Мошки в янтаре
Отметина Лангора. Стена, которой нет. Пробуждение
Рони Ротэр

© Рони Ротэр, 2016

© Вероника Евгеньевна Ротор, иллюстрации, 2016

ISBN 978-5-4483-4126-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть I
Отметина Лангора

Глава 1

Будильник в сотовом телефоне тихонечко запиликал, и чтобы его выключить, пришлось встать и подойти к столу, что немного развеяло сон. Окончательно осознать, что время отдыха истекло, помогла холодная вода из-под крана.

Вера поставила чайник и пошла краситься. Из зеркала трюмо ей подмигнула тридцатилетняя женщина с круглым лицом, вздернутым носом, и пухлыми губами, которые просто обожали посмеяться, обнажая ровные зубы.

– Да, мадам, – укоризненно покачала головой Вера, критически глядя на свое отражение, – если ты будешь продолжать жрать по ночам, сброшенные десять килограмм вернуться всеми двадцатью!

Работала Вера в учреждении, по нынешним временам не престижном и не денежном. Но работа нравилась, коллектив был замечательный, и зарплаты вполне хватало, если не транжирить. Расставшись с мужем, Вера твердо решила больше не связывать себя узами брака. Она нравилась мужчинам, легко увлекалась сама и редко была одинока, чем и была вполне довольна. Вот только с детьми как-то не задалось.

Шесть остановок на маршрутном такси, немного пешком, и привычный ритм работы захватил и закрутил в круговороте важных и не очень, событий. В середине дня пискнул, принимая электронную почту, компьютер – Евгений Викторович, а для сотрудников просто Женька, прислал фотографии. Уже целую неделю он, будучи в отпуске, жарился на солнышке в Испании, не в пример некоторым несчастным, промерзающим на уральских просторах. Всем отделом в шесть человек столпились у монитора, обсуждая и комментируя.

– О, гляди, море! Счастливчик!

– Смотри, смотри, сувениры выбирает!

Верино внимание привлекла фотография, сделанная в небольшом кафе, находящемся прямо на улице. На заднем плане, вполоборота к столику, за которым с блаженной улыбкой на лице сидел Женька, стояла смуглокожая девушка в легком топике и короткой юбочке, с бумажным стаканом в руках. Но не цвет кожи, и не затейливая татуировка, покрывающая плечи и руки до локтя, привлекли внимание Веры. У случайно попавшей в кадр испанки (а может, туристки), глядевшей прямо в объектив хмурым взглядом удивительно светлых, голубых глаз, были сиреневые волосы.

– Мама негритянка, папа скандинав? – усмехнулась Вера

– Или наоборот, – Марина тоже заметила нелепое сочетание цвета. – Может, это парик, а не краска? В любом случае, не стоило себя так уродовать. Дикий колор.

– Эх, Верка! – чмокнул губами Вовик-программист. – Вот где отдыхать надо! А ты – в тайгу!

– Так я ж не на отдых, – возвела глаза к потолку Вера. – Командировка! Хотя, если разобраться, отдохнуть везде можно. Было бы желание.

– Ну и какой отдых в тайге? – скривилась Марина.

– Прекрасный! Рыбалка, ягоды, грибы, охота, – начала перечислять Вера.

– Ага. А еще комары размером с медведя, – засмеялся Вовик. – Когда летишь-то?

– Самолет послезавтра в четыре утра, – вздохнула Вера. – Не высплюсь опять.

– В полете отоспишься, лететь не один час. Ша, начальник идет! – Марина поспешно закрыла окно Интернета. – Работаем!

***

– Боитесь летать? – сидящая рядом женщина улыбнулась Вере.

– Не знаю еще, первый раз, – ответила Вера. – Я все больше поездами.

– А я много летаю, – кивнула попутчица. – Работа такая. И знаете, поняла, что самое лучшее времяпрепровождение в полете – сон. Спите! И время незаметно пролетит. Простите за тавтологию, – она засмеялась.

Вера улыбнулась в ответ. Прикрыла глаза, следуя совету, и тут же заснула. Разбудили её резкие толчки и истошные крики пассажиров. Дрожащий женский голос из динамиков уговаривал всех успокоиться. Вдруг кресло завалилось вбок, на Веру посыпались чьи-то вещи, замигали лампы в салоне, из боксов вывалились кислородные маски. Внезапное ощущение непоправимых, страшных событий сменилось резкой болью и бессознательной темнотой.

***

Первым осознанным чувством была нестерпимая боль. Болело всё. Потом вернулось осмысление беды, переросшее в липкий, холодящий внутренности страх.

– Только не это, это не со мной, этого не должно быть!!!

Вера попыталась открыть глаза, но не смогла – что-то мешало. Попробовав пошевелить руками и повернуть голову, она поняла, что тело её не слушается. И заплакала. Больше всего она боялась именно такой беспомощности. Боялась стать инвалидом, прикованным к постели, обузой для родных людей. Боялась увидеть в глазах близких досаду на её бесполезность, и постоянное ожидание. Ожидание конца.

«Господи, помоги!» – лучше умереть сейчас, чем после долгих лет изматывающего тело и душу существования.

Одно за другим сквозь сознание проплывали странные образы – лица незнакомых людей, древние города с деревянными постройками, высокими валами и глубокими рвами вокруг бревенчатых стен, неведомые горы, возносящиеся вершинами в облака.

Привиделось счастливое лицо зеленоглазой женщины с огненными волосами, а рядом с ней – улыбающийся светловолосый мужчина. Они что-то ласково говорят и манят Веру, словно ребенка, она идет к ним, и они оказываются удивительно высокими по сравнению с ней.

Другое лицо – лицо старика, морщинистое и злое, с зелеными, как свежая листва, глазами. Он кричит, и от этого страшно. В огромной зале под руками старика – большие каменные кошки, они кажутся живыми и пугают своей неподвижностью. Рыжеволосая женщина плачет, прижимается мокрой щекой к щеке Веры, а её руки, неожиданно сильные, больно стискивают плечи, не дают вздохнуть. Это неприятно и тоже страшно. Два рыжих воина разжимают руки женщины, освобождают Веру из объятий, и уводят.

Другой светловолосый мужчина со скорбным лицом, осторожно пробираясь меж заснеженных гранитных глыб, бережно несёт её, завернутую в плащ. За спиной мужчины – большие каменные ниши и выступы, на них стоят люди с короткими копьями в руках, и смотрят вслед.

Светлая лицом и волосами женщина, подходя к стремени коня, принимает из рук наездника Веру. Большеглазый беловолосый мальчик выглядывает из-за юбки матери. Женщина что-то говорит, печально и ласково, мальчик слушает, улыбается, берет Веру за руку и ведет к большому деревянному дому.

Внезапным грохотом железа, ржанием лошадей и яростными криками людей врывается в сознание видение дикой битвы. И тонкий, с алыми разводами на лезвии меч, стремительно приближающийся к Вериному лицу. Солнце, отразившееся на клинке, обжигает глаза, и наступает мрак.

***

Разбудило Веру осторожное прохладное прикосновение. Кто-то нежно и бережно касался лица мокрой тканью.

«Как хорошо, – подумала Вера, не открывая глаз. Мысли ползли медленно и осторожно, – Что-то… случилось. Самолет. Да. Это… больница? Наверное».

Шевелиться не хотелось, и, не поднимая век, она принялась вспоминать ощущения, посещавшие её в краткие моменты сознания. Помнилась дикая, нестерпимая боль, охватывающая голову, словно огненным обручем, непонятные разговоры на чужом языке, и странные запахи. Боль, сосредоточенная в правой половине головы, осталась, но была уже не такой изматывающей и казалась привычным чувством, подтверждающим состояние жизни. Беспокоил странный запах – овечьего загона, кожи, костра и ещё чего-то: то ли травы, то ли цветов.

– Здорово, если меня в одну палату с бомжами или цыганами засунули! – уже эмоциональнее подумала Вера. Послышался шорох, шаги, и сидящий радом человек ушёл. Вера решилась открыть глаза.

Первое, что она увидела, был бревенчатый потолок, на котором ярким пятном отсвечивало рассветное солнце. Сбоку на стене висел лук. Коричневый, красиво изогнутый. Рядом с этим чудом в неприхотливом порядке, но аккуратно располагались на стене колчан со стрелами, длинный меч и ножны с четырьмя метательными ножами, хищно выглядывающими из-под ремней. Сталь лезвий отражала солнечные лучи, проникающие в открытое окно на противоположной стене.

Шерстью пахло от плотного одеяла, которым Вера была укрыта до подмышек, запах цветов источали сухие пучки травы, развешанные над дверью и окном. Из окна в комнату проникали звуки, не свойственные больничной, да и вообще городской обстановке – щебет птиц, ржание лошади, мычание коров, лай собак. И голоса. Говорили мужчины, временами в их разговор вплетался голос женщины, но слов было не разобрать.

– Бред какой-то. Я что, с ума схожу? – ещё не вполне осознавая увиденное, Вера осторожно попыталась приподняться на постели. Голову пронзило резкой болью, и она со стоном опустилась на подушку. Полежав, пока боль не уймется, осторожно повернулась на бок, сбросила одеяло, и опустила ноги на деревянный пол.

Тело после долгой неподвижности подчинялось вяло и неохотно, как чужое. Каждое усилие отзывалось тупой болью в правой половине головы. Опустив взгляд, Вера обнаружила на сильно похудевшем теле бледные синяки. Осознав, что она совершенно голая, Вера принялась оглядывать комнату в поисках какой-нибудь накидки. У окна, в которое восходящее солнце щедро лило свои розовые лучи, стояли стол, сундук и скамья. На сундуке аккуратной стопкой была сложена одежда. В состоянии, близком к обмороку, превозмогая сильнейшую слабость и придерживаясь рукой за стену, Вера добралась до сундука и протянула руку за верхней вещью в стопке. Ею оказалась белая рубашка.

– Не мала ли? – с сомнением подумала Вера, носившая пятьдесят второй размер одежды. Но рубаха на удивление свободно окутала тело до колен. Ноги дрожали, и Вера опустилась на скамью. Её взгляд остановился на металлическом подносе, который, как зеркало, отражал стоявшие на нем кувшин и кубок. Вера неуклюжим рывком подтянула поднос к себе, кувшин опрокинулся, и по столу потекла вода. Держа поднос обеими руками, Вера заглянула в него.

Из овала не неё смотрела девушка лет двадцати. По плечам свободно разметались длинные, спутанные, давно не мытые волосы цвета осенних кленовых листьев. Густые брови недоуменно приподнялись, а яркие зелёные глаза под ними смотрели с ужасом и непониманием. Потрескавшиеся сухие губы кривились, открывая белые ровные зубы с чуть удлиненными верхними клыками. Правая сторона исхудавшего, с ввалившимися щеками, лица была отмечена большим, уже затянувшимся порезом, шедшим от виска к нижней скуле. Рука Веры непроизвольно метнулась к лицу, и отражение тем же самым движением протянуло руку и дотронулось до своей щеки.

– А-а-а!!! – крик вылетел в открытое окно и взметнул с крыши перепуганных птиц. Вера отбросила поднос от себя. Вцепившись в край стола, она резко поднялась и сделала несколько неверных шагов к двери. Но вдруг комната поплыла в глазах, завертелась каруселью. Послышался торопливый топот, дверь распахнулась, и в комнату вбежали двое мужчин. Следом за ними через порог переступила женщина. Один из вошедших, молодой, высокий и светловолосый, опередив остальных, бросился навстречу Вере, воскликнув:

– Вайра!

Вера больше ничего не успела разглядеть. Всё скрылось во вновь наплывшем на сознание тумане, и она упала на руки подоспевшего мужчины.

