автордың кітабын онлайн тегін оқу Тайны петербургских предместий. Казна генерала Майделя
Валерий Пикулев

Кітап туралы Пікірлер1 Қазір оқып жатыр63 Сөрелерде Тегін фрагмент

Валерий Пикулев

Тайны петербургских предместий

Казна генерала Майделя

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Готов ли ты отправиться в своё прошлое, чтобы изменить настоящее и создать лучезарное будущее? Сможешь ли противостоять соблазнам и, отыскав заповедный клад, сохранить при этом свою личность, не предать друзей и идеалов юности? Готов ли пройти по извилистым лабиринтам судьбы и не заблудиться в них? — Готов? Тогда эта книга для тебя!

16+

Тайны старинных кладов! — вы будоражили детское воображение, волновали юношескую кровь, заставляя вновь и вновь перелистывать страницы пиратских романов, снова и снова разглядывать еле заметные пометки на блеклых репродукциях старых разбойничьих карт!

Послания далёкой старины, доверенные пожелтевшим листам древних манускриптов… — сколь много веков пронесла над вами Река Времени, истирая в прах! — Лишь жалкие обрывки выплеснула она к нашим ногам, на болотистый берег нынешних дней… лишь крохи мыслей и знаний, коими владел тот, кто покрывал неровными строчками листы полуистлевшего теперь, — увы! — пергамента!

Что же скрывалось за этими тайнами? — Древние поверья предков, колдовские обряды? Или описания примет, по которым только и можно определить вожделенные места захоронений сокровищ, неизвестно кем и как добытых? И какой неизмеримой глубины достигло отчаянье от невозможности тайны сии хранить далее, — чтобы довериться тонким листам пергамента в зыбкой надежде быть когда-нибудь и кем-нибудь воспринятыми!

А может, дело совсем и не в тайнах старинных кладов, а лишь в той поре нашей жизни, когда так хочется что-то открывать и что-то находить? — В нашем детстве, в юности нашей? И мы, кому удалось прикоснуться к этому, остаёмся ли, огрубевшие душами, верными тем сокровенным мечтам, бередившим когда-то молодое сознание, — верными тому источнику живой воды, который так легко замутить?!

Часть 1. Пиратские клады

Море спокойно… Поверхность лагуны слегка рябит под дуновением бриза, бликуя и переливаясь оттенками зеленоватой голубизны. Солнце в зените и печёт немилосердно.

Островок, затерявшийся в южных морях… Пустынный пляж. — Ни криков чаек, ни шумного вздоха случайной волны! Лишь угловатые тени кокосовых пальм да едва уловимая полоска прилива. Струйки песка меж пальцев обжигают кожу, навевая сон…

Море сливается с небом в лёгкой прозрачной дымке. Ситлуэт бригантины, стоящей на якоре в трёх кабельтовых от берега; наблюдатель в «вороньем гнезде» да одинокая фигурка вахтенного на баке, — вот и все признаки жизни…

Левый борт парусника, обращённый к острову, окутался беловатым дымком. До слуха доносится приглушённый раскат пушечного выстрела. — Полдень! От борта судна отваливает шлюпка. Взяв курс на берег, она медленно приближается с каждым взмахом трёх пар вёсел. Стекающая с них вода сверкает на солнце расплавленным серебром.

Искупаться, что ли, ещё разок?! Да подыматься лень. Ну и акулы… — Так и лежал бы себе, размышляя о пиратах, о несметные сокровищах, о бликах южных морей… о том, что завершилась эта нудная четвёртая четверть, а с нею и шестой класс, будь он неладен!

Шлюпка так близко подошла к берегу, что её теперь невозможно разглядеть сквозь заросли камыша. Ещё один хороший гребок, ещё один дружный взмах вёсел, и…

И в камышах, обступивших пляж, создавая в этой части берега уютную бухточку, что-то зашуршало… и на берег вылез весь обвешенный тиной Борька.

— Не, раков здесь нету, — констатировал он, отвлекая Вениамина от сладкой дрёмы, — за раками надо на реку Сестру, а тут, на Разливе, нету их.

Ну и дёрнуло же его со своими раками! В самом интересном месте прервать!

Шестой класс, надо сказать, завершён не как-нибудь, а с отличием! В этом, пожалуй, и заключена вся прелесть начавшихся летних каникул. Теперь и оттопыриться не грех на всю катушку, о пиратах помечтать, о кладах там… о дальних южных морях!

Всего лишь позавчера Вениамин прикатил со своими на лето в их старинный каменный дом, — «родовое гнездо». Приехали налегке: всё необходимое для дачной жизни в доме имелось и никогда на зиму не увозилось. Здесь можно бы и зимовать, да только не очень-то хотелось заморачиваться топливом на зиму, поездками в школу… да и «удобства» во дворе… А так, летом, жили они в Александровке уже много лет: жил и Веня с самого рождения, жили его родители, и бабушка с дедушкой. Вот, и в этом году…

Приехали не как-нибудь, а на новеньком «москвичонке». Только въехали во двор, а Борька со своими уже здесь, — в нынешнем году они у тёти Ульяны сняли весь второй этаж с маленькой кухонкой впридачу, — улыбается, рот до ушей, и рожицы строит всякие.

Боря перешёл в шестой, и всего одна тройка! — уж больно хлестался. Вениамин не стал выпячиваться с пятёрками, — пусть покобенится. Друзья были рады встрече: целый год не виделись! Теперь снова поле, залив, озеро… Эх! — Хорошая это штука, лето!

Тётя Ульяна, — хозяйка небольшой дружной семьи, — жила в своём доме постоянно и за имуществом соседей приглядывала (ей даже ключи на зиму оставляли), да и между огородами внутренних границ не было. Дедушка Вени дружил с дядей Аликом, мужем тёти Ульяны, — после войны, когда те переселились сюда из-под Порхова «на землю предков», как поговаривал дядя Алик, дедушка одолжил им довольно большую по тем временам сумму на постройку дома и с возвратом долга не торопил. Так и жили все вместе, наслаждаясь природой, чистым воздухом и красотой человеческих отношений…

Посёлок в пору, о которой повествуется, — а это 1966 год, — восхищал глаз! Даже теперь в нём, испахабленном заборами новороссов, остались следы былой красоты!

Расположенная под Ленинградом, близ озера Разлив, у Финского Залива, Александровка была построена в конце позапрошлого века графом Стенбок-Фермором, скупившим под дачи земли от Ольгино до Тарховки, и с тех пор гордо носит его имя.

Настоящим же достоянием Александровки в пору, о которой идёт речь, было не озеро и даже не залив, с берега которого в хорошую погоду можно различить форты, Кронштадт и Ораниенбаум… — Её достоянием было широкое поле, отделённое от посёлка задёрнутым ряской Горским Ручьём и ещё не отданное «на растерзание» садоводам, чьи халупы и коттеджи в настоящее время образовали, по существу, Нью-Александровку.

Поле это, обрамлённое с двух сторон лесом, с третьей — уже упомянутым Горским Ручьём, а с четвёртой — Левашовским шоссе (по которому проходит теперь окружная дорога, ведущая через дамбу, в Кронштадт), было, собственно, и не очень-то велико: всего пять квадратных километров. Однако, взобравшись на любой из пригорков, раскиданных в живописном беспорядке по всему пространству, окинув завороженным взором волнующееся под порывами ветерка море тимофеевки, всмотревшись в бездонную синеву неба и отыскав словно вмороженных в её ледяную глыбу жаворонков… — можно было ощутить бесконечность! Бесконечность пространства и бытия!

А на картофельных грядках можно разглядеть и важных чибисов с кокетливыми косичками, оглашавших окрестности своими пронзительно-пискливыми криками.

Неповторимо поле и в закатные часы. Косые лучи заходящего солнца, придавая рельефность каждому кустику, каждой былинке, создавали то умиротворённо-спокойное настроение, когда не слишком даже утончённый человек способен сочинять стихи!

А, когда сумерки, сгущаясь, опускались на землю, оседая росой на траве, и туман лёгкой ленточкой тянулся над болотцем, расстилаясь затем огромным слоистым покрывалом над засыпающим полем, — и меж этими слоями легко различались дальние холмы, — как хорошо дышалось этой влажной прохладой в такие часы!

