Иван Соловьев

Красные линии

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 821.161.1

ББК 84(2Рос=Рус)

С60

Изображение на обложке с ресурса Photogenica.ru

Автор: Соловьев И. Н.

Военно-приключенческая повесть «Красные линии» посвящена мужеству и отваге российских военнослужащих, проявляемых в ходе проведения специальной военной операции на Украине, их готовности пожертвовать собой ради спасения жизни боевых товарищей, безопасности и процветания Родины.

Отдельной детективной линией сюжета является противостояние российской разведки и контрразведки попыткам украинских спецслужб и их агентов похитить оружие нового поколения и завербовать военнослужащих Вооруженных сил РФ для работы на противника.

Настоящими красными линиями для героев книги станут испытания, через которые им придется пройти: победить страх, не поддаться искушениям, проявить твердость и цельность характера, сострадание и великодушие.

Читатель узнает о дальнейших судьбах уже полюбившихся по фильму «Пункт пропуска» героев: адмирала Елагина, офицеров Алексея Филатова и Максима Шалаева, их бывшего друга капитана ВСУ Тараса Комко и его отца и др.

Книга рассчитана на самый широкий круг читателей.

Редакторы-корректоры:
О. В. Соловьева, К. П. Шереметьева.

Текст публикуется в авторской редакции.

УДК 821.161.1

ББК 84(2Рос=Рус)

© Соловьев И. Н., 2022

© ООО «Проспект», 2024

О край родной! — такого ополченья
Мир не видал с первоначальных дней...
Велико, знать, о Русь, твое значенье!
Мужайся, стой, крепись и одолей!
Ф.И. Тютчев

1

Май 2012 года,
Севастополь.

Эта на удивление большая, белого цвета собака уже три недели как обживала территорию рядом с КПП, через который курсанты, — будущие военные моряки, проходили в расположение своей части. Когда она появилась там первый раз, то с трудом наступала на заднюю лапу и при ходьбе держала ее в подвешенном состоянии. Она вела себя так, как будто извинялась за свою немощь, но вместе с тем была очень приветливой. Она всегда дружелюбно виляла хвостом, когда мимо проходили курсанты мореходки и их командиры.

На следующий день ее уже щедро одаривали пирожками и сосисками, а из закромов родины выписали старый матрас для комфортного отдыха. Лакомства были ей по душе, что-то ела сразу, а что-то закапывала в земле, рядом с КПП.

За свой окрас и близость к морю, ее прозвали Чайкой, и она почти сразу стала отзываться на это имя. Не прошло и недели, как Чайка выздоровела и стала охранять КПП и подходы к нему. Людей в морской форме она пропускала без всяких вопросов, а вот штатским приходилось объясняться с ней. Чайка смотрела на дежурного и, если тот кивал, то пропускала беспрепятственно.

Был у нее и свой любимец — курсант Алексей Филатов. Мама всегда передавала ему бутерброды с докторской колбасой и сырники со сгущенкой. И Леша каждый день с удовольствием делился своей едой с Чайкой. Когда та видела своего кормильца, с ней происходило что-то невообразимое. Она то неистово виляла хвостом, то кружилась на месте, то лаяла, то подпрыгивала, пытаясь лизнуть Лешу в нос, делая для этого невероятные кульбиты. Потом, правда, успокаивалась, ложилась на спину, и с умилением ждала, когда ей почешут живот.

Конечно, она бы очень хотела подпрыгнуть и поставить передние лапы ему на грудь и попытаться дотянуться до плеч, но знала — лапы у нее грязные, а форма чистая. А за неаккуратный внешний вид ее Леше еще как влететь может.

Но был у нее и недоброжелатель. Фамилия его была Гулько, капитан третьего ранга. Он был переведен в Севастополь из Киева, из Министерства обороны Украины, где, скорее всего, по каким-то причинам не прижился. Сама Чайка относилась ко всем морякам ровно, с уважением и ни на кого даже рычать не думала. Но этот…. Сначала он подходил и просто материл ее. Суть его брани заключалась в стенаниях относительно причин ее появления, мол, не положено, только грязь разводит около КПП. Не дай Бог, кого покусает, а ему — заму по хозчасти за все отвечать.

Потом он несколько раз ударил ее ногой в живот. После этого Чайка перестала подпускать его к себе. Она скалила зубы при его приближении и пряталась в своей наскоро сколоченной курсантами конуре. Через несколько дней ее враг кинул ей хороший и аппетитный кусок мяса. Понюхав его, Чайка решила оставить удовольствие на потом и отнесла его в укромное место. А вечером, вместо мяса Чайка обнаружила шесть больших дохлых крыс.

В тот день кап три1 Гулько заступил дежурным офицером по училищу, получил в оружейке ПМ и пошел проверять посты. У КПП как всегда наткнулся на Чайку.

