Оглавление

1. Stories
2. Тоскана
3. Десять лет спустя
4. Вольная птица
5. Печенье с предсказаниями
6. Воспоминания о детстве
7. Откровения души
8. Дневник
9. Анастасия Евгеньевна

«Каждый из нас предан.

Кому-то или кем-то».

Ф. М. Достоевский

Тоскана

Солнечный свет озарил большую комнату обычной панельной девятиэтажки.

На балконе стояла девушка, облокотившись о круглый деревянный стол с цветущей геранью, на котором стояла кружка свежего кофе и лежал телефон, бесконечно вибрировавший все утро.

Она стояла в одной футболке, голые ноги, как ветки, сплелись друг с дружкой, волосы чуть вздрагивали от утреннего ветра, в пальцах тлела сигарета, а в глазах полная отрешенность… Со стороны можно было подумать, что она вот-вот покончит с собой, настолько отчужденным был ее вид.

Но на самом деле она была глубоко погружена в размышления, аж с пяти утра…

Очередная бессонная ночь и попытки понять, к чему были все эти месяцы красивых слов, планов на дальнейшую жизнь, мечтаний на этом самом балконе с бутылкой вина на двоих и еле слышной музыкой из радиоприемника, который от сырости теперь никогда не выключался и единственное, что можно было сделать, это накрыть его подушкой на ночь, когда мешал заснуть!

Как можно было так ошибиться в человеке?!

И как можно было так искусно врать?!

Телефон снова раздался вибрацией по столу…

— Да… — тихо ответила она.

— Надеюсь, мне не нужно спрашивать тебя, где мой муж?! — послышался раздраженный женский голос на том конце провода.

— Вы серьезно?! Нет, вы серьезно думаете, что после вашего вчерашнего звонка я могу знать, где он? Для меня этот человек больше не существует! Решайте свои семейные дела с ним и, будьте любезны, удалите мой телефонный номер из своей записной книжки! Навсегда! Я вас больше не побеспокою! — практически выкрикнула она с выдохом и тут же сделала большой глоток обжигающе горячего кофе, словно хотела сжечь все сказанное или утопить.

Снова вибрация звонка дернула ее руку… «Да гори ты в аду!» — хотела было крикнуть она, но, увидев номер на экране, сухо ответила:

— Я слушаю.

— Вас беспокоят из посольства. Мы одобрили ваши визы — если есть возможность, приезжайте на подписание всех документов.

Эти слова добили ее… Все два года безоблачной жизни с ним они планировали бросить все и эмигрировать в старый каменный домик в Тоскане… Романтика!

Он прекрасно владел итальянским и мог легко найти себя, занимаясь продажами вин — собственно, это то же самое, что было и тут, только теперь вдвоем и в Тоскане!

Она даже начала откладывать деньги на покупки первой необходимости, которыми ей непременно казались шторы в спальню, новые скатерти, чехлы на мебель, — такие чисто женские радости уюта для нового дома… Их дома!

Даже сам дом был найден с помощью риелтора, и, по всем подсчетам, они бы выкупили его менее чем за десять лет!

К тому моменту у них бы уже было двое кареглазых сыновей, большая добрая собака и веранда, увешанная кашпо с лавандой! Она представляла, как вечерами они разжигают камин в зале, достают бутылку красного вина из погреба и, обнявшись на диване, вспоминают, как все начиналось…

Как он потерял голову тем весенним днем, когда она впервые вошла в ресторан в качестве нового администратора. Как они обменивались говорящими взглядами втайне от коллег. Как она ловила такси, чтобы отъехать от работы буквально несколько метров, и пересаживалась в его авто — опять же чтобы никто ни о чем не догадался. Как однажды они не выдержали и уже привычный ужин закончился безудержной ночью любви в его холостяцкой квартире, а когда она проснулась, он смотрел на нее своими большими глазами цвета спелых маслин и шептал: «Как долго я тебя искал! И как счастлив я, что теперь ты моя навсегда!»

«Так не бывает, — говорили подруги. — Такой красавчик один, и все для тебя!»

Она не верила этим разговорам, точнее, она их даже не слышала.

Через полгода с момента знакомства они сняли квартиру и переехали туда вдвоем.

