Оглавление

1. Мама для Маши
2. МАМА ДЛЯ МАШИ

МАМА ДЛЯ МАШИ

События и персонажи вымышлены. Совпадения случайны.

1

Солнце расплавило город. Вторую неделю — ни облачка. Аня перевела утомленный взгляд на ящики с конфетами. Хоть бы не растаяли. А осы-то, осы… Лениво отмахнулась. Житья от них нет. Взглянув на небольшую очередь у автомата с газированной водой, она жадно глотнула слюну.

Ох-ох-ох… Собираться, что ли? Вряд ли уже кто-нибудь подойдет. Да и время к тому же.

Местный рынок — огражденный клочок земли, в три ряда заставленный полосатыми палатками и контейнерами — работал до четырех часов, но какой нормальный человек по такому солнцепеку пойдет сюда за конфетами? Аня вздохнула и посмотрела по сторонам. Соседи тоже начинали собираться. Подгоняя машины, загружали в них товар и полосатые шатры. Меж поредевших палаток виднелись прилавки. Внезапно взгляд ее остановился на мужчине, усевшемся неподалеку на пустой прилавок. Вернее, задержался на нем, зацепившись за его же взгляд. Сам он ее ничуть не заинтересовал, разве что неотрывный взгляд его неприятно насторожил. С чего бы вдруг незнакомого человека так сверлить глазами? Не конфеты же его так привлекли. Пожалуй, надо собираться. Но взгляд нет-нет да и косил в ту сторону, где сидел этот светло-русый бородатый субъект. Раньше вроде его не видела. Хотя, как знать? Бороды всех мужчин делают похожими. Различными делает как раз их отсутствие. Что ж, пусть смотрит, раз ему так хочется. С нее не убудет. Там и убывать-то нечему.

— Коля, — позвала она Любкиного сына, играющего неподалеку с соседом-продавцом в карты, — Коль…

Парень заглянул в палатку. Загоревший, подтянутый, с темно-русой шевелюрой вьющихся волос он, казалось, просто излучал жизненную силу.

— Мать сегодня, почему не пришла? — повернулась к нему Аня, убирая с витрины конфеты.

— Она мне не докладывает, — добродушно ответил он и спросил, — что, теть Ань, собираемся?

Аня улыбнулась. Вон как Любка вышколила. Еще со школьных лет ребята подтрунивали над ней: «Тебе бы салаг в армии муштровать, до генерала бы дослужилась». А жизнь сложилась прозаичнее. Отведя ей скромное место уборщицы на консервном заводе, со временем подняла до должности учетчика, где она и проработала без малого двадцать лет. Зато теперь Любка поднялась по-настоящему, обзаведясь конфетным бизнесом. И вся ее нынешняя армия состояла из трех продавщиц и грузчика-шофера-снабженца-сына Коли, добродушного правильного парня, в котором она души не чаяла.

— Давай, пожалуй, — привычно укладывая коробки, угрюмо ответила Аня. — Мы, как всегда, позже всех. Нам, как всегда, больше всех надо.

Не спеша они начали грузить ящики на тележку. За полгода ежедневной этой работы каждое движение было выверенным и логичным. Потому и работали, без слов понимая друг друга.

Аня по привычке дважды пересчитала дневную выручку, хотя сегодня денег было негусто. Опять почувствовав на себе чей-то взгляд, она оглянулась. И снова неприятно кольнуло внутри. Незнакомец уходить явно не собирался и, потягивая пиво, как ни в чем не бывало смотрел в их сторону.

— И куда я теперь с этими деньгами? — спросила она неизвестно кого.

— Ох и денег-то сегодня… — поднатужился Коля, ставя на тележку ящики. — Покупателей по пальцам пересчитать можно.

— Я все думаю, — складывая раскладной стол, служивший прилавком, вздохнула Аня, — чего ты здесь торчишь целыми днями? Чтобы пальцы загибать? Человек ты вроде неглупый. Мест на рынке хватает. Вот и работал бы у матери. Все же лучше, чем баклуши бить.

— Что я, лошадь? — простодушно возмутился парень. — Думаете, так легко вас троих обслужить? Сутра палатки поставь, товар развези. А кто вам по вечерам помогает, Пушкин? А кто с матерью за товаром ездит? Она бабки считает, а я ящики. И опять же, сколько мне надо? Сигарет купить да пива бутылку. А шмотки… Мне по барабану. Об этом мать думает. На еде не экономим. Вот и посчитайте, выгодно мне или нет? — пожал плечами Коля, складывая болоньевый шатер палатки.

