Глава вторая. Джейс

Четвертый курс,

первая неделя – настоящее время

– Можешь открыть дверь? – крикнула мама из гостиной.

Я знал, кто пришел, до того, как открыл дверь. «Шевроле» Бакстера был припаркован у края тротуара.

– Привет, – поздоровался я, впуская брата в дом.

Он кивнул. Его высокая фигура заполняла весь дверной проем.

– Как дела, Джейс?

– Ничего особенного, только что вернулся из университета. – Я запер за ним дверь и провел рукой по волосам. – Будем сегодня фотографировать?

Бакстер был фотографом, и, кстати, отличным. Может, я относился к нему необъективно, потому что это мой старший брат, но он был слишком талантлив, чтобы не получить признания, которое заслуживал.

– Не могу. – Он пошел по коридору и остановился у дивана. – Привет, мама.

– Привет, Бакс, – улыбнулась она. Ее глаза всегда светились от счастья, когда рядом находился кто-то из моих братьев. – Очень здорово, что ты заехал.

– Я пытался дозвониться до Уилла. Подумал, что он заглянет сюда после гольфа, но он, наверное, еще на поле.

Я прислонился к стене и скрестил руки на груди.

– Уилл не говорил мне, что собирается играть в гольф.

– С какой стати ему тебе это говорить, малыш? – Бакстер рассмеялся и наклонился, чтобы погладить Сэди. – Он играет с ветеранами.

Нашему шоколадному лабрадору нравилось, как он ее ласкает, и Сэди наслаждалась теплом, которым делился с ней мой брат. Меня он этого тепла не удостаивал.

– Мне двадцать один год, – объявил я, словно мне требовалось что-то доказывать. Мне всегда требовалось. По крайней мере, моим старшим братьям.

– Да, а ветеранам по тридцать. Довольно большая разница, Джейс.

Уилл работал финансовым аналитиком в центре города. Несколько лет назад, когда он получил эту должность, мы с братьями придумали кличку его коллегам – «ветераны», потому что они расхаживали по офису, как ветераны войны. Я никогда не думал, что Уилл превратится в такого типа.

Я никогда не думал, что случится многое из того, что случилось.

– Эй, а когда ты обзаведешься машиной? – спросил Бакстер.

– Когда я смогу ее себе позволить.

Он рассмеялся. Это был снисходительный смех. Казалось, что в последнее время мои братья относились ко мне только снисходительно, и это касалось всего.

– Если не работаешь, то и дерьмо себе позволить нельзя.

– Эй, следи за языком, – предупредила мама, делая звук телевизора потише. – Он пойдет работать после того, как закончит университет, правда, Джейс?

Эта тема в разговорах всплывала всегда. Я ненавидел свои ощущения – я всегда чувствовал себя ущербным и неполноценным по сравнению с Уиллом, Бакстером и Скоттом. Я был самым младшим из четырех братьев и не мог с ними соперничать, даже если бы и хотел. В их глазах я всегда буду «малышом». Мне не вырасти.

В их глазах я всегда буду стоять ниже их.

– Не расстраивайся из-за футбола, Джейс. Иногда не все получается так, как хочешь, – заговорил Бакстер, словно я во время молчаливого обмена взглядами упомянул футбол.

– Я ничего не говорил про футбол.

– Нет, но ты всегда об этом думаешь. Не нужно себя из-за этого корить. Иди по жизни дальше, – поучал он, вертя в руке ключи от машины. – Найди новую работу. Найди цель.

Найди цель. Будто это так легко сделать. Ну просто самое простое дело из всех в мире! Найти цель, когда все вокруг тебя уже нашли свои. Когда им это вдалбливали с рождения. Когда то единственное, что ты любил, та карьера, о которой ты мечтал, просто рухнула, рассыпалась у тебя под ногами.

– Это не так легко. – Я поправил рубашку, посмотрел на свои руки. Я занимался в тренажерном зале. Мне хотелось, чтобы Бакстер увидел: я не какой-то там гребаный лузер.

Он рассмеялся, но смех был саркастический.

– Ничто никогда не бывает легко. В этом мире надо самому ловить удачу за хвост, Джейс.