Просыпались вместе и засыпали. Работали, встречались с друзьями… Однажды даже ездили к его родственникам в гости, и они очень душевно приняли ее.

Родители его встреч не жаждали — он объяснял это сложными взаимоотношениями с самого детства и тотальной занятостью воспитанием внуков — детей брата, с которыми он также не общался. Ей абсолютно не было дела до этого — у каждого свои тараканы, и потом, не будет же она отчитывать тридцатипятилетнего мужчину за его прошлые ошибки! Ей хватало его с лихвой. Его рук, которые не упускали ни единой возможности прикоснуться к ней; его глаз, пожиравших ее там, где не было возможности прикоснуться; его голоса, ласкавшего слух. Только он и она! Страсть, огонь, коих ее сердце не испытывало прежде, и большие планы на будущее… Тоскана, дети…

Догоревшая сигарета обожгла ей пальцы, заставив вынырнуть из сладких воспоминаний прошлого. Прошлого, которое еще вчера было так реально.

На том конце провода повторили:

— Алло, вы слышите?! Вы сможете подъехать сегодня?

— Простите, нет… Сегодня нет, может быть, позже, простите. Я позвоню вам позже. — И телефон выпал из ее онемевших пальцев.

Она села на пол, обхватив голову обеими руками, и тихо заскулила, как подраненный зверь, чья рана кровоточила, но смерть не наступала, и нужно было найти в себе силы, чтобы бежать прочь от стреляющего охотника; бежать из последних сил, которых, казалось, совершенно нет, и лучше уж сдаться сразу, позволив себя добить…

Она не знала, как заставить себя выйти из дома, она не понимала, как продолжить жить и работать… Она была пуста, как игрушка из папье-маше… Немного кусочков высохшего клея и бумаги догорали в ее сердце…

«Самая темная ночь перед рассветом», — вспомнила она слова, которые миллион раз повторяла кому-то… Самая темная ночь… В приемнике заиграла какая-то грустная песня, словно добивая ее… И тут вдруг начался дождь!

Неожиданно и резко, как и вчерашнее письмо, частый дождь стеной… Она встала, перекинула голову через перила, и ее волосы в момент превратились в единый поток… Она стояла так, пока затылок не заломило от усталости, и тут вдруг словно второе дыхание, словно какие-то нечеловеческие силы вселила в нее стихия. Она встала, вытерла мокрое лицо своей же футболкой, зашла в комнату и начала собираться на работу.

Каких-то десяти минут ей хватило на сборы, потом еще минута — написать СМС хозяйке квартиры о том, что они больше не нуждаются в аренде и в ближайшие сутки она готова освободить ее. Дальше она зашла в спальню, где все еще было как прежде, кроме письма, скомканного, потом снова расправленного, и фотографии, с которой на нее смотрели две кареглазые девочки лет пяти на его руках и подпись: «Папочка, мы тебя любим!»

Она дернула ручку двери, сделала шаг, на секунду замерла, как бы прощаясь и отпуская эти годы, а потом быстро побежала вниз по лестнице, запрещая себе оглядываться, чтобы никогда больше не вернуться в свой растоптанный рай!

Десять лет спустя

Сколько лет мы знакомы? Не счесть!

Между нами война была насмерть!

Ты кричала: «Не смей! Это лесть!

Это глупая правда о счастье!»

— По-о-омнишь? — засмеялась она, пряча улыбку в копне светлых волос. — Помнишь, как ты пытался писать мне стихи, дарить цветы, встречать меня вечерами с работы… Хотя это только ты верил, что это была работа, а мне нравилась твоя наивность и эта детская вера, словно в Деда Мороза… Хотя очень странно, когда парень двадцати лет верит в Деда Мороза! Меня цепляла эта твоя доверчивость, но не более. Мне было тогда удобно, и все. Есть я и моя жизнь, с моими виражами и круговоротами, а когда начинается через край — я всегда могу позвонить тебе, где бы ты ни был, и — вуаля! — карета подана. Куда вам, сударыня? А меня это не возбуждало, мне не хотелось близости с тобой! Своей хорошестью ты убивал всю страсть и похоть, коей во мне было до краев, и мы мило ходили по парку. Я даже готова была поддержать твои мечты о будущем… Меня это забавляло! Помнишь, как я рассказывала тебе идеальную картину нашего с тобой мира? Ведь мы всегда как два изгоя были в компании общих друзей детства. Нам не прощали наших счастливых полноценных семей, наших каникул у моря, наших подарков и возможностей, а мы всегда старались быть ближе к ним, отдавая последнее, покупая выпивку на всех, организовывая праздники. И ведь мы старались быть хорошими друзьями, но нас так и не приняли до конца! В какой-то момент они чуть было не подумали, что ты ухаживаешь за мной… Вот было бы горе! Как так? Два эти счастливчика сошлись! Поэтому мы гнали эти мысли далеко, но от себя не уйти, и ты сдался первым. Я не готова была к этому и начала использовать твою доброту…