***

Ирве подхватил сестру на руки, подбежал к ложу и осторожно опустил её на подушки. Ори, отстранив сына, присел на краешек кровати и приложил ладонь к щеке Веры. С его губ слетели тихие слова:

– Дочка, умница моя.

В комнату заглядывали люди. Ори посмотрел на обеспокоенные лица домочадцев, и громко произнес:

– Слава Валкуну, Вайра очнулась. Нейна отпустила её в мир живых!

Радостный гомон, улыбки и смех стали ему ответом. Ори взглянул на жену.

– Надо немедленно сказать Баэлиру.

– Я сообщу! – вскочил Ирве, не дожидаясь, пока мать ответит, и, отстранив скопившихся у двери родственников, торопливо вышел.

Айна опустилась на кровать возле мужа, и взяла Веру за руку, вглядываясь в её лицо. По щекам женщины скатилась пара слезинок.

– Слава богам, – шептала она, сжимая ладонь Веры в своих ладонях. – Слава Валкуну, и Уннии, и Нейне.

– Ну, хватит, – голос Ори был тверд. Он отстранил жену и поднялся сам. – Хватит причитать. Не на погост же провожаем, жива, милостью Валкуна. Иди-ка лучше приготовь подношение Баэлиру. Да не скупись, чтоб мне перед жрецом не краснеть. Встречу я его сам. Потом придешь сюда, с ней побудешь. А вы, – Ори сурово глянул на толпившихся в комнате домочадцев, – чего рты поразевали? Нечего тут, все вон.

Люди поспешно покинули комнату больной. Лишь Айна задержалась, чтобы еще раз взглянуть на дочь. Но потом, послушная взгляду мужа, и она скрылась за дверью.

Ори остался один возле дочери. Он вгляделся в её осунувшееся лицо, осторожно провел рукой по рыжим прядям, убирая их со лба. Рука на мгновение задержалась над шрамом. В его серых глазах мелькнули жалость и беспокойство. Оно мгновенно сменилось невозмутимым спокойствием, едва Ори увидел, что девушка вздохнула, шевельнулась и подняла веки.

– Доброе утро, – скупо улыбнулся и кивнул Ори. И растерялся, увидев на её лице недоумение и страх. И ни намека на узнавание.

– Вайра? – он протянул к ней руку.

Вера отпрянула. Накатила паника, и она с трудом сдержалась, чтобы не оттолкнуть сидящего подле неё мужчину. Она его не понимала и не знала! Но видела раньше. Видела в бредовых видениях, посещавших её. Это он нес её на руках по горам, укрывая плащом.

– Вайра, ты что? Это же я, – Ори оторопело смотрел на дочь.

Вера отодвинулась еще дальше, и подтянула одеяло до подбородка.

– Пожалуйста, не трогайте меня! – голос дрожал. – Вы кто?

Брови мужчины взлетели вверх в ответ на слова чужого, непонятного языка. Ори потрясенно смотрел на девушку. Она – недоверчиво и испуганно – на него.

В этот миг в комнату заглянула маленькая девочка.

– Дядя Ори! Ирве и Баэлир пришли.

– Хорошо, иду, – помедлив, ответил Ори. – А ты беги-ка, приведи сюда тётю Айну.

Девочка кивнула светлой головкой, и скрылась. Ори поднялся, и, не сводя глаз с девушки, отошел к двери.

– Подождите! – окликнула Вера, видя, что мужчина собирается уйти. – Да постойте же! Вы говорите по-русски? Ду ю спик рашн? Чёрт! Дую спик инглиш? Парле ву франсе? Не уходите!

Девушка на кровати выкрикивала непонятные слова, а сердце Ори холодело от дурных предчувствий. Резко толкнув дверь, он стремительно вышел из комнаты дочери, и лицом к лицу столкнулся с женой.

– Баэлир уже здесь! – быстро зашептала она. – Они с Ирве в большой комнате. Ждут тебя.

– Иду уже, – хмуро ответил Ори.

– А как она? – Айна приоткрыла дверь, готовясь войти, и вопросительно взглянула на мужа. – На тебе лица нет. Что такое?

– Она-то? – Ори приостановился. Потом плотно прикрыл дверь, и, склонившись к жене, тихо сказал, – Айна, я прошу, что бы ты ни увидела и не услышала, молчи. Чтобы ни слова при жреце. Я всё улажу.

– Что уладишь? Что с Вайрой? – Айна побледнела.

– Не знаю. Что-то неладно. Иди, побудь с ней. Помни, что я сказал.

Айна постояла, глядя вслед мужу, и обдумывая его слова, а потом нерешительно приоткрыла дверь и заглянула в комнату.

Оставшись одна, Вера снова осмотрела комнату, в которой оказалась. Привстала на постели и дотронулась рукой до ножен на стене. Они тихо закачались на ремне.

– Точно. Шизофрения. А это палата в дурдоме. И меня глючит. Интересно, тот дядька кто – доктор или пациент?

Она спустила ноги с постели, осторожно потрогала пальцами пол. Коснулась болевшей головы. Вспомнив, зажмурилась, ухватила прядь длинных волос, поднесла к лицу, и, выдохнув, открыла глаза. Волосы были рыжие, яркие, как огонь. Вера сжала кулак, дернула и охнула.

– Ах, зараза, настоящие!

Она поднялась, проплелась по голым доскам, нагнулась, опираясь рукой о стол, и подняла поднос. Снова устроившись на кровати и крепко обхватив поднос обеими ладонями, она осторожно заглянула в полированный овал.

– О господи, – сорвалось с её губ после нескольких минут созерцания.

– Вайра?

Вера подняла глаза и увидела светловолосую статную женщину, стоящую в дверях и с беспокойством наблюдающую за ней.

– Здравствуйте, – сказала Вера, отложив импровизированное зеркало.

Женщина охнула, прикрыв ладонью рот. Но не ушла. Напротив, вошла в комнату и плотно притворила за собой дверь. Потом приблизилась и опустилась на кровать возле Веры.

– Дочка, это же я. Ты меня узнаешь? – Айна протянула руку, касаясь головы девушки. Вера отстранилась, так как прикосновение к болевшей голове было неприятно. Стараясь держать себя в руках, она спросила.

– Я где? Это больница? Ну, понимаете? Э… хоспитэл?

На лице Айны отразился ужас.

– Милостивый Валкун, – выдохнула она. – Только этой напасти не хватало.

В этот миг дверь широко распахнулась, и в комнату вошел Ори. Айна, увидев мужа, поспешно встала и отошла от кровати. Вслед за Ори в комнату вступил широкоплечий, сутулый, не старый еще мужчина. Вера подтянула ноги на кровать, набросила на себя одеяло, с опасением глядя на приближающегося человека, и подумала, что для сумасшедшего дома здесь слишком уж свободные порядки.

Щелкнули друг о друга вплетенные в концы длинных седеющих волос амулеты – деревянные фигурки, качнулась высушенная звериная лапа с длинными когтями, привязанная к поясу жреца, и Баэлир наклонился к Вере. Подергивая губами, он пристально смотрел на неё серыми глазами – круглыми и выпуклыми, с частой сеткой капилляров.

– Небывалое чудо посетило дом твой, танед. Возблагодари Валкуна и Нейны милость скромным даром.

Голос у него был очень низкий и сиплый.

– На подношение я не поскуплюсь, Баэлир. На что укажешь, то тебе и отдам.

– Мне не надо ничего. Сам выбери. Богам жертвуй.

Жрец протянул худую жилистую руку, и, цепко ухватив Веру за подбородок, повернул её голову влево, потом вправо.

– Да что вас всё к голове-то моей тянет! – Вера выдернула подбородок из неправдоподобно горячих пальцев визитера, оттолкнула от себя его руку. – Что здесь вообще происходит, а?

Глаза жреца выкатились еще больше, он отпрянул, резко выпрямился, и повернулся к Ори.

– Что за наваждение! Во имя Верхних богов! Не нашу речь слышу я. Не голосом ли Неназываемого говорит дочь твоя с нами, Ори?!

Айна, почувствовав внезапную слабость, прислонилась к стене. Ори смотрел на жреца, не зная, что сказать, и лихорадочно ища ответ.

– Это нимхийский язык.

Айна удивилась словам мужа, но не произнесла ни слова. Удивился и Баэлир. Недоверчиво и пристально глядя на Ори, он переспросил.

– Нимхийский?

– Да, – твердо ответил Ори. – На нем говорила её настоящая мать. И её соплеменники. Возможно, Вайра потеряла память. Эта рана… чудо, что она вообще жива. Но я не сомневаюсь, Баэлир, что со временем всё образуется.

– Чудо, да, – пожевал губами жрец, косясь на Веру. – Кто же сотворил его только? Не хуже меня ты, танед, знаешь, что не выживают после ран таких. Как же её отпустила Нейна из Нижней обители, из Холодного дома?

– Ты сам говорил, что воля Валкуна выше власти Нейны.

– Но не выше Неназываемого воли. А похищен если Тёмным Повелителем разум приемыша твоего?

Жрец испытующе взглянул на Ори. Айна охнула, Ори нахмурился.

– Это не так! Вайра поправится, всё вспомнит и станет прежней.

Баэлир покряхтел, посопел, вздохнул, раздумывая.

– Не поддавайся искушению, Ори. Хитрость Неназываемого велика, и изощренны обмана способы, с пути прямого сбивающие. Не подвергнуть ли испытанию её? Тогда наверняка знать будем.

– Нет, – вскинулся Ори. – Я не позволю! Вайра перенесла такое… Немудрено, что она ничего не помнит! Я же сказал – она поправится.

– Так быть, – неохотно уступая, качнул головой жрец. – Но я смотреть за ней буду, танед. А там уж моя воля.

Он бросил последний тяжелый взгляд на Веру, и вышел. Ори, нахмурившись, смотрел жрецу вслед. Как только шаги Баэлира затихли, он громко вздохнул и оглянулся на Веру, притихшую на кровати.

– Вайра, Вайра, что ж ты с нами делаешь.

Айна всхлипнула и выбежала из комнаты. Ори остался. Вера всмотрелась в серые глаза мужчины напротив. И увидела в них горечь и тревогу. Она не поняла ни слова из разговора, состоявшегося между ним и тем, другим. Она поняла другое – её жизнь изменилась. Насколько сильно, еще предстояло выяснить.

***

Ирве стоял, задумчиво глядя на спокойно журчащую воду Снети. В прозрачных речных струях, закручивающихся в маленькие водовороты, кружились падающие с береговых ив листья. Неслышно подошедший Ори положил руку на плечо сына.

– Отец, – оглянулся Ирве. – Как она?

Ори не нашелся, что сказать, и лишь молча покачал головой.

– Ох, – выдохнул Ирве. – Не знаю. Не понимаю. Вообще ничего. Уже два дня, как Вайра очнулась, а мне кажется, что её с нами нет.

– Да, – брови Ори сошлись на переносице, – дорого же то столкновение обошлось нашему тану. Четверо. И Вайра…. Всё же для девушки это слишком большое потрясение – видеть, как изуродовано шрамами лицо. Не всякий мужчина быстро смирится с этим.

Ирве протестующе тряхнул головой.

– Дело не в шраме, отец. Вайра сильная. Очень сильная. – Он отвернулся, и снова стал смотреть на воду глазами, полными смятения. – Дело в ней самой. Она никого не узнаёт, все время молчит. Молчит или плачет, или говорит на чужом языке. Я не понимаю, что с ней! Такое ощущение, что в её тело вселился кто-то чужой.

