Ксения Комарова

Колючка

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Иллюстратор Наташа Соло

© Ксения Комарова, 2018

© Наташа Соло, иллюстрации, 2018

В королевстве Гац разрешено колдовать только мужчинам, служащим в полиции. Поэтому Рина, единственная в мире девушка-маг, решается на отчаянный шаг: она превращается в юношу и идет на службу. Укрытие надежное, но как быть с собственным сердцем, которое бьется быстрее, когда рядом отказывается капитан полиции? А тут еще и неизвестный маг открыл охоту на собратьев. Начинается опасная игра, призами в которой будут любовь и раскрытие одной старой тайны, которая навсегда изменит жизнь королевства.

18+

ISBN 978-5-4490-7191-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Колючка
2. Глава 1
3. Глава 2
4. Глава 3
5. Глава 4
6. Глава 5
7. Глава 6
8. Глава 7
9. Глава 8
10. Глава 9
11. Глава 10
12. Глава 11
13. Глава 12
14. Глава 13
15. Глава 14
16. Глава 15
17. Глава 16
18. Глава 17
19. Глава 18

Глава 1

До восхода луны Тои оставалось совсем мало времени. Окружающий лес медленно п-огружался во тьму. Я быстро шла к опушке, стараясь не наступать на ядовитые грибы-скользевики, которых к зиме становилось видимо-невидимо. За моей спиной покачивались четыре вязанки хвороста. Короткий топорик я держала в левой руке, а в правой копила заклинание удара. Я знала, что впереди засада.

Подходя к опушке, я сбавила шаг и спряталась за дерево. В зарослях орешника мелькнула едва заметная глазу тень. Я прыгнула ей навстречу, выставив руку вперед, и мимо меня с визгом пробежал испуганный подсвинок. Свист синиц смолк, лесные жители затаились. Я в растерянности огляделась. Тех, кого я ждала, не было в орешнике. Их не было и на соседней поляне, и за корягой у Синего ручья.

Обычно на выходе из леса меня поджидали мальчишки — Брол с Лисьих ямок и Гарана, сын старого пасечника Юмида. Летом от скуки они забредали в чащу, и я намучилась их там искать. Тогда они выдумали новую игру: караулили меня на опушке и обстреливали репейником. Эта игра нравилась и мне, и им. Иногда я поддавалась и уходила из леса вся в колючках, иногда опрокидывала их ударом. Не простым — особенным, магическим. Он попадал точно в цель, но не давал ушибиться при падении. Волна воздуха совершала нырок и становилась подушкой для того, кого только что сбила.

Этот удар я придумала сама. Если бы отец узнал, что я колдую, он высек бы меня сыромятным ремнем. Но Бролу и Гаране я могла доверять. Я знала, что они меня не выдадут, как не выдала их я: не рассказала родителям, что они отлучаются в лес. Я была их стражем и проводником, учила читать следы зверей, находить ягодные поляны, различать птиц по голосам. Когда-нибудь они смогут стать охотниками, если захотят. Лишь бы только не решились ловить саламандр.

И вот мальчишек не было, не было нигде! Сегодня они не пришли. Если бы они побывали здесь, подсвинок не задремал бы в орешнике. Мое сердце наполнилось тревогой. Я прибавила шагу и поспешила к дому: оставлю хворост и побегу на пасеку разыскивать Гарану. Дорога размокла от осенних дождей, на обочине желтели сорные травы. Бурые листья плавали в холодных лужах. Чувство, что случилась беда, нарастало. Я бросила вязанки на обочину и рванула напрямик, через пустошь, срезая угол. Но когда я минула околицу, мне стало не до Брола с Гараной.

Мой дом стоял на краю нашей деревни Пучуги, чуть скрытый яблоневым садом. У забора жевала лист лопуха чужая лошадь. Трензель мешал ей, изо рта валилась густая зеленая пена. При виде меня лошадь фыркнула и заплясала на месте, словно увидела вдалеке стаю собак. Гостей мы не ждали, отец везде и всегда ездил сам, встречался с покупателями подальше от дома. Да и ни у кого из окрестных жителей не могло быть такой лошади — с тонкими ногами, лебединой шеей, под дорогим арамакским седлом.

Я перемахнула через забор и рывком открыла заднюю дверь. Из глубины дома раздался звук удара, с которым тело падает на пол, потом я услышала стон. Отец! От страха я едва двигалась. Мне казалось, что я не бегу — ползу. Вот разгромленные сени, затем кухня — стол перевернут, горшки с маслом разбиты, сорванные занавески клочьями свисают с подоконника. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Скорее, Рина, скорее! Комната, еще комната. Поскользнувшись, я неловко влетела в летний пристрой, где сушились травы. На полу лежал отец, его лицо было мертвенно бледным. Над ним склонился неизвестный в черном плаще. В его руке блестел кинжал, занесенный для удара.

Я хотела крикнуть, но не было голоса. Стало нечем дышать, ноги не слушались. Я попыталась встать, и в этот момент незнакомец ударил отца кинжалом в сердце. С моей ладони само собой сорвалось заклинание удара. Волна воздуха толкнула убийцу в грудь с такой силой, что он отлетел к стене и проломил ее. Мой крик и треск ломающихся досок слились воедино. Убийца скрылся в облаке пыли, заваленный обломками стены.

Я бросилась к отцу, уже понимая, что опоздала, что он мертв, но поверить в это было невозможно. Я должна спасти его, хотя бы попытаться! Кинжал все еще находился в теле, и я схватилась за рукоять, чтобы вытащить его. Внезапно острая боль пронзила пальцы. Я попыталась их разжать, но ничего не вышло — кинжал держал меня крепче медвежьего капкана. Что-то горячее, ослепительно белое полилось по венам, заставляя вспыхнуть внутренний огонь — тот, что я скрывала. Перед глазами возник яркий шар света, он рос, ширился, поглощал меня. Я старалась удержать огонь внутри, не дать ему вырваться на свободу, но сил не хватило, и я вспыхнула. Я превратилась в костер.

Когда я очнулась, то обнаружила, что сижу на чем-то мягком. Остро пахло гарью, и сделав глубокий вдох, я закашлялась. Вокруг витал пепел. Я сидела на обугленных останках своего дома, не тронутая огнем. Даже одежда осталась цела. Темное небо смотрело на меня тысячью ярких звезд. Луна Тои — богини-старухи — ехидно щерилась из-за дальних сосен за околицей. Вокруг пепелища стояли все, кого я знала: семья Барсуков с выселок, пасечник Юмид и трясущийся от ужаса Гарана, Брол и его мать, пряха Эйла, черный Верг с женой, братья-охотники Луй и Назима. Пришли и мои подруги — Ульда, Родана и Кобби. Вечно смеющиеся и такие красивые, сейчас они молчали, опустив глаза. Справа от них я увидела Тильда, моего любимого Тильда. В руках он сжимал рыбацкое нож-копье, которым добивают сома, вытянутого сетями. В глазах его читался тот же вопрос, что и у остальных: как они столько лет прожили бок о бок с чудовищем и не знали об этом. Прости, отец. Теперь наш секрет известен всем. Я владею магией, я способна сжечь Пичугу дотла, едва лишь этого пожелав.

Я встала, и толпа отшатнулась. Зашипели угли, на которые упали первые капли начинающегося дождя.

— Что здесь случилось? — спросила я одноглазого Щена, старосту нашей деревни. Он всегда был добр ко мне.

— Это я у тебя хотел спросить, дочка, — тихо и осторожно сказал Щен. — Ты полыхала, как сотня саламандр.

Я огляделась кругом. Ближайший к нам дом пострадал от огня — стена и часть крыши почернели, но благодаря дождям и сырости, что уже две недели царили в округе, пламени не удалось перебраться дальше, и его успели погасить.

— Где Кер? — спросила козлятница Сара.

Кер — это мой отец. Был.

Я проглотила подступавшие слезы и ответила:

— Он мертв. Его убил чужак. Он приехал сюда на гнедой лошади. Вы видели его?

— Видели, — неуверенным голосом сказал Щен, тесня остальных подальше от меня. — Как у вас тут загорелось, я первый прибежал. Мужик этот валялся во дворе, под досками. Я хотел его вытащить, а он меня отпихнул, сел на коня и ускакал.

— Куда? — хрипло спросила я.

— К Ленточке.

Ленточка — быстрая горная речка, впадавшая в большую, полноводную Ленту, огибала Пичугу с южной стороны и уходила в лиственный лес, который мы называли Полным в урожайные годы и Пустым, когда начиналась бескормица.

Я стряхнула пепел и направилась к Полному лесу. Толпа расступилась, давая мне пройти. Мне казалось, я иду по веревке над пропастью. Ни одного доброго взгляда, ни одного прощального жеста. Тильд стиснул челюсти, и его тонкие, ловкие пальцы на древке нож-копья казались такими же светлыми, как Луна Тои. Я прошла мимо него, все еще надеясь, что он схватит меня за плечо, остановит. Но он не сделал этого, только нахмурил брови и прижал к груди оружие.

Прощай, Тильд! Ты так и не узнал о моей любви к тебе. Я ждала от тебя венка к празднику Таи — богини-матери, благословляющей браки. Думала, ты назовешь меня своей невестой. Но ты не выбрал меня — ты никого не выбрал, сплетя венок из лазоревого пустоцвета. Ходил слух, что ты собираешься уйти из Пичуги, наняться матросом в порту Сардины. Я бы ушла с тобой. Босиком, но ушла. Мое желание сбылось, как будто его исполнил дух Драконьих гор: обманул, перепутав слова. Мне, мой любимый Тильд, предстоит дорога. И известно лишь благим богиням, что выпадет тебе!

Спиной я чувствовала взгляды. Они леденили сильнее, чем вьюга в первые дни зимы. Было так тихо, что я слышала, как мои охотничьи ботинки сминают поникшую траву. Когда я достигла берегов Ленточки, сил держаться не осталось. Я рухнула на землю и дала волю слезам. Они текли, горячие, и обжигали кожу. Чем сильнее была боль, тем ярче вспыхивал огонь на дне моей души. Но больше я не позволю ему мной овладеть.

Я вытерла слезы и встала. Отца не вернуть, и домой дороги нет. Все, кого я любила, с кем делила радость и горе, остались в прошлом. Отец предупреждал, что так оно и будет, если я стану магом. У мага не бывает друзей. У него нет семьи, близких, ждущих его у очага с миской гречишного супа. Маг всегда один — опасный для других и себя. Но отец говорил, что истинную магию я обрету в день своего восемнадцатилетия — в канун встречи трех лун на Пороге года. Тогда я смогу выбрать путь: принять магию и стать изгоем или отвергнуть ее и жить, как обычные люди. Полюбить хорошего человека, растить детей, заботиться о доме.

Я посмотрела на холодные воды Ленточки, которые несли сломленные недавней бурей ветви деревьев. Магия решила все за меня: она вырвалась из глубин души и спалила мою жизнь, превратила ее в пепелище. Теперь остается одно: найти того, кто хладнокровно расправиться с отцом, и убить его. Магией или ножом — все равно. Он забрал у меня самое дорогое, и я этого так не оставлю.

Догнать его будет нелегким делом. Он ушел почти сразу после боя, и у него есть верховая лошадь — сильная, резвая, наверняка очень выносливая. Фора в семь — восемь часов. Но лошади нужен отдых, а мне нет. Я буду идти по его следам, пока не нагоню.

Мои вещи сгорели в огне, у меня не было ни фляги, чтобы набрать воды, ни одеял, чтобы согреться. Как будто впервые я оглядела свою одежду: ботинки крепкие, дорогу выдержат. Старые отцовские штаны годились для холодной ночёвки в лесу, а вот холщовая куртка, без меха подведет меня при первом же заморозке. Надо найти что-то более подходящее для дальней дороги.

