Рожденный с проклятьем — изгнанник в пути,
Идущий по жизни… А что впереди?
Помеченный Тьмою, с клеймом на судьбе.
Готов к испытаньям и тяжкой борьбе…
Он с первого шага бежит в никуда.
Ему не преграда огонь и вода.
Большим добрым сердцем он видит свой путь
Оно лишь подскажет, когда повернуть.
Двуликий, как меч в борьбе света и тьмы.
Он станет ответом на голос мольбы.
Неважно, в чем сила: в руке иль клыках…
Судьба человека у волка в глазах.
* * *
…Мрак окутывал плотный зимний лес.
Дыхание страха. Хруст корки снега под лапами. Оканье старой совы.
И вот поляна, на ней невысокий холм. Волчонок поднялся на него, посмотрел вверх на большой ярко-красный полумесяц и, не видя в этом никакого смысла, вскинув морду, завыл. Через несколько секунд далеко из-за горизонта послышался точно такой же вой.
— Значит, я не один… — подумал волчонок…
1. Ведьма
Зима в этом году была на редкость лютая. Не во всех домах и печи справлялись. Кузьмарь, стараясь не замечать мороза, выбежал из избы за дровами. Облезлый пес выскочил из будки в надежде схватить Кузьмаря за штаны, но цепь сделала свое дело, и Лузика развернуло хвостом вперед. Так происходило всегда, но Кузьмарь все равно вздрогнул и выругался:
— Тьфу ты! Черт цепной! До смерти напугал…
Кузьмарь уже было взял дрова и хотел идти домой, как вдруг услышал крики. «Что это, кому неймется в такую погоду?» — подумал Кузьмарь и направился на голоса…
— Сжечь ведьму! Смерть нечистой! — слышалось из толпы, — канися нашего порчей своею хотела…
Понял Кузьмарь, что люд на площадь стекается и к самосуду дело идет.
«Знать, надо за канисем бежать!» — подумал он, бросил дрова и, подвязав под нос шарф, пошел к центру города…
Дом канися Антвея был славно сколочен, через замерзшие окна виднелся свет лампадки.
«Авось потушить забыли», — подумал Кузьмарь и, открыв калитку, направился к двери.
Три раза постучал, но никто не ответил. Тогда Кузьмарь снял варежки и стал греть ладони дыханием, а потом прижал их к окну, дабы разморозить его краешек и заглянуть внутрь.
Темно-серые клубы дыма ходили по дому канися. Кузьмарь испугался, дыхание его участилось.
— Что же делать? Как быть-то? — в растерянности произнес Кузьмарь. И дела странные творились, и в дом канисенский врываться не пристало. На удачу мимо проходил Алошка, кузнецкий сын.
— Дед Кузьмарь, ты чего возле дома канисенского забыл-то? — спросил Алошка, подходя к калитке.
— Да вот, Лошка, пришел канися повидать и совета спросить, а у него дым черный в доме, — ответил Кузьмарь, показывая на окно.
— Как же дым? А ну, отойди! — сказал Алошка и побежал к окну.
Посмотрев, он увидел то же, что и Кузьмарь. Отпрянул назад, спрятал руку в рукав и с размаха ударил по стеклу. Через разбитое окно вытекал смоляной, черный дым и начинал окутывать канисенский дом. Алошка был малым крепким и плечистым, весь в отца. Он схватился за раму и прыгнул в окно. Едва ему удалось открыть изнутри дверной засов, как неведомая сила выкинула его из дома.
Народ, минуту назад кричавший на площади, обернулся в сторону центра и побежал к дому канися. Увиденное ими не забудется никогда…
Дым из канисенского дома взлетел вверх над крыльцом и осел возле изгороди. В образовавшемся кольце соткался образ девушки в платке и сорочке.
— Во имя Святителя и высших сил… Изыди! — повторял приближавшийся к дому поп Фирипп.
Услышав это, девушка из пепла и дыма сняла платок и мигом обернулась змеей; зашипела и после крестного знамения Фириппа растворилась в воздухе, потушив огонь во всех домах городища.
Люд застыл, несколько секунд никто не мог пошевелиться.
— А где же канись наш?! — крикнул Кузьмарь и побежал в дом.
Мужики направились за ним, пробежали по комнатам и нашли бездыханное тело Антвея.
— Умер канисюшка наш… — сказал кто-то из толпы.
— Из дома его нужно вытащить, — сказал Фирипп, — помогите!
Мужики вынесли из дому канися, его жену, дочь и ждали Фириппа. Старый поп упал на колени и начал молиться:
— Господи… Силы небес! Не вели на нас кару посылать и избави нас от темного…
После этих слов выглянуло солнце. Небо из серого и безжизненного превратилось в золотистое покрывало. Примерно в это же время народ, терпеливо ждавший исхода, услышал тяжелый кашель канися, глубокий вздох его жены Орьги и дочки Ратеньки.
— Святитель всемогущий! — крикнул Фирипп, показывая пальцем в небо.
— Совет ваш, нужен канись. Что с ведьмой, вас заворожившей, делать будем? — обратился к Антвею Кузьмарь.
— Какой-такой ведьмой? — спросил Антвей.
