Оглавление

Часть первая

Облигатный паразит

Пролог

— Приветствую тебя, о Величайший и Могущественнейший, да будут долги годы твои и крепко здоровье твоё. Да снизойдёт на тебя Божественная благодать, и наполнятся счастьем думы твои. Позволь твоему верному слуге сообщить о том…

Мы находились в просторной, богато убранной комнате. Стены до самого потолка покрывали искусно выполненные фрески, плавно переходящие одна в другую. На пушистые цветастые ковры под ногами, причудливым узором падал свет из арочных окон, забранных частой резной решёткой. В воздухе стоял слишком резкий, для моего носа, аромат каких-то восточных благовоний, исходивший от двух курительниц, установленных подле изящной кушетки. На ней возлежал (другого слова и не подберёшь) скорхарец весьма «бодипозитивного» телосложения и снисходительно разглядывал распинающегося перед ним Абу ир-Земаха.

Этот толстяк в накинутом на голое тело золотистом халате, деланно лениво переводил взгляд с мага на меня и обратно. Однако стоило отдать ему должное, в отличие от собственного мажордома, сам он ничем на евнуха не походил. В его крупных слегка навыкате, тёмных глазах читался недюжинный и расчётливый ум, тщательно скрытый за толщей высокомерия и властолюбия. Салгобар ир-Назред шад Северной провинции Скорхарии, а это был именно он, очередным обманчиво медлительным, но цепким и колючим взглядом осмотрел всю нашу компанию и остановил его на мне. Я, несколько выбитый из колеи роскошью дворца и присутствием венценосной особы, переступил босыми ногами под пристальным взглядом хозяина этого самого дворца, звякнув своими цепями. И этот звук словно вырвал мой разум из волшебства восточной сказки, разбудив внутри злость за все пережитые мной унижения.

Меня заковали в эти чёртовы цепи и три недели везли в клетке по степи и пустыне, протащили, на потеху населению, через весь город, и только чудом толпа не успела закидать меня камнями. Нет, их чувства по отношению ко всему моему виду понять очень легко, но лично я-то ещё ни в чём перед ними провиниться не успел! И, тем не менее, именно я вынужден стоять тут сейчас, корча из себя смирение и готовность искупить вину, а какой-то золочёный хмырь таращится на меня, как на вошь в одеяле. Да, не пошёл бы он на хрен! Я выпрямился, насколько позволяли цепи, и уставился с вызовом в глаза шаду. В его взгляде на миг мелькнуло удивление, всего на мгновение, и он снова стал безразличным. Перед зеркалом говнюк тренируется что ли?

В этот момент маг закончил свой велеречивый доклад и, склонившись, замолк в ожидании реакции августейшей персоны. Некоторое время в комнате стояла мёртвая тишина.

— Что же, Аба ир-Земах, ты хорошо справился с порученным тебе заданием, — одобрительно кивнул шад. Громадный рубин в тюрбане на его голове сверкнул в рассеянном свете. — О твоей награде тебе сообщат позже, а сейчас я хочу знать, кто этот кандальник, которого ты притащил в мой дворец?

— Это мой подарок тебе, о Справедливейший, — снова склонился в поклоне маг. — Он вампир. Мы поймали его в…

— Вампир? Хм.…Очень интересно, — задумчиво протянул шад. — И зачем он мне? Не думаю, что от него будет много проку. Они у нас быстро дохнут.

— Уверен, о Мудрейший, ты сможешь найти ему достойное применение.

— Да?… Эй, вампир! — обратился уже ко мне хозяин дворца. — Что ты умеешь делать?

— Пить кровь, — нахально заявил я, растягивая свою улыбку во все двадцать зубов. Дёргать тигра за усы, было однозначно не самым разумным поступком, но в моём подсознании внешность шада с тигром никак не ассоциировалась, да и скрытое раздражение всех предыдущих дней внезапно накатило, требуя выхода. Краем глаза я заметил, как ир-Земах в отчаянии закатил глаза.

Шад глянул на стоящего подле меня воина, и тот, уловив желание своего повелителя, коротко, без замаха заехал мне древком копья в живот. Я, не в силах устоять от пронизавшей меня боли, упал на колени.

— Ты стоишь перед Величайшим Шадом Салгобаром ир-Назредом, — влез жирный евнух. — Изволь оставаться на коленях в его присутствии, грязный вампир, и отвечать вежливо и смиренно.

Сука! Я тебе покажу на коленях и смиренно! Клыки непроизвольно щелкнули и удлинились, на паре нижних выступило по небольшой капельке яда, скатившихся мне на язык. Встав на одно колено, я попытался подняться на ноги и тут же застыл скованный заклинанием мага.

— Отведите его в Дом Искупления и посадите на кол, — скучающим голосом произнёс шад.

— О, Милосерднейший, дозволь сказать, — поспешил привлечь к себе внимание склонившийся ир-Земах.

«Милосерднейший» скривился, но махнул рукой, разрешая.

— Я по-прежнему уверен, что ему можно найти применение, Умнейший, — маг не поднимал глаз от пола. — Этот вампир очень ловок и силён. На нас в пути напала мантикора, — толстый евнух приподнял одну бровь, — и он оторвал ей хвост голыми руками, сидя в клетке.

Тут уже бровь приподнял и шад.

— А позже он спас многих из нас от василиска, вовремя подняв тревогу, — не унимался маг. — Он даже подружился с нашим главным разведчиком и охотником. Эльфом!

Шад сел на своей кушетке и с интересом уставился на меня. Задумчиво помолчав пару минут, он снова разлёгся.

— Кто у нас сейчас есть в ямах?

— Ламия, пяток волков, парочка саблезубов, десяток кивсяков, мантис … — начал перечислять мажордом, но шад прервал его движением руки:

— Вампир, я дам тебе последний шанс доказать свою полезность, посмотрим какой ты изворотливый и умелый.

Я, скованный заклинанием, мог только вращать глазами.

— Отвести его в Дом Искупления, — повторил шад евнуху, — надеть маску и выпустить двух волков. Если выживет, подумаем о его дальнейшей судьбе.

Ир-Земах снял своё заклинание и сделал мне страшные глаза, чтоб я не дёргался. Мажордом снова повёл всех нас за собой, но уже другой, ещё более запутанной дорогой. Один раз даже спустились по длинной лестнице на подвальные этажи. Живот здорово болел, и я еле плёлся, гремя цепями. В итоге мы пришли в какое-то помещение, больше всего походившее на тюрьму и зоопарк одновременно. По обеим сторонам мрачного сводчатого коридора располагались ряды крепких дверей с небольшими окошками. Судя по расстоянию между ними, камеры своих узников размерами совсем не баловали. В дальнем конце коридора за массивной, окованной бронзой дверью, начиналось отделение для животных, а так же тех, кого тут считали таковыми. Вся передняя стена каждой здешней камеры представляла собой толстую металлическую решётку с прорезанной в ней дверью такой ширины, что сквозь неё можно было протащить, наверное, и носорога. В одну из таких меня и завели, заперев аж на два засова. Я огляделся. Сырые каменные стены, гнилая солома на полу, ещё одна решётка вместо дальней стены. Омерзительный запах тлена и отходов жизнедеятельности энтузиазма определённо не прибавлял.

Пока ждали местного «директора тюрьмы» ко мне подошёл ир-Земах.

— Босорг, времени мало, — заговорил он вполголоса, — потому слушай внимательно. Это Дом Искупления. Здесь содержатся преступники, опасные животные и всякая нечисть. Тут же проводятся допросы, совершаются суды и казни. А прямо за твоей спиной расположена арена, на которой раз в неделю устраиваются бои для увеселения жителей города. Сегодня никаких зрелищ не запланировано, но тебе предстоит испытание. На тебя наденут маску, чтобы уравнять шансы и снимут цепи. Биться будешь с двумя волками. С арены уйдут либо они, либо ты. Если выживешь, шад будет решать твою дальнейшую судьбу. Мой тебе совет, хотя ты и не слушаешь добрых советов, прими правила игры. В этом месте уже содержали вампиров и покруче тебя, и на что вы способны всем известно. Сбежать пока не удалось ни одному. И ещё, ты сам видел, я сдержал своё слово. Если бы не я, тебя бы уже не было…

— Ты прав, Аба, — прервал я его, — если бы не ты, меня бы вообще тут не было.

— Я не мог поступить иначе, — ир-Земах слегка покраснел. — А вот если бы ты вёл себя покультурнее…

— То что? Мне бы выдали колпак с бубенцами и позволили бегать с голым задом, веселя вашего шада? Хрен вам! Перебьётесь! Говори по делу, какое оружие мне дадут?

— Никакого. Шад про оружие ничего не говорил.

— Вот вы сволочи! — я даже оторопел. — Ты хочешь сказать, что я должен сражаться против двух волков одновременно и без оружия?

— Такова воля шада, ты сам слышал. Это и есть твоё испытание, — не глядя мне в глаза, ответил маг.

— Говнюк твой шад! — разошёлся я. — Гнида и…

— Прикуси язык! — неожиданно зашипел ир-Земах. Я в первый раз видел его таким разозлённым. — Не тебе хулить наших правителей. Вся ваша раса жила и пока ещё продолжает жить, исключительно за наш счёт, вампир. Но, Слава Тригу, эти времена уверенно заканчиваются, а потому не удивляйся, что приходят время платить по счётам.

— А ты знаешь, Аба ир-Земах, — вспышка мага меня почему-то успокоила, — ты, пожалуй, прав. Всегда приходит время платить по счетам, но я ещё никому здесь задолжать не успел и потому оплачу авансом. А что касается лично тебя, то у меня претензий нет, ты мог бы обращаться со мной в дороге гораздо хуже, чем оно было. Будем считать, что мы в расчёте, а теперь прощай, маг, мне нужно готовиться к бою.

И я отошёл к дальней стене, оставив ир-Земаха недоумевающе хлопать глазами.

Пока мы беседовали, нашелся наконец главный тюремщик. Плечистый мужик среднего роста, с грубыми чертами лица и кожей желтоватого оттенка. Весь в шрамах, бритый наголо, с покатым лбом и таким же покатым подбородком, кустистыми бровями и немаленькой пастью, полной крупных, кривых зубов. Вылитый неандерталец.

— Эй, ты! — обратился он ко мне, для верности ткнув в мою сторону стальным наконечником от багра, который заменял ему левую кисть. — Подойди к решётке и просунь наружу ноги, или мы тебя выкинем на арену в цепях, как ты есть.

Чтобы выполнить требуемое, пришлось усесться на грязный пол. Откуда-то выскочил маленький сморщенный человек в кожаном фартуке и ловко расковал мне ноги на переносной наковальне.

— Теперь руки, — прогудел здоровяк. — И не дури.

— А если буду дурить? — поинтересовался я, протягивая руки сквозь решётку.

— Ну, дури, — безразлично бросил местный управляющий, пожав мощными плечами. — И куда ты потом из камеры денешься? Закидаем стрелами и скормим зверям.

— Э-э! — запротестовал я. — Ваш главный обещал мне шанс, меня нельзя стрелами.

— Тебе обещал, ты его и используй, — логично возразили мне. — А для этого заткнись и выполняй все правила.

Пока мы с ним препирались, кузнец расковал мне руки и протянул кожаную полумаску, рассчитанную на низ лица, с застёжками на затылке.

— Это что такое? — удивился я.

— Маска, чтоб ты своими ядовитыми клыками никого случайно не поцарапал, — осклабился громила. — Надо же продлить зрителям удовольствие.

Зрителям значит? Ну, вообще логично, какой смысл меня волками травить, если этого никто не увидит? Ладно, хрен с вами. Нацепил маску из толстой кожи с вырубленными отверстиями для дыхания. Мне её не только застегнуть сзади помогли, но и навесили небольшой замок, на случай если я вдруг захочу от неё самовольно избавиться. Ощупал своё лицо. Н-да… С Ганнибалом Лектером мы бы точно нашли общий язык.