В последних, совсем тихих, словах молодого довгара промелькнул едва уловимый страх. Ори вздохнул. Они были так похожи – отец и сын. Оба высокие, сильные, с открытыми волевыми лицами – как все люди народа довгаров. Седина была почти не видна в светлых волосах Ори, серые глаза смотрели на сына задумчиво. Ирве во всем походил на своего отца, та же стать воина, те же светлые волосы, спокойные серые глаза. Ему шел двадцать третий год, и молодая кровь ещё не успокоилась, разбавленная мудростью и опытом прожитых лет.

– Подождем, Ирве. Прошло еще только два дня. Нужно время. Со временем всё образуется.

Ирве резко обернулся, сжав кулаки и прищурившись.

– Отец, как ты можешь?! Ведь Вайра тебе как дочь! Неужели ты будешь просто ждать? Вот так просто смотреть и ждать?

– Ирве, не горячись, – успокаивающе поднял ладонь Ори. – Ты знаешь, как я отношусь к ней. Она не дочь мне по крови, но я люблю Вайру. Её отец был моим лучшим другом, и даже если бы он не просил позаботиться о ней, всё равно я не оставил бы девочку одну. Вайра – лучшая дочь, какую можно пожелать. И я сделаю для неё все, что смогу. Надо только знать, что именно. А пока нам остается лишь ждать.

***

Шла вторая неделя после того, как Вера проснулась. Проснулась в чужом мире. Невероятно, но сознание её действительно каким-то непостижимым образом перенеслось в другую точку мироздания, в другое пространство, время и в чужое тело, принадлежавшее другому человеку.

Поначалу большую часть времени Вера проводила в своей комнате, лежа на кровати, или сидела у окна, глядя во двор. Первые три дня она вставала по утрам и одевалась с помощью Айны, а по дому передвигалась, поддерживаемая Ирве. Потом дала понять, что в состоянии делать это сама. Силы возвращались, и на пятый день Ирве вывел её на крыльцо. На шестой день Вера вместе с ним обошла двор, после чего несказанно устала. Через неделю истопили баню, и Веру, уложив на деревянный полок, размякшую и распаренную, долго терли, мыли и ополаскивали травяными настоями Айна и еще одна женщина. После чего её, завернутую в чистое покрывало и вконец обессиленную, принес в дом Ори. Тело понемногу восстанавливалось после долгого периода неподвижности. Через десять дней после пробуждения Вера уже могла самостоятельно дойти до уборной на дворе, и успокоить свою совесть тем, что Айне больше не придется выносить за ней ведро.

Попытки говорить с людьми, среди которых она оказалась, не принесли результата – они не понимали её, как и она их. Её не оставляли одну надолго, возможно, опасаясь за здоровье, а может быть, и по другим причинам. Чаще и дольше других с ней оставалась девочка лет восьми – говорливая, любопытная и заботливая. Вера уже знала, что её зовут Савра. И еще тот самый молодой мужчина, который успел подхватить её на руки в первый день. Савра называла его Ирве. Он появлялся по утрам, когда Вера уже просыпалась. Серые глаза смотрели с участием, но за улыбкой пряталась сквозившая в них растерянность. Вера гадала, кто они друг другу, но пока так и не нашла ответа.

Она понемногу привыкала к своему новому облику, хотя всё ещё с некоторым трепетом смотрела в зеркало. Небольшое, в металлической оправе, оно нашлось в сундуке, среди рубах и платьев. Там же отыскалась деревянная шкатулка с гребнями, заколками для волос, бусами, браслетами, пряжками и прочими женскими безделушками. Подолгу сидя по утрам у зеркала, и рассматривая своё отражение, Вера проникалась белой завистью к прежней хозяйке тела. Идеальный овал лица, прямой нос, зеленые глаза с длинными прямыми ресницами, густые яркие медно-рыжие волосы. Даже пересекавший лицо свежий шрам не смог нарушить гармонию облика. Внешность девушки разительно отличалась от всех прочих обитателей дома – светловолосых и крепко сложенных.

Вдоволь насмотревшись на себя, Вера заплела волосы, выпустила прядь рыжих волос, чтобы прикрыть багровый рубец на щеке, надела светло-зелёное платье, перетянутое в талии широким поясом, мягкие кожаные туфли, и вместе со щебетуньей Саврой вышла в общую залу.

Там, накрывая на стол, уже суетилась Айна и еще две женщины, такие же светловолосые и высокие. Увидев Веру, они улыбнулись ей. Савра выдернула ладошку из руки Веры, подбежала к одной из женщин и потерлась щекой о её локоть. Женщина засмеялась, и, легко хлопнув девочку пониже спины, отправила её на улицу. Стоя посреди зала и не зная, чем помочь хозяйкам, Вера чувствовала себя до крайности неловко.

– Вайра, иди, возьми это, – поняв смущение девушки, окликнула её Айна. Вера, услышав имя, которым её здесь называли, встрепенулась, подошла и приняла из рук женщины блюдо с хлебом. Айна ободряюще улыбнулась и указала на стол.

Зашедший со двора Ори увидел, как дочь помогает Айне, и одобрительно качнул головой.

– Смотри, не нагружай её больно-то. Слаба еще.

– Знаю, знаю. Ишь, заботливый какой, – Айна подошла к мужу, и негромко спросила, поглядывая на Веру. – Ирве снова на дальние луга отправишь?

– А что?

– Там и без него справятся, уж, почитай скосили всё. А Вайре-то что ж всё одной быть? Савра ведь мала еще. Пусть Ирве с Вайрой будет, глядишь, она и вспомнит что. А ему и в доме работы хватит.

Ори сел на скамью, потер щетинистый подбородок, в раздумье поглядел на Веру.

– Ну, пускай. Скажу ему. Только чтоб за ворота тана пока – ни ногой!

– Вот и хорошо, – согласилась Айна.

Вскоре за столом собрались вся семья, одиннадцать человек. Вера разглядывала их с интересом, размышляя, кто они друг другу. Одна из женщин была очень похожа на Айну, и Вера решила, что они сёстры. Напротив Веры молча сидела Нерса – молодая женщина с грустными глазами. Рядом с ней на краю скамьи вертелся непоседливый малыш лет четырех, шустро орудуя деревянной ложкой. Сидевший во главе стола Ори ел молча, временами поглядывая на домочадцев. По правую руку от него сидел Ирве, возле него мальчик-подросток, потом Вера. Айна сидела слева от мужа и следила за тем, чтобы никто не остался без куска хлеба или кружки молока. Обок Айны, уперев локти в стол и ни на кого ни глядя, уплетал завтрак крепкий бородатый мужик, а рядом с ним – плотный мальчишка лет двенадцати. Савра втихомолку подталкивала его под локоть, но мальчик отмахивался от неё, словно от надоедливой мушки, только недовольно помыкивая. Кончилось тем, что сидевшая рядом с девочкой мать выговорила ей.

– Савра, отстань от Форка! Дай брату спокойно поесть.

– Да он все равно, когда ест, ничего не слышит и не видит, кроме миски, – хихикнула девочка. – Объедало!

– Форку день косой махать, – пробасил бородач, не отрывая взгляда от чашки, – а тебе только языком молоть. Что тяжелее?

– Я еще уток пасу, и гусей, – надулась Савра.

– Они сами пасутся, – фыркнул Форк. – Гусятница.

Савра несильно толкнула брата в плечо, и получила в ответ пинок по ноге под столом.

– Хватит, – пригрозил им отец. – Айса, налей-ка мне еще молока.

Мать Савры наполнила кружку, бородач выпил, вытер усы ладонью и поднялся.

– Благодарение Сулии за пропитание, – пробормотал он, потом повернулся к Ори. – Я на дворе жду.

Ори кивнул и встал. Вслед за мужчинами из-за стола повскакали и мальчики, а Ирве, копируя манеру отца, чинно поднялся, спокойно допив молоко.

– Благодарение Сулии, – произнес Ори. Потом взглянул на мальчиков. – Форк, Гвир, помогите Эрмону. Да скажите, чтоб веревки новые взял. Айна, собери нам поесть.

– Готово уж всё, – ответила Айна, указывая на две корзины в руках у Нерсы, которые та несла к выходу. Потом спросила. – Как с Ирве-то?

– Помню, – дернул бровями Ори, и окликнул сына. – Ирве!

– Да, отец, – оглянулся тот от порога.

– Ты останешься дома.

Ирве удивился.

– Почему?

– Побудь с сестрой. Тан ей покажи, поговори, авось вспомнит что. У матери и тёток работы полон дом, а Савра мала еще. Да и здесь тебе дел хватит: амбар давно починить надо, скоро зерно ссыпать. Холодники опять же подновить, старый уж обваливался по весне. Навесы проверь, у правого, кажись, столб подгнивший.

– А как же…, – Ирве оглянулся на двор, где Эрмон и мальчишки уже сложили на телегу косы.

– Ничего, справимся пока. Пойдешь с нами стога метать. Сейчас ты тут нужнее. Вайра пусть тебе помогает по мере сил.

– Как скажешь, отец.

Вера вместе с Саврой вышла на крыльцо смотреть, как Ирве открывает ворота. Эрмон тряхнул вожжами, чмокнул, и бодрая круглобокая лошадка потянула телегу. Форк и Гвир сидели сзади, болтая ногами. Савра скорчила рожицу брату, а тот погрозил ей кулаком. Телега выехала со двора, и Вера вернулась в дом. Айна и её сестра уже закончили убирать со стола, и пошли в хлев. Вера поискала глазами Савру, которая только что была рядом, но та уже улепетнула куда-то. В горнице остались только мальчонка и большой черный кот. Вера улыбнулась, глядя, как малыш, развалившись на полу возле кота, дергает того за задние лапы. Сытый кот терпеливо сносил эту экзекуцию, широко раскинувшись и прикрыв глаза. Малыш посмотрел на Веру, дернул кота за левую лапу и изрек:

– Мява!

Вера присела на скамью.

– Мява! – мальчик потянул кота за другую ногу.

– Мява? – Вера улыбнулась. – Значит, мява – это кошка?

Мальчик ухватил животину за хвост, и дернул. Кот заорал, извернулся, чиркнул агрессора когтями по руке и удрал.

– Ма…!!! – заревел мальчик.

Вера протянула руку, поглаживая мальчика по светлой головке. На крик в горницу заглянула Нерса.

– Эриг, чего кричишь?

– Мя-а-ва-а!!

– Ах он, зверища, Валкун его порази. Ну-ка, давай на двор. Кто у нас охотник? Кто у нас воин отважный? Эриг. Охотники не плачут.

Нерса увела сына, и Вера осталась совсем одна. Чувствуя себя абсолютно бесполезной и чужой здесь, она поднялась, и, вытирая проступающие слезы, пошла в свою комнату. Вдруг кто-то тронул её за локоть. Вера оглянулась и увидела Ирве.

– Снова плачешь, – грустно покачал он головой. – Я больше не позволю. Идем, тан посмотришь.

Он взял её за руку и вывел за собой. Дом Ори стоял на пригорке, и с крыльца можно было видеть большую часть поселка. Ирве широко повел рукой.

– Гленартан. Тан. Ну, вспомни. Наш тан. Пойдем, покажу всё.

Они вышли из ворот, и неторопливо пошли меж сельских дворов. Обходя поселение, Ирве надеялся пробудить в сестре воспоминания или заметить хоть намёк на узнавание. Но нельзя вспомнить и узнать то, что раньше было незнакомо. Вера с интересом осматривала селение, в которое забросила её судьба.