Он ущипнул маму за руку перед тем, как направиться к двери.

– Эй! – возмутилась она, потирая покрасневшую кожу. – Тебе двадцать шесть лет, Бакс! Прекрати так делать.

Он рассмеялся, и это был искренний смех.

– Старые привычки никогда не умирают. – Затем он повернулся ко мне и ударил меня кулаком в плечо. – Увидимся, малыш.

Малыш.

Малыш.

Малыш.

– Меня зовут Джейс, – буркнул я себе под нос. Слова прозвучали чуть громче, чем шепот. Кто бы меня услышал?

Кто бы захотел меня слушать?

Глава третья. Блю

Два года назад,

лето

– Напиши мне сообщение, как закончишь, – сказала Фон, когда я стучала в дверь Тайлера.

– Ага. Перескажу тебе все похабные детали по пути домой в такси.

– Ты больна на голову, – рассмеялась она и отключила связь.

Как раз в эту секунду Тайлер открыл дверь и втащил меня внутрь. У него были мозолистые руки – он работал строителем, а сзади на футболке проступили пятна пота.

– М-м. – Он засунул язык в мой рот. – Мне это требовалось.

Конечно, требовалось. Я родилась, чтобы приносить удовлетворение. На вкус я как гребаный пудинг с ванильным кремом.

Он взялся пальцами за мой сосок, который тут же затвердел от его прикосновения. Я специально надела сетчатый прозрачный верх. Тайлеру это нравилось.

– На диван, – приказал он. Я отправилась туда, куда было сказано, и через несколько секунд он уже нагнул меня и шлепнул тыльной стороной ладони по правой части задницы.

Было больно. Всегда было больно. Но я улыбалась сквозь боль. Это нравилось Тайлеру.

– Ты можешь выключить свет? – попросила я. Темнота скрывала мои недостатки. В условиях минимальной видимости я была идеальной.

Но он не пошевелился. Он раздвинул мои ноги ступней, стянул мою юбку. Я почувствовала, что жировая складка на животе немного провисла. Я ела совсем немного. Почему у меня вырос живот? Так не пойдет!

Входя в меня, он взял одну мою грудь в руку.

Жир у меня на животе не уходил.

Свет горел.

Тайлер чувствовал мой жир.

Он мог видеть все.

Я положила одну руку себе на живот, а второй направила его руку к моему клитору. Он не стал ничего делать. Ему хотелось держаться за мои сиськи.

– Боже, Блю! – застонал он.

Я не чувствовала его внутри себя.

Я чувствовала пиццу, которую съела два дня назад.

Салат, который съела вчера вечером.

Воду. Много воды. Воду на завтрак. Воду на обед.

Слава Богу, он быстро кончил. Мне удалось не дать ему увидеть мою обвисшую кожу. «Больше никакой хрустящей луковой соломки в салате, никаких бесполезных углеводов», – отметила я про себя.

Пока Тайлер избавлялся от презерватива, я быстро надела юбку и взбила волосы. Одна пуговица оторвалась, но маме на это плевать. Она будет слишком пьяна, чтобы это заметить.

Тайлер уже несколько месяцев является моим другом «с привилегиями». Мы познакомились в баре на улице Вест-Аделаида, когда мне исполнился двадцать один год. На меня произвела впечатление его должность в корпорации, а на него – моя грудь. Мы занялись сексом в туалете и с тех пор встречаемся время от времени.

Большую часть времени мы оба были пьяные вдрызг. Но сегодня он настоял на том, чтобы встретиться трезвыми, может, чтобы в полной мере почувствовать, как это восхитительно – быть внутри меня. Но для меня в этом ничего восхитительного не было.

Свет горел.

Я собрала все, что выпало у меня из сумочки и рассыпалось вокруг, сунула ноги в кеды и направилась к двери.

– Я пошла! – крикнула я. Оставаться дома у мужчины – это худшее, что можно сделать. Возникает неловкая ситуация.

– Мне это в тебе очень нравится, – сказал мне Тайлер после третьей подобной встречи. – Ты никогда не задерживаешься дольше, чем нужно, чтобы выполнить свою роль.

Какое оскорбление!

Почему я вернулась?

