16+

 

Перевод с бенгальского Елены Бросалиной, Инессы Товстых

 

Серийное оформление и оформление обложки Вадима Пожидаева-мл.

 

В оформлении использованы работы Рабиндраната Тагора, Абаниндраната Тагора, Амриты Шер-Гил и других индийских художников начала XX века.

 

Тагор Р.

Песчинка : роман / Рабиндранат Тагор; пер. с бенг. Е. Бросалиной, И. Товстых. — СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2025. — (Изящная классика Востока).

ISBN 978-5-389-29543-8

«Песчинка» — первый роман великого Рабиндраната Тагора, нобелевского лауреата, поэта, творца и мыслителя, одного из титанов Бенгальского Возрождения. Это семейная история и история любви, расцветающей вопреки жестокой традиции, предрассудкам, гордости и смирению. В центре повествования — судьба юной вдовы, обреченной жить в полумраке, отчуждении и унижении. Ей не позволено смеяться, любить и надеяться — лишь до гроба замаливать «грех» перед семьей за свое раннее вдовство. Но прелестная Бинодини по прозвищу Песчинка — умна, образованна и жизнелюбива. Она хочет жить собственной жизнью, любить по собственному выбору и обладает дерзостью, чтобы идти к своей цели.

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Хоримоти, мать Бинодини, поделилась своей заботой с Раджлокхи. Обе они были из одной деревни и в детстве часто играли вместе.

Раджлокхи принялась уговаривать сына.

— Мохин, — сказала она, — нужно выручить бедную девочку. Я слыхала, она настоящая красавица, да к тому же образованная. Теперешним молодым людям именно такие и нравятся.

— Молодых людей и без меня хватает, — отозвался Мохендро.

— Беда с тобой, Мохин. Ну почему ты так упорно не хочешь говорить о женитьбе?

— Какая же в этом беда? Есть многое другое, о чем стоит поговорить. Совсем не обязательно говорить о женитьбе.

Мохендро рано потерял отца. Возможно, поэтому­ отношения его с матерью сложились несколько иначе, нежели у других юношей его возраста. Двадцатидвухлетний Мохин уже окончил колледж и приступил к занятиям медициной, а с матерью капризничал, как малый ребенок. Он напоминал детеныша кенгуру, которого и после рождения мать продолжает носить с собой. Без матери Мохендро не мог ни поесть, ни отдохнуть. И теперь, когда Раджлокхи стала уговаривать его жениться, он в конце концов уступил:

— Хорошо, я зайду взглянуть на невесту.

Но в назначенный день он заявил:

— Зачем мне на нее смотреть? Я ведь женюсь ради тебя — не все ли равно, красавица она или урод.

В его голосе слышалось легкое раздражение. Но Раджлокхи была уверена, что в момент благоприятного взгляда1 Мохендро останется доволен и вполне одобрит выбор своей матери. Поэтому она с легким сердцем назначила день свадьбы. Однако Мохендро день ото дня делался все мрачнее и беспокойнее. Наконец, уже незадолго до свадьбы, он заявил, что не намерен жениться.

С детства судьба и люди баловали Мохендро, и поток его желаний не встречал препятствий на своем пути. Мохендро не выносил давления чужой воли. Теперь же, связанный собственным словом, он испытывал беспричинное отвращение к предстоящей женитьбе. Это чувство все нарастало, пока не настал день, когда он наотрез отказался выполнить свое обещание.

У Мохендро был близкий друг Бихари. Он называл Мохендро старшим братом, а Раджлокхи — матерью. Раджлокхи по-своему любила Бихари, хотя считала его чем-то вроде неуклюжего баркаса, следующего за пароходом — Мохендро. К нему-то и об­ратилась Раджлокхи, когда Мохендро отказался жениться.

— Сынок, — сказала она, — придется теперь тебе жениться, иначе бедная девушка...

— Нет, ма, этого я не могу сделать, — запро­тестовал Бихари, умоляюще сложив руки. — Я мог съедать сладости, которые ему не нравились, но ведь сейчас речь идет о девушке... Нет, это невозможно.

«Где уж бедному Бихари жениться! — с возросшей симпатией подумала Раджлокхи о юноше. — Он все время с Мохином, ему и в голову не придет обзаводиться семьей».

Отец Бинодини не был особенно богат, но для своей единственной дочери он пригласил «мэм»2 из миссионерок и очень заботился о том, чтобы девочка научилась грамоте и рукоделию. Шли годы, девушка стала невестой, но отец как бы не замечал этого. Когда он умер, овдовевшая мать оказалась в весьма затруднительном положении с выбором жениха — и денег нет, и дочка совсем взрослая.

После того как Мохендро, а за ним и Бихари отказались жениться, Раджлокхи удалось устроить свадь­бу Бинодини с сыном своего дальнего родственника из деревни Барашат. Вскоре Бинодини овдовела. Мохендро, смеясь, сказал тогда: «Хорошо, что я не женился на ней. Если бы моя жена стала вдовой, где бы я был теперь?»

Прошло года три, и однажды между матерью и сыном произошел следующий разговор:

— Люди осуждают меня, сынок.

— За что? Что ты им сделала?

— Болтают, будто я нарочно не ищу тебе невес­ту из страха, как бы ты не разлюбил меня, когда женишься.

