Оглавление

ЦИКЛ

ГДЕ ДАЛИ БЕЗБРЕЖНЫЕ

Где дали безбрежные

Фокус зеркала

Бездна

ХРОНИКИ ЦИКЛА

Власть лабиринта

Степной принц. Книга 1. Горечь победы

Степной принц. Книга 2. Аксиома Шекспира

Фокус зеркала

Глава 1
Заморские гости

Фиолетовое свечение, словно живое, двигалось внутри огромного кристалла, вспыхивая на гранях, играло тенями, завораживало. Наверное, был какой-то смысл в этом мерцании, коль уж кристалл мыслящий, только проникнуть в этот смысл не удавалось. Переливы отсветов рождались, плавно перетекали друг в друга, смешивались, завихрялись, отвечая на луч фонаря, и замирали, затухали, если он уходил в сторону, а свод пещеры становился непроницаемым, чёрным. Казалось, грани кристалла, просыпаясь навстречу лучу и смешивая потоки световых энергий, делились информацией. Но язык, увы, был непереводимым.

Баюр опустил фонарик на Мёртвое озеро и чертил в задумчивости зигзаги по застывшему чёрному зеркалу. Вдруг в потухшем кристалле вспыхнул лиловый глаз, искристая радуга опоясала его контуром и раздвинула тьму, а он заиграл бликами и неожиданно выбросил сноп сиреневых искр. Под высоким сводом во мраке они вытянулись длинными нитями и, вибрируя, копировали световые зигзаги на озёрной глади. Потом погасли.

— Кажется, он что-то хотел сказать, — прошептал Ян, не отрывая глаз от высокой непроглядной немоты над озером.

— Что сказал — понятно. Дескать, мы с вами одной тайной верёвочкой повиты. Играем на едином поле по единым правилам, — волхв усмехнулся. — Удивительно другое… я и до этого не сомневался, что он нас видит… что живой. Но чтоб вот так! Взял и пошёл на контакт… Смело!

На тёмном своде пещеры высветилась фиолетовая сетка граней кристалла, упала отражением на неподвижно застывшую воду и разбежалась по ней, как по экрану монитора, паутинкой беспорядочно скользящих нитей. Они покружились, хаотично перемещаясь, и вдруг замерли на зеркальной поверхности яркой светящейся схемой.

— Что это? — Баюр недоумённо всматривался в рисунок. — Ты что-нибудь понимаешь?

— Кажется, да, — Ян застыл в изумлении. — Потрясающе! Это же карта! Смотрите! — палец, как указка, летал по воздуху, повторяя фиолетовые линии на воде. — Вот полуостров Арканти… море, острова… дальше — королевство Латур на противоположном континенте. Мы дружим с латурцами. Часто бываем друг у друга. Дорога к ним одна — по морю.

— Почему он…

— Предсказывает?

С кристалла сорвался крохотный светящийся шарик и упал в середину нарисованного моря. Из воды взметнулся фонтанчик, брызги зашипели и расплескались в стороны. Баюр с Яном переглянулись.

— Мы запомним, — пообещал волхв.

Карта исчезла. Пошарив бесцельно по дальним закоулкам фонариком и ни за что не зацепившись взглядом, Баюр кивнул Яну:

— Пора возвращаться.

Темнота шарахнулась от круга света, будто получила хорошего пинка, и помчалась от него без оглядки по каменному коридору, прячась за выступами, а тот гнал её дальше, не давая опомниться, наступая на хвост и прокладывая путь, виляя и выскакивая из-за поворотов, пока не упёрся в вертикальную плиту, загораживающую выход. Баюр провёл по ней ладонью, воскрешая в памяти канувшие в вечность времена, и сообщил ей, безмолвной и бездвижной, своё удивление:

— А здесь почти ничего не изменилось. Я словно попал назад, в своё прошлое, — потом спохватился и добавил: — Вот разве что кристалл, которого прежде не было.

— А ещё макушка скалы разрушилась и раскатилась, — Ян чувствовал себя экскурсоводом, демонстрирующим заезжему гостю местные достопримечательности, хотя именно этот гость ещё в летописные времена все эти достопримечательности и обнаружил. А без его открытия, запечатлённого в древних свитках, он сам ни за что его не смог бы отыскать.