— Готов? — пробасил здоровяк и, не дожидаясь ответа, дополнил: — Тогда двигай копытами шустрее, а то для резвости могу и копьём поторопить.

Тут за моей спиной раздался металлический лязг, и я, быстро развернувшись, увидел, как решетка, из которой состояла задняя стена камеры, медленно ползёт вверх, освобождая проход в тёмный коридор. Решив не провоцировать тюремщика, и не выпрашивать себе ускоритель в виде наконечника копья в задницу, быстро прошмыгнул в «запасной выход». В сумрачном свете я прекрасно видел, как короткий коридор уже через пару шагов делает поворот. За первым поворотом пришлось свернуть во второй, на этот раз в другую сторону, и я вышел под яркий солнечный свет, на круглую песчаную арену.

Арена представляла собой яму с вертикальными каменными стенами, метров тридцать диаметром и глубиной около трёх. В самих стенах имелась пара десятков зарешёченных проходов, через один из которых я и вышел. По верху стен, через равные промежутки установлены металлические опоры, на целый метр загибающиеся внутрь арены с натянутыми на них несколькими рядами проволоки. Вся эта конструкция сильно напоминала часть системы охраны какого-нибудь режимного объекта. Дополнительного сходства добавляли периодически пробегающие по проволоке голубоватые искорки, которые я успел разглядеть с помощью мимолётно брошенного магического взора. Вот затейники, мать их так, уже электрическую изгородь придумали! Над стенами виднелись ряды сидений для зрителей, расположенные в виде амфитеатра. Тут же находились и сами зрители, в количестве всего двух экземпляров, но зато знакомых: жирного мажордома и ир-Земаха.

Всё это я успел отметить мельком, второпях вертя головой во все стороны. Потом неподалёку заскрежетала решётка, заставив меня резво отбежать подальше. Ну всё, Босорг, усмехнулся я про себя, сейчас тебе будут предоставлены все шансы скоропостижно прекратить своё существование в этом бренном мире самым болезненным способом, путём поедания твоего тощего тельца. Я затравленно огляделся в поисках хоть какой-нибудь завалящей палки. Ничего. Абсолютно чистый песок арены выглядел так, будто его просеяли через сито. Меня, наконец, пробил мандраж. Страх медленно, но уверенно начал расползаться по телу, сковывая мышцы. Я знал, кто сейчас выйдет из проёма. Два волка, но не те серые «санитары леса», которых все видели в зоопарке, а местные зверюги, ростом по пояс человеку и весом уж никак не меньше моего собственного. И вот что мне с ними делать? Из оружия мне оставили только собственные когти, чего было явно недостаточно. А самое паршивое заключалось в том, что волки — стайные животные и привыкли охотиться группой. Это вам не тупо с дерева прыгнуть и шею перегрызть. У этих поганцев куча своих охотничьих хитростей. Они и засаду могут устроить, и загонную охоту, и, допустим, с обрыва добычу сбросить, и ещё сотни способов знают, как не остаться голодными. И всё это благодаря взаимодействию в группе, а я вот как раз один против группы и оказался. «Чёрт! Прекрати трястись! –одёрнул я себя. — Если запаникуешь, хана тебе точно!» Я попытался взять себя в руки, присел, слегка подпрыгнул, помахал руками, возвращая подвижность.

Наконец волков, видимо, поторопили, и они появились из проёма. Как я и ожидал, здоровенные, поджарые и мохнатые звери легко и упруго выскочили на арену. Если бы я сейчас не изображал из себя их обед, мог бы даже ими полюбоваться. Волки, увидев меня, оскалились. Клыки чуть ли не с палец длиной! Я снова почувствовал холодок вдоль позвоночника. Хищники переглянулись и, крадучись, одновременно направились ко мне, постепенно расходясь в стороны. В клещи хотят взять! Вот как они договорились? Пошёл тоже по кругу, стараясь обойти одного из них, чтобы снова собрать их в «кучку». Нельзя стоять! Надо двигаться и уворачиваться, если вцепятся зубами или тем более свалят, то шансов на выживание не останется никаких.

Мне удалось объединить волков, оставив им только одно направление для атаки. Тогда они решили больше не затягивать и молча кинулись на меня. Я рванулся в сторону, одновременно уходя с линии атаки и заставляя хищников мешать друг другу. И у меня получилось. Ближний волк прыгнул, а второй был вынужден слегка притормозить, так как доступ к моей тушке перекрывало тело его собрата. Я сделал ещё один широкий шаг в сторону и выбросил руку навстречу летящему на меня зверю, ухватив того за кадык. Волк вывернул шею, попытался вцепиться мне в руку, но всё же не успел. Я сжал кулак, что было сил, чувствуя, как когти, протыкая кожу, вонзаются в хрящ. Дёрнул на себя с проворотом. Кусок мяса не вырвал, но гортань однозначно сломал. Волк рухнул на землю, захрипел и, судорожно загребая лапами, принялся неуклюже возиться, силясь подняться. Из пасти у него хлынула кровь, пятная девственно чистый песок. Но долго радоваться победе у меня не вышло. Сильный толчок в бедро моментально напомнил о том, что ещё не всё закончено, а ужасная боль прострелила ногу чуть ли не до лопаток. Я совершил ошибку, упустив второго хищника из виду, и тот не преминул воспользоваться удобным случаем. Меня резко приподняло, опрокинуло на бок. Заорав от боли, я изогнулся, схватил зверя за голову и вонзил ему большие пальцы в глаза. Один глаз лопнул и потёк по руке, второй — не понятно. Волк взвыл, но вместо того, чтобы бросить добычу, только сильнее сжал челюсти и мотнул головой из стороны в сторону, как собака, треплющая крысу. Мой мозг взорвался ослепительной, но быстро затухающей звездой, и перед глазами стремительно стало темнеть. У меня создалось впечатление, что этот гад одним движением оторвал мне ногу под самый корень. Я даже почувствовал скрежет его клыков по моей кости. Вот же тварь блохастая! Убью суку! Я тоже взвыл, чувствуя, как вспыхнувшая ярость притупляет боль и не даёт организму сорваться в фатальное беспамятство, перехватил волка за нижнюю челюсть, загнал когти в его жевательные мышцы, резко рванул на себя. Раздался противный мокрый треск разрываемой плоти. Хищник, весь залитый зелёной кровью, хлещущей из моей ноги, лишь поглубже вонзил в меня зубы. Я снова впился когтями в челюсть, потом ещё раз и наконец ощутил, как страшный капкан расслабился. Порванные мышцы сдались. Волк только обречённо заскулил, когда я с громким победным рёвом, раздвинув его челюсти, вырвал клыки из своей ноги и, продолжая движение, разодрал ему пасть до самых ушей. У меня ещё хватило сил спихнуть с себя тяжёлое тело и бросить оценивающий взгляд на ногу. С лёгким удивлением я отметил, что практически изжёванная конечность, вся залитая кровью, прямо на глазах перестаёт кровоточить. Либо во мне просто не осталось достаточного количества крови, чтобы течь, либо кровь аномально быстро свернулась и закупорила порванные сосуды. Найти ответ на этот вопрос я уже не успел, на арену выскочили какие-то люди и с завидным проворством, подхватив меня за руки, потащили в уже знакомую камеру. Боль снова прострелила всё тело, перехватив дыхание. Откуда-то издалека раздавались пронзительные крики ир-Земаха, его невнятные приказы забивались кудахтаньем толстого мажордома. В камере меня заволокли в угол и уложили на куче гнилой соломы. Приподняв голову и убедившись, что кровотечение действительно прекратилось, я, наконец, позволил себе провалиться в спасительную тьму.

Глава 1

— Внимание! Пожарная тревога! Просьба проследовать к ближайшему эвакуационному выходу. Внимание! Пожарная тревога! … — противно загнусили динамики над дверью.

— Мать вашу так! — не сдержался я. Начальство опять решило в солдатиков поиграть? Нет у меня времени всякой хренью заниматься. Я перешёл к следующей таблице на мониторе, не делая даже попытки последовать совету завывающей сирены. Как обычно, работы было воз и маленькая тележка, рабочих рук ни на что не хватало, все сроки горели, руководство нервничало и дёргало подчинённых по делу и без. И вот, на тебе! Решили ещё и тревогу провести! А это, между прочим, полчаса как минимум коту под хвост.

Дверь в лабораторию распахнулась.

— Валентин Андреич, ну как знал, — в дверной проём просунулась кудрявая голова вечно неунывающего оптимиста, моего коллеги и соседа по лаборатории Петра Жданова. — Бросай всё и погнали на выход, тревога не учебная. У химиков на втором опять что-то коротнуло. Скоро уже здесь унюхать можно будет, — он аж подпрыгивал от нетерпения.

Я сделал над собой усилие, чтобы не высказать всё, что я думаю по поводу всего НИИ в целом, криворуких химиков в частности, и самого Жданова лично. Обречённо вздохнул и начал быстро сохранять открытые документы. Через минуту, обесточив компьютер, я вышел из «лабы», и мы вместе со Ждановым быстрым шагом направились к ближайшему пожарному выходу. Снаружи действительно уже ощутимо пованивало горелой проводкой, но слава богу никакой характерной химической вони вроде не ощущалось. Хотя это тоже совсем не является каким-либо точным показателем. В коридоре было совершенно пусто, по всей видимости, мы оказались последними сотрудниками с этого этажа. Отворив дверь, мы очутились на пожарной лестнице, которая пронизывала всё здание сверху донизу, начинаясь от люка на крышу и заканчиваясь выходом во внутренний двор института.

— Вот что ты за человек, Валентин Андреич? Вечно мы из-за тебя куда-нибудь опаздываем, — улыбаясь, поддел меня Пётр, шаркая по бетонным ступенькам ботинками.

— Нормально всё, Пётр Алексеевич, держись меня и в Ад мы с тобой тоже опоздаем, — блеснул я остроумием, внимательно смотря себе под ноги.

— Типун тебе на язык, Валентин Андреич. Я туда вообще не собираюсь, — ещё шире осклабился Жданов. — Мне жара не нравится. Я бы предпочёл что-нибудь более прохладное и воздушное. Где-нибудь повыше.

— Да, брось ты. Что ты там делать будешь? Покрываться плесенью от скуки на протяжении целой вечности, чередуя чтение псалмов с проникновенными песнопениями? Ты ж там с ума сойдёшь от безделья. А в Аду, знаешь какие демонессы есть? У-ух… Закачаешься! — продолжил я развивать тему.

— Вот знаешь ты чем старика зацепить, — раздался впереди весёлый голос.

Несмотря на то, что Жданову было уже за пятьдесят, и внешностью он обладал, прямо скажем, не модельной, слава о его амурных похождениях гремела на весь наш институт. Причём эту славу он сам всячески подогревал, каждый раз сообщая той мужской части коллектива, с которой был в наиболее приятельских отношениях, всё новые и новые подробности из своей личной жизни. Сколько в этих подробностях было правды, а сколько фантазий на тему, разумеется, никто не знал, но то, что бабы за ним вьются хвостом, считалось общепризнанным фактом.

Таким вот образом, хохмя и подтрунивая друг над другом, мы и спускались по пустой пожарной лестнице, изредка придерживаясь за обшарпанные перила. С чувством юмора у нас обоих было всё в порядке, и потому ирония, самоирония, а иногда и откровенный сарказм являлись довольно не плохим способом защититься от вездесущей рутины и обыденности.

Достигнув, наконец, первого этажа, мы открыли внешнюю дверь и присоединились к толпе остальных сотрудников, значительно опередивших нас в этом забеге. Жданов быстренько убежал на разведку, выяснять подробности произошедшей пожарной тревоги, а я не спеша двинулся к главному входу, так как в фойе имелись лифты, а скакать по ступенькам ещё и вверх, мне совсем не улыбалось.