Он вышел из ванной, когда я как раз собиралась уйти, обвел взглядом мое тело.

– Тебе следует походить в спортзал, Блю. У меня есть абонемент, и если ты хочешь пойти…

Я захлопнула дверь до того, как успела расплакаться.

Больше я Тайлера никогда не видела.

Глава четвертая. Джейс

Старшие классы

средней школы – четыре года назад

– Вчера вечером Сара пригласила меня на выпускной бал, – хвастался Моррис, зашнуровывая бутсы. – Как было приятно услышать это приглашение!

Я не мог не чувствовать зависть. Я всегда завидовал. Моррис получал любую девчонку, которую хотел.

Никто не хотел тощего, долговязого парня с прыщами, покрывавшими семьдесят процентов лица. Как кто-то вообще когда-нибудь может меня такого захотеть?

– Немного рановато для приглашения на выпускной бал, – заметил я, не давая горечи пробраться в голос. – А как она это сделала?

Моррис с минуту сидел молча, с широченной улыбкой на лице. Я видел, как он об этом думает, думает о ней. Я мог представить такие чувства к кому-то только в мечтах; и только в моих мечтах эти чувства получались взаимными.

– Она пришла ко мне домой в этих ниточках – комплекте крошечного нижнего белья и…

– Погоди, – перебил Коннор, надевая свитер. – Твои родители не психанули?

– Их дома не было, болван, – ответил Моррис и бросил носок ему в лицо.

– А я откуда мог это знать, черт побери? Ты ее сфотографировал в этом виде?

– Думай, когда открываешь свой гребаный рот, Маккук, – влез в разговор Дэнни, качая гантель правой рукой.

Мой взгляд задержался на фигуре Дэнни. Затем я опустил глаза вниз на собственное тело и вздохнул.

– Сара – женщина Кумберленда, Дэнни. Почему ты так завелся? Влюбился? – пошутил Коннор.

– Хочешь, чтобы я вот этим запустил в тебя? – Дэнни помахал гантелью, словно это было перышко.

«Если бы, – подумал я. – Если бы».

– Почему ты такой мрачный, Боланд? – крикнул мне Моррис. – У тебя впереди еще целый год.

Я продолжал шнуровать бутсы, глядя в пол. Я мало разговаривал. Молчание было лучшим вариантом. Если молчишь, не начинаются никакие споры. Если молчишь, то не будет никакого осуждения. Вслух, по крайней мере.

– Уверен, что Татьяна пригласит Джейса на выпускной бал, – продолжал Коннор. – Они будут прекрасно смотреться вместе.

Все в раздевалке разразились хохотом. Это был худший кошмар из всех возможных.

Вес Татьяны Орелуолл значительно превышал средний вес семнадцатилетней девушки ростом пять футов и один дюйм. Она обожала фарфоровых кукол (всюду таскала их с собой), а ее лицо было покрыто угрями – она страдала кистозной формой угрей. У нас с ней это было общее.

Дэнни был единственным, кто не смеялся, но он и не защищал меня. На самом деле меня никто не защищал. Я и сам себя не мог защитить.

Прозвучал свисток тренера, и все оказались на ногах. Все, за исключением меня. Я чувствовал, как слезы жгут мне глаза, но не позволил им пролиться. Никто не должен видеть меня таким. Меня уже и так воспринимают как довольно слабого человека.

На пол передо мной бросили бутылку «Гейторейд» [3]. Макс (я думаю, что его так звали) подошел ко мне со стоическим выражением лица. Макс никогда не улыбался, но никогда и не хмурился. Он был просто… Макс.

– Возьми ее, чувак. Она твоя, – сказал он.

– Не понял?

Он пнул оранжевую бутылку, чтобы она подкатилась поближе к моим ногам.

– На тренировку возьми. У меня оказалась лишняя.

Я не знал, что сказать. Никогда не знал. Поэтому схватил бутылку и благодарно кивнул. К счастью, Максу было все равно. Он прошел мимо меня и вышел на поле.

В тот день ценность молчания стала еще выше, по крайней мере для меня.

Макс не смеялся надо мной.

Макс не выделялся, он просто вписывался.

Макс не был популярным. Но он не был и неудачником.