Усадьба, именуемая Гленартан, была невелика, в ней насчитывалось десятка три домов, похожих на тот, в котором проживала семья Веры. Во всем была видна рука хозяина, постройки были практичными и добротными, пространство вокруг них аккуратно расчищено. Всю усадьбу огораживал высокий частокол, а тяжелые ворота, настежь открытые днём, на ночь запирались массивными засовами. На внешней стороне створок было вырезано изображение мохнатого зверя. Вера отметила, что зверь удивительно похож на медведя, но с длинным пушистым хвостом. Она подошла поближе, рассматривая резьбу, провела ладонью по дереву. Увидев её интерес, Ирве пояснил:

– Мадвур.

– Мадвур? – повторила Вера

– Да, правильно, – подтвердил обрадованный Ирве, услышав из уст сестры родные слова. – Он наш танок. Он защищает тан от врагов – людей и злых духов.

– Мадвур, – наморщила лоб Вера. Что-то странное, неуловимо знакомое почудилось в словах Ирве.

Они поднялись на угловую сторожевую вышку, и Вера разглядела неширокую речушку, очерчивающую границы поселения с восхода. С запада и юга к поселению прилегали обширные поля. На расстоянии ста шагов от частокола подступающий с севера лес был вырублен.

– Хорошо было бы по лесу проехаться, но тебе пока нельзя покидать тан, – с сожалением пожал плечами Ирве. – Ничего, как сил наберешься, обязательно пойдем на охоту. Самое страшное уже позади, Вайра, теперь ты с нами и скоро совсем поправишься.

Говоря это, Ирве взял Веру за руку и ободряюще улыбнулся. Она ответила неловкой полуулыбкой и, высвободив ладонь из его пальцев, спустилась с вышки.

До самого вечера, до отхода ко сну, она пыталась осознать это слово – мадвур. Уже в постели на ум пришло еще одно странное слово – Лангор. И, непонятно почему, стало как-то тревожно и неспокойно.

***

Вера проснулась задолго до рассвета от сильнейшей, до слез, головной боли. Сдавив ладонями виски, она съежилась на постели и прикусила край одеяла, чтобы заглушить стон. Голова словно горела изнутри, распадаясь на куски. Хотелось окунуть её в ледяную воду и долго-долго остужать. Вера сползла с кровати и поплелась к выходу. На дворе стояла глубокая бадья с дождевой водой, и пределом всех мечтаний было сейчас погрузиться в остывшую за ночь воду. Вера медленно дотащилась до дверей и как можно тише сдвинула засов.

Но едва она переступила порог дома и вышла на крыльцо, как накатила такая невыносимая боль, что ноги сами подкосились, и Вера, взвыв, осела на ступени. На шум первым выскочил Ори, за ним выбежали Ирве, Эрмон и женщины со светильниками.

– Вайра!

Ори бросился к корчившейся на крыльце Вере, ухватил её за плечи медвежьей хваткой. Эрмон навалился на ноги.

– Ирве, за жрецом, быстро!

Бледный Ирве бросился со двора и понесся к дому Баэлира.

– Света, света дайте! – кричал Ори, втаскивая бьющуюся в его руках Веру в дом.

– Бо-ольно-о!!! – кричала она. – Мама!

– Я здесь, Вайра, здесь! – подскочила Айна. – Что, где больно?

Веру уложили на кровать, Ори и Эрмон по-прежнему крепко держали её, не давая возможности пошевелиться. Айна склонилась над Верой, вытирая кровь с её лба, разбитого о доски крыльца.

– Где больно, доченька?

– Голова, – стискивая зубы, простонала Вера.

– Сейчас, сейчас Баэлир придет. Он поможет.

Айна осеклась, подняв глаза на Ори, только сейчас поняв, что произошло.

– Она… она говорит! – прошептал Эрмон.

От неожиданности он ослабил захват, и тут же получил от Веры ногой по груди.

– Не трепыхайся, – беззлобно пробормотал Эрмон, снова стискивая руки на Вериных коленях.

Дверь настежь распахнулась, и в комнату вбежал Ирве. Ори оглянулся на вошедшего следом жреца.

– Баэлир!

В голосе танеда прозвучала мольба. Баэлир, бросив взгляд на Ори, быстро подошел к дергающейся на кровати Вере, встал над ложем.

– Прочь все.

Вера почувствовала, как поспешно разжались руки на плечах и коленях.

– Баэлир…, – выпрямившись, нерешительно произнес Ори.

– Все, – повторил жрец, не глядя на танеда.

Ори попятился к двери, с состраданием глядя на то, как приступы боли заставляют его дочь корчиться и стонать. Баэлир не двинулся с места, пока в комнате не осталось никого, кроме него и Веры. Как только дверь закрылась, он склонился над Верой, стиснул её голову, повернул к себе и заглянул ей в глаза.

– Разумеешь ли, что говорю я?

Вера в ответ лишь зажмурилась, так как взгляд выпуклых глаз жреца причинял еще большие страдания. Они, словно спицы, впивались в изнемогающий мозг. Баэлир разжал руки, выпрямился и подошел к столу. Налил из кувшина в кубок воды и вернулся к постели. Вера приоткрыла глаза и увидела, как стоящий над ней человек протянул руку к висевшей на его поясе лапе, как вытянул из неё, словно из ножен, длинное тонкое остриё, отливающее угольной чернотой. Вера завизжала, давая выход страху и боли, попыталась пнуть жреца, но промахнулась. Он же, вытянув руки с кубком и острием над Верой, громко и внятно заговорил.

– Волей Светлого Валкуна и силой Матери Нейны, да очистится сия дева, Вайрой именуемая, и оставят её темь и лихо, и не возымеет власти над ней Темный Лангор, и охранит от зла деву сию дух танока рода её – рода мадвура.

Баэлир окунул тонкий клинок в кубок и, приговаривая, круговыми движениями стал размешивать воду.

 

– Плод с древа —

матери Нейне в чрево,

Взросло черное жито,

Акилой открыто,

Триром добыто,

Унией мыто,

Сулией смолото,

огненным молотом

Иороса ковано,

Кану зачаровано,

Локо остужено —

станет оружием

На смерть врагу

Железо священное,

Светом благословенное.

В вечном веку

Светлому Валкуну

славу реку —

Жизни хранителю,

небес повелителю.

Именем Яснобога

открываю дорогу,

Угоняю хворобу

в темную чащобу.

Камни в песок,

река в ручеек,

В золото глина,

в небо кручина,

В землю вода —

с девы Вайры беда.

 

Странные действия и плавная речь жреца произвели удивительный эффект – по мере того, как Баэлир говорил, головная боль исчезала, Верой овладевали покой и умиротворение. Она обессилено вытянулась на кровати, не имея сил не то что пошевелиться, но просто держать глаза открытыми. Жрец закончил читать, убрал клинок и, склонившись над Верой, приподнял её за плечи.

– Выпей.

Вера разомкнула веки, и увидела, что Баэлир поднес к её губам кубок с водой. Она покорно выпила всё до капли, и жрец опустил её на подушки. Отставив кубок, жрец заглянул ей в глаза.

– Разумеешь ли, что говорю?

Вера медленно кивнула, удивляясь тому, что понимает этого человека. Смысл сказанных им слов, слов чужого языка, проступал в её сознании, как симпатические чернила на бумаге.

Баэлир выплел из своей косицы фигурку на тонком кожаном ремешке и туго повязал Вере на левое запястье.

– Оберег не снимай.

Она опустила взгляд на руку. Ремешок больно давил, а деревянная фигурка мадвура натирал косточку над кистью. Но это было сейчас не важно. Важно было то, что ей невыносимо хотелось спать. Баэлир понял.

– Спи. Сон целебен будет для тебя, и моё укрепит заклинание.

И Вера послушалась. Баэлир постоял еще несколько секунд, глядя на спящую девушку и задумчиво поглаживая подбородок. Потом развернулся и вышел из комнаты. К нему тотчас же подскочил Ирве, а Ори, сидевший на скамье, поднялся, настороженно глядя на жреца. Баэлир, поймав взгляд танеда, ответил на невысказанный вопрос.

– Спит дочь твоя, Ори. Долго проспит. Но милостью Валкуна здорова будет по пробуждении. Всё ж совет мой прими – пока спит, жечь ольху и рябину надо в светёлке её. И лики Верхних и Нижних богов поставьте там, дабы оберечь её от козней сил темных.

– Благодарность наша тебе, Баэлир! – Ори в пояс поклонился жрецу и кивнул стоявшей поодаль Айне. Она поспешно подошла и протянула жрецу сверток белоснежного холста.

– Благодарение Валкуну, – Баэлир принял благодарность вместе с платой, и, сопровождаемый Ирве, покинул дом.

Глава 2

В комнате, несмотря на открытое окно, было жарко и пахло дымом. В очаге, который еще вчера был пуст и холоден, дотлевали ветки. Вера вымученно вздохнула и сбросила ногами одеяло.

– Жарища какая.

Голова не болела, а вот запястье давало о себе знать. Кисть левой руки побелела и затекла – ремешок больно врезался в кожу, став как будто еще туже, чем был.

– Ну что за пытка? – Вера с негодованием подергала оберег, захватила зубами узелок, и попыталась развязать. С третьей попытки, обмусолив весь ремешок и собственную руку, ей удалось ослабить узел. Теперь ремешок с фигуркой мадвура свободно болтался на руке на манер подростковой фенечки. Вера с наслаждением потерла запястье.

– Другое дело. Так и калекой остаться недолго.

Она потянулась, зевнула, скользя взглядом по комнате. С удивлением хмыкнула, отметив появление нового предмета в комнате – двухъярусной полочки с маленькими деревянными фигурками, прикрепленной в углу над сундуком. Вера слезла с постели, подошла и с интересом стала рассматривать фигурки. На верхней полке их было семь, а на нижней – только две. Вера взяла одного из истуканчиков, приглядываясь. В этот момент дверь открылась, и Вера от неожиданности выронила фигурку из рук. Айна заглянула в комнату, и, увидев Веру, заулыбалась.

– Проснулась? Как чувствуешь себя?

Вера несколько опешила, вновь поймав себя на том, что понимает речь, кивнула и нагнулась за статуэткой. Она вертела её в руках и лихорадочно ища подходящее слово чужого языка. Оно нашлось само.

– Х… хорошо, – запинаясь, выговорила Вера, и, не глядя, сунула фигурку на полку.

– Ай, славно! – обрадовалась Айна, и обняла Веру. – Хвала богам! Ну, вспомнила меня?

Вера подумала и отрицательно качнула головой. На лицо Айны легла тень, но она тут же согнала её.

– Это ничего, ничего. Всё образуется, дочка. Баэлир зря говорить не будет, его молитвы боги слышат, они помогут.

Бросив взгляд на полочку, Айна вдруг нахмурилась.

– Ах, скверно. Трир – верхний бог, Вайра, верхний.

Женщина взяла фигурку, небрежно брошенную Верой на полку, и переставила её на верхний ярус. Придирчиво осмотрела, поправила фигурки, обратилась к Вере.

– День спала. За полдень уж, проголодалась, наверное?

Вера кивнула в ответ на её слова, ощутив, как посасывает под ложечкой.

– Ну, так пойдем. Одевайся. Мужчины все в поле, Ирве тоже, ну да ничего. Дел и у женщин много, почитай весь дом на нас. Может, и вспомнишь что.

Пока Айна говорила, Вера оделась, и они вместе пошли на кухню. Там их встретила похожая на Айну женщина. Сидя на скамье, она ощипывала гуся. Еще одна, уже голая, птичья тушка лежала на столе. Поодаль на полу, пристально следя оранжевыми глазами за работой женщины, лежал черный кот.

– Айса тебя покормит, – усадила Веру за стол Айна. – Потом приходи в горницу, работу дам.