Не смотря на октябрь месяц, Солнце весело припекало, и погода скорее походила на конец лета, чем на середину осени. Хотя возможно в этом было виновато припозднившееся в этом году «бабье лето», подарившее нам дополнительную неделю хорошего настроения.

Проходя мимо людей, я то и дело улавливал обрывки разговоров, доносившиеся со всех сторон. Большинство обсуждало возможную причину срабатывания тревоги. Впрочем встречалось и немало таких, кто просто радовался неожиданному маленькому приключению и возможности пофилонить в рабочее время. Гомон толпы сливался в какой-то однородный шум, обволакивая со всех сторон и забивая собой все остальные звуки. Лично мне он почему-то напоминал отдалённый шум многотысячного птичьего базара, где каждая птица пытается сообщить какую-то свою информацию, при этом стараясь перекричать всех остальных, и в то же время не упустить что-то, интересующее лично её.

Добравшись до дверей главного входа, я решил остановиться где-нибудь неподалёку и дождаться того момента, когда уже разрешат вернуться к прерванной работе. Снаружи двери представляли собой огромные листы чёрного тонированного стекла, которые отражали всё не хуже обычного зеркала, и не давали никакой возможности разглядеть ничего, что делается внутри.

Обратив внимание на одно из этих зеркал, я увидел отражение не молодого уже в общем-то человека в белом лабораторном халате и синих джинсах. Сутулая угловатая фигура человека, отчетливо говорила о том, что со спортом её хозяин дружит исключительно теоретически. Его карие, глубоко посаженые глаза за прямоугольными очками в тонкой позолоченной оправе отчаянно сигнализировали полопавшимися сосудами о крайней степени утомлённости. Недовольно поджав губы, человек раздражённо хмурил брови.

Ну не люблю я, когда меня отрывают от какого-нибудь дела, и скрывать свои эмоции по этому поводу не считаю необходимым. И да, отражался это именно я, Пахомов Валентин Андреевич, сорока восьми лет от роду, проработавший двадцать восемь из них в нашем замечательном научно-исследовательском институте. Кандидат биологических наук. Родился и вырос в Москве. Среднюю школу закончил с золотой медалью. Планировал поступить в МГУ на биофак, но по конкурсу не прошёл. Год терять не хотелось, и знакомые убедили меня попробовать поступить вместе с ними в «Пироговку», под предлогом того, что «…вместе веселей. Не понравится, на следующий год переведёшься. А если совсем не понравится, так уйти тоже не проблема…". Поступить-то я поступил, но дальше всё как-то завертелось-закрутилось и кончилось тем, что я так никуда и не перевёлся, защитив диплом по специальности «Биохимия». Страна на тот момент находилась в трудном положении (а когда она находилась в лёгком?), и с работой было не очень. Помыкавшись с полгода, я, опять-таки от знакомых, услышал о существовании недавно созданного предприятия «Хибифар», занимающегося передовыми разработками в фармакологической отрасли. И по счастливому стечению обстоятельств им крайне требуются молодые специалисты в области органической химии и биотехнологии. Разумеется, уже на следующий день я находился у них в отделе кадров с целой кипой всевозможных документов. А ещё через день я начал свой путь к успеху. Н-даа… Единственным моим заметным успехом в данной области стала защита диссертации на тему: «Влияние биологически активной добавки QRc 20 на нервную систему и психическую деятельность крыс в условиях ограниченного пространства». В начальники я никогда особенно не рвался, так как считаю, что управление людьми, это в первую очередь не способ поднять свою самооценку или приобрести вес в обществе, а крайне тяжёлая и нервозатратная работа. Если ты, конечно, собираешься работать на результат. А сложностей на работе и килограммов сгоревших нервных клеток при нашем руководстве мне всегда хватало и так.

— Валентин, не спи, замёрзнешь, — прервал мои воспоминания вернувшийся Жданов. Судя по лукаво блестящим глазам, что-то он определённо разузнал.

— Ну давай, товарищ партизан, докладывай. Чего ты там раскопал? — проявил я заинтересованность.

— Да, собственно, ничего особенно интересного. Как я и говорил, на втором у химиков коротнул блок управления третьим реактором…

— Третий? О, этот у них давно не ломался, — удивился я.

— Угу. Ну так вот. Они его последние два месяца гоняют без продыху, а с учётом того, что «дедушке» уже давно пора на заслуженный отдых, да и кустарных деталей в нём поди половина, вероятно, его тонкая и ранимая техническая душа, в очередной раз не выдержала-таки издевательств.

— Классика жанра, — согласился я.

Тут надо сказать, что у нас большинство оборудования сложнее термометра, перманентно находилось в предаварийном состоянии, по причине того, что закупалось оно в Китае в уже списанном виде. Здесь, на месте ремонтировалось силами сотрудников с применением изоленты, кувалды и такой-то матери, и эксплуатировалось до состояния полного нестояния. А единственная причина, по которой мы все ещё не сгорели к едрене фене, являлась та самая, на удивление довольно неплохая, противопожарная система, по вине которой мы сейчас и дышали свежим воздухом.

Дверь главного входа плавно распахнулась, и выглянувший из дверного проёма сотрудник охраны сообщил, что задымление ликвидировано, пожарная тревога отменена, и все могут вернуться на свои рабочие места.

Мы с Петром прошли в здание в числе первых, остальной народ не торопясь потянулся следом. Внутри действительно гарью пахло совсем не сильно. Мощная вентиляция успешно справлялась с удалением из воздуха продуктов горения. По-видимому, противопожарная система сработала штатно (в который уже раз), и возгорание удалось локализовать своевременно, не допустив его распространения.

Лифты уже запустили, потому на свой, шестой этаж тащиться пешком не было никакой необходимости. Собственно, как я и рассчитывал. Зайдя в лабораторию, первым делом включили свет и прошлись вдоль рядов клеток с мышами, внимательно их осматривая. Надо было убедиться в том, что с ними всё в порядке, и никто там не угорел, например. Зверьки все были живы и здоровы, совершенно спокойны, занимались какими-то своими мышиными делами и не проявляли никаких признаков беспокойства. Удостоверившись, что ничего фатального не случилось, я прошёл на своё рабочее место. Жданов опять куда-то убежал по своим делам. Когда он успевает работать, для моего разума всегда оставалось загадкой.

Пока компьютер загружал систему, я достал из шкафчика небольшой электрочайник и решил заварить себе чайку. Кофе не люблю. Его сколько не пей, всё равно не напьёшься. Хотя может это у меня организм такой особенный. Меня всегда изумляло, как Жданов по приходу на работу, первым делом спешил заварить себе чашку крепчайшего кофе, и пока её не выпивал, ни на какие осмысленные действия способен не был. Прямо кофейный наркоман какой-то.

Отыскал в том же шкафчике пачку пакетированного чая с бергамотом и сахар. Не то что бы я большой фанат бергамота, просто он вчера в магазине с хорошей скидкой продавался, вот и взял. А так я чай любой могу пить, хоть чёрный, хоть зелёный, хоть липовый. Главное, чтобы сахар был. Без сахара, в противоположность всем гурманам, утверждающим, будто пить чай с сахаром — это кощунство, я не могу. Закинул в чашку сразу пять кусков. Ну так у меня и чашка на пол-литра, чтобы десять раз не бегать. Туда же закинул пакетик чая и, дождавшись пока вода закипит, долил кипятка.

Через пару минут я, прихлёбывая обжигающий напиток, пытался вернуться к тому месту в отчёте, на котором меня прервала пожарная тревога. Вообще-то в лаборатории приём пищи, равно как и распитие чая и чего-либо другого, запрещён, но какого чёрта…

Стоило мне только восстановить ход мысли и углубиться в работу, вот ей богу едва пару строчек написать успел, как в дверь влетел вернувшийся Жданов и остановился у моего стола. Я с подозрением поднял на него взгляд. Подозрительно было не то, что он влетел, этот «шустрик» спокойным шагом, кажется, вообще ходить не умеет, откуда только энергия у человека берётся, а то, что тормознул у моего стола.

Видя мою вопросительно изогнутую бровь, Пётр начал издалека.

— Работаешь?

— Работаю, — подтвердил я очевидное, уже чувствуя неладное.

— А ты почту не проверял? Может там интересное что есть?

Молча свернув документ, я кликнул на значок почтового сервиса. В верхней части открывшегося окна виднелся запечатанный конвертик нового письма. Открыл его. Письмо было от генерального директора, общее для всех сотрудников. В письме сообщалось, что через сорок минут в главном конференц-зале состоится собрание и для всех специалистов и глав отделов явка обязательна.

— Вот б… — только и смог выдохнуть я. — Теперь будет нам часа два парить мозг на тему, как у нас всё плохо и как мы «…не оправдываем оказанного нам високова давэрия…» — произнёс я с характерным акцентом.

— Ну, у него есть основания для беспокойства. Не находишь? По срокам мы действительно не успеваем.

— Да, ладно! — возразил я. — А то ты не знаешь почему мы по срокам не укладываемся? Может потому, что мы тут все от безделья с ума сходим или потому, что на каждого из нас обязанностей навешали за троих, которые, кстати, ни в одном договоре не прописаны? Или может у нас реактор сегодня сгорел потому, что наши химики в реакторной бухают ежедневно? Или всё-таки авария произошла от того, что этот реактор по возрасту годится в ровесники нашего генерального? Тебе самому какая версия больше нравится?

— Да не спорю я, не спорю, — примирительно поднял руки Пётр. — Всё так. Но не ждёшь же ты от него признания в том, что было бы лучше потратить деньги не на новый «Порше», а на закупку качественного оборудования? — спросил он ехидно. — Машинка, она знаешь, всяко красивши будет. И комфорт в ней присутствует, и даже пахнет она лучше, чем оборудование-то. Ну, местами… Да и, царскую задницу на чём-то возить же надо?

Машину эту треклятую уже второй месяц не поминали только ленивые. Как же? В химической отрасли кризис, у нас конкретно, всё оборудование сыплется, все с ног валятся от усталости и забыли уже когда на выходных бывали, заказчики грозят в случае провала сроков неустойку выкатить недетскую, а генеральный покупает себе новый «Порше». Оксюморон! В любой другой ситуации всем было бы без разницы, кто там на чём ездит, но основная проблема заключается в том, что нового генерального нам назначили два года назад, и по чисто случайному стечению обстоятельств (ну, разумеется, как же иначе) его фамилия до последней буквы совпала с фамилией одного из членов совета директоров. И вот с тех самых пор и началась у нас полная жо… Хмм… Сложности, корректно выражаясь. Сразу же грянули сокращения сотрудников с перераспределением обязанностей на оставшихся. Осточертевшая оптимизация всего и вся доводила людей до белого каления. Закупки не то, что оборудования, а банальных расходников сократились катастрофически. Каждый шприц и каждую лабораторную пипетку приходится вырывать с мясом. Люди начали потихоньку роптать. Те, кто роптал недостаточно потихоньку, попали под вторую волну сокращений. Оставшиеся притихли и начали ждать, чем всё это закончится.

— А с другой стороны, Валентин Андреич, вообще-то некрасиво считать чужие деньги, — хитро ухмыльнулся Жданов.

— А кто их считает? Лично мне, моих вполне хватает, но интересно другое, — ответил я задумчиво. — Действительно ли деньги, потраченные на машину, были его личные, а не выделенные, например, на развитие предприятия? И знает ли об этих деньгах папа нашего вперёдсмотрящего? А то сам он в Россию уже давно носа не казал, насколько мне известно, а из-за океана, возможно, контролировать «деточку» не очень получается.

— Ну, этого мы знать никак не может, — уже серьёзно сообщил коллега. — И уж тем более доказать что-либо.

