Оглавление

Глава 1. Наркокурер

Переполненный желудок упрямо отказывался вмещать инородные предметы. Симон чувствовал, что разрывается, но пытка не прекращалась. 16-ти летний белокурый мальчик стоял на коленях перед столом, на котором, на большой тарелке, взятой из маминого буфета, лежала гора тугих резиновых предметов, напоминающих отвратительные сосиски. Мама была с ним, убитая, скрытая покрывалом, которое она сама вышила несколько лет назад. Отец тоже был здесь, в своих картинах. Его душа, наверное, поддерживала сына, потому что тело струсило и предпочло веревку битве с испытаниями. Позади юноши расположились пятеро бандитов. Опустив оружие, но готовые в любой момент применить его против мальчика, они с ухмылкой смотрели на Симона. Сопротивление сразу же стало невозможным: преступники взяли в заложницы его сестру.

— Старайся, старайся, парень, — сказал один из них, противный мужик с лицом, покрытым оспинами, и бородавкой на мясистом носу. — Отрабатывай долг.

Симон взял новый предмет с блюда. Он открыл рот, запрокинул голову и сделал судорожное глотание, презерватив, наполненный героином, медленно пошел по пищеводу. Живот страшно болел, Симона тошнило, но он усилием воли подавлял все рефлексы и мысли, кроме одной: защитить малышку Эллу. «Только бы сестра не вошла», — кружилось в голове у Симона. Он всем сердцем боялся, что красивую девочку снова увидят бандиты, и тогда ситуация может выйти из-под контроля. И даже все его усилия окажутся тщетны, и 6 летняя малышка испытает то, что хуже смерти. Симон положил в рот очередной контейнер. Он уже сбился со счета, но емкости с наркотиками, словно клонировались на тарелке. Наркоторговцы смеялись.

— Ты крупный малый, больше двух метров в высоту, — сказал второй бандит. — Хороший сейф!

Наркоторговцы разразились хохотом. Очередной презерватив застрял в горле, Симон еле протолкнул его внутрь, слюна потекла по рубашке, мальчик быстро вытерся. Пытка продолжилась.

— Может, ему дать масло? — предложил один из подельников главаря. — Пусть пацан смажет тару, тогда они буду легче в горло проскакивать.

— От масла начнется понос, я не желаю рисковать, — строго сказал главарь. — Да и пусть парень постарается. Ничто не дается даром. — он обратился к Симону. — Нет, приятель, мы не звери. Ты можешь так не мучиться. Отдай сестру и мы простим долг и оставим тебя в этой квартире. Будешь жить свободно, спокойно. Ты парень красивый, заработаешь кучу бабла. Зачем тебе сестра? Как ты, пацан, будешь ее воспитывать? Повиснет на тебе, как гиря.

Симон хотел броситься на негодяя, но его подручные тут же вновь поставили юношу на колени.

— Да ты не бесись, — продолжил главный. — Я же умное говорю. Долг — это святое, это дело чести! Мы джентльмены.

Бандиты вновь расхохотались.

— Мы и предлагаем тебе: или отдаешь свою сестру, и мы оставляем тебя в покое, или немного поработаешь на нас. Выбор за тобой. Я даже не посмотрю, что ты уже скушал наш товар, — главарь достал пакетик и помахал перед носом Симона. — Сейчас примешь вот это, мы тебя посадим на ведро и через час ты свободен и счастлив. Да еще и от малявки избавишься. Подумай, приятель, ты же толковый парень. А вдруг помрешь по дороге или товар потеряешь? Если хоть один контейнер упустишь или сдохнешь, не доставив товар до места, мы заберем девчонку, и все твои старания окажутся впустую.

Симон лишь с ненавистью посмотрел на преступников и проглотил следующий презерватив с дорогой отравой.

— А вообще мы добрые, — разглагольствовал главарь, — заботимся о сиротах. Тебе дорогу в Финляндию и обратно оплатили, работу предоставили. О здоровье твоем подумали, — он вновь показал пакетик. — Когда доберешься до пункта, примешь слабительное. Но Степаночу так не отдавай, Степаныч у нас культурный, интеллигент. Ты каждый контейнер зубной пастой очисти, чтобы ни грязи, ни запаха. Если все сделаешь, как надо, и у Степаныча не будет к тебе претензий, вернешься домой к своей сеструхе. Но уж, если облажаешься, не обессудь, девчонке придется отрабатывать долг. Она у тебя красавица, такие светленькие волосики, нежная кожа, чистенькая, аппетитная, как конфетка.

Симон содрогнулся от отвращения, боли и страха. Новый контейнер пошел в желудок.

— Шансов, конечно, не так много, что ты довезешь, — продолжил бандит. — Но мы, в любом случае, в накладе не останемся. Или ты заработаешь нам денег, или — твоя сестра. Эта малявка дорогого стоит, даже больше, чем весь этот товар!

Симон понимал, что единственное спасение сестры — это безропотно глотать то, что его заставляют. Внезапно дверь скрипнула, и на кухню, где проходила экзекуция, вошла маленькая девочка лет 5—6, у нее были такие же белокурые волосы, как у брата и большие синие глаза. Она прижимала к груди пеструю тряпичную собачку. Девочка с удивлением смотрела на происходящее.

— Сим, что ты делаешь? — спросила она.

— Элла, уходи, это мои друзья, — как можно спокойнее проговорил Симон. — Мы просто играем. Иди спать.

Главарь взял малышку на руки. Симон дернулся, но его вновь поставили на колени.

— Ух, какая конфетка! — сказал бандит. — Сладкая, нежная!

Бандит зарылся карябанным лицом в шелковые локоны девчушки. Малышка притихла и замерла от страха.