Но волхв не дал себя сбить с главного:

— Но внизу-то! Под землёй всё по-прежнему.

Солнце на выходе из пещеры ослепило и заставило прищуриться. Одинаково синие глаза смотрели друг на друга, словно в зеркало. Налетевший ветер взъерошил волосы, одинаково золотые. На лицо волхва набежала тень, сдвинув его брови у переносицы. «Вот таким был бы мой сын, если бы не…», — опять мелькнуло недоговорённое, несбывшееся, неотболевшее. Ян, не догадываясь о причине внезапной мрачности Баюра, огляделся. Отовсюду трещало, щебетало, жужжало… вот из кустов вспорхнула крупная птица, громко захлопав крыльями, закружила в вышине. После гулкой подземной пещеры с Мёртвым озером, отгородившейся от живой природы, хотелось вздохнуть поглубже. Нет, воздух в пещере не был тяжёлым, напротив, удивительно свежим, видимо, где-то была естественная вентиляция. Но жизнь там остановилась, или её не было вовсе, как в склепе. Может, этим и объяснялся перепад настроения волхва? Или всплыли в памяти дни юности?.. А здесь, наверху, всё куда-то спешило, ежесекундно изменялось, трепыхалось, дышало…

— Куда теперь? — спросил Ян. — В академию к Мастеру?

Баюр тряхнул головой, отгоняя застарелую боль:

— К Мастеру. Вот только заглянем в моё жилище.

На обратном пути по холму, столь обыденном для Яна, волхв будто шёл по невидимой границе меж двух временны́х миров, зеркально повторяющих друг друга, дразнящих свои отражения несовпадениями, наполняя страстную ностальгию гостя из прошлого мощной энергией, словно попутный ветер парус. Обходя красные стволы сосен, выросших на древнем голом холме, он, подняв голову, вглядывался в их горделивую высоту, соизмеряя её с истекшим временем. По левую руку — знакомое с давних пор озеро… Как широко и свободно его дыхание, как молоды и беззаботны его игры с жизнерадостно купающимся в волнах вечным, нестареющим солнцем! Волхв расправил плечи, глубоко вдохнул свежесть и, улыбаясь, посмотрел на Яна, который глядел на него неотрывно. Баюр преображался прямо на глазах: движения его становились упругими, лёгкими, в глазах вспыхивал юный задор. Словно глыбы веков соскользнули с его плеч и рассыпались в прах, возвращая ему не истраченную в этом мире молодость. И Ян уже не мог побороть ощущения, что Баюр его ровесник и что они похожи, как прошлое и настоящее этого мира, как отражения смотрящих друг на друга зеркал.

— Здравствуй, Утёс! — выкрикнул Баюр, не боясь показаться сентиментальным и смешным. — Я вернулся!

Ветер пригнул травы, причёсывая и выглаживая тропинку к жилищу Медведей, вломился в кустарники, зашуршал, растревожив птиц, и они загалдели, взметнувшись тёмным облаком, гроздьями расселись на ближней берёзе, покачивая ветки.

— Разве можно было надеяться… — пробормотал Баюр, ныряя в тёмный скальный проход.

Родовая пещера Медведей тонула во мраке и ожидании. За летние месяцы воздух внутри утратил зябкую сырость, пахло уютным теплом, сквозным сухим ветром. Баюр сразу прошёл к своей каморке, направил витидис на начертанный в углу дверного проёма солярный знак, и дверь открылась легко и бесшумно.

— Здорово! — опешил Ян. — А я не догадался. Орудовал колом.

— Осиновым? — весело съязвил волхв. — Против нечистой силы помогает.

Ян стоял у входа и наблюдал, как хозяин озирает своё жилище. Все оставленные вещи были на прежних местах, нетронутые. И казалось, вышел-то всего на минутку, а вернулся — застал только тлен и седой пепел. Будто жизнь ушла отсюда вместе с волхвом много веков назад, только следы его сохранила… Баюр присел на корточки, приподнял трухлявый пласт, бывший когда-то тюфяком, а теперь распадающийся комками. Пылевая завеса заставила расчихаться обоих визитёров. Рука, нырнувшая в недра слежавшегося мусора, извлекла нечто, от входа не разглядеть, но находка заворожила, приковала взгляд. Когда Ян подошёл и заглянул через плечо, волхв вскинул на него сияющий взгляд:

— Сохранились!