— Ну шо с тобой делать, подлюка ты этакая? Ничего тебя не берет, вот ведь! Но ничего, ща посмотрим, кто кого, — вслух сказал Гулько и пошел на территорию искать подходящий для расправы с собакой предмет. На пожарном гидранте он увидел ведро и лом, покрашенный красной краской.

— О, то шо надо! Поглядим теперь, кто кого, — Гулько взялся за стальной наконечник лома, специально вышел с другого КПП, обошел территорию по периметру и приблизился к Чайке с тыла, надеясь быть незамеченным.

Однако Чайка инстинктивно почуяла его. И вообще, она почувствовала все, что сейчас произойдет, поэтому сначала начала лаять, пытаясь привлечь внимание и отпугнуть врага, а потом выть.

Подойдя чуть ближе, Гулько начал со злостью размахивать ломом. Но собака уворачивалась, поэтому орудие расправы с завидным постоянством попадало мимо цели то в цементный забор, который огораживал территорию училища, то в землю, да так, что его приходилось с трудом оттуда вытаскивать.

Все это привело Гулько в состояние дикой ярости. Схватив лежавший у КПП с зимы кол, он порвал им себе рукав на гимнастерке. После чего вынул ПМ и трижды выстрелил в Чайку. Две пули прошли мимо, а одна попала ей в бедро. Она утратила способность двигаться и скуля завалилась на бок.

— А-а-а, что, получила, тварь? Нету у тебя супротив меня силы. Поняла? — проскрежетал сквозь зубы Гулько и, подойдя вплотную, посмотрел в полные боли и мольбы о пощаде глаза Чайки, выстрелил ей в голову.

2

Курсант Алексей Филатов со своими друзьями Максом Шалаевым и Тарасом Комко о ночной стрельбе узнали утром. По училищу прошел слух, что ночью на дежурного офицера Гулько напала Чайка, порвала рукав, после чего ее пришлось застрелить.

Отбыв положенные занятия, после обеда, друзья рванули к месту гибели своей любимицы. Первым там оказался белый как полотно Алексей. Чуть поодаль встали Максим и Тарас. Филатов стал тщательно осматривать все вокруг.

— Макс, Комок, смотрите! Вот земля чем-то истыкана вся. И на заборе сколы. Не было же их раньше…

— Да, похоже тут чем-то железным покорябано все, — предположил Шалаев.

— На железный прут похоже, только тяжелый очень. Лом, скорее всего. Тут на заборе и следы от красной краски, — подтвердил догадки Тарас Комко.

И тут Алексей увидел на заборе брызги собачьей крови. Молча он развернулся и быстрым шагом направился в сторону жилого дома, где жили офицерские семьи и где, судя по всему, после ночного дежурства должен был находиться Гулько.

— Макс, держи его, сейчас кирдык будет! — нервно сказал Тарас.

— Леха, стой,

Ребята бросились за ним.

— Да стой же, тебе говорю!

Шалаев нагнал его и резко повернул к себе.

— Леха, охолонись…

На лице Филатова блестели две крупные слезы, подбородок и руки дрожали.

— Сейчас пойдешь туда и в два счета из училища — пытался урезонить друга Тарас.

— Сука, сука, с-у-у-ка, — заорал Филатов.

На его крик из здания КПП выглянул дежурный офицер с красной повязкой на рукаве, но оценив ситуацию, просто сделал жест рукой, чтобы ребята вели себя потише.

— Ты, Леха, это…. не кипятись сейчас. Погодь. Поостынь. Придумаем, как отомстить ему, — чуть приобняв за плечо друга с уверенностью сказал Тарас.

— Даже не сомневайся, — кивком подтвердил Шалаев.

Идея пришла к друзьям неожиданно быстро.

— Лех, меня в детстве на хутор дальний в Закарпатье отправляли. Так вот, там одному мужику, который на своих односельчанах наживался, под утро к двери хаты порося-переростка привязали. Предварительно самогоном его изрядно подпоив. Ну, в дверь постучали и айда за забор смотреть. Мужик спросонья дверь открыл, порось пьяный вовнутрь и давай у него по хате шариться. Все перевернул, орал, обгадился сам и все вокруг обгадил. Так вот он его почитай часа два гонял, пока тот сам чудом дверь не открыл и из горницы не выскочил. Смеху было. А мужик хату два дня мыл, но урок строго выучил, — поведал во всеобщей тишине под одобрительное хмыканье Шалаева Тарас.

— Где порося взять? — серьезно спросил Филатов.

— Знаю я тут пару-тройку хозяйств, что салом торгуют, — протянул Тарас.

— Кто бы сомневался, Комок. Ты и сало — близнецы-братья! — поддержал беседу Макс.

— Ладно, чуть стемнеет, пойдем животину в аренду брать, — загорелся Тарас.

