В 1942 году восемнадцатилетним юношей Виктор Астафьев ушел добровольцем на фронт. Служил на передовой, перенес несколько тяжелых ранений, был награжден орденом «Красной Звезды» и медалью «За отвагу», демобилизовался в 1945 году в звании «рядовой».
Война, увиденная глазами простого солдата — одного из сотен тысяч, в нечеловеческих условиях ежедневно сражающихся со смертью, — центральная тема в творчестве выдающегося русского писателя Виктора Астафьева. Роман «Прокляты и убиты» — итог многолетних размышлений и одно из самых драматичных, трагических и правдивых повествований о войне, как «преступлении против разума». Пронзительная откровенность писателя, его бескомпромиссное нежелание скрывать «неудобные» факты и приукрашивать суровую правду, предавая собственные воспоминания и память павших, завоевали произведениям Астафьева любовь миллионов читателей.
Война, увиденная глазами простого солдата — одного из сотен тысяч, в нечеловеческих условиях ежедневно сражающихся со смертью, — центральная тема в творчестве выдающегося русского писателя Виктора Астафьева. Роман «Прокляты и убиты» — итог многолетних размышлений и одно из самых драматичных, трагических и правдивых повествований о войне, как «преступлении против разума». Пронзительная откровенность писателя, его бескомпромиссное нежелание скрывать «неудобные» факты и приукрашивать суровую правду, предавая собственные воспоминания и память павших, завоевали произведениям Астафьева любовь миллионов читателей.
Кітаптың басқа нұсқалары3
Прокляты и убиты
·
10.3K
Прокляты и убиты
·
18+
703
Прокляты и убиты
·
8.5K
Дәйексөздер170
В бою начинает выявляться характер и облик каждого отдельного человека. Здесь, здесь, в огне, под пулями, где сам человек спасает себя от смерти, борется, хитрит, ловчится, чтобы остаться живым, уничтожая другого человека, так называемого врага, все и выступает наружу: «Война и тайга — самая верная проверка человеку»
Коля Рындин плачет ночами, громко втягивая казарменный тухлый воздух носищем, ежится от страха надвигающейся беды. Соседи по нарам, слыша тот плач угасающего богатыря, утыкались в шинели, грызли сукно. Васконян иной раз двигался ближе к Коле, нашаривал его в потемках рукой, гладил по шинели:
— Не свабейте духом, Никовай, не пвачьте, все гавно ского все довжно пегемениться.
— Не свабейте духом, Никовай, не пвачьте, все гавно ского все довжно пегемениться.
