Исполинские пейзажи — немые стражи безмолвной вечности
Рододендроны — алые зарницы, на горном склоне словно искры,
В них страсти жар, что в сердце длится, среди гранитной серой сырости.
Эдельвейсы — звёзды гор, в скалы исполинские ввинчены навечно,
И взгляд прохожих умиляют, в долинах снежных, словно лепка.
Игривый ветер, дух гор свободный, коснувшись лепестков, как бы скользя,
Разносит аромат, пленящий слух, над сонными долинами лугов.
Здесь время замирает в одночасье, стирая грани между явью, сном,
И каждый лепесток, даря сиянье, вещает тайны древние о том.
За гранью здешних видимых пределов, где скалы шепчут голосом старинным,
В сплетении снов, небес безбрежных дел, душа находит свой приют невинный.
В бутоне каждом искра надежды брезжит, восторгов светлый огонек летит,
Сквозь камень серый, вдаль он нежно реет, туда, где вечный зов звучит.
И шепчет камень о годах былых, о временах, когда гиганты строили,
Как горы из глубин морских росли, и бриллианты в недрах схоронили.
В кристальном льду застыла грусть тех дней, ушедших навсегда, как сновиденье,
Но сильный куст пробьется к вышине, любви являя всем знаменье.
Изящный танец лепестков в ветрах, как сказка греет сердце нам сквозь слезы,
Напоминая, что в наших земных делах, прекрасна жизнь, но чувствует угрозы.
Цветы — посланники небес святых, в суровом мире этих гор,
Даруют радость, рассеивают миг, и отгоняют этот злой укор.
Здесь каждый вздох — как откровение свыше, и каждый взгляд — внезапное прозренье,
В игре теней и света ты услышишь, приятное вечное озаренье.
Рододендроны — факелы любви горячей, эдельвейсы — звезд надежды в синей мгле,
В симфонии зари, судьбой удачной, мы отыскали все ответы на земле.
И шепчет камень древнюю печаль, о той любви, что некогда пылала,
О страсти, пробуждавшей водопад, чья мощь над миром эхом грохотала.
И горы внемлют в сумрачной ночи, тоску былого чувства ощущая.
Там рододендроны, как кровь, ярки, в безумном танце пламя разжигали,
И клятвы верности, как дым легки, влюбленные безумно повторяли.
Игривый лучик, солнца луч звенящий, коснувшись лепестков, как бы случайно,
Разбудит грусть, как эхо дальней, томной, и разольет восторг неизъяснимо, безответно.
Здесь миг — как откровение свыше, как светлый храм вдали снегов, здесь вздох — как песнь небесного привета,
В объятьях гор найдем мы тишь, покой, душа здесь обретет спасение от ответа.
Исполинские пейзажи — немые стражи безмолвной вечности, застывшие в каменном величии, хранят тайны ушедших эпох под равнодушным, но всевидящим оком небес. Колосс времен, канувший в Лету, оставил лишь призрачный отблеск былого величия в мимолетном сознании потомков.
Ветры, словно призрачные менестрели, разлетаются эхом по изломанным пикам, шепча саги о титанах, чьи имена развеяны прахом забвения. Могучие скалы, изваяния самой вечности, вздымаются ввысь, пронзая облака, словно окаменевшие гребни яростного океана, застывшие навеки в порыве безудержной стихии. В их израненных трещинах и зияющих расселинах робко пробиваются хрупкие побеги жизни, цепляясь за жалкие крохи земли, — безмолвное свидетельство неумолимой силы природы, что способна прорасти сквозь самые суровые объятия камня.
У подножия этих каменных исполинов раскинулась долина, погруженная в сумрак застывшего времени, где среди безмолвных стражей минувших дней дремлют руины древних городов, погребенные под саваном пепла и забвения. Лишь изъеденные ветрами, словно временем источенные зубы, арки и полуразрушенные башни пронзают свинцовое небо, как призрачные воспоминания о былом величии и тщете человеческих амбиций.
