Оглавление

ВТОРАЯ КАРТИНА. СКАЗКА ДЛЯ ДЕМОНА

Интерлюдия

— …Так что же, выходит, Махаан рассказывала мужу сказки, и поэтому он поверил в её честность? — недоверчиво нахмурилась Айшара, старшая из принцесс.

— Глупенькая, — поддразнила средняя Зои. — Сказка — это правда, просто красиво рассказанная!

— Как ты назвала меня? — возмутилась Айшара. — Да ты ещё даже в школу не пошла…

Младший Рэй, глядя на сестёр, покатился со смеху.

— Не ссорьтесь, милые мои, вы обе правы, — примирительно улыбнулся их отец. Он оставил закладку на последних страницах и закрыл толстую книгу, на обложке которой серебром было выведено: «Сказки лунных дней». — Вы ведь помните, что сказки бывают разными? Одними бывшие жёны потчевали царя царей, чтобы погубить прочих наложниц и добиться власти… А другими сказками великая Махаан излечила безумие, мучившее Таджа Намура Хакима.

— …Отец, а скоро ли будет история о Зоири и драконе, который спас её? — поинтересовалась маленькая Зои, проведя пальчиком по корешку книги. — Я слышала, как ты рассказывал о ней матушке Гриерэ…

— Ах, дорогая, — смутился отец. — Боюсь, до этой сказки тебе нужно немного дорасти…

— Ты слишком маленькая для таких сказок, — подчеркнула Айшара, свысока взглянув на сестру.

— А взрослые тоже читают сказки? — хихикнул младший Рэй.

— Да, взрослым тоже нужны сказки… — усмехнулся Алем Дешер и объявил: — Что ж, дети, на сегодня всё. Если вы не ляжете спать сей час, я не явлюсь вовремя к вашей матушке. Вы же не желаете, чтобы Её Величество Гриерэ Охотница гневалась?

— Мы уже спим, — почти одновременно заявили брат и сёстры, скрываясь под одеялами в своих кроватках.

Его Высочество Алем Дешер положил книгу на стол и поочерёдно поцеловал в щёки Рэя, Зои и Айшару. Дети безмерно радовали его сердце. Но когда король Энсолорадо покинул их покои, будто тёмное безумие Хакима встало за его спиной, слизнув счастливую улыбку с лица.

С некоторых пор Алема Дешера стали мучить кошмары. Он вновь и вновь видел сон, который впервые приснился ему больше тридцати лет назад. В ту пору он ещё не был королём и лишь мечтал, чтобы принцесса Гриерэ хотя бы посмотрела на него без презрения.

Тогда он служил королевским библиотекарем. И его мятущаяся душа нашла понимание у другой особы женского пола. Она обожала читать, а особенно интересовалась любовной лирикой. Он никогда не забудет её имени — Джиа, в переводе с древнего «светлая» или «день»…

Алем Дешер открыл для малознакомой девушки хранилище Знаний, а однажды уснул за столом и… Он увидел Джиа во сне. Но не ту, которую знал. Джиа во сне была вовсе не «светлая». Её глаза горели холодным огнём Каальбира, волосы были седы, а тело покрывала страшная броня.

Джиа шла к нему по морскому берегу. Он тяжело ступал ей навстречу. Вокруг них ярился ветер. С одной стороны дыбились волны, с другой — простиралась песчаная гладь.

— Круг замыкается, — пронеслось на краю сознания Алема Дешера.

— Таков Закон, — ответил он.

А потом всё исчезло. Не сразу, по частям. Пропало море и пляж, растаяли руки и ноги, голос… Будто нечто пожрало всё вокруг!

Тот сон приснился единожды и больше не беспокоил Алема. Но вот когда бывший библиотекарь начал читать «Сказки лунных дней» — сборник древних историй его Родины, — Джиа вдруг вернулась в его сны и принесла с собой старый кошмар. Спустя более чем тридцать пять лет…

Его Высочество тяжело вздохнул, обратив взгляд за окно, где на возвышенности Первой ступени высился храм Единого. Закатные краски заливали его белые стены сиреневым и алым.

Возможно, Алему стоило поговорить обо всём с Его Святейшеством? Дэрей Сол должен разбираться в подобных загадках. К тому же жрец знал Джиа. И не он один!

Мысли Алема обратились к нынешнему книгохранителю. Несколько лет назад этот уже немолодой человек явился в Самторис, следуя по пути некой Дженны. В одном из разговоров выяснилось, что таинственная Дженна носила много имён, в том числе и Джиа.

Побеседовав со странником, Алем сделал вывод, что этот умный, начитанный человек достоин доверия и уважения. Когда же он, уставший от дорог и так любивший книги, попросил о должности библиотекаря, Его Высочество с радостью предложил самую высокую должность.

Так путешественник и носитель истины Единого Григо Вага стал Главным книгохранителем в Королевской библиотеке Самториса.

Пролог. Бесплотный слушатель

Ночь в Алриасе стояла спокойная и тёплая. Створки широких дворцовых окон были распахнуты настежь. Прохладный ветер, дующий со стороны моря, дарил спальне царя своё дыхание, наполняя комнату волнующими ароматами дальних странствий и приключений.

Трепетали сотни зажжённых светильников, освещая убранство комнаты: серебро, малахит, бирюзу. Сиятельный Хаким застыл у окна, любуясь синевой ночных небес и ликом бога Азрэка. Его прекраснейшая супруга полулежала на покрывалах и мягких подушках, словно на морских волнах. От неё доносился сладкий аромат пряностей и персиков.

— Моя дорогая царица, я как никогда доволен прошедшим днём, — нарушил тишину Тадж Намур Хаким. — Воспоминания о моём деде Малике придали мне необыкновенных сил. Я вернулся к государственным делам и переосмыслил некоторые старые указы в свете твоих сказок… — Царь обернулся к своей прелестной супруге. — Я хочу сделать так, чтобы целители бежали не из Джаэруба, а напротив — к нам… Я хочу открыть дороги талантливым людям… и в том числе женщинам — в мой Алриас… Скажи мне, как ты смотришь на это?

— Я дочь Калоса, — нежно улыбнулась Махаан. — Моё сердце болит за родную страну, где с каждым днём положение императора становится всё более шатким. Но если я не в силах сделать для неё что-либо, то буду счастлива помочь своим соплеменникам обрести новый дом… который стал родным и мне.

— Алриас не просто твой дом, — нахмурившись, напомнил Тадж Намур Хаким. — Ты царица Джаэруба, мать своим подданным…

Царь замолчал, уловив печаль под ресницами Махаан. Поняв, что она выдала себя, в мимолётном испуге девушка вжалась в подушки и подтянула к себе ноги. Негромко звякнули цепи оков, обхвативших щиколотки.

Мужчина посмотрел на них с удивлением, словно бы увидел лишь теперь, словно бы не он сам повелел заковать в кандалы свою супругу и многих других до неё. Взгляд Хакима метнулся к изголовью царского ложа. Там в серебряной подставке, украшенной каменьями, покоился топор.

Это был самый обыкновенный инструмент лесоруба с тяжёлой бронзовой головой. Лезвие было отполировано и заточено, но кожаные ленты, схватившие рукоять, истёрлись и задубели от пота и крови. Топор — молчаливое напоминание о труде деда Малика… и злодеяниях его внука.

Лицо царя побледнело, унизанные перстами пальцы сжались в кулаки.

