, он должен был меня услышать и отозваться. Ответом мне служит тишина. Тетя не могла вернуться домой, не предупредив меня, тем более что на улице давно ночь, а так поздно она никогда не согласилась бы ехать.
— Эй, кто там? — Я чувствую, как потеют ладошки.
Меня начинает бить дрожь, а мозг отключается, хотя мне всегда казалось, что в опасной ситуации я точно не буду вести себя как герои моих любимых фильмов. Я же фанатка слэшеров! И точно знаю, как не надо! Но паника заставляет меня замереть и тупо вглядываться в кромешную темноту прихожей.
Когда спустя несколько долгих секунд ничего не происходит, я нащупываю ладонью пульт от телевизора и крепко сжимаю его. Не знаю, как он должен помочь мне справиться с убийцей, но это хотя бы какое-то оружие. Сердце в груди колотится так громко, что я почти не слышу фильм. Где мой телефон? Я определенно забирала его из спальни. Черт, если не найду, шансы на мое спасение маловаты.
Я продолжаю вглядываться в темноту, шаря рукой по дивану, но убийца так и не появляется. Убедив себя, что это просто паранойя, я делаю глубокий вдох и отворачиваюсь к телевизору. Кажется, ужастиков с меня на сегодня хватит. Но стоит мне поднять пульт, как в ту же секунду слышу шорох. Я кричу так громко, что закладывает уши, а потом, развернувшись, швыряю пульт в того, кто стоит позади дивана.
В ответ доносятся приглушенные ругательства, и сквозь шум в ушах мне удается разобрать знакомый голос.
— Эван! — Приглядевшись к «убийце», я едва не бросаюсь на него с кулаками. — Ты напугал меня! Как тебе вообще такое в голову пришло?
С силой сжимаю кулаки и пытаюсь выровнять дыхание, но выходит с трудом. Меня трясет от всплеска адреналина, но Эван совершенно не выглядит виноватым, скорее раздосадованным. Свет от экрана такой слабый, что я с трудом могу рассмотреть своего парня, но и этого мне хватает, чтобы заметить раздражение на лице Эвана.
Он подходит ко мне, потирая грудь там, куда, по всей видимости, попало пультом, и недобро смотрит на меня. На меня волной накатывает злость, смешанная с облегчением. Чертов псих!
— Я знаю, Стеф, так и было задумано, — с возмущением произносит Эван. — Ты же любишь хорроры, какого черта ты кинула в меня пульт?
— Одно дело смотреть на убийц по телевизору, а другое — встретиться с ними в жизни!
— Но я же не убийца.
— Но я же не знала! — мой голос срывается, и я обхватываю себя руками за плечи.
То, как обвиняюще Эван смотрит на меня, разжигает мою злость еще больше. Будто он и правда не понимает, в чем проблема! Вскинув голову, я подхожу к стене, щелкаю выключателем — и гостиную заливает ярким светом, от которого у меня тут же начинают слезиться глаза, но Эван воспринимает это по-своему. Я не успеваю ничего сказать, как он кривит губы и поднимает руки ладонями вверх.
— Брось, Стеф, давай обойдемся без слез, а? Что я такого сделал?
— Я плачу не из-за тебя, идиот, — выпаливаю я, окончательно рассердившись. — Но ты напугал меня! Какого черта ты пришел? На улице давно ночь!
Голос снова срывается, кажется, я на грани истерики. Черт бы побрал Эвана с его излишней театральностью! Для него было слишком просто войти в дом и позвать меня, обязательно нужно было напугать меня так сильно, что теперь я в шаге от панической атаки!
Эван застывает и плотно сжимает губы, а я устало прикрываю глаза. Мы встречаемся пять лет и уже давно можем ходить друг к другу, когда захочется. У Эвана даже есть ключи от моего дома, как и у меня от его, но, когда мы переписывались пару часов назад, он сказал, что планирует весь день играть в PlayStation. Так почему явился ночью, да еще и без предупреждения?
— Роберт вернулся. — Это звучит так сухо, что я начинаю растерянно моргать.