— А самогон мы, как всегда, у Мироновны возьмем, и все ингредиенты на месте будут, — заметил Филатов.

— Ну, вот и ладушки, — подытожил Макс Шалаев.

Операция превзошла все даже самые смелые ожидания парней. Довольно грузный порось с удовольствием откушал самогона возле подъезда дома Гулько, после чего даже не без определенной резвости поднялся с ребятами на второй этаж, к квартире номер 6, где был наскоро привязан к входной двери.

Алексей дал три протяжных звонка в дверь и ребята спустились вниз. На втором этаже раздался недовольный голос Гулько.

— Ну кого еще в такую рань черти носят?

При этом он резко рванул входную дверь на себя, а вместе с ней в небольшой квартире оказался и порось, который с испугу сорвался с веревки и рванул метаться по комнатам. Все получилось почти как в далекой закарпатской деревне. Гулько даже несколько раз ловил порося, но обезумевшее животное вырывалось и продолжало свой разрушительный марафон по квартире.

Конечно, разбужен был весь дом, так как визжали и порось и Гулько. Последний, в конце концов, схватил большой кухонный нож и бросился с ним на незваного гостя. Однако порось прекрасно знал, что такое нож и чем он грозит его соплеменникам, поэтому в безумном порыве, спасая свою жизнь, он забрался на стул, оттуда на кухонный стол, а уж с него сиганул в приоткрытое окно, на радость собравшимся внизу соседям. Приземлившись на зад, он некоторое время катался на земле, видимо, от боли, потом вскочил и засеменил прочь.

Потом друзья постоянно вспоминали эту историю, в том числе, в воинской части, куда попали служить после окончания училища, хотя и сама атмосфера службы, была, мягко говоря, разухабистой. Уже потом, став офицерами российской армии, Филатов и Шалаев вспоминали, что по прибытии на свое первое место службы они не смогли попасть ни к командиру, ни к его заместителю. Дежуривший в тесной и обшарпанной приемной капитан-лейтенант сказал, что еще вчера все уехали разбираться с каким-то ЧП и сегодня никого не будет. А молодежи посоветовал привыкать к службе и знакомиться с тем, что и где у них на территории «стоит, лежит и висит». Кстати, командиры появились в части только через три дня, и по их помятому и отечному виду было понятно, что главным ЧП за последние дни для них стало — истребление всех запасов самогона.

3

Октябрь 1998 года,
Москва, Россия.

— Аня, я пошел, закрой за мной дверь, — звук голоса эхом раздался в просторном доме.

— Сейчас иду, Юленька проснулась, кушать просит, — ответила женщина. Она подошла к мужчине и, встав на цыпочки, чмокнула его в губы.

— Виталечка, ты сегодня поздно или поужинаем вместе? — с надеждой спросила она.

— Как получится, ты же знаешь, время напряженное, ответил мужчина и, подняв с пола довольно увесистую дорожную сумку, взялся за ручку двери.

— Что это у тебя, ты куда-то собрался?

— Ну что ты, это мои старые вещи, спортивный костюм, пальто. Решил избавиться от хлама. У нас на работе уборщица это все в деревню родным отправляет. Так что пусть в своем Кукуево походят модными.

— Какой ты у меня молодец, правильно, людям надо помогать.

— Ну так я пошел? — неуверенно спросил мужчина.

— Конечно, до вечера! — радостно ответила Аня.

— До вечера…

Аня Филиппова в который раз вспоминала эту сцену прощания и пыталась угадать, где же в то утро 3 октября 1998 года прозвучала фальшивая нотка в их разговоре. И никак не могла ее уловить. Тем не менее ее любимый Виталечка в тот вечер домой не пришел. Не пришел и на следующий день. Через неделю он тоже не объявился, при этом телефон его был отключен.

Аня обращалась в милицию, но там сначала ее заявление не приняли под обычным в таком случае предлогом: «девушка, нагуляется ваш муж и вернется. Тем более, что и не муж он вам, а так, сожитель. Ну и что, что отец ребеночка вашего… мало ли…».

У них было заведено, что каждый понедельник Виталик давал ей деньги на покупку продуктов и всего необходимого для ребенка. Не ахти как можно было разгуляться, но Аня знала, как и где купить любимые стейки для мужа, и оптом подгузники, и детское питание.

Себя она особо не баловала, любимое сладкое было отправлено под жесткий запрет. В общем, Аня старалась держать себя в форме и не разочаровывать Виталика лишними килограммами, поэтому быстро вернула идеальную стройность фигуры, так что тратиться на новый гардероб ей не пришлось — старый подходил как нельзя лучше.

Аня плакала практически все ночи напролет. Наведывавшаяся два раза в неделю убирать большой дом добродушная Галя успокаивала ее как могла. Через две недели все запасы истощились, да и Гале за работу стало нечем платить. Та предупредила, что готова помочь безвозмездно в последний раз, а дальше возможности нет — двое взрослых детей, внуки и попивающий муж-военный пенсионер, которого она все время от чего-то лечила.