— Отпусти ее! — закричал Симон.

Преступник поставил ребенка на пол.

— Ничего, куколка, мы еще поиграем. У меня столько игр! Ты даже не представляешь, во что можно играть с такими красивыми девочками, как ты, — главарь похотливо облизнулся.

Малышка не знала, о чем говорят и что происходит, но ощущала опасность. Она хотела подойти к брату.

— Элла, иди, пожалуйста, в свою комнату! — Симон постарался улыбнуться. — Я сейчас очень занят. Мы с друзьями готовимся к папиной выставке. Мы там поставим маленький спектакль, помнишь, как в прошлом году? Мама вышла в платье Ариадны, папа — в костюме Тезея. А я был в тунике и с колчаном со стрелами. Я читал стихи. Все нам так хлопали. А потом папа представлял свои картины.

Девочка кивнула.

— Я тоже хочу читать стихи, — сказала Элла, — и рисовать картины.

— И мы рисуем! — захохотал один из бандитов.

— Вы художники? — девочка недоверчиво смотрела на вооруженных людей.

— Ага, мы это, моцарты и репины, — заржал другой уголовник. — Сейчас будем картину рисовать, маслом.

— А лучше икрой, — отозвался другой из своры.

— Здесь нет икры. Здесь вообще ни хрена нет.

Девчушка недоуменно хлопала глазами, не понимая грубую речь.

— Элла, мы, правда, очень заняты, — сказал Симон. — Не надо нам сейчас мешать.

— А когда приедет папа? — спросила малышка.

— Скоро, Элла.

— А где мама? — девочка обвела взглядом кухню. — Когда я легла спать, мама была здесь.

— Мама пошла в магазин за тортом для наших гостей. — Симон посмотрел в другую сторону, чтобы не привлечь внимание девочки к шторам, закрывавшим окно. За густой драпировкой, под узорчатой тканью, лежал труп убитой женщины. — Иди, маленькая, к себе и расскажи Фантику сказку, — Симон ласково взглянул на игрушечную собачку сестры.

Девочка кивнула и послушно ушла из кухни. Бандиты вновь закрыли дверь. Симон продолжил принимать контейнеры. Наконец, все было закончено, последнюю емкость Симон просто проталкивал в себя пальцами, желудок был заполнен почти до пищевода. От боли у мальчика темнело в глазах.

— Молодец, — кивнул бандит. — Сейчас подъедет автобус — и счастливого путешествия! Вот твои документы, слабительное и зубная паста.

Симон взял заранее приготовленную спортивную сумку, куда для вида, чтобы сойти за туриста, покидал первые попавшиеся вещи, и накинул куртку.

— Застегнись, — сказал главарь, — а то твое раздутое брюхо привлечет внимание таможенников. Не ныть, не пищать, не стонать. Хотя мне, в общем, все равно, что с тобой будет. Провалишь дело — потеряешь сестру. Дальше думай сам.

— Какие гарантии, что с Эллой, в мое отсутствие, ничего не случится? — спросил Симон.

— Слово чести, — захохотал главарь. Он стал серьезным. — Я — гарант. Сейчас мы уйдем, а с твоей сестрой останется Гуня. Гуня ничего не сделает малявке, он не гурман. Но, если ты не справишься, или разочаруешь Степаныча, то сюда приду я за компенсацией. Гуня, — кивнул главный крепкому парню, который лениво и даже равнодушно взирал на все происходящее, — останешься здесь, будешь нянькой девчонке. Только посмей попортить товар! Яйца лично вырежу!

— Да понял я, Крапыч, на фиг мне пацанка, — так же лениво отозвался Гуня.

— А если ты, приятель, вздумаешь выкинуть какой-нибудь трюк, — с угрозой проговорил Крапыч, повернувшись к Симону, — позовешь ментов, или начнешь болтать о нашем мероприятии, или еще чего выдумаешь, то я лично проткну твою сестру насквозь. — главарь взял стоявшую в углу швабру. — Вот этой самой ручкой я продырявлю девчонку снизу доверху. Порву до самых ушей, если сдашь нас. Ты понял, шкет?

— Я сделаю ваше дело, — тихо сказал Симон.

Юноша от ненависти и боли весь похолодел, но не выдавал свои чувства перед мучителями.

Симон, главарь и трое его помощников вышли из кухни. Проходя через комнату, Симон взглянул на картины, созданные его отцом. Пейзажи, животные, цветы — мирные символы мирной жизни. Симон опустил глаза, ностальгия сейчас лишь усиливала страдания.