Макс был в хорошей спортивной форме, но не был накачанным.

Вероятно, Максу было плевать на то, что другие люди о нем думают.

Я хотел быть таким, как Макс.

Глава пятая. Блю

Четвертый курс,

первая неделя – настоящее время

Я откинулась на мягкую бархатную спинку диванчика в нашей кабинке в «Мерканти».

– Вы решили, что будете заказывать? – спросила официантка. Она была симпатичной. Картер пожирал ее глазами.

– Я буду совиньон-блан, – заявила я, отдавая меню. – Пока только напитки, – мой взгляд остановился на ее бейдже с именем, – Элли.

Я поняла, что люди любят, когда к ним обращаются по имени. Это подобно дополнительному шагу к оценке личности человека. Благодаря этому они ощущают, что их заметили. У меня это прекрасно получалось.

– Шесть или восемь унций? [4] – спросила она, лицо у нее при этом стало немного более радостным.

– Бутылку, – вместо меня ответил Картер и подмигнул, флиртуя.

Официантка не отреагировала. Может, потому что у нее был парень. Может, потому что ей понравилась я.

Вероятно, последнее.

Она забрала у нас меню и ушла до того, как Картер успел расстроиться.

– Не злись, – сказала я ему, попивая воду маленькими глотками. – Вероятно, у нее уже кто-то есть.

Картер закатил глаза.

– Я никому не нравлюсь.

– Ты нравишься мне.

– Ты не считаешься.

– Я единственная, кто имеет значение, – рассмеялась я, обводя глазами зал. Взгляд остановился на двух мужчинах в очень дорогих костюмах, которые сидели у барной стойки. Более сексапильный смотрел на меня. Второй уже явно набрался. – Картер, только не пялься. Видишь вон тех двух мужиков у барной стойки? – спросила я. Он кивнул. – Который из них лучше выглядит?

– Тот, что слева.

Это был пьяный.

– Ответ неправильный.

Картер пожал плечами и скрутил свою салфетку.

– Просто это правда.

Я скрестила руки на груди.

– Тот, что справа, гораздо лучше.

– Ты так говоришь только потому, что он тебя разглядывает.

– Не дури. Ты гораздо умнее, – ответила я и еще немного поизучала двух мужчин.

Костюм у мужика, который боролся с опьянением, был лучшего кроя, более темного цвета и немного чище. Черные волосы сексуально вились вокруг ушей и были растрепаны. Он громко разговаривал, у него были пухлые губы. Да, симпатичный.

Того, который смотрел на меня, тоже уродом не назовешь. Коротко подстриженные волосы, небольшой пивной животик. Не сразу осознав, что делаю, я дотронулась рукой до своего живота и поправила пояс юбки, чтобы получше скрыть складки.

– Может, ты и прав. – Мне было стыдно признаваться. – Но он не урод.

– Нет. – Картер бросил взгляд на группу девушек, сидевших рядом с двумя мужчинами. – А что скажешь насчет них? Как ты думаешь: повезет мне или нет?

– Может быть. Если у тебя на груди вырастут волосы и ты лично подойдешь к кому-то. С «Тиндером» у тебя ничего не получилось.

Он бросил в меня мягким чехлом для телефона. Я уклонилась.

– Я не такой, как ты, Блю. Я не подхожу к случайным людям.

Я демонстративно засмеялась, в первую очередь для того, чтобы снова привлечь внимание мужчин в костюмах. Это сработало.

– Картер, тебе двадцать пять лет. Не надо смущаться.

– Ты иногда бываешь такой резкой, – выдал он, в глазах мелькнули искры гнева.

Это пройдет. Никто не может долго на меня сердиться.

Официантка Элли принесла вино и поставила нам на столик два бокала. Она показала мне бутылку, как обычно и делается, налила чуть-чуть, а я подержала вино на языке, поболтала во рту.

– Ноги классные, – пошутила я.

– Это она не про вино [5], – добавил Картер. На этот раз до Элли дошло, и она немного покраснела.

Элли поставила бутылку в ведерко со льдом и ушла, а я поздравила Картера с его первым успехом сегодня вечером.

– Очень смело, – улыбнулась я.