— Я не хочу этого вспоминать! Ты разрушила мне жизнь своей дерзостью и провокацией, а я сейчас сижу тут и счастлив только потому, что простил. Давай не будем!

— Нет, давай будем! Мне уже не двадцать, чтобы играть тут с тобой в короткую память. Я хочу выяснить все! — сказала она, поменяв в корне свое игривое настроение. — Ты ведь был моим по умолчанию! А что потом?

— А потом ты влюбилась и пропала из вида почти на год. На год, за который я повзрослел. На год, который я ежедневно слушал твою музыку, ходил по нашим местам, искал тебя в каждой проходящей девушке, слышал твой голос в толпе и пил. Пил, как последняя тварь, заливая каждую букву твоего имени и фамилии, чтобы навсегда!

— Врешь! Ты все врешь! Может, я и пропала, и даже может, влюбилась, но это было моим временным увлечением, наигравшись которым я вернулась к тебе. Я хотела открыть дверь твоей машины, почувствовать знакомый запах ванили и сигарет и поцеловать твои губы как никогда прежде, потому что поняла, что мы и правда связаны! Связаны невидимыми нитями с самых первых минут, когда я еще девчонкой старалась как бы случайно подсесть ближе к тебе, дотронуться кончиками пальцев до твоих волос, списывая на то, что у тебя там что-то запуталось. А ты не видел во мне этого, и я сумела притормозить до поры до времени, попробовав себя с теми, кто научит быть женщиной!

— Тебя неплохо научили!

— Да что ты понимаешь в этом?!

— Я понимаю, что потерял год, забывая тебя, потом появилась она и собрала меня, как пазл, из руин моей разбитой жизни. Она заставила поверить, что я жив и я умею любить. Можно сказать, что я обязан ей жизнью… А еще можно сказать, что я же и лишил ее этой самой жизни, предав!

— Ты лишил ее лишь одного. Правды! Ты никогда не любил ни ее, ни кого-либо другого! Ты не мог любить, зная меня, отдав мне свое сердце, которое хранилось в моем и только ждало своего дня. Но так и не дождалось. Мы одиночки, понимаешь? Ты и я. Одиночки! Неспособные никого сделать счастливыми… Даже самих себя!

И она ударила кулаком по сиденью от злости или, скорее, от досады.

— Но я был. Мы с ней были. Счастливы! Пока не вернулась ты и не завалилась ко мне домой в ночи в своем амплуа роковой женщины. Ты помнишь себя? Наглая! Надменная! С вызовом в глазах, который ты пыталась скрыть первые полчаса, а потом…

— А потом ты умолял меня не останавливаться и остаться навсегда. Это ты тоже помнишь? Как ты скулил, словно кабель, чувствующий течную суку! Как ты вонзал в меня свои голодные пальцы, словно в пудинг, протыкая мои бедра! Это ты помнишь?!

— Остановись! Я не хочу вспоминать этого! Это было словно не со мной!

— Конечно с тобой! С тобой настоящим! С тем тобой, каким я тебя знаю! А с ней ты стал смиренным ослом, боящимся поднять взгляд, чтобы ненароком не увидеть меня. Твою меня!

Его начало потряхивать от невозможности совладать с собственным телом и разумом. Он прекрасно понимал, что все ее слова были, как всегда, в точку, они попадали в цель и резали по живому без анестезии. Она вообще незнакома была с подбором правильных слов, она их называла завуалированной фальшью. Ей свойственно было рубить правду в лицо, в глаза, прямо здесь и сейчас, и самое страшное, что ее правда всегда оказывалась прямым попаданием в цель!

