Глава 1

Два года спустя

Рюкзак с методичками и тетрадями валялся в углу в грязной луже. Я сидела на подоконнике и молча наблюдала, как на брошенной рядом с ним зачетке расплывались отметки. «Зачет, зачет, отлично, зачет, отлично» – теперь всего лишь чернильные пятна на белых разлинеенных страницах. Я прислонила голову к холодному окну и прикрыла глаза.

Когда мы приходим на этот свет, наша жизнь похожа на новенькую накрахмаленную скатерть. Сначала мы стараемся вышить на ней только самое нужное, переплетаем узоры и смыслы, надежды и опасения, а потом ставим поверх вишневый компот, жареные пирожки, кашу из лебеды и понимаем: жизнь – это не узоры на скатерти. Это пятна на ней.

Если держать скатерть в чистоте, толку от нее будет как от муфты, которая вот уже второй год греет полку в шкафу. Жизнь надо жить, не бояться пятен, разочаровываться, обижаться и прощать, злиться и радоваться. Все нужно принимать с одинаковой благодарностью, ведь если плохо сейчас – это чтобы потом не было еще хуже, – прописные истины, только что толку, когда применять их на практике не получается!

Я ожидала, что окончание первой сессии принесет как минимум облегчение, но вместо него на голову свалилась депрессия, от которой я теперь силилась избавиться под грустный бит, приглушенный свет и метель за окном.

Дверь в комнату медленно приоткрылась, и в проеме показалось нахмуренное лицо:

– Ноешь еще?

Я отвернулась к окну:

– Отвали.

Третьяк прошел в комнату и тихо прикрыл за собой дверь.

– Я бы отвалил, да у меня из рук все валится!

– Ну простите великодушно! Иди к Олегу жить, наша халупа обречена.

– Да еще чего. Ты сама там больше часа не выдерживаешь, а вчера еще Дашка пошла. Я в няньки не нанимался. И что с зачеткой? Святые боги, Милослава, возьми себя в руки.

– Плевать мне на зачетку, – пробормотала я, разглядывая вихри снежинок под фонарями.

– Ну точно, поэтому ты тут сидишь и ноешь.

Треня начал усаживаться на другом краю подоконника, теребя мою зачетку.

– Только не говори, что пришел меня успокаивать.

– И не думал. Но перед мамой не мешало бы извиниться.

Я злобно глянула на брата, который наконец-то перестал ерзать, свесил одну ногу к батарее и устроил голову на откос. Шатенистый, сутулый, нос картошкой – мамкин на миллион процентов, вот и выпендривается. Защитник!

– И не подумаю. Можно было меня хотя бы похвалить, – буркнула я, возвращаясь взглядом к окну.

– Не начинай, Мила. Ты же знаешь, она всегда радуется твоим пятеркам.

– Как-то незаметно.

Кровать скрипнула, и комнату озарила молниеносная вспышка камеры.

Домовой бросил на перепуганных нас извиняющийся взгляд и начал устраиваться на моем плюшевом Чуде-Юде. Экран смартфона в его руках не гас, наверное, никогда, и это еще одна причина, по которой я изначально была обречена на пожизненный провал.

Никто из родных не признается, чьей идеей было подарить домовому новомодный гаджет, но тогда и подумать не могли, что он подастся в блогеры. Вся моя колыбельная жизнь стала достоянием общественности: ручки, ножки, глазки, «А вот Мила делает первые шаги. А вот Мила кашу ест. А вот Милослава купается!» Хештег «Мила-Славная-Мила» стал в нашем доме настоящим проклятьем.

В детстве я болела куда чаще, чем всем бы того хотелось, и никто не мог понять, что провоцирует эти недуги, пока однажды Олег не застукал Соседушку рядом с моей кроваткой. Тот сториз в свет так и не вышел, а мы наконец-то разобрались, откуда у меня то язвочка на ножке, то лысина, и почему обереги не спасают. Еще и мамины суеверия наложились, ведь если бы она так свято не верила, что всему миру есть дело до ее дочери, ни одна зараза бы ко мне не прилипла!

Сглазить маленького ребенка легко и без злого умысла, понятно, что Дедушка такой цели не преследовал, но когда тот канал удалили, и мои фотографии пропали из ленты, все прошло само собой. Все, кроме привычки обвешивать меня оберегами, из-за чего я до сих пор страдаю! Фотографирование членов семьи теперь под строжайшим запретом, но зато полстраны уже знает в этой квартире каждый угол и каждую семейную сплетню, потому что спустя десять лет Дедушка-Соседушка завел себе новый блог.

Мы с Треней уставились в окно, ожидая, когда мохнатому наскучит слушать тишину и он свалит на кухню к плите, где такой дворец себе отгрохал, что Царевна Любава обзавидуется.

– И не выгонишь же… – шепнул брат.

Я уперлась лбом в стекло. Солнце уже зашло, снежинки сыпались на дорогу, пряча за белоснежным настилом трещины асфальта, и я вновь подумала о скатертях. На кровати валялось смятое полотно итоговой практической работы, которое не терпелось сжечь, ведь стелить такое на стол – все равно что дом проклясть. «Отлично» мне за нее скрепя сердце поставили, но по вздернутым бровям преподавателей было понятно, что они чуют в ней недобрые кощуны[1] и без моих красных глаз. За такую халтуру впору отправлять на пересдачу, но кто эту молодежь знает – может, сердце очень не вовремя разбили?

За обереги нужно браться в тишине внешней и внутренней, душу вкладывать, однако жизнь не особенно подстраивается под сессии, так что на первый раз мне дали поблажку. Концентрации и самоконтролю посвящено немало академических часов, ведь ты создаешь обереги не для себя, а значит, и думать надо не о своей жизни, а о пользе для окружающих. Радует только, что дипломная работа не предусматривает шитье ковра. Этому учат в техникумах, наше дело – контроль изделия, а с чутьем у меня все было отлично независимо от настроения.

Я с начальной школы хотела поступить на кафедру декоративно-прикладного искусства и народного промысла, и меня взяли туда с распростертыми объятиями, в частности благодаря олимпиадам, где мои рушники[2] всегда занимали первые места: спасибо маме и нашему домовому, шитье я расшифровывала с полувзгляда, а кривые стежки могла определять с закрытыми глазами одним пальцем на ощупь.