Аня перерыла весь дом в надежде найти хоть что-то ценное, но ничего, кроме техники, нескольких картин и ваз под старину не нашла. В столе у Виталика все было «прибрано как после ленинского коммунистического субботника» — так любил говорить ее отец, любуясь на идеальную чистоту, которой он называл полное отсутствие вообще каких-либо предметов на своем столе после маминой уборки.

В небольшом, но очень тяжелом сейфе тоже ничего не было, лишь несколько пустых конвертов да резинки, которыми скрепляют пачки купюр. Раньше Виталик тщательно прятал ключ от сейфа, а сейчас Аня нашла его в массивной настольной пепельнице.

По прошествии еще двух дней Аня засобиралась к отцу в Мурманск. Честно говоря, ей не очень-то этого хотелось. После смерти мамы, ее отец сначала замкнулся, стал нелюдим и практически не выходил из дома, но через два года встретил женщину — Ларису, которую и привел жить в их бывшую семейную квартиру. Аня все понимала, но ничего с собой поделать не могла — не лежала у нее душа к такому решению отца. У Ларисы была однушка, ее они сдавали, а жили в отцовской, довольно просторной, по мурманским меркам трешке с двумя котами, которых Лариса притащила с собой.

Аня позвонила отцу, рассказала все как есть и тут же получила отцовский наказ — немедля брать весь скарб и лететь в Мурманск. Отдохнуть, прийти в себя, а потом уже заниматься домом и всеми остальными московскими вопросами. Такая категоричность и готовность принять ее с дочерью тронули Аню, и она в тот же день взяла билеты и стала собираться.

4

Сентябрь 1999 года,
Москва, Россия.

В дверь позвонили. Раньше оригинальная трель их входного звонка вызывала у Ани приятные эмоции, это могли быть гости, доставка еды или детский массажист для Юли. В последнее время звонок в дверь стал символом надежды. Сейчас она откроет дверь и… там окажется Виталик, который ее обнимает и все расскажет, и объяснит. И жизнь опять войдет в прежнее русло. А сегодня Аня подумала, что это такси приехало чуть раньше положенного времени.

— Иду, иду, сейчас, — взволнованно проговорила она, открывая дверь.

На пороге стояли трое мужчин. Рослые, довольно дорого одеты, но почему-то во всем темном. В руках у одного из них были длинные каменные четки. Не здороваясь, мужчины прошли в дверь и остановились около собранных сумок и коляски.

— И куда это мы собрались? — спросил у Ани коротко стриженный блондин.

— Вы кто? — спросила Аня.

Мужчины переглянулись.

— Ну раз не понимаешь, пошли, поговорим, — очень тихо сказал мужчина с четками.

— Идемте в гостиную, — чуя недоброе пригласила Аня.

После того, как все расселись за столом, все тот же мужчина с четками спросил:

— Где твой муж?

— Я не знаю, он уже восемнадцать, нет девятнадцать дней назад ушел и все. Я о нем ничего не знаю.

— А собралась-то ты куда? — спросил молчавший до это третий гость, поразивший Юлю странными, вроде как поломанными ушами.

— В Мурманск, к папе. У меня деньги кончились и ребенка вот кормить нечем, — Аня посмотрела на лежавшую в переноске Юлю.

— Билет, — тихо сказал мужик с четками.

— Что билет? — спросила Аня, понимая, что это старший из трех незваных гостей.

— Билет покажи мне, коза драная, быстро! — привстав, сказал он.

Аня вся сжалась и достала из сумочки билет.

Блондин встал и как на шарнирах подошел к ней и театральным жестом вырвал билет из рук. Потом подошел к старшему и отдал ему. Тот развернул билет и внимательно его изучил.

— Действительно, не свистит, в Мурманск собралась, — сказал он и аккуратно порвал билет на мелкие кусочки.

— Сейчас отвечай мне честно, тебе же лучше будет, — к Ане подсел мужчина со сломанными ушами.

— Тебе крендель твой звонит? Ну? Говори, сука, звонит или нет? Где он знаешь?

При этом он легко приподнял Аню за шиворот и швырнул на диван.

От страха Аня потеряла дар речи, только отрицательно замотала головой. От громких звуков проснулась Юля и захныкала.

Блондин взял со стола ее телефон и стал внимательно просматривать.

— Иваныч, нет звонков тут от него. Или стирает сразу, — прокомментировал он результаты осмотра главному.

— Отправь ментенку нашему, пусть пробьет по-быстрому ее номерок, — приказал он главному.

Чуть подумал и пристально посмотрел на Аню.

— Паспорт свой давай.

