Иван Соловьев

Пробуждение

Военно-приключенческая повесть

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 821.161.1-31

ББК 84(2Рос=Рус)6-44

С60

Изображение на обложке с ресурса Photogenica.ru

Автор:

Соловьев И. Н.

Книга рассказывает о судьбах наших современников – участников специальной военной операции. Каждый из них оказался на войне разными путями и в результате стечения различных и порой трагических обстоятельств. Учитель истории Михаил Широков пошел на фронт добровольцем, заключенный Роман Шумков решил кровью искупить свою вину, майор Филатов воюет с первых дней СВО, а фронтовой священник отец Владимир духовно помогает нашим бойцам преодолеть страх и пройти путь воина.

В книге затрагивается тема пятой колонны – той части общества, которая выступает против стремительно происходящих преобразований в стране. Обладая широким кругом знакомств и административным ресурсом, они противодействуют не только патриотически настроенным гражданам, но и изменениям в культуре, искусстве, иных сферах общественной жизни страны.

Динамичный сюжет перенесет читателя из Москвы в Сибирь, из мордовской колонии строго режима на линию боевого соприкосновения, а переплетение человеческих судеб и характеров заставит задуматься над вечными ценностями – добром, порядочностью, честью, верностью, любовью. Боевое братство наших воинов помогает каждому найти свое место в строю, стать частью сил, противостоящих не только армии врага и западному оружию, но и силам тьмы и злобы.

Пронзительные истории о чудесах, происходящих на войне, покажут, что только с молитвой и верой в сердце можно преодолеть любые трудности и сохранить свою жизнь.

Книга завершает трилогию произведений автора, посвященных героям СВО, и вслед за военно-приключенческими повестями «Красные линии» и «Отец Владимир» затрагивает многие идеологические аспекты происходящих событий, показывает закономерность и необходимость возвращения подлинного суверенитета во всех областях жизни страны.

Книга рассчитана на самый широкий круг читателей.

УДК 821.161.1-31

ББК 84(2Рос=Рус)6-44

© Соловьев И. Н., 2024

© ООО «Проспект», 2025

Всем, кто приближает
нашу Победу,
посвящается…

1.
Июнь 2019 года,
Красноярск, гостиница «Октябрьская»

Голова у Ромы нещадно гудела. Во рту было сухо, а устойчиво исходящий изнутри аромат и привкус свидетельствовали о том, что вчера алкогольных напитков было много и они были изрядно намешаны. Поэтому общее ощущение лотка — отхожего места для кошек — не покидало Романа до тех пор, пока он не залез в ванну, пару раз намылился, а затем почистил и прополоскал зубы. После этого он несколько раз с головой опустился на самое дно ванны, потер щеки и пятерней разгладил местами слипшиеся волосы.

Открыв окно номера, он надел гостиничный халат, заказал литр грейпфрутового свежевыжатого сока со льдом, борщ и крепкий кофе.

Струящийся прохладный воздух стал постепенно вытеснять ночной аромат сигарет, а судя по тому, что в пачке их осталось две штуки, покурил он вчера знатно. Роман составил рюмки и остатки еды в тарелках на накрытую белой салфеткой ресторанную тележку, после чего брезгливо откатил ее в предбанник номера.

Где-то на кровати в районе изголовья раздалось гудение. Роман подошел к кровати, пошарил рукой под подушкой и вытащил из дыры между матрасом и спинкой кровати завалившийся туда мобильник.

— Да, слушаю, — постарался как можно бодрее сказать он.

— Роман Сергеевич? — уточнил собеседник.

— Я, — с наигранной готовностью отозвался Роман.

— Это Черноусов Слава, работаю по вашему поручению…

— Да, Слав, привет. Есть что-то новое?

— Да, и это нам лучше обсудить при личной встрече.

— Я в гостинице «Октябрьская» на проспекте Мира. Тебе далеко до меня? — уточнил Роман.

— Минут пятнадцать, если учитывать движуху в центре, — отозвался Слава.

— Четыреста восемнадцатый номер, жду тебя. Кофе будешь? — спросил Роман.

— Не откажусь, Роман Сергеевич, я черный пью, без всего.

— Принял, жду тебя, — Роман дал отбой и, взяв трубку внутреннего телефона, набрал трехзначный номер обслуживания в номерах.

Неделю назад Роман нанял Славку Черноусова — давнего знакомого еще по службе во внутренних войсках МВД — следить за своей женой Ларисой. Смутные сомнения терзали его уже практически месяц. Сначала что-то изменилось в поведении жены. Это было неуловимо, но его мозг все же отмечал некоторые нестыковки.

Это началось с физической близости, во время которой Лариса была чужой и отстраненной и по окончании старалась сразу убежать в ванную. На прямые вопросы Романа, что случилось, не болит ли чего, отвечала, что все нормально, что устала и так далее.

Так повторилось несколько раз, и Рома подумал, что их отношения перешли в какую-то новую, еще непонятную ему реальность. Потом Лариса стала класть на стол свой телефон строго экраном вниз, при этом в несколько раз чаще стала заглядывать в него, судя по всему, просматривая одну и ту же переписку. А еще авралы на работе перед какими-то проверками из Москвы. Хотя какие там проверки, жена работала в налоговой инспекции и сама кому хочешь могла устроить аврал.