Специализация в наше время редкая, а если учесть группу символогии, которая в этом году вообще могла не набраться, и вовсе подарок судьбы. По крайней мере, так мне когда-то казалось.

В детстве меня было не оторвать от иглы. Третьяк, Дан и Олег ходили расшитые с головы до пят, потому что Милослава рукодельница «коих свет еще не видывал». Мне тогда казалось, без оберегов даже в туалет выйти опасно, и только ближе к тринадцати вера пошатнулась. Одноклассники зачастую единственным Зничом[3] на рюкзаке обходились, чтобы пятерку на контрольной получить, и зачем я все обложки себе расшила, им было непонятно – отсюда издевки, насмешки, модные шмотки за домашнюю работу и чуть не убившее меня ОРВИ.

Все меньше людей чтят традиции. Символике находят новые применения, переиначивают смыслы, и специальность, которая когда-то виделась мне незаменимой на производстве и в жизни, скоро станет никому не нужным архаизмом.

Недавно мы с одногруппницами ходили на выставку одного из крупнейших автоконцернов, где с видом опытных ищеек исследовали кожаные чехлы на сиденьях новеньких машин. И каково же было удивление, когда никто из нас не смог найти истинного шитья ни на одном из них!

Всем стало плевать. Понятно, что, если на машине не гонять, цел будешь и без всяких оберегов, но дело было не только в этом. Вера – вот что главное. Если носитель не верит, оберег не будет работать, сколько бы сил и любви ни вложил в него создатель. Люди отдают сотни тысяч за одежду с первоклассным шитьем, на которое кто-то потратил не один год, делая по стежку только в самые счастливые моменты жизни, вкладывая в свое дело всю радость и благодать, а потом какой-то пижон бахвалится этим перед друзьями как каким-то аксессуаром, сводя все старания к нулю. И еще удивляется, отчего его ставка в казино не зашла, ведь тут есть символ на удачу!

Я хотела востребованную специальность, чтобы попасть на высокооплачиваемую работу и ни от кого не зависеть, мама хотела, чтобы я училась в лучшем вузе области и нашла там хорошего жениха. Наши планы на мою жизнь разнились, но все дороги вели в ЦИНХ. Только теперь мы поняли, что специализация не такая уж престижная, а завидные женихи чихать хотели на обережную магию и вообще не воспринимают подобное всерьез.

Всю сессию атмосфера в доме накалялась, и сегодня конфликт наших с мамой интересов рванул, поддавшись общей волне негодования. Неудивительно, что Третьяк в такой обстановке не может репетировать, даже Хозяину в домике не сидится. Вся квартира на измене, того и гляди пауки к соседям сбегут.

– Третьяк, ты вот мне скажи. Тебя ведь в детстве очень бесило ходить в расшитых мной штанах?

– Чего? – отвлекся брат от узоров на окне. – Шутишь, что ли? Если бы так, я бы не стал молчать. Да и оберегов тебе тогда не доверяли, а от машинки и Добрыни какой вред?

– И пользы маловато…

– Что за мысли, Мила? – Треня тяжело вздохнул и усмехнулся. – Знаю, теперь тебе кажется, что весь мир скоро ушьет себе оберегами дверные коврики и забудет о них, но это не так.

Я не выдержала и всхлипнула:

– Как же не так, если все к этому и идет!

– Прекращай истерику. Подумаешь, пусть они носят и делают что хотят, Милослава. Раз им смешно, пусть так, дольше проживут. Тебе до этого не должно быть никакого дела. Мы обычные люди, которые верят в силу рода и счастье, и нас это бережет. Сначала шитье, потом домовых лелеять перестанут, и что тогда нам делать прикажешь? Выгнать Дедушку, чтоб как все?

Мы обернулись на кровать, с которой на нас вовсю таращились два сверкающих маленьких глаза. Материал для нового поста готов!

– Хозяин в доме – это другое, – шепнула я, вытирая нос.

– Нет, Мила. Это то же самое, да, Соседушка? – Домовой уверенно кивнул и тихо хмыкнул. – Видишь? Он тоже наш оберег. Если бы не он, мы бы похоронили Дана еще пять лет назад. Я вообще не понимаю, как можно не воспринимать силу предков всерьез.

– И я из-за вас не понимаю! А если бы мы были нормальными, никто бы не косился на меня как на умалишенную сектантку!

– Это не ты не понимаешь, это они не в состоянии понять тебя и твой труд!

– Ну конечно! Мой труд, который к окончанию института вообще будет никому не нужен…

– Глупости. Просто ты бесишься, вот вокруг тебя одни злыдни и маячат. Мы как будто одни такие на весь св… О, – Третьяк прервался на полуслове, уткнулся носом в окно и расплылся в улыбке. – Да ты глянь!

Я проследила за его взглядом и сквозь снежную пелену рассмотрела под фонарем быстро улепетывающий могучий силуэт.

Женщина в вывернутой наизнанку шубе и с горой платков на голове наворачивала круги по двору, заглядывая то в одну тень, то в другую. Раз она словно растворилась в метели, а затем возникла у торца соседнего дома будто из воздуха.

Мы как завороженные прилипли к окну и наблюдали за самоотверженной работой снарядихи. В любую погоду, всегда потемну, они готовы часами бродить, сохраняя молчание, только бы запутать нечисть, и все это не ради себя.

Уж традиции сватовства нескоро нас покинут. Одно дело обереги, а другое – выдать любимого сыночка за какую-нибудь ряженую. Вряд ли теперь на смотринах кто-то сено под рубаху пихает, но повод сунуть нос в личную жизнь детей слишком весомый, чтобы относиться к сватовству легкомысленно или отказываться от приданого.

Хоть это радует. Иначе бы наша сваха точно сбрендила без работы, а заодно и меня с ума свела.

Я отвернулась и слезла с подоконника.

– Третьяк, не смотри.

– Все-все. Ты куда?

– Извиняться, – махнула я брату и вышла из комнаты.