— Что же, — ответил Мохендро, — может, они и правы. Будь я на месте матери, ни за что не позволил бы своему сыну жениться!.. Пусть себе люди болтают, что хотят.

— Нет, вы только послушайте, что он говорит, этот мальчик! — рассмеялась Раджлокхи.

— Жена войдет в дом — сразу мужа приберет к рукам, — продолжал Мохендро. — О своей матери, такой заботливой, такой любящей, он и не вспомнит! Может быть, тебе это и нравится, но мне нет!

Раджлокхи в душе ликовала.

— Послушай, медж-боу3, — окликнула она свою родственницу, тоже вдову, которая в это время вошла в комнату, — нет, ты только послушай, что говорит мой Мохин: он не хочет жениться, не хочет, чтобы жена стала между ним и матерью. Слыхала ты что-нибудь подобное?

— Это уж чересчур, сынок, все хорошо в свое время, — отвечала тетушка Аннапурна. — Хватит Мохину держаться за материнский подол, пора ему жениться, зажить своим домом. По-моему, стыдно, что он ведет себя как малый ребенок.

Эти слова не понравились Раджлокхи, и она ответила довольно прозрачным и колким намеком:

— Чего ж тут стыдиться, если сын любит меня сильнее, чем другие сыновья своих матерей? Конечно, если б у тебя был сын, ты поняла бы это.

Раджлокхи была уверена, что в Аннапурне говорит зависть бездетной женщины к счастливой ма­тери.

— Я не стала бы вмешиваться, ты ведь сама завела этот разговор, — только и могла сказать Аннапурна.

— И вообще, почему тебя так беспокоит, что Мохин не желает жениться? Если я одна сумела вырастить сына, в люди его вывести, то и впредь смогу сама о нем позаботиться — без советчиков обойдусь.

Со слезами на глазах Аннапурна молча вышла из комнаты. Мохендро был расстроен этим разговором; вернувшись с занятий пораньше, он сразу же зашел к тетке. Юноша прекрасно знал, что Аннапурна сказала так, желая ему добра. Знал он и то, что у его тетушки была сирота-племянница. Одинокая женщина втайне мечтала выдать девушку за него, чтобы постоянно жить рядом с племянницей. И хотя Мохендро был против женитьбы, заветное желание тетки казалось ему понятным и трогательным.

Когда он зашел к Аннапурне, было еще не поздно. Тетушка сидела в своей комнате у окна, положив голову на подоконник. Лицо ее было бледно и печально. В соседней комнате ее ждал рис, прикрытый тарелкой, но она не притрагивалась к еде. Немного нужно было, чтобы растрогать Мохендро. Вот и теперь, стоило ему взглянуть на тетку, как его глаза наполнились слезами. Подойдя ближе, он ласково окликнул ее:

— Тетушка!

— Иди сюда, Мохин, садись, — проговорила она, заставив себя улыбнуться.

— Я очень проголодался, окажи мне честь и дай отведать рис из твоих рук.

Поняв хитрость Мохендро, Аннапурна сама с тру­­дом удержала слезы. Она поела и накормила Мохендро.

Сердце Мохендро совсем растаяло от жалости. Поддавшись минутному порыву, он вдруг сказал:

— Тетя, познакомь меня как-нибудь со своей пле­мянницей.

Не успел он произнести эти слова, как сразу же испугался.

Аннапурна улыбнулась:

— Ты что, Мохин, опять захотел жениться?

— Нет-нет, — поспешил объяснить Мохендро. — Я не для себя стараюсь, а для Бихари. Назначь день смотрин.

— Да разве может выпасть на ее долю подобное счастье! — вздохнула Аннапурна. — Такие, как Бихари, не про нее.

Выходя от тетки, Мохендро у самых дверей столк­нулся с матерью.

— О чем это вы так долго совещались, Мохендро? — спросила она.

— Ни о чем. Просто я заходил, чтобы взять пан.

— Пан для тебя приготовлен в моей комнате.

Мохендро ничего не ответил.

Раджлокхи заглянула к Аннапурне и, увидев ее опухшие от слез глаза, вообразила невесть что.

— Так-так, дорогая, теперь к моему сыну пристанешь? — прошипела она и, не слушая оправданий Аннапурны, пошла прочь.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Мохендро очень скоро забыл о своем разговоре с Аннапурной, но Аннапурна помнила о нем. Она отправила письмо в Шембаджар, к брату, у которого воспитывалась ее племянница, и в письме назначила день смотрин.

Услыхав об этом, Мохендро забеспокоился:

— Зачем ты так поторопилась, тетя? Ведь Бихари до сих пор ничего не знает.

— Как «не знает»? — встревожилась Аннапурна. — Что подумают опекуны девочки, если вы не придете?

Пришлось Мохендро обо всем рассказать Бихари.­

— Ну посмотреть-то ты можешь? — уговаривал он Бихари. — Не понравится — никто неволить не станет.

— Что ты! Разве смогу я отказаться! — воскликнул Бихари. — Да у меня язык не повернется сказать­ «не нравится» про племянницу тети Аннапурны.

— Ну вот и хорошо!

— Ты нечестно поступаешь, Мохин. Сам остаешься свободным, а на меня взваливаешь такую тяжесть. Конечно, мне очень не хочется огорчать тетю Аннапурну. — Бихари относился к Аннапурне с большим уважением.

Слегка смутившись, Мохендро раздраженно спросил:

— Что же ты собираешься делать?