Я оглянулась и посмотрела в сторону деревни. Можно рискнуть и под покровом ночи забраться к Ульде, попросить у нее необходимое. Она не откажет: из всех людей, которых я знала, не было никого чище и добрее ее. Но если меня заметят или она сама проговорится, что помогла мне, изгою, ей не дадут прохода. А ведь она любит Пичугу и не уйдет из нее, будет терпеть насмешки, пересуды, презрительные взгляды. Значит, к Ульде хода нет, и красть я не собираюсь. Пойду налегке.

Я хотела запустить руку в карман, чтобы проверить, нет ли там мотка веревки, и неожиданно поняла, что сжимаю в руках кинжал — тот, которым убили моего отца. Серебристый, неизвестный мне металл казался невесомым. Значит, внутри есть пустоты: такая вещь не может быть легкой, как перышко. Крепкий, гладкий и острый, кинжал напоминал коготь дракона. На нем не было ни символов, ни рун. Убийца не оставил следов. И все-таки я вспомнила нечто важное. В мгновение перед ударом он обернулся ко мне, и я увидела на его левой щеке след ожога. Такие ожоги получают ловцы саламандр, когда допускают ошибку: думают, что саламандра мертва и наклоняются к ней, чтобы подобрать с земли. Тогда она взрывается, и ее огненные чешуйки летят прямо в лицо охотнику. Те, кто выживают, до конца жизни носят на лице память о проклятой ящерице.

Про себя я стала называть убийцу Меченый. Луна Тои скрылась в тучах, и лес погрузился в темноту. Я шла почти наугад, падала, вставала и снова падала. Наконец стало ясно, что придется ждать рассвета. Меченый мог пойти куда угодно — в Кирку, к каменоломням. Или на юг, в столицу королевства — Узор. Или в Сардину, к Бурному морю. Мне слишком мало о нем известно, но я буду знать больше, когда увижу следы копыт его лошади.

Я раскрыла ладонь и зажгла на ней крохотное пламя. Ох и возмутился бы сейчас отец! Увидев однажды, как я играю с огнем, он вышел из себя и кричал, что я погублю нас обоих. Теперь некому призвать меня к порядку. Мысли об отце заставили меня захлебнуться горечью. Воспоминания одно за другим вспыхивали в голове.

Он был лучшим из отцов — пусть и не родным. Бежал из столицы, оставив там прошлую жизнь. Кем он был и чем занимался, он не рассказывал. На все мои вопросы отмахивался: мол, не важно, что случилось вчера, гораздо важнее, что есть теперь. Зимний голод заставил его держаться ближе к горам, где можно добыть саламандр и обогатиться. И он был прекрасным ловцом, пока однажды не нашел в пещере одинокую плачущую девочку — меня. Как я попала в пещеру и кто мои родители, я не помнила. Моя жизнь началась с того момента, как он меня нашел. Отец говорил, что я дочь дракона и человека, но я не верила ему. Иногда просто знаешь: нет, это не так, это не правда. Отец пожимал плечами и просил не искать ответов, чтобы не накликать беду.

Когда у него появилась я, он больше не мог себе позволить скитаться в предгорьях и осел в Пичуге. Выстроил дом, стал добывать кабанов, оленей, научился дубить шкуры. На саламандр больше никогда не охотился. Мы вместе с ним проводили целые дни в лесу, где он рассказывал мне про каждый кустик, каждую травинку, учил тому, что важно для выживания в одиночку. Только магии не учил, запрещал даже думать о ней, но сам пользовался. Нередко я замечала, что посылая стрелу в оленя, он накладывает на древко заклинание меткости. И стрела летела без промаха. Я тоже так умела.

Сколько мне точно лет, отец не знал. Я росла быстрее других детей, умела больше, чувствовала лучше. Когда я у него спросила, как я пойму, когда наступит день моего восемнадцатилетия, отец рассмеялся и сказал, что такое не пропустишь. Велел ждать Порога года — перед ним силы земли крепнут, чтобы запустить колесо времени. Завороженная его смехом — он так редко смеялся — я не рискнула расспрашивать дальше, ничего толком не поняла. Возможно, именно сегодня мне исполнилось восемнадцать, когда я сжигала наш дом силой магии и горя.

И еще отец говорил, что никогда прежде на земле не рождалась женщина-маг. Все, кто обладал даром, были мужчинами: от великого чародея Жойга Долинного до придворного мага короля Септимия Водного. Об этом же писали и в книгах, которые отец привозил мне с каждой ярмарки. Один из авторов, почтенный профессор Ней Ловигун, утверждал, что магия зарождается в мужской железе, потому женщины и не способны ее творить. Когда я прочитала этот фрагмент отцу, он хохотал так, что за печкой упал ухват, прихватив с собой недосохшие полотенца.

Отец. Как же мне без тебя? Зачем?

Но будь уверен, Меченый дорого заплатит за то, что отнял твою жизнь. Я не успокоюсь, пока не найду его — на земле или на море, в Хрустальных чертогах богинь или в Преисподней.

Пламя на ладони дало мне достаточно света, чтобы отыскать несколько поваленных деревьев и хворост для розжига костра. Сырое дерево с неохотой загорелось, и мне наконец-то стало тепло. От ботинок валил пар. Где-то далеко ухала сова. Я сидела на бревне до самого рассвета. Спать не получалось, хотя утренний морок путал мысли. Сон был предательством по отношению к отцу. Я бодрствовала, чтобы в моей памяти он не умирал.

Как только небеса побледнели, я принялась искать в лесу следы лошади. Вскоре они нашлись, и я пошла по ним, как ищейка. Меченый ехал на юг, стараясь не упускать из виду Ленточку. Разумно, учитывая, что без воды долго не протянешь. Я держала средний темп, чтобы не выдохнуться. Бессонная ночь отняла у меня много сил, и если мне предстоит сражение, не хотелось бы проиграть его только потому, что поддалась искушению бежать.

Когда день начал клониться к закату, следы Меченого вывели меня из леса. Я оказалась возле деревни Пожарки, где по весне гудела ярмарка. Отец никогда меня не брал с собой, но много рассказывал о том, что видел, и о тех, с кем торговал. На улицах было пусто, в домах горели огни, над крышами вился дым. Мне так сильно хотелось есть, что я готова была ворваться к кому-нибудь и похитить котелок каши или краюху хлеба. Я шла мимо безликих ворот, мимо чужого, негостеприимного счастья.

У колодца виднелась харчевня «Жареный петух», в которой останавливались приезжие. Я открыла тяжелую дверь и вошла. Запах чесночного пирога заставил меня сделать лишних два шага вперед. Сидевшие за некрашеными столами крестьяне дружно обернулись в мою сторону.

— Ты кто такая? — спросил парень, одетый в кожаную жилетку поверх посконной рубахи.

— Рыжая, — усмехнулся сидевший рядом с ним толстолобый крестьянин. — Терпеть не могу рыжих.

— Я ищу кое-кого, — сказала я. — Здесь не проезжал человек на гнедой лошади? У него ожог на левой щеке.

— Допустим, проезжал, — сказал парень и отхлебнул пива. — Дальше что?

— Куда он отправился?

— Нам не доложил.

Недоверие к чужакам было мне понятно. Они приносили плохие вести, приводили с собой беду. И только в ярмарочную неделю, когда чужаков становилось много, страх исчезал, уступая место бесшабашному веселью.

— Эй, да это ж дочка Кера! — вдруг крикнул кто-то из угла.

Я пригляделась и увидела знакомое лицо — за дальним столом ел куриную ножку кузнец Кайран Везель, лет пять назад перебравшийся из Пичуги сюда, в Пожарки.

— Дядя Кайран! — воскликнула я и кинулась к нему. Он обнял меня, хотя никогда не делал этого раньше. Его огромные руки гладили меня по волосам.

— Ты чего здесь забыла, попрыгунья? — спросил он ласково.

Как хорошо, что я быстро шла — опередила тех, кто мог принести в Пожарки новости из родной деревни.

— Отца убили, — сказала я, стараясь не расплакаться. — Человек с ожогом на лице. Я иду за ним.

— А найдешь, так что сделаешь? — удивился кузнец.

— Что-что? Зарежет! — засмеялся парень в жилете. — Глянь, Кайран, какой нож с собой приволокла.

Кинжал Меченого в моей руке внезапно показался мне чем-то настолько мерзким, пачкающим тело и душу, что я чуть не бросила его в сторону.

— Девчонка не промах! — сказал крестьянин, которому не понравилась моя рыжина. — На большак он свернул, видать, в Узор поехал. Только тебе его не догнать. Он был здесь вчера, а теперь уж где!

— Спасибо! — я кивнула ему и собиралась выйти из харчевни, но Кайран меня остановил.

— На вот, поешь, — предложил он, пододвигая в мою сторону тарелку с курятиной и разварным картофелем.

Я колебалась.

— Садись! — потребовал Кайран и силой усадил меня на лавку. Я набросилась на еду. Купец и парень в жилете одобрительно посмеивались, глядя, как я сметаю с тарелки кусок за куском. Кто-то из них сунул мне кружку пива, и я залпом выпила его, хотя до этого никогда не пробовала. Отец строго запрещал хмельное.

Внезапно я почувствовала, что внутренний огонь вот-вот прорвет барьер, за которым я его держала, и спалит харчевню. Опьянение дало магии власть надо мной, и мне пришлось спасаться бегством. Я поклонилась Кайрану и крестьянину, улыбнулась парню и белкой выпрыгнула на крыльцо. Ладони горели, с них падали искры. Я добралась до перелеска, упала на колени и схватила толстый березовый сук, который вспыхнул в моих руках, как бумага. Когда он сгорел дотла, магия, насытившись, перестала рваться наружу. Что ж, я получила ценный урок. Пока не смогу полностью подчинить себе дар, надо быть осторожнее в выборе напитков.

Из перелеска я свернула на большак. Выложенный шлифованным камнем и уплотненный речным песком, он не хранил следов. Лошади Меченого большак давал существенное преимущество, и я перешла на бег, чтобы сократить разрыв, насколько это возможно. Когда мышцы принялись ныть, а дыхание сбилось, я призвала на помощь гнев и жажду мести, вновь наполняя тело отчаянной силой. Я продержалась так несколько часов, но потом все же была вынуждена остановиться на отдых.

Отец упоминал, что от Пичуги до столицы две недели пешего хода. Если я не смогу догнать Меченого за этот срок, мне будет трудно его найти — Узор огромен, в нем живут тысячи жителей, и затеряться там легче легкого. Так до конца и не отдохнув, я поднялась и продолжила путь. Вокруг тянулся Черный лес, непроницаемый, как сама тьма. Когда солнце скользнуло за горизонт, а луна Тои вскарабкалась до Звездного круга, проглядывая сквозь редкую сеть облаков, я вынуждена была искать место для ночевки. Мне попался небольшой луг в разрыве леса, а на нем невесть кем накошенный и забытый стог сена. Отшвырнув слежавшуюся, сырую верхушку, я закопалась в сердцевину, горячую от гниения травы, и мгновенно уснула.

Во сне мне явился отец. Он стоял в луче молочно-белого света и смотрел на меня внимательно, словно хотел изучить напоследок.

— Что мне делать, папа? — спросила я. — Как жить без тебя?

— Скоро поймешь, — ответил он. — Пока все делаешь верно.

— А магия? Как быть с ней?

Отец вздохнул.

— Я ошибся, Рина. Старый дурак! Думал, если удержу тебя, не стану учить, магия исчезнет сама собой. И вот чем это кончилось. Нет, ты не сможешь от нее отказаться. Ты — магия. Ты — сила. Вот что правда.

— А Меченый? Зачем они приходил к тебе?

Отец пожал плечами.

— Хороший вопрос! Считаешь, за мной явилось прошлое? Ты ошибаешься. Я прежде никогда не встречал этого человека. У него нет причин держать на меня зло.

Фигура отца начала размываться, и я поняла, что время, отведенное нам для прощания, кончается. Столько всего надо успеть спросить! Столько сказать!

— Папа, кем ты был? Как узнать о тебе больше?