— Мой возлюбленный супруг, — прошептала Махаан. — Хаким…

— …Махаан, — простонал мужчина, взглянув в её лицо с такой нежностью, тоской и болью, будто не девушка, но он сам был скован цепями собственного безумия. — Что со мной? Что за помрачение находит на меня? О, если бы кто-нибудь дал мне ответ! Исцеление!

— Милый мой, дорогой мой Хаким, — сквозь подступившие слёзы ответила Махаан и протянула к нему руки. — Бывает так, что человек не переносит лжи… Что у него нет сил терпеть её яда… То, что ты сделал с жёнами, которые обманывали тебя, ужасно, но прошу, не мучай себя этим… Прошу, забудем об этом. Случившегося не вернёшь! Начнём всё сначала… Помнишь, как в детстве мы играли с тобой в садах твоего отца?

— …Мы воровали священные розовые персики с деревьев и смеялись, когда стражники пытались призвать нас к порядку, — качнул головой Хаким, беря девушку за руки и присаживаясь рядом. — Твой отец был недавно прислан к алриасскому двору. Ты скучала по дому… и не так хорошо знала наш язык, чтобы подружиться с кем-то. Девочки же из гарема заметили твою красоту и окружили болотным туманом сплетен.

— Но юному принцу Джаэруба были не страшны сплетни. Ему не нужно было хорошо знать калосский язык, чтобы развеять мою тоску, — призналась Махаан. — С тех самых пор я люблю тебя, мой друг. И ничто не сможет переменить этой любви… В моём сердце нет лжи, но, — она вздохнула, — признаюсь, есть одна тайна…

— Тайна? — прошептал Хаким.

— Прошлой ночью ты был честен со мной, ты доверил мне тайну своего рода… — негромко продолжила его супруга. — Позволь же сегодня мне честно ответить на заданный тобою вопрос!

— …Да-да, — Хамим опустил глаза, задумавшись. — Расскажи мне, откуда ты узнала те сказки?

— Я расскажу всё, — твёрдо ответила Махаан, сильнее сжав его ладони. Одно из колец на пальцах Хакима блеснуло, точно зелёная звёздочка, отразившись в глазах царя. — И я хочу, чтобы мой рассказ услышал не только ты… — Девушка улыбнулась тому, кто не имел плоти, но с любопытством взирал на неё из тени за спиной супруга. — А началась моя сказка в тех самых персиковых садах… Помнишь, несколько лет назад в царские рощи при храме повадился лазить воришка? И никто не мог его поймать! Так быстр и ловок он был… Возможно, это был самый талантливый вор во всём Алриасе!

1. Алриасский вор

— А ну стой, негодяй! Проклятая мартышка Наэрана, ямы Алзалама тебя заждались! — кричали во всё горло стражники.

И они были во многом правы. Невысокий и гибкий силуэт перескакивал с ветки на ветку не хуже мартышки. За спиной у него подпрыгивал мешок, туго набитый сладкими плодами.

По поверьям, вкушать персики, растущие в царских рощах при храме Азрэка и Танах, дозволялось лишь царской семье. Ни один из министров, ни одна из наложниц, не говоря уже о простых людях, не мечтали ощутить на языке даже малую каплю их нектара, дарующего, по утверждениям легенд, волшебную силу.

Вор был против. И он тоже был прав, хотя и сам не догадывался насколько!

— Простые люди ничем не хуже царя царей! — смеялся воришка из пышных крон.

Обычно приземистые, персиковые деревья здесь отличались особенной высотой и крупными плодами нежно-розового цвета.

Ходили легенды, что эти гиганты выросли, когда сам бог Луны поленился дойти до кувшина для объедков и плюнул косточку от персика со своих небес на землю. Говорили, что именно с тех пор здесь вырос сад, около которого выстроили храм. А уже после вокруг храма возвели и сам дворец.

В который раз вор проникал в рощи, расположенные в самой глубине монаршей резиденции. Он уходил безнаказанным, несмотря на все старания придворных. Но наглый босоногий мальчишка лет десяти не просто убегал. Он буквально издевался над личной охраной царя!

— А ну стой! Стой! — кричали усатые стражники.

— Стою-стою! — заливался высоким хохотом мальчуган, балансируя на одной ноге на крыше сокровищницы и изображая цаплю, машущую крыльями. — Слушаю и повинуюсь, только не пугайте Алзаламом!

— Брысь! Брысь оттуда! — потрясали пиками и саблями стражники.

— Слушаю и повинуюсь! — смеялся вор, перепрыгивая на балкон библиотеки, а оттуда левее — на лабораторию лекаря.

— Нет! — кричали стражники. — Только не туда…

Маленький негодяй уже знал, что в левой части дворца за фонтанами находились сады с попугаями и палаты царских жён. Разодетые в разноцветные шелка прекрасные девы встречали его кульбиты и прочие акробатические танцы на крышах кто рукоплесканием, кто смехом. А кто, и это было забавнее всего, падал в обморок.

— Прочь! Негодник, прочь отсюда! — визжали евнухи, охранявшие покой гарема.

И послушный вор, отвесив низкие поклоны благодарной женской публике, спешил исполнить приказ. Проскакав под крики слуг, павлинов и попугаев из гарема через низкие крыши царских бань, кухни и домов для слуг, он в целости добрался до конюшен.

В нижней правой части дворца располагались казармы, и было особенно опасно! Но, бросив чёрным тонконогим кобылам один из священных плодов, вор вызвал такой необычайный переполох у конюхов, что на некоторое время все позабыли о его существовании. Не дай Азрэк глупое животное съест то, что не подобает вкушать даже человеку!

Мальчишка тем временем с разбегу взлетел на спину одного из сторожевых слонов, топтавшихся по алее вдоль крепостных стен. Зверь, совсем не ожидавший чего-то подобного, от страха взревел и привстал на дыбы. Вызвав последний неистовый вопль у охраны, вор оттолкнулся ногами от спины слона, перемахнул через крепостную стену и был таков.

— Не стойте! — орал главнокомандующий царской стражей, готовый от отчаянья повыдергать себе все волосы из бороды. — Бегом! Поймать его! Лучники, где лучники! Стреляйте же! Чего вы медлите? Уходит! Он снова ухо-одит!

Целый отряд покинул Главные дворцовые ворота в поисках преступника. А мальчишка тем временем преспокойно остановился у одного из соседних дворцов, нагло наблюдая со стороны увлекательное зрелище собственных поисков. В этот миг он расслабился, позволил себе рассмеяться. Это было лишним.

Один из отставших стражников повернул голову в его сторону и, заметив нарушителя, издал предупреждающий возглас. Вор подпрыгнул от неожиданности и припустился наутёк. Солдаты бросились в погоню.

Они пронеслись по Улице процессий и вдоль Главной аллее. Миновали площадь Раскаяния и оказались на Торговой улице.

Увёртливый и миниатюрный мальчишка ухитрился не задеть ни одного лотка или плеча. Преследующие же его стражники в тяжёлых доспехах раскидали многие товары по базарной площади, призвав на свои головы и на душу вора новые проклятья.

Возможно, это и оказалось решающим. Не стоит недооценивать силу проклятий.

Мальчик почти оторвался от преследователей на одной из малолюдных улочек. Он готов был нырнуть в ближайший люк, который вёл в Нижний Алриас, но внезапно люк с изображением крылатых львов оказался закрыт!