Солнце, словно застенчивый художник, нежно касается лучами шершавых скал, раскрашивая их в багрянец утренней зари и золото вечерней грусти. В этот мимолетный миг забвение отступает, являя взору неземную картину — симфонию света и тени, величия и упадка. Кажется, сами небеса склоняются над этой землей, исполненной трагической красоты и невыразимой скорби.
Но даже в этом безмолвном царстве камня и отчаяния неустанно бьется пульс жизни. Дикие цветы, словно яркие искры надежды, распускаются на каменистых склонах, птицы вьют гнезда в трещинах скал, а серебристые ручейки прокладывают себе дорогу сквозь гранитные ущелья, неудержимо стремясь к неведомому морю. В этой неукротимой жажде жизни таится обещание возрождения, надежда на то, что даже из пепла и праха забвения может родиться новая красота, новое начало.
Исполинские пейзажи, вечные стражи безмолвной вечности, продолжают свой неусыпный караул, храня тайны ушедших эпох и безмолвно наблюдая за неумолимым течением времени, — немые свидетели бренности всего сущего и вечной, неиссякаемой красоты природы.
И странница, затерянный в этом безлюдном крае, ощущает себя жалкой песчинкой в горсти вечности, смиренным свидетелем грандиозной драмы, чей пролог разыгрался задолго до его появления на подмостках бытия. Она жадно всматривается в изломанные гримасы скал, вчитывается в глубокие морщины ущелий, словно пытаясь выкрасть у безмолвного камня давно умолкнувшие истории, что дремлют в этом каменном архиве. Сердце её наполняется священным трепетом перед первозданным величием природы и тихой горечью осознания хрупкости собственной плоти.
Она бредет по тропе, исхоженной ветрами и иссеченной дождями, мимо руин, поросших мхом и лишайником времени, словно глядя в тусклое зеркало минувшего. Здесь, под сенью безмолвных каменных исполинов, она обретает желанную свободу от мирской суеты, отрешается от мелочных забот, словно шелухи, облетающей с души. Мысли её очищаются, словно горный родник, а душа наполняется тихим покоем и просветленным смирением. Она чувствует себя неразрывной частью чего-то неизмеримо большего, навеки связанная с этой древней землей, с этим молчаливым камнем, с этой неумолимой вечностью.
Солнце медленно клонится к западу, щедро разливая по небесному полотну багряные и огненные оттенки прощального поцелуя. Тени становятся все длиннее и гуще, словно крадутся из-за гор, окутывая долину таинственным сумраком грядущей ночи. Странница останавливается у подножия одной из скал, прислоняется к ее шершавой, словно кора старого дуба, поверхности и закрывает глаза. Она слушает тишину — безмолвную симфонию камня и ветра, древнюю песнь земли, — и чувствует, как тело её наполняется теплом и странной, первобытной энергией.
Она знает, что завтра ей предстоит вернуться в мир людей, в клокочущую суету шумных городов. Но частица её души навсегда останется здесь, среди этих исполинских пейзажей, среди безмолвных стражей вечности, что зорко охраняют покой этих мест. Она будет помнить этот день, как глоток кристально чистого воздуха, как мимолетное прикосновение вечности, оставившее неизгладимый след в сердце. И в моменты отчаяния и щемящей грусти она будет мысленно возвращаться сюда, в это убежище тишины, чтобы обрести покой и черпать вдохновение в величии природы.
Исполинские пейзажи, немые стражи вечности, терпеливо дождутся её возвращения, подобно тому, как земля истосковалась по первым лучам солнца после долгой, леденящей зимы, как мир изнывает по пробуждению жизни после беспробудного сна. Они, словно верные исполины, будут бережно хранить её тайны, лелеять её душу, пока она вновь не придет к ним, чтобы раствориться в их каменном величии и обрести долгожданный покой, навеки слившись с этой древней землей.