— Он в сумочке, — чуть заикаясь, ответила Аня.

Блондин взял со стула Анину сумку и кинул ей на диван. Аня дрожащими руками стала рыться в сумке, нащупала паспорт и протянула его старшему.

— Я что вставать к тебе и идти должен? — с насмешкой спросил он. Давай, поднимай задницу свою и неси сюда свой документ.

Аня встала, подошла к столу и протянула паспорт. Старший взял его и стал внимательно изучать.

— Так, Морозова Анна Владимировна, 1971 года рождения, Мурманск, так. Дочь Юлия. А где штамп о замужестве?

— Мы не были женаты, — чуть увереннее ответила Аня.

— Как не были? О, падла, он мало того, что на бабу свою все записал, так еще и не женился на ней, — швырнул паспорт на стол главный. Потом посмотрел на него, аккуратно взял и убрал в свой карман.

— Ты в курсе, что двумя заводами и складами владеешь? — спросил Аню немного подобревший с виду главарь.

— Я подписывала какие-то бумаги. Виталик сказал, что так надо. Что б к нему претензий у налоговой не было, — затараторила Аня.

— Ты, это, не так быстро. И вола не води, какая тут налоговая у него, прикалываешься что ли? — снова стал раздражаться главный.

— Ну как какая, у него же бизнес, какие-то микросхемы собирали. А там налоги очень большие. Вот он и хотел, чтобы часть бизнеса на мне была, чтобы к нему меньше претензий было и выездных проверок, — уже медленнее стала рассказывать Аня.

— Микросхемы говоришь… Хм. Да-а-а. Похоже, пацаны, он бабу-то свою за лохушку держал. Про какие-то там микросхемы фуфло гнал, — даже заулыбался главный.

В общем так, Анна Владимировна. Слушай сюда. Виталик твой с нами работал. Но че-то вдруг соскочить решил. Ушел и досвидос не сказал никому. А мы скучаем по нему, понимаешь, очень скучаем!

— Понимаю, — тихо сказала Аня.

— Да ни хрена ты не понимаешь, дура. Киданул он нас. В час трудный ноги сделал. В стране его нет, сдриснул. А раз так, то надо нам все по справедливости уладить. Дом мы этот забираем. В квартиру нашу попроще пока переедешь. Переоформим все с тебя на наших людей, должок с неустоечкой вернешь и можешь валить в свой Мурманск, к папаше. Усекла?

— Какая квартира? Какая неустойка? Забирайте все и отпустите меня, — взмолилась Аня.

— Конечно, заберем, это ты даже не сомневайся, — усмехнулся мужик со сломанными ушами. А вот отпустить… отпустим, если сама захочешь. И он бесстыжим раздевающим взглядом окинул Аню с головы до ног.

5

Аня уже вторую неделю жила в небольшой, малоуютной, довольно потертой временем и постоянной сменой жильцов квартире в Медведково. Паспорта у нее не было, все бумаги она подписывала почти не читая, надеясь таким способом ускорить свое освобождение из плена.

Но шло время и, несмотря на то, что вчерашние «партнеры» Виталика убедились в том, что она была не в курсе ни его дел, ни места его нынешнего обитания, перспективы уехать и забыть все произошедшее как страшный сон с каждым днем таяли, как дым сигарет, которые совершенно нахально курил в квартире Равиль — так звали того мужика со сломанными ушами, который приезжал на квартиру, то с нотариусом, то привозил каких-то людей, которым показывал Аню.

Но хуже всего дела обстояли с Юлей. Молоко у Ани пропало на второй день после исчезновения Виталика. На простые и недорогие смеси у Юли оказалась довольно сильная аллергия. А поскольку Ане было запрещено выходить дальше небольшого дворика, вокруг которого стояли несколько серых девятиэтажек, то выпрашивать детское питание ей приходилось через того же Равиля, который довольно часто путал смеси и привозил совершенно не то, что нужно.

Аня видела, как мучается Юля. Помимо перебоев с едой, малышке передавалась частичка того чудовищного нервного напряжения, в котором находилась ее мама. Ребенок стал капризным, плохо спал, покрывался непонятной сыпью, отчего паника Ани становилась просто невыносимой.

В тот день она вышла во двор на прогулку с Юлей, так как в квартире катастрофически не хватало свежего воздуха. По сравнению с затхлыми ароматами квартиры это действительно был воздух во всех смыслах этого слова. Девочку она держала на руках, так как в кроватке и коляске она больше не засыпала. Где-то через час малышка уснула под колыбельную, которую тихо напевала ей Аня.

Теперь Аня могла чуть расслабиться и осмотреться. Ничего нового. Те же качели, сохранившиеся с советского времени с вытертой землей под седушкой, проржавевшая шестерка у подъезда дома напротив и местная алкашня — асоциальные элементы, постоянно выясняющие друг у друга непонятно что. «Господи, сколько же это еще будет продолжаться», — прошептала Аня и горько заплакала.