В тот же миг на пути у вора возник знатный господин. Нельзя было не заметить его богатые, расшитые золотой нитью и самоцветами одежды. Уж не вельможа ли из самого дворца решил прогуляться по улицам?

Мальчик замешкался, стража приближалась. Заметив это, господин схватил вора за руку. Он быстро притянул его к себе и, распахнув свой плащ, прикрыл им беглеца. Волшебным образом тот вдруг стал незаметен для стражи. Солдаты пробежали мимо, даже не подумав заподозрить в чём-либо знатного господина.

Когда стихло эхо их шагов и бряцанье оружия, вельможа выпустил мальчика из тени. Вор уставился на своего спасителя, удивлённо хлопая глазами и словно онемев. Знатный господин оказался к тому же волшебником!

Мальчик знал, что его род людков владеет искусством хождения по дрёмным тропам. Но сам никогда не пользовался ими, считая, что он и без этого достаточно ловок. Однако, похоже, что именно на дрёмной тропе и укрыл вора знатный незнакомец.

По сравнению с маленьким людком господин казался очень высоким. Его худое лицо хотя и носило следы солнца, но явно не принадлежало джаэрубцу. Выгоревшие брови и длинная, редкая, как у козла, борода были светло-русые. Уголки глубоко посаженных карих глаз немного опускались, как у некоторых жителей Северного континента.

— …Это ты Тикка Быстроногий? — прищурился господин. — Знаменитый алриасский вор, крадущий персики из сада самого царя царей?

— Ну-у… я, — замешкался Тикка. — А Вы кто такой? И чего это, интересно мне знать, высокородному господину вздумалось прятать вора от стражи?

— Моё имя Арлеклодий, — представился молодой мужчина, манерно поклонившись. — Я наследник одного из царств Севера. И да будет тебе известно, что мне нужна твоя помощь.

— Если Вашему Высочеству понадобились розовые персики, могли бы сами их и сорвать, — состроил дурачка Тикка. — Вон, магией владеете… Неспроста стража мимо просвистела.

— Меня не интересуют персики, а требуется кое-что более редкое… — признался Арлеклодий, не заметив иронии в голосе собеседника. — Ты прав, я волшебник. Но магии тут мало, нужна ловкость… И если ты поможешь мне, клянусь, я отплачу так щедро, что тебе хватит денег до конца жизни.

— А, так волшебник ищет вора, — важно усмехнулся мальчик.

— Самого лучшего и самого бесстрашного из воров, — кивнул Арлеклодий. — Если только ты готов пуститься в одно увлекательное приключение!

— Клянусь Азрэком, я всегда готов к приключениям! — торжественно сообщил Тикка и кивнул на мешок: — Только сперва раздам эти персики нищим.

— Хм, странно, — скривился Тикка, глядя в чёрный провал, обнаруженный под камнем в холме, который возвышался прямо среди джунглей. — А чего Вы, господин волшебник, сами туда слазить не можете?

Они миновали пол-Алриаса по тайным тропам, а потом в мгновение ока — озёра Шама и опасные дальние джунгли. А теперь этот богатенький чудак просил Тикку залезть в подозрительную расщелину, выдав лишь верёвку, огниво и факел. Что там такое внизу? Боится, что ли, замарать свой нарядный кафтанчик? А может, это логово царских кобр? Или ещё хуже… жилище скурившихся алхимиков!

— Повторяю тебе, — со вздохом проговорил Арлеклодий. — Тайные тропы здесь не работают. Мой учитель закрыл их много лет назад! — Он сдвинул тонкие брови. — А я сам не могу ползать туда-сюда по верёвке, как мартышка.

— И всё это ради какой-то медной лампы? — недоверчиво прищурился Тикка. — Не ради тайн, серебра, каменьев?

— Это непростая лампа… — Правый глаз Арлеклодия нервно дёрнулся. — Ею владел мой учитель… Это память о нём! Всё, что осталось… Я хочу, чтобы ты достал её… Ты обещал, мерзкий мальчишка! Ты хотел приключений, серебра, так возьми.

Мужчина вынул из своей тени туго набитый кошель и бросил его. Упав на землю, кошель со звоном раскрылся, и по холму покатились серебряные монеты луны.

— Ну не знаю, — вздохнул Тикка. — Если честно, я боюсь змей, крыс и червяков…

— Ты обещал! — воскликнул Арлеклодий. — Чего стоит твоё слово, негодяй?

— Слово вора стоит немного, — усмехнулся мальчишка, почесав лысый затылок под шапкой.

— Тебе мало серебра? — догадался волшебник. — Это не всё… Я дам ровно столько, сколько ты не сможешь потратить за всю свою жизнь! Это моё честно слово.

— Ох и сильно Вам понадобилась эта лампа, — поморщился Тикка. — Ну ладно, давайте сюда факел… Полезу.

Держа древко факела в зубах, маленький людок ловко спустился по верёвке. В подземелье оказалось темно и сыро — как в любом подземелье — и совсем не хуже, чем в Нижнем Алриасе. Слоистые каменные стены расходились в стороны и терялись во мраке. Ни змей, ни алхимиков в обозримом пространстве Тикка не обнаружил. Зато, когда его ноги коснулись пола, он различил, как сквозь толстый слой пыли поблёскивают монетки и разноцветные камешки.

— Здесь была сокровищница, что ли? — крикнул мальчик наверх.

— Можешь собрать, что осталось, но найди мою лампу, — ответил волшебник.

Тикка провёл факелом туда и обратно, сделал несколько шагов. Затем, окончательно осмелев, он быстро двинулся вперёд. Поиски не затянулись. В одном из дальних углов мальчик действительно обнаружил лежащую на боку лампу.

Она была грязной, с большой вмятиной на боку. Видно, бросили её сюда очень давно и обращались не слишком любовно, как полагалось бы с ценным памятным предметом. Смутные подозрения всколыхнулись в Тикке.

Вернувшись к верёвке, он поднял руку и продемонстрировал свою находку. Затем мальчик оставил факел на полу подземелья, засунул лампу за пазуху и начал карабкаться вверх. Но, когда он достиг света, вместо того чтобы подать ему руку, Арлеклодий внезапно загородил проход и потребовал, чтобы Тикка сперва протянул ему лампу.

— Я отдам твою лампу, когда мои ноги коснутся травы, — заявил мальчишка. — Я устал и не могу висеть тут на одной руке!

— Твои ноги коснутся травы, когда ты отдашь мою лампу! — огрызнулся волшебник.

— Ага, ищи дурака! — рассмеялся Тикка. — Знаю я вас, богачей!

— И это говорит мне вор?! — рассвирепел мужчина. — А ну отдай сюда лампу, мартышка Наэрана!

Он требовательно протянул руку со скрюченными пальцами.

— А ну вытаскивай меня, благородный господинчик! — оскалил маленькие зубки Тикка. — Твоё слово против моего!

— Ах так! — зашипел Арлеклодий, его молодое лицо всё сморщилось от злости, точно у старика. — Не хочешь выполнить уговор?

— Я хочу наружу! — пояснил вор.

— Но этому не бывать… — усмехнулся Арлеклодий.

— Так это ты нарушаешь наш договор! — возмутился Тикка.

— Вовсе нет, — покачал головой волшебник. — Я исполню то, что обещал!

С этими словами он поднял с земли одну из монет и бросил в лицо Тикке. Мальчик отвернулся, но руки его заскользили. Он сполз по верёвке вниз.