Вот, о нём-то, об этом поле, и пойдёт рассказ. Именно, оно станет сценой драматичных и, поистине, таинственных событий, о которых речь дальше.

— … Послушай, Боб! А ты чё, всё лето хочешь раков ловить? — Скажешь тоже! Это я так. Вот если б лодку достать, тогда можно было бы… Да только у дяди Алика нету, а чужую отвязывать, — пендалей надают! Борька покосился на чью-то, плескавшуюся на воде лодку, привязанную цепью с замком к толстенному железному столбу. На борту лодки чёрной краской был жирно выведен регистрационный номер.

У дяди Алика, мужа тёти Ульяны, лодки, и правда, не было, зато были другие странности… — они-то и явились причиной повествования, но о них чуть позже, а пока…

— Да-а! — поддакнул Венька, — с лодкой было бы куда интересней! Можно и на залив махнуть, к островам. Там старинные пушки… и клад, может, какой-нибудь спрятан! В пиратов поиграли бы… Как в южных морях, — острова с сокровищами! Вот, это да-а!

— Верно мыслишь, старик! — вздохнул Борис, — когда вырасту, обязательно капитаном дальнего плавания стану! … Или куплю резиновую лодку.

На другой день с утра было пасмурно. Шёл мелкий противный дождик. Он так и моросил всё утро, — ни в поле выйти, ни к озеру смотаться! После обеда сидят Боря с Венькой на крыльце у тёти Ульяны и не знают чем бы заняться.

— Знаешь, мне вчера отец из города книжку приволок, — «Остров сокровищ», — вот это да-а! — с восхищением произнёс Боб, — весь вечер читал. И сегодня буду.

— А мне дашь потом почитать? — Веня дунул на головку одуванчика: маленькие парашютики тут же опустились, едва вылетев на дождик. — Потом дам…

Они замолчали. Каждый о своём думал. — О своём острове сокровищ в южных морях. Вот бы туда, на бескрайний морской простор, где, — куда ни кинь восторженный взгляд, — изумрудные волны до горизонта! А на горизонте, словно мираж, — остров с пальмами… и пиратскими сокровищами!

— А знаешь, Вень… — Боря помолчал немного, разглядывая божью коровку на стебельке тимофеевки: она, спотыкаясь, доковыляла до кончика травинки, а затем вдруг, расправив крылышки, полетела куда-то под дождём, на небо, «где её детки кушают котлетки», — так это… за кладами надо на другой берег Разлива смотаться, — он снова умолк, загадочно улыбаясь в предвкушении эффекта, который, по его мнению, должен был оказать на собеседника ещё не озвученный остаток мысли, — … там раньше была финская территория, и на заброшенных хуторах, говорят, они много кладов зарыли.

— Так ведь туда каждый день на поезде надо ездить; мне столько денег и не даст никто, — Венька с сожалением причмокнул, — разве что редиской торговать пойти вместе с Тонькой. Боб хихикнул, вспомнив о Тоне. — Да-а! С ней бы мы наторговали!

У Олега и Ульяны Лутиных была единственная дочь — Тоня. Тонечка отличалась трудолюбием, но её отношение к нехитрому и в то же время нелёгкому деревенскому труду можно объяснить скорее не тягой к земле и к сельскому укладу, а желанием хоть чем-нибудь помочь родителям. И она помогала чем могла… — Особенно ей удавалось торговать на местном рынке овощами: даже тётя Ульяна, с её жизненным опытом, не смогла бы похвастать такой выручкой!

Как-то раз, прошлым летом, у Тониной подружки по школе, — все ребята местных жителей ездили в школу, в соседнем посёлке, — не ладилась торговля: уж и день-то кончается, а больше половины пучков редиски не проданы! И вот тогда сметливая Тонечка предложила ей свою помощь: перевязала все пучки, сделав их раза в два меньше, и цену убавила соответственно, — раза в полтора… И через час у неё всё раскупили! — Ну и часть выручки себе взяла, конечно же, — по справедливости (мать подружки потом к тёте Ульяне приходила эту «справедливость» восстанавливать).

— Не, старик, редиской не годится… Мы что-нибудь получше придумаем. Вот если… — Борька наморщил лоб и почесал под носом, — если б лодку самим построить! Построим и будем плавать по Разливу туда-сюда хоть каждый день, а заодно и рыбы наловим.

— Да не-е, лодки нам не построить, — возразил Веня, вытряхивая песок из сандалий, — её ведь и конопатить надо и смолить… и каждый раз потом домой таскать с озера: нельзя же лодку там оставлять без цепи и без номера, — стырют! А вот если плот… — он помолчал немного, надевая сандалии и что-то обдумывая, — … если построить плот, — всего с десяток брёвен! — так его можно прямо на озере и держать, кому он нужен-то! Да и строить лучше у самого озера. Подумаешь! — Связал брёвна верёвками да досочек приколотил гвоздиками — и готово!

— Верно! — тут же согласился Боб, что, впрочем, на него не было похоже: он всегда норовил поспорить и настоять на своём. А тут сразу и согласился. Чудно как-то. Ну да ладно, — согласился и хорошо. Значит, предложение и вправду стоющее оказалось.

А дождик так и проморосил весь день, до самого вечера. Зато на другое утро погода выдалась изумительная! Правда, после затяжного дождя в поле идти не хотелось — чего там в сырой траве мокнуть. Да и купаться с утра на озеро тоже неохота. И пошли Боб с Венькой прогуляться по посёлку, — пошататься, поговорить… Затем повернули к озеру: место присмотреть в камышах, где можно плот прятать. Как ни искали, а всё лучше камышовой бухточки ихней не найти. Остановились на ней. И, усевшись на корягу, как заправские искатели приключений, пустились в рассуждения…

Самое главное и самое, пожалуй, приятное заключалось в том, что их со строительством плота никто не гнал — впереди целое лето! Вот, они и вкусили на полную катушку всю прелесть обсуждения своих замыслов. Ах, как хорошо, как приятно обсуждать проблемы, с решением которых тебя никто не торопит! Да только сдаётся, что это и так хорошо всем известно.

— … Ну, место для плота, пожалуй, мы и нашли, — задумчиво произнёс Боря, жуя травинку. — Теперь бы брёвен достать побольше, да покрупнее.

— Да погоди ты с брёвнами, — прервал его Веня, устраиваясь поудобнее на коряге, — сперва надо бы верёвками запастись, да гвоздями… — уж больно ему не хотелось заморачиваться с какими-то там брёвнами, когда можно было начать с чего-то попроще. — … А с брёвнами потом разберёмся. — Эх! Вот в южных-то морях! Мы бы с тобой не такое отчудили!

— Да-а! В морях красота-а! — поддакнул Борька. — Вот, когда в Севастополь переедем… — а дело в том, что в Севастополе жила его бабушка и давно просила их переехать к ней, в Крым, где внучку со здоровьем было бы полегче.

Приятели замолкли, созерцая прелестную картину утра на озере, мелкую рябь на водной поверхности, отражающей солнечные блики…

— … Ну, молоток и топорик мы у дяди Алика потом попросим, — продолжил Веня свою мысль, воротившись с южных морей, — а вот кусачки надо, пожалуй, уже сейчас поиметь.

— А зачем кусачки, — спросил, немного поразмыслив, Боря, — он, надо сказать, не очень-то догадлив был: ну, что с троечника возьмёшь!

— Как зачем? — А чем ты гвозди будешь выдирать? Не хватало ещё денег доставать на покупку! Мне их просто так не дадут: объяснять придётся… что да как, да зачем. — Вот из заборов и будем…

— Голова-то у тебя хорошая, да только не в ту сторону думает, — хихикнул Боб. — Ладно. Согласен!