В итоге две недели назад Роме даже пришлось самому идти на родительское собрание и невпопад отвечать на вопросы классной руководительницы их десятилетней дочери Алены. Плюсом ко всему Рома стал замечать, что от жены пахнет табаком.

Раньше они иногда позволяли себе покурить кальян на отдыхе «вприкуску» с коктейлем или кофе. Да и сам Рома закуривал, если перебирал свою норму по выпивке. Но чтобы на ровном месте Лара начала курить — это было за гранью его понимания.

Он вспомнил, что еще в армии Валя Краснов, его кореш и сосед по койке рассказывал, как его брательник вычислил измены своей молодой жены.

— Ты понимаешь, — смачно затягиваясь «Примой», пересказывал Валентин историю своего брата, — она вся такая нежная, кремами какими-то пахла все время, волосы мазала-лечила, духи польские я ей из-под полы доставал. А тут вдруг и от волос табачищем несет, и от одежды, короче, как будто весь день в курилке у мужиков простояла. И нервная такая, оглядывается все время, а глаза в пол опускает. Ну, я вида тогда не подал сразу-то, но на второй день отгул взял и в наряд выступил, глянуть, что да как. Ну и аккурат в обед спалил их, голубков. Артист нашего областного театра примастырился к ней. Ну, я ему табло слегка попортил. Ну и ей, как полагается, а че? Прав я или не прав?

При этом Валентин сжимал кулаки, отчего его желтые от табака пальцы белели, а сам рассказчик на время погружался в неприятные воспоминания, сочувствуя брату. Конечно, все, кто в очередной раз слушал эту историю, одобрительно гудели, без сомнения, в поддержку Валькиного родственника.

Ромины воспоминания были прерваны стуком в дверь номера. Он резко, но не без труда поднялся, отчего у него слегка потемнело в глазах, и пошел открывать дверь Славке.

2.
Июнь 2019 года,
Красноярск, гостиница «Октябрьская»

— Наше вам здрасьте, — в шутливо-оптимистичном тоне поздоровался Славка, красивым жестом приподнимая с головы несуществующую шляпу.

— И тебе не хворать, — довольно серьезно ответил Роман и, развернувшись, пошел вглубь номера, подразумевая, что Славка должен сам закрыть дверь и пройти за ним.

Так и произошло. Роман услышал хлопок закрывающейся двери и легкую поступь приятеля за своей спиной. С ощутимым облегчением он опустился на диван и, бросив взгляд на кофейник и чашки, заметил:

— Быстро ты добрался, присаживайся, угощайся кофеем, как раз целый жбан фильтрованного принесли. И вода есть, если захочешь, — Роман решил долго не ждать и попусту не болтать. — Ну что, глотни кофейку и скажи мне, на каком я свете? Причудилось мне это все, или я уже олень рогатый?

— Тут как посмотреть, как посмотреть, — чуть подумав, сказал Славик, наливая себе кофе, и, достав пачку сигарет, вопросительно посмотрел на хозяина номера.

— Ты, главное, меня не успокаивай, я не кисейная барышня, не расклеюсь от любой новости, — кивая головой в знак разрешения закуривать, сказал Роман.

Его товарищ налил себе кофе, сначала вдохнул аромат напитка, затем, закрыв глаза от удовольствия, сделал три глотка, поставил чашку, достал сигарету, также ее понюхал и закурил. Пустив две довольно густые струи дыма прямо перед собой и выпив еще несколько глотков, Славик приступил к своему рассказу.

— Я начал с отработки личных и рабочих контактов вашей супруги. Часто романы случаются на работе, тут статистика неумолима. И потом, это просто, удобно и, как правило, не сильно обязывает к чему-либо, если, конечно, вторая сторона также обременена семейными узами.

Роман кивнул в знак согласия с такой версией и, стараясь не показать, насколько разнервничался, тоже потянулся за чашкой и кофейником.

— Так вот, я решил немного откоррумпировать сослуживицу Ларисы, ее коллегу Аню Москалеву. Она в отделе по налоговому контролю за физическими лицами работает. Девушка еще молодая, но амбиции большие и жизни красивой хочется. А еще замуж хочется. А для этого надо что? — Слава поднял указательный палец вверх. — Правильно, выглядеть хорошо и одеваться тоже. А старшие товарищи Анечку еще неохотно в свои дела берут. Вот она и болтается пока в разряде технических исполнителей. Но до внутренних разговоров допущена и кухню местную знает. Вот я к ней через одну общую знакомую и подкатил. Мол, консультация нужна по подаче декларации. Машину продал, а надо ли доход показывать, не знаю, не хочу впросак попасть, а посему готов компенсировать хорошему специалисту потраченное на консультацию время.

Понимая, что такая долгая прелюдия означает, что Славка получил железобетонную инфу, Рома окончательно утратил все признаки былой сдержанности, сам схватил сигарету из лежащей на столе пачки, закурил и попытался бодро сказать Славе:

— Так, понял тебя.

— Ну так вот, позвал я Анюту-лилипуту покушать и выпить немного, так что не обессудьте, в итоговом счете будет и этот наш ужин, и ночь в гостишке с шампанским и фруктовой корзиной, — немного виновато сказал Слава.

— Само собой, само собой, — нетерпеливо ответил Роман.