— Этой монеты тебе не потратить за всю твою жизнь, мерзкий недочеловечек! — прошипел Арлеклодий, глядя сквозь щель в камне. — Потому что жизнь твоя очень скоро подойдёт к концу!

— Ты с самого начала не собирался вытаскивать меня отсюда! — зло крикнул воришка. — За что? Что я такого сделал тебе?!

— Не ты, но твой мерзкий род! — плюнул вниз Арлеклодий. — Это твой предок украл мой кошель! Это из-за него я встретил испорченного джинна! Все мои несчастья начались из-за вас! Проклятые мартышки Наэрана! Ненавижу вас!! — в последний раз крикнул господин.

Послышался скрежет. И свет над головой Тикки померк.

Маленький вор в отчаянье уселся на землю там, где и стоял. Надежда почти покинула его…

У мальчика сохранились огниво и факел. Так что он смог зажечь огонь и проверить слова волшебника. Тайными тропами он не пользовался, но, как ходить по ним, знал. Однако все тени и впрямь были закрыты. Они были обычными тенями!

Вокруг Тикки были разбросаны монетки и красивые камушки. Но в чём их ценность в этой богами забытой глуши? А ещё у него остался главный трофей — старая бесполезная лампа без масла.

— Вот мне и обещанные ямы Алзалама, — горестно вздохнул вор. Когда остаёшься один, начинаешь разговаривать сам с собой. Обсудив все «за» и «против» с лучшим собеседником из возможных, Тикка вскочил на ноги. Он достал из-под рубашки медную лампу и буквально взвизгнул от радости: — Этот обкаканный волшебник говорил, что когда-то он встретил джинна!

Прапрабабка вора — Тикка Быстроногая, в честь которой прозвали мальчишку — рассказывала внуку сказки своего дедушки Тумиботы. В них упоминалось, что духи стихий иногда обитают в коврах, в драгоценностях, в камнях и прочих предметах…

Может, и в лампе живёт тот самый испорченный джинн?! Испорченный ли? Зачем Арлеклодию понадобилась лампа? Тикка повертел свою проклятую находку перед глазами. Не нужно ли здесь какое-то заклинание? Нет надписей. Нет и драгоценных камней.

Закусив губу, мальчик осторожно потёр блеклую позеленевшую медь. В следующий миг пещера озарилась призрачным сиреневым светом. Лампа начала дрожать и опасно нагреваться. Испугавшись, Тикка тоненько вскрикнул и отбросил её прочь!

Мальчик слышал, что джинны достигают невероятных размеров! Не разнесёт ли грозный дух пещеру? Но… лампа звякнула и упала к ногам, довольно сильно напоминающим человеческие. Из темноты проявился худой силуэт.

Сиреневый свет танцевал по высокому лбу и на острых скулах, по его бороде, длинным светлым волосам и лохмотьям. На вид он был немолод, хотя с точностью сказать сложно. Больно чумазым оказался этот джинн… Нет, не так себе представлял их Тикка… совсем не так!

Обитатель лампы поначалу смотрел себе под ноги, точно не понимая, что у него есть что-то подобное ногам. Затем он медленно перевёл взгляд на руки и только потом посмотрел на хозяина. Нет, не так Тикка представлял, что смотрят на своих хозяев. Хотя и слуг он заводить не собирался.

— …Приветствую, о джинн, — поспешно проговорил воришка. — Меня зовут Тикка! Я вижу, что ты не в настроении… Но, понимаешь, я угодил в беду. От тебя мне ничего такого не надо, не подумай! Я просто хочу выбраться из пещеры.

Мужчина чуть расширил глаза. Затем он облизнул сухие губы, попытался что-то сказать и сморщился от боли.

— Тебе нехорошо? — спохватился мальчик. — А у меня даже воды с собой нет, представляешь… Но погоди, если ты джинн, зачем тебе вода? А ты вообще джинн?

Молчаливый собеседник как-то криво улыбнулся и всё-таки выдавил из себя:

— …Тикка? Ты Тикка?

— Тикка Быстроногий! — подтвердил мальчик. — Меня назвали в честь прапрабабушки…

— Тикка, — повторил джинн. — Ты… настоящий? Это не сон?..

— Могу ущипнуть тебя… Видать, долго ты просидел в этой лампе, — предложил мальчик.

— Нет, — потряс головой мужчина.

Тикка вдруг охнул:

— Тот урод, который меня сюда заманил, сказал, что кто-то из моих предков в чём-то виноват перед ним… Наэран его возьми! А вдруг он не получил своё и пойдёт мстить моим родным?! Слушай, ты… или Вы… Как тебе удобнее? Как тебя вообще звать? Ты поможешь или нет?

— Я Дженн… — прошелестел ответ. — Прости… Я слаб…

С этими словами мужчина пошатнулся и упал на колени. Да, силёнок у него, видно, совсем не осталось.

— Тебя там не кормили, что ли? — фыркнул Тикка, покосившись на лампу.

— …Только не гони меня обратно, — всхлипнул мужчина совсем не по-мужски, да с таким отчаяньем.

— Ладно-ладно, — сжалился Тикка. — Не хнычь, джинн Дженн. Моим первым и последним желанием будет даровать тебе свободу от лампы!

И как только он это произнёс, будто грохочущая морская волна прокатилась где-то вдалеке, и сиреневый свет потух. Теперь пещеру освещал лишь огонь факела. Тот, кто назвал себя Дженн, громко вздохнул, поднял голову и странно посмотрел на Тикку.

— Ты ведь мог пожелать свободы, — прошептал он, — нам обоим…

— Да? — усмехнулся мальчик. — Что-то я не заметил, чтобы ты был в силах исполнить хоть что-нибудь.

— Я не джинн, — с трудом проговорил Дженн. — Я маг… Заклятие… оно повиновалось тебе… Возможно… у меня получилось бы отыскать… крохи силы и открыть нам путь на свободу. — Он огляделся. — Где мы?

— В каком-то подземелье посреди Эльхайби, — вздохнул вор, с сожалением глядя, как догорает его факел.

— На лысом холме? — прошептал Дженн.

— Угу, холм лысый, камень на нём, а в камне — кольцо, — подтвердил мальчик.

— Пещера Времени Заманон, но, — мужчина хмуро огляделся. — Здесь были сокровища… Несметные богатства…

— Были да сплыли, — пожал плечами вор. — Какие-то мелкие камушки остались, монеты…

— …Монеты, — повторил Дженн. — Но мне нужно кольцо… Кольцо с изумрудом. Я оставил тут одно… Оно очень важное… Я обещал вернуться за ним, но сам попал в плен… А он не знает, он ждёт! Он думает, я подвёл его, бросил… А это не так! Я обещал, и я сдержу обещание.

— Сдержишь, сдержишь. Не расстраивайся ты так. Я тоже поищу его, если хочешь, — предложил Тикка и тут же принялся осматривать неровную каменную поверхность у себя под ногами. — Может, оно куда и закатилось.

— Ты сказал… — прошелестел голос мужчины у него за спиной. — Ты сказал, что тебя назвали в честь… бабушки.

— Угу. Бабуля Тикка всю жизнь притворялась мальчишкой и имя такое же носила.

— …А, — Дженн сглотнул. — Скажи, год сейчас какой?

— Девять тысяч восемьсот тринадцатый, — отчитался мальчик.