А надо сказать, что в те простые времена подростки, вроде Борьки с Венькой, не имели обыкновения располагать карманными деньгами. Это сейчас, в двадцать первом веке, можно услыхать на улице странную речь каких-нибудь гимназёров-третьеклашек о сотне-другой «деревянных», раздобытых на хлопушки… — но, честное слово! — жизнь тогдашней детворы не была скуднее от этого! Скорее наоборот! — Ну кто сейчас похвастается построенной им самим подзорной трубой с тридцатикратным увеличением… через которую так интересно по вечерам заглядывать в чужие окна? … Или взорванным пузырьком с гремучим газом, полученным тайком от родителей путём разложения воды электрическим током от батарейки для карманного фонарика?! Да. Время идёт, мир меняется! И не всегда к лучшему, пожалуй, — ох, не всегда!

…Решили, что родителей в это дело посвящать ни к чему, а потому договорились так: Борис будет заниматься добыванием верёвок, — благо, их много надо на плот, — а Веня должен обеспечить гвозди (ржавые кусачки были им уже давно примечены между забором и бывшим коровником, у дяди Алика).

Весь следующий день приятели провели за обсуждением конструкции будущего плота. Для этого Боря притащил целую пачку каких-то листов, исписанных с одной стороны, и пару заточенных карандашей, после чего они принялись вычерчивать всякие-разные конструкции плотов, одна другой краше.

— Ну, сконструировать плот нам, положим, и удастся, да толку-то, — всё равно без денег и разных инструментов его не построить, — задумчиво произнёс Боря, — вон ведь Кон-Тики… — на специальных верфях сооружали.

— В любом деле, — наставительно заметил Вениамин, — главное не средствá и не инстрýменты, — при этом он сделал ударения на соответствующие буквы, как любил говаривать его дедушка, — а методы. — Взять, к примеру, весы… ну хоть которые у тёти Ульяны в прихожей стоят. Сколько раз ни пытался, никак их уравновесить не мог, а вот Тонька на них торгует даже, да так лихо, ты бы видел, — никогда в накладе не остаётся! — Вот что значит знать методы: тогда и на неправильных весах можно взвешивать!

— Главное в нашем деле, — найти такой метод постройки плота, что бы всё шло само собой, и ничего не надо было делать.

— Как это?… — Борька недоумённо взглянул на приятеля.

— А вот как: надо пошататься около магазина да натаскать ящиков, а ещё лучше бочек всяких. А потом мы их свяжем да настелим досок, — и безо всяких там брёвен!

— А это ты здорово придумал!

Ободрённые удачным началом конструирования, ребята в том же духе продолжили обсуждение:

— А ещё бы автомобильных камер натырить, верно?

— Не худо… только где взять-то их?

— Найдём! — заверил Борис и быстро набросал конструкцию плота.

На другой день ребята решили пуститься на поиски. — Безрезультатно.

— Не, так нам плота не построить, — подвёл Боб итоги целого дня исследований, похоже, его надо из брёвен… — как все.

— Опять ты со своими брёвнами! — отмахнулся Веня, которому больно уж не хотелось «как все», — давай сперва подготовим всё остальное: гвозди там, верёвки, а потом уже… — На том и порешили.

Целых пять дней бродил Вениамин по Александровке и украдкой выдирал гвозди из заборов! Надёргал сотни две, — со счёту сбился! — причём, ржавые не брал. Это монотонное занятие скрашивали блики южных морей, их плот, вроде знаменитого Кон-Тики, пальмы на таинственных островах, старые, пожелтевшие от времени и пролитого рома карты пиратов, на которых крестиками обозначены места кладов… Знать бы, ведать бы ему, во что воплотятся через много лет безмятежные мечты юности!

Гвозди старался добывать в отдалённых от дома закоулках, где его не знали, — да так разошёлся, что и не заметил как чуть было не влип! Домой прибежал взволнованный, запыхавшийся… Потом уже, к вечеру, он во всех подробностях рассказал свою историю Борьке:

— Тащу я как-то очередной гвоздь, — Веня говорил об этом уже совершенно спокойно и даже пытаясь придать своему рассказу некую долю таинственности, — тащу и вдруг чувствую: кто-то меня сечёт! Медленно оборачиваюсь и вижу, — тут он выдержал большую паузу для солидности, но не заметив должной реакции со стороны друга, продолжил уже более спокойно, — … вижу, что какой-то мужик стоит и наблюдает за мною, и с большим интересом. — «Ты чо ето делаешь?» — спрашивает. У меня тут же кусачки упали в канаву, а душа — в пятки! «Дяденька, помогите! — отвечаю ему жалобно так, — подержите-ка забор, пожалуйста! — говорю то ли со страху, то ли сдуру, — надо гвоздь этот получше заколотить, а то… а то он прохожих зацепить может… — а между забором и дорогой была сухая канава, почти с метр шириной. — Подержите здесь, а я… а я с другой стороны…» — Мужик вытаращил на меня глаза, но всё-таки ухватился обеими руками за ограду. Сколько он держал её, неизвестно, потому что, схватив кусачки, я быстро повернул за угол и дал такого дёру, что и сейчас не могу всё ещё прийти в себя! — Веня хихикнул для приличия, но Боб оставался невозмутим.

— Это что, а вот у меня… — и, в свою очередь, рассказал, как добыл тем временем несколько длиннющих кусков верёвки. Особо не заморачиваясь, он срéзал их без затей и канители, — один за другим — со столбов в поле, нимало удивив тем соседку с другого дома: ведь, вчера же только новую верёвку натянула, и на тебе — нету!

Из этих кусков ребята связали верёвку длиной метров сто. В поле связывали, чтобы никто не заметил. Правда, клубок получился здоровенный, с футбольный мяч, — и им снова пришлось развязать верёвку на куски. Куски верёвки и гвозди они тайком принесли домой и спрятали под крыльцом у тёти Ульяны, в рундуке.

Итак, подготовительные работы завершены. Пришло время подумать и о брёвнах. И тут-то стало ясно: как хорошо, как приятно заниматься мелочами, оставляя главные дела напоследок! — Наверное, всем это доводилось испытывать. А вот теперь Венька и Боб даже не знали, что и подумать, с какой стороны взяться! С одной стороны — брёвна! С другой — тоже. И куда деться?

— Проблемка! Не сосны же валить, в самом деле! Да и как их до озера переть-то потом? — начал рассуждать вслух Борис. — Правда… — он потёр указательным пальцем под носом и, наморщив лоб, покосился на приятеля, — правда, вот Кон-Тики-то из тростника, вроде строили, и ничего, плыл ведь.

— То Кон-Тики… — задумчиво произнёс Веня, — им же многие помогали, мастерские какие-то даже. Да и тростника здесь столько нету. Лишь брёвна и остаются. Да ещё и досок надо раздобыть, — возникла вдруг у него весьма своевременная и спасительная мысль, — брёвна чтобы сколачивать. Плот без досок никак нельзя строить, — это я во многих книжках читал. На одних верёвках плот будет неустойчив, — любой моряк скажет!

С досками было, всё же, проще: по соседству строили сарай, и скопилось довольно много обрезков, которые собирали, кому не лень, на дрова. Вот за эту спасительную мысль приятели и ухватились, отдалив решение главной проблемы ещё на неделю, — уж очень не хотелось обременять себя тяжёлыми задачами!

А пока набрали они досок и тоже спрятали их под крыльцом у тёти Ульяны.

Прошла ещё неделька, — лето в самом разгаре! Брёвен всё не было. Эта незадача уже висела над головами наших друзей как грозовая туча, затмевая голубизну безмятежных мечтаний, — даже блики южных морей, казалось, стали не такими яркими.

Но, вот, как-то раз… Как-то раз прибегает к Вене Борис и сходу, не переведя дух: — Ура! С брёвнами порядок! Айда в поле!

Ничего ещё толком не понимая, побежал Венька за приятелем в поле, а там… там, в поле… — Даже представить себе трудно! А дело в том, что поле пересекала старая телеграфная линия: рассохшиеся от времени её столбы уже давно требовали замены. И вот… И вот, их начали, наконец, менять!

На всём протяжении линии, — от Горского Ручья, близ озера, и до полоски леса, темнеющей вдали, — уже стояли новёхонькие, чёрные, хорошо просмолённые столбы, а старые, заменённые, валялись тут же, рядышком. И так на всём пространстве!