— А нам, Пётр Алексеич, ничего доказывать и не нужно. Во-первых, это не нашего с тобой ума дело, а во-вторых, мы сейчас не в суде находимся, а совершенно бесполезно и самым наглым образом прожигаем рабочее время, за которое нам, между прочим, платят не самые плохие деньги. За сим предлагаю закругляться и выдвигаться к месту покаяния, то бишь в конференц-зал, а то не ровён час места не хватит, ещё и стоять придётся.

— Здравая мысль, — поддержал меня Жданов.

Снова выключив компьютер и погасив свет, мы направились в конференц-зал, находящийся на седьмом этаже, строго над нами. Лифт ждать не стали и поднялись по лестнице. Тут уже было довольно людно, народ помаленьку подтягивался.

Пройдя внутрь помещения, мы обнаружили, что больше половины зала уже занято. Причём заполнять зал начали с задних рядов. Впереди, перед очами начальства, садиться по понятным причинам никто не торопился. Я ухмыльнулся, когда в голове возникла ассоциация со школьным классом. Там у нас тоже на задних партах все двоечники и хулиганы прятались. С учётом того, что в этом зале присутствовало немалое количество как минимум кандидатов наук, сравнение вышло забавным.

Зала, рассчитанного человек на сто, обычно хватало с запасом, но когда проводилось общее собрание всех отделов, как сейчас, некоторым приходилось либо стоять, либо рассаживаться на подоконниках. Пол в помещении наклона не имел, но в передней части был установлен невысокий подиум, на котором стоял стол для ведущих собрание, и в принципе, сидящих за ним людей можно было увидеть даже с последних рядов.

Жданов, ужом просочившись сквозь толпу, умудрился занять нам пару мест в центре, во втором ряду. Так что видно и слышно нам будет всё хорошо. Как собственно и нас самих.

— Ну что? Мыло все с собой взяли? — обратился я к заднему ряду, ехидно улыбаясь.

— Мы думали, ты с нами поделишься, — пробасил здоровенный детина, сидевший прямо за мной. Артём Цыганков, в противоположность своей фамилии являлся голубоглазым блондином под два метра ростом и соответствующих габаритов. Внешне этот гигант походил на классического былинного богатыря, который сначала бьёт, а потом думает, хотя по натуре был добрейшей души человеком. При всём при этом он давно уже защитил кандидатскую и вдобавок аж четыре раза умудрился стать отцом. А ещё он как раз работал на втором этаже в той самой реакторной, где сегодня и было возгорание.

— Знаешь, Артём, — начал я проникновенно, — каждый вообще-то сам должен беспокоиться о собственной ж.., э-э… собственном здоровье. Мыло, это как зубная щётка, должно быть у каждого своё. Потому как предпочтения у людей тоже разные, кто-то любит жидкое, кто-то твёрдое. Кому-то может нравиться с запахом клубники, или там шоколада какого. Хотя, я слышал, есть такие суровые парни, которые предпочитают не заморачиваться на всяких мелочах и обходятся вообще без мыла.

Краем глаза я обратил внимание на Жданова, сидящего к нам спиной. Тот бесцельно возился в смартфоне и старательно делал вид, будто совсем не прислушивается к нашему разговору. Но покрасневшее лицо и неожиданно возникший у него приступ кашля, который он безуспешно пытался подавить, прижав кулак ко рту, дали мне понять, что ему приходится прилагать немалые усилия, чтобы не заржать в голос.

— Впрочем, тебе и только сегодня, я, пожалуй, одолжил бы свой кусок мыла, но увы, у меня его тоже нет.

— Хмм… — наморщил лоб Цыганков, — а уж не относишься ли ты к тем самым суровым парням, о которых только что упоминал? Я бы тогда поостерёгся брать из твоих рук вообще, что бы то ни было.

Кашель Жданова перешёл в какое-то хлюпанье, смешанное со сдавленным мычанием.

— Не, Артём, я не из таких. Со мной всё гораздо проще. Я ведь биолог, а потому умею читать послания, адресованные мне самой природой, в которых она подсказывает способы избежать неблагоприятных для организма ситуаций. А уж если ты заранее предупреждён, нет никакой необходимости таскать с собой ненужные вещи.

— Ну-ну, — прогудел великан, — а почему ты именно сегодня был готов одолжить мне свой кусок мыла?

— Ну, как же? — сделал я непонимающее лицо. — Подозреваю, что именно ты со своими ближайшими коллегами будешь сегодня примой на нашем балете. Реактор-то, кто спалил?

— Да на две минуты оставили без присмотра эту кучу металлолома, — катнул желваками на скулах Цыганков. — Я за детьми своими так не следил, как за ним. До туалета только успел добежать. Иду обратно, и на полдороги сирена и завыла. Я в «лабу», а там система уже реагент распылила по всем поверхностям ровным слоем.

— Эй-эй, — попытался я его утихомирить. — Я-то тебя ни в чём не обвиняю. Успокаивайся давай, чего разошёлся-то?

— На самом деле, там не так уж много погорело. Кабель питания, конечно, новый придётся примотать. Но на этом и всё. Основная проблема в том, что реакцию запороли и исходное сырьё зазря потратили. Ну и оттирать всю «лабу» теперь сверху донизу, — закончил грустно Цыганков.

— Ладно, Артём, не дрейфь. Прорвёмся! — поддержал я его. — Не в первой.

В этот момент «на горизонте» появился наш генеральный директор Больцман Наум Зиновьевич. Прилизанный пижон тридцати двух лет. Высокий смуглый, гладко выбритый, с характерной данному этносу внешностью. В стильном тёмно-синем костюме. Он всегда ходил в чём-то стильном. Никто и никогда, ни разу не видел его небрежно одетым. Короче, весьма эффектный поганец.

Больцман прошёл к столу на подиуме, выбрал кресло ближе к середине и уселся. Справа от него расположились заместитель генерального по науке и главный бухгалтер, слева — зам. по общественным вопросам. Народ в зале начал спешно рассаживаться. Разговоры постепенно убавили свою громкость.

Больцман открыл какую-то красную папку (откуда только взял, не было же ничего в руках, когда шёл) и зашуршал листами бумаги. Так продолжалось минуты три, потом он поднял голову и окинул взглядом зал, видимо ожидая увидеть полностью сосредоточенные и внимательные лица. Но так как особым авторитетом и уважением он не пользовался, то многие продолжали шушукаться, обсуждая какие-то свои собственные вопросы, копаться в смартфонах или откровенно позёвывать.

Генерального, тем не менее, это ничуть не смутило и он заговорил хорошо поставленным голосом:

— Приветствую вас, коллеги. Рад, что вы смогли найти время и посетить наше внеочередное собрание…

Язык у него тоже был подвешен всем на зависть.

— Не буду надолго отнимать ваше драгоценное время, потому перейду сразу к сути. Как вам всем известно, через два месяца у нас наступает срок сдачи проекта…

Мне все его балабольства были не интересны, поэтому я потихоньку начал терять нить повествования и проваливаться в какие-то свои мысли. Вспомнилась почему-то школа. В старших классах я уже точно знал, что хочу стать биологом. В идеале гидробиологом. Подводная жизнь, описанная в десятках прочитанных книг, завораживала не слабее какого-нибудь фантастического романа про миры у далёких звёзд. Две трети нашей планеты покрыты водой, а про то, что творится на глубине, мы знаем меньше, чем про события на поверхности Луны. Миллионы неизвестных видов живых организмов. На данный момент открыты и описаны чуть больше двухсот тысяч видов, и по примерному прогнозу это составляет около десяти процентов от возможного объёма. Десять процентов! А я тут мышей препарирую. Ну, да ладно. Как вышло, так вышло.

— …Совет Директоров ждёт от нас серьёзного отношения к работе… — пробивалось откуда-то издалека.

Как только сложилась возможность, в первую очередь финансовая, я всерьёз увлёкся дайвингом. Последние лет пятнадцать — это моя единственная отдушина в мир тайн и фантазии. Три раза в год, а иногда и четыре, я мог себе позволить исчезнуть из повседневной суетливой реальности и исчезнуть глубоко под водой. Там, где всегда тишина, покой и гармония.

— …мы не можем себе позволить, не оправдать…

Я погружался везде, где только мог: Красное море, Белое море, Тайланд, Филиппины, Большой Барьерный Риф, Мексика, Белизский барьерный Риф с его Большой Голубой дырой… Всего не перечислить. Стоило мне только очутиться под водой, и я забывал о существовании мира на поверхности. У меня появлялся примерно час, на протяжении которого можно было не вспоминать обо всех проблемах, работе, коммунальных платежах, бюрократии, коррупции, экономическом кризисе. Исчезало всё. Оставался только океан. Океан со всех сторон. Находясь в сильных объятьях которого, ты не чувствуешь ни забот, ни тревог. Ты даже собственного веса не чувствуешь. Ничто не тянет тебя к земле, заставляя напрягать целую кучу мышц, только для того, чтобы сохранить вертикальное положение. Океан обнимает тебя со всех сторон, нежно, но властно. Скоро ты даже перестаёшь различать верх и низ. И это уже не важно. Ты больше не являешься венцом эволюции, могучим приматом, оседлавшим планету. Зато теперь ты часть чего-то невообразимо огромного и такого же невообразимо древнего. Ты вернулся туда, откуда миллиарды лет назад вышли твои предки. На протяжении всех этих веков они боролись за свои жизни, умирали и убивали. И всё только ради того, чтобы ты мог однажды вернуть сюда и осознать истину. Ты дома!

— Господин Пахомов, вам действительно это кажется забавным? — голос Больцмана вернул меня к действительности.

Я осознал, что уже на протяжении довольно долгого времени тупо пялюсь перед собой с ничего не видящим взглядом и умиротворённой улыбкой на губах. Говнюк разрушил магию Воды и вырвал меня из грёз в тварный мир. Я тут же почувствовал, как где-то внутри нарастает опасное раздражение.

— Простите?

— Я спрашиваю, вы действительно находите забавным тот факт, что мы можем завалить весь проект и уронить репутацию нашей фирмы?

— Ни в коем случае, Наум Зиновьевич, — я встал в полный рост, — разумеется, в этом нет ничего забавного. Более того, это совершенно неприемлемо! Но, лично мои скромные знания позволяют мне выделить всего две крупные проблемы, которые могут помешать нашему предприятию достойно выполнить взятые на себя обязательства.

Больцман, глядя мне в глаза, моргнул. Понятно было, что своим замечанием он вовсе не провоцировал меня на диалог, но так как я его уже начал, то ему теперь приходилось как-то выпутываться из сложившейся ситуации.

— Всего две? — произнёс он осторожно. — Может тогда поделитесь с нами своими умозаключениями?

— Если вам так угодно, Наум Зиновьевич, — я почувствовал рывок за штанину и, скосив глаза вниз, увидел, как Пётр делает мне знаки заканчивать балаган и не болтать того, о чём потом пожалею. Но меня уже несло. — Итак, как я сказал, проблем две. И они очевидны всем. Первая, это нехватка квалифицированного персонала, количество которого в последнее время изрядно сократилось. Люди физически не успевают быть в нескольких местах одновременно. И кроме того, усилившаяся нагрузка на организм, вызванная увеличением количества обязанностей, напрямую ведет к банальному переутомлению, и как следствие к снижению внимательности и повышению шанса ошибок в работе. Это я как биолог говорю.

Больцман слушал, не шевелясь, с непроницаемым лицом, и о чём он думал, понять было решительно невозможно.

— И вторая проблема, это крайняя изношенность оборудования. Да у нас многим аппаратам больше двадцати лет! За это время можно ребёнка родить и вырастить. Все эти приборы до сих пор не развалились, только из-за количества намотанного на них скотча. Какой качественной и быстрой работы можно от них хотеть? Правильно, никакой! Вот, собственно это и есть две проблемы, которые могут уронить честь нашего предприятия, — закончил я, не отрывая взгляда от генерального.