Внутри меня несмело шевелится давно забытое ощущение. Когда-то я была влюблена в Роберта, правда, мне было четырнадцать и ту влюбленность сложно назвать чем-то серьезным. Но я все еще помню, как покрывалась пятнами от смущения, стоило мне оказаться рядом с ним. А потом он уехал, я начала встречаться с Эваном — и моя детская влюбленность осталась в прошлом.
Почти пять лет назад Роберту предложили контракт с каким-то калифорнийским баскетбольным клубом и он уехал из Бостона. С тех я почти не слышала о нем. Меня никогда не интересовал баскетбол, а Эван предпочитал молчать о своем старшем брате. Для меня всегда была неясна причина их натянутых отношений, но факт остается фактом: Эван не очень-то любит его.
Нахмурившись, я медленно шагаю обратно к дивану и осторожно спрашиваю:
— Это же хорошо, верно?
Но по лицу Эвана тут же вижу: он считает иначе.
— Ни хрена это не хорошо, Стефани! Долбаный Роберт — наша звезда баскетбола. Ты думаешь, он вернулся, потому что у него не выгорело? Ни черта подобного! Он вернулся, потому что снова будет играть за «Бостон Селтикс», а родители, как и прежде, станут носиться с ним, как с золотым мальчиком. Понимаешь, что это значит?
— Нет, Эван, не понимаю.
И я правда не понимаю. Как минимум потому, что мои родители погибли, когда мне было десять, и с тех пор моим воспитанием занималась тетя, которая никогда со мной не носилась. Но с чего это Эван решил, будто родители забудут о младшем сыне лишь потому, что приехал старший?
— Я стану лишним в собственном доме!
Я непроизвольно морщусь. Иногда у него бывают проблемы с самоконтролем, и, видимо, приезд двадцатипятилетнего брата — большой стресс.
Ловлю себя на предательской мысли, что устала от этого — от его постоянных вспышек гнева, беспричинной ревности и того, что вынуждена очень аккуратно подбирать слова.
Эти мысли возникают все чаще и чаще, но сейчас я заставляю себя сфокусироваться на самом Эване. Он пришел за поддержкой, а значит, я должна ее ему дать. Сокращаю между нами расстояние и вглядываюсь в его зеленые глаза — в них плещется злость и какая-то неясная мне обида.
— Эван, иди сюда. Давай сядем и поговорим. Я хочу понять, что за проблемы у вас с Робертом, но ты должен спокойно мне все объяснить.
Как только я произношу последнюю фразу, уже понимаю: это ошибка. Эван вспыхивает, его щеки покрываются лихорадочным румянцем, и он хватается за голову.
— Спокойно? Я что, по-твоему, не спокоен?!
Эван кричит, а я теряюсь. Каждый раз в такие моменты мне становится страшно. Вдруг он что-то сделает мне? Например, ударит… За пять лет Эван ни разу не поднимал на меня руку, но сейчас... стал непредсказуемым. И это пугает больше, чем крики и ревность.
— Эван, пожалуйста…
Я протягиваю руку, но Эван резко отталкивает ее, из-за чего шиплю от боли. Не думаю, что он причинил мне ее намеренно, но именно этого я и боялась: Эван не контролирует себя в таком состоянии.
Вместо того чтобы успокоиться, он распаляется еще больше и снова кричит, не замечая моего испуга:
— Я пришел к тебе за помощью. Но вместо этого ты швыряешь в меня пульт, а теперь строишь из себя идиотку! Ты правда не понимаешь, почему я ненавижу Роберта? Тогда нам не о чем говорить с тобой. С меня хватит, Стеф, я ухожу!
Выдав все это на одном дыхании, Эван разворачивается на пятках и вылетает из гостиной, а я так и остаюсь стоять возле дивана, таращась ему вслед. Рука ноет — связываться с Эваном, когда он не в себе, становится все опаснее. Секундное облегчение от того, что сегодня скандал закончился быстро, сменяется чувством вины: я опять не смогла ему помочь.
* * *
В очереди перед нами всего три человека, но Вэл недовольно переминается с ноги на ногу.
— Боже, почему этот парень так долго?
— Потому что не мог определиться, на каком молоке хочет капучино. — Я равнодушно пожимаю плечами.