Мама сидела в зале за ноутбуком и, задумчиво мыча, занималась своим любимым делом – сватками. Ее сайт знакомств был достаточно популярен в миру, потому что регистрировались там один раз и на всю жизнь. Денег сватовство много не приносило, но жить безбедно нам это не мешало. Традиционно молодожены дарили ей только дорогущие шали и платки, которые уже не умещались в переоборудованную под гардероб кладовку, но из-за «народного» класса специальностей у нас была уйма государственных субсидий. Моя специализация тоже предусматривала пожизненные льготы. Пусть престиж и зарплата будут небольшими, сниженная ипотечная ставка и скидки на коммуналку останутся со мной навсегда.

Я тихо опустилась в кресло и замерла.

Понятно, что, если бы не работа отца и поддержка братьев, толку от этих скидок было бы немного. Для того чтобы платить коммуналку, квартира нужна, а за красивые глаза никто ее не даст; неудивительно, что маму так волнует моя личная жизнь, а точнее, ее отсутствие. И поэтому нет ничего странного, что завидные женихи плевать хотели на традиции и веру, – за нее не доплачивают.

Хотя жить это тоже не мешает. Олег, например, бортничество освоил, и денег это приносит немало, хоть бизнес и хлопотный. Даже рискнул и в медведя ради дела обратился, чем снискал себе еще пару, пусть и пустяковых, но проклятий от матери и жены. Дан забил на присущую всем нам консервативность и ударился в айти, но жениться без материнского одобрения даже не думал, и стоило оно ему немалых трудов, ведь суженая у него – ведьма в пятом поколении. А Треня на балалайке играет. Все вроде бы как успешные люди, и никого не смущают льняные рубахи и валенки.

Я похлопала себя по щекам и глубоко вдохнула. Пора бы и мне успокоиться. Третьяк прав, все эти идиоты совсем не показатель. Сила рода, сила внутри нас, она теплится независимо от того, верим мы в нее или нет, но, если верим, она не просто теплится, а пылает.

Розовый махровый бант на мамином банном обруче задорно дрогнул, когда она кивнула паре фотографий на экране. Мужчины и женщины, сотни людей – и всех она и ее сотрудницы знали не только по электронным анкетам. Если кто-то в течение недели после регистрации так и не приглашал сваху на знакомство, его аккаунт попадал в пожизненный бан всех свах города. Конечно, безбрачия это не сулило, но определенное пятно на репутацию накладывало.

Я представила, как мама блуждает по чужим дворам, среди горящих огней многоэтажек, в дождь или метель, и мне стало стыдно. Никто из родных не сомневается в своей жизни, в выборе, который до нас сделали наши прапрабабушки и дедушки, – ведь если бы не он, не было бы нас. В тепле, сытости, здравии.

Мне нравится шитье, у меня отлично получается, и тогда почему я начала этого стесняться?

Дура потому что.

– Мам.

– М?

– Прости меня. Ты не виновата, что я учусь на технолога-семантиста. Это мой выбор.

Мама крутанулась на стуле и с прищуром на меня посмотрела.

– Вот, значит, как, – обиженно сказала она.

– Ну мам. Ты же знаешь, я не со зла. Просто все эти… Я не буду сомневаться. Больше. Никогда. Наш род на мне не сложится. Обещаю.

Мама прыснула, сложила руки под грудью и улыбнулась:

– Я уж думала, мы в твоем воспитании что-то упустили!

– Упустили! Надо было мне не Лелю вышивать, а Богодара или Вайгу. Глядишь, здравомыслия бы прибавилось.

– Чего нет, того не прибавится! – крикнул из-за моей спины Третьяк.

В дверь постучали.

– Опять ключи оставил, – буркнула мама, сетуя на забывчивость отца.

– Дождалась, мордофиля[4], – шепнул мне крадущийся на кухню Третьяк. – Мама пирог испекла в честь окончания твоей несчастной сессии, теперь только крошки доедать будем. Надо было раньше извиняться… Иди держи!

Пирог?! Так вот зачем он успокаивать меня пришел, ушлый голодный индюк!

Я выбежала в коридор и распахнула дверь, готовая отвлекать отца песнями и плясками, чтобы брат успел стащить нам хоть пару кусков, но уперлась взглядом в незнакомое раскрасневшееся лицо.

– Мир вашему дому, добрые люди! – звонко пронеслось по коридору.

С мокрой шубы свахи на пол стекали ручейки, а на голове образовался настоящий сугроб, сверкающий, как горная пика.

Я сделала шаг назад и испуганно обернулась сначала на мать, потом на брата, которые уставились на нас с не менее ошарашенными лицами.

Женщина переступила порог, шаркнула плечом о косяк и низко поклонилась.

– Слава дедам и прадедам, счастлив будь дом родной, – сказала она, выпрямилась и махнула маме. – Ну что ж! До меня дошел слушок, у вас тут курочка, талантов мешок. Так позвольте ж войти, про нашего петушка донести!

Глава 2

– «…Про нашего петушка донести!» – в сотый раз зачитывала Благана взорвавший интернет пост одного болтливого домового.

– Блага, клянусь, я понятия не имею, кто ее прислал. Меня же сразу в комнате закрыли!

– Ну да, ну да, – причитала подруга. – Даже не догадываешься?..

– Прекращай дуться! Да если бы я знала, я бы…

– Чш-ш! Ладно, ешь давай. Уже уши навострили…

Я чертыхнулась и затихла.

Для полного счастья мне только слухов и не хватало, правда.

Центральная столовая была полна народу, и как бы ни хотелось, мы с Благаной и без криков привлекали немало внимания. Моя белокурая подруга совершенно не вписывалась в современные стандарты красоты, зато моя мама, когда впервые ее увидела, готова была всех троих сыновей сватать. Белокурая, белолицая, с румянцем, который не сходит даже во сне, и в то же время здоровая, как богатырь, а тут еще я рядом в шитом очелье[5] с серебряными ряснами[6] аж до талии.

Сегодня мама наряжала свою единственную дочь без скандала. У меня язык к нёбу присох, когда она со слезами на глазах вытащила из шкатулки обод, который еще наша прапрабабушка расшивала, и торжественно вручила мне за завтраком.