Мужчина охнул:

— Сто лет прошло… Сто лет я… в этой лампе… В этом теле… На целых сто лет я бросил своих товарищей… О, горе мне…

— Сто лет назад тебя заточили в лампу? — переспросил Тикка. — Ну-ну, только не плачь… Давай подумаем, как нам выбраться? Эта борода козлиная запечатала тени. Теперь по дрёмным тропам отсюда не уйти.

— Если не уйти по дрёмным тропам, значит… — Дженн не закончил, но тяжёлый вздох сказал больше, чем слова.

— Ты совсем без сил, волшебник? — уточнил Тикка.

— Я едва могу говорить, — признался мужчина. — Мне бы на солнце…

— Ну… — Тикка в последний раз глянул на факел. Огонь дрогнул и потух. Факел оказался такой же неважнецкий, как и богатый господинчик. — Тогда я не вижу других способов выбраться, кроме как… По-омо-оги-ите-е!!! — вдруг заорал он во всё горло. — Спа-аси-ите! Кто-нибудь! Слышите?!

Мужчина что-то недовольно забурчал себе под нос. Похоже, его ушам были неприятны даже простые звуки. Тикка решил: пусть себе ворчит. Может, злость придаст волшебнику сил, и он сделает что-нибудь полезное.

— …Пожалуйста, прервись, — простонал Дженн спустя время. — Я не могу больше… А ты так голос потеряешь.

Тикка орал довольно долго. Горло его разболелось, а пить хотелось просто ужасно. Теперь он скорее мог шептать, чем говорить. Но потерять голос лучше, чем потерять жизнь.

— Я вспомнил кое-что… — произнёс Дженн. — В прошлый раз я попал в эту пещеру через лаз… Не сверху — снизу прополз… Я хочу поискать тот ход. Это не простая дрёмная тропа. Она была как лабиринт и… плотная… Нора — может, сквозь неё мы и выберемся…

— Волшебно, — прохрипел Тикка. — Стоило орать, чтобы довести тебя до отчаянья…

— А ты шутник… — хмыкнул волшебник. Его голос, наоборот, за прошедшее время окреп и стал чище. — И ты смелый…

— Смелый? — удивился вор, который всю жизнь считал себя довольно трусливым.

— Смелый, — подтвердил мужчина. — Ты осмеливаешься шутить с силами, которых совершенно не знаешь…

Дженн долго ползал по пещере. Но проку от этого занятия оказалось немного. Поэтому через некоторое время мальчик снова открыл рот и принялся звать на помощь.

* * *

Снова и снова снилась ему та битва. Будто якорь, брошенный в воды сознания, не давал ему продвинуться дальше. Он никак не мог прожить тот день, окунуться в ночь и выйти в новое утро.

Ему снились следы драконьего пламени, разъевшего плиты площади, распахнутые настежь Звериные врата. Опьяняющий миг свободы, а затем… Он выхватил меч и ринулся в бой. Он сражался так рьяно и был беспощаден к врагам настолько же… сколько и к самому себе.

Он не уберёг свою Мудрицу. Дженна пропала! И Дэзерт остался один.

Часть его души хмелела от чувства свободы. Но вторая её половина задыхалась от горя. Он был силён, могущественен. И он был беспомощен в битве, происходящей внутри него.

Поэтому он сражался. Он бился остервенело. Он бился, как демон. Но тело его осталось обычной куклой. Дэзерт порубил не меньше сотни кочевников. Он был перепачкан их кровью, будто окунулся в алое озеро.

Он был повелителем демонов! Но когда в азарте сражения вражеский меч задел ноги Дэзерта, он упал и не смог подняться… как самый обычный человек.

Ему снились копыта коней и верблюдов. Зычный вой труб, крики людей, рёв зверей. В болезненном бреду он видел статного всадника на белой лошади. Высокая шапка царя царей была на нём, однако лицо принадлежало знакомому лесорубу.

Ему снилось, как он сам лежит в луже крови. И звук собственного хохота, перемешанного со слезами.

Дженна ушла. Настал и его черёд. Всё кончено. Это было ясно как день. Он никому не нужен. И это была его последняя битва.

«Мы там, где нужны? — хохотал и плакал Дэзерт, вспоминая любимую фразу Мудрицы. — Мы там, где должны быть?..»

«…Нас ведут дороги!» — вдруг раздался ответ.

Ему снилось, как отряд в красном и жёлтом пронёсся мимо, сметая кочевников. Сверкали кривые сабли. И тени то и дело скрывали этих странных воинов, подобно серым плащам.

Дэзерту снилось, как чьи-то руки подхватили его под мышки и затащили в одну из теней. Ему снился немилостивый жар солнца. Ему снились бескрайние пустынные барханы. Дэзерт был дома…

— …Мы там, где нужны, — бормотал во сне мужчина.

— Мы там, где должны быть, — шептал в ответ женский голос.

Уже поднимаясь из пучины сна в ласковые объятья любовницы, Дэзерт вдруг устремил взгляд вверх. Там среди просторов тающего сновидения в безоблачном голубом небе парил… чёрный дракон.

— Дженн? — застонал демон и проснулся.

— …Снова кошмар? — промурлыкала лежащая рядом женщина, лаская его своими мягкими ладошками. — Всё хорошо, милый… Я рядом… Мы дома. Мы в безопасности…

— Айши, — вздохнул Дэзерт. — Счастье моё…

— …А кто такая Дженн? — раздался вопрос, в тоне прозвучали ядовитые нотки.

— Айши, я даже глаза не успел разлепить, — скривил губы мужчина. — И с чего ты взяла, что это «она»?

— …Воспоминания о мужчине не смогли бы украсть твою радость от моей близости, — было ему ответом.

Её ладони сжались. Демон распахнул веки. Черноволосая красавица, приподнявшись на руках, пристально смотрела ему в лицо.

Её недовольство было вполне оправданным. За все пятнадцать лет, пока они делили ложе, мужская сила ни разу не подводила его хоть и старое, но вполне пригодное тело. На недовольство женщина имела право. Дэзерт был первым и единственным её любовником. И все эти годы он хранил ей верность.

Молчаливая договорённость между ними, их страсть и нежность были сильнее традиций, где мужчина брал столько женщин, скольких мог себе позволить.

Дэзерт высвободился из объятий любовницы и сел, спустив ноги. Пол покрывали мягкие звериный шкуры и алриасские ковры — услада для натёртых ступней после тяжёлых будней. Стены украшали лишь ниши с горящими свечами.

В отличие от прочих обитателей гор, Айшара не поклонялась богам. Женщина равно чтила Жизнь и Смерть, Солнце и Луну, реку и пустыню, но их символов в доме не держала. Только в блюде на низком столике сверкали кристаллы пустынной розы, которые Дэзерт когда-то преподнёс своей избраннице.

В ответ Айшара подарила ему небольшой гладкий продолговатый камень с красивыми золотистыми прожилками, который она нашла как-то, гуляя в горах Басилиона. Так они обменялись дарами, заключив между собой негласный договор верности и преданности.

Хотя покои были вырублены в известняковой породе, Айшара сумела создать в пещере уют. Она была права. Дэзерт был дома. И он был в безопасности.

— Мне нужно поговорить с Главным, с Альманином, — пробормотал мужчина, растирая лысую голову, чтобы прогнать слабость сна. — Я чувствую, грядут перемены…

— А со мной не нужно ли поговорить? — нахмурилась женщина. — Что тебя так обеспокоило, мой лев?