– Я учился у самой лучшей учительницы. – Мы чокнулись, и он снова заговорил: – Как прошел твой первый день в университете?

При мысли о нем я почувствовала прилив адреналина. Еще восемь месяцев, и я свободна! Получу наследство, которое оставил мне отец, и полечу к звездам. Под «звездами» я имела в виду Париж.

С раннего детства я всегда хотела туда поехать. Есть много глупых стереотипов, окружающих это место: о, в Париже ничего особенного нет, Париж – это просто туристическое направление. Париж – это то и это, и еще то и это. Но пошли эти стереотипы подальше!

Париж был мечтой, вот чем он был для меня. Атмосфера, Эйфелева башня, окружающая обстановка… Все это было новым. А мне предстояло все это исследовать. Я жаждала это исследовать.

Мама больше не сможет не давать мне оставленное отцом наследство после того, как я закончу университет. Это прописано в завещании отца. Он его составил, уже когда алкоголизм сожрал лучшие его части.

Поразмышляв об этом, я перенаправила мысли на Джейса. Джейс.

Джейс, Джейс, Джейс.

– Я кое-кем увлеклась на занятиях.

Картер посмотрел на меня из-за ободка бокала.

– Ты имеешь в виду занятия, на которые ходила час назад?

Я кивнула. «Я непонятно изъясняюсь?»

– Могу ли я поинтересоваться, как у тебя так быстро возникли чувства, или мне не следует это знать?

– У меня не возникает чувств к людям. Я просто увлеклась. – Чувства – это для тех, кого можно сломать. А я сильная.

– И что ты собираешься делать с упомянутым увлечением?

Я села прямо.

– Я собираюсь заставить его любить меня.

Картер саркастически улыбнулся мне.

– А потом что?

– Так далеко я не думала.

Но на самом деле я о нем думала. На всем пути в метро до «Мерканти» я только о нем и думала. Он не относился к моему типу мужчин. Он был загадкой. Я чувствовала вызов – и это меня возбуждало. В таком обыденном сером мире я была солнцем, которое возрождало этот мир к жизни. По крайней мере, в моей собственной гребаной вселенной.

– Выпьем за новые начинания? – предложила я, поднимая бокал с вином.

Картер со мной согласился. Они всегда со мной соглашались.

– За тебя, Блю Хендерсон. За девушку, которая всегда получает то, что хочет.

Как бы мне хотелось, чтобы это на самом деле было так.

Как бы мне хотелось, чтобы хоть кто-то меня заметил.

Я допила остатки вина в бокале и помахала мужику в костюме, который смотрел на меня, а затем уставился на мою грудь.

По моему телу пробежала волна удовлетворения, желания, и еще я почувствовала укол обиды, который пронзил меня насквозь. Я отмахнулась от последнего и сосредоточилась на том, что я – объект его желания. Только это имело значение.

В мире, где не хватает любви, я должна была быть желанной.

Я была желанной.

Я чувствовала себя желанной.

Любимой – никогда, нет.

Но меня хотели.

Глава шестая. Джейс

Четвертый курс,

вторая неделя – настоящее время

Блю села рядом со мной.

– Джейс, правильно? – Она говорила требовательно и искушающе. Быть беде.

Я сжал губы и кивнул.

– Привет.

На ней была черная толстовка с капюшоном поверх женских брюк для йоги, белые кроссовки, темно-синие волосы стянуты в неаккуратный хвост. Карие глаза уставились в мои собственные, когда она устроилась на стуле и повернулась ко мне.

– Привет, – повторила она.

У нее была милая улыбка. Все зубы оказались идеально ровными, за исключением двух передних, они немного находили один на другой. У меня была такая же проблема. Я ее решил. Я решал все проблемы.

– Я сказала «привет».

Я рассмеялся, хотя и знал, что получилось грубо. Но не стал ничего исправлять. Я вел себя, как мои братья. Они никогда не пытались исправиться.

Если Блю и оскорбилась, то ничего не сказала. Похоже, ее ничто не оскорбляло.

Я обратил на нее внимание на первом занятии. Ее синие волосы казались глотком свежего воздуха внутри скучных безликих стен. Я сидел на краешке стула, когда она отвечала профессору Грейнджер, – никто не говорил так, как говорила Блю.