Она научилась плакать практически без рыданий, чтобы не разбудить Юлю.

— Девушка, у вас все в порядке? — совсем рядом раздался мужской голос.

Аня вздрогнула и подняла глаза. Перед ней стоял военный в черной морской форме с пакетом, в котором была видна бутылка водки Распутин и банка иностранной ветчины.

— Все нормально, спасибо, — ответила Аня.

Военный смущенно убрал пакет за спину.

— Вы не смотрите, что я со всем этим… просто к товарищу иду, боевому, он тут рядом где-то живет. Пригласил вот. Не с пустыми же руками идти.

Оправдания показались Ане такими милыми, что она стала всматриваться в лицо военного. Странно, но ничего в этом лице ее не отталкивало и не пугало. Добрые глаза, открытый взгляд и в то же время какая-то уверенность и сила.

— А у вас есть пять минут? — спросила она с надеждой.

— Для вас, хоть целая вечность, — серьезно ответил военный.

— Меня, кстати, Александром зовут. Капитан третьего ранга Елагин, — представился он.

— А меня Аня.

После этого Аня, не останавливаясь, рассказала Александру всю свою историю, начиная с переезда из Мурманска, поступления в медицинский и до сегодняшнего дня. Сколько это заняло времени, она не поняла, только почти к концу ее рассказа проснулась Юля.

— Вы простите, дочка проснулась. Надо идти ее кормить. Спасибо, что выслушали. Пойдем мы, — проговорила Аня вставая. Она знала, что у нее есть минут пять для того, чтобы подняться и приготовить ей смесь, после чего Юля закатит голодную истерику и успокоить ее будет очень трудно.

— Куда это вы пойдете? Отставить. Значит так. Сейчас поднимаемся в вашу квартиру, забираем вещи, быстро заходим к капитан-лейтенанту Теряеву, отдаем горючее и закуску, хотя нет, только горючее, берем такси, и… милости прошу ко мне на постой. Возражения не принимаются. Все остальное потом.

6

— Проходите, проходите, Аня, вот моя берлога. Располагайтесь. Завтра поедем и купим все для ребенка. В любом случае, пока я не порешаю ваш вопрос с этой непростой публикой из числа бывших коллег вашего мужа, уезжать не стоит, — Александр Елагин говорил о планах, параллельно подогревая чайник и доставая раскладушку с антресолей.

— Комнат сами видите немного. Так что я тут, на кухне обустроюсь, а уж вы с Юлей извольте в комнате. Мне, конечно, время понадобится, чтобы все разрулить. Так что вы мне, когда созреете, еще раз все подробнейшим образом расскажете. Хорошо?

Аня молча сидела на диване, осматриваясь на новом месте своего обитания. Обстановка в квартире была довольно простой, но при этом был в этой простоте какой-то уют, который внушал спокойствие и желание остаться. На душе наконец-то воцарилось долгожданное спокойствие.

— Ну что вы такая грустная, давайте я вас развеселю. Хотите, историю расскажу из нашей гарнизонной жизни? — не унимался Елагин.

— Нет, нет, все в порядке. Это я с непривычки просто. А историю, Саша, расскажите, конечно, — ответила Аня.

— Ну что ж, устраивайтесь поудобнее и слушайте. Было это на Северном флоте, где я службу начинал, еще при Советском союзе, в нашем военном городке. Семья моего старшего товарища, капитана первого ранга, занимавшего должность заместителя командира дивизии, была в отъезде, гостили у родственников. В один из дней, ближе к вечеру он вернулся из дальнего похода, вошел в пустую квартиру, не переодеваясь, поставил на плиту вариться пельмени, выпил 50 грамм для аппетита, разговелся и подошел к окну покурить в форточку.

Вдруг видит, внизу, по улице легким зигзагом передвигается незнакомый капитан третьего ранга под шафе. Не раздумывая, мой товарищ бежит в шкаф, достает большой расписной шерстяной платок своей супруги, одевает его на голову и плечи и по пояс появляется в окне. Поймав взгляд капитана третьего ранга, он изображает жеманный жест плечами и машет рукой, мол, заходи.

Подвыпивший коллега, проходя мимо дома, замедлил шаг, машинально шаря взглядом по окнам. Вдруг видит, из окна третьего этажа ему призывно машет женщина в платке. Как офицер мог отказать даме?

— Никак, — уже слегка улыбаясь ответила ему Аня.

— И тут вы абсолютно правы, дорогая Анечка. Так вот, вычислив приблизительно квартиру, в предвкушении приятного свидания, он поднялся на третий этаж и позвонил в квартиру каперанга2.

— Кого? — переспросила Аня.

— Каперанга. В переводе с нашего флотского — капитана первого ранга. Только сокращенно.