Веня сразу всё усёк! — Послушай! Надо все старые столбы по линии перетащить к озеру, пока их не увезли. — Сообра-жа-а-ешь! — удовлетворённо заметил Борька с растяжечкой.

Кое-где на линии ещё копошились рабочие, закрепляя опоры новых столбов, но подождать денёк приятелям было не привыкать.

— Как только они умотают, мы и начнём. — И они вскоре начали.

Сразу, после отъезда рабочих, прихватив с собой пять поленьев, покруглее, — из поленницы, которую дядя Алик заготовил на зиму, — отправились друзья в поле, к самому дальнему столбу, у леса.

План был до гениальности прост: подкладывая под столбы поленья-катки, надо последний (тридцатый по счёту) столб, дотащить до предпоследнего… затем, уже два столба, — до следующего… ну и далее. — И так, пока все столбы не окажутся на краю поля, у перелеска, за которым шоссе и озеро. Удастся ли и как перетащить столбы через перелесок и шоссе (по нему, хоть и редко, но ходят машины: дорога к Шалашу Ленина, как никак!), — об этом они решили поразмыслить потом. А пока с охоткой взялись за дело.

На перетаскивание первого столба ушло часов пять чистого времени. Попеременно подкладывая поленья, они, шаг за шагом, продвигали столб вдоль линии, — через колючие кусты можжевельника, через ивняк… обливаясь пóтом под палящими лучами солнца, искусанные оводами и слепнями!

Вряд ли стóит обсуждать здесь картину, которую являли собою наши друзья в то время, — два нагих пацана (одни трусы и тюбитейки, да сандалии), — но кому доводилось созерцать гравюры о строительстве пирамид в Древнем Египте, тот мог бы, пожалуй, составить некоторое представление… — Не хватало всего лишь надсмотрщиков с кнутами, роль которых ребята с успехом выполняли сами, по совместительству.

— Фу-у! Наконец-то! — выдохнул Борис, когда последний столб был с огромным трудом дотащен до предпоследнего. Это радостное событие случилось во второй половине дня, после обеда. Вконец измотанные, но бесконечно счастливые, приятели уселись на столб и решили произвести некоторые подсчёты.

— Пять часов на один перегон, — целый рабочий день! — Слышь? — мотнул головой Веник. — А сколько времени понадобится на все тридцать столбов? — задал Боб законный вопрос, — а ну-ка, математик, прикинь. Веня задумался…

— Один столб должен пройти двадцать девять перегонов, — начал рассуждать он вслух, — другой уже двадцать восемь… — Это всё равно, что протащить один столб… четыреста тридцать пять перегонов! — выложил он минуты через три напряжённого счёта в уме. Выложил и сам изумился: — Год и два месяца непрерывного труда!

— Ну-у! — только и протянул Борька. — Вот тебе и ну!

Действительно, — закончится лето, а они будут тащить всего лишь третий столб! Пойдут осенние дожди, а им придётся возиться с пятым! Холмы в поле уже занесёт снегом, а можно будет похвастаться лишь семью!

— Похоже, мы начали не с того конца… — озабоченно произнёс Борис.

— Постой, постой… — просиял Вениамин, — ну ты, Боб, и молоток! Завтра же и начнём. — Что начнём? — удивился Борька.

— Да с другого конца начнём, балбес! Ведь, сам же…

Он быстро прикинул: стащить второй столб к первому — один день. Третий — ещё два. Четвёртый… — За месяц мы восемь столбов соберём, а то и все десять, если поднатужимся! А августа нам за глаза хватит поплавать! — На том и порешили.

Но ни на другой день, ни на следующий, Боря с Веней так и не смогли выйти в поле. — У одного ломило все кости, да и другому было не легче. Лишь к вечеру третьего дня вышли они на улицу, — посидеть на скамеечке перед домом, обсудить свои дела.

Приятная усталость? Ну какая там усталость, да ещё и приятная! — ныло всё тело, особенно руки. Попробовал бы кто-нибудь с непривыки-то брёвна целый день ворочать! Но зато через три дня работа закипела!

Теперь они уже не были новичками: теперь друзья тащили столбы, помогая верёвками! За один день второй столбик был притащен к первому, а третий находился на полпути! Ещё через три дня работ уже шесть столбов аккуратно сложены вместе, и ребята уже начали примеряться как вязать из них плот. Работа спорилась, настроение прекрасное… — и блики южных морей с новой силой заиграли буйством тропических красок! … А через неделю добавилось ещё три столба.

Покрывшиеся волдырями руки, стали заживать, и на них теперь красовались твёрдые, как у настоящих матросов, мозоли. Кожа на плечах и спинах у мальчишек слезла от загара, но они словно и не замечали этого, — конечная цель близка! Теперь пожалуй, и настало время обсудить вопросы переправки столбов через узкую полоску леса, к озеру. А пока…

— Ну что, Веник, если дело и дальше пойдёт, нам, думаю, удастся на плоту ещё в это лето поплавать! — заметил как-то не без удовольствия Борька, сидя на довольно уже приличной горке телеграфных столбов. Он был в хорошем настроении и не скрывал этого.

— А что если мы и взаправду клад найдём на том берегу! — решил он развить свою мысль и насладиться по полной. — А, Вень! Вот, найдём вдруг и всё тут! Что тогда с ним делать будем? — А?

— Да успокойся ты! Какой там клад?! — Лучше погляди-ка!

Со стороны аэродрома донёсся приглушённый расстоянием гул мотора трудяги АН-2, который выруливал на взлёт. Затем, сделав короткий разбег, он начал помаленьку набирать высоту.

— Сейчас парашютистов выбрасывать будет, — сообщил доверительно Вениамин.

Биплан же, грузно и неспешно забравшись на верхотуру, начал тем временем вымётывать из своего брюха одну за другой маленькие точки, — словно лягушка икринки! — делая круг за кругом. Выметнув штук пятнадцать парашютистов, самолёт сделал крутой вираж и пошёл на посадку, за новой партией… — а у каждой из маленьких точек начали вдруг вытягиваться и раскрываться парашюты, один за другим; и вскоре небо над Александровкой расцветилось разноцветьем куполов, медленно и плавно спускавшихся, относимых ветром на аэродром. — Вот красота-то! Вот зрелище!

— Эх, лётная погода сегодня! В такую погоду, где-нибудь, в южных морях!… — Боря с сожалением поглядел на брёвна, — а нам ещё столько их таскать! — Нет, как хочешь, а клад нам просто необходимо отыскать, а то как же, — псу под хвост всё это, что ли? Вот только с кладом-то… что мы с ним делать будем? — вышел он на старую тему.

— Разделим поровну, — твёрдо ответил Вениамин, словно все другие вопросы их предприятия были уже решены. — Конечно же, разделим поровну, старик! — согласился его товарищ. Так и порешили.

На другой день ребята, как и обычно, отправились на свои добровольно-каторжные работы. Дотащив ещё один столб, десятый по счёу, они решили теперь, что и вправду настало время перейти к следующей фазе предприятия — к переправке столбов через узкую полоску леса, отделявшую их от озера. Было над чем подумать, поломать голову! Это уже не поле, — здесь по прямой столб не протащишь! А там ещё и шоссе… А дальше? — Дальше нужно брёвна вязать в плот. И этот плот должен выдержать обоих! Пожалуй, тут и пятнадцати брёвен не хватит, а у них ещё только десять, — это за три недели-то изнурительной работы! Да, было над чем поразмыслить!

Прошло ещё два дня. И чем ближе продвигались они к завершению своего предприятия, тем неспокойнее как-то становилось на душе. Вот, выйдут на плоту в море. Ну, хотя бы на озеро… А он возьмёт и перевернётся! И что тогда? — На середине-то! А там, говорят, воронки, водовороты! В самом начале работы об этом даже и не задумывались, а сейчас?! Как-то стрёмно сейчас стало. Тревожно как-то даже и неспокойно. Да и все, пожалуй, тоже согласятся: любая идея в своём начале безоблачна и прекрасна в её дерзком порыве! — Это потом уже…

Ну, хотя бы взять, к примеру, нашу Великую Октябрьскую, — Пафос! Это уже потом культ личности, застой… А Перестройка… с восходящей звездой Горбачёва? — Просто здорово! Это потом уже развал, — греча и рис по талонам! А вначале — надежды! И какие надежды! — Эх! Вначале всегда лучше!