— Я понял вашу позицию, Валентин Андреевич, — ого, он помнит моё имя, — но хотел бы услышать от вас некоторые уточнения. Как вы несомненно в курсе, химическая промышленность сейчас переживает не лучшие времена, как у нас в стране, так и во всём мире. Наш институт, к сожалению, не исключение. И с финансовой точки зрения он едва держится на плаву, откровенно говоря. А госзаказов в ближайшее время, о чем вы безусловно осведомлены, не предвидится. Но может быть вы сможете подсказать, где бы нам всем достать денег для зарплаты новым сотрудникам и закупки нового оборудования? А то у нас в Совете Директоров уже все головы сломали, как бы решить ЭТУ, — он выделил голосом, — проблему.

Мозгами я понимал, что действительно пора заканчивать. Но то ли накопившаяся усталость и раздражение требовали выхода, то ли какой-то демон тянул меня за язык, но остановиться я уже не мог.

— Я же, Наум Зиновьевич, не имею финансового образования, и мне за решения таких задач денег никто не платит. А единственное предложение, которое я могу сделать по данной проблеме, совет директоров вряд ли одобрит.

— А вы всё же попытайтесь. Иногда… — он пожевал губами, — не специалист может выдать такое уникальное решение, которое профессионалы, почему-то пропускают.

Я глянул опять на Жданова. Тот молча сидел с закрытыми глазами, и можно было подумать, что он вовсе не следит за разговором. Но на самом деле Пётр слишком хорошо меня знал, и наверняка уже догадался, какие будут мои следующие слова.

Я поднял глаза на Больцмана и, глядя ему прямо в глаза, произнёс:

— Всё очень просто, чтобы купить что-нибудь нужное, нужно продать что-нибудь ненужное. Может быть лишний домик в Майами, может быть лишнюю яхту, а может и машину сменить на какую попроще. Но, как я уже говорил, совет директоров вряд ли оценит моё предложение.

В зале воцарилась гробовая тишина. Все знали, что «язва» я ещё та. Но то, что я вот так, прямо в лицо предложу Больцману вкупе со всем советом директоров, поменьше тратить денег на себя любимых! Этого не ожидал никто.

Я спокойно смотрел на генерального. Весь запал и кураж куда-то сразу ушли, как, наверное, бывает у тех людей, которые долго и мучительно шли к какой-то очень важной для них цели, и наконец достигнув её, испытывали только опустошённость, усталость и отсутствие видимости следующей вехи на своём пути.

Больцман смотрел на меня, прищурив глаза. Посверлив меня взглядом ещё пару секунд, он процедил.

— Я сообщу о вашем предложении Совету Директоров, а уж решение по нему будут принимать они сами, — и, приподняв голову, произнёс уже для всех, — а теперь Дамы и Господа, если больше ни у кого никаких предложений нет, предлагаю разойтись и обдумать то, что я говорил в первой части нашего собрания. Всем спасибо.

И поднявшись с места, он проследовал к выходу из конференц-зала.

Все начали расходиться, и я, развернувшись лицом к залу, повсюду замечал бросаемые на меня взгляды. Хотя большинство из них и были сочувствующими, а некоторые даже откровенно восхищёнными, но заметил и парочку подленько-злобных. Ну да и хрен с ними всеми!

— Пошли что ли тоже? — окликнул меня Пётр.

Я молча пошёл к выходу. Мне даже показалось, будто люди стали чуть охотнее уступать мне дорогу. Мы прошли по коридору и, спустившись по лестнице, прошли в свою лабораторию.

— Ну, давай рассказывай, какая муха тебя укусила? — начал прямо с порога Жданов. — Чего ты взъелся на этого клоуна? Он же теперь тебе жизни не даст, самое меньшее. А самое большее — уволит к чертям, уже завтра.

Было заметно, что Пётр действительно переживает.

— Завтра вряд ли, но в ближайшее время, скорее всего, точно, — ответил я устало, присаживаясь в рабочее кресло. — Не знаю, что на меня нашло. Вроде перед собранием и мыслей таких не было, но вот как только он меня окликнул, так меня и понесло. Понимаю же, что лишнее говорю, но остановиться не могу. Прямо как вилами кто в зад подталкивает. Такая злость на этого пейсатого засранца разобрала, со всеми его «членами Совета», что прямо зубами вцепиться был готов.

— И давно ты так евреев не любишь? — удивился мой собеседник.

— Да дело не в национальности. Будь он хоть эскимосом, меня его личный снобизм и лицемерие достали. И не важно носит его папа кипу, тюбетейку или собачий треух. Я же знаешь, как в анекдоте. Про тот, где идёт грибник по лесу, заходит за куст и видит, как маленькая девочка поймала белого кролика и лупит его бейсбольной битой изо всех сил. Размочалила того уже в хлам. Шерсть в одну сторону летит, мозги в другую, бита по самую рукоятку в крови. Мужик глаза вытаращил и говорит так, с дрожью в голосе: «Девочка, а за что ж ты так животных-то не любишь?». А она глянула на мужика искоса, потом на биту свою, потом опять на мужика, и отвечает ему негромко, прищурив глаз: «Да я, дяденька, и людей-то тоже не очень». Вот и я, не очень. У меня это чувство интернациональное. Но так, как сегодня с этим паразитом, ещё никогда не было. Сам понять не могу, чего понесло.

— А не гуманный ты человек, Валентин Андреич, — заявил мне слегка повеселевший после анекдота Жданов. — Можно даже сказать — мизантроп.

— Гуманизм, Пётр Алексеич, — это искусственно созданное человеческим обществом теоретическое мировоззрение. И к его практическому применению само общество до сих пор не готово, — сообщил я вяло. — Да и разновидностей этого гуманизма чёртова прорва, причём некоторые из них противоречат не только друг другу, но и на мой личный взгляд, даже здравому смыслу. А всё потому, что люди постоянно забывают, что они по-прежнему часть природы, не смотря на все свои амбиции и самомнение. А в природе никакого гуманизма не существует. С точки зрения законов природы, жизнь лысой обезьяны, которая загаживает всё вокруг себя отходами жизнедеятельности, ничем не более ценна, чем жизнь какого-нибудь шакала, который эти отходы утилизирует. Причём, для окружающей среды шакал даже больше пользы приносит, что бы там эта обезьяна о себе не думала. Нельзя сказать, будто чья-то жизнь важнее, и его интересы в приоритете. Всё взаимосвязано. Слушай, — спохватился я, — чего я тебе это всё объясняю? Ты же сам биолог, и не хуже меня в этом разбираешься.

— Да я подумал, может тебе выговориться надо. Вот и не перебиваю, — ухмыльнулся Пётр.

— Ну да, — глянул я на часы. Они показывали без четверти шесть вечера. — Поехали, что ли по домам, пока ещё чего-нибудь не случилось? На сегодня рабочий день предлагаю завершить.

— Согласен, — поддержал Жданов.

Мы собрали свои вещи, погасили свет и покинули лабораторию. На это раз уже спустились на лифте, пересекли фойе и, выйдя через главный вход, направились в сторону парковки. Дойдя до своих машин (они как-раз были припаркованы рядом), сердечно распрощались друг с другом. В этот момент у меня неожиданно возникло стойкое ощущение, что больше мы со Ждановым не увидимся, но списав это на общую усталость и тот бардак, что творился сегодня на протяжении дня, решил выкинуть дурацкие мысли из головы, и нажал на брелок автомобильной сигнализации. Старенькая Шкода «Октавия», подмигнув фарами, приглашающе щёлкнула дверным замком.

Усевшись за руль и запустив мотор, я подконнектил свой смартфон к аудио системе и запустил очередную фантастическую аудиокнигу. Читать бумажные книги в последнее время мне стало не очень комфортно, сказывалась многочасовая работа у монитора, а так как зрение у меня с детства было не ахти какое, то я при первой же возможности перешёл на аудиоформат. Заметив, что Пётр уже покидает стоянку, тронул машину с места и не спеша покатил к выезду с парковки. Спешить мне действительно было некуда. Семьёй и детьми я не обзавёлся, хотя женат был дважды, но оба раза неудачно. Семейная идиллия не просуществовала в первый раз и года, второй раз продержалась чуть более двух. Родители уже больше десяти лет, как погибли в авиакатастрофе, возвращаясь с отдыха у моря, а так как я был единственным ребёнком в семье, то братьев и сестёр, соответственно тоже не имелось. Друзьями, в том смысле, какой я вкладывал в это слово, судьба меня не наградила. Никаким серьёзным хобби, кроме дайвинга, на данный момент не увлекался. Когда-то давно, в школе я недолгое время занимался стрельбой из «мелкашки», которой заинтересовался на уроках НВП. Пару раз даже ездил на соревнования, но никаких призовых мест не занял, и довольно быстро мой интерес к стрельбе угас сам собой. Какой либо спорт меня никогда особенно не интересовал. Не то чтобы я являлся его ярым противником, просто было откровенно лень тратить время и силы. Я вообще считаю, что любое дело либо должно приносить удовольствие, либо вести к какой-то значимой цели, а в случае невыполнения этих условий теряется сам смысл и стимул для занятия этим делом. Ещё лет десять назад, я мог бы надолго зависнуть перед компьютером за какой-нибудь игрушкой, на которые «подсел» после института, когда смог купить себе первый ПК. Путешествие по волшебным, красочно нарисованным мирам позволяло несколько удовлетворить тягу к приключениям, но впоследствии пришлось завязать и с этим хобби, в основном опять же из-за зрения, хотя и сам по себе интерес к виртуальной реальности как-то постепенно стал пропадать.

Время езды до спального района, в котором располагалась моя квартира, занимало около часа, но под интересную книгу время пролетело довольно быстро, благо и ненавистных пробок на этот раз удалось каким-то чудом избежать. Оставив машину на общей парковке с внешней стороны здания и активировав сигнализацию, я направился к арке, за которой находился внутренний двор с подъездами. На улице стоял уже заметный полумрак, и не смотря на не самое позднее время, было весьма тихо и пустынно.

Шагая через каменный проём, я заметил какое-то движение слева, за обрезом стены, но это меня никак не насторожило. Кошка или птица пролетела, а может вообще показалось? Мало ли что. Но выходя из арки, я всё-таки рефлекторно стрельнул глазами налево. Только успел заметить человеческую фигуру, как получил сильный удар чем-то твёрдым по затылку. В голове словно что-то взорвалось, и перед глазами пошли разноцветные пятна. Потеряв равновесие, я упал на колени и тут же получил пинок в спину, заставивший меня растянуться на земле уже в полный рост. Из руки вырвали барсетку с документами, начали ощупывать карманы в поисках бумажника. Я вяло, пытаясь отбиваться, перевернулся на спину. Тут же получил удар ботинком в ухо, но сквозь всполохи света перед глазами смог узнать одного из нападающих.

— Пашка, сука… — прохрипел я.

Этот мелкий ублюдок являлся обладателем физиономии классического олигофрена, постоянно тёрся во дворе в компании таких же недоумков, как и он сам, видимо нигде не работая, и ещё его мать училась со мной в одной школе, поэтому я и обладал о нём кое-какой информацией.

— Чё? — послышался удивлённый тихий голос.

— Он тебя узнал, дебил! — раздался приглушённый голос с другой стороны, и мне в рёбра заехали ботинком. Явственно хрустнула сломанная кость. — Мочить его надо.

— Ты, чё гонишь? — ошарашенно произнёс Пашка. — Валим отсюда!

— Куда валим, урод? Этот фраер тебя ментам сдаст, а через тебя они на всех выйдут, — зло ответили ему. — Или ты нас спецом за собой на кичу прихватить решил?

