Журнал Рассказы зарегистрирован в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций. (Свидетельство о регистрации ПИ № ФС77-81118 от 25 мая 2021 г.) 16+. Главный редактор М. А. Суворов. Адрес редакции 634029, Томск, ул. Белинского 25 Тел.: +79257870860, e-mail: info@kraftlit.ru

Подписные индексы в каталогах «Почта России» - ПМ637

 

Издательство Крафтовая литература

 

Он засунул в рюкзак ярко-розовых птиц заката,

изумрудных китов, самолёт, пароход, балет,

говорящего пони, улыбчивых старых скатов.

Попрощался с консьержем, тот буркнул чего-то вслед.

 

Говорили, что видели парня на странных вписках.

Даже куртка с утра издавала вороний грай.

Её левый карман умолял о стакане виски,

зато правый карман объяснял, как построить рай.

Воротник — тот хитро́ умудрился урвать от жизни

хрипловатый, весьма соблазнительный томный бас.

Огорчалась луна, задержавшись на волчьей тризне.

Где-то возле ключиц начинался медовый Спас,

чей-то голос упорно твердил: баклажаны взвесьте,

почему же так дорого, блин, а кому легко.

Он стеснялся, конечно, но стал широко известен,

а особенно в секте любителей рюкзаков.

 

Злая белка истории носится по спирали.

Динозавры не слопали белку, и очень жаль.

Говорили ещё, что он бог. Это точно врали.

Где сияние, истина, где у него скрижаль?

Вот скрижали, сияния, гласа никто не помнит,

что прямое свидетельство — просто прохожий чел.

Санитары запомнили, как говорящий пони

рассуждал о вселенной, и прочее в том ключе.

В полночь были показаны лучшие звездопады,

звёзды сыпались с неба. Брахман обнимал Махди.

Санитары немного потом изменили взгляды,

чем пополнили орден любителей походить.

 

Он пошёл (санитары за ним) и унес всё это.

Города и людей. Много разных унёс вещей.

Потому что войны не выносит его планета.

Вот такая она, не выносит войны. Вообще.

Если встретишь его — попроси поделиться чудом,

показать, как охотник, стреляя, попал впросак.

Показать, как друзей на застолье собрал Иуда.

 

Как тебе снова семь. Как ты тоже берешь рюкзак.

 

— Наталья Захарцева (Резная Свирель)  

 

Сны для Марека

Разиля Фазлиева

 

Я его вижу, он меня — нет. Я его очень люблю, а он меня — нет. Но так было не всегда.

Когда большой босс перевел нашу команду в район Чижины и закрепил за мной Центральную улицу, я три месяца из комнаты никуда, кроме работы, не выходила. Сложно отыскать место уродливее: жуткая узкая дорога, стройка на стройке, старые магазины, овраги. С любого места виден другой конец Кракова. И все такое угловатое, се-е-ерое.

Я привыкла к Старому Городу и его гордому величию, спокойной красоте, незаметному, внушающему уважение самолюбию. Он мне как родной. Я видела, как строились вокруг него оборонительные стены. Наблюдала, как их сносили. Сейчас от них остался один небольшой кусок и ворота с башней, которые назвали Флорианскими — чудесное место для вдумчивых вечерних променадов, особенно когда нет туристов. Потому что работа у меня, к сожалению, ночная.

Я — как сейчас говорят — курьер. То, что я доставляю, нельзя потрогать или понюхать. Нельзя услышать или ощутить кожей. Это можно только один раз посмотреть, но нет никаких гарантий, что получатель будет помнить увиденное. Оно приходит неожиданно и рассеивается так же легко и стремительно, как клубы дыма на воздухе.

Сны. Я — сновиделец, и я доставляю людям сны.

В Кракове работают и живут четыреста сорок девять сновидельцев. Большой босс, его заместитель, группа по отчетности из четырех сотрудников, три главы отделов. Остальные трудятся на рядовых должностях. Сновидельцы-курьеры обязаны донести до человека его сон не позже, чем через шесть минут и двадцать семь секунд после засыпания. В списке получателей имя заснувшего окрашивается в синий цвет, а рядом появляется мигающий таймер. Ужасно раздражает. Я ненавижу синий, к тому же часто несколько десятков людей засыпают одновременно, и рабочий экран принимается неистово мерцать, как светосигналка скорой помощи.

Через восемь лет работы в Чижинах в моем списке появился новый получатель. Очередной человек, поселившийся в самой середине Центральной улицы, в унылой двенадцатиэтажной коробке из бетона.

 «Вот тебя-то мне и не хватало, Марек-чертов-Домбровский, — подумала я тогда. — Чтобы экран ярче мигал, когда вы все разом ляжете».

Но Марек, будто прознав о моем недовольстве, засыпал позже остальных. А вскоре мне приходилось ждать его чуть ли не до трех часов ночи. Раздражало даже больше, чем таймер.

— Это еще что! — говорила соседка по комнате. — Сиал мне как-то рассказывал, что одна девушка из его списка засыпала в шесть утра целых два года. Он тогда работал на ночной смене и просил перевести девушку на дневных, но отказали. Потом выяснилось, что она страдала бессонницей.