— Дженн, — вздохнул Дэзерт. — Это мой господин… Мне кажется… он вернулся. Никогда он не снился мне, а тут…

— Дженн — тот волшебник, который передал тебе знания сьидам? Ты говорил, что он погиб много-много лет назад…

— Я говорил: «возможно, он погиб»…

Женщина приподнялась на колени и, захватив руками лицо мужчины, повернула к себе. Её большие почти чёрные глаза молили об ответе. Нагая грудь тревожно вздымалась и опускалась в такт дыханию. Тёмные ореолы сосков глядели на демона ещё более требовательно.

Дэзерт хотел было выскользнуть из маленьких, но сильных ладоней госпожи его души и тела, но не смог противиться коварной женской магии. Никакие сны, никакие драконы не могли более украсть его радость от близости подруги. Мужчина обнял любовницу и уложил обратно на цветные шёлковые покрывала.

— Это всё просто сон, Айши… Глупый пустой сон…

Он позволил себе поверить собственным словам. Он разрешил себе утонуть в мягкости и тепле, в едва уловимом, дымно-сладком аромате женщины.

* * *

Дженн застыл во тьме, сжимая в пальцах тёплый шершавый камень. Он отыскал его здесь много десятилетий назад. Или камень сам нашёл дракона? Сегодня подобных камней ему не попалось. Кольца с изумрудом он тоже не нашёл.

Маг кое-как сумел добраться до своей теневой сумки. В кромешном мраке это было не очень-то просто. На ощупь он изучил остальные семена. Величайшее из Великих древ должно прорасти из них, когда Дженн соберёт все. А пока камни дали ему немного своей силы.

Впрочем, её всё равно было мало. Его плотная сфера сто лет носила чужой облик. Связи с тонкими сферами почти не ощущались. Дженн стал не просто плохим магом, он стал почти старцем.

— Сто лет, — вновь со стоном прошептал маг. — Сто лет…

Всё это время он провёл не совсем в лампе. Осознав, что колдун подстроил ему ловушку, Дженн открыл амулет Миркира. Чтобы не дать негодяю использовать свою силу, он укрылся в мире демонов. Он запечатал проход тайными печатями, которые открыл ему Катан. Никто кроме них двоих не смог бы распахнуть эти врата…

Долгие, долгие годы Дженн прожил не только как мужчина, но… как демон. Поначалу это было даже увлекательно. У него появилась возможность изучить собратьев Дэзерта и саму сферу. Полюбоваться было чем, ведь Мудрец создал её собственноручно из осколков своего мира, тонкой его части. Миркир был одним из его гениальных творений!..

Однако воздух демонических пластов, тамошние пища и энергии тлетворно сказывались на человеческой душе. Каким бы телом ни обладал дракон, долгое время играть в чужие игры было опасно. Тогда маг вернулся в лампу, надеясь отыскать путь на свободу.

Дженн, учившийся у величайших магов, был уверен, что быстро отыщет выход. О, как он ошибся. Лампа была уникальной ловушкой. Сплетённая внутри неё сфера оказалась абсолютно гладкой, словно зеркало — ни единой зацепки, чтобы маг мог распустить волшебный узор. И неважно, какой силой он обладал. Любая атака на сферу обращалась против её узника.

Тогда Дженн оставил свою войну и решил отдаться пространству снов. Он надеялся, что окунётся в забвение. И снова он ошибся.

Безмятежно спит лишь тот, чьи помыслы легки, а сердце свободно от страстей… Сны Дженна обернулись кошмарами. Это был парад из яви и домыслов. Калейдоскоп лиц и гримас. Заточение в лампе обернулось заточением в храме собственных ужасов.

Не имея иной почвы, новый мир дракона возрастал на крупицах радостных воспоминаний, на камнях сожалений и на глыбах отчаянья. И мир этот оказался куда страшнее Миркира.

Дракону… драконице казалось, что сферы её распадаются, как разбитая мозаика. У неё не хватило сил, чтобы видоизменить свою плоть к исходному виду. У неё не осталось сил даже на то, чтобы выбраться не из лампы, но из своих кошмаров в Миркир.

Кем она была? Женщиной или мужчиной? Человеком, духом, демоном… зверем? Кем она стала, оказавшись теперь на свободе? Могла ли она доверять своему телу… и уму?

Несмотря на бессилие, горячие волны демонической ярости накатывали на мага. Мужчине с трудом удавалось держать себя в руках. Он злился на себя, на Дэзерта, на некроманта, на Тикку, на весь мир и на все миры… К лучшему было, что он остался без своих волшебных способностей. Как знать, сколько бы бед он натворил, имей прежнее могущество?

— …Ты что-то затих… Снова размышляешь о своей тяжёлой судьбе? — уточнил откуда-то сзади голос Тикки. Вместе с тем послышалось позвякивание. Умный вор не терял времени, решив собрать остатки камней и монет. — Слушай, я тебе очень сочувствую, но если мы не найдём выход, можем и впрямь помереть тут. А тот богатенький козлобород порешит мою семью.

— Кто он? — откликнулся Дженн, надеясь, что сможет перенести свою ярость на кого-то одного. — Тот козлобород, что привёл тебя сюда?

— Какой-то Арлеклодий, ученик мага, — ответил воришка. — На вид лет тридцать, северянин. Разодет как принц, но обзывается как бандюга…

— Скорее всего, он ученик того козлоборода, что засадил меня в лампу, — решил Дженн. — Хотел счастья попытать с испорченным джинном… Погоди, ты говорил, что кто-то из твоей родни его обидел? Его? Или его учителя?

— Его! — фыркнул Тикка, подбираясь поближе к источнику голоса собеседника. — В том и загадка. Сто лет, говоришь, прошло? Как же так?

— Некромант обкаканный, — холодно процедил Дженн. — Он мог поменять своё тело, вселиться в молодого…

— Как делают гули! — подхватил мальчишка.

— У него на поясе были лампы? — спросил Дженн.

— Не было никаких ламп, — ответил вор. — Я профессионально изучил его одежду. Но вот что любопытно: кошель с серебром он держал в тени. В какой-то теневой сумке…

— Да, из тени иногда делают сумки. Это просто, я покажу, когда выберемся, — пообещал Дженн. — Возможно, там же колдун спрятал и лампы… Или же нашёл другой способ тянуть силу из духов.

— Откуда только всякие негодяи добывают такие знания? — недовольно заметил Тикка.

Дженн зло выдохнул:

— А что негодяев делает негодяями, ты можешь ответить?

— Неа, зато могу ещё раз позвать на помощь, если ты так и не нашёл свой лабиринт.

— Что ж, зови… Я и сам однажды услышал зов и смог помочь…

— Угу… — Тикка глубоко вздохнул и закричал в никуда: — По-мо-ги-те!

2. Король Цветочной горы

Музыка переливалась гипнотизирующим звоном бубенцов, боем таблов и бубнов. Заливались дудки и лиры. Точно птицы Даалсамы пели женщины, сидящие по левую сторону от огня. Мелодии и голоса устремлялись к звёздному небу вместе с искрами костров и дымом. Отголоски праздника разносились вдоль немых гор сладким напевом, запахом пряностей, жареных орехов и мяса.

В рыжем свете пламени танцевали красавицы. Их чёрные волосы блестели как смола. Станы и бёдра одевал тонкий шёлк. Груди, руки и щиколотки унизывали золотые бусы и браслеты. Нагие животы покрывали рисунки: орнаменты цветов и зверей, птиц и волшебных существ.