— Придется жениться, раз уж ты от моего имени обнадежил тетю. Только торжественные смотрины устраивать ни к чему.

Аннапурна сама пригласила к себе Бихари.

— Что ж это такое, сынок! — воскликнула она. — Разве можно жениться, не взглянув на невес­ту. Я все­гда считала, что нельзя соглашаться на женитьбу, ес­ли невеста не нравится.

В назначенный день Мохендро, придя с занятий, попросил мать достать ему шелковую рубашку и дхоти из даккского муслина.

— Зачем? — спросила Раджлокхи. — Идешь куда-нибудь?

— Так нужно, мама, я потом тебе все объясню. Доставай скорее, — торопил Мохендро.

Хотя юноша и шел на чужие смотрины, он все же пригладил волосы и надушил одежду. Таков уж закон молодости!

Наконец друзья отправились.

Дядя невесты, Онукул-бабу, нажил большое состояние, и его трехэтажный дом, окруженный садом, возвышался над всем кварталом. После смерти своего обедневшего брата он взял сироту-племянницу к себе в дом. Аннапурна очень просила отдать девочку ей на воспитание. Но хотя это предложение казалось Онукулу-бабу вполне приемлемым в материальном отношении, оно могло повредить его доб­рому имени. Поэтому он не только наотрез отказался отдать племянницу, но никогда не отпускал ее к тетке даже погостить. Вот насколько бережно относился Онукул-бабу к своей чести!

Настало время позаботиться о замужестве девуш­ки. Но в нынешнее время слова «по заботам и воздастся» не подходят к такому делу, как свадьба, ведь заботы о свадьбе неизбежно влекут за собой расходы. Как только заходил разговор о приданом, Онукул говорил: «У меня самого дочери растут, откуда же я возьму столько денег?» Так шло время, пока наконец на горизонте не появился благоухающий духами, разодетый Мохендро и с ним Бихари.

Был месяц чойтро. День клонился к вечеру. На южной веранде гостей ждало серебряное блюдо с фрук­тами и сладостями и покрытые сетью капелек серебряные стаканы с ледяной водой. Мохендро и Бихари нерешительно принялись за угощение. Вни­зу садовник поливал кусты и деревья; теплый весенний ветер, напоенный ароматом влажной земли, слегка шевелил надушенный конец белоснеж­ного чадора Мохендро. Через неплотно прикрытые двери и окна из соседней комнаты доносился приглушенный смех, шепот, перезвон украшений. Угос­тив молодых людей, Онукул-бабу обернулся к двери и крикнул:

— Чуни, принеси-ка пан!

Через некоторое время одна из дверей поти­хоньку приоткрылась, и на веранду с пленительной застенчивостью вошла девушка. Она остановилась перед Онукулом-бабу, держа в руках коробочку с бетелем.

— Не смущайся, доченька, — сказал Онукул-бабу, — передай бетель гостям.

Девушка наклонилась и дрожащей рукой поставила коробочку перед Мохендро и Бихари. Луч заходящего солнца упал на ее смущенное личико и поз­волил Мохендро как следует разглядеть девушку.

Она хотела уйти, но Онукул-бабу остановил ее:

— Подожди, Чуни! Господин Бихари, это дочь мо­­его младшего брата, Опурбы. Он умер. Теперь, кроме меня, у бедной девочки никого не осталось! — Онукул-бабу глубоко вздохнул.

Сердце у Мохендро сжалось. Он еще раз взглянул на сироту. Трудно было сказать, сколько ей лет. Родные говорили, что тринадцать, но девушке можно было дать и все пятнадцать. Воспитанная в строгих правилах, она робко таила в своем сердце пробуждавшуюся юность.

Растроганный Мохендро спросил:

— Как тебя зовут?

— Скажи свое имя, не стесняйся! — подбодрил ее Онукул-бабу.

Девушка потупилась и покорно ответила:

— Ашалота.

«Аша. Какое нежное имя! И голос какой приятный, — подумал Мохендро. — Сиротка Аша!»

Отпустив извозчика, друзья пошли домой пешком.

— Бихари, — начал Мохендро, — не отказывайся от этой девушки.

Бихари уклонился от прямого ответа:

— Она похожа чем-то на тетю Аннапурну: наверное, станет такой же Лакшми.

— Видно, бремя, которое я взвалил на твои плечи, теперь уже не кажется тебе таким тяжелым, — заметил­ Мохендро.

— Да, — согласился Бихари, — я думаю, что смогу его вынести.

— Нет, зачем же! Если тебе тяжело, я могу принять эту ношу на себя. Что ты на это скажешь?

Бихари пристально посмотрел на Мохендро и спросил:

— Ты это серьезно, Мохин? Отвечай честно. Если женишься ты, а не я, тетя еще больше обрадуется, ведь тогда она все время будет жить рядом со своей племянницей.

— Ты с ума сошел! Если бы она действительно хотела, это могло бы произойти давно...

Бихари не стал больше спорить и простился. Мо­хендро пошел окольной дорогой и домой вернулся поздно. Мать была занята приготовлением лучи. Тетка еще не вернулась от Онукула-бабу. Мохендро поднялся на крышу и лег на циновку. Над крышами и куполами Калькутты кудесничал тонкий месяц. Мать позвала Мохендро ужинать.

