Оглавление

Глава первая: Незваный гость

Солнце врывалось в комнату не лучами, а целыми потоками жидкого золота. Пылинки, подхваченные утренним ветерком, плясали в этом сиянии, словно миллионы микроскопических балерин. Ирина стояла у окна, ощущая на щеке тепло стекла, и наблюдала за этим праздником жизни. Ей всегда нравилось это время суток — рассвет, когда мир еще чист, свеж и полон обещаний. Сегодня она видела в этом простом явлении особую, пронзительную красоту. Красоту, которую замечаешь лишь тогда, когда знаешь, что видишь ее в последний раз. Нет, не сегодня. Но счет уже пошел на месяцы. А может, и недели.

Она глубоко вдохнула, пытаясь поймать аромат цветущей под окном сирени, но вместо него в ноздри ударил знакомый, приторно-медицинский запах больничной палаты, который, казалось, въелся в стены, в мебель, в ее собственную кожу. Запах безнадежности. Он был здесь, в их доме, ее личный незваный гость, который поселился без спроса и уже не собирался уходить.

Ирина отвернулась от окна. Ее отражение в большом зеркале в резной раме было бледным и размытым, словно акварельный набросок, который вот-вот смоет дождь. Худое лицо, слишком большие, глубоко запавшие глаза, в которых угас былой огонь. Она провела пальцами по вискам, где седина уже отвоевала у каштановых волос приличные территории. Тридцать восемь лет. Рассвет жизни, как говорится. Только ее рассвет оказался обманчивым: за ним последовал не долгий день, а стремительно надвигающиеся сумерки.

Из гостиной донесся смех. Звонкий, заразительный смех ее дочери, Полины, и сдержанный, грудной бас мужа. Этот звук был для Ирины и бальзамом, и ножом одновременно. Она закрыла глаза, позволив ему омыть себя. Вот ради этих звуков, ради этого утреннего покоя, нарушаемого лишь щебетом птиц и смехом семьи, она и держалась. Каждый день был подарком, украденным у болезни, у статистики, у безжалостного диагноза, который прозвучал как приговор: «Глиобластома. Неоперабельная. Паллиативная терапия».

Паллиативная. Это слово значило лишь одно: отступать, но делать это с максимальным комфортом. Смириться. Жить, сколько отпущено, заглушая боль. Но Ирина не могла смириться. Не с собой — с ней-то все было ясно. Ее терзала судьба тех, кто останется. Артема и Полины.

Она медленно, будто боясь расплескать хрупкое равновесие утра, вышла из спальни и направилась на кухню. Артем стоял у плиты. Его мощная, некогда такая надежная спина была напряжена. Он жарил блинчики, и Ирина знала, что делает он это только тогда, когда хочет заглушить тревогу, когда ему нужно занять руки делом, чтобы голова не шла кругом от тягостных мыслей. Полина, пятнадцатилетняя стрекоза с двумя хвостиками, насаживала на вишневую ветку только что распустившуюся сирень, пытаясь украсить скромный кухонный стол.

«Пап, у тебя комок! Смотри, какой неправильный блин!» — подпрыгивала она.

«Это не комок, это блин с сюрпризом, — парировал Артем, пытаясь перевернуть свое творение. — Для именинницы».

Ирина замерла в дверях, наблюдая за этой сценой. Сердце сжалось от любви и такой боли, что казалось, вот-вот разорвется на части. Сегодня был ее день рождения. Тридцать восьмой. И, как она подозревала, последний.

«Мама! С днем рождения!» — Полина заметила ее и бросилась обнимать. Ирина прижала дочь к себе, вдохнув знакомый запах детского шампуня и весны. Она была такой хрупкой, такой живой.

«Спасибо, солнышко». Голос Ирины звучал хрипло, ей пришлось прочистить горло.

Артем обернулся. Его глаза, эти серые, глубокие, как омут, глаза, встретились с ее взглядом. В них на мгновение мелькнула тень боли, страха, но он мгновенно взял себя в руки, и на его лице расцвела теплая, широкая улыбка.

«Иришка, с днем рождения. Садись, героиня. Кофе и блины с сюрпризами уже в пути».

Он подошел, обнял ее за плечи и тихо, так, чтобы не слышала Полина, прошептал: «Как ты?»

«Все хорошо, Тема. Лучше не бывает», — соврала она, улыбаясь ему в ответ. Эта ложь во спасение стала их ритуалом. Он знал, что она врет. Она знала, что он знает. Но это был их молчаливый договор — делать вид, что все нормально, пока есть силы.

За завтраком царила легкая, почти естественная атмосфера. Полина болтала без умолку о школе, о предстоящем выпускном вечере, о новом мальчике, который ей нравился. Артем подливал кофе, шутил. Ирина сидела и впитывала каждую секунду, каждый звук, каждую улыбку. Она пыталась запечатлеть этот момент в памяти навсегда, словно фотограф, который знает, что пленка вот-вот кончится.

Но незваный гость напоминал о себе. Тупая, давящая боль за правым виском, легкое головокружение, когда она наклонилась за салфеткой. Приступ слабости, от которой потемнело в глазах. Она схватилась за край стола, бессознательно сжав пальцы.

«Мама, ты в порядке?» — тревога в голосе Полины прозвучала как сигнал тревоги.

«Да, просто крошка в горло попала», — отмахнулась Ирина, делая глоток воды. Рука дрожала.

Взгляд Артема стал пристальным, изучающим. Он все видел. Он всегда видел.

После завтрака Полина умчалась к подруге, пообещав вернуться к вечеру для торжественн