Глава 2. В лесу

Они ехали по трассе, ведущей из Петербурга в Финляндию. Симон, еще войдя в автобус, сразу понял, что он не один здесь такой. Лица пассажиров были мрачные и напряженные, многие были неестественно бледны. Симон сел возле окна, его тошнило, от все нарастающей боли бросало то в жар, то в холод. Прислонившись разгоряченной головой к холодному стеклу, он постарался отвлечься. За окном становилось темно, ночь вступала в свои права. То ли в бреду, то ли в полусне перед Симоном всплывали картины его так внезапно ставшей прошлой жизни. Еще год назад брат и сестра, Симон и Элла, жили очень счастливо. Их семья была дружной, отец и мать художники. Отец, Альберт Эдмундович Меровинг писал картины, мать, Анна Прохоровна, — талантливая вышивальщица. Симон тоже хотел стать художником. С каким наслаждением он занимался живописью под руководством отца. Некоторые картины даже были написаны совместно… В какой день все рухнуло, Симон не мог сказать. Отец очень любил семью и хотел сделать для своей жены и детей все больше и больше. Он мечтал о доме на Лазурном берегу, о вилле в Швейцарии или небольшом замке в глубинах Англии. Где бы дети беззаботно резвились, а он, подражая художникам прошлого (по крайней мере, так Альберт Эдмундович видел старинную реальность), полностью отдавался бы творчеству. Симон и мать не понимали отца. Они и так были счастливы в их домике в окрестностях Санкт-Петербурга. Но отец ставил себе высокие задачи, которые и привели его к краху. Однажды он познакомился с человеком, представившимся брокером с биржи. Альберт Эдмундович ничего не смыслил в финансах, но надежды на сверхприбыль поманили его. В итоге новоявленный друг втянул его в денежные аферы, закончившиеся не только полным разорением, но и огромным неподъемным долгом. Ранимая художественная натура не выдержала открывшейся правды жизни. Альберт Эдмундович оборвал свои дни на чердаке их счастливого домика. Весь груз забот лег на хрупкие плечи матери. Анна Прохоровна, чтобы выплатить долги мужа, продала дом, автомобиль супруга и переехала в крохотную квартирку в отдаленном районе Санкт-Петербурга. Но и здесь их нашли; оказалось, что еще не весь долг погашен. Шестеро вооруженных бандитов нагрянули в убогое жилище вдовы художника. Анна Прохоровна хотела поговорить с шантажистами, но ей не дали даже слово сказать, несчастную женщину убили сразу же наповал. Она погибла, не зная, какую карту разыграли преступники. Теперь Симон осознавал, что этот второй наезд был из-за Эллы. Дети четы Меровингов отличались выдающейся красотой. Симон, очень крупный мальчик, широкоплечий, с копной белокурых волос и ясными большими синими глазами. Элла — миниатюрная куколка, ее льняные волнистые локоны уже к 6-ти годам скрывали девочку, словно плащ, сотканный из солнечных лучей. 16-ти летний подросток был не интересен порнодельцам, их привлекал «элитный» товар. Эллу могли похитить, но преступникам нужна была гарантированная прибыль. Девочка компенсировала бы провал брата, брат выкупал сестру.

Симону становилось все труднее дышать, пищеварение упрямо делало свое дело, стараясь переварить несъедобные предметы. Внезапно невыносимая боль, словно кинжал резанула юношу. Симон скорчился. Он понял, что под действием желудочного сока, в перегруженном желудке один из контейнеров порвался. Героин разом отравил юношу, его сознание начало туманиться. Он мучительно боролся с наркотической передозировкой. «Только не это! Элла! Она погибла!», — металось в голове у юноши. Потеря даже одного контейнера означала бесповоротный конец для девочки. Сквозь лихорадку сознания до Симона донеслись выстрелы, прозвучавшие снаружи. Автобус резко остановился. Пассажиры повскакали со своих мест.

— Наезд, бежим! — прозвучало в автобусе.

Люди бросились вон. Автобус стоял возле леса, было темно. Тьму разрезали огни фонариков и световые вспышки выстрелов. Вооруженные автоматами бандиты в балаклавах, скрывающих лица, и черной одежде, хватали разбегавшихся наркокурьеров. Крики, выстрелы, стоны, мелькания огней — все смешалось в чудовищную фантасмагорию. На наркокурьеров напала конкурирующая организация. Симон тоже выскочил на дорогу и побежал в лес. Его, похоже, не заметили; бандиты в этот момент занималась убийством группы несчастных, попавших им в руки. Вопли, даже не похожие на человеческие, оглашали лес. Симон скрылся в глубине деревьев, ему хотелось избавиться от мучившего его груза, а потом, пока длится этот хаос, вернуться назад, к Элле, убить стража девочки и увести сестру, как можно дальше из города. Симон встал на колени и, засунув два пальца в горло, постарался вызвать у себя рвоту. Но переполненный желудок, угнетенный большой дозой наркотика, не отреагировал на действия. Симон попробовал еще, но вдруг ослепительный свет фонарика ударил ему в лицо.

— О, еще один «муравей»! — услышал он перед собой.

На Симона навалилось несколько человек, он тщетно пытался отбиться. Его положили на спину, у одного из нападавших в руке был большой острый нож, с которого капала кровь. Юноша не видел их лиц, лишь горящие глаза через прорези балаклав. С Симона сорвали куртку. Увидев неестественно раздувшийся живот мальчика, бандит, что был с ножом, радостно воскликнул:

— Ого, да тут целое состояние!

Он вонзил нож в живот Симону и одним взмахом разрезал его. У Симона перехватило дыхание, и все же он понимал, что боль могла быть еще страшнее, но, так вовремя порвавшийся контейнер, делал и благое дело. Наркотик подавлял болевые ощущения. Все действо походило на чудовищную операцию. Четверо человек держали Симона, один освещал их фонариком, и один, раздвинув стенки разрезанного желудка, руками выгребал контейнеры и быстро складывал их в приготовленную сумку. Юноша был в сознании. Наркокурьеры закончили дело. Симон лежал, не шевелясь, и закрыв глаза. Кто-то грубо пнул юношу ногой в плечо, Симон не отреагировал.

— Сдох! — услышал Симон над собой. — Уходим, ребята!