— Никак, моя девочка, — печально ответил отец. — Я жил неправильно, совершал ошибки. Мне бы не хотелось, чтобы ты о них знала. Для тебя я Кер Од, охотник, папа. Помни меня таким! Отомсти за меня, если хочешь. Но лучше найди себя и тех, кто тебя примет. А я…

Его голос прервался, и я испугалась, что не успею сказать главного.

— … буду рядом!

— Я люблю тебя, папа! — крикнула я, и отец исчез в нарастающем свете нового дня.

Я проснулась. Слезы лились из глаз, руки дрожали. Мне с трудом удалось выбраться из стога. Стряхнув труху, я вернулась на большак. Теперь я внимательнее глядела по сторонам, ища кусты боярышника и лещины, которые еще не разорили лесные жители. К полудню вдали показались крыши поселенья, название которого я забыла. Запах дыма, лай собак, стук топоров отозвались в моем сердце сладкой музыкой. Мне хотелось к людям, но в то же время я не знала, чего от них теперь ждать. И мне не на что было купить еду.

Я шла по проулку, пытаясь выглядеть уверенно, по-свойски. Собаки не кидались мне под ноги — недобро таращились из-под заборов и ворчали. Похоже, они боялись меня сильнее, чем я их. Навстречу мне медленно выплыла женщина с ведрами в руках. Я поклонилась ей, отведя взгляд в сторону, как того требовали приличия.

— Я иду из Пичуги в Узор, — сказала я без лишних предисловий. — Ночью еноты утащили мою котомку, и мне нечего есть. Нет ли у вас работы?

— Работы? — удивленно протянула женщина, ставя ведра на траву. — Пожалуй, есть. Поможешь мне доить коров.

И мы пошли в хлев. В теплом стойле жались друг к другу пятнистые телята, рядом, за загородкой, мычали на разные голоса четыре коровы. Женщина подошла к одной из них, присела на низенькую скамеечку и принялась доить, а мне велела взять в закутке ведро и заняться тем же. Работа была мне знакома, вдвоем мы быстро управились, и я получила кусок сыра и свежий хлеб, вкуснее которого, кажется, не ела ничего.

Пока мы доили, Маира, хозяйка коровника, рассказал мне все, что знала, о себе и соседях. Ее муж плел корзины на продажу, но летом пропал в чащобе, видно, его задрал медведь. Она одна растила сыновей-малюток. Хорошо, соседи помогли накосить сена, а то бы пропала в зиму с коровами. Одной не запасти столько, чтобы их прокормить. Телята еще вот. Вскорости продаст их, чего держать. И никакого чужака не видела. Может, он мимо проехал, в деревню не заглянул.

Простившись с Маирой, я отправилась к харчевне, куда стекались все слухи. Селяне косились на меня с опаской, но от разговора не отказывались. Они тоже не видели Меченого — мало ли разного сброда по большаку шляется! То разбойники налетят, то вербовщики в армию, то проходимцы какие-то неведомые. Раздосадованная, я вернулась на большак и припустила быстрым шагом, надеясь, что чувство сытости продлится хотя бы до вечерней зорьки.

К пятому дню погони я уже склонялась к мысли, что надо украсть где-то лошадь, иначе упущу Меченого. Как назло, деревень не попадалось, только блестела бегущая неподалеку от большака Лента, главная река королевства Гац. И тут мне пришла в голову идея сплавиться по ней до Узора и перехватить Меченого у ворот.

В камышах болталась привязанная к колышку лодка. На дне лежало изъеденное водой и жучками весло. Красть лодку, конечно, немногим лучше, чем красть лошадь, и я молилась богиням, чтобы тот, кому она принадлежала, не очень пострадал от потери. Я сняла с себя кулон с сердоликом — последний подарок отца — и привязала к веревке, которая удерживала лодку. Будем считать, я расплатилась.

Лодка вынесла меня на середину реки. В прибрежных кустах копошились ондатры, где-то била хвостом щука. Одним веслом грести было несподручно, но я приноровилась. Лента течет медленно, не то что шустрая Ленточка, и я попробовала ускорить ход лодки магией. Ничего не вышло! Почему-то иногда у меня не получалось колдовать, хотя я старалась изо всех сил. Я не знала возможностей магии, мне приходилось действовать наугад. Возможно, в Узоре я найду мага, который согласится меня учить.

Мне приходилось несколько раз причаливать к берегу, чтобы найти пропитание. Один раз я поймала ондатру, чье мясо оказалось невероятно вкусным. Другой раз мне попалась на берегу драконья калина — редкий куст, который, как утверждают, растет только в южных землях. Ягоды были кисло-сладкими, очень сочными и таяли во рту. Я нарвала их как могла много и погрузила в лодку.

Все шло неплохо, пока не хлынул дождь. Сначала я промокла до костей, и это только полбеды! Дальше начало заливать дно, я вычерпывала воду ладонями, пока не выбилась из сил. Ливень и не думал прекращаться. Пришлось остановиться, перевернуть лодку и ждать, пока погода не станет ко мне благосклоннее.

Еще один неприятный сюрприз преподнесла сама река. Ниже по течению начались пороги. Теперь мне стало понятно, зачем выстроен большак, хотя рядом течет Лента, по которой передвигаться быстрее и удобнее. Протащив на себе лодку несколько часов, я так вымоталась, что рухнула на песок и лежала ничком до заката. Похоже, Меченого я все-таки не догоню, но сдаться я была не готова.

Я провела в пути десять долгих дней, и наконец увидела на горизонте Узор. Меня охватила радость вперемежку с тревогой. Никогда прежде я не бывала в городе, только читала о нем в книгах, рассматривала оттиски гравюр. Какая там жизнь? Какие люди? Я вгляделась в свое отражение в воде, пытаясь добиться у него ответа.

Как жаль, что я не красива! Как жаль, что у меня такие приметные волосы! Я нехотя достала кинжал, схватила косу и одним движением отрезала ее, безжалостно бросив в воду. Рина останется здесь. А в столицу поедет Рин, услужливый паренек, готовый браться за любую работу, чтобы выжить.

Немного подумав, я решила наложить чары на свой облик. Пусть с короткими волосами и в мужской одежде, я все же оставалась девушкой. Обмануть не вышло бы даже слепого. Я закрыла глаза и представила, как мое лицо чуть заостряется, глаза становятся меньше, нос — больше, на шее проступает кадык. Над губой вырастает робкий, мягкий пушок. Сила текла сквозь меня, как поток, заставляя воздух звенеть. Я почувствовала запах хвои и поняла, что так пахнет магия. Как же я раньше этого не замечала! Быть может, дело в том, что обычно я колдовала в ельнике, подальше от людей.

Открыв глаза, я обнаружила, что в воде отражается лицо незнакомого мне мальчика лет тринадцати, не больше. Слишком худой, чтобы наняться в подмастерья к кузнецу, но вполне подходящий для разноски по домам молока или выпечки. Я улыбнулась и помахала себе рукой. Здорово получилось! И все же любопытно, действительно ли я стала парнем, или это иллюзия. Коснувшись губ, я не обнаружила усиков. И тело никак не изменилась. Стало быть, все-таки иллюзия. Хорошо, что я догадалась это проверить. Нельзя давать себя касаться, иначе разоблачат. Тогда вскроется, что я маг, и что я девушка, и что я девушка-маг. Отец велел скрывать это, а он не стал бы настаивать из простой предосторожности. Ему, бывшему жителю столицы, виднее, что лучше сделать для выживания.

Я причалила в уютной заводи, не доезжая лиги до столицы, и вернулась на большак. Меченого не было видно ни впереди, ни сзади, но я и не надеялась на такую удачу. Подойду к воротам и расспрошу стражу. Вскоре я нагнала несколько повозок, груженных соломой, и прибилась к ним. Возницы перебрасывались шутками и добродушно смотрели в мою сторону.

— Куда спешишь, паренек? — спросил бородач, правивший парой мулов.

— В Узор, куда ж еще! — откликнулась я. И тут мне стало ясно, что голос тоже стоило изменить. Слишком высокий.

— От мамки-то, небось, только вчера оторвался? — усмехнулся второй возница, кутавшийся в латаную шерстяную накидку. Я обрадовалась, что несмотря на ошибку, не выдала себя. Рин — совсем еще ребенок. Молоко на губах не обсохло, голосок не переломался. И впредь надо следить за речью.

Некоторое время мы молчали, затем бородач спросил:

— Чего ты забыл там, в Узоре?

— Мать за отцом послала, — сказала я. — Ушел батрачить, а дома беда, пожар. Надо его срочно назад, хату до зимы поставить.

Я удивилась, как легко далась мне эта ложь. Не иначе как призвание!

— Пожар — это худо, — покачал головой бородач. — А может, я где твоего папку видел? Мы тут неделю катаемся туда-сюда, от Узора к Лосиной роще.

Я кивнула и принялась объяснять:

— Он человек приметный. У него ожог на щеке. И лошадь гнедая, дорогущая, графа нашего подарок.

— Видали твоего папку! — сказал возница в шерстяной накидке. — Как бешеный проскакал, чуть стражников в Ленту не скинул. Очень торопился. Только не к вам, а в Узор. Чем вы ему так насолили?

— Устал от семейной жизни, — вздохнула я. — Спешил расслабиться.

Новость, конечно, была не из приятных. Меченому удалось опередить меня, и теперь он затерялся в лабиринте улиц столицы, где его будет нелегко разыскать. В начале своего пути я бы жалела об этом, но за десять дней я многое успела обдумать, взвесить, оценить. Правда в том, что с Меченым мне не справиться. Отца не мог одолеть обычный человек, ведь он был маг. Когда он не брал меня на охоту, я частенько тайком шла за ним и видела, как он убивал кабана одной лишь силой воздушного удара, как подсекал ноги могучему оленю. Меченый, сумевший его одолеть, тоже владел магией. Ввязавшись в бой с ним, я бы погибла. При первой встрече мне повезло: я застала его врасплох, а потом дикая магия вырвалась на свободу, и он в испуге отступил. Без тренировок у меня нет шанса на победу.

Теперь, когда холод дороги остудил мою голову, я могла разработать план получше. Первое и главное: выследить Меченого, наблюдать за ним, узнать о нем все. Где живет, с кем спит, чем занят. И зачем он убил отца, если у них не было личных счетов. Второе: научиться магии, чтобы справиться с Меченым и теми, кого он позовет на помощь. Третье: понять, что делать дальше. Месть — хорошая цель, но на короткой дистанции. На ней одной не выстроишь жизнь. Я должна найти свое место, где бы они ни было.

У ворот я рассталась с возницами, они пожелали мне удачи и свернули в сторону рынка. Стражники, к которым я подошла с вопросом, прогнали меня под хохот идущих с корзинами торговок. Раздосадованная, я встала поодаль и попыталась сосредоточиться на направлении. Магия молчала. Со всех сторон слышался гомон, перестук молотов в кузнях, кудахтанье кур, звон лютни и песни бродячих музыкантов. И, как ни странно, чувствовался запах хвои. Где-то рядом творили магию! Это было даже хорошо: так мне легче остаться незамеченной, со своим неукротимым огнем, готовым вспыхнуть в любую минуту.

Запах хвои вел меня вглубь узких переулков, мимо нарядных фахверковых домов. Раньше я видела их только на картинках в книжках. В Пичуге строили хаты из бревен, и за несколько лет они становились серыми, как спинка зайца. Здесь, в Узоре все иначе. Кирпичные мостовые, белые стены, расчерченные темными досками, алые флюгеры на коньках. Я глазела по сторонам, ошеломленная красками города. Вот бы попасть сюда не беглецом, а гостем!

В проулке у колодца запах магии был так силен, как будто творивший ее находился совсем близко. Я стояла перед длинной постройкой в двадцать окон. Одно из них было открыто, но как я ни вглядывалась внутрь, ничего не рассмотрела. Поколебавшись минуту, я распахнула дверь. Над моим ухом нежно пропел колокольчик.

Я оказалась в просторной комнате, заставленной мягкими стульями и низкими столиками. Приветливо горел камин, на полке над ним тикали огромные бронзовые часы. В Пичуге ни у кого не было часов, кроме моего отца, и он не разрешал к ним даже прикасаться. Я потихоньку обошла комнату и увидела дверь, за которой находился длинный коридор и лестница наверх.