— Анька, кстати, по сути моего вопроса так ничего дельного мне посоветовать и не смогла, запуталась сама и меня запутала. А вот что касается жизни коллектива, она очень даже компетентной и информированной оказалась. Так что версию о служебном романе Ларисы она мне с ходу отбросила. Нет, говорит, достойных кандидатов. Подкатывал к твоей супруге программист один, Денисом кличут, да не вышло у него ничего, не того полета птица. Был жестко отшит и поставлен на место. Потом печалился, но быстро переключился на кого попроще. А вот владелец сети аптек «Крас-фарма» Антон Мишкин, сын того самого Вениамина Яковлевича Мишкина, после завершения проверочных мероприятий зачастил на прием к Ларисе. И вот что Аньке странным показалось — сначала на допросы ходили главный бухгалтер с юристом, а потом, когда уже вроде как на акт документальной проверки начали выходить, к ней стал наведываться сам хозяин бизнеса. Причем сначала по-деловому, а потом уже вроде как и так, без повода. То букетище цветов огромный притащит, то сумку с дорогим алкоголем и корзину с едой. Потом билеты всему отделу на концерт Полины Гагариной притаранил. Но акт все равно вышел не нулевой, пришлось фармацевтам двадцать миллионов в бюджет перечислить. Так что у безопасников инспекторских вроде как к Ларисе и претензий не могло быть.

— Вон оно что… — протянул Роман. — А мне говорила, что билетом наградили ее и еще одного передовика из инспекции.

— Ну и среди дня он тоже приезжал несколько раз, — как будто не заметив реплики своего товарища, продолжал Слава. — Лариса на полчаса раньше шмыг на обед и возвращалась на час попозже. Анька раз спросить решила, что, мол, да как, но Лара твоя ее так жестко послала, что та и подходить потом передумала. Но с тех пор злобу на нее затаила, поэтому по моей просьбе жучок ей под стол и прикрепила. Ну а я послушал ее пару дней, пока батарейка работала.

— Ну и как? — спросил Роман, заранее зная ответ.

— Версия с Мишкиным полностью подтвердилась. По разговорам понял, что любовник интересовался, не подозревает ли чего муж, то есть ты. Лариса сказала, что не похоже, и что «лох» под контролем. Так получается, что вроде как «лох» — это ты.

— Я, я, кто же еще, — вздохнул, закуривая новую сигарету Роман. В висках гулко стучало, голова слегка закружилась, но во всем теле чувствовалась необычная легкость, которая бывает, когда организм испытывает серьезный стресс. Он почувствовал, как изнутри, откуда-то снизу живота, вверх стала подниматься волна гнева и ненависти. Она достигла груди и вихрем закрутилась в ней, частью своей осев в виде плотного кома в горле.

— Во-о-о-от, — протянул Славик, — на чем это я остановился, ах да, а на второй день разговор зашел о совместном отдыхе, вроде как он твою Ларису захотел куда-то в экзотическое путешествие позвать, та говорит, что ей загорать нельзя, спалят. А он, судя по всему, ей сказал, что они из номера и выходить не будут. Это предложение очень даже Ларисе по душе пришлось, она минуты три вокруг да около этой темы разговор накручивала. В общем, наслушался я, Ром, слюней этих в шоколаде по полное не могу.

— А что с отдыхом, — уже деловито спросил Роман, — что решили?

— Вроде как что Лариса попробует взять за свой счет, а тебе скажет, что в командировку, куда-то на повышение квалификации едет, — ответил Слава.

— Понятно. Квалификацию действительно повышать надо. Совершенству нет предела. Так ведь, Слав? — с деланным оптимизмом спросил Роман.

— Это вам виднее, — немного не понял сказанного детектив.

— Так, Слав, скажи мне, сколько я должен? — Роман встал, подошел к шкафу, вынул оттуда пиджак, в кармане которого лежало портмоне. — Ты большую работу провел, я тебе очень благодарен.

— Ну, с расходами сотку дайте мне. Это по-братски. Понимаю, что новости не ахти какие принес, зато теперь у вас есть полная картина. А осведомлен — значит вооружен. Так ведь, по-моему, говорят?

— Вооружен. Хм… Это ты верно отметил, — Роман протянул своему приятелю стопку купюр и со всего маху запустил пустым графином из-под сока в стену номера.

3.
Декабрь 2021 года,
Москва, школа европейского образования

— И запомните, дорогой вы наш Михаил Леонидович, что школа — не место для политических дискуссий и, мягко говоря, малопонятных большинству нормальных и мыслящих, я подчеркиваю, мыслящих людей, шаблонных речей. В конце концов, вы же не на параде 9 Мая! К чему все эти ваши реляции про память предков и фашизм? Вас лично кто уполномочивал сомнительные диагнозы ставить? — директор «Школы европейского образования» Маргарита Львовна Воронова нервно постукивала пальцами по блестящей крышке своего большого рабочего стола.

— К… какие диагнозы? — решил уточнить учитель истории Михаил Широков. Он, как школьник, стоял чуть вдалеке от красивого приставного столика, за которым Маргарита Львовна проводила беседы с гостями и спонсорами. Любимый оберег директора и по совместитель­ству символ прибыли — большая серебряная жаба с обильно вытекающими из ее пасти монетами — смотрела на Мишу своими застывшими, но широко открытыми металлическими глазами.