— Мне не хочется уходить отсюда, — лениво отозвался Мохендро.

— Может, принести наверх? — спросила Радж­локхи.

— Не надо. Я уже ел.

— Где же ты был?

— Это долгая история, потом расскажу.

Обиженная странным поведением сына, Радж­локхи хотела уйти, но Мохендро опомнился и тороп­ливо сказал:

— Принеси мне поесть сюда, мама.

— Зачем же? Если тебе не хочется...

После недолгого препирательства Мохендро пришлось еще раз поужинать.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Мохендро провел беспокойную ночь и, едва рассвело, помчался к Бихари.

— Знаешь, друг, — сказал он, — я думаю, что раз этого так хочет тетя Аннапурна, я женюсь на ее племяннице.

— Тут и раздумывать не стоило. Она ведь много раз давала понять, что хочет этого.

— Вот-вот! Мне кажется, если я не женюсь на Аше, тетя огорчится!

— Возможно.

— Нехорошо, если я расстрою ее, — продолжал Мохендро.

— Правильно! — с несколько преувеличенной горячностью подхватил Бихари. — Ты это верно сказал! Дело только за тобой. Правда, было бы лучше, если бы тебе пришло это в голову вчера.

— Днем раньше, днем позже — какое это имеет значение! — воскликнул Мохендро.

Мысль о женитьбе, казалось, совершенно лишила его рассудка. Терпеливо ждать Мохендро был уже не в состоянии. Он думал только о том, как бы без лишних проволочек поскорее все устроить.

— Ма, — заявил он Раджлокхи, — я решил исполнить твое желание и согласен жениться.

«Теперь понятно, зачем Аннапурна ездила к своей племяннице и Мохендро так вырядился! — возмутилась про себя Раджлокхи. — И что за порядки на свете! Происки тетки оказались успешнее, чем непрестанные просьбы матери!» Вслух же она сказала:

— Хорошо, я подыщу тебе подходящую невесту.

— Невеста уже есть, — ответил Мохендро, — ее зовут Аша.

— А я говорю, она не пара тебе! — воскликнула Раджлокхи.

— Почему же? Девушка она неплохая, — сдержанно возразил Мохендро.

— Она круглая сирота. Такая женитьба оскорбит моих родственников.

— Меня не особенно беспокоят огорчения родственников, а девушка мне очень нравится!

Упрямство сына еще больше ожесточило Радж­локхи. Она пошла к Аннапурне.

— Так это ты хочешь женить моего единственного сына на какой-то безродной девчонке?! — закричала она. — Хочешь отнять его у меня? Какая подлость!

Аннапурна расплакалась.

— Не было и речи о том, чтобы женить Мохина, — сказала она, — он сам что-то выдумал! Я тут ни при чем!

Раджлокхи не поверила ей. Тогда Аннапурна позвала Бихари.

— Ведь мы как будто решили этот вопрос, зачем же ты опять все запутал?! — воскликнула она со слезами на глазах. — Скажи же, что ты согласен жениться. Иначе я буду опозорена. Девушка она хорошая и тебе ровня!

— Ты могла бы и не говорить мне этого, тетя, — ответил Бихари, — речь ведь идет о твоей племяннице, и ни о каком отказе разговора быть не может. Но Мохендро...

— Нет-нет, сынок, — прервала его Аннапурна, — ей никак нельзя выходить за Мохендро! Правду тебе говорю, больше всего я бы хотела видеть Ашу твоей женой. За Мохендро я ее не отдам!

— Если так, тетя, то все улажено. Ма, — обратился он к Раджлокхи, — моя свадьба с Ашей дело решенное! Женщин-родственниц у меня нет, поэтому мне приходится забыть о приличии и самому сообщить вам об этом.

— Ну что же, Бихари, — сказала Раджлокхи, — я очень рада. Девушка — настоящая Лакшми, она достойна тебя. Только смотри, больше не отказывайся от нее!

— Зачем же? Мохин сам нашел мне невесту.

Препятствия на пути к задуманной женитьбе лишь подзадорили Мохендро. Рассердившись и на мать, и на тетку, он ушел в студенческое общежитие.

Раджлокхи с плачем прибежала к Аннапурне.

— Сестра, сестра, — говорила она, — Мохендро обиделся и ушел из дома, — верни мне его!

— Потерпи, диди, — успокаивала ее Аннапурна. — Пройдет несколько дней, и от его обиды следа не останется, сам вернется.

— Ты не знаешь Мохина, — причитала Радж­локхи. — Он не успокоится, пока не получит то, чего хочет. Ничего, видно, не поделаешь. Придется твою племянницу...

— Это невозможно, диди, — прервала ее Аннапурна, — уже все решено. Она будет женой Бихари.

— Еще можно все изменить, позови Бихари.

— Сынок, — сказала она, когда Бихари пришел, — я сама найду тебе хорошую невесту, а эту де­вушку ты оставь: она не для тебя.

— Нет, ма, все решено окончательно, — проговорил юноша.

Тогда Раджлокхи снова обратилась к Аннапурне:

— Припадаю к твоим стопам, уговори Бихари. Ты одна можешь это сделать.

— У меня язык не поворачивается просить тебя, Бихари, — проговорила Аннапурна. — Но что поделаешь! Я была бы очень счастлива, если бы именно ты женился на Аше, но видишь сам...