Теперь уже мысли о южных морях посещали ребят всё реже. Острова с пальмами на берегу… — всё это как-то потускнело, стало не таким ярким. И солнечные блики на водной глади лагуны… — они больше не играли в их воображении. — И в поле ходили они теперь не так охотно, как раньше, стараясь и говорить-то о своём плоте поменьше. Но ходить было нужно, а то как же!

И вот, в начале четвёртой недели, обуреваемые такими непростыми, скажем, чувствами, вышли они в поле — надо же было как-то завершать начатое, — и видят… — Нет! — Они не были потрясены! Они даже не были сломлены картиной увиденного! Ребята, скорее, почувствовали некоторое облегчение и усмотрели в этом поистине оригинальное, пожалуй, решение всех своих проблем. — Какой-то хозяйственный седой старик со своим напарником старательно укладывал на тачку последнее из оставшихся и уже распиленных брёвен, — а с какими трудами эти брёвнышки они собирали! — … и затем медленно, часто останавливаясь и вытирая лоб платком, повёз его в посёлок, видимо, на дрова.

Бесславная затея! — скажет кто-нибудь. — А это как поглядеть! В истории Бори с Веней — пожалуй, да. А вот, если подобная история приключилась бы с целой страной? — Ну, тогда бы историки заявили в один голос, что история бесславной не бывает! — Это как поглядеть…

А потом… Потом события пошли своим чередом. Правда, в несколько ином направлении. К вечеру следующего дня Веня и Борис уже пилили свои столбы на дрова, помогая дяде Алику в заготовке запасов на зиму, — приятель его, нашедший иссохшиеся телеграфные столбы в поле, невесть откуда и кем притащенные, уступил половину их по дружбе, — пилили молча, сосредоточенно, каждый о своем думая…

Итак, затея с плотом благополучно провалилась. А сколько было хлопот, сколько волнений, — и всё коту под хвост! — По крайней мере, так друзьям казалось тогда.

Через много лет им уже так не покажется. Им просто будет о чём вспомнить, и вспомнить как о самых счастливых деньках своей юности! — А ведь, это здорово, когда хочется и есть о чём вспоминать! Эх, знали б тогда Венька с Борькой, каким образом, через много лет, вспомнятся им мечты о таинственных кладах, о сокровищах… и во что превратится безрассудный и тем прекрасный жар юности?! Да! — Истинно говорят: если б юность умела, если б старость могла!

Тогда же, в те безмятежные и, по-настоящему, счастливые дни, они даже и предположить-то не могли, что это было всего лишь началом, и началом не таким уж и худым, — но всего лишь только началом тех странных и таинственных событий, участниками которых им придётся стать.

— … Ну что же вы делаете?! — пожилой горбоносый, интеллигентного вида человек, с портфелем в руке и с очками на самом кончике носа, — так и казалось, что они вот-вот упадут! — сокрушённо качал головой, наблюдая как солдаты забрасывают глубоченную яму обломками досок, ржавыми кусками каких-то труб и прочим мусором, — … ведь эти доски сгниют же скоро, и асфальт просядет… а яма у самого дома выкопана, фундамент поведёт… а там… — Думать же головой надо! — Где ваше начальство?

А в это время бульдозер, лихо развернувшись, начал задвигать в яму новую земляную глыбу. За рычагами бульдозера, пританцовывая и смоля «беломориной», — она так и сновала из одного уголка рта в другой, стоял смуглый солдат (сиденье в кабине отсутствовало).

— Посторонись… поберегись, папаша, — крикнул он, весело скаля белые зубы, — вон, капитан наш идёт, с ним говори.

— …Капитан Звягинцев! — коротко бросил подошедший военный, приложив в приветствии руку к козырьку фуражки, — что Вас интересует, гражданин?

— Что интересýет? — возмущённо выкрикнул человек с портфелем, силясь перекрыть гул машины. — По какому такому праву?… Кто велел вашим сотрудникам зарывать доски в землю?

Капитан махнул тут бульдозеристу, и тот приглушил двигатель.

— Я, — инженер-строитель и кое-что смыслю в этих работах, — уже более спокойно произнёс гражданин в очках, — ведь улицу же испортите, дом трещину даст…

— … Нам отдан приказ обезвредить бомбу, которая лежит здесь ещё с войны, — чуть смущённо, будто оправдываясь, ответил капитан.

— Да что мне ваши бомбы… — начал было очкастый, но тут же осёкся, одумавшись, и уже примирительно, даже сконфуженно как-то, спросил: — Ну, а бомбу-то достали?

— Достали… Вон на газоне лежит, — и капитан указал на какую-то бесформенную груду железа, оцéпленную со всех сторон красными флажками, — химическая зажигалка, пятисоткилограммовая… на глубине шести метров лежала. А Вы — «доски»! — чуть обиженно и вполне миролюбиво произнёс он.

— Простите, капитан! Я же не знал, что бомба… — и, вконец сконфуженный, человек с портфелем как-то боком-боком удалился.

— Ребята, перекур! — выкрикнул не по-уставному капитан, — Неязов, подежурь здесь, пока ребята пообедают, — обратился он затем к бульдозеристу, — а мы с тобой потом, минут через сорок…

Солдаты направились в столовую зенитно-артиллерийского училища, которое располагалось поблизости, на углу Малой Монетной и улицы Мира, а капитан с Неязовым остались приглядеть за техникой… и за бомбой. Звягинцев присел на скамейку в скверике, у бомбы, и закурил. Неязов прилёг на траву и с наслаждением вытянулся. Из распахнутых окон дома, под которым выкопали бомбу, глазели жильцы, — дом не расселяли, — не часто же доводится поглядеть на такое.

Стоял жаркий май. Кусты сирени, отделявшие школьный двор от проезжей части улицы Мира, отяжелели под гроздьями белоснежных соцветий и жаждали влаги. Воробьи весело чирикали, подбирая выкопанных дождевых червей… да вездесущие мальчишки — отгоняй их, не отгоняй! — вертелись вокруг ямы…

Весной 1966-го года по всему городу и в пригородах развернулись работы по обезвреживанию всяких разных взрывоопасных предметов, оставшихся ещё со времён войны и представлявших хотя бы малейшую опасность, — ведь следующий год не простой, юбилейный: пятьдесят лет Великой Октябрьской!

У Звягинцева это уже пятый объект. Помнится, когда велись работы на улице Льва Толстого, в парке Первого медицинского института… — выкопали не менее десятка зажигалок и фугасных! — Да! Досталось родному Питеру!

Но не все из этих «подарков» оказывались боевыми: друзья-сапёры говорили, что нет-нет да и находились такие, в которых вместо детонаторов — металлическая стружка… а иногда и записка даже: «чем можем, тем и поможем…» — наши, видать, делали… — пленные.

— Василий! Вот ты где окопался! — весёлый усатый майор, подойдя к скамейке, на которой отдыхал капитан, присел к нему по-свойски. Неязов, торопясь подняться, чуть было не полетел, споткнувшись, но майор махнул ему дружелюбно, — лежи, мол, отдыхай.

— А ну-ка, покажи эту чушку! На шесть метров зарылась, говоришь? — и майор с капитаном подошли к бомбе.

— Вот она, — гляди! На шести метрах достали: яму пришлось досками укреплять, а иначе земля осыпáлась. Так-то! По воспоминаниям очевидцев работали, на ощупь, можно сказать.

Корпус бомбы, разъеденный ржавчиной, только отдалённо (да и то лишь по уцелевшему хвостовику) напоминал некогда смертоносный снаряд: он теперь представлял собою вполне мирную громадную лопнувшую сардельку, в некоторых отсеках которой, правда, еще сохранилось зажигательное вещество чёрного цвета. Эта чёрная жижа, дымясь, вспыхивала вдруг то здесь то там, на свету, напоминая о своём зловещем предназначении.