— С полчаса назад мы ее поймали, одежду на себе рвала, кричала, ваше имя приговаривала, жены и дочки вашей. Сейчас в клетке сидит, мерзнет… — пояснил Фирипп, показывая на центр городища.
— Ну, пойдем! Посмотрим на ведьму твою, — произнес канись и хотел было встать, да подкосились ноги, и он упал набок.
— Может, до вечера оставим, батюшка? Отлежитесь? — сказал Алошка.
— И то правда! Никуда она не денется, — согласился канись.
— Вечером от костра светлее будет! — добавил кто-то из толпы и засмеялся.
Антвея подняли на ноги и, взяв под руки, повели в дом.
Канисенством было небольшое городище страны Мирвских племен. Располагалось оно между двух лесов с таинственными названиями Смаугтон и Андром. Правил городищем молодой канись Антвей. По законам Мирвских племен власть в городищах передавалась от отца к сыну, и до весны следующего года менять управителя было нельзя. Так и Антвею его чин достался от отца, а после года правления народ снова выбрал его на общем собрании, уже навсегда. На самом востоке страны располагался морской город Колирай, а центром и столицей был Мирвград. На пути с запада в столицу между могучими лесами и располагалось канисенство Антвея, благодаря чему имело оно постоянную торговую связь и доход от проходящих купцов.
* * *
Он хотел уже нажать на курок, как волчонок поднял глаза и посмотрел на Антвея. Во взгляде щенка было все: любовь и власть, спокойствие и отчаянье, он как будто знал, что канись не сможет выстрелить.
2. Темница
Клетку с ведьмой перенесли в темницу. Это было холодное и сырое место. Каменные стены покрылись плесенью и мхом, с потолка капал растаявший снег. Запах сырости, как в картофельном погребе, постоянно щекотал нос. За мощной решеткой, которую ковал кузнец Фадор, сидела хрупкая, невысокого роста зеленоглазая девушка. На вид ей было весен двадцать. Прямые волосы свисали сосульками и обрамляли ее нежное миловидное лицо. На ней было много одежды: плотное платье с длинным рукавом, вязаная кофта и платок, меховая жилетка. На ногах были кожаные сапожки с твердой деревянной подошвой, что не каждый житель деревни мог себе позволить. Она прислонилась спиной к деревянной части стены и заснула.
Снились ей родные луга деревенского поселения, дым из труб немногочисленных домиков, речка, извивающаяся среди просторных лугов и полей.
Разбудил девушку скрип двери темницы. Мерные звуки шагов говорили о приближении тяжелого и, наверное, высокого человека. Затем к ним присоединились мелкие шаркающие шаги. Девушка открыла глаза и увидела перед собой мужчину в шубе и большой меховой шапке, к нему подбежал маленький толстенький человек с крестом.
— Крестом вы мне не поможете, — произнесла девушка, отрицательно мотая головой.
— Откуда ты и зачем пришла в наш край? — спросил канись. Девушка посмотрела сначала в чистые голубые глаза Антвея, потом отвернулась и стала рассказывать:
— С мужем мы жили уже пять лет, как перед Богом поклялись. В соседских домах ребятишки играются, а у нас никого. Люди добрые совет давали, что от недуга такого заговор есть, но знает его не каждая знахарка. Месяц прошел с того дня, как зашел к нам пастух Егор и говорит:
— Послушай, Артушка, в город мимо нашей-то деревни ведьма едет патарская, может тебе она помочь. Только надо скакать мужу твоему за ней, она сейчас в соседской деревне.
Поскакал туда любимый мой Итарушка, с утра умчался и до вечера не воротился…
Ночь к утру стремилась. Темень на улице, вышла на крыльцо, и сердце вот-вот выскочит… Проходила мимо бабка Маврена и говорит:
— Весть принеслась горестная из деревень соседских; о ведьме патарской, что проездом к канисюшке нашему ехала. Мужчин ихних обманом заманила, а наутро трех молодцов в озере местном нашли. И сердца в груди не было у них, знать, вырезал кто… Завтра отпевать будут поутру, на поминки звали.
— Да как же так, матушка, к ней же давеча Итарушка мой поскакал! — крикнула я и побегла в сарай отцовский за конем.
…Вьется грива конская по ветру, копыта оземь стучат, а Артушка на ухо коню приговаривает: «Неси меня быстрей к мужу моему на спасение, не останавливайся!»
Вошла Арта в деревню, а на улице никого. Час утренний давно, а будто спят все, только скотина по полю гуляет блудней; да без пастушка…
Видит она, в лесу костер кто-то жжет. Сердцем почуяла, что туда скакать надо. Через лес путаный, через поля некошеные пробиралась Арта к дыму. А на месте сем стог сена стоит — в огне полыхает, а поверх тело Итара лежит, догорает. Слезы полились из глаз девушки, жаждой мести сердце запылало, и по следу кровавому пошла за ведьмой она.
Две версты проскакала и видит, как старая на коне Итарушкином к речке мчится. У реки коня оставила и на Арту смотрит. Несколько десятков шагов до ведьмы оставалось, когда сила неведомая сбросила Арту с коня.
Поднялась девушка, выхватила из ножен плетеных меч отцовский, размахнулась, и снова сила невиданная назад ее откинула. А меч в руках не удержался, в сторону ведьмы полетел, да в грудь ее воткнулся…
…Привезла я сердце люб