– Прости, я тебя не услышала. – Она вынула из ушей черные наушники. У меня возникло ощущение, что она ничего не слушала.

Я решил не отвечать и принялся качать ногой. Это была нервная привычка, и я не осознавал, что делаю, пока не появлялись судороги.

Столы были сдвинуты поближе, словно Вселенная знала, что Блю усядется рядом со мной.

На последнем занятии она сказала, что ее зовут Блю Хендерсон.

Что за имя такое – Блю ?[6] Конечно, это кличка. Наверняка ей ее дал кто-то из друзей или родственников. Что у нее за семья? Почему бы мне просто не спросить ее об этом? Но у меня никогда не получалось задавать вопросы. У меня никогда не получалось долго говорить.

У Морриса получалось. И у Дэнни. У Коннора. Прайса. У всех.

У всех, кроме меня.

Я сидел в аудитории и слушал, как Грейнджер рассказывает про семиотику. Было довольно интересно, даже увлекательно, пока ее пальцы не коснулись моей коленной чашечки.

Она посмотрела на меня. Я посмотрел на нее. Я думал, что прекратил трясти ногой полчаса назад. Я не прекратил.

Ее рука совсем недолго оставалась у меня на колене, затем она решила ее убрать и снова смотреть вперед. Мне страшно хотелось, чтобы Блю снова ко мне прикоснулась. Это желание было необычным.

Когда объявили перерыв, она не теряла времени и сразу задала вопрос:

– У тебя часто такое бывает?

– Что – «такое»? – Я прекрасно знал, что она имеет в виду, но все равно хотел услышать, что она скажет.

– С ногой. Ты не можешь сидеть спокойно.

Я пожал плечами.

– Ну, я так делаю.

– Хм. – Она немного отклонилась назад, глядя на меня своими карими глазами. – Ты очень симпатичный.

Если бы я в эту минуту пил воду, то подавился бы. К щекам уже начала приливать кровь, но я приложил усилия и остановил процесс до того, как они успели покраснеть. Но Блю, вероятно, все равно заметила, потому что улыбнулась.

– Ты выглядишь как картина.

– Картина? – переспросил я. Мне хотелось услышать больше. Что бы это ни было.

– Картина, – повторила она, затем повернулась к своему ноутбуку и принялась печатать что-то для семинара.

До конца занятий мы больше не разговаривали. Она резко встала, чтобы ответить на телефонный звонок, и больше не вернулась, а я остался, очень сильно желая снова почувствовать ее пальцы у себя на коленной чашечке и послушать ее комплименты.

Домой я вернулся поздно и отправился спать. Погружаясь в сон, я перебирал в уме картины, с которыми, как я надеялся, она меня сравнивала.

По крайней мере, у меня во сне комплимент Блю был настоящим.

Глава седьмая. Блю

Восьмой класс – десять лет назад

– Твой отец умер.

В тот день моя мать не забрала меня из школы. Она просто произнесла эти слова по телефону. Моя учительница миссис Мелени, которая преподавала у нас в восьмом классе, попросила разрешения проводить меня до дома.

Я не хотела идти домой.

Возвращаться туда было особо не к чему.

Я вошла в дом в сопровождении миссис Мелени. Если и был какой-то закон, запрещающий это, она его нарушила. Но я чувствовала себя в безопасности рядом с ней.

Моя мать сидела в гостиной, держа в одной руке сигарету, а в другой – банку пива. Радио было включено на полную мощность, грохотал панк-рок, а она пела в полный голос, словно у нее и не умер муж.

Словно у меня не умер отец.

Мне было тринадцать, когда я спросила у матери, как он умер. Она ответила, что его забрал алкоголь. Теперь я знаю, что она имела в виду: он тогда выпил слишком много, и из-за яда его мозг прекратил работать.

Миссис Мелени расплакалась, когда увидела, в каком состоянии находится дом, в котором я живу. Моя мать была функциональной алкоголичкой [7], но все равно алкоголичкой. Она говорила, что если она способна выполнять необходимую работу по дому, появляться на работе и мыть машину, не отключаясь и осознавая, что делает, так зачем ей прекращать пить?