— Да… а, вы чего, п… пацаны? — заикаясь, проблеял гадёныш.

— Тихо, все! — прошипел новый голос. — Паха, держи трубу! Держи, я сказал! Тебя срисовали, ты и мочи! Быстро! Время идёт. Ща все попалимся. Быстро, я сказал!

Поразительно, но страха не было. Присутствовало ощущение полной абсурдности и нереальности происходящего. Как будто, это не я тут валяюсь на асфальте, и не меня собираются забить трубой до смерти, а кого-то другого. Со мной ведь такого не может быть, потому что не может быть никогда!

Я попытался перевалиться на бок и встать на ноги, но новый пинок ботинком попал точно в лицо, снова опрокинув меня на спину и наполнив рот вкусом крови. Надо мной навис тёмный силуэт, и я рефлекторно прикрыл голову рукой. Но ней тут же саданули трубой, и рука сразу онемела, потеряв всякую чувствительность.

— Ещё! Давай быстрей! — поторопил Пашку шипящий голос.

На меня обрушились новые удары, и уже после второго попадания сил держать руки поднятыми не стало. В следующий момент реальность мигнула последний раз, и я провалился во тьму.

Глава 2

Вначале была боль. Нет, не так. Боль! Чудовищно болела голова! Всего остального я вообще не чувствовал. Боль обволакивала и растворяла в себе. Она была всюду. Вокруг плескался целый океан боли, в котором одиноко плавала крохотная частица моего сознания. И само это сознание было ничем иным, как центром кристаллизации боли. Я попытался открыть глаза. Их резануло ярким светом, мегаваттный электрический разряд пронизал голову от одного виска до другого, и снова наступила тьма.

Когда я пришёл в себя во второй раз, пробуждение далось несколько легче. Голова продолжала болеть, но уже не стремилась взорваться от малейшего движения. Памятуя о прошлом неудачном опыте, я не стал торопиться открывать глаза. Как ни странно, первым из органов чувств вернулось обоняние. Оно у меня на протяжении всей жизни было довольно слабым, а сейчас я вдруг ощутил целый букет запахов. Пахло прелой соломой, мышиным помётом, мокрой шестью, человеческим потом, конским навозом, древесной смолой, дымом… и… водой? Складывалось такое впечатление, что где-то рядом протекает река, причём не озеро, а именно проточная вода. Не знаю откуда пришло это понимание, но я почему-то был в нём уверен. Помимо этого, в воздухе витали ещё десятки различных запахов, большинство которых я определить не смог, но на их фоне своей яркостью и чёткостью выделялся один знакомый. Пахло кровью. Свежей человеческой кровью, пролитой где-то неподалёку. Этот запах пробудил во мне какое-то неясное возбуждение и тревогу. Очень странное, ни на что не похожее ощущение, отозвавшееся судорожным сокращением всех внутренностей. Внезапно я понял, что испытываю сильную жажду и не менее сильный голод, причём эти два чувства периодически переплетаются и смешиваются между собой неким загадочным образом, добавляя сумятицы в голове.

Так, стоп! Я попытался сосредоточиться. Последнее, что я запомнил перед тем, как потерять сознание в первый раз, это то, как меня старательно вколачивали трубой в асфальт. Логично было бы предположить, что сейчас я должен находиться в больнице. И если запах крови в больнице — дело самое обычное, то откуда взялась солома, конский навоз и всё остальное?

В этот момент включился слух. И сразу на меня обрушился целый водопад звуков: конское ржание, лязг металла, топот ног, шелест деревьев, человеческие крики, свист ветра в какой-то щели… Разнообразие звуков поражало своим количеством. Они сливались в сумасшедшую какофонию, в которой, на первый взгляд, разобрать хоть что-то определённое было решительно невозможно. Но стоило сделать малейшее усилие и прислушаться, как сразу получалось выделить любой звук, делая его словно бы громче, приподнимая над общим фоном и наделяя глубиной и объёмом. Так мне удалось расслышать тихий звук мышиной возни, изначально заглушаемый всем этим оркестром.

Мышиной возни? В больнице?! Да и всё остальное тоже. Что за чертовщина здесь происходит? Ладно нос, я ему никогда особо не доверял, но теперь ещё и уши выдают мне полный абсурд. Хотя с другой стороны, если учесть тяжёлую черно-мозговую травму, которая несомненно должна у меня быть, возможно это такие «игры разума» или побочный эффект процесса восстановления синапсов нервных клеток, например.

Я всё же решил открыть глаза и медленно приподнял веки. Поначалу, кроме мутных пятен всех оттенков серого, я ничего не увидел, но через некоторое время смог разглядеть над своей головой двускатную соломенную крышу, уложенную на потемневшие от времени деревянные стропила. От этой самой крыши изрядно пованивало плесенью и сыростью. Я ошарашенно моргнул. Определённо я не в больнице. Тогда где я? Что это за сарай? Как я сюда попал? Сколько прошло времени? Вопросы, возникали в голове с лихорадочной скоростью и грозили погрести под собой едва возродившееся сознание. Волевым усилием я взял себя в руки и огляделся. Судя по высоте и расположению крыши, я находился в торцевой части какого-то сарая, на втором (а может третьем?) этаже. Лёжа на спине, я мог видеть справа от себя деревянную стену из гладко отёсанных брёвен, а слева, в другом торце здания, верх дверного проёма с неплотно прикрытыми двойными дверьми. Сам я лежал на некоем помосте, по всей видимости используемого для сезонного хранения сена. Прямо над головой, между стропил раскинулась порядочная такая паутина, в центре которой неподвижно застыл и сам её хозяин с ярким светлым крестом на спине. Весь вид постройки, даже на сугубо дилетантский взгляд говорил о её весьма преклонном возрасте, а также о некотором запустении и невнимательности со стороны хозяев.

В полном замешательстве рассматривая этот образец деревенского зодчества, я с немалым удивлением обратил внимание на остроту собственного зрения. Несмотря на царивший вокруг полумрак, для меня не составляло никакого труда различить даже маленький сучок на противоположной стене. И это при моей близорукости на плюс пять. Более того, глаза вообще работали странно в высшей степени. Стоило мне только сосредоточить свой взгляд на каком-то отдалённом предмете, как зрение тут же услужливо его приближало, наделяя дополнительной контрастностью и объёмом.

Совсем уж растерявшись, я потряс головой и непроизвольно пошевелил пальцами. Они немедленно подчинились, и я обрадованно понял, что чувствую обе руки и могу их контролировать. Проведя ту же диагностику с ногами, облегчённо выдохнул, убедившись и здесь в отсутствии видимых нарушений. Руки-ноги на месте, уже хорошо. Осталось теперь решить вопрос с местонахождением. Сел. Мир перед глазами крутанулся, и я чуть не свалился с помоста. Вцепившись в его край левой рукой, закрыл глаза и дождался, пока головокружение не прекратится. Желудок протестующе заурчал, напоминая о своих потребностях. Во рту было сухо и гадко, как с хорошего перепоя. Я попытался сглотнуть и внезапно сделал новое открытие, от которого меня пробил холодный пот. Мои зубы! Половины зубов просто не было! Ещё можно понять, если бы речь шла о передних зубах, труба в Пашкиных руках могла их и проредить, но отсутствовали ВСЕ большие коренные зубы на обеих челюстях! Что за бред? Кому нужны чужие зубы? Это же не почки, их пересаживать смысла нет. Ощупав зубы языком уже целенаправленно, я убедился в правильности первого впечатления. Резцы находились на своих местах в полном составе, клыки тоже присутствовали там, где и должны быть, но по ощущениям стали значительно острее. Затем шли премоляры, они же малые коренные зубы, и на этом всё. Дальше было пусто. Минус двенадцать зубов! Причём состояние дёсен, а также отсутствие какого-либо болевого синдрома, намекало на то, что-либо эти зубы удалены давным-давно, либо их вообще никогда не было.

Я продолжал сидеть и тупо таращиться перед собой, недоумённо елозя языком во рту, в безуспешных попытках понять, что всё это может значить. И тут мой взгляд упал на руку, торчащую из оборванного рукава грязной дерюги, в которую я был одет. Это была не моя рука! Ширококостная, изрядно худая, тем не менее весьма жилистая, она выделялась нездоровой бледностью. Перед глазами неожиданно всё поплыло, сердце в груди резко заколотилось, рванувшись куда-то вверх, застряв комком в горле. Лёгкие судорожно пытались втянуть в себя воздух, но он где-то застревал и никак не мог пробиться внутрь. Тело забилось в крупной дрожи, и его немедленно прошибло холодным липким потом. Дико вращая глазами, я упал обратно на спину. Дышать! К чёрту мысли! Пока просто дышать! Разбираться буду потом. Надо взять себя в руки, пока стресс не добил меня окончательно. Сжав кулаки, сосредоточил всю силу воли на равномерном и глубоком дыхании. Так, ещё раз, ещё, задавал я ритм сам себе. Спокойней. Так, уже лучше. Ощущения были такие, будто пробежал километров десять, хотя я и трёх после института не пробегал ни разу. Кое-как придя в себя, решил потихоньку продолжить осмотр. Поднеся к глазам руку, стал пристально её рассматривать. Вполне обычная человеческая рука, кожа очень светлая, как у человека крайне редко бывающего на Солнце, давно не мытая, волосяной покров полностью отсутствует. Крупная кисть имела пять длинных слегка мосластых пальцев (ну, а сколько ей ещё их иметь, спрашивается?). Интересна была ногтевая пластина, выпуклая и довольно толстая, сразу наводившая на мысль о накладных ногтях, но банально обгрызенные края на всех пальцах, убедили меня в её естественном происхождении.

Перевёл взгляд на свои ноги, уже опасаясь их увидеть. Опасения подтвердились. Выглядывающие из замаранных грязью и неоднократно залатанных штанин, стопы ног, моими однозначно не были, но за исключением этого факта, тоже выглядели вполне обычно. Ощутив вновь подступающую панику, рванул завязку штанов, проверяя возникшую секунду назад мысль. Оттянул пояс, пригляделся, для верности прощупал через ткань. Вроде всё на месте. С облегчением выдохнул. От абсурдности ситуации стало неудержимо смешно. Позволил себе минуту идиотски поржать, прикрывая рот руками, и отдавая себе отчёт в том, что это результат стресса, который организм пытается как-то сбросить. Наконец успокоившись, постарался взять себя в руки и рассмотреть предложенные самому себе гипотезы происходящего.

Итак, гипотеза первая: я сейчас в больнице, в отделении интенсивной терапии, без сознания, и всё вокруг просто мой бред. С учётом того, что все органы чувств, ну кроме осязания, выдавали информацию с разными сбоями, данный вариант имел право на существование, но какой-то внутренний голос настойчиво не давал мне согласиться с таким объяснением. Очень уже качественной и детальной была окружающая действительность. Гипотеза вторая: меня похитили и накачали сильнодействующими наркотиками. Ага, и ещё зубы вырвали. Тут я всё-таки догадался стянуть с себя грязную рубаху, судя по швам, явно ручной работы, и проверить, нет ли на теле ещё каких-нибудь следов от возможных хирургических операций. Может у меня правда уже половины внутренних органов нет? Тело под одеждой тоже оказалось давно не мытым, бледным и худым. Не узник Бухенвальда, конечно, изнурённым оно не выглядело, наоборот, я был чрезвычайно жилист и перевит жгутами мышц, как туго сплетёнными верёвками, во всех направлениях, но крайне тонкая прослойка подкожного жира создавала впечатление, что с меня живьём содрали кожу. Эта часть бреда мне понравилась. По крайней мере лучше, чем было раньше. «Вот это вот, оставьте как есть», — пробормотал я с усмешкой себе под нос, натягивая рубаху обратно, попутно обратив внимание на постепенное возвращение чувство юмора.

