Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца ХХ — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. В 1972 — 1975 годах во время проживания в Таллине Довлатов работал внештатным корреспондентом в газете «Советская Эстония». Истории из журналистской практики, выходившие поначалу в качестве самостоятельных новелл, составили позднее книгу «Компромисс», с искрометным «довлатовским» юмором живописующую закулисную жизнь советской газеты.
Эстетика Довлатова зиждется на убеждении: правдивый вымысел в искусстве дороже правды факта. Реализм Довлатова — театрализованный реализм. Прозаик писал не о том, «как живут люди», а о том, как они не умеют жить. По правде говоря, не очень-то умел жить и сам автор всех этих невыдуманно-выдуманных историй
то, что даже такой циничный герой, находит в себе силы заниматься журналистикой (и пишет хорошо, иногда даже о важном), очень меня мотивирует было классное расследование о положительных и отрицательных героях, точнее их отсутствии и когда главный герой пишет про то, как у него не получается жить, это бесценно
— А как один повесился — это чистая хохма. Мужик по-черному гудел. Жена, естественно, пилит с утра до ночи. И вот он решил повеситься. Не совсем, а фиктивно. Короче — завернуть поганку. Жена пошла на работу. А он подтяжками за люстру уцепился и висит. Слышит — шаги. Жена с работы возвращается. Мужик глаза закатил. Для понта, естественно. А это была не жена. Соседка лет восьмидесяти, по делу. Заходит — висит мужик...
— Ужас, — сказала Белла.
— Старуха железная оказалась. Не то что в обморок... Подошла к мужику, стала карманы шмонать. А ему-то щекотно. Он и засмеялся. Тут старуха — раз и выключилась. И с концами. А он висит. Отцепиться не может. Приходит жена. Видит — такое дело. Бабка с концами и муж повесивши. Жена берет трубку, звонит: «Вася, у меня дома — тыща и одна ночь... Зато я теперь свободна. Приезжай...» А муж и говорит: «Я ему приеду... Я ему, пидору, глаз выколю...» Тут и жена отключилась. И тоже с концами...
У тебя все действующие лица — подлецы. Если уж герой — подлец, ты должен логикой рассказа вести его к моральному краху. Или к возмездию. А у тебя подлецы — нечто естественное, как дождь или снег...
— Где же тут подлецы? — спрашивал я. — Кто, например, подлец?
Редактор глядел на меня как на человека, оказавшегося в нехорошей компании и пытающегося выгородить своих дружков...
Я давно уже не разделяю людей на положительных и отрицательных. А литературных героев — тем более. Кроме того, я не уверен, что в жизни за преступлением неизбежно следует раскаяние, а за подвигом — блаженство. Мы есть то, чем себя ощущаем. Наши свойства, достоинства и пороки извлечены на свет божий чутким прикосновением жизни... «Натура — ты моя богиня!» И так далее... Ладно...