Преступники поднялись и стремительно скрылись в недрах леса. На поляне, где лежал Симон, воцарилась тишина. Юноша несколько минут подождал, чтобы удостовериться, что он действительно остался один. Но лишь звуки ночной природы нарушали покой. Внезапно в его одурманенном мозгу, без всякой причины, возникли образы Древнего Египта. Он четко увидел пирамиды, сфинкса, пилоны и яркое, ослепительно сияющее встающее солнце. Галлюцинация была мгновенной, юноша даже не успел ее осознать. Симон тряхнул головой, отгоняя прекрасное видение, так не соответствующее жестокой реальности. Юноша медленно поднялся, и тут какой-то влажный и теплый комок выпал из зияющей раны и повис над брюками. Это были кишки. Симон, стараясь не акцентировать внимание на мучениях, засунул этот ком обратно, снял рубашку и туго перетянул себя. Потом накинул куртку и застегнул ее до самого подбородка. Мальчик побрел из леса. Среди деревьев угадывались очертания магистрали, отравленному Симону не удалось далеко убежать от дороги. И сейчас это тоже был плюс. Юноша не думал о своем состоянии, все его мысли были заняты спасением сестры. Надо было скорее добраться до дома. И вновь удача улыбнулась мальчику. У обочины стоял неказистый пустой автомобильчик, вероятно, водитель отошел в кусты по нужде. Симон, не раздумывая, забрался в машину и дал полный газ.

Глава 3. В квартире

Все свои мысли и чувства Симон сконцентрировал на Элле. И все же юноша понимал, что с зияющей раной, почти до самой груди, он далеко не уедет. Инстинкт, неведомая воля свыше, шестое чувство в этот момент руководили мальчиком. Отъехав на достаточное расстояние, Симон остановил машину и стал рыться в бардачке. Его рука наткнулась на грязную катушку с прицепленной к ней иголкой. Юноша снял куртку и, развязав пропитанную кровью рубашку, стал быстро себя зашивать. Наркотик и адреналин делали свое дело, наскоро стянув рану, он вновь погнал автомобиль. В глазах темнело, кровь обильно проступала через куртку, боль усиливалась с каждой минутой. Звать на помощь или обращаться в милицию было опасно, любое постороннее вмешательство грозило чудовищной смертью девочке. Симон понимал, что только он сам может спасти сестру. К счастью, автобус не успел далеко отъехать от города, и через два часа, как он вышел из леса, юноша уже припарковывался во дворе дома. Все окна их квартиры были темные, только в кухне по-прежнему горел свет. Юноша сунул руку в карман и с радостью обнаружил в нем ключ. В этот ночной час все спали. Симон бесшумно поднялся на свой пятый этаж и так же, почти бесшумно, сам открыл дверь. Никто не выбежал к нему. Сердце у мальчика замирало от волнения. Из кухни доносился храп. Симон мгновенно принял решение, он прокрался в кухню. Страж его сестры, привалившись к стене, спал, испуская винные пары, рядом стояла допитая бутылка вина. Того самого, которое осталось после поминок отца Симона. Юноша открыл кухонный стол, достал самый большой нож, которым мама разделывала мясо и, подойдя к преступнику, вонзил тесак по самую рукоятку в сердце бандиту. Храп перешел в хрип, Гуня, дернувшись пару раз, затих, на пол потекла кровь. Юноша снял скатерть со стола и набросил на труп. Симон сейчас ничего не испытывал, то ли наркотик глушил все эмоции, то ли стресс и жажда жизни заставляли его действовать так. Элла не выходила из своей комнаты. Но Симон чувствовал, что с сестрой все в порядке. Юноша не хотел, чтобы девочка видела его рану. Симон прошел в ванную комнату. Включив свет, он увидел, что его живот почти до самой груди пересекает грубый уродливый шов, из-под которого продолжала сочиться кровь. Юноша взял из шкафчика баночку с зеленкой и всю ее вылил на рану. Потом, не зажигая свет, и ступая, как можно тише, он направился в комнату, где в комоде хранились бинты и марля, а в стареньком деревянном гардеробе висела одежда. Найдя нужное, Симон вновь вернулся в ванную и перевязал себя. Поверх бинтов он положил на рану марлю и несколько полотенец, надел чистую рубашку и легкую джинсовую курточку, вместо той, испачканной кровью.

Симон знал, что в шкафу среди книг стоит трактат по живописи, в котором мама хранила небольшую заначку. «Так, на всякий случай», — смеялась она. Сущая мелочь, но, в данном случае, когда у юноши совсем не было денег, и эта мелочь была необходима. Симон достал книгу. К счастью, бандит не обнаружил схрон, фолиант по искусству в семье художников, не привлек внимания преступника. Несколько купюр все еще находились между страниц. Мальчик сунул их в карман брюк. Теперь Симон пошел в комнату сестры. Он осторожно включил люстру. Девочка спала поверх постели, даже не раздевшись, рядом с ней лежала ее любимая пестрая собачка. Симон тронул сестру за плечо. Элла проснулась, увидев брата, малышка улыбнулась.

— Ой, Сим, наконец-то ты пришел. Где ты был?

— Я ездил по делам. Собирайся, я пришел за тобой.

— А где мама?

— Она поехала к папе, я же говорил, папа готовит очень большую выставку картин и вызвал маму ему помочь. А теперь и мы поедем к папе и маме.

— Я возьму с собой Фантика! — воскликнула девочка, беря свою любимую игрушку. Она внимательно посмотрела на брата. — Сим, а почему ты такой белый? Ты заболел?

Симон поспешно отвернулся.

— Нет, я просто немного устал.

Симон в большую спортивную сумку стал быстро складывать свои вещи и одежду девочки, он взял свидетельство о рождении сестры. Документы Симона остались в туристическом автобусе. Через несколько минут все было готово.

— А тот противный дядька, что сидит у нас на кухне, уже ушел? — с опаской спросила Элла.

— Да, его больше нет. Не волнуйся. Он не обижал тебя?

— Нет, я с ним даже не разговаривала, — зашептала малышка. — Но я слышала, что он достал наше вино и пил его.

— Ничего страшного, забудь про этого человека. Сейчас мы поедем к нашим родителям.