Вера молча кивнула, и хозяйка, погладив её по плечу, ушла. Айса отложила гуся, вытерла руки о передник, быстро выставила на стол перед Верой обед – миску с кашей, кружку простокваши, четверть хлебного каравая, и снова вернулась к своему занятию. Вера ела, глядя, как ловкие пальцы Айсы расправляются с перьями. Самые хорошие, крепкие перья из хвоста и крыльев откладывались в сторонку. «Для письма?» – подумала Вера. Остальное ссыпалось в большую корзину. Закончив ощипывать птицу, Айса бросила её на стол, отодвинула корзину в угол и взяла руки нож. Кот перебрался поближе к ногам Айсы, поднял голову, принюхиваясь. Смотреть, как на стол вываливаются окровавленные внутренности, было крайне неаппетитно, и Вера поднялась.

– Спасибо. Я больше не хочу, – пробормотала она.

– А? – молчавшая до этого Айса несказанно удивилась. – Что?

– Больше не хочу, – повторила Вера, указывая на оставшуюся еду. – Куда убрать?

– Вайра! – Айса, бросив нож на стол, радостно обняла Веру. Та покосилась на перепачканные кисти рук родственницы. – Ай да радость! Ну, слава богам, теперь всё будет как прежде! А это ты оставь, я сама уберу. Ну, иди, иди, сестра ждет. Вот радость!

Под восклицания Айсы Вера покинула кухню. Подумав, где та горница, куда велела ей придти Айна, Вера пошла в самую большую комнату дома. Там уже сидели Айна и Нерса и пряли. Рядом с ними Савра, примостившись у большой корзины, чесала шерсть. Увидев Веру, Айна оставила работу, и указала на скамью возле себя.

– Садись.

Вера послушно села. Айна подала ей пустое веретено и взяла из корзины большой комок чесаной шерсти.

– Вот, давай-ка.

Вере стало стыдно. Никогда в жизни она не держала в руках подобного инструмента. Она потупилась, и, вертя в руках веретено, тихо сказала:

– Я не умею.

Нерса и Савра оторвались от своих занятий, и изумленно взглянули на Веру. Айна, вздохнув, присела рядом с Верой, вытянула из кудели пух, и посучив пальцами, завязала нитку на Верином веретене. Нерса только вздохнула, покачала головой, и возобновила работу.

– Вот, смотри, – терпеливо показывала Айна, в то время как Савра, приоткрыв рот, глядела на Веру. – Вспомнила? Попробуй теперь.

Такой быстрый и веселый в руках женщин, волчок ни за что не хотел слушаться Веру. Он то падал на пол, то кололся, то с него спадали все намотанные нити. Нерса только поглядывала, да головой качала. Савра же, получив от матери негромкий укор, перестала в открытую пялиться на Веру, и занялась шерстью. Но Вера то и дело ловила на себе её недоуменный взгляд. Вконец измучившись, Вера отложила веретено, взглянула на Айну.

– Другой работы не найдется?

– А что ж не найдется-то, – ответила та, не отрываясь от дела. – Вон, в хлеву убрать надо.

– Я уберу, – с готовностью поднялась Вера. – Покажете?

Айна остановила веретено, и кивнула Савре:

– Иди с ней. Нам пока хватит той шерсти, что есть.

Савра только того и ждала. Кинув щетки в корзину, ухватила Веру за руку и потянула к двери.

Хлев, поделенный на стойла для коров и загон для овец, был пуст. Скотину с утра выгоняли на пастбище. В углу у входа стояли две широкие деревянные лопаты и ведра. Савра проскакала в противоположный конец хлева, сдвинула ставню на окошке.

– Вываливать туда.

Потом, шмыгнув мимо Веры наружу, ткнула пальцем под ближний навес.

– Солома там.

После этих слов Савра умчалась со двора, только её и видели. «Дети есть дети» – понимая, как этой бойкой маленькой девчушке хочется порезвиться с ребятней на улице, усмехнулась Вера. Подобрав подол и закатав рукава, она принялась за работу. Это было проще, чем пытаться прясть под чужими взглядами. Время от времени останавливаясь отдохнуть, Вера прислушивалась к себе. Закаленный организм спокойно реагировал на физическую нагрузку. Успокоенная тем, что энергии вполне хватает для такой работы, Вера даже принялась тихо напевать. Ей нравилось двигаться, ощущать, как понемногу наливаются силой мышцы, как напрягается тело, становясь более гибким и послушным. Неспешная работа заняла весь остаток дня. Вера вычистила коровник, застелила его чистой соломой и натрясла в кормушки сена. Удовлетворенно оглядывая хлев, она не заметила подошедшего Ирве.

– Ого, – удивился он, оценивая проделанную работу. – Не слишком ли много сейчас для тебя?

– Нет, мне по силам, – ответила она смущенно.

– Вайра! – радостно воскликнув, Ирве обнял её за плечи. – Ты поправилась! Пойдем скорее, отец как обрадуется!

Вера вытянула вперед грязные руки.

– Давай я полью, – Ирве поманил её к колодцу.

Подходя к крыльцу дома, Вера услышала мычание и блеяние возвращающегося в тан стада.

– Вовремя управилась, – похвалил её Ирве. Вера лишь молча улыбнулась.

За ужином все были в приподнятом настроении из-за перемен, произошедших с Верой. Она же чувствовала себя, как на чужой свадьбе. Она ела, внимательно слушая разговор за столом и стараясь разобраться в родственных связях. Выяснила, что Ори ей отец, Айна – мать. С облегчением узнала, что Ирве брат ей, как и Гвир, и в который раз задумалась о своей непохожести на них.

***

Дни шли за днями. Лето перевалило за вторую половину. Мужчины были с раннего утра и до захода солнца заняты на сенокосе и в поле. На женщинах был дом, огород и скотина. Вера по мере сил старалась не быть обузой Айне и домочадцам. За прядение она больше не бралась, а Айна не настаивала. Ори успокоился, видя что здоровье дочери день ото дня становится лучше. Жизнь его семьи вошла в привычную колею, и танед надеялся, что этот спокойный, подчиненный устоявшемуся порядку быт поможет вернуть Вайре память. Вечерами, отдохнув от забот, парни и девушки Гленартана собирались на площади в центре тана. Ирве часто уходил туда, на что Айна шутливо наказывала ему каждый раз:

– Невестку мне работящую ищи!

– Матушка, – смущаясь, улыбался Ирве. – Рано мне еще.

– Иди, иди, – махала рукой Айна.

В один из вечеров она остановила Ирве, собравшегося на площадь.

– Вайру с собой почто на вечорки не берешь?

Ирве глянул на Веру, улыбнулся и поманил за собой.

– А что ж не взять-то. Хватит дома скамьи просиживать, зять нам тоже нужен. Идем!

– Куда? – спросила Вера.

– Иди, – принялась настаивать Айна. – Повеселишься, о своем, о девичьем с подругами посудачишь.

Летний вечер пах березовым дымом и травами, звучал щебетом птиц. Душная дневная жара ушла, сменившись свежестью. С середины тана доносились смех и песни. Выйдя на площадь, Ирве и Вера были встречены приветственными возгласами сверстников.

– Идите к нам! – крикнул один из парней.

Ирве направился к ватаге парней и девушек. Вера последовала за ним, с интересом разглядывая довгарскую молодежь. Ни одного рыжего среди них не было.

– Наконец-то медноволосая Вайра осияла нас своим появлением!

Навстречу Вере, воздев руки вверх, шагнул один из парней. В левой руке он держал дудку. Приложив её к губам, парень выдул веселый проигрыш, а затем пропел:

 

Без твоёго голоска

Напала на сердце тоска!

Ты скажи мне хоть словечко,

Успокой моё сердечко!

 

И снова заиграл на своей звонкой дудочке. Ирве рассмеялся, глядя на растерянное лицо сестры.

– Это Тинде, он всегда так. Любимец и любитель девушек. Но в зятья не годится.

– Чего это я не гожусь!? – прекратив играть, воскликнул музыкант.

– Ветреный ты и пустой, как твоя свиристелка, – усмехнулся Ирве.

Тинде махнул рукой, рассмеялся, и звонкая музыка снова разнеслась по площади. Он играл, притопывая и подмигивая Вере, и она улыбнулась ему в ответ. Кто-то из парней подхватил свою девушку, та – свою подружку, и завертелся хоровод. Вера отступила в сторону, с веселым интересом наблюдая за пляской. В кругу танцующих она подметила Ирве, влекущего за руку хорошенькую смеющуюся девушку. Тем временем Тинде, подобравшись к Вере, стал плечом подталкивать её к хороводу.

– Нет, нет, – замотала она головой, упираясь, – я не пойду.

Тинде, не переставая играть, вопросительно поднял брови. Вера снова отрицательно покачала головой.

Тинде опустил флейту, пляска закончилась, разгоряченные ею парни и девушки обступили музыканта.

– Сыграй еще, Тинде!

– Хватит скакать, – отмахивался тот. – Отдохните. Я сыграю, а Ворас споет.

– Да! – закричали сразу несколько голосов. – Ворас, спой! Играй, Тинде! Ворас!

Молодежь расступилась, а возле музыканта, уступая просьбам друзей, остался юноша, которого называли Ворасом. Он был чуть ниже Ирве, с волнистыми волосами, перетянутыми на лбу плетеным ремешком, со светлой аккуратной бородкой. Пошептавшись с ним, Тинде коснулся губами флейты. И полилась негромкая музыка, в противовес недавней залихватской плясовой. А Ворас, заложив руки за пояс, запел сильным и глубоким голосом.

 

У моей любимой огненные косы.

У моей любимой яркие глаза.

Губы у любимой ярче алой розы.

Но мою любимую мне любить нельзя.

 

Девушки слушали певца, время от времени перемигивались с подружками, и поглядывали на Веру.

 

Замок в поднебесье башни стен возносит,

Горы над ущельем пики громоздят.

А любовь простора и приволья просит.

Но мою любимую мне любить нельзя.

Неусыпны стражи, люты псы цепные —

Стрелы ли, клыки ли в сердце мне вонзят.

В неприступных скалах дуют вихри злые,

И мою любимую мне любить нельзя.

Стану горным ветром, стану малой птахой,

Облаком тумана в горы поднимусь.

Пусть судьба лихая мне готовит плаху,

Я с моей любимой крепко обнимусь.

 

Слушая Вораса, Вера не сразу обратила внимание на то, что взгляды всех слушателей направлены на неё. Допевая последние строки, певец подошел к Вере и взял её за руки. Она смутилась от направленных на них взглядов.

– Ты хорошо поешь, – сказала она.

– Спасибо, – серьезно ответил Ворас, глядя её в лицо. Взгляд парня на несколько секунд задержался на шраме. – А ты хорошо танцуешь. Но отчего-то стоишь в стороне. Тинде, сыграй нам!

Он потянул Веру в круг.

– Нет, нет. Я не хочу, – заартачилась Вера, высвобождая ладони из рук певца.

На помощь ей пришел Ирве. Он подошел и положил руку на плечо Вораса.

– Не обижайся, Ворас. Вайра еще не совсем поправилась после болезни. Она обязательно с тобой станцует, как только окрепнет.

Вера благодарно взглянула на Ирве и кивнула.

– Ворас! Станцуй лучше со мной!

К хороводу приблизились несколько девушек. Та, что шла впереди всех, остановилась перед Ворасом. Одета она была не в платье, как остальные девушки, а в штаны, высокие сапоги и тунику, перетянутую в талии ремешком.

– Оставь её. Видишь, она не хочет идти с тобой на круг. А я – хочу.

Ворас улыбнулся подошедшей девушке.

– Здравствуй, Шана. Я тобой непременно станцую, если ты переоденешься.

По лицу девушки пробежала тень. У кое-кого из стоявших рядом с ней девушек, одетых, как и прочие, в платья, мелькнули улыбки на губах.