Спрятать очелье в шкафчик рука не поднялась, да и вчера я поклялась себе не обращать внимание на несведущих недотеп, а теперь скукожилась, как первый блин на сковороде, боясь даже глаза от стола оторвать. Ну хоть без заушников и колец обошлись!

Рядом кто-то захихикал. Благана выпрямилась и строго глянула мне за спину.

– Забей. Пусть смеются.

– Я их прокляну всех… Придурки.

– Они твоих проклятий не стоят.

– Несварение?

– Мигрень меня бы устроила.

– Ну хоть так!

Мы посмеялись и вернулись к еде.

Народная медицина занимала немало места в жизни подруги, а где знахари, там и ведьмы. Еще на посвящении в студенты их заставили подписать грамоты, запрещающие использование навыков во вред кому бы то ни было, но порча прерогатива общечеловеческая, и диплом для этого не нужен.

Когда Благана поступила на мед, времени на гулянки у нее не осталось, поэтому чаще мы встречались за обедом на нейтральной территории, где успевали обсудить все и сразу. Естественно, темой этой недели будет мой неназванный женишок.

На наш столик с грохотом опустился разнос.

– В экономическом о сватовстве никто не слышал, – сказала Ольга, присаживаясь рядом.

– Ничего удивительного, – Благана крутанула вилкой. – Мне кажется, жених сам о нем не знает, иначе бы пришел. С букэтом!

– Так, может, он постеснялся! Тоже мне, новости. К нам каждую неделю свахи с караваями приходят, а женихов и след простыл.

– Ты себя-то не сравнивай! Дочурка мэра на выданье или свахи. Хотя тут как посмотреть… – покосилась на меня Благана.

– Кстати, – задумалась я. – Мама эту сваху явно первый раз в глаза видела, а она всех в городе знает. Вы бы ее шубу заценили… Там явно какой-то бобр, да и вязь на платках, как кочан капусты.

Подруги переглянулись. Ольга отодвинула от себя салат и сложила руки на груди.

– Значит, не городские, – деловито произнесла она.

– Это понятно. Кому тут сдалось ко мне свататься, я вас умоляю, – я так тряхнула головой, что рясны зазвенели.

– Блин, я из поселковых никого не знаю, – пробормотала княжна. – Может, у Митяя спросим?

– Угомонись, Ольга.

– Ладно. Сами как-нибудь узнаем, не хватало еще, – опасливо оглянулась она.

Теперь наша компашка стала привлекать еще больше внимания. Разряженная я, красотка-богатырь и разряженная красотка-княжна. Город наш не маленький, прослыть в школе посмешищем – еще не значит отмываться от этого весь институт, но здесь всех нас ждала новая слава.

Мы быстро управились с обедом и договорились на выходных собраться у меня на «шабаш», как называла наши посиделки мама. Была даже идея погадать на суженого, на которого подругам не терпелось посмотреть так же сильно, как и мне, но у всех вовремя включились мозги. Подобное всегда привлекает в дом чернуху, а прошлые гадания закончились для нас с Благаной бунтом нашего Соседушки, воском на стенах и последующей глобальной уборкой в течение всех святочных каникул. Да и с проклятием шить то еще приключение (впрочем, как и лечить).

Знахарка пошла на автобусную остановку, а я с комфортом расположилась на переднем сиденье красной «Волги», которую подарил Ольге отец в честь окончания школы. И вот что ни говори, а подобная жизнь не может не баловать. Конечно, тут не то что на хромой кобыле, на танке не подъедешь.

Но плюсы тоже, несомненно, были. Алая, расшитая мамой блуза к новому семестру и очелье привлекали слишком много внимания, и пока мы шли по институту, меня аж корежило, а княжна подобного даже не замечает, потому что окружена повышенным вниманием с детства.

Мы зашли в аудиторию и замерли.

– Не поняла, – оглядела Ольга пустые парты. – У нас отмена?

Я посмотрела на часы.

– Да с чего бы, еще тридцать минут. Просто не надо было так гнать, – сказала я, вешая сумку на спинку стула. – Доездишься…

– Сплюнь! – взвизгнула княжна, плюнула через левое плечо и три раза обернулась. – Чур меня! Обалдела, что ли?!

– Типун мне на язык, – извиняясь, брякнула я и под пристальным взглядом подруги стукнула три раза по парте.

Когда в десятом классе ее святая вера в свою привлекательность переросла в настоящее помешательство, проблемы не заставили себя ждать, и никакие заговоры не спасали от порчи, сглаза или наговоров. Зазналась, на обереги вообще забила, и в итоге за летние каникулы перед выпускным классом лишилась половины блестящих волос, заполучила лишний десяток килограмм и чуть не ослепла на один свой изумрудный глаз.

Детство кончалось, а она мало того что красна-коса, так еще и с приданым, которому весь город завидует.

Кто бы мог подумать, что мы будем учиться в одной группе. Я полагала, отец пристроит ее куда-нибудь в юридическую академию, с такими связями и экзамены проспать можно, но после всех неурядиц Ольга яростно ударилась в символогию. Естественно, с целью утереть всем нос на выпускном, а потом стать Богиней бала в институте и самой завидной невестой, и все это с целыми зубами.

Как мы в итоге поняли, отец воспринял ее внезапное обращение к предкам и традициям очень даже благостно, то-то она учится со мной, хотя до поступления даже иглу в руках ни разу не держала. Пара рукопожатий, и князь – образцовый отец, чья красавица дочка не по клубам и бутикам ходит, а народным промыслом во благо семьи занимается. Он даже на работу теперь носит только пиджаки, которые Ольга украсила своей неловкой вышивкой. Но поясница у него больше не болит, а значит, главное она в это вложила.

Когда я увидела княжну в коридоре приемной комиссии, испугалась было, что придется и тут за нее домашнюю работу делать, но за весь первый семестр Ольга обращалась только за советами, и ни разу не попросила сделать что-то за нее.