Продолжив осмотр и ощупав себя со всех сторон, я с облегчением не обнаружил никаких шрамов. Вариант с операциями отпал сам собой. Да если задуматься, какой смысл похищать организм с наполовину изношенными органами? Наверняка можно кого помоложе найти. Что ещё остаётся? Секретные опыты по пересадке сознания из одного тела в другое? В сарае? Маловероятно. А уж похищение с целью выкупа, вообще чушь, чай я не дочка Рокфеллера. Значит переходим к третьей гипотезе. Я умер и моя душа реинкарнировалась в своём следующем воплощении. Хм….Насколько я помню, исходя их постулатов буддизма или индуизма, душа должна вселяться в новорождённого, а не во взрослого, так что здесь тоже мимо. Хотя… религия ведь тоже может ошибаться. Ну да ладно, переходим к последней из имеющихся у меня гипотез: я провалился в другой мир или другое измерение, или вообще чёрт знает куда и вселился в чужое тело. Откровенно говоря, эта гипотеза была самой антинаучной и наиболее идиотской, но она идеально объясняла вообще всё происходящее со мной. И неизвестное место с сараем, и не принадлежащее мне тело, и, как следствие, иначе работающие органы чувств. Мозгу с этой теорией смириться было непросто, но хотя бы в панику он уже не впадал а, получив пищу для размышлений, принялся строить логические цепочки. Хм… Видимо, фантастику читал не зря. Я теперь попаданец, блин! Зашибись! И что теперь делать? А назад точно никак? Я ухмыльнулся. Не-ет, если я действительно в другом мире, то назад меня не надо, по крайней мере, пока я тут всё не исследую. Там я никому не нужен и никто меня не ждёт, разве что брызгающий ядом Больцман. Ладно, хрен с ним с этим ублюдком, у меня тут дела поинтересней наклёвываются. Значит, если принять в разработку версию о другом мире, как основную, то что? Чем там полагается грамотному попаданцу заняться в первую очередь? Чёрт, не могу поверить, что я серьёзно об этом думаю! Ладно продолжим… М-м… Осмотреть себя и осмотреться вокруг? Себя вроде всего уже осмотрел, но по причине отсутствия зеркала, увидеть свою новую физиономию не представляется возможным.

Тут я осознал, что осмотреть-то можно много чего ещё. Если это другая реальность, то передо мной открываются поистине неограниченные перспективы, тут новое абсолютно ВСЁ! Это круче, чем открытие Колумбом Америки. Целый неизведанный мир, поразительные экосистемы, удивительнейшие разновидности живых организмов, которые, возможно развивались исходя из законов чуждой эволюции. Внутри меня вспыхнул азарт исследователя, приглушив все тревоги и заботы. Но я тут же сбил сам себе лишний энтузиазм, предположив, что провал мог произойти не в пространстве, а только во времени, и за порогом меня вполне могут ожидать какие-нибудь довольные татаро-монголы.

Оглядевшись, ещё раз по сторонам, я решил наконец спуститься вниз.

Простенькая деревянная лесенка нашлась в другом конце помоста. Медленно и осторожно я поднялся на ноги и встал в полный рост. А рост, как оказалось, вполне приличный, сто восемьдесят как минимум, а скорее все сто восемьдесят пять, но при весе килограмм в шестьдесят пять, особенно внушительным он не казался.

Наклонился, присел, выпрямился. Помост протестующе заскрипел. Сложно сказать, но по ощущениям, здешняя сила гравитации от земной мало чем отличается, если вообще отличается.

Голова ещё болела, хотя и гораздо слабее и слегка кружилась. Все движения тоже казались несколько скованными. Ну, это как раз неудивительно, я эти движения в первый раз в этом теле совершаю, да ещё неизвестно сколько оно вообще здесь валялось в неподвижности.

Осторожно спускаясь по совсем ненадёжно выглядевшей лестнице, неожиданно подумал, что в прошлый раз тоже всё началось с лестницы. Ухмыльнувшись сам себе, огляделся по сторонам. Сарай в действительности оказался то ли стойлом, то ли фермой. Весь первый этаж был поделён деревянными загородками, на разные по размеру отделения, расположенные вдоль боковых стен. Видимо, здесь содержали всю скотину разом под одной крышей. Прошёлся по центральному проходу, заглядывая в пустые отсеки в поисках хоть какого-нибудь сельхозинвентаря, который можно было бы использовать в качестве примитивного оружия. Ничего полезно найти не удалось. Впрочем, я сильно сомневался в своих рукопашных навыках, и вряд ли старая палка могла мне в этом сильно помочь. По дороге к воротам убедился в правильности сложившегося первого впечатления о неухоженности постройки. Отсутствовали не только животные, не было ни свежего навоза, ни даже свежих следов, только пыль покрывала всё ровным слоем, дополняя ощущение заброшенности.

Подойдя к двойным дверям, остановился, опасаясь сделать последний шаг. Что там снаружи?! Действительно новый мир? Или… Что?… Да, к чёрту всё! Не посмотришь — не узнаешь. Не сидеть же в этом сарае всю оставшуюся жизнь. Глубоко выдохнув, я шагнул вперёд и осторожно выглянул через щель. Под таким углом моему взгляду открылась только часть грунтовой дороги, уходившей куда-то налево и высокий деревянный забор за этой самой дорогой. Звуки, доносившиеся всё это время снаружи, стали гораздо громче. Преобладали металлический лязг, яростные человеческие крики и болезненные стоны. На слух можно было предположить, что где-то поблизости идёт нешуточная драка с участием сотен человек. Н-да, не очень удачно я попал. В этот момент налетевший ветер принёс усилившиеся запахи гари и крови. От запаха крови меня опять всего передёрнуло, и желудок снова заурчал.

Приоткрыв просевшую воротину, я просунул голову и огляделся. С правой стороны участок дороги делал плавный поворот и пропадал из виду. На всём его видимом отрезке, я смог разглядеть только ближайший перекрёсток с такой же улицей. По обеим сторонам абсолютно пустых улиц стояли одноэтажные дома деревенского типа окнами на дорогу, но практически все окна были закрыты резными деревянными ставнями. Между домами тянулись высокие заборы с прорезанными в них воротами и дверьми, ведущими во внутренние дворы. За домами, метрах в трёхстах что-то чадило, заволакивая небо чёрными клубами дыма. Оттуда же доносились и звуки ожесточённой битвы, которые, кстати, начали постепенно стихать.

Я прикинул, что местные в сложившейся ситуации не стали бы долго разбираться и, встретив непонятного человека, с большой долей вероятности приняли бы его за врага и прибили на всякий случай. А значит нужно было быстро и тихо «делать ноги». Левая сторона по понятным причинам показалась мне более перспективной для этой цели и я, убедившись в отсутствии нежелательных свидетелей, отодвинул воротину ещё пошире. Протиснулся в образовавшуюся щель и, стараясь поменьше шуметь, двинулся вдоль забора. Шёл я босиком, а потому внимательно поглядывал под ноги, опасаясь наступить на что-нибудь острое. Лишние травмы мне сейчас были совсем ни к чему.

Но не успел я дойти до ближайшего угла, как из-за дома на следующем перекрёстке вывернулся молодой парень и ломанулся в мою сторону. Бежать обратно до сарая было уже поздно, да и подозрительно, и я, прижавшись спиной в стене дома, попытался прикинуться ветошью, давая ему дорогу.

Он пронёсся мимо, храпя как загнанный лось, не глядя по сторонам расширенными от страха глазами. Из одежды на нём был кожаный доспех, с нашитыми на груди и спине металлическими пластинами, сейчас изрядно забрызганный кровью, льняные штаны и невысокие кожаные сапоги. Его правая рука сжимала рукоять небольшого топорика, а по светлым вихрастым волосам, слипшимся от пота, стекала тонкая струйка крови. Едва он успел проскочить мимо меня, как ему в спину воткнулся метровый дротик. Парень, споткнувшись, рухнул на землю, потом вскочил и снова ринулся прочь, но уже через пару шагов опять свалился, захлёбываясь собственной кровью и пуская изо рта кровавые пузыри. Я, остолбенев, смотрел на него, боясь даже пошевелиться. Ничего себе знакомство с первым аборигеном… В этот момент с той стороны откуда он прибежал, раздался задыхающийся голос:

— Э-э… Зачем убил? Ведь поймали почти.

Я повернул голову и увидел двух бородатых мужиков чем-то похожих на арабов. «Да у них тут реально средневековье!?» — пронеслась в голове вопросительная мысль. И тут же пришла следующая: «Я их понимаю!» Я действительно разобрал, что сказал один из них, но почему я это понял, даже предположить не успел, так как события стремительно понеслись вскачь. Оба мужика, смуглые и горбоносые носили стеганые халаты (у одного в красную вертикальную полоску, у другого в зелёную) чуть выше колена, светлые, широкого покроя штаны, заправленные в узконосые кожаные сапоги. На головах остроконечные металлические шлемы, обёрнутые пыльными тюрбанами. Из вооружения у обоих по небольшому круглому щиту и сильно изогнутой сабле, только у «красного» сабля была в руке, а у «зелёного» висела в ножнах. Судя по всему, дротик метнул именно он. Пока я вертел головой, они приметили себе новую жертву и кинулись ко мне. Я, наконец очнулся и, резко развернувшись, бросился прочь. Но меня тут же что-то ударило сзади под колени, заставив на полном ходу рухнуть наземь, повторив тем самым манёвр давешнего парня, с тем лишь исключением, что я пока помирать не собирался. Перевернулся на бок и оглянулся. Под моими ногами валялся щит одного из «арабов». Они оба бежали ко мне, и «зелёный» был без щита. «Вот метатель хренов!» — выругался я про себя, пытаясь подняться на ноги. Но «арабы» оказались не пальцем деланные, пока один сбивал меня щитом, второй сокращал дистанцию и теперь находился совсем рядом со мной, с разбега пнув меня ногой в бедро. Я снова покатился по земле, отлетев на этот раз к самому забору, на полметра не докатившись до булыжника, размером чуть больше кулака, лежащего подле здоровенных ворот. Рядом валялся уже остывающий труп парня, и из-под него натекла порядочная лужа крови, а у меня имелись все шансы повторить его судьбу. Сильный запах крови ударил в голову, и меня накрыло. Дикая злость нахлынула внезапно, обрушившись как лавина, снося все запреты и стирая из головы все мысли, оставляя только желание выжить и покарать ублюдков, посмевших поднять на меня руку. На меня! И кто? Мясо!