– И не подумаю, – фыркнула Шана. – Мне так удобнее, я все же воин.

– А я хочу танцевать не с воином, а с красивой девушкой, – парировал Ворас.

– Тогда ты точно не ту выбрал, – усмехнулась Шана.

– И еще, – пропустив мимо ушей её смешок, добавил парень, – Вайра владеет оружием не хуже тебя. Но не кичится этим.

– Я слышала, что она теперь даже веретено в руках держать не можешь, не то что оружие, – рассмеялась девушка. – Хорошо же ей досталось по голове от того варнинга!

– Угомонись, Шана, – нахмурился Ирве, беря Веру за руку.

– Заступаешься за сестренку? А у неё самой что, язык отнялся? Или его отрубили вместе с рассудком, когда личико подправили?

Ирве вздохнул, сдерживаясь.

– Шана, замолчи! Чего тебе неймется? Тебе лицо Вайры покоя не дает?

– Была Вайра, да вся вышла, – пренебрежительно бросила Шана. – И личико теперь у неё, не то, что моё. Такое украшение вовек не снимешь. Поглядим, как на него Ворас дальше смотреть будет.

– Ах, вот что. Весь этот сыр-бор из-за Вораса? Бабья ревность.

– Да к такой теперь и ревновать-то зазорно. Мало того, что уродина, так еще и полоумная.

Девушки за её спиной перешептывались и посмеивались. Вера облизнула губы, сделав шаг вперед, к Шане.

– Послушай, Шана. Я, возможно, тебя когда-то обидела. Если что-то было, прости и не держи зла. Не надо меня ни к кому ревновать, хорошо? Как бы это объяснить…. В общем, не до этого мне сейчас. Ну, мир?

На лице Шаны было написано такое недоумение и презрение, что Вера смешалась и замолчала. Шана отступила к ограде, и, выдернув из ряда кольев два шеста, бросила один к ногам Веры.

– Бери! – Шана крутанула в руке шест. – Покажи, что умеешь.

– Я не буду.

– Будешь. Подними!

Шест свистнул в воздухе. Удар пришелся по правому бедру, и Вера, вскрикнув, упала на колени. Ладони уперлись в шершавое дерево.

– Бери шест, полоумная!

– Нет! Не честно бить безоружного!

Вера отбросила палку.

– Честно – у тебя есть оружие. Но противно.

Шана отшвырнула свой шест, и, развернувшись, быстро ушла. С ней, озадаченно оглядываясь на поднимающуюся с земли Веру, ушли её подруги.

– Вайра, – Ирве помог ей подняться.

– Больно, – пожаловалась она, морщась.

– Идем домой, – Ирве взял Веру под руку, и она, отряхиваясь, похромала рядом с ним. Ворас, насупившись и опустив плечи, смотрел им вслед.

Из-за ограды, никем не замеченный, задумчиво покусывая длинный ус, глядел на эту сцену Баэлир.

Больше Вера на вечорки не ходила, как ни старался Ирве с уговорами. Вечерами, когда детвора улепетывала из дома на улицу, женщины собирались в горнице за работой и разговорами. Но Вера предпочитала находиться не с ними, а во дворе, где Ори тренировался на пару с Эрмоном. Частенько к ним присоединялся и Ирве. Вместо мечей и ножей мужчины использовали крепкие палки. Вера садилась на крыльцо, и наблюдала за ними, не уставая поражаться их силе, ловкости и умению владеть своим телом.

В один из вечеров Ори присел рядом с ней, вытирая пот.

– Водички бы.

Вера быстро принесла воды. Ори напился и подмигнул ей.

– Ну как мы?

– Впечатляет, – покачала Вера головой. – Я бы так не смогла.

Эрмон хмыкнул, а Ори удивленно поднял брови.

– Не смогла бы? Вообще-то раньше у тебя отлично получалось.

Настал черед Веры смотреть на мужчин с удивлением.

– Ты и это не помнишь? – Ори на её отрицание лишь вздохнул. – Ничего, со временем всё образуется.

Эрмон присел рядом на крыльцо, зачерпнул ковшом воды из ведра.

– Расскажите обо мне, – тихо попросила Вера.

Ори вгляделся в её лицо. Отвернулся и долго молчал. Потом тихо и медленно заговорил.

– Твоего отца звали Строн. Он был моим лучшим другом. Больше чем другом. Он был мне как брат ….

***

Отец Вайры, которого звали Строн, был другом детства Ори. Они были как братья, и дали друг другу клятву на верность. Отважны и отчаянны были молодые довгары. Частые набеги варнингов и ответные походы на противника принесли им славу смелых и удачливых воинов. В одном из таких походов Строн и нашел свою судьбу – огненноволосую Ирнентхине. Двадцать один год назад отряд, которым командовал Строн, захватил обоз варнингов с награбленным добром и пленниками. Невольников гнали пешком, измученные и обессиленные, они сдались на милость победителей. В основном это были люди народа довгаров, к которому принадлежали Ори и Строн. Но трое пленников резко отличались от остальных – невысокого роста, худощавые, с медно-рыжими волосами и изумрудными глазами. Один из пленников говорил на всеобщем, назвались они нимхами. Никто из довгаров раньше не встречался с ними. Один из сопровождавших обоз солдат варнингов рассказал, что на стоянку нимхов они наткнулись четыре недели назад в северных предгорьях. В недолгой схватке уцелели трое из семи захваченных врасплох людей – двое мужчин и женщина.

Строн был поражен красотой рыжеволосой нимхийки Ирнентхине, и пригласил её и спутников в Гленартан. Три месяца провели гости в тане, приходя в себя после тягостных событий. А когда настала им пора отбыть на свою родину, выяснилось, что Строн и Ирнентхине полюбили друг друга. Несмотря на увещевания родичей с обеих сторон, они поженились. Ирнентхине осталась жить в Гленартане, а её соотечественники – нимхи ушли домой. Через год у молодых родилась дочь, которую мать назвала Вэйх-рэ. В довгарском языке имя звучало как Вайра. Лицом девочка походила на мать, а телосложением и характером – на отца.

Недолгим было безмятежное счастье Строна. Ирнентхине не смогла полностью оправиться после появления на свет Вайры, а тоска по родным местам иссушала ей сердце и отнимала жизненную силу. Глядя на тускнеющий день ото дня огонь зеленых глаз, Строн решился, и отправился вместе с женой, двухлетней дочерью и несколькими верными друзьями в страну нимхов. К тому времени Ори уже был женат, его сыну Ирве было четыре года, но он не мог бросить друга, и отправился вместе с ним. Дорогу им указывала Ирнентхине. До страны рыжеволосых добирались почти месяц. В северных горах их встретили дозоры нимхов. Узнав цель путешествия, разрешили пройти только Строну с семьей и Ори. Остальные остались ждать их возвращения, разбив лагерь в предгорьях.

Город нимхов, стоявший высоко в горах, поразил Строна и Ори. Прямо в скалах были вырублены залы и террасы, и было совершенно непонятно, как грубый камень может принять форму невесомых кружев. Просторные комнаты были украшены причудливой резьбой, в стенных нишах стояли искусно выточенные из камня изваяния больших кошек, с длинными лапами и ушами с кисточками. Но все это великолепие носило следы беспощадного времени. Видны были трещины на изваяниях и колоннах, обвалившиеся бортики бассейнов, нарушенный вывалившимися обломками рисунок каменных кружев.

Глаза Ирнентхине заблистали прежними искрами, румянец вернулся на её щеки. Обводя сияющим взором знакомые с детства каменные своды дворцов, она коснулась плеча Строна: «Смотри, смотри же! Мой народ строил этот город много веков назад. Здесь бывали эльфы. А это, – она указала на статуи странных животных, – хаартлайхи – хранители нашего народа. Много тысяч лун назад нимхи пришли в эти горы, сопровождаемые ими, и поселились здесь. Хаартлайхи остались у нас только в легендах. Они покинули нас, так же, как и эльфы».

Нимхи отнеслись к пришельцам настороженно и недружелюбно. Семья жены, на удивление Строна и Ори, встретила их неприязненно. Дед Ирнентхине был сед, худощав и невысок – на голову ниже Строна. Но зеленые глаза под сурово сдвинутыми бровями властно сияли. Он сухо приветствовал внучку, для довгаров ограничился легким наклоном головы, на правнучку же не обратил внимания вовсе. Строн, за три года с помощью жены немного освоивший язык нимхов, переводил разговор Ори.

– Тебе не нужно было возвращаться, Ирнентхине. К тому же приводить с собой чужаков. Кто знает, какие намерения они таят в своих сердцах, – тихий голос заставил хрупкую фигурку сжаться.

– Нет, умоляю, они пришли с миром. Один из них мой муж. По нашим законам мужчина другого рода, взявший жену из нашего клана, становится полноправным его членом. И дети, родившиеся от такого союза, считаются нимхами.

– Не тебе учить меня законам! У всего есть оборотная сторона. Это правило относится к тем, кто равен нам по рождению. Уже будучи предназначена в жены другому, ты сочеталась браком с чужаком, в чужой стране, к тому же без моего ведома и дозволения. Ты опозорила весь наш клан. Такой проступок карается смертью. Совет старейшин определит меру твоей вины, и решит, что делать с ребенком.

По знаку старика стража увела Ирнентхине и Вайру. Строна и Ори, забрав у них оружие, поодиночке поместили в небольших покоях, охраняемых солдатами нимхов. Обращались с пленниками хорошо, не отказывая почти ни в чем, кроме общения. В течение трех дней они не находили себе места, пытаясь хоть что-то узнать о судьбе своих спутников, но стражи хранили молчание. Наконец, на исходе третьего дня, всех четверых привели в большой круглый зал, чтобы объявить волю старейшин. На стенах и полу помещения разноцветной мозаикой были выложены изображения хаартлайхов. Вдоль стен зала располагались девять кресел, в которых сидели правители нимхов – седые старцы в багровых одеждах. Пленников поставили в центре, не позволив им подойти друг к другу. При виде изможденного лица Ирнентхине с запавшими от бессонницы глазами, у Ори сжалось сердце. Строн попытался хоть на шаг приблизиться к ней, но острие меча уперлось ему в спину. Маленькая Вайра спокойно спала на руках одного из стражей.

– Совет вынес решение, – сидящий в центре старик поднялся, – дева Ирнентхине нарушила закон, вина её несомненна, и подлежит искуплению огнем. Ребенок разделит судьбу своей матери. Белоголовые воины не принесли нам вреда, пусть уходят с миром.

Ори посмотрел на застывшего Строна и тихо произнес:

– Придется забирать твою семью и пробиваться к выходу силой. Жаль, что нас только двое.

Строн оглянулся на друга, и отрицательно качнул головой. Потом поглядел на спящую дочь, на застывшую в отчаянии жену, и обратился к старейшинам:

– Я хочу выкупить свою дочь.

– И чем ты можешь заплатить за неё?

– Своей жизнью. Я поклялся быть с Ирнентхине до самого конца, и не нарушу своего обещания.

Старейшины посовещались, и сидящий в середине произнес:

– Да будет так. Смерть за жизнь – равноценная плата. Пусть твой друг и ребенок уходят, а вы примите достойно свою судьбу.

Стражники расступились, Строн бросился к Ирнентхине и подхватил её на руки. Потом, повернувшись к Ори, быстро и горячо заговорил:

– Прости. Если будем сопротивляться, то погибнем все. И наши люди в лагере тоже пострадают. А я все равно не смогу жить, зная, что стал причиной гибели любимой женщины. Обещай, что позаботишься о нашей девочке. И прошу тебя, не мстите! Уходите отсюда без крови. Клянись же!