Грациозные и стремительные, подобно барханным змейкам, танцовщицы вырисовывали в воздухе невидимые рисунки: пальцами, кистями, стопами, движением бёдер и плеч. Их мышцы двигались то плавно, будто волны Амитары, то вдруг содрогались, точно рябь на воде. И каждый их жест, каждый шаг дарили красоту.

Танцовщицы самого Наэрана кружили головы зрителей сильнее вина. И Айшара была прекраснейшей из них. Его Айшара.

Сколько им ещё отпущено счастья? Долго ли суждено быть вместе, если Дженн… вернулся? Дэзерт гнал от себя тяжёлые мысли, но с Главой переговорил.

— Ты свободен, брат мой лев, — не отрывая взгляда от танцовщиц, Альманин сын Хасаана наклонился в сторону Дэзерта. — Ты знаешь, львы не те звери, которые будут сидеть на цепи… Я никого не держу здесь. Любой может уйти, может прийти… Тем более ты — один из Старейшин…

«Как же, «любой», — усмехнулся про себя Дэзерт, обежав взглядом зрителей, которые устроились по правую сторону от костров.

Пряный дым, поднимающийся от огня, действовал не менее опьяняюще, чем ритмичный бой барабанчиков, звон бубенцов и раскачивающие бёдрами красотки. На демона дым не оказывал влияния, но магическим зрением он ясно видел, как наркотик надежнейшей из цепей стискивал души. Его Айшару в том числе…

Пока Дэзерта это устраивало. Он не видел большого вреда в уловке Главного. Иногда людей не удержать просто хорошими речами о чести, доблести и воздаянии негодяям. Хасаан умел завлекать людей одни лишь словом, его сын не унаследовал этого свойства.

Старый Хасаан основал в пустыне Поцелуй Наэрана небольшое поселение вольнодумцев ещё в эпоху правления истинных Намуров. По рождению он был знатным вельможей — одним из тех, кого не устраивало правление царя царей. И он был великим мудрецом, которому пустыня и её гневный покровитель Наэран открыли свои тайны.

Хасаан не просто основал посёлок для изгнанников, но клан сьидам. Ассадоны — львы Наэрана, защитники несправедливо оскорблённых — выполняли роль чистильщиков Джаэруба подобно сумеречным лисам, о которых Дэзерту рассказывала Дженна. Они называли себя воинами Шама и были сьидам — охотниками Южного континента.

Как удавалось поселению существовать посреди самой знойной пустыни Юга, где дождь проливался лишь раз в год? Разгадка крылась в гигантских деревьях, растущих к северу от Басилиона: между морем и горами. Местные называли их «древами жизни» или «отцами семян». На человечьем наречии элибирского название звучало чудно — «баба баб».

Вид деревьев был столь же диковинный и вызывал ассоциации именно с отцовством. Будто гигантские жирные корнеплоды торчали из песков, протягивая к солнцу свои неказистые скрюченные «корешки». Но в само̀м их необъятном теле и заключалось главное богатство — вода. Настоящие корни бабабабов уходили глубоко вниз, вытягивая влагу из подземных источников. А мягкие и пористые стволы накапливали воду не хуже колодцев.

Сама кора «отцов семян» широко использовалась целителями. Листьями, древесиной и золой лечили болезни и раны, а дымом отпугивали кровососущих насекомых. Бабабаб был практически бессмертен! Содранная кора быстро восстанавливалась. Полые стволы продолжали жить. Их можно было использовать в качестве жилища, а после дождей такое дерево долго сохраняло воду внутри себя.

«Дженн наверняка бы поразило это открытие», — невольно промелькнуло в мыслях у Дэзерта.

К тому же ассадоны использовали ту же фразу, что и её сумеречные лисы. «Мы там, где нужны. Мы там, где должны быть», — говорили их Старейшины. Интересно, какая связь была между львами и лисами?

Но Дженн наверняка не понравилось бы нововведение Альманина. Последователь своего отца вместо возвышенных речей стал использовать пьянящий дым. «Сено, сухая трава», как называл её Главный, было непростой травой. Её смолы приятно кружили голову, но вызывали стойкое привыкание, что позволяло удержать людей от измены и предательства.

По-видимому, для той же цели в тайную обитель приводили и красивых женщин. Ни одной дурнушки здесь было не сыскать! Сюда шли сбежавшие невесты, несправедливо обвинённые жёны, молодые матери с детьми, чьи отцы совершили преступления столь тяжкие, что казнить обязывали всю семью.

Айшара была дочерью одной из таких матерей — Рамле. Девочке было тринадцать, когда она появилась в тайной обители. Айши только-только расцвела и была очень хороша собой. Многие из мужчин пожелали взять её в жёны. Разумеется, согласие девочки никого не волновало. Тогда на защиту принципов свободы, которые не всегда успешно проповедовали ассадоны, встал Дэзерт.

Айшара не только дивно танцевала, но уже в детстве проявляла необычайный талант к поэзии. Её стихи пленяли, словно красота звёздного неба и бескрайних песков. Айшара умела так тонко рассказать о чувствах, что и демон поневоле проникся её восторгом, страстью, страхами и мечтами.

Не столько красотой, которую Дэзерт вдоволь повидал на своём веку, сколько талантом Айшара Рамле заставила владыку Миркира забыть о его прошлом. Несколько лет Дэзерт охранял этого котёнка от посягательств львов Наэрана. Затем однажды вечером она сама явилась к нему. С тех пор они не расставались.

Они не расставались ни днём, ни ночью. Когда Дэзерт уходил на задания ассадонов и ночевал где придётся, воспоминание об Айшаре всегда было с ним. А теперь женщина плясала пред его глазами, однако стоило демону прикрыть веки, как в темноте он слышал голос другой.

— Я уйду завтра днём, — объявил Дэзерт, поднеся руку к груди, где хранил подарок подруги.

Продолговатый камень с золотистыми жилками, который ему преподнесла когда-то Айшара, демон туго обвил кожаными шнурами и, не снимая, носил на шее, словно амулет.

— Направляешься в столицу? — заинтересовался старый Альманин.

— Там мы в последний раз виделись с моим приятелем, — объяснил Дэзерт. — Почему тебя это волнует, уважаемый?

Старик выразительно вздохнул, устремив взгляд к звёздам.

— Я не хотел тебе говорить, не будучи уверенным. Но… Ты покидаешь нас, и я вынужден поспешить. Скажи, сможешь ли ты в честь нашей долгой дружбы выполнить для львов последний заказ? Ибо только такому, как ты, я могу доверить его…

Демон снова усмехнулся про себя, прекрасно зная, что права на отказ Альманин никому и никогда не даёт. Ссориться с Главой он не намеревался, и потому кивнул:

— Что за заказ?

— Видишь новую деву? — старик указал жестом на одну из танцовщиц.

— Дара, — припомнил Дэзерт. — Сбежала из гарема…

— Из гарема царя царей, — подавшись к самому уху собеседника, прошептал Альманин сын Хасаана.

— Наэран задери меня, — вздохнул Дэзерт.

— Идём, потолкуем подальше ото всех… — предложил Глава.

Владеющие тайными тропами, старик и мужчина поднялись со своих мест и уже через миг оказались в пустыне. Альманин остановился, задумчиво глядя на сверкающие вдали точки костров. Вниманием Дэзерта владело песчаное море, так любимое им. Оба не смотрели друг на друга.