Поначалу одногруппники относились к ней враждебно, а когда она принесла свою скатерть на экзамен, так и вообще впали в ступор. Вкривь, вкось, еще и шитье начального уровня, но зато люксовыми освященными шелковыми нитями. Наши с ней скатерти даже грозились вывесить в главный холл в качестве учебного пособия. Мои идеальные стежки и вопиющее кощунство, и ее узорчатая путаница с сильнейшим фоном добродетели.

Конечно, Ольга планировала зарабатывать этим на «карманные» расходы, но в основном считала подобные навыки очень нужными для домохозяйства. В частности, для шопинга. Однако она была честной и старательной, а еще любила наряжаться в сарафаны, поэтому дружба между нами завязалась как-то сама собой. Благана просто относилась к ней как к нашему новому питомцу, – с любовью, но не серьезно.

Мы скинули верхнюю одежду, сели за свою парту и уткнулись в смартфоны. Через пару минут начали подтягиваться остальные. Всего в группе шитья нас было шестнадцать человек. Шестнадцать девиц, которым женихов теперь только по селам и искать, где мода еще не сильно интегрировалась в умы.

Повезло же, что никто из одногруппниц пока не прознал, где в сети публикуют всю мою подноготную, иначе вопросов к новому оберегу на голове возникло бы больше, – а так полюбовались, потискали, и ладно.

Наших на потоке распознать было нетрудно. Все в равной степени трепетно относились к роду и памяти предков, а когда чувствуешь силу оберегов, отказаться от нее очень сложно. Одногруппницы могли позволить себе балахоны с заводским шитьем, однако под ними всегда держали кучу браслетов и ожерелья.

Всех нас подкосила сессия вкупе с походом на выставку. Тут и к ведунье не ходи: на лбу горело разочарование, и очельем его не спрятать. Но не только мы с Ольгой сегодня пришли расшитые еще круче, чем в прошлом семестре. Девчонки вплели кольца в пряди у висков, Кола даже бубенцы нацепила и теперь позвякивала на каждом шагу. Про старосту и говорить нечего – кокошник ее голову вообще не покидает.

Я тыкалась в настройках новостной ленты, чтобы вытащить из игнор-листа блог «Соседские Байки» и в следующий раз реагировать на подобные вбросы моментально. Ух и получит же он когда-нибудь от матери… Хрен ему в следующий раз, а не пирог. Даже крошек не оставлю. Вот вроде дитя суеверий, а верит в них через раз. Черти что, а не Хозяюшка. Спасибо хоть без имен, и понять, о ком речь и к кому пришли свататься, невозможно, пока не побываешь у нас в гостях.

– Социальные сети развращают, – пробормотала я, мониторя ленту.

– И не говори, черта проделки! – подхватила Ольга. – Может, удалим?

– Удалим. Но сейчас не время, вдруг Хозяину завтра приснится мой суженый – он же сразу подписчикам пойдет докладывать.

– Вот блин, точняк. Надо включить оповещения…

Я обернулась на модницу:

– А тебе нелишне удалить их еще вчера. Зубы давно лечила? Селфи того не стоят, Ольга. Ты столько пережила, заново отвыкать хочешь?

– Да я не буду больше фоткаться, – сказала охотница до лайков. – На каких-нибудь котиков подпишусь, щеночков там.

В аудиторию павой вплыла Сеня. Мы с Ольгой уронили гаджеты и раскрыли рты от восторга.

– Есения, свет очей моих, – завыла Вецена. – Что это за модный приговор?!

Она в обед до дома, что ли, сгоняла и переоделась?.. И так сарафан был что надо, а теперь вообще глаз не оторвать, жаль, не все поймут. У меня от обиды за увядание нашего промысла опять заслезились глаза.

Староста улыбнулась.

– Достало меня все. Пусть валят к чертям со своими джинсами, – бросила она, поправляя косу под кокошником. – Иначе с такими настроениями мы и до третьего курса не дотянем. Увижу кого-нибудь в спортивных штанах – на пары не пущу!

– Еся, ты коней-то попридержи! – смеясь, прикрикнула Ольга. – Оно, конечно, красота, но перегибать не стоит. Я себе только скороходы новые взяла.

– Во дела, кажется, я знаю, чем мы займемся на следующей практичке. Сеня, что за корона, мать честная, дай примерить!

Любая одежда в наше время была украшена шитьем, но только подобная работа, материнская или профессиональных вышивальщиц, ярко выделялась. Однажды я решила, что все это из-за обычной пестроты, но на той же выставке мы убедились: бездушное шитье, хоть красно-синее на белоснежном, блекнет без резонирующей в каждом стежке силы предков, чего не скажешь даже о самой простой настоящей обережной вышивке.

Мы столпились над старостой, как над музейным экспонатом. Нечасто удается потрогать настолько древнее наследство, подпитанное не одним поколением. Кокошник, сапоги и туника на ней буквально светились первоклассным шитьем.

Есения – потомственная вышивальщица. Все женщины в ее роду постигали эту науку не ради богатого приданого или от безделья, а по призванию, и неудивительно, что ее депрессия даже не коснулась. Того и гляди введут нам форму. Уж если наш брат падет духом – точно пиши пропало.

– Это что за техника, не пойму… – всматривалась Ольга.

– Это «Тамбовский крест», княжна.

– А. С квадратиком.

От изучения подола нас отвлек грохот у входа. Я нехотя оторвала взгляд от искусно вышитой Богини с ручками в виде ткацких гребней и уставилась на взявшуюся не пойми откуда гору тряпок на раскройном столе.

– Это все?! – крикнул чернявый парень в дверях.

Ответом ему стала еще пара красно-белых кульков, которые легли поверх и без того внушительной кучи тряпья. Мы с одногруппницами расступились, давая Есении дорогу.

– Что за хлам? – указала она на стол.

– Воу-воу! Чуть больше уважения, красотка, – замахал руками какой-то шебутной тип в спортивном костюме. – Я смотрю, мы точно по адресу! – оценил он нас, а скорее, наши наряды и кивнул в проход, откуда показались еще трое парней. А потом еще четверо. Мы синхронно отступили назад.

Есения подошла к столу и принюхалась.

– Спортивная форма, – не скрывая презрения, бросила она.

Чернявый в костюме нахмурился:

– Ты не гони. Только из химчистки.