— Не разыгрывайте из себя дефективного, Мишенька, — перешла на шепот директриса, — не далее как вчера на уроке вы изволили сказать, что Россия совсем скоро будет воевать с мировым злом и современным фашизмом, и что мировая цивилизация, объявившая бойкот русской истории и культуре, от этого сама больше всего пострадает, поскольку близко с ней не может сравниться. И что западные лидеры — сумасшедшие, не способные оценить последствия своих действий и решений, люди. Разве это не ваши слова?

— Ну, в целом… — не зная, как себя правильно вести, почти начал оправдываться Михаил. Ему вдруг очень захотелось стать серым воробьем, который сидел на ветке дерева, растущего за школьным окном. Тот нахохлился от мороза и ветра, но потом оживился, стал крутить головой и в итоге, быстро сорвавшись с заснеженной ветки, улетел по своим делам. «Вот бы и мне так, повертеть башкой и улететь из этого кабинета домой, к своим компьютерным играм, книгам и кукурузным чипсам», — мечтательно подумал он.

— Не в целом, не в целом, не увиливайте, у меня есть запись ваших речей, — победно посмотрела на него Маргарита Львовна, — и эту запись послушала не одна я. Она оказалась в родительском чате, и большинство родителей не просто недовольны вашей безапелляционной болтовней, но и просили оградить их детей от вреднейшей пропаганды.

— Позвольте, уважаемая Маргарита Львовна, — покраснел Михаил, он уже вернулся в реальность и решил, что будет отстаивать право иметь свое мнение до конца, — что вы изволите называть вреднейшей пропагандой? Я всего лишь сравнил поведение некоторых украинских политиков с поведением националистов — бандеровцев, а издевательство над русским языком и ветеранами Великой Отечественной войны сравнил с геноцидом. Что здесь не так? У вас другое мнение? И вообще, разве здесь может быть другое мнение?

— Тихо, тихо, не так громко. Все не так, Михаил. Все не так. Зачем вы втравливаете детей в политические разборки? Кто вам дал такое право? Зачем им знать, что творится в чужом государстве? А мое мнение — это мое мнение, и вы не доросли еще до того, чтобы я его вам озвучивала, — начала медленно повышать голос директор.

— Я об этом говорил, потому что завтра может так случиться, что этим ребятам придется встать на защиту нашей страны, — выпалил Михаил.

— Что-о-о? Да вы с ума сошли! Какой страны? Куда встать? Вы знаете, кто родители этих детей? Ну вы же не совсем идиот, знаете. Они внесли вступительный взнос в два миллиона и платят за обучение у нас по сто семьдесят тысяч рублей в месяц для того, чтобы потом их дети пошли в армию? Да еще и на войну? Да они растят себе смену, а не пушечное мясо готовят на убой. Для этого есть другие люди, — Маргарита Львовна хлопнула ладонью по столу, зашибив при этом пальцы многочисленными кольцами, надетыми на ухоженную пятерню.

— Платное обучение — еще не признак того, что у детей не должно быть полноценного представления об истории и ее уроках, о том, чем живет страна, в которой они родились и получают образование, о том, чем пришлось пожертвовать нашим предкам, чтобы их папаши могли заработать свои миллиарды… — спокойно стал перечислять Михаил.

— Молчать! — закричала директриса. — Молчать, иначе я не знаю, что с тобой сделаю, гаденыш. Кто ты такой, чтобы все это мне говорить? Твое дело — оттарабанить по учебнику, что написано, и четверки с пятерками всем поставить, а не агитацией мне тут заниматься. Еще одна такая жалоба, и вылетишь отсюда как пробка. Это понятно? Я спрашиваю, тебе понятно?

— Мы с вами, Маргарита Львовна, вроде на «ты» не переходили. — заметил Михаил, — мысль мне ваша вполне понятна. А учебники ваши — полное дерьмо, по ним только граждан иностранного государства растить и воспитывать. Где вы их берете только… Вряд ли мы сработаемся, но программу для моих классов я до конца учебного года доведу, а там ищите нового учителя.

— Ну что ж, вот и прекрасно. Мне будет что сказать возмущенным родителям. И учредителям школы тоже. Если вы не будете позволять себе лишнего и заткнете свой патриотический фонтан, то так уж и быть, работайте до июня будущего года. А что насчет учебников, не вам судить, зелены еще. И потом, даже я знаю поговорку про свиное рыло и калашный ряд. Так что не лезьте туда, где за вас все давным-давно решено.

— Я буду вести себя так, как подобает учителю и гражданину своей страны, — парировал Михаил, — что же касается учредителей, то мне казалось, что во главу угла они ставят личностный рост и всестороннее развитие учеников, а не воспитание космополитизма и презрения к Родине.

— Космо… что? О, какие слова вы выучили. Так вот, вы много на себя берете, молодой человек, — холодным тоном сказала директор. — Когда вы еще под стол пешком ходили, наши учредители были в первых рядах борцов за свободу этой страны, смело, я бы сказала, даже отважно вскрывали все язвы прежнего советского строя, безжалостно выкорчевывали коммунистическую идеологию, уравниловку, во весь голос рассказывали о масштабах и ужасах сталинских репрессий, о зверствах партийной номенклатуры. Одними из первых поведали миру о гонениях на свободу слова, о геноциде общечеловеческих ценностей. Так что не вам даже упоминать их святые имена всуе.