Я не могла с ней спорить. У меня не было права голоса.

Миссис Мелени спросила, не хочу ли я, чтобы она отвела меня в центр социальной помощи детям. Я помню, как рассмеялась в ответ.

– Я уже слишком большая для этого, – сказала я ей.

На самом деле я имела в виду: «Спасите меня».

На похоронах моего отца мать рыдала как двухлетний ребенок, потерявший любимую игрушку. Не знаю, любила ли она когда-нибудь моего отца. Не могу сказать, знала ли она его вообще.

А я?

Он ее любил? А меня?

Почему он меня бросил, если любил?

В доме больше не воняло алкоголем. Отец обычно его расплескивал, а мать наливала себе выпивку в стаканы с крышками. Полы перестали быть липкими. Наверное, это что-то значило.

Отец оставил большое наследство матери и мне, только в завещании указал особое условие: я его получу только после окончания университета. В свое время он основал подрядную строительную фирму. Мой отец был по-своему умным. Но он также был и больным человеком.

Но мне было тринадцать лет. Что тринадцатилетнему ребенку делать с тысячами долларов? Я не знала, как тратить деньги. По крайней мере, тогда.

После похорон мать исчезла на несколько дней. Я думаю, что она отправилась в заведение под названием «У тети Лизы», потому что вернулась в красном пальто и чулках до колена. «У тети Лизы» – это стриптиз-клуб, я погуглила.

В ту ночь я спала в кровати отца. Мне хотелось почувствовать то, что чувствовал он, чувствовал каждую ночь, когда просыпался и ненавидел жизнь так сильно, что травил себя изнутри.

Я была такой плохой? Я была трудным ребенком, о котором было сложно заботиться? Мне слишком много всего требовалось? Я была приставучей? Слишком слабой?

Его комната была темной и мрачной, на этих стенах и в каждом углу встречались разные оттенки синего. Темно-синие шторы, постельное белье цвета индиго, облупившаяся краска цвета еловой хвои.

Синий – счастливый цвет? Я больше не могла сказать. Отец был болен, но его страдания закончились. Горько-сладкая дихотомия в некотором роде.

Я заснула, раздумывая над тем, кто я. Кем я хочу стать. Чего я хочу добиться. Я закончу так, как мои родители? Один мертв, другая балансирует между дыханием и бездыханностью.

Я не выбрала ни один из этих вариантов.

Я выбрала Блю.

В тот день часть меня умерла.

Ее звали Беатрис Луиза Хендерсон.

Глава восьмая. Джейс

Старшие классы

средней школы – четыре года назад

Через полгода после того, как я изменил свою жизнь, я пригласил Райли Монтгомери на выпускной бал.

Люди недооценивают то, как ваше тело может измениться за полгода.

Полгода – и благодаря лечению аккутаном [8] мое лицо наконец очистилось от угрей.

Полгода я работал над собой, над всеми частями своего тела, до потери сил.

Полгода я носил прозрачные зубные пластины для исправления прикуса.

Полгода мотивационных подкастов.

Полгода я избавлялся от тощего долговязого куска дерьма, которым был.

Полгода – и я получил девушку своей мечты.

Помню, как впервые увидел, что Райли заметила меня. Я только что закончил тренировку, и ко мне подошли спустившиеся с трибун Райли и ее подруга Марла.

– Ты сегодня классно играл, Джейс.

Я даже не думал, что она знает, как меня зовут. Но она знала и разговаривала со мной.

– Спасибо. Завтра вечером мы снова играем. Хочешь прийти?

Ей понравилось, что я ее пригласил, а я наслаждался новой уверенностью, которую нашел в себе. Старый Джейс никогда не смог бы разговаривать с Райли Монтгомери. А Райли Монтгомери никогда не стала бы разговаривать со старым Джейсом.

На следующий вечер она пришла на игру, нарисовав на щеке мой игровой номер. Мы победили со счетом три – ноль, и я наслаждался победой немного дольше, чем делал бы раньше. До того, как Райли успела что-то сказать, я взял ее лицо обеими руками и принялся целовать до потери чувств. Мы тогда разговаривали с ней второй раз, а я уже держал ее за талию. Позднее она позволила мне обследовать еще больше частей тела, но я хотел подождать до выпускного.

