Однажды — время близилось к закату —

Рамзес по номеру, который забывал,

Прогуливался по низовьям Нила

И женщину нежданно повстречал.

— Откуда ты, прекрасная…?

— Роксана.

Такая красота и гибкость стана! —

И положил начало всех начал.

…Восток горел зарёю новой,

А фараон всё повторял и повторял:

«Я очарован кудрями знакомой,

И голову, боюсь, что потерял…»

Его пример мгновенно поддержали,

А Йосиф удивлялся невпопад:

И повелел для пущего гоненья

Детей по матушке евреями считать.

Лет двадцать всё спокойно, чин по чину,

Никто не смел запретов нарушать,

Но и ему послал Господь мужчину,

Чтоб дело дедушки достойно продолжать.

Тогда отцы — хозяева «ягнят» —

Смирились, и «Господь не обессудит»,

Но чтобы как-то блудных отличать,

Решили: крайней плотью уд убудет.

Придя на смену — третьим после деда, —

Рамзес Великий, пробы не страшась,

В гареме ночью, днём на троне спит,

И многократно отлучиться норовит.

…Полвека в сладостных утехах пролетело,

Но только стали вдоль по Нилу замечать,

Что дети, появляясь то и дело,

Его богатства силятся прибрать.

Всё подсчитав по строгости порядка,

Собрались евнухи в кружок соображать:

Откуда эта новая повадка

Еврейских женщин часто так рожать?

Само собой, мелькнули подозренья,

Что это всё давно не просто так.

Пора решительно пресечь ночные бденья! —

Вопрос впервые поднимался так.

Но посудите: быть могло иначе?

Им не казался заговор игрой:

«Они весь Нил поразберут на дачи

И закрепят Египет за собой!»

Посыпались вопросы, предложенья,

Известные своею полнотой;

Жрецы искали верное решенье,

Как всё своё оставить за собой.

И, пожимая руки ближним членам,

Решили следовать за правильной канвой:

Не запрещая крови течь по венам,

Потоки внешние умерить головой.

И около трех тысяч лет назад, промежду прочим,

Цивилизация из глубины веков

Тогда впервые предложила — Авва, Отче! —

«Предохраняйтесь!» всем, без дураков.

Но некому призыв ума услышать.

Защита позже, в прошлом веке помогла.

И с фараоном вышла незадача —

Он видел все из своего угла.

Быть осторожным он не отказался,

Но отказался от завистливых друзей,

А тех, кто возражать ему пытался,

Казнил в два счета — просто, без затей.

А днём сидел, грустил на царском троне

И, отклоняя долгий список всех потерь,

Он оставался при одном своем резоне,

А мысли — как скорей уйти в постель:

«Да знаю, знаю: нильских объегорят.

Но ведь за всё приходится платить!

Меня еврейки негою изводят,

А как на свете без любви прожить?!»

И двадцать долгих лет долина Нила,

«Чужих» лаская женщин на пирах,

В срок плодородно воспроизводила

Цветы забвения во всех густых садах.

А их букеты полнили гаремы,

Что усложняло всем решение дилеммы:

«Любить нельзя вельможам запретить,

Но как же с Нилом, в самом деле, быть?»

Охрана во дворцах не знала слада:

«Свои», бывало, до утра сидят;

Под окнами — любители услады:

Носы в стекло, а на душе разлад.

Известный Моисей пришел на помощь,

Хоть фараона этим сильно огорчил.

Но он ведущим был, а не ведомым —

И разрешение, в конце концов, пробил,

Де: «Уходите! Скатертью дорога!

Раз не желаете с природой в мире жить

И судите любовь к еврейкам строго.

О них, а не о вас могу тужить.

И никакая пойма Иордана

Не потягается с египетской рекой,

И очень скоро новая Роксана

На Нил потянет женщин за собой».

Теряя лица, иссушая тело,

Палящим солнцем продолжая жизни дело,

Вокруг Синая сорок лет водил людей,

Борясь с тлетворностью рамзесовых идей.

Условия порядком изменились,

Но мысли у мужчин не распрямились.

Ведь если кто-то где-то по ночам,

То в тайне не остаться ловкачам.

Пришлось решать вопросы кардинально —

По старине, всерьёз, патриархально:

Ввиду недейственности всех «Не возжелай!»,

Нарушивший отчаянье познай!

Не крайней — всею отвечает плотью,

А женщине при всех по заду тростью.

…И поспешили из пустыни в города —

«Чтоб больше ни одной ногой туда!»

Все дальше помнят, как дошли и поселились;

Самсон, Давид… При нём слегка угомонились.

И только-только обрели покой,

Как Соломон увлек соблазны за собой.

Семьсот наложниц! Это вам не шутка.

…И понеслась по-новому раскрутка —

Со всех концов диковинной земли

В Ершалаим дороги пролегли.

Восток там Ближний, и не за горами.

Свои монахи в этот раз полны слезами;

И чтобы как-то ограничился приток,

Стеной решили отделиться под шумок,

Мол: «Мы еврейкам нашим цену знаем сами

И не торгуем как домашними гусями.

К тому же надо кончить панибратство —

Не разводить во всех харчевнях святотатство».

Гостям предложен паспортный режим:

«Купи кирпич» — налоговый зажим.

Предпочитает, и кого ланит

Еврейских женщин на Восток манит.

И сорок лет великого правленья

Они не знали безработицы явленья.

И всё, заметьте, от торговых инвестиций —

В развитие благ деловых традиций.

Но горе тем, кто меру плохо знает —

В шестом до нашей вавилонцев проморгали.

Решили те: кто сеет, тот и жнёт,

И повели евреев в новый гнёт.

Конечно, стену тоже разобрали

По кирпичам, что им же закупали.

Известно, что арабов на верблюдах

Барханов знойные не остановят груды:

Шатры раскинут да воды напьются

И нежностям любовным предаются.

Но где верблюд водой обзаведется,

Сакральна память места, не сотрётся.

Неколебимо, словно херувим,

Считает всё давным-давно своим.

На берегу великого Евфрата

Навуходоносор с точностью Сократа

Определил: кто миру властелин,

Не должен подносить себе кувшин.

На Междуречье много своей глины,

А к наслажденьям путь теперь недлинный.

Приходится de facto принимать,

Что Вавилон решил евреев расселять

От стен родного Иерусалима

Вглубь на Восток, к слезам неумолимо.