— Не думаю, что господа Гальперин и Опуховский, а также госпожа Шкода имеют шанс быть канонизированными, — ответил ей распалившийся Михаил, — и, кстати, я сталкивался с результатами их деятельности в перестроечные годы и с тем, что они делали в более позднее время. И если сначала это было забавно, взять хотя бы их утверждение о том, что за годы советской власти было репрессировано более двух миллиардов человек! Это при довоенной численности населения в сто тридцать миллионов, а потом еще война не менее тридцати миллионов жизней забрала… Как они считали и почему людей обманывали? А потом они и вовсе заговорили о том, что России слишком много и неплохо бы ее территории слегка оптимизировать, так, по-моему, господин Гальперин говорил в эфире «Дождя»1?

— Прекратите немедленно, вы, вы… гулаговец, сталинский последыш, ватный выкормыш, мерзавец, гаденыш! — завизжала раскрасневшаяся дама.

— Хм, и последыш, и выкормыш, и гаденыш, — усмехнулся Михаил, — вам, дражайшая Маргарита Львовна, стихи бы писать. Вон как рифма из вас пошла, загляденье.

— Не сметь, не сметь надо мной насмехаться! — стала задыхаться директриса, но вовремя схватила стоявшую на столе бутылочку французской минералки и сделала несколько больших глотков.

Успокоившись, она сказала Михаилу:

— Что ж, я буду вынуждена доложить учредителям о вашем поведении и вашем отношении к нашим ценностям. Не знаю, каково будет их решение. Но до его принятия я отстраняю вас от ведения уроков.

— На каком основании, позвольте вас спросить? — решил уточнить Михаил.

— Вам бы внимательно почитать ваш трудовой договор, — металлическим голосом начала директор, — там в разделе четвертом черным по белому написано, что он может быть расторгнут в одностороннем порядке по решению работодателя в том случае, если работник не соблюдает корпоративную этику, устав школы, а также не разделяет цели и методы обучения, практикуемые в образовательном учреждении. Мне кажется, что в вашем случае в наличии каждое условие в отдельности и все они вместе. Кроме того, не думаю, что у меня возникнут трудности со свидетельскими показаниями. Есть записи на телефон, сделанные учениками, кроме того, ряд ваших коллег, которые, надеюсь, очень скоро станут для вас бывшими, готовы дать письменные объяснения с описанием ваших словесных художеств, несовместимых с высоким званием учителя школы европейского образования. А если будешь сопротивляться или хамить, — она снова перешла на «ты», — вообще сделаю так, что с волчьим билетом от нас вылетишь. И никогда и никуда по своей профессии не устроишься. Пойдешь такси водить, еду разносить или улицы убирать. А может, и туда тебя не возьмут, потому как говоришь много.

Маргарита Львовна победно сверкнула глазами и встала из своего удобного кожаного кресла:

— Я вас более не задерживаю! Приказ об увольнении не заставит себя долго ждать.

— И вам всего самого-самого, — пожелал ей на прощание Михаил.

4.
Сентябрь 2022 года,
Москва

После увольнения из школы учитель истории Миша Широков какое-то время надеялся устроиться по специальности, но у него ничего не получалось. В каждом месте, куда он приходил, уже успела побывать или высказать свое «убийственное» про него мнение по телефону незабываемая Маргарита Львовна, аккурат когда потенциальные работодатели просили ее дать характеристику Михаилу.

Активность директрисы казалась ему удивительной и, скорее всего, была прямо пропорциональна степени ее ненависти. В одной из школ завуч, видимо, проникнувшись Мишкиной скромностью и заслуживающим доверия внешним видом, поведала, что помимо того, что Миша в характеристиках бывшей начальницы представлялся как уже вполне состоявшийся алкоголик, приходивший чуть ли не в подпитии на уроки, так еще она говорила о каком-то уголовном преследовании, которое якобы вот-вот будет «заведено» в отношении этого «безответственного проходимца».

Через три месяца безрезультатных поисков работы Миша был вынужден съехать со съемной квартиры и, сложив в коробки свой комп, костюм с ботинками и мамины кастрюлю и сковородку, вернуться в родительский дом, на Таганку, где теперь в трехкомнатной квартире на улице Солженицына жила его пожилая мама, Татьяна Ильинична, с не менее пожилым эрдельтерьером Мухой.

Воссоединение семьи, как это гордо и где-то даже радостно называла мама, произошло буднично и незаметно. Миша просто вернулся в свою комнату, в которой вырос, отчего частенько стал испытывать дежавю, вновь ощущая себя то школьником, то студентом. Правда, очень не хватало отца, который умер от инфаркта два года назад.

— Мишенька, ну как же так? Ну куда ты собрался? Может, давай еще раз, не спеша все обдумаем и взвесим. А там, глядишь, потихоньку все уляжется, и не надо будет никуда ехать?

— Мама, ты же знаешь, что ничего само не уляжется, — ласково, но настойчиво возразил Михаил.

— А почему ты считаешь, что там без тебя не обойдутся? Ты учитель, у-чи-тель, ты должен учить детей, а не с винтовкой бегать, — гнула свою линию мама.