Они действительно уходили с рынка чуть ли не последними. Ей спешить было некуда, да и Коле тоже. А лишняя копейка никогда не помешает. Уставшим взглядом она скользнула по опустевшим рядам. Как оно в природе бывает, так и у людей, пожалуй. Что покрупнее, тигры схватят, остатки шакалы доедят, а крохи птички подберут. Вот и сейчас ходили, собирали оставленные картонные ящики и, складывая их в тюки, обвязывали бечевками. Какая ни какая, а копейка. Кому на бутылку, а кому и на хлебушек. Кто-то полжизни дурака валял, а кто-то вкалывал на совесть. А очутились и те, и другие на одной мусорной куче. Несправедливо…

— Коль, — Аня повернулась к Коле, пристраивающему на тележке чехол с палаткой, — мать невесту тебе еще не нашла? Ты со своим пивом всех девчонок проглядишь. Хороших разберут, останутся такие старухи, как я. Ленивый ты, хоть и молодой. Ты, поди, и по ночам вкалывать боишься.

— Скажете тоже, — рассмеялся Коля. — Больно надо за пять минут удовольствия хомут на себя вешать.

— Тебя послушать, так только дураки и женятся, — проворчала Аня, пряча деньги в целлофановый пакет, и снова бегло взглянула на незнакомца. — Может, ты матери деньги отдашь? Что мне с ними туда-сюда носиться?

Коля смерил ироничным взглядом тощий целлофановый пакетик и пожал плечами.

— Теть Ань, — сказал он виновато, — мне в ваши дела встревать… Не надорветесь же вы, в самом деле? Завтра мать придет, сами ей отдадите.

— Что значит, ваши? — недоуменно пожала плечами Аня. — Это я вам чужая все-таки.

— Скажете тоже… Какая же вы — чужая?

— Нет, Коленька, возьми, — протянула она аккуратно сложенный пакетик. — И пересчитай обязательно. Всякое случается.

— Вы уж совсем… — Коля подкрепил свои слова красноречивым взглядом, только и того, что пальцем у виска не покрутил.

— Сам ты совсем, — добродушно передразнила она парня. — Видишь, стоит вон один, смотрит. С полчаса стоит. Я за ним наблюдала.

— Может, влюбился? — с озорной улыбкой подмигнул ей Коля.

— И я о том же, — кивнула она, — в деньги эти. Чувствую, где-нибудь по дороге он их невинности и лишит.

— Ладно, давайте, — кивнул Коля, пряча пакет в карман потертых джинсов. На незнакомого мужчину он взглянул мельком. Стоит себе человек и стоит. Что с него взять? Но и с Аней спорить не стал. Было бы из-за чего. — Все, отчалил. До завтра, теть Ань, — махнул он ей рукой, толкая перед собой тележку к большому контейнеру в конце торгового ряда, часть которого Любка арендовала под склад.

Аня тоже махнула рукой, выдавив из себя слабую улыбку, взяла свой пакет и устало поплелась домой.

Вот и еще один день прошел. Когда-нибудь так и жизнь пройдет, день за днем, как шаг за шагом. Поскорее бы… Ничего хорошего от этой жизни она уже не ждала. Тем не менее, жить как-то надо было. С тех пор, как жизнь ее круто изменилась, она уже хлебнула всякого. А сейчас вот снова прибило ее к тихой заводи. И, похоже, не выбраться ей отсюда до смерти. Но ей уже ничего и не хотелось. Для этого просто сил не было. Надо было как-то доживать. Не то чтобы она совсем ничего вокруг не замечала. Она просто смотрела на все происходящее, как на экран телевизора, потому что все это никоим образом саму ее не затрагивало. Она работала, Любка платила, это и давало возможность сводить концы с концами. Хоть, что там говорить, пусть и платила ей Любка, как остальным своим продавцам, но место ей отвела самое лучшее, самое бойкое. Да и почему, собственно, должна ей Любка платить по-другому? Ей-то, кто платил? Кто дал? Сама так же начинала. Двадцать два года одна с сыном. Шутка ли сказать? У Ани хоть что-то было, хоть вспомнить есть о чем, а у Любки, что? Мужики-одноночки? Тоже не спешили на свою шею хомут вешать. Добро бы свой, а то ведь неизвестно чей. Ничего, сама выкарабкалась. Теперь и рады бы у нее на шее хомутом повиснуть, да только добра такого ей даром не надо. Когда-то они у нее дольше, чем на одну ночь не задерживались, а теперь она их и сама не задерживает. Вот ведь жизнь, штука какая хитрая… Любка с сыном без мужа двадцатник прокуковала, а Аня с мужем без детей почти столько же. И что? У одного разбитого корыта. И так плохо, и эдак не лучше.