Я сразу подумала: вряд ли это про Марека, он не каждый день заставлял меня ждать допоздна. Например, сегодня он обычный человек и ложится спать в одиннадцать вечера. Завтра и послезавтра он — подлец, рядом с именем которого никак не появится таймер. Следующие три дня — снова спит нормально. То есть никакой системы он не придерживался.

Однажды я зашла домой к Мареку до того, как он заснул. В глубине его неприятной однокомнатной квартиры еле-еле горел свет. Откуда-то доносилась кошмарная музыка, состоявшая из утробных криков и визга музыкальных инструментов. Я прошла по коридору до конца и через приоткрытую дверь справа увидела молодого человека в наушниках, делавших его похожим на коалу. Домашняя футболка свободно висела на нем, а пятки и щиколотки скрывались под растянутыми штанинами. Он что-то писал, подтянув к груди колени и согнувшись, словно каменная горгулья.

Тогда я воспользовалась невидимостью: отключила ноутбук, а потом пощелкала выключателями в щитке. Марек почесал затылок. Попробовал включить свет во всех комнатах. И лег спать.

Через день все повторилось. Только вместо того, чтобы дать мне выполнить работу, Марек достал из тумбочки металлический подсвечник и продолжил горбиться за столом. Он попыхтел над своими каракулями примерно полчаса, после чего зарычал, откинув карандаш, задул свечу и упал на старое раскладное кресло.

В следующий раз я задула свечки, чтобы Марек лег вовремя, а он вытащил фонарь. Я прятала батарейки — он включал фонарик на телефоне. Я прятала телефон — он находил батарейки. Я убирала телефон и батарейки — он вытаскивал подсвечник и чертил. А когда я прятала и свечи, он хватался за голову, вылетал из комнаты, с размаху захлопывая дверь, и орал из коридора: «Поиграй и отдай!» — а потом шел к щитку. То есть делал все, чтобы довести меня до белого каления.

Через две недели подобной чехарды комната Марека встретила меня воинственным плакатом, приклеенным к двери на уровне колен:

«Гномик!

Пожалуйста, хватит перекладывать мои вещи и играть с электричеством, это опасно и очень невежливо! Ночь — единственная часть дня, когда я могу работать над комиксом, так что, если ты не прекратишь мне мешать, я буду бороться по-другому!».

Слово «по-другому» он написал красным фломастером и жирно обвел.

В ту ночь я впервые заглянула Мареку за плечо. Просто чтобы понять, почему он так отчаянно хотел отвоевать себе время. На листе бумаги, над которым он склонился, блестел свежими красками сказочный пейзаж: водопад, горы и деревья, достававшие до небес. Марек прорисовал каждый листик, каждый завиток на облаке, каждый блик на мокрых камнях. А рядом в отдельной квадратной рамке сидел посреди травы белоснежный заяц с розовым носиком. Все в зверьке было прекрасно. Кроме одного: голову украшали ветвистые оленьи рога, поросшие алыми цветами.

Я мотнула головой и фыркнула. Марек потрогал ухо, оглянулся — взвизгнул. Подскочил и свалился, уронив за собой табуретку.

— Ты… кикимора?! — Его глазные яблоки чуть не вывалились к моим ногам. Я посмотрела за спину и только потом догадалась: Марек вылупился именно на меня. Забыла о невидимости из-за рогатого зайца.

После того как я сбежала, Марек стал изводить меня ежедневно: он мог не спать до двух, трех, четырех часов утра, вынуждал ходить вокруг его дома и поглядывать в рабочий планшет. И однажды его комната встретила меня новым плакатом. В нем Марек извинялся за то, что обозвал меня кикиморой, уверял, что я намного красивее и выше. Просил зайти еще раз, потому что не успел запомнить все черты моего лица.

Я убедилась, что невидима, и зашла. Марек, как обычно, в скрюченной позе сидел за столом. Я заглянула ему за плечо и увидела наброски существа, похожего на меня: острое лицо, глаза с вытянутыми зрачками и оттопыренные уши. Мои короткие волосы Марек сделал длинными и заполонил ими всю страницу так, что они напоминали морские волны.

— Ну а сегодня ты придешь? — спросил он свой рисунок. — Я уже неделю жду, весь интернет перерыл, а кто ты — так и не нашел, потому что белая женщина по квартирам не ходит, а кикиморы — маленькие и беспокойные. И уродливые, судя по картинкам в гугле, а ты, наоборот, очень красивая, хотя цвет кожи у тебя странный.

— Странный, значит?

Марек дернулся и завизжал даже громче, чем в первый раз. Так мы и познакомились.

С тех пор ночи, в которые Марек не спал, я проводила с ним. Он срисовывал с меня персонажей для своего нового комикса. Мы вместе писали им реплики, вели через препятствия к их целям, придумывали в помощники крылатых лягушек и единорогов с рыбьими хвостами.