Мы совершенно никуда не торопимся, и поэтому я не понимаю нетерпения Валери. Как будто от чашки кофе зависит чья-то жизнь.
— Если он сейчас начнет выбирать еще и десерт, то я... О, нет… — Она закатывает глаза, а ее «о, нет» разносится по всей кофейне. Мне становится неловко. Не люблю причинять людям неудобство.
— Прекрати, — шикаю я на подругу.
— Я умру, если немедленно не получу капучино, — продолжает ныть Вэл, не обращая внимания на косые взгляды.
— Не умрешь. Мы тащились в эту кофейню от самого университета, так что еще пять минут ты как-то потерпишь.
В этом вся Валери: она просто обязана получить желаемое прямо сейчас. Я вижу, что Вэл собирается мне возразить, поэтому пихаю ее локтем в бок и киваю на бариста.
— Он пялится на тебя, Вэл. Это из-за него мы перлись три квартала именно сюда?
— Нет. — Вэл перекидывает свои белокурые волосы через плечо и невинно смотрит на меня. Но я слишком хорошо знаю подругу, чтобы поверить ее небесно-голубым глазам. Валери не прошла бы и лишнего ярда без веской на то причины. Горячий бариста с внешностью рок-звезды, вероятно, вполне себе веская.
Очередь перед нами наконец-то начинает продвигаться, и мы делаем пару шагов к стойке. Вэл бросает на бариста мимолетный взгляд, а затем задумчиво хмурится. Я не успеваю спросить ее, что не так, потому что подруга неожиданно оборачивается ко мне и произносит:
— Слушай, на занятиях болтали про кого-то из Уоллесов, но я совсем ничего не поняла, ты не знаешь, в чем дело?
Я шумно выдыхаю. Пусть Вэл моя лучшая подруга, но рассказывать ей про нашу ссору с Эваном я не стала, а значит, у меня не было повода рассказать ей и про возвращение его старшего брата. Впрочем, Роберт Уоллес — довольно заметная фигура для Бостона, так что следовало ожидать, что кто-то уже в курсе. Интересно, Эван сильно психует? С пятницы мы так с ним и не поговорили. К слову, я звонила ему. И даже не один раз! А если уж быть точнее, то звонила ему всю субботу и все воскресенье без перерыва, но Эван словно решил наказать меня и не отвечал на звонки. Приходить домой к Уоллесам я не стала, все-таки капля самоуважения где-то внутри сохранилась.
Вэл смотрит с любопытством. Уверена, что на моем лице все мысли читаются слишком хорошо. Я никогда не умела скрывать эмоции, а Валери запросто их улавливала. Иногда мне кажется, что потому мы и подружились на первом курсе — ей было просто со мной. Вэл знает, что от меня не стоит ждать подвоха: я просто ничего ни от кого не могу скрыть.
— Стеф. — Вэл делает очередной шаг в сторону барной стойки, но смотрит только на меня. — В чем дело? — повторяет она тихо.
Я медленно выдыхаю через нос, чувствуя, как раздуваются ноздри, и стараюсь сосредоточиться на дыхании. Мне нужно выкинуть из головы все претензии Эвана. Не хочу сейчас обсуждать их с Вэл — она снова скажет, что Эван мне не пара, а в последнее время я начинаю с ней соглашаться, и мне это не нравится. Пусть Эван вспыльчивый, но я люблю его. Любила когда-то…
— Роберт Уоллес вернулся, — выпаливаю я, пока мои мысли про Эвана не зашли не в то русло. — Говорят, снова будет играть за «Селтикс».
Я произношу эти слова так, словно Роберт не имеет никакого отношения к тому, что я третий день в дурном настроении, но Вэл неважно, с какой интонацией я это произнесла.
— Черт, что? Бобби перешел в «Бостон Селтикс»? — Лицо Вэл приобретает какой-то странный розовый оттенок, и я не на шутку пугаюсь, но она не дает мне ничего ответить. Только хватает меня за руку и почти кричит: — Стеф, ты просто обязана попросить у Эвана билеты на матч!