2

— Анюта, — послышался сзади чей-то тихий голос. До чего же знакомый…

Аня резко оглянулась и обмерла. На нее смотрел все тот же настырный незнакомец все тем же безмятежным взглядом. Хоть сейчас этот взгляд показался ей не столь безмятежным. Да и незнакомец этот был не таким уж и незнакомым. Что-то близкое из глубины ушедших лет всплывало в памяти. Смутная боль, задевшая душу, все нарастала, пока не вырвалась наружу одним резким окликом:

— Игорь!

Аня непроизвольно прикрыла ладонью рот, но этот звук уже вырвался, вылетел на волю, обнажив всю ее растерянность и беспомощность перед слепою силою судьбы, всю ее боязнь оказаться неподготовленной к этой случайной встрече.

— Узнала? — с виноватой улыбкой спросил Игорь.

Аня кивнула в ответ. Все мысли и чувства занемели. Двадцать лет прошло со дня их последней встречи. Боль снова ковырнула внутри, тем самым сняв минутное оцепенение души и тела.

— Я тебя тоже сразу узнал, — сказал Игорь, поставив недопитую бутылку пива на тротуар. — Не думал, что тебя здесь встречу. Ты ведь не здесь жила.

— Откуда ты знаешь? — спросила Аня, пересохшим горлом глотнув слюну.

— Да я лет десять назад приезжал, — подходя к ней, ответил Игорь, — ну и к тебе зашел. Мать разве не говорила?

— Нет, — тихо ответила Аня, опустив голову.

Мало-помалу она начинала приходить в себя, ощущая в себе силу наглухо закрыть так жестоко раненую душу.

— А сейчас, что? Насовсем сюда? — глядя на нее выжидающе, спросил он.

И так ей стало неприятно от его взгляда, так обидно, что с вызовом бросила ему в глаза:

— Ты что, прокурор, мне допросы устраивать?

Он сразу стушевался, поник.

— Нюша, не надо… — ответил он с виноватым видом. — Столько лет прошло.

Нюша… Как больно. Только он ее так называл. Лучше бы этого никогда и не было.

Не собираясь задерживаться, Аня вздохнула и с болью спросила:

— Чего ты от меня хочешь?

— Да ничего, собственно, — Игорь неловко пожал плечами. — За столько лет впервые встретиться… Пойдем, посидим где-нибудь. Вы у матери живете?

— Кто вы, Игорь? — с грустной ухмылой обронила она и тихо добавила: — Нету мамы. Умерла весной от инфаркта.

Слезы навернулись на глаза. Но даже сквозь влажную пелену она заметила, как он опешил, растерялся. А он ведь совсем не изменился. Как это она его сразу не узнала?

— Елена Пална… Прости, я не знал…

— Ничего, больнее уже не будет, — глухо ответила она, украдкой смахнув с ресниц непрошеную слезу.

— Я здесь всего несколько дней, и потом, ненадолго… Так, как? — с надеждой посмотрел он ей в глаза.

— Что, как? — недоуменно спросила она, не успев выпутаться из тягуче-липкой паутины воспоминаний.

— Пойдем, посидим? — не сводя с нее виноватого просительного взгляда, напомнил он.

Аня вздохнула и уже без тени упрека ответила:

— Да куда я в таком виде?

— Ну,… — замялся он, неопределенно пожав плечами, — могу подождать.

— Опомнись, — одарила она его грустной улыбкой, — нам ведь давно уже не семнадцать. Стара я по свиданиям бегать.

— Я понимаю, — опустив глаза, согласился он и, пытаясь скрыть чувство неловкости, тотчас переменил тему, — у тебя дети есть?

И снова боль пронзила сердце.

— Нет, — потупив взор, покачала она головой.

— Так вдвоем с мужем и живете?

— И мужа нет, — с вызовом бросила она ему в лицо, — как видишь, и препятствий для свиданий нет, — и, чтобы расставить все точки над «і», припечатала ледяным тоном, — но и желания встречаться с тобой у меня тоже нет. Никакого.

Игорь виновато опустил голову.

— Я понимаю, — выдавил он из себя.

— Не думаю… — глядя прямо перед собой задумчивым взглядом, произнесла она, но тотчас, словно очнувшись от своих мыслей, спросила: — Да и зачем это нам? Ничего уже не изменить. У тебя своя жизнь, у меня своя…

— Я должен объяснить тебе, Нюша, — убедительно начал он с примесью горечи и раскаяния, но она холодно оборвала его слова:

— Сколько мы с тобой встречались? Полгода? А с мужем почти двадцать лет прожили, и неплохо жили… И ничего, живу, как видишь. Как думаешь, нужны мне после этого твои объяснения?