Симон провел девочку в коридор, помог ей одеться, потом выключил во всей квартире свет, и, выйдя с сестрой на лестницу, быстро закрыл дверь. В этот момент Симона, словно что-то обожгло внутри. Юноша осознавал, что сюда они больше не вернутся.

Глава 4. В гостинице

На улице стоял угнанный юношей автомобиль. Симон повел к нему сестру.

— Это твоя машина? — обрадовалась девочка. — Это папа подарил?

— Да, папа. Только не шуми, Эля. Сейчас поздно и уже все спят.

Малышка послушно села в машину, и Симон нажал на газ. Они все ехали и ехали, юноша не знал места, но ему главное было увести подальше сестру. Уже забрезжило утро, Симон почувствовал, что на пределе. Впереди показался мотель. Симон решил немного передохнуть и продумать дальнейший план действий. Заказав самый дешевый номер, мальчик кое-как поднялся в него и здесь упал на постель. Эля села на соседнюю кровать и стала тихо играть со своей забавной яркой собачкой.

— Сейчас, Элечка, я немного отдохну, а потом мы поедим, — сказал Симон. — Я действительно очень устал.

— Да я еще не хочу есть, не волнуйся, — отозвалась малышка. — Отдыхай, Сим.

Симон закрыл глаза, внутри все пылало, страшно хотелось пить. Юноша начал впадать в прострацию. И вдруг перед его мысленным взором четко предстала страшная картина. Симон увидел соседний номер, в нем мужчину лет 35-ти, к нему входит другой мужчина, который достает пистолет и хладнокровно стреляет в этого постояльца.

— О нет! — воскликнул Симон, оцепенение разом сошло с юноши. — Зло не должно торжествовать!

Симон вскочил с кровати и выбежал из своего номера. Он стал изо всех сил барабанить в дверь соседа. Незнакомец открыл Симону. Он оказался таким, каким был в видении, крепким невысоким человеком чуть старше 30 лет, с темно-каштановыми волосами и внимательными зелено-карими глазами. Симон влетел в номер.

— Уходите немедленно отсюда, вас хотят убить! Сейчас здесь будет убийца! У него черные волосы, большой нос и шрам на подбородке! — на одном дыхании выпалил юноша.

Незнакомец пристально посмотрел на мальчика. Симон стоял бледный, его белокурые волосы спутались и растрепались, а глаза горели лихорадочным блеском.

— Так, значит, меня, все-таки предали, — невозмутимо проговорил незнакомец с легким иностранным акцентом. — Меня зовут Роберт Шельдман. Но я вижу ты тоже в беде.

— Наших родителей убили, — сказал Симон. — Мы с сестрой убежали. За нами гонятся бандиты.

Шельдман чуть расстегнул куртку на Симоне. Вся одежда под ней была пропитана кровью.

— Я тебя понял. Где твоя сестра? — спросил Шельдман.

— В смежном с этим номером.

— Хорошо, как тебя зовут?

— Симон.

— Симон, бери сестру и постарайся продержаться еще несколько часов. У тебя это получится, ты очень сильный. Я помогу вам.

Шельдман прошел с Симоном в их номер.

— Эта моя сестра, Элла, — заплетающимся языком представил девочку Симон. — Эля, это наш друг, Роберт Шельдман. Он нам поможет.

Юноша уже еле стоял на ногах. Девочка серьезно посмотрела на Шельдмана, потом улыбнулась. Роберт Шельдман тоже улыбнулся малышке.

— Идите за мной, — Шельдман взял девочку на руки.

Элла не испугалась и не сопротивлялась. Детским сердечком она ощущала, что этому человеку можно доверять. Через черный ход они втроем вышли из мотеля. Здесь стоял неприметный скромный автомобиль. Шельдман сам сел за руль. На заденем сидении расположились Элла и Симон.

— А теперь держитесь! — сказал Шельдман.

Автомобиль сорвался с места.

Глава 5. В дороге

Автомобиль просто летел по шоссе, было удивительно, что это невзрачное транспортное средство может развивать такую стремительную скорость. Симону было все труднее контролировать сознание. Он откинулся на спинку сидения.

— Держись, парень, держись, — говорил Шельдман. — Ты еще не знаешь, какой ты сильный. Ты все можешь. Элла, твой брат заболел, — не отрывая взгляд от дороги, обратился к девочке Шельдман, — сейчас мы отвезем его к доктору.

— Сим, что с тобой? — взволнованно спросила малышка, она взяла горячую руку брата. — Ты простудился? У тебя температура?

— Да, Эля, я простудился, — Симон измученно улыбнулся девочке. — Но ты не волнуйся. Ничего страшного.

— Тебе надо дать чай с малиновым вареньем! — воскликнула Элла. — Так мама всегда делает, когда мы болеем. Отвезите нас к маме, пожалуйста, — Элла умоляюще смотрела на Шельдмана.

— Ваша мама сейчас далеко. Мы потом к ней поедем. А я как раз и отвезу твоего брата туда, где ему дадут чай с вареньем и теплого молока, и еще сделают много хороших вещей. Симон поправится.

Девочка успокоилась, она гладила брата по руке.

— Все будет хорошо, Симоша. Ты выздоровеешь.

Симон сейчас мог в ответ лишь чуть коснуться ладошки сестры. Странный шум доносился издалека, и с каждым мигом звуки становились все громче и громче. Казалось, где-то нескончаемо взлетали и приземлялись самолеты.

— Симоша, самолетики! — радостно воскликнула девочка.

Симон поднял отяжелевшую голову, прямо на них надвигалось здание аэропорта.

— Мы в Пулково, — сказал Шельдман. — Сейчас полетим, ребята.