— Мам, нет уже винтовок, там автоматы и другое современное оружие. И потом, сама видишь, что здесь творится. Мне эта выдра действительно вредит, и куда бы я ни обратился, там уже мнение обо мне есть. Все просто отмораживаются. И какой я теперь учитель? Так, в дипломе название одно. Так что если по своей основной профессии не смог Родину защитить, так хоть сейчас прекрасный шанс представился, — сказал Михаил и достал из кармана телефон, всем видом показывая, что разговор закончен.

— Нет, Миша, не увиливай от этого разговора. Ты у меня единственный сын. Папа умер, я одна не останусь. Что я буду делать, если ты не вернешься? Я просто умру в тот же день. И все пойдет прахом, ни внуков, ни продолжения рода. А как твой отец хотел, чтобы у тебя был сын и фамилия Широковых получила продолжение. Помнишь?

Михаил понял, что мама подключила аргументацию последнего, самого высокого уровня и что решать этот вопрос надо сейчас. Он отложил телефон, придвинулся к матери и обнял ее.

— Мамуль, ну не сердись. Ты же знаешь, как я воспитан, сами с отцом так сделали. Я потомок всех наших родственников и по твоей, и по папиной линии. А там все воевали и все тяготы лихих годин несли на себе с честью. Не возражаешь против этого? — он вопросительно посмотрел на маму.

Та обреченно кивнула.

— Да и не было такого на Руси, — продолжил Миша, — чтобы мужики отсиживались за материнской спиной, когда будущее страны определяется. А если каждый решит, что без него обойдутся на фронте? Кто вас защитит?

Вопрос повис в воздухе, потому что Татьяна Ильинична, не отрываясь, смотрела в окно, где на город уже опускался осенний вечер.

— Надо шторы закрыть, — задумчиво сказала она. Подойдя к окну, она задернула шторы, нахлестнув одну на другую, словно закрывая свой дом от всего, что идет с улицы, из беспокойного и враждебного внешнего мира.

— Михаил, я так понимаю, что ты все решил и спорить с тобой бесполезно. Но, надеюсь, ты понимаешь, что будет, если тебя убьют? — строго спросила мать.

— Меня не убьют, мама. Я знаю. Не переживай, — с уверенностью ответил ей Михаил.

— Мне бы твою уверенность, сынок, — Татьяна Ильинична обняла сына, — ладно, пойдем ужинать. Ты видишь, я бессильна перед твоим решением. Все, все мои аргументы для тебя ничто, все рассыпается, нет, разбивается вдребезги о твою решимость. Как можно быть таким категоричным? Как можно не слышать собственную мать? Ты подумал, что будет, если что-то случится? Не подумал. А в чем ты поедешь туда, подумал? Что молчишь? Понятно, что вас там обеспечат как положено. Но я тебя не отпущу просто так, без теплого белья и всего необходимого. Можешь называть меня кем угодно, но завтра я схожу в банк, сниму кое-что со своего вклада, надо же тебя собрать как следует, зима на носу. Чтобы все у тебя было, чтобы не застудил там ничего, — женщина всхлипнула, достала из кармана домашней кофты носовой платок, вытерла набежавшие слезы. Тут же с дивана к ней кинулась Муха и принялась слизывать со щек ее слезы и жалобно поскуливать.

— Вот, — слабо улыбнулась Татьяна Ильинична, — и Муху расстроил. Ну не переживай, красавица, все хорошо, — гладила собаку мама.

Михаил крепко обнял мать.

— Мама, спасибо, что поняла меня. Мне надо туда, надо доказать, что я мужик, что не сломали меня, что нужен еще хоть кому-то.

— Да, Мишенька. Понимаю, понимаю, — закивала Татьяна Ильинична.

На следующий день они поехали по магазинам, торгующим военной амуницией, и очень удивились большому количеству покупателей, высоким ценам и отсутствию нужных вещей.

Объездив к пяти часам вечера шесть магазинов и купив только какие-то мелочи, мать с сыном зашли в кофейню перекусить и перевести дух.

— Да, Миш, не ожидала я такого. Как обычно у нас, подсуетились торгаши. Ничего нужного не сыщешь, — расстроенно говорила Татьяна Ильинична в ожидании капучино и бутербродов.

— Ну что ты хотела, мам, коммерсы есть коммерсы. Нос по ветру держат. Я посмотрел, еще неделю назад хороший бронежилет можно было за восемь тысяч купить. А сегодня мы с тобой дешевле девяноста и не видели. Как это назвать?

— Нет этому определения, сынок. Куда их совесть делась? И ведь государство молчит, никто не приструнит их. Ведь есть же какие-то службы? — рассуждала Татьяна Ильинична.

— Антимонопольная служба, прокуратура, но где они? Неповоротливые все стали. Инертные. И ведь не одни мы с тобой сегодня пытались купить все нужное, видела, сколько людей было? — спросил Миша, отпивая принесенный кофе.

— Видела, сынок. Вот и получается, люди хотят подготовиться как следует, сами, за свои кровные купить, а не получается. Может, знак это, что не надо тебе идти туда? А, сынок? — в надежде спросила Татьяна Ильинична.

— Мам, ну не начинай, — сын погладил руку Татьяне Ильиничне,— пей кофе, знаешь, какой вкусный! Твоя сестра двоюродная, тетя Нина, она же в Липецкой области в торговле где-то работает?