Разговор завязался незаметно, слово за слово. Обойдя здание новой школы, они пошли по аллее, вдоль которой за ровным рядом тонкоствольных берез, словно солдаты в шеренгу, торцом выстроились пять близнецов-пятиэтажек. Аня шла не спеша, ничего вокруг не замечая. Шла просто по привычке. Игорь шагал слева, понуро опустив голову. Но и этого она не замечала. Слишком уж неожиданной была эта встреча. Сколько лет она ждала ее и боялась, представляла ее себе, гнала прочь эти мысли, а потом повторялось все снова и снова. И вот сейчас, когда она меньше всего о нем думала…

Его голос вывел ее из омута воспоминаний.

— Он умер? — напряженно спросил Игорь.

— Жив-здоров, — не глядя на него, отвечала она. — Детей не было, вот и развелись. Жили мирно и развелись мирно.

Остановились у ее дома. Остановились и все. Но это не волновало ее, потому что понимала, чем оно все закончится, как понимала и неизбежность этого. Было бы глупо, начав разговор, не закончить его, упершись в стену дома. Никаких препятствий в этой стене не было.

— Зайти можно? — с плохо скрываемым чувством неловкости спросил Игорь.

— Пошли, — согласилась она с вялым безразличием, но, помедлив, все же добавила, — только я гостей сегодня не ждала.

— Я же не на угощение напрашиваюсь, — попытался пошутить он.

Не спеша они вошли в подъезд типичной провинциальной хрущевки. Такими до сих пор пестреет, если не вся территория бывшего Союза, так добрая ее половина. За столько лет все уже успело стереться из памяти. А сейчас вот снова вспомнилось: и лавочка эта у подъезда, и беседка, и площадка между третьим и четвертым этажом, и его руки, и его губы…

Привычным поворотом ключа в замке Аня открыла дверь.

— Входи, — позвала она его за собой.

Навстречу с радостным лаем выбежала из гостиной Аза — восьмилетний черный кокер-спаниель, подарок бывшего мужа. Завертелась волчком, поскуливая, повизгивая, виляя коротким обрубком хвоста.

— Это Аза, — объяснила Аня, присев на корточки и обхватив руками доверчивое создание.

Выражая неистовую радость, Аза вилась у ног, обнюхивая, убегая в гостиную и возвращаясь обратно. Успокоившись, она забралась под стол и, уложив голову на вытянутые передние лапы, стала с любопытством наблюдать за тем, что происходило в прихожей. Но и этого удовольствия она вскоре лишилась.

Зацепив пакет за крючок вешалки, Аня пошла в кухню. Открыв холодильник, окинула взглядом его содержимое: рядом с пакетом молока и кастрюлькой с супом красовалась недавно оставленная Любкой банка шпротов. В хлебнице лежало полбатона позавчерашней выпечки. Для бутербродов сойдет. Неловкая пауза…

— А здесь ничего не изменилось, — пытаясь скрыть неловкость, Игорь обвел взглядом кухню.

Освеженный белой краской буфет в углу, рядом небольшой холодильник, плита, мойка, навесной шкафчик над ней да стол у окна — вот и все ее небогатое убранство.

Достав из шкафчика кофе, она привычно насыпала его в кофеварку.

— Менять что-то хочется до определенного возраста, — наливая в кофеварку воду, заметила она. — А когда от жизни ждать больше нечего, какой смысл менять вещи?

Заметив на себе его отстраненно-задумчивый взгляд, она почувствовала себя неловко. Сарафан не первой свежести, лоснящееся лицо, волосы, слипшиеся от пота и пыли, а ноги-то, ноги…

Внезапно раздался резкий звонок. Вздрогнув от неожиданности, Игорь удивленно вскинул брови. Аза со звонким лаем бросилась в прихожую.

— Это Томка, — сказала Аня, присев на табурет.

— Она по-прежнему здесь живет? — удивился Игорь. — Не открывай. Подумает, что никого нет.

— Не подумает. Когда никого нет, Аза не лает. Да и видела уже, небось, из окна, что я не одна шла. А любопытства, как и наглости, ей не занимать.

— Все такая же?

— Горбатого могила исправит, — с досадой ответила Аня.

Впрочем, звонок больше не издал ни звука.

— Да уж, — ухмыльнулся Игорь, — должна бы понимать, что третий всегда лишний. А что, такое случается? — попытался он разрядить обстановку, несмотря на ее несговорчивый вид.

— Игорь,… — Аня устало поднялась, — то, что я тебя пригласила, вернее, согласилась, не дает тебе права на подобные намеки. Не буду я открывать. Пусть думает что хочет.

В прош