— Я все понял, тетя. Будет так, как ты скажешь. Но впредь никогда больше не уговаривай меня жениться. — С этими словами Бихари вышел.

Глаза Аннапурны наполнились слезами, она поспешно смахнула их, боясь, что это навлечет беду на Мохендро; снова и снова бедная женщина твердила себе: «Что ни делается, все к лучшему».

Так, в мелких тайных схватках между Раджлокхи, Аннапурной и Мохендро, незаметно подошел день свадьбы. В доме зажгли яркие лампы, нежно запели флейты. Угощения было вдоволь.

Аша, стройная и нарядная, с личиком стыдливым и восхищенным, вступила в свою новую семью.­ Не предчувствовало ее замиравшее от счастья юное сердце, что в этом гнездышке могут быть шипы. Наоборот, радостная уверенность в том, что теперь она будет всегда рядом с заменившей ей мать Аннапурной, отогнала прочь все опасения и страхи.

После свадьбы Раджлокхи позвала к себе Мо­хендро.

— Я думаю, — сказала она, — твоей жене пока лучше пожить у дяди.

— Почему? — спросил Мохендро.

— Скоро экзамены, а ты будешь отвлекаться.

— Я не ребенок, ма. И сам знаю, что лучше для меня, а что хуже.

— Так ведь это ненадолго, сынок, всего на год.

— Были бы у нее родители, тогда другое дело, но я не могу оставлять Ашу в доме дяди.

— Горе мне! Но что поделаешь! — воскликнула Раджлокхи, словно обращаясь к самой себе. — Он ведь теперь хозяин, а я только свекровь, я — никто! Вчера женился, и уже такая любовь! В свое время мы тоже выходили замуж, но наши мужья вели себя­ скромнее.

— Не беспокойся, ма, на экзаменах это не отра­зится, — уверенно сказал Мохендро.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Раджлокхи с усердием принялась учить невестку хозяйничать. Дни Аши протекали в кладовых, на кухне, в молельне. На ночь Раджлокхи брала ее к себе, чтобы девушка не чувствовала себя одинокой вдали от родных.

После долгих размышлений Аннапурна решила ни во что не вмешиваться.

Как невыносимо обидно бывает мальчику, когда старший отбирает у него сахарный тростник, не дав насладиться его соком! Точно так же чувствовал теперь себя Мохендро. Разве мог он равнодушно отно­ситься к тому, что его молодая жена растрачивает себя на заботы по дому?

Придя как-то к Аннапурне, он сказал:

— Тетя, я не могу видеть, как мать изводит Ашу!

Аннапурна знала, что Раджлокхи совсем замучила Ашу, но все же попыталась успокоить Мохендро.

— Что ты, Мохин! — возразила она. — Научиться вести хозяйство необходимо. А то теперешние де­вушки только и знают, что романы читать да коврики вышивать. Настоящие белоручки. Разве это хорошо?

— Плохо это или хорошо, я не знаю, но современная девушка должна быть современной, — с жаром возразил Мохендро. — И я не вижу ничего смешного и обидного в том, что моя жена получит от чтения такое же удовольствие, как и я.

Услыхав голос сына в комнате Аннапурны, Радж­локхи бросила все дела, вошла к ним и ехидно спросила:

— Что случилось? О чем это вы все совещаетесь?

— Ни о чем, мама, — взволнованно ответил Мохендро. — Просто я не могу позволить, чтобы ты превращала Ашу в служанку.

Раджлокхи, подавив закипавшую ярость, проговорила медленно и язвительно:

— Так что же прикажешь с ней делать?

— Я сам займусь ею, буду обучать ее грамоте.

Ничего не ответив, Раджлокхи быстро вышла и через минуту вернулась, ведя за руку Ашу. Она поставила девушку перед Мохендро и сказала:

— Вот тебе твоя жена, можешь учить ее, чему хочешь.

Затем она повернулась к Аннапурне и, сложив руки, с преувеличенным смирением проговорила:

— Уж ты прости меня! Позабыла о знатности твоей племянницы — запачкала ее нежные ручки кухонной посудой. Уж пожалуйста, отмой ее, при­одень­ и вручи Мохину. Пусть она усядется за книги, а служанкой в доме буду я.

С этими словами Раджлокхи ушла в свою комнату, хлопнув дверью. Аннапурна в отчаянии опустилась на пол.

Аша, не понимая причины этой внезапной домашней бури, побледнела от стыда и страха.

«Довольно! — сказал себе раздраженный Мохендро. — Пора мне самому позаботиться о жене».

Когда желание совпадает с чувством долга, результат получается тот же, что от встречи ветра с ог­нем. Занятия, экзамены, друзья больше не интересовали Мохендро. Он занялся образованием жены и забыл обо всем на свете.

Оскорбленная Раджлокхи говорила себе: «Если Мохендро раскается и с женой придет ко мне, я и не взгляну на них! Посмотрим, как он обойдется без матери!»

Но шли дни, а у ее дверей все не раздавались шаги раскаявшихся. Раджлокхи была уже готова простить­ их, если они придут. Но они не шли. Тогда Раджлокхи решила сама пойти к молодым. Какая мать может долго сердиться на сына!