Я нервно усмехаюсь и аккуратно высвобождаюсь из крепкой хватки моей подруги. Спорт — слабость Валери, вернее спортсмены. Последний парень, с которым она встречалась, был хоккеистом. Возможно, Валери перечитала спортивных любовных романов про хоккей, которыми сейчас усыпаны все полки в книжных магазинах, но факт остается фактом: три месяца отношений с Леоном и три месяца бесконечных походов на ледовую арену, от которой меня, по правде говоря, начало тошнить уже через несколько недель.
Слова Вэл возвращают мои мысли к Эвану, и я морщусь. Не уверена, что Эван правильно расценит такую просьбу. Он и так злится из-за возвращения Роберта, так что мне не следует подливать масло в огонь. Я смотрю на Вэл взглядом «не говори ерунды» и спокойно произношу:
— Серьезно? Как ты себе это представляешь? Я же никогда в жизни не интересовалась баскетболом, да и Эван начнет психовать. Он вполне может решить, что я запала на его брата.
«Снова», — добавляю я мысленно.
Вэл знает, как ревнив Эван, и я рассчитываю, что моя фраза остудит ее пыл, но я забыла, как иногда подруга бывает настойчива в своих желаниях. А сейчас она, видимо, очень сильно желает оказаться на баскетбольной игре. Вэл на секунду прищуривается, а затем широко распахивает глаза, и я едва сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть. Она что-то задумала, не иначе.
— Скажи Эвану, что это я положила глаз на Бобби. Тогда твоя просьба не покажется ему странной. И он может пойти с нами.
— Во-первых, Эван терпеть не может баскетбол. А во-вторых, он не поверит. Вэл, Эван в курсе, что ты даже не знакома с Робертом.
Звонкий смех Валери разносится по всей кофейне, привлекая к нам внимание, и я машинально вжимаю голову в плечи. Ненавижу, когда на меня пялятся, но избежать этого, когда твоя подруга — Валери Стронг, почти невозможно. Перестав смеяться, Вэл пристально смотрит на меня.
— Брось, Стеф, когда это меня останавливало? Чтобы положить глаз на горячего спортсмена, мне не обязательно знать его лично. Это же Роберт Уоллес, черт бы его побрал!
Последнюю фразу Вэл произносит настолько громко, что я снова шикаю на нее. На нас и так обращено слишком много взглядов, не хватало, чтобы откуда-то выскочили репортеры с камерами и каверзными вопросами про нового игрока «Бостон Селтикс»… Мое воображение тут же рисует эту картину, и я чувствую, как щеки покрываются жаркими пятнами. Кажется, моя тревожность вышла на новый уровень.
— Вэл, я не могу…
Мне нужно быть настойчивей, объяснить Валери, какая это плохая идея, и рассказать, что мы с Эваном вообще-то поругались именно из-за его брата, но вместо этого я перевожу взгляд на бариста и проглатываю окончание фразы. Вэл замечает мое замешательство и победно улыбается. Валери всегда добивается своего, поэтому я решаю перестать сопротивляться. Какой в этом смысл, если все равно соглашусь? Я качаю головой. Мы с Вэл заказываем кофе, а спустя пару минут выходим с ним на залитую солнцем улицу. Осеннее солнце все еще греет, и я с удовольствием подставляю лицо его лучам.
Вэл дергает меня за рукав толстовки:
— Ну что, когда ты поговоришь с Эваном?
Ей не терпится заполучить билеты, а я даже не знаю, как вообще подступиться к Эвану. Наверное, стоит для начала помириться… Может, все-таки зайти к нему домой? Его занятия должны были уже кончиться, то есть Эван, скорее всего, дома, если не рубится в PSP с Дином Макгиллом…
Пока я пытаюсь сообразить, что делать, Вэл снова нетерпеливо переступает с ноги на ногу, и я окончательно сдаюсь. Она не отвяжется от меня, пока не достигнет цели. Я отпиваю из стаканчика холодный кофе и прикрываю глаза ладонью.