— Эй, парень, кого-то ищешь? — спросил голос у меня за спиной.

Я вздрогнула. От страха и неожиданности в моей ладони сам собой загорелся огонек, и я проворно сунула руку в карман от греха подальше.

Посреди комнаты с метлой в руках стоял огромный детина, румяный от утренней прохлады.

— Здесь должен был остановиться мой отец, — сказала я, стараясь придать голосу твердость. — Серьезный такой, с большим ожогом на щеке.

Детина озадаченно почесал в затылке.

— Не было его. А точно у нас? Может, в «Голой сирене»?

— Да, наверное, там.

И я поспешила к выходу. Детина продолжал стоять посреди комнаты, крепко держась за метлу.

— А может, у вас есть работа? — вдруг спросила я. — Не смотрите, что я худой. Я крепкий. Могу дрова колоть, могу двор мести.

— Оставайся, работа найдется, — улыбнулся детина. — Отец не против будет?

— Я сам по себе! — с вызовом сказала я. — Взрослый уже.

— Ну да, взрослый, — детина подошел поближе и вручил мне метлу, как приз за дерзость. — Пробегись-ка по двору, собери листья в кучу. А меня можешь звать мастер Хойл. Я сын хозяйки и тут главный, пока ее нет.

— И как она приедет, выгонит меня? — спросила я с опаской.

— Да нет. Нам помощники всегда нужны. Только вот…

Хойл замялся.

— Платите мало? — предположила я.

— Угадал, — со вздохом сказал Хойл. — Накормим, напоим. И в неделю десять грошей. Устроит тебя?

Десять грошей — это два горшка масла, или семь булок с сыром, или четверть печатной книги. Негусто. Зато будет крыша над головой, и Хойл показался мне добрым человеком. Магии в нем не чувствовалось.

Я шмыгнула носом.

— Пойдет. А что у вас тут — харчевня?

— Харчевня. И постоялый двор. Ты неграмотный, да? — с сочувствием спросил Хойл.

— Отчего же — грамотный. Почти.

— Вон, видишь — наша вывеска. Харчевня «Соловей», обед — пять грошей, постой — крона.

Вот как! Увлекшись поисками мага, я не обратила внимания на название — сразу побежала внутрь.

— Много постояльцев сейчас? — спросила я.

Хойл пожал плечами.

— Трое. К Порогу больше будет. Иди, не стой тут! Листья сами себя в кучу не соберут.

И я отправилась на задний двор. В птичнике кудахтали куры, время от времени пел петух. Опавшей листвы было немного, и я быстро управилась. Заодно заколотила щели в птичнике, поправила солому на его крыше, разожгла печь и нагрела воды, покормила сеном мула, скорбно свесившего морду из загона, почистила его и села на лавку передохнуть.

Вышедший из двери Хойл встал, как вкопанный.

— А ты расторопный малый! — похвалил он. — Будешь так трудиться, получишь пару грошей уже сегодня. Пойдем резать репу.

И мы отправились на кухню.

Так началась моя новая жизнь в стольном граде Узоре.

Глава 2

Вот уже месяц я жила в «Соловье», чувствуя себя кукушонком, который хитренько перебрался из одного гнезда в другое. Целыми днями я мела, мыла, подавала на стол, кормила скотину, чистила амбары, рубила дрова, штопала белье постояльцев. Хойл трудился наравне со мной, не брезгуя никакой работой. Его мать, почтенная Зузанна Чепыш, приняла меня как свою, точнее, как своего. Нередко именно мне, а не Хойлу доставалось несъеденное клиентами мясо или сухофрукты в сахаре. У меня не было матери, и я всегда перед сном представляла ее себе: то милой женщиной возраста отца, то молоденькой аристократкой, то богиней Таей. Познакомившись с Зузанной, я стала мечтать, чтобы моей матерью была она.

— Рин, малыш, отнеси вещи постояльца наверх! — отвлек меня от мыслей ее голос.

Я бросила протирать пыль и помчалась к входу. Близился Порог года, и в Узор валом валил народ. Все готовились к ярмарке, на которой устанавливалась цена на посевное зерно, распродавались шерсть, мед, орехи, скупался целыми стадами молодняк. В этой толкучке отыскать Меченого было почти невозможно, но я не теряла надежды. В свободные дни я обходила квартал за кварталом, ненавязчиво расспрашивала лавочников об «отце», и почти всегда слышала: «Нет, не видели, не знаем». Предположение у меня было только одно: перед нападением на отца Меченый накинул на себя личину, а в Узоре снял ее. И теперь моя единственная зацепка не работала. Догадывался ли он, что я пойду по его следам? Опасался ли мести? Или просто спешил в столицу, чтобы заняться другими, наверняка еще более темными делами?

В «Соловье» обычно останавливались небогатые купцы из окрестных деревень. Они привозили скоропортящийся товар: рыбу, мягкий пресный сыр, свежие грибы. Мага, чье волшебство привлекло меня на постоялый двор, я быстро вычислила. Это был юный мелкопоместный дворянин Фир Даггир, приехавший в Узор поступать в Королевскую академию. Он колдовал тайком, что было весьма дальновидно с его стороны. Законами империи магия была запрещена, ею пользовалась на особых правах только королевская полиция, армия и придворный маг.

Узнав об этом, я не могла понять, кто придумал столь глупые законы. Магия опасна, как опасен острый нож или, например, отломленный зуб дракона. В неумелых руках и палка — грозное орудие. Но сколько полезных вещей могли сделать маги! Те же личины, наложенные на безобразное, искалеченное лицо, осчастливили бы многих.

Фир, который очень боялся полиции, умел еще меньше, чем я. Главным образом, он зачаровывал зеркало, и в нем отражались комнаты соседствующего с «Соловьем» дома терпимости. Денег на поход туда у юноши не было, оставалось только подсматривать. На чердаке, где я жила, зеркал не висело. Поэтому фокус Фира я проделывала с тазиком воды. Изображение получалось нечетким, бледным, но мне вполне хватило для тренировки. Особого интереса увиденное не представляло: живя в деревне, я не раз видела и более откровенные сцены. В праздник Теи супруги, не таясь, дарили друг другу ласки в заповедном лесу. Дети, рожденные после этого, получали благословение богини.

В отличие от меня Фир никак не мог остановиться и проводил все дни в своей комнате. Я не хотела, чтобы его разоблачили: он был щедр на чаевые, и никогда не пытался унизить прислугу, как другие постояльцы. Не выдержав, я подбросила ему записку: «Будь осторожнее». И он прекратил мучить зеркало, переключившись наконец на книги, а потом и вовсе перебрался в Королевскую академию, куда все-таки поступил. Наши пути окончательно разошлись.

Таща вещи нового постояльца, мистера Шеда, я едва не надорвалась: увесистые пожитки, огромные сундуки!

— Пошевеливайся, заморыш! — сказал он мне, когда я остановилась на лестнице передохнуть. — И смотри не урони, шкуру спущу!

Он гнева огонь перетек в ладони. Мне понадобилась вся моя выдержка, чтобы не сжечь жалкое барахло этого надутого индюка. Когда мы вошли в приготовленную для него комнату, он развалился на кровати и потребовал:

— Сапоги чисть!

И вытянул обутую ногу, запачканную глиной и землей. Деться было некуда — чистка обуви постояльцев входила в мои обязанности. Я вынула из кармана тряпку и принялась аккуратно соскребать грязь в кожаный передник. За этим занятием меня застала наша новая горничная — Игула, которую взяли на пару месяцев. Мы с ней быстро сдружились: я помогала ей носить тяжелые ведра с водой, а она резала корнеплоды, когда я натирала ножом очередную мозоль. Игула, увидев, что комната не пуста, тут же захлопнула дверь. Шед посмотрел ей вслед масляным взглядом. Надо предупредить ее, чтобы держалась подальше, пока он не съедет.

Вечером того же дня мы с Хойлом закончили мыть тарелки после ужина и уже собирались разойтись на отдых, как вдруг мое внимание привлек странный шум у птичника.

— Пойду проверю, что там. Вдруг опять хорек, — сказала я, и Хойл устало кивнул. Он позевывал и лениво дочищал котел, покрытый слоем подгоревшей каши.

Я вышла во двор. Темнота заволокла постройки, Луна Тои на ущербе едва проливала на землю тусклый свет. Возле сарая кто-то боролся.

— Эй! — крикнула я и подняла повыше свечу.

У стены стоял Шед. Одной рукой он зажимал Игуле рот, другой расстегивал штаны. Я прыгнула с крыльца и рванула его за воротник. Раздался треск, кусок ткани остался в моих руках. Шед обернулся и прошипел:

— Убирайся, щенок! Размажу!

Я ударила его кулаком, но он успел перехватить мою руку. Игула от страха осела на поленницу с открытым ртом, не в силах выдавить из себя ни звука.

— Хойл, на помощь! — попыталась крикнуть я, но Шед схватил меня за горло. Стало трудно дышать, перед глазами расцвели красные звезды. Я трепыхала руками и ногами, пытаясь достать Шеда, но он был вдвое больше и во столько же раз сильнее. И тогда заклинание удара сорвалось с моей ладони — оно попало ему в солнечное сплетение. Шеда швырнуло к курятнику, и он ошалело глянул на меня, не веря, что юнец одолел его. В отсветах непогасшей свечи он казался мне свирепым медведем-шатуном, потерявшим свою берлогу. Шед зарычал и сбил меня с ног. Я пропустила пинок в живот и, вывернувшись, вновь ударила его — всей силой, копившейся внутри. Он отлетел к калитке, вышиб ее и упал в проулок.

— Игула, в дом! — приказала я. — Зови Хойла.

Но он уже и сам выбежал во двор с кочергой и фонарем.

— Что тут случилось? — спросил он, оглядывая разгромленную поленницу и сломанные доски в сарае.

— Драка, — пожала плечами я. — Мистер Шед напал на Игулу. Вон он лежит, в канаве.

Шед что-то невнятно промычал и попытался встать. Мы с Хойлом подошли к нему, готовые к чему угодно, но воевать не пришлось. Шед потер шишку на затылке и сел.

— Ты за это ответишь, гаденыш! — сказал он сипло.

— Убирайтесь вон! Сейчас же! — потребовал Хойл. — Или я позову полицию.

— Ты еще не знаешь, кто я! — усмехнулся Шед. — Я сравняю твою жалкую ночлежку с землей. Ты у меня в ногах будешь ползать.

— Пока этим занимаетесь вы! — отрезала я.

Шед поднялся и побрел в дом. Через четверть часа он со своими многочисленными узлами стоял на улице. Хойл протянул ему деньги, уплаченные за постой. Шекс сплюнул на мостовую и сгреб их.

— Я еще вернусь! — пообещал он, но мы уже захлопнули дверь.

— Что скажет матушка? — простонал Хойл, падая на стул у камина.

Я почувствовала укол вины.

— Я не мог поступить иначе. Игула…

— Да, Рин, я понимаю. Вроде и правильно все сделали, но мне страшно. Вдруг он устроит поджог? Или вернется сюда с бандитами?

На это мне нечего было сказать. Такие, как Шед, способны на любую подлость.

— Наймем ночного сторожа? — предложила я. — Или будем по очереди дежурить.

— Можно, — согласился Хойл. — А где ты выучился так драться?

— Природный талант!

Хойл недоверчиво поднял бровь. Я похлопала его по плечу и сказала:

— Иди спать, я присмотрю за харчевней.

Хойл поднялся и исчез наверху, а я вышла на улицу. Шед с пожитками успел убраться подальше, в окрестных домах гасли огни. По камням мостовой зимний ветер гнал снег и мусор. Я огляделась: прохожих нет, все кругом уснули. Можно попробовать построить что-то вроде воздушного забора, чтобы Шед не смог подойти близко. Я сосредоточилась на желаемом и почувствовала, как сила течет сквозь тело, наполняя собой пространство. Готово, можно на боковую! Теперь Шеду сюда хода нет.