Машина остановилась, к ней подошли люди в милицейской форме и служащие аэропорта. Элла сжалась и села ближе к брату.

— Не бойся, Элечка, они все хорошие, — прошептал девочке Симон.

Малышка успокоилась. В это время Шельдман, открыв окно автомобиля, о чем-то разговаривал с подошедшими. Миллиардера почтительно слушали и кивали. Один из милиционеров взглянул на Симона, у мальчика уже не было сил, чтобы даже улыбнуться в знак приветствия. Все происходящее Симону казалось чудовищным сном.

— Мистер Шельдман, вам туда, — сотрудница аэропорта показала на неприметную трассу, находящуюся чуть в стороне.

Шельдман неторопливо повел машину в указанном направлении. Это было Пулково-3, отделение аэровокзала, предназначенное не просто для VIP, но для VVIP-пассажиров. Не встретив никаких препятствий, через несколько минут они оказались возле самолета. Шельдман вновь остановился. Дверь лайнера открылась, и к ним спустился остроносый мужчина, примерно ровесник Роберта Шельдмана. Он почтительно распахнул дверку автомобиля. Шельдман и этот человек быстро заговорили по-английски. Симон не понимал, что говорят, но слышал, что Шельдман называет этого мужчину Ирвинг. Шельдман помог Симону выйти из машины и подняться на борт самолета. Ирвинг взял девочку за руку.

— Это Ирвинг, он во всем помогает мне, — представил Шельдман своего спутника.

Ирвинг загнал автомобиль Шельдмана в багажное отделение. В просторном салоне самолета стоял диван, куда и уложили Симона, чуть подальше размещались кресла.

— Я побуду с девочкой, — сказал Шельдман, — а ты, когда взлетим, осмотри юношу. — Я знаю, ты был санитаром в военном госпитале.

— Все сделаю, мистер Шельдман.

Роберт Шельдман с Эллой сели впереди. Девчушка все оборачивалась назад, чтобы посмотреть, что там делают с ее братом. Самолет взмыл в небо. Роберт Шельдман обратился к совсем притихшей малышке.

— Я сейчас займусь лечением Симона, а ты посиди пока здесь. Я вижу, ты умная хороша девочка и понимаешь, что брату сейчас мешать нельзя. Договорились?

Элла послушно кивнула, хотя на ее глазах выступили слезы.

— Ничего, малышка, — подбодрил девочку Роберт Шельдман, — в жизни бывают и более худшие вещи. Твой брат — герой!

Шельдман подошел к Симону. В это время Ирвинг осторожно расстегнул курточку и рубашку на юноше, поднял ворох окровавленных полотенец, закрывавших рану. Шельдман и его спутник увидели длинный страшный шов. Симон кусал губы, чтобы сдержать стон.

— Надо бы обработать рану чем-нибудь спиртовым, — сказал Ирвинг, — и лед приложить. Так мальчику будет легче и воспаление предотвратим. Еще мне понадобятся чистые салфетки.

— Сейчас, я что-нибудь подыщу.

Шельдман принес бутылку дорогого виски, в плотном полиэтиленовом мешке лед, наколотый для напитков, и пачку белоснежных салфеток.

Ирвинг осторожно протер края шва виски, потом положил мешок со льдом на рану, салфеткой, смоченной в охлажденной воде, промокнул губы Симону.

— Пить хочется, — прошептал Симон, жадно слизывая капли.

— Пить вам пока нельзя, мистер, — сказал Ирвинг, он тоже говорил с акцентом. — Потерпите, пожалуйста.

Вместо промокших отяжелевших полотенец, Иривинг прикрыл рану сухими чистыми салфетками и застегнул одежду на юноше.

— Такие раны я видел, — покачал головой Ирвинг, теперь он говорил по — английски. — Их оставляют наркоторговцы, когда извлекают товар из курьеров. Кого вы везете, сэр?

— Эти дети попали в беду, — так же по-английски ответил Шельдман, — мальчик только что спас мне жизнь. Меня предали и хотели убить, но этот юноша вовремя предупредил, что ко мне в номер идет убийца. Он сам жертва мафии.

— Сэр, я же говорил, что лучше вам было меня взять с собой, — сказал Ирвинг.

— Нет, тогда мы могли бы погибнуть вдвоем. Я оставил тебя здесь, чтобы, если бы я не вернулся, ты сообщил бы обо мне в полицию, связался бы с посольством в Москве.

— Я очень волновался за вас, сэр.

— Ты славный, Ирвинг.

— Куда мы направляемся, сэр?

— В Швейцарию, на мою виллу. Мальчика я отвезу в клинику, которая принадлежит мне, а его сестра пока поживет у меня. Надо будет найти для девочки хорошую няню.

— Все исполню, мистер Шельдман. Но не очень ли вы рискуете, перевозя через границу двух детей, двух иностранных граждан, без документов да еще вот это? — Ирвинг посмотрел на рану Симона.

— Ирвинг, — строго проговорил Шельдман, — я возглавляю Фонд по борьбе с терроризмом. Я эвакуирую двух сирот, пострадавших от действий преступных группировок. Их жизнь и здоровье под угрозой. Да и кто сможет остановить Роберта Шельдмана?

— Да, сэр, вы правы, — Ирвинг почтительно склонил голову, — для вас нет преград. Вы миллиардер, столп общества.

— Вот именно, я такой, — подытожил Шельдман.

Симон английского языка не знал, но улавливал, о чем идет речь.

— Спасибо, мистер Шельдман, что помогаете нам, — тихо проговорил юноша.

— Да пустяки, — сказал по-русски Шельдман. — Мы скоро будем на месте, ты, главное, старайся не терять сознание. Сейчас тебе помогут. Держись, паренек. Говори со мной. Расскажи мне про себя. Как твоя фамилия?