— Фосфор… — констатировал майор, забрасывая очаги возгорания пригоршнями земли. — Ведь это ж надо! Столько лет в земле, а на свет реагирует! — Обалдеть! — и он удивлённо помотал головой.

— Я, Вася, вот по какому делу заскочил, — майор выпрямился, разогнув спину, — твоё ходатайство о проверке поля в Александровке начальство поддержало. Закончишь с этим, — он указал на яму, — и отправишься… поле проверять, — и майор, хлопнув капитана по плечу, вдруг расхохотался. — Шельмец! Всё лето на даче, с семьёй! — Завидую! Коньяк с тебя!

— Так я тебя на дачу и приглашу, на природу: вот и проверим… в поле-то, — и загоготали оба.

— А кстати, как там Катя с Юркой? — выросли уж, поди? — Выросли… да только… такие ж замкнутые: с ребятами не водятся… Катька особенно. — Ну, передавай от меня привет, — и майор, снова хлопнув друга по плечу, отправился по своим делам.

Капитан же, глядя ему во след, усмехнулся чему-то и, затушив сигарету, направился к яме. Там, на краю, он долго, будто вглядываясь в яму, сосредоточенно о чём-то думал, затем, неторопливо достав новую сигарету, опять закурил… — Он, похоже, был чем-то взволнован.

— … Товарищ капитан, — а болотце это будем проверять? — солдат с металлоискателем, обследовавший только что заросли камыша и рогоза, что со всех сторон обступили громадную воронку, заполненную подёрнутою ряской зеленоватой водой, выбрался на дорогу и начал счищать пучком травы с сапог сырую грязь.

— Нет, в болоте нам делать нечего. Да и вообще, на сегодня хватит, — капитан взглянул на часы, на солнце, клонившееся уже к закату, и, достав из планшета блокнот, сделал в нём какие-то пометки. Затем он подошёл к водоёму и оглядел его.

По водной поверхности заболоченного пруда, свободной от ряски, скользила водомерка: замерев на месте, будто о чём-то размышляя, она вдруг молниеносно сменила позицию, оставляя угловатый расходящийся след, и затем снова замерла в ожидании чего-то.

— … Приборы я заберу, чтобы не таскать их взад-вперёд, а вам предлагаю отобедать у меня: нахлебаетесь ещё в казарме-то. Оба солдата с нескрываемым оживлением тут же дружно поблагодарили своего командира.

Для обследования поля в помощь капитану Звягинцеву были откомандированы двое рядовых, проходивших службу в части, расположенной в Горской, близ аэродрома ДОСААФ. Каждое утро он заезжал за ними на старенькой «победе», и они начинали свои «полевые работы». Вечером же капитан доставлял своих помощников обратно в часть.

Столовались частенько у него, хотя солдатам и выделялся для этого сухой паёк, — у капитана в Александровке была своя дача, — да и металлоискатель с аккумулятором оставляли у него же… Солдатам жилось вольготно: чистый воздух, вдали от начальства… — благодать! И они старательно выполняли всё, о чём просил их капитан.

Вокруг сапёров частенько вертелась ребятня, и солдатам иной раз приходилось делать весьма серьёзный вид, отгоняя назойливых пацанов; встречались, правда, и такие… ну как те двое, что целыми днями с брёвнами возились, — что ноль внимания!

Работы в поле велись уже второй месяц. Оно обследовалось планомерно, квадрат за квадратом: во многих местах его, особенно вблизи траншей и капониров, густо заросших травой, можно было увидеть результаты этих работ — аккуратно сложенные горки всякого металлического хлама. Здесь были и обрывки траков от гусениц каких-то сельхозмашин, зубья бóрон, детали сенокосилок, и куски ржавой колючей проволоки, и обломки труб…

Но дотошный капитан был чем-то всё же недоволен. И частенько, по вечерам, его одинокая фигура с металлоискателем маячила в косых закатных лучах на каком-нибудь из холмов…

…Через неделю, после столь благополучного завершения работ по строительству плота, — началась уже вторая половина июля, но по-прежнему стояла жара, и все дни ребята пропадали то на заливе, то на озере, — собрались как-то Боря с Веней вечерком, по холодку, обсудить свои дела. А надо сказать, что эта неделя не пропала даром, — в каникулы, да ещё и летом, ни одного дня даром не пропадает (в этом главное отличие каникул от монотонных будней учёбы), — неделя эта способствовала воцарению в душах мальчишек ощущения некоего покоя и примирения с действительностью.

Уселись они под окнами Венькиного дома на лавочке и, наслаждаясь ароматом жасмина, громадный куст которого рос у самого крыльца, повели неторопливую беседу.

— Крепкий домик у вас, ничего не скажешь! — Боря похлопал ладонью по ещё не остывшим камням высокого фундамента и глянул на друга, хитровато прищурившись, — ему наверняка уже лет сто будет.

— Моя бабушка говорит, что и поболе, вроде… — ответил Веня, любуясь вечерним пейзажем. А дело в том, что их домик стоял на живописном холме, склоны которого были густо заставлены утопавшими в зелени деревянными домами уже послевоенной постройки; и с высоты этого холма открывался удивительный вид на поле, на лес, чернеющий вдали узкой полоской, на пригорки, над которыми носились писклявые чибисы…

Дом был сделан добротно и, хотя и перестраивался, — кое-где вкрапления современной неряшливой кирпичной кладки выдавали себя среди более строгой работы прошлых лет, — но на старом фундаменте. Фундамент этот, почти с метр высотой, был сложен из больших обтёсанных камней, сцементированных так прочно, что даже и сейчас в нём не заметишь ни единой трещинки.

В доме было две комнаты и кухня, являвшаяся также и прихожей. В одной из комнат стоял камин: от его тепла могли обогреваться обе комнатёнки; на кухне — каменная плита, уставленная керосинками, на которых бабушка и готовила (газ они не использовали). Из кухни узенькая лестница с перильцами вела на чердак, сплошь заваленный всяким хламом. Был лаз и в подполье, где хранились заготовки на зиму в виде банок с соленьями и картошка, за которыми дедушка ездил зимой время от времени и брал с собой Веню. Ах, как Венька любил эти зимние поездки за город!

Боря ещё разок провёл ладонью по тёплым камням фундамента, по выбитому на одном из них орнаменту в виде какого-то трезубца и, снова повернувшись к другу, спросил, как бы между прочим:

— Ну и чем же, старина, мы теперь заниматься будем? — Ведь, ещё полтора месяца почти.

— А что если… — нет, нельзя сказать, что предложение Вениамина было всерьёз, скорее так, чтобы поддержать беседу, — а что если нам заняться поисками клада в поле: ведь не все же финны прятали сокровища на том берегу, может, какой-нибудь полудурок… — Он не успел докончить свою мысль, как Борька тут же прервал его:

— Вот это дело, старик! — у него даже в глазах что-то блеснуло, — вон, дядя Алик, не один раз уж ночью из поля возвращался… под самое утро приходил! — Сам видал. Тётя Уля ему такую взбучку давала, — по первое число! — «С ума спятил, дуралей…» — я хорошо помню, как она ему выговаривала тогда, — «… нет чтобы корову пасти, так он опять в земле и в глине какой-то вымазался!»

— А зачем ему в поле землёй-то мараться, не усёк ещё? — тут Боб сделал такую мину, что Венька от него отпрянул даже. — … А потому, что в поле ночью он копал что-то! — почти шёпотом закончил Боря. А потом, оглянувшись по сторонам, добавил:

— Да я и сам видал уж не один раз, как дядя Алик, перед тем как идти в поле с коровой, что-то украдкой из-под рундука достаёт, — не иначе фонарь какой-нибудь потайной или карту…

Веня, в свою очередь, тоже подтвердил: дядя Алик что-то от тёти Ульяны скрывает, — ему тоже не раз удавалось заметить, как тот, прежде чем отправиться пасти под вечер корову в поле, что-то доставал, таясь, из-под крыльца. Однако, после недолгого молчания, он благоразумно предположил:

— А может, враки всё это, про клады? Ведь, если б клад и был какой, то на другом берегу озера, где финны…

— Может, враки, а может, и нет, — уклончиво отозвался приятель. — Вон, в «Острове сокровищ»… — там всё взаправду оказалось! Может, и нам стоит попробовать? — Ведь когда пять лет назад монетку нашёл сосед наш, так чуть ли не каждый день кто-нибудь в поле копался!