— Я зайду к Эвану сегодня вечером. Мы как раз договорились встретиться, — зачем-то вру я. — И тогда я смогу попросить билеты. Но, Вэл, я ничего не обещаю, так что…
— Уверена, что он согласится, — перебивает подруга. — Ты, главное, не забудь сказать, что это ради меня, и все — никакой ревности, зато билеты у нас в кармане.
Я киваю, понимая, что все это легко только на словах. Мне же, вероятно, предстоит выслушать парочку новых претензий, а может, и вовсе в очередной раз поссориться с Эваном.
Глава 2
Роберт
В гараже отца пахнет моторным маслом, и от этого запаха меня тянет блевать. Только спустя год после аварии я с трудом заставил себя сесть за руль машины, а мотоциклы все еще одним своим видом заставляют меня жалеть, что я не разбился насмерть. Смотрю на старенькую отцовскую «Хонду», что стоит в гараже рядом с материным «Приусом», и сжимаю челюсти. Зубы скрипят, хотя порой мне кажется, что это скрипит сердце. Пытается собраться во что-то целое, но не может. Не после того, как долбаное дерево, возникшее на моем пути, разбило его вдребезги.
Отворачиваюсь от отцовского мотоцикла и подхожу к двери, которая ведет в дом сразу из гаража. Отец всегда превыше всего ценил удобства, поэтому к выбору дома подошел очень тщательно. Прямой выход в гараж был одним из решающих пунктов при покупке дома. Я помню, как еще маленьким смотрел на радостного отца, когда мы только переехали в этот район, и никак не мог понять: как возможность сократить пару ярдов делает человека настолько счастливым?
В этом и заключается самая очевидная разница между мной и Уоллесом-старшим — мне совершенно насрать, есть ли прямой выход в гараж из моего дома или придется пройти пару шагов в обход. Куда важнее для меня впечатления, адреналин… Были важнее.
Стискиваю челюсти еще сильней до тех пор, пока они не начинают болеть. Именно из-за тяги к адреналину погибла Энжи. Из-за моей чертовой тяги к адреналину.
Захожу в дом и, не сдержавшись, хлопаю дверью, отчего из кухни тут же появляется мать. Она выглядит точно так же, как и пять лет назад, только морщинки на ее лице стали немного заметнее, и мне кажется, она чаще красит волосы. Хотя, глядя на ее пепельный блонд, так и не скажешь.
— Роб, все хорошо?
От звуков ее голоса мне хочется что-то разбить, потому что этот вопрос она задает вот уже в тысячный раз, но я понимаю, что так она проявляет заботу. Как умеет. Поэтому я беру себя в руки.
— Да, мам, — все-таки отвечаю я, даже не изменившись в лице. — Дверь сквозняком захлопнуло.
Она понимающе улыбается и, тряхнув идеально уложенными волосами, кивает на кухню:
— Ты голодный? Я только что приготовила сэндвичи. Но если не поторопишься, твой отец ничего от них не оставит.
Стоит матери упомянуть отца, как ее лицо тут же меняется — она словно молодеет лет на десять, а в глазах появляется странный блеск. Так было, сколько я себя помню. Глядя на моих родителей, я мечтал встретить ту, которая и меня полюбит так же, как моя мать любит отца. И мне казалось, я нашел такого человека…
Проклятье! Я думал, что дома мне станет проще, но тут ни хрена не изменилось. Интересно, мне когда-нибудь станет легче или я так и буду до скончания дней мучиться от чувства вины?
Чтобы избавиться от навязчивых мыслей об Энжи, я натягиваю на лицо свою самую дебильную улыбку и иду в сторону кухни. Мама внимательно смотрит на меня, но ничего не говорит, за что я ей охренеть как признателен.
Я захожу на кухню, замечаю сидящего за столом отца и поднимаю руку в знак приветствия. Его губы тоже растягиваются в улыбке, но сам он напрягается.
— О, а вот и Роб. Как дела, сынок?
Это папина версия маминого вопроса «Все хорошо?» И как бы оба варианта меня ни бесили, я изо всех сил стараюсь вести себя как благодарный сын. Пока я справляюсь довольно сносно, но клубный риелтор знает, что мне нужна отдельная квартира, и как можно быстрее. Иначе скоро от этой заботы я полезу на стену.
