Стоял я за высокой железной оградой, издали любуясь куполами и крестами золочёными…
— — — — — — — — —
— Устин, это ж не уха! — мужичок с патлатой бородкой злобно ощерился, брезгливо перемешивая и тыкая деревянной ложкой в большие куски рыбы. Столовый прибор, будто нечаянно, уронил на пол, раздавил в щепки каблуком сапога. Посудину с похлебкой демонстративно опрокинул.
— Ну, положим, не уха, — продолжал, смачно причмокивая, уплетать наваристый бульон, его сотрапезник.
— Мутная жижа, да и только!
Трактирщик, шурудивший угли в самоваре, ухмылялся. Даже не оглянувшись на недовольного посетителя, ушел за прилавок.
— Рыбья… похлебка-то, рыбья!
— Я думаю, правильнее «рыбная», — Устин принялся обсасывать налимью голову.
— Отчего так? — патлатый вытащил из-за голенища сапога длинный нож. Встал с неохотою, вальяжно зашагал в сторону трактирщика.
— Думаю, что ежели бы эта похлебка принадлежала тебе, то она: «рыбная»; а если, скажем, принадлежит рыбе какой-нибудь, то: «рыбья».
— А я-то денежку платил за «уху», — подошел вплотную к деревянной стойке недовольный клиент.
Два человека встретились взглядами…
Если с мужичком все было ясно, как Божий день, — бежавший каторжник с обрезанным коряво левым ухом и клеймом на узком лбу; то лицо трактирщика было непроницаемо. Только, сдававшаяся издалека, ухмылка его оказалась физическим дефектом от глубокого грубого шрама через левую бровь до низа щеки. Да фартук был явно малым, не по размеру…
— А ты кто таков-то, а? — мужичек с ножиком осекся.
Вместо ответа громыхнул выстрел из короткого обреза. И недовольного местной ухой, с большими удивленными глазами, и пушистыми белесыми ресницами как у теленка, резко отшвырнуло далеко к самовару.
— Я-то кто? — трактирщик неспешно скинул на пол фартук. Неторопливо перезарядил патроны в обрезе. Подошел к дрыгавшемуся всем туловом, точно куренку, на грязном от крови полу раненому. Пальнул прямо в патлатую башку, — думаю, что отъявленный я лиходей…
— А мне нравится ушица! — нисколько не смутился товарищ убитого, — дюже вкусная!
— Кушай, Устинушка, кушай. На здоровье.
— Спасибочки.
— Обоз скоро подоспеет. Подмогнешь мне?
— Так отчего и не помочь!
— — — — — — — — — — — — —
Выходили через задний двор. В дровяном сарае Устин наступил нечаянно на мертвяка, очевидно, на убитого подлинного трактирщика.
— Твое дело будет — отогнать обоз к лесу. Подальше, — «ухмыляющийся» лиходей на ходу заряжал новую партию патронов.
— Из Томска, или Тобольска? Поди, хорошее, чего-нибудь везут?!
— Что-нибудь, да везут. В обозах всегда что-нибудь «хорошее» везут. Справишься?
— Так чего, дело не хитрое.
— Я следом подъеду.
— — — — — — — — — — — — —
Действительно, в скорости заскрипели на большаке перегруженные товаром сани, сворачивая к трактиру.
Устин влез на подмерзший сугроб. Отчего-то разулыбался. То снимал, то надевал рукавицы. Хотел было закурить, да вместо кармана нащупал только дыру в стареньком кафтане.
Ухмыляющийся лиходей, спрятав обрез за пазуху тулупа, стоял недвижно у края дорожки.
Обоз поравнялся со встречными. Чуток притормозил. Но вдруг взвился кнут над головой вожака. И лошадки, ускорив шаг, снова вывернули на тракт…
— — — — — — — — — — —
Санями управлял Митька рябой — известный головорез и разбойник по всей округе. Тоже «что-то» приберёг за пазухой. Но, встретившись взглядом со старым знакомым по прежним «делишкам», не решился останавливаться. Только озорно подмигнул старому дружку.
Тот едва кивнул в ответ…
— — — — — — — — — —
Январь 1829 год от Рождества Христова.