Осторожно стерев густой налёт с тонкого изящного обруча, Баюр одел его на лоб, прижав рассыпавшиеся волосы.

— Туговат… ничего, скоро сам почувствует, как надо. А это браслеты. Один — тебе, другой — мне.

— Зачем?

— Заговорённые. С этими безделушками мы недоступны никакой магии.

— Да ведь и нет никакой магии. И магов тоже.

Баюр посмотрел искоса:

— Знать бы, где упасть — соломки подстелил…

Ян взял браслет, взвесил на ладони. На вид — какой-то серебристый металл или сплав, но весит — совсем ничего, и никакой зелени, ржавчины, коррозии. Пригляделся, протёр. По всей окружности выбиты знаки. Вот шестикрылая звезда — в центре, по сторонам разбегаются символы четырёх стихий, разделённые солярными знаками, и всё вплетено в узорную вязь, у которой ни конца, ни начала…

— Можешь носить на запястье или на предплечье.

Ян вопросительно изогнул брови и услышал наставление с долей насмешки:

— Разгибать по размеру не надо. Это тебе не бижутерия. Он сам ляжет по объёму, не почувствуешь.

— Откуда он у вас? Только не говорите, что сами ковали…

— А вдруг сам? — рассмеялся Баюр. — Ян, давай на ты, а? Никто ведь не знает, сколько мне. Ведь на вид мы… хм… Подозрительно даже, если ты будешь выкать своему другу.

— Действительно! — внезапный поворот обескуражил. — Только… привыкнуть надо.

— В скоростном режиме.

Баюр с сожалением окинул взглядом своё прежнее жилище и решительно шагнул к выходу.

— А картина ваша, может быть, тоже заговорённая?

— Твоя, Ян. Тво-я, — поправил волхв, направляя витидис на знак и закрывая дверь.

— Да. Твоя. Случаем, не заколдована?

— Уже не помню, — хохотнул тот. — Хочешь все секреты враз! Горкой на блюде!

Они вышли из пещеры. Лес, пронизанный солнцем, принял их, накрыв качающимися тенями, беспечно и юно шелестя листвой, не помня вековой своей биографии. Баюр свернул на уже знакомую Яну тайную тропу Медведей и пошёл первым по колено в траве. Вдвоём на ней было тесно, и парень шёл след в след, уворачиваясь от колючих ёлочек одновременно с волхвом.

— Медведи верили, — вспоминал старожил по дороге, — что семнадцать пиков Исполинского хребта управляются Снежными великанами — могучими воинами, героями. И высокогорные владения божественных братьев, блистающие вековечными белыми одеждами, избегали тревожить.

— А ты тайком от них облазил все вершины?

— Ну… не все, — скромничал волхв. — Надеялся встретить серебристую лису, прародительницу Харлиссов.

— И как? Встретил?

— А ты сомневаешься? Откуда, по-твоему, у меня эти таинственные обережные доспехи?

— Её дар?

— Я единственный из детей Харлисс прошёл испытание на верность ей. Вопреки всем опасностям и запретам, — подняв руку, он отвёл мохнатую ветку и пропустил вперёд своего спутника, потом шагнул следом. — Сначала я видел её издали. Серебристый мех сверкал на солнце, слепил. И я шёл за ней к снежной вершине, пока она не возникла рядом, прямо надо мной, на ледяном уступе. Замерла и смотрела на меня… человеческими глазами, — Баюр и сам притормозил, словно вновь переживал волнующее воспоминание. Ян почувствовал его остановку и обернулся. Но рука волхва махнула на заросшую тропу, и шествие возобновилось. — Потом пошла по узкой тропе шагом, оглядываясь и словно поджидая, а я шагал следом. Тропинка привела в высокогорный грот. Хрустальный свод над головой пронизан солнечным светом, искрится, незамерзающий ключ сбегает из ледяной чаши и скрывается в невидимых глубинах горы. На возвышении в центре — дивной красоты ларец. В нём и лежали сокровища.

Тропа, обогнув скальные уступы у подножия утёса, выскользнула к берегу, где шумела и плескалась Элькана, и друзья пошли вдоль берега.