Напускаю на себя самый придурочный вид и складываю указательный и большой пальцы правой руки в колечко.
— Да, пап. Все окей. Мама сказала, тут были сэндвичи?
— Ну, один где-то отыскать еще можно. — Губы отца растягиваются еще шире, и он с теплом во взгляде поворачивается к моей матери. — Энн считает, что если сделает мне на один сэндвич меньше, то я умру от голода. Но скорее я умру от переедания.
Отец заливисто смеется, но внезапно ловит взгляд матери и смех обрывается. Проклятье. Они это опять?
Я расслабленной походкой направляюсь к столу и медленно беру из тарелки сэндвич с тунцом, не глядя на моих тревожных родителей. Они беспокоятся, я понимаю, но это реально сводит с ума… Откусываю внушительный кусок и принимаюсь тщательно жевать — так, как учили в детстве. Прожевав, шумно проглатываю. Моему самообладанию можно позавидовать.
Обвожу кухню внимательным взглядом и все-таки решаю это обсудить:
— Слушайте, это уже никуда не годится. Мам, ну честно. Вы не можете исключить из своей речи все слова, относящиеся к смерти. Это как минимум ненормально. И в этом ни хрена нет смысла. В конце концов, прошел целый год, так что, пожалуйста, прекратите вести себя так странно.
Я произношу свою речь как можно спокойнее, все еще сжимая в руках несчастный сэндвич, который вот-вот превратится в лепешку, но я должен им это сказать. Иначе они так и будут обходить неудобные фразы, выключать телевизор, когда я вхожу в комнату, и делать вид, что мне все еще пять и я до сих пор не понимаю, куда делась наша собака.
— Роб… — В мамином голосе слышатся виноватые нотки, поэтому я тут же перебиваю ее.
— Мам, правда. Я абсолютно серьезно. Прошел целый год, и я пережил это.
Мама шумно выдыхает и с осуждением смотрит на отца, которому словно и впрямь поплохело от сэндвичей. Мне жаль их. Смерть Энжи зацепила и моих родителей. Никто из них не знает, как теперь вести себя с собственным сыном, который врет, что справился со смертью невесты.
Мама открывает рот, но не успевает и слова сказать, как в прихожей раздаются какие-то возгласы. Я вопросительно поднимаю бровь.
— Эван, — как-то тихо произносит она, словно имя моего младшего брата должно мне все объяснить.
— Что Эван? — уточняю я.
Мама хмурится, но тут же ее лоб разглаживается. Видимо, косметолог запретила ей морщить лоб. Я качаю головой, и она, наконец, решает внести чуть больше ясности:
— Они со Стефани на днях повздорили, и Эван как-то слишком остро это переживает. Он… ведет себя… импульсивно.
Я ошарашенно смотрю на мать. Мой брат, которому недавно стукнуло двадцать, остро переживает ссору со своей девушкой?
— Просто твой брат — придурок, — выдает отец, не утруждая себя подбором слов.
— Льюис! — мать шикает на него, но тот не меняется в лице.
— Я говорю как есть, — безмятежно отвечает он.
Стул с противным звуком отодвигается, и отец поднимается из-за стола. Равняется со мной и кладет мне ладонь на плечо, а мне приходится чуть-чуть приподнять подбородок, чтобы посмотреть ему в глаза. Именно отцу я обязан своим ростом.
— Эван совершенно не ценит Стефани, — как-то осуждающе добавляет он, глядя поверх меня.
— Стефани? — До меня доходит, что я знаю это имя. — Эван что, до сих пор встречается с той рыжей девчонкой?
Перед глазами тут же возникает симпатичное лицо в золотистых веснушках и с лихорадочными алыми пятнами, которые покрывают его, стоит нам встретиться взглядом, рыжие упругие кудряшки и широко распахнутые зеленые глаза. Когда я видел ее в последний раз, ей было пятнадцать, и я думал, что она пошлет моего брата через пару месяцев, но Стефани продержалась куда дольше. Гораздо, гораздо дольше.
— Ну, я бы не назвал ее девчонкой, — со смешком крякает отец, за что тут же получает от мамы полотенцем по руке. — Но да, именно с ней. — Он уворачивается от очередного шлепка.