На крыше третьего этажа, в углу, была небольшая комнатка, где Мохендро спал и занимался. Последние несколько дней Раджлокхи не чистила ему одежду, не убирала кровать, не вытирала пыль. И оттого, что она пренебрегла привычными материнскими заботами, сердце ее болело, на душе лежал камень. Как-то после полудня она подумала: «Пока Мохендро на занятиях, пойду-ка уберу его комнату. Вернется — сразу узнает руку матери». Она поднялась по лестнице. Дверь в комнату Мохендро была приоткрыта. Раджлокхи вздрогнула и остановилась, будто ее укололи. На постели лежал Мохендро, спиной к двери сидела Аша и тихонько гладила ноги спящего мужа.

Увидев в ярком свете полуденного солнца эту картину супружеского счастья, Раджлокхи вся сжалась от стыда и горькой обиды и неслышно сошла вниз.

ГЛАВА ПЯТАЯ

В засуху нива сохнет и желтеет, но прольется дождь — она не медлит ни секунды, поднимается, по­забыв долгий голод, отбрасывает уныние, беззаботно и бесстрашно заявляет свои права на все огромное пространство поля. Так случилось и с Ашей. От тех, с кем ее связывали узы родства, она никогда не смела ждать родственной любви. Теперь же, когда, попав в чужую семью, она вдруг стала любимой и об­рела неоспоримые права, когда муж сам увенчал ее, бездомную сироту, короной Лакшми, Аша не замедлила принять как должное свое высокое положение. Отбросив подобающую молодой жене скромность, она сразу заняла место рядом с мужем, сияя гордостью любимой жены. Раджлокхи видела, что чужая девушка сидит около ее Мохина с таким независимым видом, словно была здесь всегда. С невыносимой обидой ушла Раджлокхи и, не помня себя от возмущения, бросилась в комнату Аннапурны.

— Иди взгляни, какие манеры принесла твоя гос­пожа из своего благородного дома! — крикнула она. — Если бы наши мужья были живы...

— Диди, сама учи свою невестку, — горестно возразила Аннапурна, — сама ее наказывай. К чему ты мне рассказываешь об этом?

Голос Раджлокхи звенел, как натянутая и готовая лопнуть струна:

— Вот как! Моя невестка?! Имея такую советчицу, как ты, она разве станет меня слушаться!

Тогда Аннапурна, нарочно громко ступая, чтобы разбудить молодых, поднялась в комнату Мохендро.

— Что же ты меня позоришь, негодница? — крик­нула она Аше. — Ни стыда ни совести нет! О вре­мени позабыла, все хозяйство на старуху-свекровь взвалила, а сама здесь отдыхаешь? Несчастная, зачем только я тебя в этот дом привела! — Слезы бежали из глаз Аннапурны.

Девушка молча стояла перед ней, опустив голову, и теребила край сари. Не выдержав, она тоже заплакала.

— Ты зря бранишь ее, тетя, — вступился Мохен­дро. — Ведь это я удерживаю здесь Ашу.

— А ты разве хорошо поступаешь? Она девочка, сирота, матери не привелось воспитать ее, откуда ей знать, что можно, чего нельзя. Чему же ты ее учишь?!

— Вот посмотри, я купил ей грифельную доску, тетради, книги. Я буду заниматься ее образованием, как бы меня ни осуждали за это и чужие, и свои.

— Не целый день же ей учиться. Достаточно, если вы будете заниматься по полчаса каждый вечер.

— Это не так просто, тетя. На ученье нужно много времени.

Расстроенная Аннапурна направилась к себе. Аша хотела было последовать за ней. Но Мохин встал и загородил дверь, не обращая внимания на робкую мольбу в нежных, влажных от слез глазах жены.

— Мы проспали, любимая моя, — сказал он, — теперь надо наверстать упущенное время.

Какой-нибудь серьезный, не слишком догадливый читатель может принять слова Мохендро на веру. К его сведению, дело обстояло не совсем так: ни один школьный инспектор не одобрил бы систему, по которой Мохендро занимался с Ашей.

Аша всецело доверилась мужу. Учение давалось ей нелегко. Но раз муж приказывает, значит нужно. Поэтому Аша сосредоточивалась, затем с серьезным­ видом усаживалась на край тахты и, уткнувшись с головой в учебник, принималась что-то заучивать.

В другом конце комнатки, разложив на маленьком столе книги по медицине, сидел в кресле сам «гос­подин учитель». Он то и дело поглядывал на «ученицу», чтобы проверить ее внимательность. Проходило немного времени, и Мохендро неожиданно захлопывал книгу:

— Чуни, пойди сюда.

Испуганная Аша поднимала голову.

— Принеси-ка мне книгу, — говорил он, — посмотрим, сколько ты прочла.

Аша пугалась, думая, что Мохендро сейчас начнет ее спрашивать, а она еще совсем не была готова держать подобный экзамен. Ее рассеянный ум никак не желал поддаваться очарованию «Чарупатха». И как ни старалась она пополнить свои знания, касающиеся построек термитов, буквы расползались у нее перед глазами, как цепочки черных муравьев.

Услышав, что «учитель» зовет ее, Аша робко брала­ книги и с виноватым видом подходила к его креслу.

Мохендро одной рукой обнимал ее за талию, другой брал книгу и говорил:

— Сейчас посмотрим, сколько ты прочла.

Аша указывала строчку, на которой остановилась.­

— Ого! Так много? — удивленно говорил Мохен­дро. — А я — только вот это. — И он показывал на заголовок какой-нибудь главы в учебнике.