И лишь когда я легла в кровать, меня озарила мысль: если мимо моей воздушной стены пройдет маг, он ее почувствует. Что тогда будет? Не выдала ли я себя этим колдовством? В городе ходили слухи, что пойманным магам грозит пять лет в каменоломнях, а самых упорных скармливают драконам. Пару дней назад по улицам носились герольды, приглашая на публичную казнь мага, погубившего соседей своим черным волшебством. Игула и Хойл собирались пойти. Если я буду неосторожна, когда-нибудь они полюбуются и на мою казнь.

Прошло несколько дней, Шед не появлялся, и я успокоилась. Постояльцы прибывали и прибывали, свободных комнат не осталось. И не было времени, чтобы беспокоиться о том, что может произойти. Хозяйка выбранила Хойла за неуважение к клиенту, меня не наказали никак, и от этого было только хуже. Настроение испортилось, только улыбка Игулы подбадривала меня. И еще я заметила, как краснеет Хойл, когда случайно сталкивается с горничной в коридоре.

— Чего ты ждешь? — спросила я. — Пригласи ее на танцы.

— Сам пригласи! — буркнул он, теребя полотенце, которым протирал поднос.

— Увы, мое сердце несвободно! — сказала я со вздохом.

Хойл рассмеялся.

— Твое? Несвободно? Когда ж ты успел влюбиться, в колыбели?

— Смейся-смейся, — пробурчала я. — Трусишка!

— Кто трусишка?! — возмутился Хойл. — Да я сейчас…

И он решительно направился к Игуле, которая, замечтавшись, плясала на кухне в обнимку с метлой.

— Ты… — сказал Хойл. — Ну, ты…

— Я, — подтвердила Игула. — Ну, я.

— Хочешь?

— Чего?

— Со мной, — Хойл замялся. — На танцы. Завтра.

Игула радостно взвизгнула и повисла у него на шее. Я подмигнула Хойлу и вышла в коридор.

— Рин! — позвала матушка Зузанна. — Подойди ко мне, сынок.

Она возилась в одной из комнат, поправляя сорванные буйным постояльцем занавески.

— Малыш, сходи к мистеру Дассу за луком и перцем! Мне похлебку варить, а все кончилось.

Лавочка Дасса находилась в квартале от нас. Туда наведывались те, кто искал честной цены на товар. Дасс никогда не пытался брать лишнего, хотя и не работал в убыток. Поэтому он не торговался, и мне это нравилось.

Схватив корзину, я вышла черным ходом и направилась в сторону лавки Дасса. Зима набирала обороты, по обочинам лежал снег. Я свернула между домов, чтобы сократить путь, и вдруг кто-то накинул на мое горло петлю и поволок. Корзина выпала из рук и покатилась по мостовой под уклон.

Я пыталась оттянуть от горла веревку, но она только туже затягивалась. Тот, кто меня душил, глухо фыркнул, и я лягнула его, что было сил. Он отступил, и давление ослабло. Я обернулась: передо мной стоял Шед и четверо оборванцев бандитского вида. Не побоялся напасть средь бела дня!

Я зажгла в ладони огонек, разорвала удавку и кинулась наутек. Меня быстро повалили и начали бить. Я кричала, пыталась закрыться от ударов, но становилось ясно, что без магии мне крышка. Я сосредоточилась, раздробила воздушный удар на пять потоков и скинула с себя нападавших.

— Мальчишка — маг! — заорал Шед. — Хватайте его! Он мне нужен живым.

Теперь не имело смысла скрываться. Я соединила ладони и вызвала пламя, лизнувшее веревки для белья, натянутые между домов.

— Только попробуйте подойти, — сказала я, и огонь в моих руках заплясал, как живой. — Спалю!

И тут же в мою голову полетел камень. Я уклонилась, но в бок попал незамеченный второй. Убрав огонь, я соорудила воздушные щиты на оба предплечья и заслонила ими голову и грудь. Камни со стуком падали на мостовую, но ситуация складывалась не мою пользу. Одновременно атаковать и обороняться не получалось. Меня прижали к стене. Шед достал кинжал и с ухмылкой поигрывал им, подбираясь ближе и ближе.

Внезапно в конце проулка возникла фигура в сером плаще.

— Помогите! — взмолилась я, и мой неизвестный помощник вытащил из ножен меч.

Мы ударили одновременно: оружием и магией. Бандиты Шеда бросились наутек, но я успела закрутить их и столкнуть лбами. Они со стоном повалились навзничь. Человек в сером выбил у Шеда кинжал, а когда тот попытался перейти к рукопашной, нырнул влево и ловким движением ладони оглушил его. Шед присоединился к своим напарникам, безмолвным и более не опасным.

От напряжения я упала на колени. Меня трясло, след от веревки на шее горел. Прошлые синяки и новые дали о себе знать, и по телу прокатилась волна мурашек. Незнакомец вернул меч в ножны.

Я подняла голову, чтобы разглядеть своего спасителя. Молодой, светловолосый, невероятно красивый, он улыбался мне так тепло, что моя боль прошла. Его лицо показалось мне смутно знакомым, но я никак не могла припомнить, где его видела. Может, в лавке мистера Дасса или на площади Трех богинь, у фонтана Слез. Кто он? Почему помог?

Я хотела его поблагодарить и не находила слов. В мыслях царила звенящая пустота. Незнакомец присел рядом со мной и, откинув капюшон, сказал:

— Именем короля, ты арестован!

В мою грудь уперлось острие кинжала Шеда.

Глава 3

Довольный собой, полицейский вел меня в участок. Цепи, сковавшие мои руки, гремели, прохожие с интересом поглядывали на нас. Должно быть, гадали, кого удалось изловить: воришку-карманника или хулигана. Женщины средних лет бросали на меня полные сочувствия взоры, старики усмехались в бороды и одобрительно качали головой. Я судорожно обдумывала план освобождения. Можно попробовать разомкнуть браслеты на запястьях силой магии, толкнуть полицейского и скрыться в переулке. Шансов на успех мало. Гораздо вероятнее, я получу кинжал в спину. А если сразу атаковать огнем? Поджечь одежду, и пока он сбивает пламя, юркнуть в подворотню.

Я присматривала удобное место для побега. Проходя мимо длинного здания с вычурным крыльцом, я увидела открытое окно подвала. Риск, но стоит попытаться. Я попробовала разорвать цепь — не вышло! Она не поддавалась силе распиравшего ее воздуха. Тогда я зажгла в ладони огонь и нагрела металл. Полицейский, дернувшись, сбросил с руки намотанный конец цепи, а я прыгнула в окно подвала. Сердце колотилось, как бешеное! Мне удалось, удалось! Дело за малым — освободить руки.

В подвале было темно, пахло плесенью и мышами. Я вновь зажгла огонь. Меня окружали мрачные каменные стены, промерзшие до основания: сюда когда-то стекала вода с улицы. Двери не было — выход перекрывала железная решетка, запертая на замок. Я попыталась разъять его магией — тщетно!

Мне нужно было как-то протащить кисти сквозь браслеты. Я сосредоточилась и представила, что металл раздувается, как тесто в печи. Через пару мгновений я услышала лязг. Цепи упали на каменный пол, я освободилась! Оказывается, и это могу!

Я вернулась к окну. Полицейский не последовал за мной, но он мог остаться снаружи. Я зацепилась пальцами за край окна и попробовала подтянуться, как вдруг услышала голос:

— Удобно, когда преступник сам забирается в камеру!

Полицейский, который вел меня, стоял по ту сторону решетки и наблюдал за моими прыжками с немалым любопытством.

— Эта камера называется «Последнее искушение», — объяснил он. — Сюда мы приводим тех, кого вот-вот должны отпустить на свободу. И если они пытаются бежать, а соблазн велик — на окне нет решеток — им добавляют год-другой для вразумления.

Ярость заставила меня потерять рассудок. Руки вспыхнули, сила потекла потоком.

— Остановись! — предупредил полицейский. — За нападение на меня ты точно получишь срок. Это не нужно ни тебе, ни мне. А если ты проникся сочувствием к несчастным арестантам, то знай, что мы поступаем так только с теми, кто был бы опасен на свободе. Например, с грабителями, которым самое место на плахе.

— Кто вы, чтобы решать, кому жить, а кому умереть?! — сказала я, подавляя злость. — Святая Агудина?

Полицейский пожал плечами:

— Служитель закона. И если ты перестанешь кипятиться, я выпущу тебя и мы поговорим в более приятной обстановке. Ты как, готов остыть?

Я погасила пламя и кивнула. Полицейский достал ключ и отпер камеру, выпуская меня в коридор.

— За мной! — скомандовал он.

Мы вышли из подвала и оказались в просторном помещении, в которое выходило несколько дверей. Одну из них полицейский по-хозяйски распахнул, приглашая меня внутрь.

— Мой кабинет, — сказал он и жестом приказал сесть в кресло перед столом, а сам устроился напротив.

Я молча изучала окно. Если выбить стекло воздушным ударом, можно второй раз попробовать сбежать. Полицейский, кажется, понял, что у меня на уме, и усмехнулся:

— Не советую. Окно выходит во двор, а там казарма. И весь гарнизон на утренней тренировке.

Я сжала челюсти и посмотрела на него с вызовом.

— Хотите казнить меня, как того мага, который убил соседей?

— Пипа Гольштата? Нет, ты ему не ровня.

— Тогда что?

— Позволь мне начать нашу милую беседу о твоем будущем, — предложил полицейский. — Во-первых, имена. Меня зовут Оден Нотис, я капитан королевской полиции и по совместительству барон Вир, если тебя интересуют титулы.

— Не интересуют! — буркнула я.

— Жаль, — сказал капитан Нотис. — А я надеялся, мечтал. Теперь ты можешь назваться.

— Не хочу.

— Я настаиваю.

— Рин Яффи.

Под таким именем я устроилась на работу в «Соловей». Конечно, опасно было сохранять осколок старого имени: весть о пожаре, учиненном мной в Пичуге, рано или поздно должна была добраться до столицы, но я решила, что прятать дерево лучше всего в лесу. Мальчиков часто называют Рин, а тот, кто хотел бы найти меня, решил бы, что я полностью сменила имя.

— Ты славно дрался, Рин Яффи! — похвалил меня капитан. — Для своих лет ты достаточно крепок и владеешь магической силой под стать придворному магу.

Я недоверчиво хмыкнула. Капитан взялся мне льстить, и это не сулило добра. Ему что-то от меня нужно.

— Думаете завербовать меня в полицию?

Серые глаза капитана пристально разглядывали меня.

— Да. Думаю. И уже вербую.

— Спасибо за предложение, но я говорю «нет».

— И почему же? — капитана, казалось, ничуть не расстроил мой отказ.

— Мне не нравится защищать закон, который несправедлив к людям. Мне не нравится, что вы устраиваете ловушки — вроде той, с открытым окном в камере. Мне не нравится, что вы рубите головы магам.

— К слову сказать, этим занимается палач.

— А вы подкидываете ему работу! Нет! Лучше каменоломни. Сколько там полагается за мое колдовство? Пять лет, десять?

— Дюжина. Нападение на человека с применением магии — тягчайшее преступление, — сказал капитан, откидываясь на спинку кресла. — Ты хоть представляешь себе каторгу? Пыль, тяжелая кирка, охрана с длинными хлыстами, похлебка на воде раз в день. Там и год-то протянуть трудно, не то что дюжину лет.

— Вот еще одна причина, по которой я не хочу в полицию. Вы это знаете, и вам все равно.

Ладони уже начал покалывать огонь, и я старалась дышать ровнее, чтобы не давать воли гневу. Капитан спокойно сидел напротив и улыбался.