— А Харлисс?

— Она исчезла сразу, как довела меня до тайника.

— А как ты разгадал свои артефакты? — распирало любопытство Яна.

— Не сразу. Однако неожиданно. Как это всегда бывает. Случился раздор с рысьим племенем.

— За место под солнцем?

— Как водится. Восхотелось Рысям поиметь мзду от удачливых охотников-Медведей. Дескать, пусть платят третью часть добычи за промысел у восточного отрога хребта. А заодно повысить свой рейтинг в ранге приоритетов и показать недалёким соседям, кто в доме хозяин. Переговоры назначили на нейтральной территории, в долине. С каждой стороны — вождь, старейшины, волхвы. На меня, юного неумеху, матёрые соседские волхвы смотрели с пренебрежением, даже в расчёт не брали. Их трое, поднаторевших в соперничестве за авторитет, а я один, только вчера вылупившийся из щенячьего возраста. Переглянулись с усмешкой и давай кудесить. Напустили морок на наших. Даже вождь Медведей, а вслед за ним и старейшины в такт их условиям согласно головами кивают. А меня морок не берёт, тут-то я и понял свою силу, сотворил ответное заклинание — рассеял чары.

— Так что переговоры? Чей верх пересилил? — Ян представил себе доисторических политиков на международном совещании и вдруг подумал, что за прошедшие века природа человека, его стремления и жажда власти не так уж сильно и поменялись.

— Э-э! Наш вождь, хоть и Медведь, но дипломат ещё тот! — в голосе явственно слышалась гордость за давно почившего предка. — Независимость отстоял и Рысям выразил покровительственно-дружеское расположение как младшим братьям, не способным за себя постоять.

— А волхвы?

— Сперва растерялись. Потом разглядели на лбу моём ободок — побледнели. Добыть его невозможно, только получить в дар за особенные заслуги как знак признания и покровительства Богини. Спесь их мгновенно слетела, и мне, мальчишке супротив корифеев, в глаза заглядывали бессильно и подобострастно.

— А как же мой? — Ян нащупал под рукавом браслет. — Сработает там, где надо соломки постелить? Или проигнорирует меня как самозванца?

— Какой же ты самозванец? — возмутился волхв. — Всем, кто получил дар Богини из рук владельца, гарантирована защита.

— А что стало бы, Баюр, в противном случае? Ну, без артефактов?

— Что! Медведь принял бы роль вассала, а после непременно бы разразилась война. Не в характере моих сородичей рабскую лямку тянуть.

На переправе через Элькану суетился с лодкой человек, и друзья поспешили ему на помощь. Тот поднял голову, улыбнулся.

— Тинкор? — Ян с разбегу обнял названного деда. — Какими судьбами?

— Хотел вас встретить, да решил, что мы разминулись, — обрадовался встрече отец Лирбены. — Может, в Харлисс? Сольяна пироги напекла.

— На лодке прокатимся с удовольствием, — пожимая ему руку, ответил Баюр. — Но в гости — в другой раз. Нас Мастер ждёт.

— Жаль. Ну да что уж! Загружайтесь.

Быстрая вода подхватила лодку, как лёгкую щепку, и понесла меж живописных берегов к южной окраине академгородка.

— Ну, как прогулялись? С пользой хоть? — Тинкор, печально улыбаясь, смотрел на Яна. Со старшим внуком встречи становились всё реже. И может быть, оттого были бесценными. Особенно после недавнего испуга от его внезапного исчезновения. Видеть его живым и невредимым было несказанным счастьем.

— С Баюром-то? Иначе и быть не могло.

— А нынче с утра в Арканти прибыла дружественная делегация из Латура, — Тинкор сидел на корме, крепко держа руль, хорошо зная, что доверяться коварным играм Эльканы опасно. — Три белые яхты. Пока вы в горах гуляли, Мастер Дарни принимал важных гостей из заморской академии. Не обошлось, конечно, без солидных представителей от нашей короны. Подробностей не знаю. Это всё ваши, учёные дела. Так что над городом и по всему побережью — колокольный звон, от которого, говорят, гости в восторге. В ихних краях колокола не водятся.

— Вечером конференция? — загорелся Ян.