— Точно, сынок, как ты вспомнил? Молодец! Я сейчас же Нинке позвоню, попрошу ее пособить нам. А если выгорит, то ты к ней на папиной машине и съезди. Хотя не на папиной, на твоей уже. Ох, надо наследство оформлять, а мы все сидим с тобой. Я, сынок, на тебя сразу все перепишу, чего ждать-то…

— Ну ты даешь, мам! Начала за здравие, завершаешь за упокой. С наследством разберемся. За это не переживай. А вот тете Нине набирай, нечасто мы к ней обращаемся за помощью. Дай бог, она найдет ходы. Я ей список сразу отправлю.

— Нинка, если сможет, поможет. Давай еще пирожные закажем? А, сынок? Уж больно аппетитный там вишневый штрудель с мороженым я видела…

5.
Январь 2023 года, Севастополь,
Запорожская область, ДНР

Гвардии майор Алексей Филатов возвращался из краткосрочного отпуска, которым он был поощрен в канун нового, 2023 года. Дорога пролегала через новые территории, вошедшие в состав России по результатам референдума. Сейчас, после террористического акта на Крымском мосту и усиления мер безопасности, трасса испытывала значительную нагрузку — те, кто не хотел подолгу стоять в очереди, ехали там, где еще пару лет назад ни один житель Крыма или Севастополя даже не мечтал оказаться.

Алексей договорился, что поедет с одной из небольших колонн Черноморского флота, которая везла на передовую теплые вещи, письма и кое-что из техники.

Пять суток дома, в Севастополе, пролетели быстро. Жена Олеся с сыном Александром все дни практически ни на минуту не отходили от него. Да и самому Алексею было до одури приятно все время держать руку любимой в своей руке, периодически водружая на плечи подошедшего к нему сына. Пахло домом, счастьем, теплом и мирной жизнью. На завтрак Олеся по уже давно заведенной традиции готовила ему сырники со сгущенкой, а вот на обед и ужин удивляла невиданными кулинарными изысками.

И конечно, вечером они садились за стол все вместе, с его мамой — Марией Федоровной. Пока Алексей был на фронте, она жила с Олесей и Сашей, очень помогая молодой маме по хозяйству, а также передавая ей премудрости взращивания и воспитания сына. Несколько раз они ходили в гости и приглашали к себе вдову Максима Шалаева — Милу. Она очень скучала по Максиму, поэтому каждая встреча с его другом была для нее, с одной стороны, необходимостью, а с другой — тяжелым испытанием.

В прощальный вечер они, как обычно, сидели за столом, Сашка уже набегался по комнате, насиделся на коленях у родителей и бабушки и, уставший, заснул на диване, положив голову на мамины ноги. Дело шло к чаю, но Олеся не хотела вставать, иначе пришлось бы будить сына. Поняв, в чем дело, Мария Федоровна встала и направилась на кухню.

— Сиди, сиди, Олесечка, я сама чай заварю и подам все на стол. Посидите вдвоем. А потом я приду и у меня пара вопросов к тебе, Леша, будет, — сказала она из проема двери, ведущей на кухню.

— Любой вопрос, мам, кроме военной тайны, — с готовностью ответил ей Алексей.

Через десять минут Мария Федоровна вернулась за стол с подносом, на котором стоял заварочный чайник и несколько тарелок с десертами. Достав из серванта парадные чашки, передаваемые по наследству уже на протяжении трех или четырех поколений, она разлила по ним чай, изящно чайной ложечкой отломила кусочек морковного пирога, зажмурив глаза не спеша его съела, отхлебнула чай и подняла глаза на сына.

— Так, мам, я тебя слушаю, — чуть наигранно сказал Алексей.

— Ничего смешного не вижу, — серьезно сказала Мария Федоровна.

— А я и не смеюсь, мам, — ответил ей Филатов.

— Вот скажи мне, что такое артиллерийская карусель? Только по-нормальному объясни, — постукивая по скатерти пальцами, спросила Мария Федоровна.

— Ничего себе вопрос. Тебе это зачем? Ну ладно, ладно. Это когда наша артиллерия непрерывно отрабатывает по противнику. Очень эффективная штука. Например, расчеты реактивных систем залпового огня «Град» выезжают на дежурство, получают координаты и отрабатывают цель. Одна машина отработала, уезжает сразу в «норку», то есть укрывается от возможного ответного огня, другая едет следом, на замену, так и получается артиллерийская карусель, о которой ты спрашиваешь. Кстати, разброс огня примерно с профессиональное футбольное поле получается. Поэтому эффективность высокая, все уничтожаем, и там никто не может спрятаться. Отрабатываем по танкам, другой технике, по артиллерии, по пехоте, по складам. Короче, все, что есть у противника, все бог войны с землей равняет. Мне, кстати, ночью иногда снится, что наша артиллерия так три дня ночью и днем работала, а мы потом зашли туда, и воевать не с кем было.

— Я почему спрашиваю, сынок, мы тут с другими мамами собираемся, обсуждаем, что к чему, информацией обмениваемся. Так вот, из всех разговоров я поняла, что артиллерия сейчас большую роль играет там у вас. Но ведь и враг бьет по вам. В госпиталях много ребят с минно-взрывными травмами. А протезы скольким надо будет ставить, господи помилуй!