— Теперь, когда ты нашел истинных чудовищ и обличил их с таким пылом, позволь тебе прояснить кое-то. Завтра будет казнь — казнь мага, ты уже знаешь. Пип Гольштат, сорока трех лет от роду, две недели назад, в праздник Черного Листа встал поутру и нашел этот мир дрянным местечком. Он вытянул из колодца воду, соорудил шар и пошел в соседний дом, где жена купца Люта Мажина и его дети собирались в церковь. С купцом у Гольштата были давние счеты, и потому он решил, что вправе мстить ему по своему вкусу. На глазах у детей он утопил в водном шаре несчастную женщину, а потом пошел искать Люта. Тот как раз на заднем дворе занимался ремонтом телеги. И тоже погиб. Вроде бы тут-то магу и остановиться, но он вернулся в дом и вытащил спрятавшихся в печи детей. Как ты думаешь, что было дальше?

Мороз прошел по моей коже, на глаза навернулись слезы.

— Как вы можете?.. — прошептала я. — Как вы можете рассказывать об этом с таким равнодушием?

Капитан вскочил на ноги и склонился надо мной.

— Могу! Потому что моя работа — смотреть в мертвые лица детей. Моя работа — ловить таких, как Гольштат, и вести их на плаху. И если это не справедливость, то что тогда?

Капитан сел обратно. Его кулаки разжались.

— Допустим, есть маги, которые причиняют людям зло, — сказала я. — Но при чем тут магия? Гольштат мог убить соседей ножом, дубиной, ядом, что бы изменилось?

— В случае Гольштата — ничего, — согласился капитан. — Он точно так же был бы арестован и казнен.

— Тогда в чем вина магов? Почему, например, сегодня вы схватили меня, а не Шеда, который напал первый?

Капитан вздохнул.

— Шеда тоже схватили. Как только мы покинули проулок, моя команда забрала его и тех недоносков, что он с собой привел. Должно быть, они уже сидят в камерах и, если очухались, дают показания.

Я обрадовалась: Шед арестован! Хойл и матушка Зюзанна могут спать спокойно — хотя бы какое-то время, пока преступников не отпустят.

— Сколько полагается за нападение? — поинтересовалась я.

— Месяц работ в королевских конюшнях.

— Что?! Месяц?

— А ты сколько хотел, мой кровожадный мальчик? Годы? Ты ушел с поля боя, гордо неся три ссадины и один синяк.

— Они меня убить собирались!

Капитан покачал головой.

— Нет. Подходя к переулку, я слышал, как Шед требует, чтобы тебя взяли живьем. По большому счету, что мы имеем? Драку. Даже без грабежа, простую, обычную. Почти. Ведь ты использовал магию, а большая часть твоих противников была безоружна.

— Камни и кинжал оружием вы не считаете?

— Более серьезное наказание полагается за использование меча или удлиненных клинков. А так никакого отягчения.

Я опять ощутила, как огонь пробивает защиту, чтобы вырваться и положить конец этому фарсу.

— Ненавижу законы, по которым Шед — несчастная жертва, а я — преступник. И тех, кто служит таким законам, тоже ненавижу.

— Ты подожди, послушай и потом уже ненавидь с чистой совестью, — осадил меня капитан. — Рюмер Зоггуд, или Шед, как ты его называешь, мой давний знакомый. Я уже дважды арестовывал его, но за мелкие дела. Он отделывался исправительными работами, на каменоломни так и не попал. Я подозреваю, хотя доказательств нет, что он причастен по крайней мере к четырем убийствам.

Я со свистом втянула воздух. Угораздило же меня с ним связаться! Просто чудо, что я осталась жива после стычки.

Капитан с любопытством следил за моей реакцией.

— Вчера мне доложили, — продолжил он, — что Шед вернулся в город и привез с собой контрабандный груз. В прежних местах, где его могли заметить, он решил не останавливаться. Наш человек караулил его, стараясь не спугнуть. Но вечером, к его изумлению, Шед вывалился из ночлежки со своими тюками и перебрался на квартиру к бывшей любовнице. А потом на улицу вышел неизвестный мальчишка и принялся колдовать. Утром я собрал команду для твоего ареста, а вместо этого пришлось тебя спасать, причем от Шеда. То ли удача, то ли провал — никак не пойму.

Дверь в кабинет капитана распахнулась, и я увидела невероятную леди — изящную, с фарфоровой кожей и огромными синими глазами. Она нетерпеливо крутила зонтик и, надув алые губы, недовольно щурилась на капитана.

— Эна, пару минут, и я твой!

Дверь захлопнулась.

— Рин, — капитан устало потер лоб. — Давай прямо. Ты нам нужен, нужен полиции. Закон, запрещающий свободную магию, был написан не просто так, но у меня нет времени посвящать тебя в историю Узора и его войн. Поверь на слово, почти каждый маг, за редким исключением, перестает контролировать дар и пускается во все тяжкие.

— Не каждый!

— Я же сказал — за редким исключением. Возможно, ты им будешь. Глядя на тебя, можно предположить, что ты удержишься. Хотя с гневом придется поработать. Полицейскому нужно трезво мыслить и не кидаться очертя голову искать приключений на свой зад.

Он помолчал некоторое время и добавил:

— Вот мое предложение. Шеда будут судить за нападение не на простого гражданина, а на полицейского, что позволит королевскому прокурору на суде требовать каменоломни. Отправив его туда, мы спасем жизни людей.

Скрестив руки на груди, я ждала продолжения. Какова цена сделки?

— Ты останешься в полиции, и мы тебя обучим всему, что нужно: тактике боя, магическим приемам, основам медицины. Ты будешь получать жалование — не слишком обильное, но существенно больше, чем в харчевне. Что ты об этом скажешь?

— Мне надо подумать.

— Другого ответа я и не ожидал. Оставайся в гарнизоне, пока не определишься. Завтра вернемся к разговору, а пока иди во двор и найди коменданта. Он покажет тебе комнаты курсантов. И никакой магии сегодня, понял?

— Да, капитан.

На этом мы расстались.

Во дворе шли тренировки: арбалетчики дырявили мишени, слышался звон мечей, шипенье и свист точильного камня. Комендант — грузный мужчина преклонных лет — зорко наблюдал за разгрузкой телег.

— Капитан Нотис просил определить меня в казарму, — сказала я.

— Новый курсант? — удивился он. — И давно ли мы стали набирать на службу детей?

— Мне семнадцать! — заявила я, выпячивая грудь и надеясь, что под личиной это выглядит так же, как в моем воображении.

— Ага, семнадцать, — усмехнулся комендант. — Без десяти. Ладно, иди за мной.

Меня поселили в комнату, где жило пятеро парней. Все они готовились к службе в полиции. Старший из них, Родериг, подошел ко мне и больно ткнул пальцем в лоб.

— Кто такой? — поинтересовался он. — Чего здесь забыл?

— Не твое дело, — огрызнулась я, и тут же получила кулаком в ухо.

— Будешь называть меня мастер Родериг, понял? Пока не поумнеешь, спишь на полу.

— Нет, — сказала я спокойно. — Моя кровать вон там, и я сплю на ней, Родди.

Родериг осатанел от такой наглости и с глухим ревом бросился на меня. Вторая драка за день — это уже перебор. Я уклонилась от его удара и спряталась за кровать.

— Как насчет мирных переговоров? — предложила я. Курсанты, окружившие нас, радостно заржали. Родериг одним ловким движением преодолел разделявшее нас расстояние и попытался схватить меня за шиворот. Я перекатилась под кроватью и показала ему язык. Он бросился в погоню. Мы метались, как два зайца, между кроватей, опрокидывали на пол соломенные матрасы, кидали друг в друга сапоги, кружки, корки хлеба. За нашей борьбой собрались понаблюдать все, кто трудился во дворе. Комендант одобрительно кричал:

— Бей его, парень!

Родериг считал, что подбадривают его, а я — что меня. Правда на стороне сильнейшего!

Наконец Родериг выдохся и сел на ближайшую кровать.

— Тебе конец, — просипел он, глядя в мою сторону налитыми кровью глазами. — Задушу ночью, как куренка.

— Ты не сделаешь этого, Родди, — улыбнулась я. — Мы ведь друзья. Кстати, я не против, чтобы ты звал меня Рин.

— Ты покойник, Рин!

— Хорошо, сам напросился.

Я соорудила воздушную петлю, обвила ее вокруг предплечья Родерига и с силой потянула. Он кубарем свалился на пол под хохот всей казармы.

— Как ты это сделал? — пробормотал он, оскальзываясь на соломе, выпавшей из матраса.

Я ухмыльнулась и пожала плечами.

— Готовься превратиться в жабу, Родди!

Когда он подошел ко мне и встал рядом, мне показалось, что надо мной нависла скала, которая того и гляди меня раздавит. Но Родериг хлопнул меня по плечу и сказал:

— А ты не промах! Пойдем, я угощаю. Тебе хоть пиво-то можно?

— Предпочитаю молоко.

Новый взрыв смеха чуть не сшиб меня с ног. Только сейчас я стала понимать, чем могла кончиться моя выходка. Отец часто говорил, что острый и притом болтливый язык — прямой путь в раннюю могилу, но я никогда не придавала значения его словам. Впредь стоит вести себя чуточку осторожнее.

Мы с Родеригом вышли из казарм и направились к ближайшей таверне. Девушка, разносившая пиво, подмигнула ему, и я поняла, что он тут свой.

— Падай, — сказал Родериг, шлепая по натертой до блеска лавке. — Пиво мне и молоко братику.

— Про молоко — это шутка была, — объяснила я официантке. — Тащи палинку.

Палинкой в Узоре называли пряное варево из фруктов и ягод. Хмеля в ней было чуть, а согревала она лучше, чем глинтвейн. Матушка Зузанна знала секретный рецепт, и ее палинка славилась на всю округу. Здесь же повар жалел черноплодной рябины, поэтому настой был светло-красным и приторно сладким, без оттенков.

— Рассказывай, откуда такой взялся, — велел Родериг, отхлебывая пиво. — Ты маг, да?

— Маг, — подтвердила я. — Мать послала на зиму в город, на заработки. Пристроился в «Соловей».

— А колдовал зачем? Жить надоело?

— Ты, Родди, когда-нибудь раньше видел мага?

Тот неопределенно мотнул головой.

— Для мага колдовать, как для человека есть кашу ложкой. То есть можно жить и без ложки, но обычно все-таки хочется с ней.

— Понятно, — протянул Родериг. — Ты прокололся, и тебя замели.

— Вроде того. А ты как попал в полицию?

— Захотел и попал. Мой батя держит лавку на улице Жгутов, это у Западных ворот. Хотел, чтобы я помогал, а мне до чертиков все надоело. Утром продаешь чеснок, днем продаешь чеснок, вечером — продаешь чеснок и идешь спать. Как тебе такое?

Я согласилась, что это ни с чем не сравнимый ужас. Мы допили напитки, и девушка принесла нам еще.

— Капитана Нотиса видел? — спросил Родериг.

— Именно он меня и арестовал.

— Ты с ним потише, без этих твоих магических штучек. Говорят, он убивает взглядом.

— Тоже маг? — удивилась я. В капитане не чувствовалось магии, разве что какой-то легкий флер, и в бою он использовал меч.

— Не маг он, а поганая василиска. Оборотень! — прошептал Родериг, наклоняясь к моему уху. — Если захочет, убьет на месте, пикнуть не успеешь. А бабы за ним табунами ходят.

— Чтобы умереть? — предположила я.

Родериг брякнул на стол тяжелый кулачище.

— Дурак! Василика — это ж такое… Ну, он их заманивает — взглядом.

Я чуть было не сказала, что меня он вовсе не заманил, а потом вспомнила про личину. Вряд ли мальчик Рин клюнул бы на чары василиска, которых у капитана явно не было. Но знание полезное, надо иметь в виду.

Мы еще немного посидели в таверне, обсуждая полицейские дела. Я узнала, что в полиции Узора постоянно не хватает людей, и парней набирают круглый год. Потом идут тренировки: неграмотных учат читать и писать, не владеющим оружием показывают приемы боя на мечах и кинжалах. Магов в полиции мало. Родериг знал только двоих: мастера Жиля Осорга — пожилого полицейского, который еле носил ноги и почти не принимал участия в делах, и леди Эну Дхар, ту самую синеглазую красавицу, которая заглянула в кабинет капитана. Родериг скрывать не стал: он давно сох по леди Эне, но на курсантов она даже не глядела. Увивалась вокруг Нотиса, чего и следовало ожидать. Он тут первый парень на деревне.