– Замечательно, и что она здесь делает?

Вперед вышел парень под два метра ростом, золотой и лощеный, как мамин сервиз. Мы его хорошо помнили: на церемонии поступления он толкал со сцены пламенную напутственную речь. Сегодня вроде не праздник, но его красная рубаха так же была аккуратно подпоясана отменным кушаком, а на груди красовался Всеславец. Сильный родовой оберег, на обычную цацку не похож – значит, наш новый друг не любит конфликтовать.

– Я Белогор, – протянул он Есении руку. – Капитан нашей команды по клюшкованию, пятый курс, факультет промысла, гончарка.

– Есения, староста группы, – приняла Еся руку и опять глянула на стол. – Что происходит, Белогор?

– Вас должны были предупредить, но раз уж такое дело, сейчас объясню, – он стащил тряпку со стола и расправил ее до обычной кофты с цифрой «десять». – У нас через два месяца начинается чемпионат, и в этом году на совете было принято решение выигрывать! – с улыбкой сказал парень нам и заодно столпившимся за его спиной товарищам по команде. – Деканат препятствовать не стал, я только с собрания. В общем, решили, что вы нам поможете. Пойдет в зачет курсовой. Такие дела.

– Чего-чего?.. – промычала Ольга. – Хотите, чтобы мы на этом обереги вышивали?! – ткнула она пальцем на стол.

– Ну да, какие-то проблемы?

Я подошла к столу, взяла чью-то кофту и, сжав в кулак часть рукава, отрицательно покачала головой.

– Нет, капитан, – сказала Есения. – Вам, наверное, лучше к ювелирам. Пусть обручи сделают или кулоны командные. Зарядите их на тренировке, и в путь.

– В прошлом году мы так и поступили, но начиная с этого серебро и все, что «не форма», запрещено. Травмоопасно.

– А что насчет старшего курса? Почему мы?.. – брезгливо таращилась Вецка на кучу тряпок.

– Второй курс обшивает шахматистов, третий расформирован, четвертый борцов, а пятому не до того. Так в чем проблема, я не пойму? Я же сказал, в зачет пойдет. Не верите мне, сейчас Анастасия Станиславовна придет, подтвердит, – настойчиво затараторил парень, когда понял, что на нас его обаяние не очень-то действует.

– Эй, че за настрой такой враждебный, – вклинился чернобровый. – Мы вообще-то честь института защищаем!

– Тихо, – махнул ему рукой Белогор. – Есения?

– Дело не в настрое. С этим нельзя работать. Мила, что скажешь?

Все обернулись на меня.

– Полиэстер семьдесят процентов, спандекс двадцать процентов, еще и перлон. Здесь ни одно шитье не удержится, эти тряпки мертвы.

– Ни за какой зачет, Белогор, – отрезала староста. – Или ты стал бы лепить из пластмассы?

Капитан поморщился и тряхнул головой:

– Понял. Но тогда почему самбовки взяли?

– Самбовки из хлопка, – сказала Вецка. – А это голимая синтетика.

– Еще и фабричная, – подтвердила я.

Знакомое хмыканье дрожью отозвалось в позвоночнике. Вся группа резко расправила плечи и расплылась в улыбках. Модуль Станиславовны и так сеял в нашем коллективе немалую панику, грозя чередой бесконечных пересдач, а тут настоящий внеплановый экзамен по вдохновенному чистосердечию!

Профессорша, цокая каблучками, шустро прошла в кабинет и с интересом уставилась на стол.

– Амилан, – строго сказала она, забросив булыжник в мой огород.

– Полиамиды не мой профиль, – отозвалась я в оправдание за незначительную ошибку.

Его там не больше восьми процентов, и надо было прицепиться!

– Настасья Станиславовна, так как? – посмотрел на нее Белогор.

– Завтра к семи привезут рулоны, разгрузите и на тренировку.

Девчонки содрогнулись. Шить?! Мы вообще-то в портнихи не нанимались, не проще ли в ателье отнести?

– О! Так новую будем делать? Понял, а ну-ка выносим обратно, – указал он товарищам на форму.

– Пойдет в зачет на второй курс, – строго глянула на нас Станиславовна, припоминая модуль по кройке.

– Отлично! Вот и договорились! – крикнул нам с порога Белогор.

Специально тут спектакль устроили! Ну конечно… Все на кафедре должны понимать, что работать с синтетикой нельзя, – уже и ткани заказали.

Кабинет быстро опустел, отчего нависший над нами тлен стал еще очевиднее. Вряд ли кто-то из одногруппниц сразу после этой сессии планировал досрочно сдавать следующую!

Седовласая преподавательница, чью выправку мы любили сравнивать с веретеном, обвела нас строгим взглядом и постучала по столу:

– Девушки, могу я узнать, чем вызвано ваше негодование?

Все потупились, Есения сделала вид, что поправляет тунику и не расслышала вопроса, и надежда у нас оставалась только на Ольгу, чьими родственными связями мы теперь готовы были пользоваться без зазрения совести. Княжна, да форму шить?! Никог…

– Ну ладно, – спокойно сказала Ольга. – Может, идея не такая и плохая.

Еся поперхнулась, ее кокошник съехал на лоб и чуть не упал.

– Уже лучше, – кивнула нам преподавательница и зашагала к выходу. – На сегодня все, Людмила Ивановна ждет в мастерской, соберете комплекты для работы, и завтра к восьми часам как штык на парковке.

– Зачем?.. – шепнула Вецка.

– Поедете с «Лучами» в академию, у них товарищеский матч. Вы должны знать, с чем имеете дело, или собрались работать вслепую?

Есения молча кивнула в уже закрывающуюся дверь, и все мы уставились на Ольгу.

– Белены объелась?! Неужели у сборной народного института спонсора нет? Может, городские власти поддержат? Пошьют где-нибудь, разве мало у нас ателье, которые с обережным работают? – умоляюще произнесла я.

Ольга пожала плечами и присела на парту.

– А что такого? Это наша команда, другие курсы поддержали, почему мы должны отказываться? Белогор и попросил вполне искренне.

– Ах вот оно что, – усмехнулась Есения. – Белогор.