— Мамуль, не беспокойся, мы в землю зарываемся качественно, укрытия строим. Не ленимся. Смотрим за птичками, то есть за коптерами вражескими. Техника у них эффективная, много натовских прибамбасов всяких. Но на нашей стороне смекалка. Вот ты про карусель спросила, а наши еще тактику «кочующего» орудия применяют. Я в отпуск собирался, а накануне ребята из экипажа «Торнадо-Г», это тоже ракетный комплекс, получив от разведчиков координаты вражеского наблюдательного пункта, с первого залпа уничтожили его. А кочующий он, потому что находится на удалении двухсот-трехсот метров от огневой позиции, потом по команде выдвигается и наносит огневое поражение. А боевая машина поддержки танков «Терминатор» чего стоит! Выкатывается как черт из табакерки, когда и откуда не ждут. Ребята так научились обманывать противника, что те мечутся по посадкам, а в итоге не могут создать плацдарм для наступления.

— Ох, как мудрено там все у вас, сынок, ох, мудрено. Ты только не расслабляйся, не думай, что все умеешь уже. Помнишь, как папа говорил: самоуверенность — путь к беде. Каждый миг начеку будь, мы тут с Олесей каждый день, утром и вечером молимся за тебя, за ребят твоих. Ты нам живой нужен, Леш, слышишь меня? — Мария Федоровна не сдержалась и заплакала. Плечи ее вздрагивали, вынутым из кармана кофты платком она промакивала глаза, чтобы окончательно не размазать наведенную по случаю приезда сына красоту.

Филатов подсел поближе и обнял маму.

— Ну, ну, не плачь, не наш это метод. Ты же знаешь, я теперь и за Макса Шалаева врага бить должен. Так что до конца пойду. Давить их будем до талого снега, пока последний нацист не сдохнет, и пока мирняк их не очухается и не разберется, в какую передрягу попали.

Мария Федоровна подняла на него заплаканные глаза:

— А когда это произойдет уже, а? Сколько нам воевать?

— Это, мам, никто не знает. Но точно могу сказать, что ключик к миру в наших победах на фронте. Как только мы сильнее начинаем бить врага, сразу меньше иностранной речи с той стороны. Они же тоже не дураки, чуть погорячее становится — они тут же перегруппировку в сторону тыла начинают. Я на совещании слышал, что там сейчас только двадцать тысяч наемников из Польши ошивается. Причем кто во что горазд. Но в принципе наемники они только на бумаге, а так сдается мне, что это обычные их военные. Но мы две с половиной тысячи из них уже утилизировали. Надо будет, и остальных двухсотыми сделаем.

— А можно я спрошу? — вступила в разговор Олеся.

— О боже, Леся, и ты туда же? — наигранно всплеснул руками Филатов.

— Ничего, Лешечка, ответишь, не сахарный. Мы в школе тут уже четвертый сбор объявили на коптеры вам. Знаю, что и в других городах, и во всех регионах на них собирают. А почему их вам централизованно не закупают и не поставляют? С их помощью, как я понимаю, и разведка ведется, и жизни солдатские они спасают…

— Это ты верно подметила. Я так понимаю, что никто поначалу и не предполагал, что эту войну с технической точки зрения условно можно коптерной называть. Там много всякой канители вначале было. И с закупками, и со снабжением. Но сейчас и с моделями понятно, и перепрошивкой и кодами производители направо-налево не торгуют, они, кстати, и так озолотились уже. Думаю и надеюсь, что на подходе уже комплексное решение этого вопроса. Кстати, наши ребята сейчас начали использовать новую систему с дронами-камикадзе, она и в поле, и в городе хороша. Представляешь, информация о местности, ее рельефе и особенностях, а также о противнике собирается с камер на шлемах ведущих разведку и бой бойцов. Кроме того, туда еще и камеры разведывательных дронов подключены.

— И что дает такое обилие кадров? — спросила Олеся.

— А вот тут самое интересное. После получения всего объема информации нейросеть создает упрощенную модель местности, на которой отмечаются позиции и огневые точки противника. А командир подразделения одним нажатием нужных клавиш на планшете пульта управления указывает нашим беспилотникам точку атаки. После этого дрон-камикадзе направляется к выбранной цели в автоматическом режиме. При этом, в зависимости от обстановки и вида цели, командир может выбрать один из двух типов беспилотников — по мощности зарядов, которые они способны нести. В общем, сама видишь…

— Так, не кажется ли вам, что мы немного засиделись? — прервала рассказ сына Мария Федоровна. — Леше завтра рано выезжать, идите, ребята, отдыхайте, я тут все сама уберу и посуду помою. Кстати, с Александром Николаевичем Елагиным все в порядке? Я ему на Новый год звонила, поздравляла, так хорошо поговорили. А на Крещение хотела тоже всего нажелать, так не ответил он и не перезвонил. Не было такого еще.

— Когда я уезжал, все в порядке было, он, кстати, тебе привет передавал. Ты бы, мам, того, не злоупотребляла бы общением с адмиралом. Дел у него по горло. Сама понимаешь.

— Понимаю, сынок. Увидишь — привет ему большой от меня, сил и Божьего благословения на все дела. От всех матерей, кто ждет своих сыновей домой. Живыми и невредимыми. Я знаю, какой человек Александр Николаевич, поэтому молюсь за него каждый день.

6.
Июль 2023 года, Москва,
госпиталь Министерства обороны Российской Федерации

Первое, что увидел адмирал Елагин, когда пришел в себя,

...