Срывающимся голосом, глотая слезы, Ори поклялся воспитать Вайру как родную дочь, и не причинять вреда нимхам. После короткого прощания Строн, прижимая к груди драгоценную ношу, покинул зал в сопровождении стражников. Больше никто его не видел.

Ори, сопровождаемый воинами нимхов, вместе с девочкой вернулся в довгарский лагерь. Ему стоило немалого труда убедить соплеменников, ждавших их возвращения, обойтись без кровопролития. Через месяц Ори вернулся в Гленартан, а с ним вернулась и малышка Вайра.

***

– Я никогда не скрывал, что ты не родная дочь нам. И историю о твоих родителях знает весь тан, – Ори устало вздохнул.

– А семья моего отца? – спросила Вера. – Что они?

– Твой дед погиб лет десять назад. Был жив – приходил иногда, справлялся о тебе. А бабка тебя и сначала не признавала, а по возвращении, как узнала о смерти твоего отца, так совсем возненавидела. Сильно ты свою мать ей напоминала. Семь лет назад и её не стало. Два брата его давно погибли, еще до твоего рождения. Тетка есть, но она в другом тане с мужем. А больше никого.

Вера молчала, впечатлённая этой историей и шутками провидения, делавшего её уже во второй раз чужой этим людям. И, потрясенная их безграничной любовью и добротой, она положила ладонь на скрещенные руки Ори.

– У меня есть вы.

Ори обнял её, погладил по волосам. Потом поднялся.

– Эрмон, хватит рассиживаться, продолжаем! А тобой, – повернулся он к Вере, – я завтра займусь.

Следующим вечером Ори позвал Веру сам. Во дворе уже были Эрмон и Ирве. Понаблюдав за их разминкой с одобрительным похмыкиванием, Ори протянул Вере длинную палку.

– Ты тоже так можешь. Надо только вспомнить.

У неё округлились глаза.

– Нечего так на меня смотреть. Что ум забыл, так тело вспомнит. Становись тут, – танед указал перед собой, – подними её и держи вот так. Чуть выше, это защита. Теперь смотри на меня. Замах, удар. Ты парируешь вот так. Понятно?

Он медленно замахнулся. Вера, чувствуя себя нелепо, подставила свою палку под показательный удар.

– Хорошо. Теперь чуть быстрее. Защита!

Вера вскинула руку, слабо и криво отбила, и смущенно усмехнулась.

– Это не смешно, – нахмурился Ори. – Держи оружие как следует. Обхвати рукоять плотно, запястье крепи, но держи подвижным.

Новый замах, чуть сильнее прежнего. Вера покачнулась, Ори это увидел.

– Теперь стойка. Корпус разверни, ноги… вот, смотри сюда. Колени присогни и пружинь. И шаг. Еще!

Ори наградил Веру новым ударом.

– Второй рукой не размахивай, не подставляй её! Стой, посмотри на них. Ирве, Эрмон! Защиту покажите.

Мужчины, занятые собственной тренировкой, остановились. Ирве поднял палку в защите, Эрмон нанес небыстрый удар.

– Видишь? Видишь, где у него свободная рука? Давай еще. Стойка, хорошо, теперь защита. Так, быстрее. Еще раз! Идет. Меняемся. Нападай. А сильнее?

– Не могу.

– Ну, хотя бы так. Снова. Еще!

Ори внимательно следил за Верой. Видя, что она устала, забрал палку из её рук и отпустил.

– На сегодня все. Ты умница.

Вера присела на крыльцо, потирая запястья и отдуваясь. А Ори, кликнув Ирве и Эрмона, продолжил тренировку. Чуть позже Ирве, напившись, присел отдохнуть рядом с сестрой.

– Ты умница, – повторил он слова Ори, улыбаясь.

– Спасибо, – пожала плечами Вера. – Только не пойму, зачем он это делает?

– Что?

– Зачем он взялся меня учить? Я же не мужчина, чтобы воевать.

– А какое значение имеет – мужчина или женщина? – удивился Ирве. – У нас в тане все воины, только по – разному. Женщины, конечно, в основном на стенах, с луками. А вот Шана – она в поле дерется, вместе со своей сестрой Линой. Да и некоторые другие женщины тоже.

– А я где? – ошарашено спросила Вера.

– Ты? Ты везде, – рассмеялся Ирве, – на стене тебя редко удержишь. Всегда предпочтешь биться наравне с мужчинами в поле. Вот это ты в бою получила, – он коснулся щеки Веры и посерьезнел. – Думали, ты в обитель к Нейне отправилась. Вынес тебя, ты еле дышала….

– Расскажи.

– Что рассказывать, – Ирве отставил палку, сел поудобнее, сложив руки на коленях, – весной дело было…

Зима в этом году выдалась снежной и холодной, а лето перед этим было жарким и засушливым. Основным источником благосостояния варнингов был их скот, в основном лошади. Низкорослые лошадки, неприхотливые и выносливые, могли вполне обходиться теми скудными запасами подножного корма, который сами находили под снегом. Но этой зимой глубоко под снегом оказались погребены и те скудные запасы пищи, которые могли бы поддержать животных до весны. А поскольку не в обычае варнингов было делать запасы на зиму, то вскоре основная часть их скота пала, если не от голода, то от морозов и зубов хищников, которых голод выгнал из их логовищ. Начался мор среди людей, и к началу весны в живых осталась едва ли половина тех, кто встретил эту суровую зиму. Варнинги от природы народ воинственный, агрессивный, и соседство с ними всегда немало хлопот доставляло западным соседям – довгарам. Степняки часто тревожили их своими набегами, но атаки были скорее стихийными, направленными наудачу. Этой весной всё сложилось совершенно по-другому. Едва снег начал сходить с равнин, озлобленные, измученные голодом, варнинги собрали все оставшиеся силы, и двинулись к границам. Им было небезразлично, где умирать – в собственных шатрах из лошадиных шкур от голода, или на крепостных стенах городков, за которыми их ждали дома и амбары, полные добычи. Небольшие приграничные таны варнинги просто смели с лица земли, не оставляя в живых никого, даже не беря пленников для дальнейшей продажи или обмена, что было совсем уж не в их правилах. А потом двинулись вглубь, на запад. Старейшины довгаров, видя, что это уже не просто очередная стычка на границах, разослали гонцов во все поселения. Прибыл посланник и в Гленартан. Не мешкая, Ори собрал всех своих воинов и воительниц, и через три дня во главе отряда из шестидесяти человек прибыл к назначенному месту. Всего набралось около пяти тысяч воинов, почти втрое меньше, чем у противника. Но эти люди защищали свою землю, своих детей, и не собирались так просто отступать.

Варнинги шли напролом, уповая на численное превосходство. Настал день, когда их войско подошло к неширокой, но глубокой и быстрой речке Дерне. За ней начинались самые плодородные и богатые земли. На противоположном берегу их уже ждало войско светловолосых. Довгары не стали подходить близко к реке, и стрелы врага не могли их достать. Разгоряченная близостью противника и предвкушением богатой добычи, конница степняков кинулась в реку. Как только первые ряды захватчиков добрались до противоположной стороны, довгары бросились в атаку. Варнинги дрались как сумасшедшие. Невысокие, коренастые, они были достаточно сильны даже после перенесенной голодовки. Лихие наездники и меткие лучники были не слишком искусны в ближнем бою, и довгары этим воспользовались. Легкие сабли не могли равняться с обоюдоострыми, длинными мечами противника. В тот день неширокая Дерна стала красной, а её берега – скользкими от крови.

Как и пять сотен её соплеменниц, Вайра участвовала в той битве. Ирве бился рядом, ни на минуту не упуская из виду рыжий локон. Наконец поредевшие ряды варнингов дрогнули, и довгары погнали их назад, за реку, и дальше по направлению к границам. Вайрой овладел азарт погони, и она, подхлестнув своего коня, помчалась за отступающим противником. Увлеченная погоней, она вырвалась вперед. В этот момент один из удирающих обернулся, и на полном скаку выстрелил в опрометчиво отделившуюся от общего строя фигуру. Стрела попала в коня. Вайра в последний момент успела натянуть поводья, и немного сбавить скорость. От удара о землю шлем слетел с головы, рыжие локоны разметались по земле, а меч выпал из рук. Падая, конь придавил ей левую ногу. Наездница не успела её освободить, как к ней подскочил варнингский воин, и взмахнул саблей. Вайра успела вытащить кинжал и парировать, но короткое лезвие лишь немного смягчило удар кривого клинка. Удар, долженствующий перерубить ей шейные позвонки, рассек лицо с правой стороны до самой шеи. Подоспевший в этот момент Ирве расправился с нападавшим, затем освободил бесчувственную Вайру от навалившейся туши мертвой лошади, и отвез её в военный лагерь, в шатры целителей.

Никто, кроме разве что Ирве, не верил, что девушка выживет. Большая потеря крови усугубилась начинающимся заражением. Почти шесть дней она находилась на грани, и жизнь её висела на волоске. Целители использовали весь арсенал имеющихся лекарственных средств и заговоров, и виновато качали головами, глядя в вопрошающие глаза Ори и Ирве. А на седьмой день случилось чудо, жар как-то сразу спал, и рана понемногу перестала гноиться. Метавшаяся в больном бреду Вайра заснула спокойным сном. Лекари лишь разводили руками, а отец и сын были вне себя от радости. Но их радость сменилась беспокойством, а потом и откровенным недоумением и страхом, когда Вайра не проснулась ни на второй, ни на третий день после чудесного улучшения. Не проснулась она и через две недели. Сон её был спокоен, дыхание ровным. Рана затягивалась, и больше не вызывала опасений. В таком состоянии и привезли её в Гленартан. Больше трех месяцев, с марта по июнь, ждала семья пробуждения Вайры. А когда, наконец, это случилось, всеобщая радость омрачилась тем, что девушка потеряла память.

***

– Так что отец тебя не учит. Он хочет, чтобы ты вспомнила то, что знала раньше, – закончил Ирве.

Вера провела рукой по лицу, ощущая пальцами неровность шрама.

– А если у меня не получится вспомнить?

– Тогда научит заново.

И Вера стала учиться. Ежевечерние тренировки, сначала недолгие и немудреные, постепенно удлинялись, наполняясь более сложными элементами. Ори понемногу увеличивал нагрузку, сообразуясь с физическим состоянием Веры. Ей и самой было интересней проводить время так, а не с вязанием или шитьем. Нравилось узнавать свое тело, чувствовать его, изучать возможности, на которое оно способно. Наставления Ори, ясные и простые, принимались ею как истина. Он учил её не тому, как фехтовать, а как защитить себя. И уничтожить врага. Приемы, которые он ей показывал, были просты и точны, даже грубы. Никаких лишних движений. Никакой показухи. Только точные смертельные удары. И то, как от них увернуться.

– Не надо в ответ лупить по моему мечу. Я был открыт, оставалось нанести удар. Тебе нужно или убить, или обезоружить врага, а не соревноваться с ним в силе. Я нападаю. Отклони меч. Нет! Не прямой гранью! Лезвие выщербишь, и от него не будет толку в бою. Или хуже – меч сломается, и тебе конец.

– Блокируй плоскостью. Вот так, запоминай. На худой конец, прими удар на наклонное лезвие. Переведи блок в атаку, нападай сама! Еще раз! В глаза смотри мне! Глаза скажут, куда рука нанесет удар. Но оружие тоже из виду не выпускай. Еще раз.

– На щит прими! Зажимай мой меч, гни, гни вниз мою руку, доворачивай! Лезвие веди вверх, до шеи – она открыта! Хо-ро-шоо…

– В бою важно, как быстро ты поразишь врага. Если он один, добивай сразу. Если их много – нанеси как можно больший ущерб, больше ран, не старайся справиться с одним, внеси сумятицу в их ряды.