«Красный» был уже рядом. Я же, яростно взревев, выхватил из-под стены булыжник и, садясь, с разворота засадил камнем подбежавшему «арабу» по колену. Всё произошло настолько быстро и неожиданно, как для меня самого, так и для моего противника, что увернуться он никак не успел. Раздался хруст кости, дикий вопль и звук выпавшей из ослабевших пальцев, сабли. Недолго думая, я прямо как был, сидя бросил свой камень в подбегающего и что-то орущего мне «зелёного». Тот замешкался на долю секунды, не успев вовремя среагировать, и метательный снаряд попал ему точно в зубы, заставив с протяжным стоном свалиться наземь. Я, вскочив на ноги, бросился к первому врагу, вцепился ему в плечи и навалился, опрокидывая на спину. Он откинулся не особенно сопротивляясь, увлекая меня за собой. Внезапно я почувствовал резкий удар и ощутил у себя в левом боку раскалённый паяльник, засунутый туда на всю длину. Гад успел вырвать из-за пояса кинжал и воткнул его в меня чуть ли не наполовину. От адской боли на долю секунды потемнело в глазах, но я, зарычав, левой рукой схватил его запястье и рванул в сторону, вытаскивая из своего бока зажатый в кулаке клинок. Правой же рукой ухватил «араба» за бороду и, подтянувшись на локте, попытался вцепиться тому в нос зубами. Как ни странно, это получилось. Да, ещё как! Рот распахнулся на удивление широко, и я умудрился укусить его не только за нос, но поперёк всего лица, от щеки до щеки, заставив того исторгнуть из себя леденящий душу вопль. В моём рту что-то щёлкнуло, и все четыре резко удлинившихся клыка, вонзились «красному» в морду. Сумасшедший крик тут же прервался и его тело подо мной моментально обмякло. Я перехватился поудобней и, запрокинув ему голову, вцепился зубами прямо в горло. Клыки глубоко погрузились в плоть. Без малейших раздумий, как будто это было самое обычное, отточенное многочисленными повторениями движение, я сделал резкий рывок, вырвав из шеи врага изрядный кусок окровавленного мяса, и так же автоматически сплюнул его на землю. Мне в лицо ударил фонтан крови. Кровь! Совершенно осатанев, я прильнул к этому истоку и начал жадно пить, чувствуя, как наполняется давно пустовавший желудок, как он жадно урчит от удовольствия. Всё мое тело охватило блаженное состояние, близкое к экстазу. Я пил и пил, и не мог остановиться. Время словно замедлилось, и через всего меня прокатывались волны неги, заставляющие только глубже вгрызаться в горло жертвы. Где-то далеко-далеко раздался испуганный крик человека. Человек был в ужасе и потому орал. «Страх и ужас — это хорошо. Если ты их испытываешь, значит ещё жив. Кричи, пока можешь, но будь осторожен, ты можешь привлечь моё внимание, и тогда очень скоро ты перестанешь кричать», — откуда появилась эта вкрадчивая мысль я сказать не мог, но она заставила меня серьёзней отнестись к кричащему. Я приподнял голову и, стряхнув накатившее оцепенение, посмотрел в сторону второго «араба». Тот, сидя на земле и тыча в меня пальцем, истошно орал сквозь разбитые камнем губы, шепелявя единственное слово:

— Ампигг! Ампигг!

Неожиданно пришло осознание происходящего и понимание того, что конкретно я только что делал. Меня начало жутко рвать. Весь организм сотрясался в спазмах, как несколько мгновений назад он сотрясался в пароксизме удовольствия. Но вытекло на удивление немного, учитывая сколько, совсем недавно туда было залито. Я в полной прострации поднялся на ноги, пытаясь сообразить, что именно сейчас произошло и каким образом мне удалось это всё сотворить? А главное зачем?! Допустим, в состоянии аффекта убил человека, но всё остальное это же просто «дичь» какая-то!

Но долго размышлять мне опять не дали. Раздался стук копыт, и на перекрёсток выскочили несколько всадников, видимо, привлечённых криками «зелёного». Я попытался, ковыляя и спотыкаясь (ноги стали совсем ватными и отказывались меня держать), покинуть место преступления, но неожиданно ощутил, как моё тело приподнялось в воздух и перестало мне подчиняться. Я продолжал его чувствовать, но не мог шевельнуть и пальцем, будто бы сам воздух уплотнился до твёрдого состояния и, обхватив меня со всех сторон, сковал по рукам и ногам. Как так? Что за хрень происходит? Инстинкты взяли верх и мой разум скрючился в приступе паники. Меня медленно развернуло к подъехавшим всадникам, попутно распрямляя в полный рост. Левый бок снова прострелило болью.

Верховые принадлежали к тому же народу, как и те, что напали на меня, но если четверо из них, судя по снаряжению, явно были воинами, то вот пятый, заметно старше остальных по возрасту, и вероятно по положению, на воина походил мало. Облачённый в белоснежные бурнус, штаны и тюрбан, он восседал на таком же белоснежном тонконогом коне. Его левая рука придерживала метровый жезл из светлого, с голубыми прожилками дерева и крупным синеватым кристаллом в навершии, а правую он направил в мою сторону, сжав пальцы наподобие того, как если бы держал меня за горло.

— Вампир, значит? — ни к кому конкретно не обращаясь, произнёс он в наполовину седую бороду. — Ну что же, ты станешь неплохим подарком нашему господину.

«Вампир!? Я вампир?!» — пронеслось с ужасом у меня в голове. Очень хотелось крикнуть: «Вы ошиблись! Никакой я не вампир!» Но кричать я не мог. Мозг метался в клетке из слишком большого количества заложенной в него абсурдной информации и не мог найти ничего привычного, за что ему удалось бы зацепиться и не скатиться в безумие.

Снова болью напомнил о себе пробитый кинжалом бок. Мне удалось скосить взгляд и заметить, что с него капает на землю моя кровь. Кровь была ЗЕЛЁНОЙ! Осознание этого факта, наконец, отключило мой изрядно расшатанный рассудок, и я провалился во тьму.

Глава 3

На этот раз я очнулся без всякой боли, но испытывая крайне неприятное впечатление, от того, что куда-то еду в вагоне на квадратных колёсах. И ещё жутко хотелось опорожнить мочевой пузырь. Открыв глаза, повертел головой и убедился, что действительно еду. В клетке. Тесная клетка, примерно полтора на полтора метра, сколоченная из наспех ошкуренных брёвнышек, стояла на внушительной телеге. В задней стенке клетки, от пола до потолка, находилась дверь, запертая на внушительный навесной замок. Колёса телеги хоть и были ей под стать, очевидно, никаких рессор не имели, вследствие чего я и ощущал рельеф местности всем своим организмом. Сверху на клетку накинули рваную и пыльную мешковину, вероятно, для создания хоть какой-то защиты от палящего солнца. Садясь, я заметил, что скован по рукам и ногам самыми настоящими кандалами, цепь от которых заканчивалась массивным металлическим кольцом, прибитым к центру дощатого пола. И вдобавок к моим лохмотьям, я обзавёлся симпатичным ожерельем, вернее я надеялся, что оно хотя бы симпатичное. Перебирая его пальцами, я нащупал узкий, с палец шириной, странный чешуйчатый ремень, с нанизанными на него тремя круглыми жемчужинами одинакового размера. Ожерелье это скорее походило на некий ошейник, прилегающий к коже так плотно, чтобы только не мешать свободному дыханию. Никаких застёжек или замочков, объясняющих каким именно образом на меня надели сие украшение, я не обнаружил. Не нашлось в клетке и никаких средств для оправления естественных надобностей. Впрочем, последний факт меня не очень-то и расстроил, проблему я решил, оправив эти надобности прямо сквозь решётку.

Закончив свои дела, мне подумалось, что не мешало бы осмотреть свою тюрьму поподробнее. Изготовленная из брёвен в руку толщиной, скреплённых между собой посредством металлических гвоздей и скоб, она представляла собой, хоть и грубую, но достаточно крепкую конструкцию. Вместо дверных петель использовались несколько обычных железных колец, что являлось пусть и примитивным, но надёжным решением. А вот замок всем своим видом вызывал определённый интерес. Сразу бросалось в глаза, что это не серийное изделие. Он был явно кустарного производства, но достойное качество ручной работы говорило о высочайшем профессионализме своего создателя. Мне же осталось только сожалеть об отсутствии у меня навыков «медвежатника».

Телега моя в составе длиннющей вереницы точно таких же средств передвижения, наполненных, как мне показалось, всяким хламом, катила куда-то в неизвестном направлении. В качестве гужевого транспорта выступали здоровенные, метра под два в холке, парнокопытные зверюги покрытые светло-коричневой короткой шерстью с редкими белыми полосками, по комплекции напоминающие массивных антилоп гну. Они размеренно и бодро переставляли длинные мускулистые ноги, вскидывая порой головы, отдалённо похожие на лосиные. Животные меня крайне заинтересовали. На Земле такие точно не водятся. Хмм… Выходит я и правда на другой планете? Получается, что так. Но не будем бежать впереди паровоза.

Помимо колёсного транспорта имелись и пешеходы. За многими телегами тянулись тонкие цепи, к которым попарно крепились за шеи до двух десятков человек со скованными перед собой руками. По обеим сторонам процессии двигались всё те же походившие на арабов конные воины. Время от времени они пощёлкивали длинными кожаными бичами, придавая пленникам дополнительной бодрости. Ближайший из них, заметив моё пристальное внимание к своей персоне, пробурчал себе под нос какое-то ругательство и, плюнув в мою сторону, хлестнул коня плёткой, заставив того резко ускорить шаг.

Вот хороший вопрос: а почему я их вообще понимаю? Язык явно не был русским, и создавалось такое впечатление, что в него надёргали слов из разных наречий, но смысл сказанного мной улавливался сразу, без какого-либо самоперевода. Единственное приходящее мне в голову объяснение состояло в том, что этот язык являлся родным для предыдущего носителя моего теперешнего тела, и владение оным досталось мне каким-то образом, так сказать, по наследству. Очень полезное знание, должен заметить.

Караван рабов (а что это ещё могло быть?) двигался по степной местности, заросшей густой и высокой травой, то там, то здесь разбавляемой редкими группками деревьев. Одуряюще пахло полевыми цветами, на разные лады трещали какие-то насекомые, дул лёгкий ветерок, и всё было бы просто замечательно, не присутствуй я здесь на правах заключённого. С другой стороны, если сравнивать меня с остальными невольниками, то я вроде как находился на VIP положении, но по понятным причинам даже оно не вызывало у меня восторга.

Если рассуждать логически, то вырисовывалась следующая картина. Во-первых, сразу же бросалось в глаза национальное различие между полонянами и охранниками. Большинство пленников имело вполне европейскую внешность, тогда как их конвоиры обладали классическими ближневосточными чертами. Во-вторых, перед последней потерей сознания (кстати, уже нездоровая тенденция начинает складываться) я, скорее всего, стал свидетелем любимого во все времена развлечения человечества под названием «сходить в гости к соседям и сделать им больно». На этот раз «европейцы» в данном виде спорта проиграли и теперь в качестве рабов направлялись к своему новому месту жительства. В телегах же вероятно находится добро, которое победители смогли утащить из разграбленного поселения. Впрочем, как оказалось, там было не только добро. Приглядевшись получше, я заметил установленные на некоторых телегах клетки, похожие на мою, заполненные маленькими детьми. Понятное дело, дети долгий пеший переход наверняка не вынесут, и для них таким образом устроили более щадящий способ транспортировки.

Кстати, о последних событиях. Я уселся поудобнее, упершись спиной в прутья клетки, и занялся анализом произошедшего. Отчётливо помнилось как я пил человеческую кровь (тут меня снова замутило, но я быстро взял себя в руки) и что интересно, мне это тогда не казалось чем-то противоестественным. Это раз. Бородатый мужик в белом, который держал меня в воздухе (и как он это делал, между прочим?) назвал меня «вампиром». Это два. И что из этого следует? То, что я мертвец, пьющий кровь живых людей, не переношу солнечного света, умею превращаться в летучую мышь, боюсь чеснока и серебра? Стоп, стоп, стоп! Долой стереотипы! Будем руководствоваться исключительно научным подходом и здравым смыслом. Пункт первый. Не смотря на наброшенную сверху тряпку, Солнце на меня всё равно частично попадает, а так как истлевать я вроде не собираюсь, делаем вывод о несостоятельности данного утверждения. Пункт второй. Приложив два пальца к шее, я через несколько томительных и нервозных минут всё-таки смог найти у себя биение пульса, хоть и немного не в том месте, где ему полагалось бы находиться. Пульс сильный и ровный, тем не менее, довольно частый, но этому уже можно придумать десяток различных объяснений, главное, что вариант с мертвецом тоже отпадает. Пункты третий, четвёртый и пятый. Предположения насчёт летучей мыши, чеснока и серебра пока проверить не представляется возможным. Остаётся только кровопийство.

Сунув пальцы в рот и ощупав свои зубы, я повторно убедился в их недокомлекте, в остальном же с ними всё было в порядке. Но данный осмот