Я пыталась ничем не выдать своего изумления: неужели есть еще одна женщина-маг, кроме меня?! Отец говорил, такого быть не может. Ошибся? Надо во что бы то ни стало узнать побольше об этой таинственной леди. Если она не скрывает магию, значит, и для меня опасности нет.

Когда Родериг повеселел, и щеки его вспыхнули, как маков цвет, на что существенно повлияли четыре кружки ржаного пива, я спросила его, не видел ли он Меченого. Родериг отрицательно покачал головой.

— А что тебе от него надо?

— За ним должок, — сказала я.

— Тогда попробуй сходить к лейтенанту Галту.

— Кто это?

— Броган Галт, — важно сказал Родериг. — Самый что ни на есть головастый голован среди нашего сброда. У него в башке — целая Академия! Всех помнит, кого видел.

Родериг вынул из кошелька восемь грошей и положил их на стол, накрыв перевернутой кружкой.

— Пойдем, — мотнул он головой в направлении казарм.

— Мне в другую сторону, — сказала я. — Возвращайся один, я скоро приду.

— Хорошо, — Родериг сделал пару шагов, потом повернулся ко мне и проговорил. — И больше никогда не называй меня Родди!

— Ага, Родди!

И я под жуткую ругань Родерига потрусила в таверну «Соловей». В общем зале трапезничали гости, матушка Зузанна с заплаканным лицом смешивала сметану, жгучий драконий корень и жареный лук, чтобы подать к телятине соус святой Ненилы.

— Рин, где ты был? — вскрикнула она, отставляя миску. — Мы думали, с тобой случилась беда.

— Пойдем на кухню, — попросила я.

Хойл раскладывал жаркое по плошкам. Горячее мясо дымилось, окутывая кухню сытным дымом. Мне сунули в руки большой кусок, завернутый в пресную лепешку, и я жадно набросилась на еду. Я рассказала Хойлу и матушке все, как есть: что скрывала от них магический дар, что на меня напал Шед и что теперь его будут судить и надолго сошлют. Они слушали с мрачными лицами.

Я думала, они выгонят меня тут же, как узнают правду, но матушка обняла меня, а Хойл погладил по спине.

— Приходи к нам, когда будут отпускать. «Соловей» навсегда твой дом, что бы ни случилось.

Я поцеловала их на прощание, собрала в узелок нажитое за месяц добро и, едва сдерживая слезы, направилась к казармам. В моей сделке с капитаном Нотисом было много плюсов: я могла творить магию, сколько хочу, и меня научат тому, чего я еще не умею. Не надо будет изобретать приемы на ходу, рискуя попасть впросак. Да и найти Меченого полицейскому легче, чем безродному мальчишке, работнику харчевни. С другой стороны, мне не хотелось участвовать в арестах магов. Я представляла себе Фира Даггира, который подсматривал за путанами: всего лишь за такое — в каменоломни? Что за дикость?

Возможно, я чего-то не понимаю, и капитан мне откроет глаза. Но пока я решила для себя, что буду предотвращать аресты магов, если их волшебство не приносит никому явного зла. Спасу столько жизней, столько могу. Буду тайным агентом магии в полиции Узора.

С этими мыслями я вернулась в казарму. Курсанты отдыхали, лежа на кроватях, Родериг читал им вслух вечернюю газету. Я бухнулась на матрас и постаралась не думать ни о чем. Ровный голос Родерига усыплял, и меня понесло по волнам памяти. Передо мной появилась фигура капитана Нотиса. В тонких, благородных чертах не было ни малейшего изъяна, его красота была сродни песне. И он улыбался мне так, что сердце в груди трепетало и принималось частить. Может, и правда василиск? После смерти отца и предательства Тильда я словно окаменела, перестала дышать полной грудью. И тут вдруг камень раскололся, сквозь щели в нем полилось что-то теплое, обволакивающее и целебное, как настойка цветов драконьей горечавки.

Нет, нельзя думать о капитане. Нельзя! Он никогда не поймет меня.

— Нельзя, — пробормотала я вслух.

— А по-моему, можно, — раздался громкий голос Родерига. — Вставай, Рин, тренировка. Потом завтрак.

Утреннее солнце заливало двор. Курсанты под командованием сержанта Певира выполняли упражнения. Мы прыгали, отжимались, отрабатывали удары, колотили дубинками соломенные чучела, стреляли из арбалета. Я старалась делать все наравне с остальными, не используя магию, пока Певир не приказал иное.

— Глупо иметь оружие и не применять его, — сказал он. — Нож от бездействия ржавеет и тупится. Можешь бить магией — бей.

И сразу же точность моих попаданий в мишень изменилась в лучшую сторону. Десять из десяти! Я всаживала один болт в другой, а потом раздухарилась и выбила в мишени огромную дыру. Родериг и остальные курсанты наблюдали за мной с отвисшими челюстями и затаенным страхом.

— Во дает! — пораженно протянул Зибик, худощавый парень с вечным вихром на затылке.

Я победоносно улыбнулась и оглядела всех.

— Что смотрите, атакуйте его! — приказал Певир, и на меня одновременно навалилось пятнадцать человек. Я попыталась выставить щит, но меня придавили к земле и заломили руки. От боли я едва соображала.

— Нечего нос задирать, — проворчал Певир. — Отпустите его, парни. Разбиться по двое. Бой до девяти ударов.

Курсанты сошлись в рукопашной, а я осталась сидеть на земле.

— К оружию! — потребовал Певир, вставая передо мной.

— Ну уж нет! — запротестовала я. — Вы меня в тюрьму посадите за нападение на офицера.

— Я не офицер. Учи теорию, сынок.

— Ладно, вы сами напросились, — сказала я и свила воздушную петлю. Певир атаковал первый, заставив меня отпрыгнуть назад и сбросить заклинание. Я укрылась за бочками, и обойдя их справа, надеялась ударить ему в тыл. И вдруг шум стих. По внутренней галерее, покачивая бедрами, прошла леди Эна. Аромат ее духов, с нотой морской соли, заливал воздух. Курсанты пялились на красотку, бросив тузить друг друга. Даже Певир, который поджидал меня у бочек, развернулся к ней и почтительно сказал:

— Леди Дхар, доброго утречка.

Эна кивнула всем — и в то же время никому, а потом нашла взглядом меня. Мне показалось, она взяла меня за подбородок и повертела, как пеструю безделушку на ярмарке. Я мысленно отбросила ее руку, внутри разгорелся огонь. Эна улыбнулась и скользнула в дверь.

— Чего встали, остолопы? — гаркнул Певир. — Работаем, работаем, до завтрака еще добрая четверть часа.

Курсанты нехотя вернулись к своим занятиям. Вслед за Эной из той же комнаты вышел капитан. Он держал дымящуюся кружку и смотрел на парней с самодовольством оленя-вожака, забодавшего всех соперников в округе. Меня как будто кольнуло огромное шило, я собрала воздух в кулак и послала навстречу капитану волну. Она ударила в кружку, та упала, и горячая жидкость залила галерею. На секунду я испугалась своего поступка. Напала на капитана! При десятке свидетелей, средь бела дня.

Капитан Нотис поднял взгляд от разбитой кружки. Я ожидала увидеть в его глазах гнев, огорчение, досаду, но никак не азарт и вызов. Он перепрыгнул перила, ограждавшие галерею, схватил тренировочный меч и мгновенно оказался рядом с бочками.

Я ударила его со всей силы, но он выставил меч и отбил заклинание, словно оно было детской игрушкой из смолы и перьев. Я рванула в сторону, ища укрытие. Курсанты расступились, пропуская меня к мешкам, скинутым в кучу у ворот. Мимо моего уха просвистел нож, который метнул Нотис.

— Вам не хватает точности, капитан! — крикнула я из-за мешков.

— Это было предупреждение, — весело откликнулся он. — В следующий раз бью на поражение.

— Если сможете, — пробормотала я и вновь послала в его сторону волну. На этот раз я задала ей траекторию поворота. Воздух, начиненный магией, сильнее и опаснее ветра, он может менять направление, налетать сзади, скользить вниз или вверх по желанию мага. Нотис не угадал, откуда придет удар, и его повалило с ног. Он ловко перекатился, прячась за бочкой. Мой удар разбил ее в щепки, а обруч помчался к воротам, как будто искал спасения.

— Сдавайтесь! — предложила я капитану, но его нигде не было видно. Мне стало тревожно. Я высунула нос из-за мешков и вдруг спиной почувствовала опасность. Я вслепую направила удар назад и полезла вверх, цепляясь за мешковину. Капитан схватил меня за шиворот, я попыталась стряхнуть его, но он дернул со всей силы, и мы упали вниз, кувыркнувшись.

Я ударилась о лед спиной и застонала. Капитан сидел на мне верхом и держал меч у моего горла. Хоть и затупленное, оружие выглядело грозно. Моя грудь ходила ходуном, рубашка прилипла к телу, а батистовая сорочка капитана даже не помялась ничуточки! И он смотрел на меня таким взглядом, от которого по коже пошли мурашки. Я растерялась.

— Сдаешься? — спросил капитан.

— Никогда! — ответила я и оттолкнула его волной воздуха.

Одно радовало: моего поражения курсанты не видели. Мешки надежно скрывали нас с капитаном от зевак.

Капитан убрал меч и хотел помочь мне встать, но я отвергла его протянутую руку.

— После завтрака жду тебя в кабинете, — сказал он. — За нападение на капитана получишь день работы на кухне. Заодно подкормишься — кожа да кости.

С этими словами он ушел. Певир, подобравший осколки кружки, неодобрительно покачал головой:

— Ты не в себе, парень! Какого черта ты тут натворил? О чем думал?

Я нахально вздернула нос.

— Вы сказали, надо биться в полную силу. Он был лучшим соперником.

— Дурень, он капитан! Захочет — сгноит тебя в темнице. Еще одна такая выходка, и тебе крышка. Сутки гауптвахты.

— Но капитан уже назначил меня на кухню!

— То был капитан, а это я. Померзнешь немного, авось научишься чему-то. Видали его, бешеный какой!

Парни устало переминались с ноги на ногу. Певир пробурчал еще что-то про «мало битых детей» и «выскочек», а потом отправил нас в столовую, где уже вовсю пахло кашей. Родериг, взяв тарелку, подсел ко мне.

— Рин, ты бы поосторожней, — сказал он неуверенно.

— Без тебя знаю!

— Нет, не знаешь! Только заселился, а уже главный задира гарнизона. Какая муха тебя укусила?

Я покосилась в сторону курсантов, поедавших кашу с нечеловеческой скоростью, и тихо спросила:

— У капитана и леди Эны все серьезно?

— Ах вот в чем дело! — воскликнул Родериг, и я зашипела на него, чтобы говорил потише. — Влюбился, да?

— Нет.

— Влюбился! Ха, конечно! Слушай меня, Рин, ты хоть в зеркало иногда гляди, чтобы не воображать. Она — птица-пава, а ты? Полмужчины в лучшем случае.

Я скептически выгнула бровь. Родериг отодвинул миску и стукнул ложкой по столешнице, словно приканчивал таракана.

— Леди Эна будет моей! — заявил он со всей серьезностью.

— Конечно-конечно. Поколеблется слегка между тобой и капитаном и сделает верный выбор.

Родериг схватил меня за грудки:

— Заткнись! У капитана куча баб, а леди Эна не такая! Не такая, ты понял?

— Понял. Руки убери.

Успокоившись, Родериг повертел ложку, облизнул ее и уложил в миску.

— Не стой у меня на дороге, я тебя смету!

Я едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться, но он бы до смерти обиделся.

— Давай не ссориться из-за женщин, — предложила я. — Мир?