— Меровинг.

— О, знатный древний род! Меровинги — известная королевская династия. А чем ты занимаешься, ты работаешь или учишься?

— Учусь. Я изучаю живопись.

— Великолепно. Всегда завидовал тем, кто умеет что-то творить: рисовать, писать книги, сочинять стихи. А кто твои родители?

— Художники. Папа живописец, а мама — вышивальщица. Она тоже создает… создавала картины, только вышитые, гобелены.

— Еще лучше. Я очень люблю гобелены. У меня в доме их много. Значит, ты потомственный художник?

— Да.

— А как твоя семья попала в беду? Что произошло?

Симон рассказал Роберту Шельдману о трагедии, обрушившейся на него и его родителей. Шельдман внимательно слушал юношу.

— Бедный мальчик! — вздохнул Шельдман, когда Симон закончил рассказ. — Подозреваю, Сим, у нас с тобой, кажется, общие враги. Уж очень почерк похож у этих мерзавцев. Те, кто убили твоих близких, и обрекли тебя на муки, охотятся и за мной. По крайней мере, их руководитель. Ну да об этом поговорим после. Сейчас нам надо поставить тебя на ноги.

Наконец, самолет приземлился. Еще в полете Иривинг позвонил в элитную швейцарскую клинику, принадлежавшую Роберту Шельдману, чтобы они выслали скорую помощь на аэродром. Симона вынесли на носилках, с ним в клинику поехал Шельдман. Ирвингу миллиардер поручил отвезти девочку на виллу. Элла хотела броситься за братом, но Ирвинг ласково, но строго удержал малышку.

— Не волнуйтесь, юная мисс, с вашим братом все будет совершенно хорошо. Через несколько дней мы навестим его.

— Симоша! — закричала в отчаянии девочка, прижимая ручки к груди. — Симошенька, не умирай! Я хочу к тебе!

Симон, хоть ему уже и ввели обезболивающее, был в сознании.

— Элла, малышка, не волнуйся, — сказал он девочке. — Я скоро вернусь. Мистер Шельдман и мистер Ирвинг — наши друзья. Слушайся их.

В машине скорой Симон из последних сил уцепился за руку своего внезапного покровителя. Сейчас мальчик держал не грозного богача, одного из правителей мира, великого воротилу судеб народов, но человека, защитника, дружески и доброжелательно к нему настроенного.

— Мне страшно, — прошептал юноша.

— Не бойся, Симон, я тебя не брошу, — миллиардер гладил мальчика по спутанным белокурым волосам. — Роберт Шельдман никогда не бросает своих друзей. Эта клиника принадлежит мне, считай, что ты едешь ко мне в гости. В ней лечатся короли, президенты, министры, кинозвезды. Тебя там никто не обидит. А во время операции я буду почти рядом. Я по монитору из соседнего помещения буду наблюдать за тем, что происходит. Это нормальная европейская практика. Мы тебя вылечим, парень.

— Спасибо, — прошептал Симон.

Под вой сирен, окруженный эскортом мотоциклистов, личной охраны Шельдмана, Симон Меровинг был доставлен в суперсовременное медицинское учреждение, владельцем которого был его новый друг.

Юношу сразу же увезли в операционную. Мальчик так отчаянно вцепился в руку своего спасителя, что врачи, даже введя Симону наркоз, не могли разжать его пальцы. Шельдман осторожно снял пиджак и положил его на Симона. Вскоре хирург вынес пиджак, на рукаве четко отпечатались вмятины от судорожно сжавшейся кисти.

— Я буду следить за ходом операции, — сказал Шельдман, — подготовьте мне место.

— Операция будет долгой, сэр, — почтительно проговорил хирург.

— Ничего, я подожду. Я умею ждать.

Глава 6. В больнице

Операция была длинной и сложной. Уже третий час врачи боролись за жизнь Симона Меровинга. У дверей операционной замерли охранники Шельдмана.

Миллиардер Роберт Шельдман сидел перед монитором компьютера в специальной комнате, позволяющей наблюдать за всем происходящем в операционной. У него на коленях лежал его баснословно дорогой пиджак, который Шельдман не спешил надевать. Добротная плотная ткань по-прежнему хранила влажные следы скрюченных в отчаянной борьбе за жизнь пальцев. Шельдман, словно из суеверного страха, боялся потревожить эти знаки противостояния юной жизни и смерти. Роберт Шельдман, весь превратившись в зрение и слух, внимательно следил за работой врачей. Рядом с ним стояла чашка с уже остывшим кофе. Ирвинг, желая привлечь внимание хозяина, вежливо кашлянул.

— Ты уже все сделал? — спросил Шельдман, на миг отрываясь от экрана.

— Да, сэр. Я нашел няню, агентство прислало очень милую, но профессиональную девушку. Мисс Элла, расставшись с братом, все время плакала, но мисс Жаклин, так зовут эту наставницу, смогла утешить девочку. Когда я уходил, мисс Элла уже играла в детской со своей няней.

— Это хорошо, хоть здесь какой-то просвет.

— Осмелюсь спросить, сэр, а как дела у мистера Меровинга?

— Хреново там все, — кивнул Шельдман на экран. — Его наркоз не взял. Смотри сам. Вмешался бы, но, боюсь, сделаю еще хуже. Он жив — это основное. Уникальный парень. Не прощу себе, если не смогу его спасти.

— Мистер Меровинг — сильный юноша, сэр, он справится.

— Я надеюсь на это.

Симон, несмотря на наркоз, был в сознании. Он чувствовал боль, хотелось крикнуть, вздохнуть, расправить плечи, но трубки и провода крепко приковали мальчика.