— Царь царей, говоришь, — поморщился демон.

— Ты всё верно понял, друг мой, — медленно произнёс Глава убийц. — Его обленившийся предок ушёл от нашего клинка. Престол занял некий брат. Появившийся из ниоткуда, он совершил немало благих перемен. Но увы, похоже, проклятие власти ослабило род Намуров. Нам стало известно, что сиятельный Тадж Намур Хаким лишился рассудка. Дара подтвердила: царь царей не может родить наследника, ибо убивает своих жён после первой же брачной ночи.

— Ты хорошо всё обдумал, достойнейший Альманин? — спросил Дэзерт. — Не ослабит ли страну смерть царя?

— Я всю свою жизнь размышляю о власти, уважаемый брат мой Дэзерт, — признался Глава. — Управлять даже небольшой шхуной в бурном море непросто, а уж целой страной… Я пришёл к мысли, что этот груз не под силу одному человеку. Власть должна переходить из рук в руки, чтобы одни имели возможность отдохнуть, а другие — вкладывали новую силу.

— Непросто найти так много рук, — Дэзерт ничем не выказал собственного мнения на сей счёт. — У тебя уже есть такие на примете?

— Мы лишь посланники воли Наэрана, — усмехнулся старик. — Мы видим слабость, мы её устраняем. Политические вопросы я оставлю царскому совету. У Хакима немало дальних родственников… Руки найдутся всегда.

— Разумно, — соврал Дэзерт.

Он знал, что сьидам прекрасно чуют ложь. Но, как существо нечеловеческой природы, в чьи задачи входила охрана царской власти, чуял он и то, что его собеседник лишился этого дара и несёт блажь. Впрочем, «мы видим слабость, мы её устраняем. Политические вопросы я оставлю царскому совету», — сказал Альманин. Что ж, Дэзерт найдёт «слабость» и устранит её, будет ли её причиной царь царей или кто-то из его приближённых.

Демон вздохнул:

— Значит, Наэран избрал меня вестником своей воли?

— Только ты подходишь для столь ответственной миссии, — качнул головой Альманин сын Хасаана.

— Ты что-то не договариваешь, мой старый друг, — заметил Дэзерт. Сотни раз он ходил сумеречными тропами — и вместе с Дженной, и один. Убить человека из тени не составляло сложности. Исключением были сами убийцы. И маги, способные почуять опасность на расстоянии. Так в чём же подвох «ответственной миссии»? — Есть затруднение, о котором я не знаю?

— Есть, — тихо вымолвил Альманин. — У царя появился свой колдун… И он очень силён.

* * *

«Дэзерт… где же ты, проклятый демон? — подумал Дженн. Позволив себе небольшой отдых, он распластался посреди тьмы. — Жив ли ты спустя сотню лет? А если нет, где витает твой дух?»

Маг так и не сумел найти того лаза, по которому он попал в Сию. Но и он, и мальчишка упорно продолжали идти, потом ползти куда-то, не видя ничего, лишь слыша собственные шаги, кряхтенье и тяжёлое дыхание. Казалось, это происходило уже целую вечность. Быть может, они всё-таки нашли какой-то туннель или просто ползли по кругу…

И добрую часть этого времени Тикка неустанно кричал:

— По-мо-ги-те!

— Ещё немного и у меня из ушей кровь пойдёт, — не выдержал Дженн.

— Я уже чувствую кровь во рту, — огрызнулся мальчишка. — Либо сделай что-нибудь, либо держи свои жалобы при…

— …Да кто вы оба вообще такие и чего шумите? — вдруг раздался во мраке третий незнакомый голос. — «Помогите да помогите!» Чем вам помочь-то?

Тикка испуганно взвизгнул — совсем как его прапрабабка Быстроногая. Ответил Дженн:

— Один негодяй запечатал нас в тенях… Кем бы ты ни был, ты можешь нас вызволить на свет?

— Как славно зашита плоть мира, — подтвердил голос, насмешливый, певучий, высокий, но мужской. — Отличный замок получился! Даже я никак не могу его взломать… Придётся резать, да простит меня Сия. Где там был мой кинжал?.. Ну и вы посторонитесь на всякий случай…

Дженн прижал к себе мальчишку, закрывая его собой. Непроницаемая мгла вспыхнула полосой света. Будто и правда чёрную ткань распорол острый нож, беззвучно и легко. Когда глаза Дженн привыкли к свету, он различил в проёме лицо, а точнее морду — синюю обезьянью морду в ореоле ярко-рыжей гривы.

— Ты кто? — поинтересовался маг, на всякий случай заслоняя мальчика.

— Обезьяний принц! — восхищённо взвизгнул тот. — Мне бабушка о тебе рассказывала! Ты помог нашему предку… Это моя любимая история! Ты помнишь, как спас людка? В джунглях! От тигра!

— Что-то такое припоминаю, была среди моих подданных одна маленькая безволосая обезьянка, — улыбнулся спаситель. — Да только не принц я, а уж король давно. Вылезай, дружок! — Он подал руку Тикке и покосился на мага. — Ну и ты вылезай, смурная рожа…

Покрытые изумрудными завитками деревьев, пики гор уносились ввысь, утопая в голубой дымке. Звенящие ручьи струились с их белоснежных вершин. Каменные мосты были перекинуты над облаками, словно через гигантские озёра. Только отражения в водоёмах повторяли не небосвод, а напротив — раскинувшуюся внизу твердь, густо прикрытую облаками.

В ветвях диковинных деревьев висели бесчисленные наливные плоды: жёлтые, красные, фиолетовые, розовые; и на сотни голосов щебетали ещё более пёстрые птицы. То тут, то там распускались цветы, описать красоту которых не хватало слов. А запах от них разносился такой, что голова шла кругом.

— Я будто вина испил, — восторженно озвучил своё наблюдение Тикка, крутя головой.

— Это от нехватки воздуха, — прокомментировал Дженн. — Мы забрались очень высоко… Нужно привыкнуть.

— Клянусь, мы проползли на карачках всю бездну Каальбир и оказались на небесах Даалсамы… — как мог осипшим голоском воскликнул Тикка. — Погляди, Дженн! Погляди! Скалы будто парят! А цветы размером с деревья!

— Был я как-то в местечке, где росли цветы размером с деревья… — мрачно огляделся волшебник. — А потом небо там сделалось кровавым и явился злобный дух, пожирающий детей человеческих…

— Прости, что прерываю твой интересный рассказ, — состроил рожицу мальчишка. — А ты не пробовал со жрецом пообщаться?

— Зачем мне это? — осведомился Дженн.

— Тебе везде мерещатся злые духи, угроза, обман! — объяснил вор. — Ты совсем не доверяешь богам! Обычно в таких случаях помогает общение со священнослужителем.

— Ты снова шутишь… — догадался Дженн.

— Нет, я серьёзно! — рассмеялся Тикка. — Погляди, какая красота вокруг!

— Это Цветочная гора, — с поистине царским достоинством объявил их новый знакомый.

Он был бос, но его тело, по большей части покрытое рыжей шерстью, одевали короткий кафтанчик и широкие штаны. В руках король держал деревянный посох. Длинный обезьяний хвост его плавно двигался из стороны в сторону.

— Мы… — ахнул мальчик.

— …На Ферихаль не похоже, — сильнее нахмурился Дженн. — Значит, это Цветочная гора в Сура