История про безбровых существ с вертикальными зрачками и голубой кожей нравилась поклонникам Марека. Они писали ему восторженные сообщения и платили деньги, чтобы он рисовал комикс быстрее. В какой-то миг я осознала, что не могу отвести взгляд от добрых голубых глаз и улыбки Марека, что внимательно слушаю его речи, что радуюсь, когда он не спит. Я будто сама видела чудесный сон, один из тех, которые доставляла людям.

Очнулась, когда меня вдруг повысили до отдела по комплектации сновидений, а Марек уже сотрудничал с кинокомпаниями, с крупными городскими фестивалями и рисовал на заказ. Работы стало несоизмеримо больше. Марек уставал. Он мог забыть важные рисунки перед тем, как пойти в офис. Мог долго искать какой-то предмет, который держал в руке. Мог зайти в туалет, хотя собирался на кухню. Я лишь усмехалась и напоминала Мареку о коварных гномиках. Он в ответ забавно выпячивал нижнюю губу и говорил, что я, в отличие от него, не старею и что это нечестно.

Однажды Марек сказал, что сбегает в магазин за энергетическим напитком и шоколадом, чтобы еще немного поработать, и вернулся под утро. Спустя четыре часа. Без покупок.

— Представляешь, Тэм, я вдруг забыл, где мой дом, — ответил он на мой немой вопрос и глупо улыбнулся.

Мареку было пятьдесят шесть. Во врачебном заключении написали, что у него ранняя стадия болезни Альцгеймера — болезни, повреждающей мозг. Я тогда плотно взялась за Марека: заставляла его есть рыбу и пить лекарства; мы вместе делали зарядку, ходили на прогулки, слушали музыку, учились играть на гавайской гитаре, устраивали партии в шашки, собирали мозаику. И самое главное — я запретила Мареку поздно ложиться спать.

Прошло еще пять лет. Марек продолжал путаться в днях недели и в собственной квартире. Даже хуже: его настроение регулярно портилось, он часто заливался слезами или пластом лежал на полу из-за того, что не мог придумать интересные идеи для нового комикса. С каждым разом мне все тяжелее удавалось сделать так, чтобы Марек пришел в себя.

— Знаешь что, — как-то раз я обняла его за плечи и подала кружку с чаем, — ты ведь можешь находить сюжеты для комикса в своих снах.

— Ну да… — Марек рассеянно провел рукой по седым волосам, разглядывая узоры на ковре. — Хорошо бы. Только я сны уже давно не вижу.

— Как это?

— Я как бы засыпаю и… сразу просыпаюсь. А прошло несколько часов. И так три… четыре раза за ночь.

— И ты… — я тогда чуть не выронила кружку из дрожащих рук, — ты совсем ничего не видишь?

— Не-а. Одну черноту. А может, я их просто забываю? — Марек простодушно захихикал, и вокруг его глаз тут же собралась паутинка морщин. Он был похож на солнце, которое скрыла огромная туча: пытался светить в полную силу, но преграда поглощала весь его свет, позволяя пробиваться наружу нескольким слабым лучикам.

В тот момент я проснулась по-настоящему. На следующий день в отчетном архиве нашла старые документы. Оказалось, Марек исчез из списка получателей семнадцать лет назад, и статья в интернете подсказала почему: люди с деменцией перестают видеть сны. Болезнь отбирает у них даже это.

Я решила, что заставлю мозг Марека работать. Каждый день я по капле собирала нужное количество сна. Вся Центральная улица, каждый человек, живший на ней и значившийся в списке получателей, стал донором для Марека. Он получал причудливые смешения чужих сновидений и каждое утро взахлеб пересказывал мне увиденное. Пусть и не полностью, пусть он забывал какую-то часть, но эта радостная улыбка, глаза, блестевшие жизнью и желанием творить… Ради этого я продолжала нарушать Устав сновидельцев еще два года и четыре месяца. Мареку сказала, что сны он не видел из-за ошибки комплектовщиков.

Однажды в конце рабочего дня ко мне зашел Дерон, отчетник-зануда. Я уже сложила капсулу со сном в рюкзак и собиралась уходить, но Дерон обошел рабочий стол, придирчиво рассматривая оборудование, и заговорил:

— Здравствуй, Тэм. На прогулку по ночному городу идешь? — Он оглядел меня снизу-вверх и засунул руки в карманы. — Можно с тобой?

— Нет, я люблю гулять одна.

Я прошла мимо Дерона на негнущихся ногах.

— А правда, — начал он нарочито громким голосом, — что на улице, которая находится под твоей ответственностью, люди стали плохо спать по ночам?

У меня резко сперло дыхание, а конечности превратились в переваренные макароны.

— С чего ты взял? Намекаешь, что я плохо работаю?

— Я ни на что не намекаю. — Дерон развернулся и сделал шаг ко мне, в руках он держал тонкую стопку бумаги. — А вот последний полугодовой отчет черным по белому говорит, что жители Центральной улицы стабильно теряют в качестве сна в течение двух лет. Суммарно каждый из них потерял девять процентов. Девять, Тэм. Что это значит?

Го