Профессор Фридрих Бауэр склонился над Симоном, на врача разумно смотрели распахнутые глаза. Бауэр вздрогнул, но быстро взял себя в руки.

— Молодой человек, вы меня слышите и понимаете? — по-немецки спросил он.

— Да, — тоже по-немецки ответил мальчик.

— Вы знаете язык?

— Знаю.

— Тем лучше, значит, если что, мы сможем общаться. — Бауэр погладил Симона по плечу. — Коллеги, — обратился профессор к врачам, — как видите, все дальнейшие манипуляции с наркозом бесполезны. Сердце пациента на пределе, дополнительная доза обезболивающего просто убьет его. Времени на эксперименты у нас нет. Ситуация критическая. Юноша, терпите, — обратился он к Симону, — к сожалению, я больше ничего не могу для вас сделать, извините. Ваша жизнь сейчас только в ваших руках. Бедный парень, — пробормотал профессор, он вновь вернулся к операции

— Я постараюсь, — прошептал Симон, стискивая зубы от боли.

Противно звякнули инструменты, юноша закрыл глаза, смиряясь перед судьбой.

— Держись, Сим, — шептал Роберт Шельдман, — ты все сможешь! Такие не сдаются!

Наконец, операция закончилась. Шельдман посмотрел на пиджак, все вмятины расправились, ткань приняла прежний вид. И все же миллиардер не стал надевать его, а взял в руку. Роберт Шельдман вспотел от напряжения и волнения. Симона вывезли из операционной. Шельдман подошел к Бауэру.

— Как состояние Симона? — спросил Шельдман.

— Тяжелое, — ответил Бауэр, — у мальчика серьезные повреждения: желудок разрезан почти до пищевода, задет кишечник, большая кровопотеря. Мы сделали все, что могли, посмотрим, как пойдут дальше дела.

Юноша, казалось, находился в полусне. Симона повезли в отделение реанимации. Миллиардер последовал за врачами.

— Сэр, туда нельзя, — попытался возразить Бауэр.

— Здесь тоже мои владения, не забывайте, мистер Бауэр, это вы у меня в гостях.

— Да, конечно, сэр, — поспешно согласился Бауэр. — Только встаньте немного подальше от пациента. Неизвестно, как организм мальчика поведет себя сейчас, после операции, бывает рвота, и все такое.

— Ничего, разберусь.

Шельдман подошел к Симону.

— Сим, как ты? — спросил взволнованно миллиардер.

— Нефть, — прошептал юноша.

Шельдман был удивлен.

— Что ты хочешь сказать?

— Я думаю, ничего, — ответил Бауэр. — Послеоперационный бред. Такое бывает.

Доктора столпились возле Симона. Симон выходил из своей полудремы, нестерпимая боль окончательно вернула юношу к реальности. Датчики, подключенные к нему, нервно пищали и мигали.

— Как ваше самочувствие, господин Меровинг? — спросил профессор Бауэр.

— Очень больно.

И вдруг, словно судорога подбросила Симона. Аппаратура взвыла и замелькала в бешеном ритме. Лоб юноши покрылся потом.

— Профессор, зачем вы развелись с женой? — лихорадочно спросил Симон. — Ваша супруга, она не изменяла вам. Ее оклеветал ваш друг. Он вам завидует. Ваша жена плачет, она хочет к вам вернуться.

Профессор опешил.

— Откуда вы знаете об этих неприятных событиях моей биографии? Вам рассказал мистер Шельдман? — Бауэр был несколько обижен.

— Нет, я просто знаю. Я вижу, — ответил Симон.

Юноша повернул голову к женщине средних лет, которая занималась анестезией.

— Ваш сын никуда не пропал, — сказал Симон, — он сейчас в США. Вы хотели, чтобы Дитрих стал врачом, но он желает быть артистом. Потому и сбежал из дома. Он через три дня свяжется с вами. У него все получилось, его взяли в бродвейский мюзикл, не ругайте его. Он вас любит.

Глаза суровой женщины-анестезиолога подернулись слезами.

— Дитрих, — прошептала она.

Бауэр нахмурился. Юноша, не обращая внимания на профессора, посмотрел на медсестру, молодую девушку лет 23-х.

— А вы гоните своего жениха. Петер Флин наркоман. Он испортит вам жизнь, его не изменить.

— Как вы узнали имя моего жениха? — растерялась девушка. — Мы держим наш роман в тайне. Но я действительно замечала, что с ним что-то не то.

— Я знаю, я вижу, — прошептал Симон.

— Так, всё. Все разойдитесь, — раздраженно проговорил Бауэр. — Не видите, у пациента сильное возбуждение!

У Симона началась рвота.

— Юноша, осторожнее, шов! — воскликнул Бауэр.

Профессор держал шов руками, но Симон, не обращая внимания на светило медицины, повернулся к санитару, который помогал юноше.

— Вы скоро станете врачом, — хрипел Симон, захлебываясь желчью. — У вас большое будущее. Через 20 лет вы прославитесь и получите премию за заслуги в медицине. Не прячьте свои работы под подушкой. Их должны видеть люди.

Симон потерял сознание. Санитар вытирал губы Симону. Медсестра поднесла нашатырь. Симон слабо задышал.

— Так-то лучше, — пробормотал Бауэр. — Значит, вы что-то пишете, Франц? — обратился он к санитару.

— Да, — смутился Франц, — я записываю некоторые мои наблюдения за состоянием больных.

— Хорошо, зайдите ко мне вечером. Если мне понравится, что вы там создаете, я буду лично с вами заниматься.

— Вам понравится, — прошептал Симон, который медленно приходил в себя. — Франц талантливый.