А надо сказать, что идея найти какой-никакой клад в здешних местах владела в ту пору умами не только подростков, но и людей куда более солидных: уж не первый год ходили слухи о каких-то сокровищах, спрятанных будто бы где-то, близ озера… да вот на какой стороне только, неизвестно. Слухи эти ходили давно. То затихая и совсем прекращаясь на долгие годы, они порою вдруг снова вспыхивали, словно сухая ветка, брошенная чьей-то рукой в почти уже затухший костёр; и тогда пламя вновь разгоралось, освещая на время сумерки однообразия незатейливой сельской жизни. — И не в новинку было встретить иногда в поле таинственных «копателей», маскировавшихся под огородников.

— …Попробовать, может, и стóит, — отозвался Вениамин, — да только, вот, лопату надо раздобыть где-то, и потом прятать её в поле. Ведь, каждый раз уходить из дому с лопатой… — он отрицательно покачал головой. — И фонарь…

— А фонарь-то зачем? — насторожился Боб. — Меня ночью из дому не выпустят, здесь даже и думать нечего!

— Ну так и быть, можно и днём… — согласился Веня (о том, что его ночью тоже никто не выпустит, он решил дипломатично умолчать). — Да только сперва надо проследить где люди копают, — ну, дядя Алик, например, — а он, как нарочно, всё ночью норовит, сам же сказал. Вот в чём загвоздка! Не перекапывать же нам всё поле!

— Да-а, это ты верно сказал, старина: всё поле нам не перекопать, и думать нечего! А что если… — тут Борька сделал такие таинственно-округлые глаза, что Вениамин невольно затих в ожидании чего-то серьёзного или, по крайней мере, толкового, — … что если нам покопаться в старых развалинах, у леса, — а?

— Можно и там… — как-то неопределённо и нерешительно отозвался Вениамин, — да только в том месте всё уже давным-давно перекопано. И нечисто, говорят, там… Ну да ладно. Давай, попробуем.

На другой день, после завтрака, Боря, как и всегда, отправился в магазин. Дело в том, что ходить в местный магазин было прямой обязанностью мальчиков, которую они исполняли, впрочем, с большой охотой: на сдачу (а как правило, она составляла копеек тридцать) им разрешалось иногда покупать мороженое или даже сходить в кино, — в кинотеатр «Слава», приютившийся в одноэтажном, красного кирпича домишке против железнодорожной платформы.

Проходя мимо дома Вени, он, замедлив шаг, окликнул по обыкновению приятеля: — Веник! Выходи… Эй, Вень! Дело есть!

В открытом окне на мгновение показалась Венькина физиономия. Он кивнул в знак согласия и уже через минуту был рядом с другом.

— Слышь? — Мой отец собирается завтра ловить рыбу и попросил для этого у дяди Алика лопату червей накопать, а тот… — Ну, ты врубился или нет? — Борька дёрнул Веню за рукав, — а дядя Алик… — «лопату, — говорит, можешь не возвращать, она и так уже проржавела насквозь» — Сечешь? — Считай, короче, лопата у нас в кармане!

— Ну что ж, коль лопата в кармане, то и дело наше в шляпе, — промолвил в ответ приятель с серьёзной миной; и, хлопнув друг дружку по плечу, ребята расхохотались.

В юности все дела кажутся важными. Это потом уже, в зрелые годы, ускользающее время заставляет нас ранжировать их по степени важности. — В юности же любая мало-мальски приятная мелочь способна вызвать в нас хорошее расположение духа. — На то она и юность! Так было и на сей раз. Ну а что, собственно, ещё нужно в летние каникулы?!

— Погоди, меня тоже посылают в магазин, денег только дадут…

— Послушай, Веник, — Боб хитровато прищурил левый глаз, — а что если сдачу собирать после каждой покупки, а не в конце только: тогда много наберётся.

— Не, Боб, — взрослые не дураки… я уже пробовал. … И вскоре мальчики, толкаясь и дурачась, отправились в магазин.

Через час с небольшим они уже возвращались домой с полными сумками, неторопливо обсуждая свои ближайшие планы и смакуя сливочное мороженое за пятнадцать копеек, честно заработанное на сдачу. А ещё через пару часов Борька сообщил приятелю, что лопату он «прикарманил» и что она уже спрятана в надёжном месте.

Ну а после обеда… Сразу же после обеда ребята, как и договорились, решили покопать в развалинах. Веня счёл нужным не подавать виду, но… но один бы туда он не пошёл ни за что, — другое дело вдвоём.

Остатки фундамента с одной-единственной уцелевшей стеной какого-то строения, невесть кем и когда возведённого у самого леса, никогда не пользовались доброй славой. Ребятня сюда не наведывалась, — уж слишком далеко от посёлка, да и место какое-то жутковатое… А взрослые, — те тоже старались не задерживаться здесь надолго.

С наступлением сумерек над развалинами появлялась одинокая сова; её приглушённое уханье уж не раз заставляло вздрагивать случайного путника и ускорять шаг, чтоб поскорее убраться отсюда. Поговаривали даже, что иногда, по ночам, видели у этих развалин странные огоньки: то ли костёр кто жёг, то ли… — Ходила даже легенда о каком-то управляющем графа Стенбок-Фермора… неприкаянный дух которого временами шатается здесь в поисках несметных сокровищ…

— Не, Боб, — здесь только битый кирпич, мы лопату сломаем и всё. Да я и не читал нигде, чтобы клады в домах зарывали, — уж слишком место приметное, — Веньке явно хотелось поскорее убраться отсюда. — Вот если дом этот использовать как ориентир… а зарыть в другом месте, в ста шагах, например, — тогда совсем другое дело!

— Ты прав, Веник, — Бобу тоже не хотелось тут околачиваться. — Давай вон у того дуба покопаемся, как раз шагов сто будет… к лесу. — Отсчитывай.

Венька отсчитал ровно сто шагов по направлению к дубу. И они стали копать, не доходя метров пятнадцати до этого дуба… — Ребята не заметили тогда, как в дальних кустах, напротив развалин, блеснуло что-то раза два или три: за ними кто-то внимательно всё это время наблюдал… и наблюдал в армейский полевой бинокль.

— … Какой длины твои шаги? А, Вень? — Боря прекратил рыть землю и вытер платком вспотевший лоб. — Продолжай, теперь твоя очередь. Да похоже только, что здесь ничего нету. Видимо, шаги у тебя не той длины, всё же.

Венька потянулся и сладко зевнул. Как хорошо вздремнуть на травке, на вольном воздухе!

— Послушай, ведь мы сегодня здесь ничего так не найдём, — надо нам с тобой поменять тактику. А пока завяжем, может? — Вене, право, не очень-то хотелось копать, — Давай, пойдём лучше, поглядим как солдаты бомбы ищут.

— Давай, — тут же согласился его приятель, — и они, хорошенько замаскировав в кустах лопату, пошли на другой конец поля.

…Неподалёку от сапёров, — подходить к ним близко было строго-настрого запрещено сердитым капитаном, — собралась стайка ребятишек.

— Гляди, гляди, — вот сейчас точно отыщут! — возбуждённо говорил своему приятелю какой-то сопливый рыжий мальчуган, крепко сжимая в руках бурый от ржавчины гаечный ключ, откопанный недавно солдатами.

А в это время один из военных медленно ходил в наушниках вокруг одного и того же места, водя над ним круглой рамкой на длинной изогнутой штанге, вдоль которой был закреплён провод, идущий к ранцу. Капитан, в котором Веня сразу же узнал Василия Матвеевича, — соседа, жившего от них через два дома и частенько покупавшего у Лутиных молоко для своих детишек, Юрки и Катьки, — стоял несколько поодаль, наблюдая за обстановкой и что-то записывая в свой блокнот.