— Почему она все еще не бросила Эвана? — я не успеваю прикусить язык, и вопрос сам срывается с губ.
Не то чтобы я считал Эвана безнадежным, но с ним довольно трудно иметь дело. Уж я-то это знаю как никто другой.
Ответом мне служит гробовая тишина. Родители странно переглядываются и опять же выглядят при этом слегка виновато. Да что за хрень творится в этом доме? В тишине, воцарившейся на кухне, становятся отчетливо слышны крики из прихожей. Я прислушиваюсь: кричит именно Эван, а Стефани почти не слышно. Бросаю недоеденный сэндвич на стол и, недолго думая, выхожу из кухни.
— Стеф, да как ты не понимаешь?
Эван почти брызжет слюной, и я снова удивляюсь, как у родителей могли родиться настолько разные дети. Мой младший брат импульсивный и какой-то слишком нервный. В детстве я иногда думал, что он вообще не мой брат, но с возрастом стало очевидно: мы точно родственники, так сильно похожи внешне.
Я смотрю, как он возвышается над Стефани, и раздраженно дергаю плечом. Ненавижу, когда орут на девушек.
— Привет.
Останавливаюсь в дверях кухни и опираюсь плечом на дверной косяк. Ссора стихает. Эван, недовольно хмурясь, поворачивается ко мне, а Стефани, напротив, опускает голову. Она стоит в дверях, и закатное солнце светит ей в спину, поэтому я не могу ее как следует рассмотреть, хотя, признаюсь, мне любопытно, насколько изменилась повзрослевшая Мелкая. Она была довольно милой в пятнадцать, и уже тогда мне приходилось отгонять от нее своих друзей, которые тоже замечали это.
— Чего тебе? — Эван не утруждается приветствием, но мне плевать на его неприязнь. Это всегда были проблемы Эвана. Не мои.
— Вышел на крики, решил поздороваться. И заодно спросить у Мелкой, какого хрена она все еще терпит тебя.
Лицо Эвана краснеет, а Стефани вздрагивает. От меня не укрывается ее реакция на старое прозвище, и я думаю, что двадцатилетней девушке оно вряд ли пришлось по вкусу.
— Не твое собачье дело, Роб, — Эван цедит слова сквозь плотно сжатые зубы, а мое имя разве что не выплевывает.
Он знает: я не очень люблю, когда меня называют Робом, но терплю, только если это родители. Именно поэтому младший братишка зовет меня так и никак иначе.
— Ты уверен? Просто если ты ее обижаешь, я, как сознательный гражданин Америки, должен заявить на тебя за жестокое обращение.
Мой голос звенит от напряжения. Я хочу, чтобы Эван понял: я не шучу.
Лицо брата вытягивается, а Стефани прижимает ладони к щекам, но всего через миг, встряхнув огненными кудряшками, входит в дом и закрывает за собой дверь. Теперь я могу ее разглядеть — Мелкая повзрослела, и это сразу бросается в глаза. Из нескладного подростка выросла в симпатичную девушку с довольно выдающимися формами. Размер C, не меньше. И пусть на ее голове все те же рыжие кудри, Стефани больше не выглядит как… Мелкая.
— Привет, Бобби, рада тебя видеть, — произносит она, а затем ее взгляд падает на моего брата. — Прости за шум, просто мы немного… хм… повздорили.
Почему передо мной извиняется она, а не Эван? Тем временем Стефани успевает подойти к нему и взять его за руку. Мне мерещится в этом жесте попытка его успокоить, и я едва не закатываю глаза. Ему что, мать вашу, пять лет?
— Я тоже рад тебя видеть, Мелкая, но все еще жду ответ: какого хрена ты терпишь его?
Кажется, я специально провоцирую Эвана, но с тех пор, как я вернулся в Бостон, мой брат будто с катушек слетел, и меня это чертовски раздражает. У Эвана нет причин вести себя как полный придурок, но он делает именно это, и, судя по всему, со своей девушкой тоже.
— Брось, Бобби, — тихо произносит Стеф. — У всех бывают недоразумения.