– Ой, прекращай! Ничего подобного, – отмахнулась Ольга. – Анастасия Станиславовна же сказала, в зачет пойдет, – в следующем году мороки меньше будет. У меня уже весь дом рушниками завален, скоро придется сарай для приданого оборудовать, да и куда приятнее вышивать не в короб, а для дела!

– Ну ладно, – староста кивнула княжне и строго взглянула на остальных. – Ольга еще не знает, что на самом деле значит «шить не в короб», будем считать посвящением.

– А что? – встрепенулась княжна. – Сложно?..

Я постучала себя по лбу и натянула улыбку:

– Не-а. Легче легкого.

Рано или поздно это должно было произойти, вот и проверим заодно, насколько наша вера в собственное ремесло окрепла. Закалка, о какой не приходилось и мечтать; может, княжна наконец-то отстанет от нас со своими навязчивыми бизнес-идеями модного бутика.

Глава 3

Я забежала на парковку, когда наш красно-белый автобус уже катился к выезду, натянула капюшон и нырнула внутрь, проклиная тот день, когда впервые взяла в руки иглу.

– Милослава! Тебя г-г-г… Мать честная…

Я не сдержала визг облегчения и быстро плюхнулась на свободное место рядом с Ольгой. Хвала Богам, наших посадили на передние сиденья, и мне не придется позориться, устраивая дефиле через весь автобус!

Есения дернула меня за сарафан через проход и хлопнула по коленке:

– Мила, спокойно. С этим ничего не поделаешь.

Ольга заерзала:

– Едрить этот мадрить, ты б хоть позвонила, я бы прихватила чего!

Я скинула куртку и взвыла. Глаза заплывали, забег выдался марафонский, и единственное, чего мне сейчас хотелось, – это чтобы одногруппницы ослепли хотя бы минут на пять.

А как прекрасно все начиналось! Вчерашний вечер прошел в нашем доме в благостной тишине, мне даже приснилось, что «Лучи» берут первые места во всех видах соревнований – от шахмат до плавания. Вера в лучшее окрепла, радости от авантюры, в которую нас ввязали, прибавилось, но все это вдребезги разбилось о полки в шкафу, которые поутру я обнаружила абсолютно пустыми.

– Я на такой случай в бассейне запасную одежду держу, тут на Волжской, они с шести работают, – сочувственно говорила Вецена.

– О, я тоже! Там за годовой абонемент персональный шкафчик дают.

– Отличная идея… Возьму н-на заметку, – сбивчиво цедила я.

Не было сомнения, что все сокурсницы прошли через подобное уже не раз и не два в своей жизни и сейчас отлично понимают мое гневное отчаяние. У меня на подобные случаи тоже когда-то был собран «тревожный чемоданчик», только летом мы с матерью вроде как договорились, что одежду я буду выбирать себе сама, и мы его разобрали. А теперь я сижу в льняной рубахе, валенках, увитых зелеными лентами, и сиреневом сарафане в цветок, где на языке шитья крупно светится надпись: ХОЧУ ЗАМУЖ!

– И куда на этот раз? – спросила Ольга, когда я наконец отдышалась.

Девчонки повставали с сидений и облепили меня со всех сторон, нагло игнорируя причитания водителя о безопасности движения.

– Не поверите!

– Ну?!

– К соседке!

– От жесть…

– Это еще что, мою одежду вообще сожгли перед поступлением, – вздохнула Есения.

– Ты зачем матери рассказала, курица? Мои об этом узнают только после защиты диплома!

– Да откуда я знала?! Шутите! Она даже виду не подала, что ее это заботит. Только кивала и улыбалась! Я уж решила, что наконец-то можно жить спокойно…

Девчонки захмыкали:

– Усыпила твою бдительность. Идеальный план.

– Гениально, точно.

– Твоя мама же сваха, да, Мила?

– Н-да…

– Ну что сказать. Профи!

Утром пришлось убить целый час на тщетные поиски нормальной одежды, а потом нестись по снегу, как резвый олень, и даже удивительно, как бабушкин раритет на мне выдержал и не пошел по швам.

Сначала была идея просто обрезать его до туники, ведь мои шерстяные колготки смахивали на вполне сносные штаны, но даже в гневном припадке рука не поднялась. Прабабушка молилась, вышивала, и все это, бесспорно, от большой любви, такое попробуй срежь – сам себя проклянешь.

И как я только подумать могла, что мама меня в джинсах из дому выпустит! Такое событие: сборная института в тесном сотрудничестве, еще и визит в академию, где сотни завидных женихов.

На этот раз Третьяк обещал меня поддержать, потому что даже на его консервативный взгляд мамкиного симпатяги наша сваха перегибает палку. Можно было хоть сапоги оставить!

Наверное, благодаря в том числе и моим рассказам мама наконец-то поняла, что нынче молодым людям все эти сарафаны и румяные щеки не очень-то сдались, вот и перестраховывается, чтоб никакой Джексон на меня и глаз положить не вздумал. Совсем в меня не верит!

– А, Ольга! – вспомнила я. – Здебор!

– Чего?..

– Здебор, зовут его так! Женишка. Представляешь, до этого как воды в рот набрала, а вечером вчера выложила как на духу. Мол, юношу этого Здебор звать, он добр, умен, хорош собой, и вообще мечта.

Еська свесилась в проход:

– К тебе сваты приходили?

– Сваха, одна пришла, пару дней назад. Мне поучаствовать не дали.

– И что за Здебор?.. – задумчиво произнесла княжна. – Чет я таких не помню.

– Не ты одна. Не было у нас такого в школе, мы вчера с Благой часа три вспоминали.

– Ну имя неплохое, – сказала Еся. – Приветливый, гибкий, предрасположен к сильной любви.

Все уставились на старосту:

– Да ты шутишь. Кто ж в наше время жениха выбирать по имени будет?

– Мама моя! И твоя, кстати, тоже. А еще ее мама, и ее, – водила ладонью Есения, намекая на всех собравшихся. – Ладно тебе, с этим надо просто смириться. Нет, я не имею в виду замуж по указке, но лучше не спорить, уж поверь.