Увлеченная обучением, Вера стала замечать странную вещь. Думая о том, как правильно выполнить то или иное движение, она чаще ошибалась. Стоило ей перестать сосредотачиваться на этом, и отпустить себя, как тело само безукоризненно исполняло нужный элемент. Это одновременно и пугало, и вдохновляло. Но, доверившись в равной степени себе самой и своей новой оболочке, она обрела уверенность.

Иной раз приходила Айна, смотреть, как Ори муштрует дочь. Молча вздыхала и уходила. В самом начале она пыталась говорить с мужем о занятии Веры.

– Ей бы замуж, Ори. Детей рожать, а не с железками вертеться. Навоевалась уж, слава Валкуну, что жива.

– Ничего, пусть повертится, – возражал Ори, – крепче будет. Детей защищать опять же надо.

– А муж на что?

– Муж на то и муж. Сегодня жив, завтра на брани пал. Жизнь такая. Вон, на Нерсу глянь. Был муж – и нет его. Как думаешь, Нерса к своему Эригу врага просто так подпустит? То-то. Да и себя девкой вспомни-ка, мать, – и Ори усмехнулся.

Айна только махнула рукой, и больше мужу на эту тему не перечила. Аргумент Ори был правильный – в юности Айна сама была сорви-голова, за что и приглянулась Ори. Да и сейчас, если пришлось бы взять в руки оружие, Айна могла бы постоять не только за себя.

Вера напилась, присела передохнуть на крыльцо. Ирве, утирая пот подолом рубахи, подсел к ней.

– Устала? Да и то верно. Сколько ж можно. Скажу отцу, пусть завтра тебя отпустит со мной.

– Куда?

– Прокатимся верхом, развеешься.

– Ты так думаешь?

– Конечно. Тебе всегда нравилось носиться верхом на своем Громе. Жалко его, отличный конь был.

Вера вымученно уронила голову на руки. Предстояло учиться ездить верхом. Ирве понял её вздох по-своему.

– Ну, не огорчайся так. Могу на время Ветра одолжить, он тоже резвый.

– Спасибо, братишка. А есть кто-то медленный и спокойный?

– Медленный? – Ирве недоверчиво посмотрел на неё. – Ты шутишь, нельзя разучиться ездить верхом!

Вера странно промолчала, и Ирве неуверенно предложил:

– Если только Тучка…

– Отлично, – расхохоталась Вера, – кто еще из стихийных бедствий стоит в нашей конюшне?

– Ты сама давала им имена, – улыбнулся Ирве. – Когда в прошлом году Тучка ожеребилась, ты хотела назвать жеребенка Снежок. Да отец отговорил. Сказал, что снег рыжим не бывает.

– И как назвали?

– Рыжик.

– Как кота, – усмехнулась Вера.

– Так что, завтра Тучку возьмешь?

Вера обреченно кивнула. В юности она, воодушевленная фильмами и книгами, посещала пару раз уроки верховой езды. Воодушевление прошло вместе с синяками на седалище. Но теорию она помнила.

Тучка оказалась огромной, мохноногой кобылой с мощным торсом, широкой спиной и добродушной мордой.

– Бог ты мой…, – у Веры перехватило дыхание, когда Ирве вывел из конюшни взнузданную и оседланную гнедую лошадь. Костистые ноги кобылы были покрыты густыми щетками, спадающими до широких копыт. Увидев Веру, лошадь потянула к ней морду, поводя длинными ушами.

– Узнала, – Ирве похлопал кобылу по высокой шее. – Держи повод, я Ветра выведу.

Вера с опаской приняла из рук Ирве повод. Кобыла несильно толкнула Веру мордой в плечо. Та отошла на шаг. Тучка потянулась и, шумно выдувая воздух, снова коснулась Вериного плеча.

– Она меня толкает.

– Морковку дай ей, – ответил Ирве, выводя своего коня.

– А у меня нет, – огорчилась Вера.

– Возьми, – Ирве протянул Вере небольшую морковку, – Тучка помнит, что у тебя всегда есть чем полакомиться.

Вера, держа морковь за кончик, с недоверием протянула угощение лошади.

– Не укусит?

– Тучка?! – изумился Ирве. – Она самая спокойная лошадь, которую я знаю.

Кобыла, хрустя морковью, укоризненно скосила глаза на Веру.

– Подсадить или сама сядешь в седло? – похлопывая Ветра по шее, Ирве оглянулся на сестру.

– Сама попробую. Подержи её.

Вера ухватилась за густую гриву и решительно вдела левую ногу в стремя. Носок сапога Веры несильно ткнулся в лошадиный бок. Кобыла шагнула вперед, и Вера с протяжным «э-э-эй!» запрыгала на правой ноге обок её. «Не балуй!» – Ирве придержал лошадь и поддержал Веру.

– В бок ей ногой не тычь.

Вера кивнула, перевела дыхание, и поднялась в седло. Ирве передал ей повод и легко вскочил на спину Ветра.

– Ну? Поехали?

Облизнув губы, Вера несильно сжала бока лошади ногами. Та двинулась вперед. Ирве поощрительно улыбнулся.

– Отлично! К воротам её направляй. Хотя она и сама дорогу знает. Можешь просто сидеть, я впереди поеду. От Ветра она не отстанет.

– Не торопи, – прошептала Вера, с опаской поглядывая вниз, и прикидывая, как высоко придется падать.

Тучка спокойно шла за конем Ирве, бережно неся на спине Веру, чувствуя её неуверенность и неопытность. Постепенно Вера приноровилась к движению кобылы и почувствовала себя увереннее. Стараясь перенять манеру Ирве держаться в седле, она выпрямилась, развернула носки внутрь, прижала локти. Пройдя в ворота тана, Ирве повернул коня в поле.

Верховая езда оказалась не так уж сложна. Через несколько дней и пару падений Вера смогла вполне сносно держаться в седле и управлять лошадью. Обученное с детства тело, вопреки её опасениям, совершенно спокойно реагировало на привычное занятие. Вскоре Вера уже скакала наперегонки с Ирве, чему он был несказанно рад, и иной раз даже позволял неторопливой Тучке обходить его Ветра. Когда в очередной раз Вера, надавав кобыле шенкелей, обогнала Ирве, тот сказал:

– Хватит мучить животину. Не для скачек предназначена, сумовая она. Пора тебе другую лошадь подобрать.

– Где?

– В табуне подыщем.

Ирве с Верой приехали на выпас вечером следующего дня. Табун Гланартана был невелик – не больше сорока голов. Широко разбредясь по лугу, паслись лошади всевозможных статей и мастей. Тут же на лугу были наметаны сенные скирды для зимнего прокорма лошадей.

– И чьи это лошади? – спросила Вера.

– Наши, тановые. Общие для всех. Если нужна лошадь, можно придти сюда и выбрать себе любую.

– А твой Ветер тоже общий?

– Ты что?! Он мой собственный. У каждой семьи есть свои лошади, но если их не хватает, можно взять здесь. А если лишние – можно отдать в табун.

– Любой может просто придти и взять?

– Из нашего тана – да. Пришлые могут купить, или обменять свою лошадь на нашу.

Когда Ирве и Вайра подъехали к пасущимся на отаве лошадям, к ним навстречу верхом на невысокой лошади выехал табунщик – седой, не старый еще довгар.

– Помощи Трира тебе, Сигге, – поздоровался Ирве.

– Мира дому твоему, Ирве, – ответил тот. – Здравствуй, Вайра. Как отец, семья?

– В добром здравии, слава Валкуну. Ты один, никак?

– Нет. Ночные спят еще. По делу али так заехали?

– По делу. Лошадь для неё, – Ирве кивнул в сторону Вайры, – помоги подобрать.

– А что выбирать-то, бери самого ходкого, – хмыкнул Сигге, подмигнув Вере. – Я её повадку знаю.

Ирве отрицательно помотал головой:

– Если бы все было так просто…. Она бы не на Тучке ездила, а моего Ветра отобрала.

Табунщик понимающе кивнул, проницательным взглядом оглядел наездницу.

– Ну, езжай, я посмотрю.

Вера послушно тронула Тучку с места. Табунщик внимательно наблюдал за тем, как они движутся по кругу.

– Быстрее.

Вера подхлестнула кобылу, и та перешла на рысь.

– Хватит. Понятно. Думаю, есть подходящий – Крепыш.

– Эннара конь?

– Его, да будет теплой ему Обитель Нейны. Крепыш – хороший конь. Взрослый, но не старый. Быстрый, умный и опытный, в бою бывал.

– Да, знаю его. Ход хороший, и выезжен на славу. Эннар его ладно выучил.

– Думаю, и она ему понравится.

– Я ему понравиться должна? – удивилась Вера словам табунщика.

– А то. Конь – твоя опора и защита в поле, а ты – его хозяйка, и вы должны быть как единое целое, чувствовать и понимать друг друга. Будьте тут, я его приведу.

Табунщик развернул свою лошадь, привстал в стременах, оглядывая луг, и отъехал. Вера повернулась к Ирве.

– Эннар – это кто?

– Младший брат Эрмона, муж Нерсы и отец Эрига. Он погиб этой весной. В той битве на Дерне, где тебя ранили. Отец Нерсу взял в семью, не чужая она нам все же.

– А Эрмон нам кто? – робко поинтересовалась Вера.

– Муж Айсы, нашей тетки по матери. Гвир и Савра – его дети. Смотри, вот твой конь.

Сигге вел к ним на веревке серого коня с небольшой сухой головой, высоко поставленной шеей и длинными, мускулистыми ногами.

– Какой красивый, – залюбовалась Вера. – Как это его не забрали до сих пор? Или не купили?

– Забрали однажды, – усмехнулся Сигге, спрыгивая со своей лошади. – Так он дверь в деннике выломал у нового хозяина, и сюда пришел. Купить хотели, опять же. Хотели, да поймать не смогли. Как чуял, зачем ловят! Не всякий ему по душе. Подойди к нему, посмотрим как он тебя примет.

Табунщик сделал знак Вере, и та, спрыгнув с Тучки, медленно подошла к Крепышу. Конь стоял спокойно, с любопытством рассматривая голубыми глазами приближающуюся к нему девушку. Она подошла сбоку, коснулась его рукой. Выгнув лебединую шею, Крепыш заглянул Вере за спину, потом шумно обнюхал её и потыкался носом в пустые руки. Вытянув веревку из рук табунщика, конь отошел в сторону и стал спокойно щипать траву.

– Чего это он? – спросила Вера.

– Думает, – глубокомысленно пояснил Сигге, сложив руки на груди, и хитровато глянул на Вайру. Вера доверчиво кивнула, не зная, что делать дальше. Ирве усмехнулся, тряхнув головой.

– Вайра! Он уже подумал. Бери веревку, садись на Тучку и веди его домой.

– Откуда ты знаешь? – с сомнением в голосе поинтересовалась она.

– Ну не целовать же он тебя должен, – хохотнул Ирве. – Если не убежал, не укусил и копытом не вдарил, значит признал.

Вера, помедлив, подняла свободный конец веревки, и потянула к себе со словами, – Иди ко мне, Крепыш.

Конь поднял голову и спокойно подошел.

– Забирай, забирай, – улыбнулся Сигге. – Пусть он будет тебе другом.

Крепышу отвели стойло, в котором раньше обитал Гром. Нерса, увидев, какого коня привели для Веры, тихонько всплакнула, но не сказала ни слова. Позже, зайдя в конюшню и печально улыбнувшись, она сказала Вере.

– Он сухари любит, – и протянула Крепышу на ладони несколько сухарей.

– Я его не обижу, – понимая, что творится в душе у Нерсы, отозвалась Вера.