— Что же ты делал все это время? — спрашивала Аша, широко раскрыв глаза от удивления.

— Думал об одном человеке, — отвечал Мохендро, беря Ашу за подбородок, — а этот самый человек забыл обо всем на свете, читая увлекательный рассказ о термитах.

Аша могла бы достойно ответить на такое не­обоснованное обвинение, но, увы, стыд мешал ей, и она молча должна была мириться с несправедливым поражением в поединке любви. Теперь вы можете себе представить, насколько методы преподавания Мохендро были чужды как государственным, так и частным школам.

Случалось иногда, что Мохендро не бывало дома. Пользуясь этим, Аша пыталась настроиться на серь­езный лад. Но тут откуда ни возьмись являлся муж и, прикрыв ей глаза руками, отбирал книгу.

— Жестокая, — говорил он, — стоит мне уйти, как ты тотчас же забываешь обо мне.

— Неужели ты хочешь, чтобы я осталась неученой? — как-то сказала ему Аша.

— Но ведь и мои занятия из-за тебя почти совсем не подвигаются, — заметил Мохендро.

Эти слова неожиданно больно задели Ашу.

— Разве я мешаю тебе? — огорчилась она и хотела уйти.

Но Мохендро схватил ее за руку.

— Что ты понимаешь! — воскликнул он. — Тебе легче заниматься, когда меня нет, а мне — наоборот, без тебя еще труднее.

Серьезное обвинение! Естественно, что вслед за этим следовали обильные, словно осенний ливень, слезы, но через мгновение они высыхали под лучами любви, оставляя лишь влажный блеск в глазах. Как могла неопытная ученица пробираться по деб­рям знаний, когда главным препятствием к занятиям был сам учитель? Иногда Аше вспоминались гневные упреки тетки, и ей становилось не по себе; она ведь понимала, что учение — всего лишь предлог. При виде свекрови Аша каждый раз готова была умереть от стыда. Но Раджлокхи ей ничего не поручала, ни о чем не просила. А когда Аша все же являлась помогать и не знала, за что взяться, Раджлокхи говорила ей:

— Тебе нечего здесь делать! Иди к себе, а то твоя наука пострадает!

Наконец и Аннапурна сказала Аше:

— Теперь я вижу, как ты учишься, но неужели ты и Мохину не дашь заниматься?

И тогда Аша приняла решение.

— Ты совсем не готовишься к экзаменам, — сказала она мужу, — поэтому я сегодня же перехожу в комнату к тете.

Легко ли в таком возрасте дать столь суровый обет?! Отправиться в добровольное изгнание из супружеской спальни в теткину комнату!

Едва с уст Аши сорвалось это суровое обещание, как в уголках ее глаз заблестели слезинки, нижняя губа задрожала и голос дрогнул.

— Хорошо, ступай туда, — улыбнулся Мохендро, — но тогда тете Аннапурне придется перейти в нашу комнату.

Услышав шутку в ответ на свое серьезное и такое великодушное предложение, Аша рассердилась. Мохендро предложил другой выход:

— Будет гораздо лучше, если ты сама станешь следить за мной днем и ночью, увидишь, как я все вызубрю.

Так и решили. Я думаю, излишне подробно рассказывать о том, как проходили эти занятия. Достаточно сказать, что в тот год Мохендро провалился на экзаменах, а Аша, несмотря на обстоятельные разъяснения «Чарупатха», оставалась в полном неведении относительно простейших геометрических фигур.

Правда, этот своеобразный процесс обучения не обходился без осложнений. Время от времени являлся Бихари и поднимал страшный шум. Своими криками: «Мохин! Мохин!» — он будоражил весь квартал. Каждый раз он пытался вытащить Мохендро из спальни, без устали отчитывал друга за то, что тот запустил занятия.

— Ботхан4, — говорил он Аше, — нельзя глотать пищу, не разжевывая, живот заболит. Потом будете искать лекарство.

— Не слушай его, Чуни, — смеялся Мохендро, — он просто завидует нашему счастью.

— А ты умей наслаждаться своим счастьем так, чтобы не раздражать других, — замечал Бихари.

— Люблю, когда мне завидуют, — не унимался Мохендро, — а ведь еще немного, Чуни, и я, осел, отдал бы тебя Бихари!

— Замолчи! — смущался Бихари.

Аша испытывала к юноше неприязнь, может, отчасти потому, что когда-то ее прочили за него. Биха­ри чувствовал это, а Мохендро лишь посмеивался.

Раджлокхи часто жаловалась Бихари на сына.

— Пока гусеница в коконе, за нее можно не беспокоиться, ма, — говорил он обычно в таких случаях, — но когда она становится бабочкой и, разорвав кокон, взлетает в воздух, трудно удержать ее. Кто знал, что Мохин так быстро вырвется из-под вашей опеки!

Когда стало известно, что Мохендро провалился на экзаменах, Раджлокхи разразилась гневом, вспых­нув, как внезапный летний пожар. И от пламени ее гнева больше всех пострадала Аннапурна. Бедная женщина лишилась сна и аппетита.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Однажды в свежий, шелестящий дождем вечер Мохендро, радостный, в новом надушенном чадоре, с гирляндой жасмина на шее вошел в спальню. Он хотел напугать Ашу своим неожиданным появле­нием и старался ступать неслышно. Но, заглянув в комнату, он увидел, что окно распахнуто, сильный ветер с брызгами дождя, ворвавшись внутрь, погасил лампу, а жена лежит на тахте и плачет.