– Вот, кстати, да, – вступилась Кола. – К нам когда приходят, я тоже только улыбаюсь и молча киваю. Пусть думают, что я в этом очень заинтересована, мол, приглядываюсь, замуж невтерпеж, тогда меньше лезть будут.

– Точно-точно! Схема рабочая, только стоит показать, что ты замуж не хочешь, все, пиши пропало, – сказала Вецка. – Меня мать полгода назад уже сама сватать собиралась, повезло вовремя себе любовь выдумать, теперь все молчат в тряпочку. Уж двадцать первый век на дворе, насильно отдать закон не позволит, но чтобы лишний раз приключений на жопу не искать, лучше просто не перечить.

Мне мать ни одной анкеты не показала, благо, на ее профессиональный взгляд, свататься к парню последнее дело, а сама бесится, что претендентов на мое сердце не мелькает каждую неделю по три. Понятно, что я «у мамы самая красивая!», только не помешало бы трезво оценивать ситуацию. Была бы я как Благана: белокурая и крепкая… но я, как и Треня, вся в мать: мелкая, чернявая и худая, и эти парадные одежды смотрятся на мне хуже, чем на вешалке.

Мы выехали за город, и в надежде успокоиться я очень некстати переключила внимание со своей несчастной персоны на окружающих. Ольга отвернулась к окну и замерла, будто впервые в жизни видит заснеженное поле, остальные уткнулись в смартфоны или задумчиво пялились в потолок, только бы не встречаться со мной взглядами.

– Да вы издеваетесь, – проворчала я.

Вырядились, как на выпускной! И ладно бы тоже в сарафанах, так нет: джинсы, юбки, брюки, на Вецке новый спортивный костюм с вышитыми лампасами. Хоть одна бы в рубахе пришла! Еська даже без кокошника, еще и платье напялила. И они мне тут про традиции рассказывали…

Я, конечно, тоже планировала сегодня надеть что-нибудь из парадного, но и подумать не могла, что у нас тут кастинг в модельное агентство намечается.

Зуд в носу возобновился, глаза опять заплыли.

– Да ладно тебе, Мила, – спохватилась Ольга. – Ты отлично выглядишь!

– Да-да! Очень красивый сарафан!

– И колготы что надо.

– А помада тебе не идет, ты вот как есть красотка.

Я привстала и потянулась за сумкой, игнорируя сочувственные речи. Спасибо хоть все цветастые, как рушники, и у меня есть шанс затеряться в толпе. Я скинула валенки и достала из сумки школьные кеды Третьяка. Вот почему с обувью сообразила, а до джинсов не доперла? Какая разница, оверсайз же в моде!

– Мила, – Есения уставилась на кеды, – не пори горячку, там мороз, вдруг у них стадион открытый.

– Не страшно, – буркнула я, справляясь со шнуровкой. – У меня колготки с пятерным начесом.

Я закончила с переобуванием, когда автобус съехал с трассы и остановился перед высокими коваными воротами. Мы прилипли к окнам, как охочие до новых территорий туристы. Нечасто удается побывать в закрытых учебных заведениях подобного элитного типа, и все мы ожидали увидеть как минимум новомодные корпуса со сверкающими панорамными окнами и парковку, заставленную спорткарами, но уже минуты три катились по брусчатому пустырю.

Все академии располагались за городом, у них была своя инфраструктура, и по рассказам, даже лучше столичной. Здесь студенты жили весь учебный год и бывали в городе только по выходным. Высшая медицина, экономика и юриспруденция, технологии и дизайн. В рекламе такие места не нуждались, потому что поступить сюда можно только по семейному поручительству или по другим внушительным связям, и поэтому для нас они представляли немалый интерес.

Ольга повела плечами и заерзала:

– Ну это точно не дизайн. Сеня, а мы в какую академию-то едем?

Староста натянула на голову платок и потупилась:

– А я не уточняла, думала юридическая, откуда в художке команда по клюшкованию, там девки одни…

Я отвлеклась от череды черных двухэтажных построек по бокам и свесилась в проход, чтобы разглядеть в лобовое стекло главный корпус. В глаза бросились мощные резные ставни из красного дерева. Какой-то Кощеев дворец, а не учебка…

– Уж точно не мед, – сказала я.

На прогрессивную общину, коими виделись нам все академии, это место вообще не походило. Мне, конечно, впору радоваться, вдруг и сарафанами тут никого не удивишь.

Автобус остановился, и мы нехотя потянулись на улицу, где сбились в плотный комок, опасаясь сдвинуться с места. Центральное здание академии было поистине исполинских размеров и нависало над нами вычурной громадой, как черная грозовая туча.

Но стоит отдать должное организации – вся немалая мощенная камнем территория оказалась очищена от снега, и валенки не зря остались валяться под сидением в автобусе.

Клюшкари были одеты в красные с желтыми полосами спортивные костюмы, и когда они вооружились огромными сумками с экипировкой, мы с девчонками стали не так ярко выделяться, хоть все равно наша пестрая компания смотрелась здесь как горстка леденцов в вороненом котле.

– Красота, – не стесняясь, оценил нашу ошалелую компанию физрук, по совместительству главный тренер. – Да нам с такой группой поддержки и обереги не нужны!

Мы скромно улыбнулись Петру Степанычу и медленно двинулись вслед за парнями ко входу. В том, что заведение элитное, никто из нас не сомневался уже после ворот. Обрамленные витиеватой ковкой из черненого серебра входные двери и вычищенный двор это подтвердили, но, когда мы зашли внутрь, скрыть восторга все равно не удалось.

Мы, сгрудившись у самого порога, старались вести себя как воспитанные городские особы, ведь золотыми шпросами на высоких окнах, бархатными шторами с кисточками и коврами на каждом углу нас не удивишь, но главное здесь было не в роскоши. Каждый дюйм академии был пропитан духом нави, силой заговоров и благословений. Если бы мы не работали с подобным изо дня в день, могли бы и не заметить, однако обережная вышивка очень развивает восприимчивость. Там и стежок чувствовать надо, а здесь каждый карниз сделан вручную с большим трудом и благодетельностью. Мы старались держаться изо всех сил, но уже спустя минуту охали, как деревенщины.