— Поняла.

— Так вот, дальше. Каперанг скидывает платок и в форме открывает дверь. Не ожидавший ничего подобного офицер пялится на него округлившимися глазами и от безысходности говорит: «Здравия желаю, товарищ капитан первого ранга». А тот ему отвечает: «Здравия желаю, что случилось?». «Ничего, обознался, извините», и сильно смутившись, спускается вниз.

Каперанг снова идет к окну, надев платок. И правильно делает, так как почти сразу там появляется и недавний гость. Он снова шарит глазами по окнам в поисках дамы. Ну и чтобы уточнить, не привиделось ли ему эта вся красота с пьяных глаз.

Видит, нет, не ошибся. Снова женщина в платке делает пригласительные жесты рукой. Да еще и бутылка водки в руке, и «она» так призывно рюмкой о бутылку постукивает. Он снова, теперь уже наверняка пытается вычислить квартиру и бегом направляется к подъезду.

Елагин с удовлетворением отмечает, что Аня немного оттаивает и начинает довольно широко улыбаться.

— Как же вам улыбка идет, Анечка! Я постараюсь сделать так, чтобы вы всегда улыбались, — заверил ее Александр.

— Саша, что было дальше? Не терпится узнать, — ответила ему слегка покрасневшая от такого смелого обещания Аня.

Воодушевленный оказываемым вниманием, Елагин превратил свой рассказ в театральное действие, стараясь произвести максимальное впечатление на Аню.

— Итак, быстрые шаги по лестнице, и офицер на крыльях надежды взлетает на ту же лестничную площадку. Остановившись перед квартирой, в которой уже был, он уверенно звонит в соседнюю. Долго и настойчиво.

А в соседней квартире жил капитан второго ранга, служивший по технической части и тоже вернувшийся в этот день из похода. Нрава он был строгого, жена и дети у него по струнке ходили. Вел здоровый образ жизни, читал книги и гонял всю семью на лыжах по окрестным лесам.

Этот звонок не на шутку взволновал любившего порядок капитана второго ранга, и он поспешил открыть дверь. И каково же было его удивление, когда в дверном проеме нарисовалось одухотворенное лицо капитана третьего ранга, который практически влетел в квартиру, окутывая всех сомнительными ароматами.

Что было потом, понятно, все подозрения пали на ничем не запятнанную репутацию жены. Хотя справедливости ради, надо сказать, что она его видела первый раз в жизни.

Наслушавшись этих разговоров, каперанг вышел на лестничную площадку, чтобы внести ясность в этот конфуз.

— А что ловелас ваш? — со смехом спросила Аня.

— А что ловелас, он так ничего и не понял и ретировался в сторону своего дома, а замкомдив потом все же восстановил семейную идиллию, рассказав о своем экспромте.

— И много у вас таких историй припасено? — спросила Аня.

— В избытке. Это только со стороны кажется, что служба у нас суровая и однообразная. А на самом деле, все как в жизни. И смешное и грустное. Все есть.

Но дело к ночи уже. Вы располагайтесь с Юлей. А с завтрашнего дня начнем работать по вашему вопросу. А то у меня в течение месяца может поход дальний нарисоваться. Надо все решить, чтобы вы спокойно могли дальше жить.

Как захотите и с кем захотите.

7

Октябрь 2013 года,
Сумская область, Украина.

Полковник Григорий Леонидович Комко стоял у окна своего кабинета и нервно выбивал пальцами по подоконнику мелодию одной из песен Верки Сердючки.

Раньше он очень любил эту песню. Особенно ему нравились слова «Льются песни, льются вина, и стучат, стучат, стучат бокалы в такт, ще не вмерла Украина, если мы гуляем так…». Сколько горилки было выпито под эти слова, сколько раз до дыр заслушана эта песня на офицерских посиделках и праздниках!

Но сегодня вся гуляночная залихватскость мелодии куда-то делась. А слова растягивались как жвачка, которую в детстве так любил вытягивать изо рта его сын Тарас.

На дворе была поздняя осень 2013 года. 25-я воздушно-десантная бригада сухопутных сил Украины, которой он уже 4 года командовал, занималась военной и физической подготовкой в штатном режиме. Конечно, с новым вооружением дела обстояли не лучшим образом, но и старое не подводило.

Однако произошедшая вчера встреча полностью выбила полковника из привычной колеи. Он к ней готовился и был изрядно сбит с толку словами и предложениями, которые сделал ему незваный гость. Накануне на него вышел старый товарищ Миша Опанасенко. Он отрекомендовал ему Андрея Парубия, мол, хороший парень, прими его, у него интересное предложение. Расскажет, как в свежей струе остаться.