— Что случилось? — воскликнул Мохендро, бросаясь к Аше.

Аша зарыдала еще сильнее. Он не сразу добился от нее, в чем дело. Оказывается, Аннапурна не вытерпела и уехала к своему двоюродному брату. «Уехала! — с досадой подумал Мохендро. — Такой хороший вечер испортила».

Весь его гнев обратился на мать. Она одна — причина всех неурядиц!

— Где тетя, там будем и мы! Посмотрим, с кем тогда ма станет ссориться! — сказал он Аше и стал с шумом укладывать вещи и звать носильщиков.

Раджлокхи все поняла. Медленно подойдя к сыну, она спокойно спросила:

— Куда это ты собираешься?

Сначала Мохендро ничего не ответил и только когда мать повторила вопрос, сказал:

— Мы уезжаем к тете.

— Вам незачем ехать, — так же спокойно ответила Раджлокхи, — я сама съезжу к тетке и верну ее домой.

Она тут же отправилась к Аннапурне.

— Сжалься надо мной, прости меня, сестрица, — сказала она и умоляюще сложила руки.

Растерянная Аннапурна склонилась перед ней в глубоком поклоне и горестно воскликнула:

— Зачем ты обижаешь меня, диди! Как ты скажешь, так я и сделаю!

— Мохендро с женой собираются покинуть меня, потому что ты уехала. — Раджлокхи не выдержала и разрыдалась от гнева, унижения и обиды.

Женщины возвратились домой. Дождь все еще продолжался. К тому времени, когда Аннапурна вернулась, Аша уже перестала плакать и Мохендро даже пытался развеселить ее. У него появилась надеж­да, что вечер этот все же не будет испорчен до конца.

Вдруг в комнату вошла Аннапурна.

— Чуни, — обратилась она к Аше, — дома ты мне жить не даешь, хочу уехать — за мной тянешься. Скажи, неужели мне нигде так и не будет покоя?

Аша вздрогнула, как раненая лань.

— Послушай, тетя! — вспылил Мохендро. — Что тебе сделала Аша?

— Я уехала потому, что не могу больше видеть такую распущенную жену! Зачем ты довела до слез свою свекровь? Зачем заставила меня возвращаться в этот дом?

«Как нарушают поэзию жизни все эти тетки и матери», — подумал Мохендро.

На следующий день Раджлокхи позвала Бихари и сказала:

— Сынок, уговори Мохендро отпустить меня на родину, я так давно не была у себя в Барашате.

— Если долго не были, может, лучше совсем не ездить? — заметил Бихари. — Я передам Мохендро. Только едва ли он согласится отпустить вас.

Но Мохендро согласился.

— Интересно ведь взглянуть на места, в которых родился, — сказал он Бихари. — Только пусть долго не остается в деревне — сейчас сезон дождей и там, должно быть, прескверно.

Увидев, как легко Мохендро отпускает мать, Бихари рассердился.

— Твоя мать собирается ехать совсем одна! — воскликнул он. — Кто поможет ей, кто за ней присмотрит? Отпусти с ней жену.

Уязвленный этим скрытым упреком, Мохендро коротко ответил:

— Аша останется со мной.

На этом разговор окончился.

Так каждый раз Бихари невольно восстанавливал против себя Ашу. Но мысль, что она сердится на него, доставляла ему какую-то горькую радость.

Раджлокхи отнюдь не горела желанием посетить родные места. Но как лодочник, который то и дело бросает лот, когда мелеет река, выясняя, где глубже, так и Раджлокхи, с тех пор как отношения в семье изменились, неустанно промеряла глубину сыновней привязанности. Она никак не ожидала, что сын так легко и быстро согласится на ее отъезд.

«Да, — думала Раджлокхи, — какая разница меж­ду отъездом Аннапурны и моим! Еще бы, Аннапурна — добрая волшебница, а я всего лишь мать. Да, лучше уж мне уехать».

Аннапурна угадала горькие мысли Раджлокхи и заявила Мохендро, что тоже покидает этот дом.

— Послушай, ма, — сказал тогда Мохендро, — ты уезжаешь, тетя — тоже, кто же будет вести хозяйство?

На какое-то мгновение Раджлокхи перестала сдерживать себя.

— Как, ты собираешься уехать? — заметила она злорадно. — Но это невозможно! Кто же будет следить за домом? Придется тебе остаться!

Раджлокхи не стала больше откладывать свой отъезд. Назавтра в полдень она собралась в дорогу. Ни Бихари, ни кто другой не сомневался, что Мохендро сам проводит ее до деревни. Но вместо этого он приказал сопровождать ее двум слугам.

— Мохин, ты еще не готов? — окликнул его Бихари, когда подошло время отъезда.

— У меня дела, я должен заниматься, — смущенно пробормотал Мохендро.

— Хорошо, я сам провожу мать, — сказал Би­хари.

Мохендро был очень раздосадован.

— Слишком уж много берет на себя Бихари, — сказал он вечером Аше. — Все хочет показать, что беспокоится о матери больше, чем я.

Аннапурне пришлось остаться, но от досады и сты­да она окончательно замкнулась в себе. Заметив враждебность тетки, Мохендро рассердился. Обиделась и Аша.