— Мир! — Родериг притянул меня и коснулся лбом моего лба.

Мы вместе вышли обратно во двор и отправились на занятия к лейтенанту Галту. И тут я вспомнила, что капитан велел мне зайти к нему в кабинет. Оправив куртку, я поспешила туда, обдумывая, как лучше повести разговор. На галерее, прислонившись к колонне, стояла леди Эна в белой шубке и сапожках из кожи ягненка. Длинные светлые волосы струились, как вода.

— Подойди, мальчик, — промурлыкала она. Синева ее глаз была безоблачно яркой, манящей. Будь я мужчиной, пала бы к ее ногам незамедлительно. Родерига, одержимого Эной, я теперь хорошо понимала.

Я встала в дюжине шагов от нее. Она маг, и для меня опасна.

— Не бойся, не укушу, — сказала леди Эна и подплыла ко мне. — Я видела тебя на тренировке. Ты живой огонь.

— Благодарю, — пробормотала я.

— У меня для тебя пророчество.

— Пророчество?

— Да. Мой дар — видеть вспышки возможного будущего. Это не значит, что предсказанное произойдет. Судьба — океан, в котором встречаются потоки, отталкивая друг друга.

Как и все гадалки, леди Эна любила изъясняться кудряво и туманно.

— И что же день грядущий мне готовит?

Эна посерьезнела и быстро заговорила:

— Мне явился незнакомый человек в одежде охотника. Он сказал: «Беглец найден и убит своим же оружием. Не меняйся в лице. Стой там, где стоишь». После этого я увидела тебя в ослепительном пламени, и охотник исчез.

Папа! Он нашел способ передать мне послание. Меченый мертв, моя месть потеряла смысл. Надо оставаться в полиции и сохранять личину. Как жаль, что он не пришел в мой сон! Советы ясны, но что за ними стоит? Слишком много вопросов, которые некому задать.

— Мальчик, что с тобой? Ты в порядке? — взволнованный голос леди Эны заставил меня вспомнить, где я нахожусь.

— Да. Просто… вы сказали очень важные вещи. Не уверен, что речь идет о будущем. Скорее, о подсказке на сегодня. Я ваш должник.

Леди Эна сладко улыбнулась, и в ее кошачьих глазах появились озорные искры.

— Мои услуги не бесплатны! — сказала она, постучав тонким пальчиком по щеке.

— Я вас внимательно слушаю.

— Поможешь мне в одном деле, и мы в расчете. Я дам тебе знать.

С этими словами она удалилась по галерее бесшумной походкой ночного хищника. Я смотрела ей вслед, ежась от холодного зимнего ветра.

— Очаровательна, правда? — спросил капитан, подошедший сзади. Я обернулась и смерила его взглядом. — Мой юный друг, нет причин для ссоры. Она не будет ни моей, ни твоей.

Я фыркнула.

— Начинается вьюга. Поговорим в тепле, — сказал капитан, и я поплелась за ним, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Когда он дал понять, что у него с Эной ничего нет, мое сердце пронзила вспышка радости. Если так будет продолжаться и дальше, я влюблюсь в капитана, и это ничем хорошим для меня не кончится.

В кабинете словно прошел книжный дождь: повсюду стопками высились пыльные фолианты, стол похоронили под собой многочисленные свитки, по виду очень древние.

— Разгреби себе где-нибудь, — небрежно бросил капитан. Он уселся на подоконник, скрестив ноги. — Что надумал? Останешься в полиции или предпочтешь душеспасительный труд в забое?

— Обожаю ложные альтернативы, — сказала я. — Действительно, как тут выбрать? Все такое заманчивое!

Капитан ухмыльнулся.

— Согласись, я предоставил тебе некоторую свободу. У других и того нет.

— Будем считать, что вы меня уломали. Остаюсь. Отмените гауптвахту?

— Ни за что! — уперся капитан. — Наказания нужны курсантам, как воздух. Без них учеба не идет.

Вспомнив, как лениво дрались на утренней тренировке мои соседи по казарме, я решила, что Нотис не так уж неправ.

— У меня есть условия! — заявила я. — Первое — хочу отдельную комнату, а лучше дом.

— Аппетиты у тебя неслабые.

— Привык к комфорту, — пожала я плечами. — Второе — мне нужен доступ к архивам, если они у вас есть.

Капитан с интересом прищурился:

— Что ищешь?

— А вы? — парировала я, указав на свитки.

— Ладно. Оставим пока этот вопрос. Я договорюсь с Галтом, чтобы тебя пускали. Третье будет?

— Конечно! Третье. У меня нет зимней обуви и куртки. Хочу.

— Был бы я джинном из сказки, сказал бы, что третье желание ты потратил зазря. Зимний мундир курсанты получают в канун Порога. И еще ожидается вечеринка для своих, в клубе «Квадратный серп».

— Что за дурацкое название?

— Согласен. Я слышал, когда-то он назывался «Квадрат и серп» в честь герба лордов Цест, которые его держали. Лорды обнищали, «и» с вывески отвалилось, кто-то ради шутки изменил название. Посетителям понравилось. Хозяева помучились-помучились и смирились.

Капитан, должно быть, надеялся отвлечь мое внимание от главного, но не вышло.

— К черту байки! Что с комнатой для меня? Дадите?

— Мама тебя совсем вежливости не учила?

— Не было у меня мамы. А папа не считал нужным.

— Оно и видно, — сказал капитан, ничуть не задетый моей резкостью. — Тут, мой мальчик, есть одно обстоятельство, о котором я не упомянул.

Меня охватило предчувствие чего-то дурного.

— Какое обстоятельство?

— Ты в курсе про безумие мага?

— Нет.

— Тогда я тебя просвещу. Так уж повелось, что маги рождаются редко. Во всем Узоре их не больше десятка, включая мастера Осорга, Эну и тебя.

Я не стала говорить капитану, что он ошибается. Маги привыкли прятаться, поэтому сколько их, известно лишь благим богиням.

— Столетие назад, до появления закона о запрете магии, творилось черт знает что. Маги позволяли себе смелые эксперименты и доходили до предела возможностей. А потом случилась вспышка безумия. Четверо магов потеряли контроль над собой и своим даром, направились к королевскому дворцу и перебили охрану. Прошли по этажам, оставляя кровавый след. В общей сложности они убили сто сорок шесть человек. Да-да, так много. К несчастью, дворец готовился к Весеннему балу, и туда съехалась знать со всей округи.

— Как же их удалось задержать?

— Никак! — сказал капитан. — Они убили короля Мовага Второго, а после этого сожгли друг друга. Пожар был виден даже в Сардине.

Потрясенная этой историей, я не нашлась, что сказать.

— Потом вспышка безумия повторилась, но уже в меньшем масштабе, — продолжил капитан. — Два мага, работавших на корону, ни с того ни с сего вызвали вихрь, дали ему себя поднять и разрушили квартал Колодцев. До основания. Сами при этом погибли. Были и другие случаи, после чего магию запретили. Закон старается оградить владеющих даром от последствий его применения. И наказание выбрано максимально суровое, чтобы на риск шли те, кто и без магии мог стать отменным головорезом.

— Вы не понимаете магии, потому что ее в вас нет! — сказала я, невольно поднимаясь. — Закон делает магов заранее виноватыми, даже если они ни за что бы не сорвались. Нельзя наказывать за несовершенные преступления! Разве это не очевидно служителю закона?

Серые глаза капитана вспыхнули от холодного гнева.

— Если маги не в силах держать себя в руках, значит, им не место среди мирных граждан.

Он хмуро глянул в окно, за которым плясали снежные вихри.

— Зачем я с тобой спорю? Ты юн, и мало видел.

Я хотела возразить ему, но поняла, что он не готов продолжать разговор. Мне стало стыдно за дерзость и резкий тон, который капитан не заслужил. Он мог бы обойтись со мной гораздо хуже, мог отхлестать у позорного столба за оскорбление офицера, но вместо этого сидел и выслушивал колкости, сыпавшиеся с моего языка.

— Простите, — сказала я тихо.

— Рин, — он произнес имя так нежно, как будто я была его любимой. — Законы плохи, но плохо и беззаконие. Вместе мы сможем найти путь к справедливости, если она, конечно, есть. А пока постараемся использовать все возможности, чтобы сохранить тебе жизнь и здоровье. И вот тут мы возвращаемся к той вещи, о которой я не говорил. Она тебе не понравится.

С этими словами он открыл стол и достал оттуда кинжал — тот, который прервал земной путь отца. В моих ладонях вспыхнуло пламя.

— Вижу, ты узнал его.

— Вы рылись в моих вещах?!

Капитан удивленно посмотрел на меня.

— Разумеется, нет! Этот кинжал хранится здесь с лета. А у тебя, стало быть, есть такой же? Где взял?

— Им был убит дорогой мне человек, — прошептала я.

— Маг, — уверенно сказал капитан.

Я кивнула.

— Этот кинжал называется квилон, или «Убийца магов», его куют в единственной кузне в Узоре, в строжайшем секрете. Считается, хотя я не проверял, что только им можно отнять жизнь мага.

— А обычным оружием?

— Тоже можно. Но бывали случаи, когда сильный маг выталкивал из тела клинок и сращивал раны. Поэтому против мага обычно используют белую драконью сталь. Она, по неизвестной причине, не дает магии хода. Я читал опус мага Дягила Сардинского, который утверждал, что клинки из драконьей стали вместе с жизнью вытягивают магию, передавая ее убийце.

Меня словно ударило молнией. Вот что произошло в момент смерти отца! Меченый хотел забрать его магию, но я отбросила его и схватилась за рукоять кинжала. Сила вырвалась на свободу, заставив мой огонь опалить небеса, а затем признала нового хозяина. Если у меня раньше и была тень сомнения, не найти ли лазейку, чтобы отказаться от магии, теперь ее не оставалось. Частица отца живет во мне, и я не расстанусь с ней ни за что на свете!

— Наверное, ты хочешь знать, зачем мне этот кинжал? — прервал затянувшуюся паузу капитан Нотис.

— Чтобы убить мага, — сказала я хрипло. — Меня.

— Да. По закону полицейские маги обязаны работать с напарником, у которого при себе квилон. Если маг проявит хоть малейший признак безумия, он будет заколот на месте. Из милосердия, конечно.

— Можно уточнить? Я рискую лишиться жизни только потому, что вам что-то там показалось?

— И в этом случае тоже. Я не допущу резни и магических катастроф на улицах Узора. Правда, вспышку безумия трудно перепутать с чем-то другим. Незадолго до нее маг перестает отбрасывать тень.

Я тут же скосила глаза на пол, чем немало повеселила Нотиса. Моя тень была на месте, равно как и мой рассудок.

— Рад, что ты все же слегка в себе сомневаешься, — добродушно заметил капитан. — Следи за собой, и не дай безумию ни единого шанса.

— А что, если оно мной овладеет, когда вас рядом нет?

— Как раз об этом я и собирался с тобой поговорить, но мы заболтались. Твоим напарником должен стать один из курсантов. Полагаю, ты выбрал бы Родерига Фабби.

— Он подходит.

— Тогда решено: пока идет подготовка, он проследит за тобой. Передай ему свой квилон.

— А этот? — я указала на лежавший на столе кинжал, чей зловещий блеск влек меня, как зов сирены.

— Этот останется у меня. По окончании учебы ты перейдешь в мою команду, и твоим напарником стану я.

Я вздрогнула. Меньше всего я хотела получить кинжал в спину и тем более, если убийцей станет капитан. Пусть лучше Певир меня убьет, хоть не так обидно будет.

— Отсюда логично предположить, что ночевать тебе придется или в казармах, по соседству с Родеригом, или в моем особняке. Как тебе такой выбор? Опять ложные альтернативы?

От всего сказанного в моих мыслях царил сумбур. Ютиться в вонючих казармах, ходить вместе с остальными в отхожее место, каждый раз боясь, что личина нечаянно спадет, мыться в общей купальне, куда нас обещали проводить вечером — все это казалось мне ужасным. Но перебраться к Нотису, вид