Я кое-что увидел вместе с этой девушкой. Она кое-что увидела вместе со мной.

Никто раньше этого не видел.

Через несколько дней после того, как я пригласил Райли на выпускной бал, мои товарищи по команде переодевались в раздевалке.

– Боланд подцепил Райли, ты слышал, Дэнни? – заговорил Коннор, хлопая меня по груди.

– Молодец, – сказал Дэнни.

Ему какое-то время нравилась Райли, но ее заполучил я. Ей нравился я. Не он. Благодаря этому у меня возникло ощущение силы.

– Ты ее уже трахнул? – спросил Моррис, словно у него было право знать, что я делаю.

Я покачал головой.

– Она не хочет к тебе притрагиваться, да, Боланд? – пошутил Коннор. Его глупые выходки не укладывались у меня в голове. Дерьмо не бывает смешным.

– Разве Саманта Кордон не наградила тебя сифилисом в прошлом году, Кумберленд?

Парни покатились со смеху, а Коннор выскочил из раздевалки, он не мог встречаться со мной взглядом. И снова у меня возникло ощущение победы. Я выиграл! Парни любят меня. Для разнообразия они смеялись не надо мной.

Через пять минут раздевалка опустела. Или я так думал.

– Ощущения прекрасные, да? – В раздевалке остался Макс.

– Что? – Я перебросил сумку через плечо. – Какие ощущения?

– Ощущение, что ты встраиваешься.

Меня бросило в жар, и эта волна прокатилась по всему телу. К этим эмоциям еще добавилось раздражение.

– Ты говоришь как-то странно, Макс, черт побери.

– Ты лучше, чем хочешь казаться, Джейс.

– Ты меня не знаешь.

– Ты сам себя не знаешь, – ответил Макс, качая головой. – Ты считаешь, что, если встроишься в группу кретинов и говнюков и станешь одним из них, это принесет тебе удовлетворение? Что ты ищешь?

– Как закончить этот разговор, – огрызнулся я, повернулся к нему спиной и вышел из раздевалки.

Кем он себя возомнил? Почему он ведет себя так, будто меня знает? Почему ставит под вопрос все, к чему я стремился, ради чего старательно работал? Я едва ли сказал этому парню пять слов. А он мне – меньше трех.

– Дорогой, ты выглядишь немного расстроенным, – сказала мне Райли, как только я подошел к ее шкафчику.

Я погладил ее по щеке, поцеловал в губы, я брал все, что она давала мне. Все, что мне принадлежало.

Я склонился к ней поближе, дышал ей в ухо, и она чувствовала тепло моего дыхания.

– Приходи ко мне.

Я трахнул ее в ту ночь.

Я не мог ждать до выпускного бала.

Коннор сказал, что она не хочет ко мне притрагиваться. Ну, я доказал, что он не прав.

Я доказал, что все были неправы.

А это все, что имело значение.

Глава девятая. Блю

Четвертый курс,

вторая неделя – настоящее время

Казалось, что занятия по этике в СМИ тянутся очень долго.

Большинство пар проходило удаленно, поэтому мне не приходилось лично появляться на территории этого дерьмового университета, но это занятие оказалось самым худшим. Такого еще не было.

Профессора Флауэрс можно было назвать кем угодно, но только не изящным стебельком с листиком [9]. Она носила странные пальто с замысловатыми узорами, ее громоздкие и тяжелые сапоги были грязными, словно она жила где-то на пустоши, а волосы – всегда непричесанными.

О да, и человеком она тоже была не самым лучшим.

Выставляя оценки, она учитывала посещаемость, а я, к сожалению, ходила по тонкой грани между сдачей экзаменов и неполучением диплома, поэтому единственным для меня вариантом было посещение занятий [10].

Я не могла не получить диплом. У меня был план. Я должна была уехать.

В этом здании воняло плесенью, а в аудитории было только одно узкое окно в углу, за подиумом, где стояли старые книги.

Но сегодня все было по-другому.

По-другому было, потому что появилось новое лицо.

– Странно видеть тебя здесь, – сказа