Она краснеет, и я усмехаюсь. Что-то в этом мире остается неизменным, например алеющие щеки Мелкой при виде меня. Стефани прикусывает губу и смотрит на меня как-то загадочно. Спустя несколько долгих секунд до меня доходит: она просто умоляет меня прекратить доводить Эвана. Стефани и правда пытается защитить моего брата от меня.
Эта мысль так охрененно шокирует, что я теряюсь. Для Стефани все, должно быть, выглядит не так, как для меня. Она-то не видела, как Эван хлопал дверьми, стоило мне переступить порог родительского дома, и не знает, что он не ночевал дома два дня подряд. И если верить родителям, то и с ней они пару дней как разругались, а значит, ночевал он и не у нее.
Я перевожу взгляд на Эвана и замечаю, как сильно он стиснул челюсти. Мне хочется просто из принципа помучить его, но глаза Мелкой... Поэтому я вскидываю руки и отлипаю от дверного проема.
— Ты права, Стефани. Все иногда ссорятся, даже мы с Эваном. Не правда ли, братишка?
Как и следует ожидать, Эван не отвечает, только его сжавшаяся в кулак свободная ладонь дает понять: он меня слышит. Я хмыкаю и уже почти скрываюсь в кухне, но вспоминаю нечто забавное.
— Кстати, Мелкая... — Стефани непонимающе хмурится, и я спешу продолжить: — Пять лет назад ты обещала сходить на игру и не пришла. Так что за тобой должок. У меня есть несколько билетов. Не хочешь взять моего угрюмого братишку и поддержать нас в этот раз? Посмо́трите, как мы с парнями разгромим этих зазнавшихся калифорнийцев.
Я замечаю, как Стефани переводит виноватый взгляд на Эвана, но, не дожидаясь от него ответа, снова смотрит на меня. Румянец на ее щеках выглядит ярче, когда она сглатывает и неуверенно кивает.
— Это будет здорово, как раз моя подруга очень хотела попасть на матч.
Я усмехаюсь и подмигиваю ей.
— Значит, договорились. До встречи, Мелкая.
За моей спиной повисает гнетущая тишина, но яне обращаю на нее внимания. На кухне меня ждет недоеденный сэндвич, а потом есть куда более важные дела, чем разбираться с истериками брата-придурка. Мне нужно как можно быстрее свалить из родительского дома. Желательно прямо сегодня.
Глава 3
Стефани
Я смотрю в спину удаляющемуся Роберту, и все, о чем способна думать, — как сильно он изменился за пять лет с нашей последней встречи. Я уже и забыла, насколько он высокий и широкоплечий, но кажется, что в мышечной массе он успел поднабрать еще больше. Бобби определенно стал мужественнее, а еще как-то серьезнее. Раньше он часто улыбался, но сейчас словно забыл, как это делается. Ловлю себя на том, что хочу узнать, как он жил все эти пять лет. Есть ли у него девушка? А может, он успел жениться? Эти мысли отдают неясной горечью.
— И что это было, Стеф? — голос Эвана просто сочится злостью.
Я вздрагиваю и с удивлением поворачиваюсь к своему парню. Он и правда в ярости! Но почему? Не из-за билетов же, в самом деле?
Моя рука все еще сжимает ладонь Эвана.
— В чем проблема? — устало выдыхаю я. Не успели мы помириться после пятницы, как ссора грозит вспыхнуть с новой силой. — Мне нельзя было поздороваться с твоим братом?
— О каком матче говорит Роб?
Я морщусь, потому что помню, как Роберт не любит это сокращение, и впервые задумываюсь: а что, если Эван специально зовет брата именно так? Мне и раньше казалось, что между ними не все гладко, но в последние дни... Эван словно возненавидел Роберта. Или всегда ненавидел?
Челюсти Эвана плотно сжаты, а глаза мечут молнии. Если бы взглядом можно было убивать, то меня точно поразил бы разряд тока. Хорошо, что это невозможно. Эван пугает меня, и мне не нравится это ощущение. Бросаю затравленный взгляд на кухню, где минутой назад скрылся Роберт.
