Соколинец

Владимир Короленко

Сибирь приучает видеть и в убийце человека

спрашивал я себя, этот рассказ запечатлевается даже в моем уме -- не трудностью пути, не страданиями, даже не "лютою бродяжьей тоской", а только поэзией вольной волюшки? Почему на меня пахнуло от него только призывом раздолья и простора, моря, тайги и степи? И если меня так зовет она, так манит к себе эта безвестная даль, то как неодолимо должна она призывать к себе бродягу, уже испившего из этой отравленной неутолимым желанием чаши

Дураки вы! Пожалел я вас, олухов. Вы это что же с великого-то ума надумали, прямо против города огонь развели?

-- -- Обмокли, говорим, ваше благородие. Дождик.

-- Дожди-ик? А еще называетесь бродяги! Чай, не размокнете. Счастлив ваш бог, что я раньше исправника вышел на крылечко, трубку-то покурить. Увидел бы ваш огонь исправник, он бы вам нашел место, где обсушиться-то... Ах, ребята, ребята! Не очень вы, я вижу, востры, даром, что Салтанова поддели, кан-нальи этакие! Гаси живее огонь, да убирайтесь с берега туда вон, подальше, в падь. Там хоть десять костров разводи, подлецы