— Послушай, Боб, — а что если к Василь Матвеичу подойти и попросить? Он же знает нас, и к дяде Алику часто заходит…

— Веник! А ты молоток! — Борька, не дав договорить своему приятелю, сходу понял о чём речь. — Но тогда он, если клад найдёт… — он же не отдаст его нам! — Здесь надо поосторожней как-то.

— Да! Ты прав, Боб. Как бы он вперёд нас не отыскал его! Вон у него какая техника! Любые металлы, я слышал, ищет! Нет, нам самим надо как-то… А для этого необходимо точно знать место, вот и всё.

И друзья, поглядев немного на работу сапёров, повернули домой, так и не посмев подойти к капитану.

…Когда возвращались домой, уже вечерело. Тени от кустов стали длиннее. Каждый листочек и каждая былинка в лучах заходящего солнца приобрели рельефные очертания, — и всё, буквально всё вокруг внушало, что унывать не стоит… и что всё ещё впереди!

Неудача первого дня поисков не сломила друзей. Наоборот! — Она лишь подхлестнула в них дух искательства, и не только подхлестнула, но и подсказала им, что искать следует… не так. — И тогда решили они повнимательнее присмотреться к дяде Алику: может, и прояснится что. Но договорились однако, что напрямую спрашивать его ни за что не будут. На том и расстались.

Так уж иногда случается в жизни, что проблемы и задачи, которыми человек озабочен долгое время, начинают каким-то непостижимым и, вполне уместно сказать, сверхъестественным образом, — решаться. И решаться как бы сами собой. Так получилось и на этот раз.

Как-то, дяде Алику ещё с вечера предстояло отправиться в поле, выгуливать на всю ночь корову (об этом тётя Ульяна твердила ему вчера весь день, что не прошло мимо Венькиных ушей).

Раньше, в старые добрые времена, когда в Александровке многие держали коров, большое пёстрое стадо их дневало в поле, мирно пощипывая травку… а затем, уже вечером, наевшиеся досыта коровы, мыча и мотая во все стороны хвостами, возвращались домой по улице Коробицына, что шла вдоль Горского Ручья; и каждую из них встречала хозяйка с прутиком и загоняла на свой двор… Теперь же на весь посёлок осталось всего четыре-пять коров, и пасти их в поле днём, площади которого уже давно арендовал лахтинский совхоз, стало как-то неловко. И дядя Алик отправился в ночь…

Венька наблюдал за соседом во все глаза, стараясь не пропускать ни единой мелочи! — Вот дядя Алик, уже в фуфайке и с большой продуктовой сумкой, в которую тётя Ульяна заботливо уложила на крыльце ужин (бутылка молока, блины, испечённые накануне, большой шмат колбасы, кусок холодной телятины, старое суконное одеяло, — всё это Веня сам видел, — да котелок отварной картошки с маслом)…

— Вот он, перед тем как идти в коровник, присел на лавочку под кустом жасмина, перекурить вроде… Но… но что это он? Что он такое задумал?

— Лишь только его жена скрылась в доме, дядя Алик тут же бросился к рундуку и, оглянувшись по сторонам с какою-то странной улыбкой, нагнулся и… и извлёк из-под крыльца довольно объёмистый свёрток, быстро сунув его в громадную сумку! Затем он уже спокойно и, по-хозяйски, размеренным шагом, направился к коровнику…

«На карту не похоже, вроде, — подумалось Веньке, — фонарь, должно быть. Ну а лопата… где же он её держит-то, в поле, что ли прячет? — Вряд ли. Корову он не каждый день пасёт, а лопата что же, — в поле валяется всё это время? И тут он догадался: это у него фонарь и… складная лопата!

Вот теперь-то Вене и проследить за соседом! Да кто ж его в поле-то отпустит, на ночь глядя?! Эх! Вот бы сейчас…

И надо же такому случиться! Часа через полтора после ухода мужа тётя Ульяна пришла к Вениной бабушке с войлочной шляпой в руках: старая, потрёпанная, с обвислыми полями, — она и годилась только, что б в ней коров пасти! — … Не пошлёшь ли свово в поле сбегать, шапку мому снести: роса нонче, простудится. Забыла ему сразу дать-то. — И бабушка отправила Веню в поле…

Вооружённый инструкцией, которая, по мнению тёти Ульяны, должна была помочь быстро найти мужа, вышел он в поле. Был уже поздний вечер. Туман успел затянуть ложбинку близ Горского Ручья и простирался широкой пеленой примерно в метре от земли. А ещё в полуметре от первого слоя нависал второй…

Пройдя уж порядочно, мальчик забеспокоился, — где в таком тумане дядю Алика отыскать-то?! — как вдруг, невдалеке от развалин, что у леса, увидал метрах в пятидесяти… — языки пламени костра и какие-то тени, время от времени загораживавшие огонь. — Нашёл!

Обрадовавшись, он ускорил шаг и вскоре подошёл к костру. На месте, где только что плясали весёлые языки пламени, — парень их ясно видел издалека, — была зола: лишь одна головешка еле мерцала красным пятнышком уголька! И никого вокруг!

— Олег Петрович? — негромко спросил он, — Вы здесь? — Тишина вокруг: ни единого шороха, ни хруста сухой веточки!

— Олег Петрович… — позвал уже почему-то шёпотом. — Та же таинственная тишина в ответ! «Вот те — на!» — удивился он и начал быстро, почти бегом, удаляться от этого лихого места.

Лишь через полчаса, в другой стороне от дороги, вышел Веня после усердных поисков на дядю Алика! На небольшой возвышенности, где он расположился со своими товарищами, и близ которой мирно паслись три коровки, меланхолично пережёвывая травку, тумана не было. У костра сидели-полулежали на суконных одеялах трое «пастушков», завершая за неторопливой беседой первую бутылку… Ещё две, — ночь-то долгáя! — поблёскивали в траве.

Рассказав о цели своего прихода, курьер тут же получил и вторую инструкцию, уже от дяди Алика:

— Ты, это… скажи хозяйке, что нас не нашёл, — дядя Алик был уже немного навеселе (шерстяной платок, небрежно обмотанный вокруг его лысеющей головы, походил на тюрбан турецкого паши и усиливал колорит), — … не нашёл, мол, и всё тут!

— На вот, согрейся, — и другой из весёлой троицы, старый приятель Олега Петровича, протянул было мальчишке алюминиевую кружку, но третий тут же перехватил его, — куда ты, Игнатьич! — молочка плесни ему лучше, а то Петрович больно много его принёс, — он хихикнул, — ужель его нам с водкой мешать! … И Веня, держа в одной руке большую кружку молока, а в другой — отварную картофелину с солёным огурцом, присоединился к честнóй компании. Затем, освоившись маленько, поведал он и о странном костре. А в это время трое приятелей чокнулись и дружно «вдели» ещё по одной.

Вениамин тут поведал о странном костре, увиденном в другом конце поля.

— … Полевик озорует! — убедительно заверил его дядя Алик, потянувшись за огурцом и морщась от только что принятой мерки.

— А кто такой, этот полевик? — и в ответ на вопрос юного коллеги полилась долгая и обстоятельная беседа о полевиках, которые «озоруют» в поле, особливо когда начинают метать стога… о гуменниках, пугающих людей на гýмнах, о хитрых и коварных скирдниках и банниках, о домовых, о леших… — вобщем, о всякой такой нечисти. А водочка, подливаемая время от времени в кружки, делала беседу особенно тёплой и задушевной.

Дядя Фёдор, третий из собутыльников, подбросил в костёр сухих веток, — и языки пламени вновь озарили собравшихся неровным таинственным светом…

Эх! Пасти коров ночью, с друзьями, да вдали от своих жён! — это большое, приятное и довольно серьёзное мероприятие, к которому «пастухи» начинали готовиться ещё загодя: взять провизии на целую ночь, нелегально скинуться на хорошую выпивку, да ещё суметь припрятать её от жёнушек… — это совсем не шутка, надо сказать! А зато потом, — в поле, у костерка! — Ах!

Ах, как хорошо выпить с друзьями в поле, у костра, лёжа на разостланной фуфайке или

...