Что это за струя и почему ему надо где-то оставаться, полковник не совсем понимал. Ровно до того момента, пока его новый знакомый довольно картаво не выговорил:

— Ты, полковник, мозг свой включай, мы Янека так и так убирать будем. И в прямом и в переносном смысле. Это вопрос решеный. А вот кто нам поможет, совсем на другие орбиты выйти сможет. А может, и в тираж или вовсе на помойку. И это в лучшем случае. Так что решай сейчас, с кем твои десантники будут. С теми, кто за реальную независимость, европейскую интеграцию и Украину для украинцев или станут предателями, пойдут против народа и попытаются защитить тех, кто москалям прислуживает и в рот им смотрит.

Допустим, кто такой Янек, полковник догадался, да и слышал раньше прозвище действующего президента страны и верховного главнокомандующего. Он не понимал, почему гость, который был значительно моложе, называл его на «ты». Андрей Парубий сел, фамильярно закинул ногу на ногу и не удосужился даже вынуть видавшую виды зубочистку из своего рта, отчего его и без того невнятная речь начала не на шутку раздражать. «Как мухи во рту сношаются», — вспомнил Комко слова российского президента Ельцина об одном из своих чиновников.

Но от этого Андрюшеньки, как про себя окрестил его Комко, веяло такой уверенностью и силой, что полковник подавил в себе настойчивое желание дать ему хорошую затрещину и спросил:

— А мы это кто?

— Тебе что, фамилии сказать? Ты не обнаглел, а? Ты лучше о сыночке своем думай, который в Севастополе летехой служит. Вот сделаешь все правильно, и поедет он помощником нашего военного атташе куда-нибудь в Европу. Чем плохо? А нет, так все нищими станете и валите вон отсюда. Может, вон соседи тебя и подберут. Хотя на хрен ты им нужен, а, полковник? А сейчас твой шанс. Ты пойми, тебе особенно и делать-то ничего не надо. Просто, если из Киева вдруг приказ придет в столицу выдвигаться или еще куда, твоя задача бойцов своих в казармах оставить. И все!

— Вы мне предлагаете приказ не выполнить? — попытался строгим голосом спросить Комко.

— Ой, да не смеши ты меня. Какой приказ? А может, и не будет никакого приказа. Может, мы так все порешаем, — начал терять терпение Парубий.

— А вы не боитесь, что я сообщу куда надо о вашем приходе? — продолжал хорохориться генерал.

— Куда ты сообщишь? В СБУ? Давай, сообщай. Во-первых, хрен кто тебе поверит. А во-вторых, почти все СБУ уже за нас. Их же, сам знаешь, кто в последние годы учил. Или ты не в курсе, кому там, в центральном здании, целый этаж был отдан?

— В курсе, в курсе, — как-то сник Комко.

— Ну вот, сам курс и определяй. Хочешь хорошей жизни себе и сынку своему, меня слушай. А решишь за Янека вписаться, — гость мотнул головой в сторону висящего над столом портрета, — покрошим твоих десантников и тебя заодно с ними. Ход мыслей понятен?

Полковник в упор смотрел на Парубия, пытаясь поймать его взгляд, но глаза собеседника нервно бегали по всему кабинету. Этот безумный взгляд напомнил ему Анфиску, соседку в Сумах, где он рос. В коммуналке она занимала одну комнату, но казалось, что она везде: и на кухне, и в коридоре, и в туалете. При этом она также могла выпучить глаза, а если что не нравилось, то и толкнуть мощными вихлявыми бедрами.

Анфиска скандалила по поводу и без, воровала еду, а с течением времени она становилась все невыносимее. Когда Грише исполнилось уже 8 лет и он ходил во второй класс, Анфиска подожгла квартиру, но вернувшийся с дежурства отец вовремя это заметил, вызвал пожарных, скорую и милицию и сам начал тушить огонь. В итоге крупного пожара удалось избежать, но соседи ополчились против Анфиски, да так, что скорая вынуждена была увезти ее в местную психиатрическую больницу, откуда та уже не вернулась.

«Дать бы тебе в нос, чтоб грамм 200 крови вылилось», — мечтательно подумал полковник, все еще разглядывая Парубия. «А потом выкинуть прям из окна кабинета. Благо второй этаж», — продолжал не без удовольствия представлять эту картину комбриг.

— Эй, вояка, ты чего завис? Удумал че? — довольно беспокойно спросил гость.

— Я подумаю, — ответил Комко.

— Ну, думай, думай. Только не долго. Смотри, за мной стоит помощник мой — Петя. Он к тебе заедет дня через два-три. Или сам набери нам. Вот телефон, там в памяти один номер. И я тебе позвонить смогу, ежели что. Смотри, чтоб заряжен был. И не вздумай выбросить. Ты не представляешь, Жоржик, насколько все серьезно. Хотя и сам скоро поймешь. Смотри телек почаще и не скучай, полковник. А может, и генерал будущий? А?