Он понимал, что напротив него сидит уже не двадцатилетняя дерзкая девчонка, которая всегда лезла на рожон. Перед ним сидела женщина, за которую он готов был не просто умереть, а убить. Он знал, что все жертвы были случайны, но не напрасны. Больше всего ему хотелось схватить ее за плечи и прижать так, что нечем будет дышать. Окунуться в ее волосы, аромат которых с первых секунд опьянил его. Ему хотелось схватить ее и бежать, бежать туда, где никто ее не отберет и, самое главное, она сама не сможет сбежать!

Но эти десять лет разлуки после той самой встречи и ночи, о которой они так эмоционально спорили последние тридцать минут, его останавливали.

Он представлял их встречу совершенно по-другому. Когда его друзья сообщили, что видели ее в городе, он сошел с ума! Он искал ее днем и ночью, по старым адресам и телефонам, он ночевал у дома, где когда-то она жила, он ждал и не понимал, что не дождется. И в один из таких моментов отчаяния она сама позвонила ему! Так просто и так похоже на нее. Позвонила и веселым голосом, словно только вчера они расстались после прогулки в парке, предложила встретиться.

Он думал, что они будут обсуждать эти годы, представлял, как она покажет ему фото детей, мужа или, скорее, уже нескольких мужей, — ведь разве она могла десять лет быть с одним мужчиной… Он был готов рассказать свою историю существования и скитания по мукам в поисках ответов… Но она снова все решила за него! Она вспомнила то, что он, казалось, забыл. Она не изменилась! Десять лет словно один день! Пока он имеет возможность видеть ее и чувствовать всем нутром ее запах.

Ужас понимания, что он все еще принадлежит ей! Ее слова тогда, при последней встрече… Ее искренняя слеза, предательски упавшая на грудь, которую она всячески пыталась скрыть… Он все помнит до мелочей, и сейчас этот разговор лишь подтверждает, что они одно целое. Всегда были и будут, несмотря на время, расстояние и людей рядом с ними!

И в эту самую секунду он понял, что сейчас решится все! Либо он, как и прежде, будет жить в этой иллюзии самообмана и одиночества, спасаясь однодневными отношениями в поисках неодиночества, либо сделает то, чего так и не сделал за всю их жизнь.

Он наклонился, взял ее горячее лицо в ладони, погладил большим пальцем по щеке и сказал:

— Помнишь, что ты сказала мне, уходя тогда?

Она молчала, словно его руки усмирили ее на мгновение, но в секунду кровь снова вскипела, и она разомкнула губы, чтобы выпалить очередную тираду, но он успел закрыть ладонью ее рот и сказал:

— Ты сказала мне тогда: «Будь у тебя хоть миллион женщин, ты никогда не найдешь лучше меня!» И поверь мне, я искал все эти десять лет! Я оценивал, сравнивал, иногда мне даже казалось, что нашел, но наутро я бежал прочь, осознавая свой провал… И каждый день я слышал эти твои слова и вспоминал твою предательски упавшую слезу… И вот наконец я нашел ее! Ту, которая лучше тебя той!

Она дернулась из его рук. Виски ее запульсировали, рука пыталась нащупать ручку двери авто, чтобы бежать прочь…

— Я нашел ее, и это ты! Ты спустя эти десять лет! Видимо, нам нужно было это время, чтобы осознать и понять, кто мы друг для друга. Я люблю тебя, пожалуй, сильнее, чем когда-либо! Я искал тебя все эти годы и больше не намерен тратить нашу жизнь на одиночество!

Она впервые в жизни робко подняла на него глаза — в них стояли слезы, она не пыталась их сдержать…

— Поедем к тебе! Я так долго ждала, когда смогу проснуться не одна.

Вольная птица

Вся ее жизнь была расписана с самого рождения по пунктам.

Сначала десятки пунктов в расписании от родителей, она привыкла жить по этим мини-сценариям, которые всегда висели на холодильнике под магнитом в виде сердца.

Расписание занятий, студий, список дел и даже список для следующего списка… Каждый шаг!

Когда она повзрослела, списки перекочевали в ежедневник, стали напоминаниями в телефоне, бесконечными пиликаниями будильника с пометками «позвонить», «написать», «отправить», «записаться»…

Она привыкла жить согласно этим цифрам в ст