— По всему видать.

— Надо зайти домой, переодеться. Пойдёшь со мной на конференцию? — обратился парень к Баюру.

— Мне интересно. А можно?

— Со мной? — удивился ведущий учёный академии.

Когда переодевшиеся и преобразившиеся путешественники, сумевшие втолковать Эрни, что детей на конференцию не пускают, да ещё занять мальчишку заботой о Ковбое (хотя оба остались в сомнении, что Эрни будет паинькой и не уговорит пса, а за компанию с ним и Санни, на какую-нибудь остросюжетную прогулку), наконец-то подошли к кабинету директора академии, она оказалась заперта.

— Вот и вы! Наконец-то! — душистым вихрем налетела на них Лирбена и тут же потащила по коридору, на ходу вводя их в курс дела и просвещая подробностями, которые они пропустили самым возмутительным образом. — Артур Бартоломео приехал! Собственной персоной! Светило! Приклеился к Мастеру. Тот водит его по лабораториям, демонстрирует достижения, знакомит с проектами, с сотрудниками. Светило оказалось энергичным и любознательным, с ворохом коварных и тупиковых вопросов. Конференция не обещает быть безмятежной.

— Где они теперь? — насколько непредсказуемо-интересными могут быть разговоры учёных (особенно прибывших из-за моря), Ян знал не понаслышке и не хотел их пропустить. Баюру даже почудилось, что у него шерсть на загривке встопорщилась, как у гончей, напавшей на след.

Лирбена ахнула:

— Кажется… в твоей лаборатории.

Ян рванулся вперёд, и только повисшая на его руке синьора Вионти не позволила стремительной поступи, подобающей учёному и вызывающей уважение, перейти в спринтерский забег.

У распахнутых настежь дверей лаборатории и внутри неё толпились сотрудники академии, свои и приезжие, а в центре, рядом с высоким, сухощавым Мастером взмахивал пухлой ручкой кругленький и румяный, как сдобный калач, Бартоломео:

— Это поразительно! Вы, коллега, стоите на пороге великого открытия!

— Не я, Артур. Руководит проектом Ян Вионти. Вот, кстати, и он, прошу любить и жаловать, — обрадовался Мастер, увидев Яна с Баюром.

Бартоломео, сияя и пыхтя, мял руку Яну, едва удерживаясь от вопросов, которые не давали ему покоя:

— Весьма польщён. Да. Не ожидал. Такая смелость в столь юном… гм-м… а впрочем, именно благодаря… Годы приземляют… А вы? — обратился он к Баюру.

— Мой сотрудник. Баюр Райнс, — представил друга Ян. И поспешно добавил: — Моя правая рука.

— Очень, очень приятно, — настала очередь Баюра наслаждаться сдобными рукопожатиями. — Однако, коллеги, моё восхищение вашими идеями и ещё больше — результатами испытаний не победили во мне сомнений. Готовьтесь к бою! У меня целый арсенал контраргументов из собственных исследований. Не отобьётесь от вопросов!

— Отобьёмся! — спокойно и уверенно отрезал Баюр. — У нас тоже арсенал. Посмотрим, кому будет жарче.

— Боец! Снимаю шляпу! — светило с восторгом воззрилось на смельчака. — Не люблю нытиков, заламывающих в отчаянии руки, и скептиков, убивающих идею.

Дарни подмигнул Баюру, и дальше события понеслись вскачь.

В конференц-зале после компактной официальной части дебаты разгорелись почти тотчас. Представляться и представлять научные проекты не требовалось. Учёные двух дружественных королевств давно сотрудничали и хорошо знали друг друга. А мир науки, хоть и един для всех, столь неисчерпаем, неоднороден, непредсказуем, не… словом, спорить всегда есть о чём.

Бартоломео вооружился серьёзными контраргументами сразу против нескольких научных теорий, разрабатывающихся в академии, а потому почти не умолкал и осыпал своих оппонентов довольно ядовитыми замечаниями (неизменно подкреплёнными доказательствами, почерпнутыми из экспериментальных данных), опровержениями и разоблачениями. Аркантинцы тоже в долгу не оставались, разбивая логику противника в пыль и ставя его в тупик.

Ян Вионти, вызвавший самые горячие симпатии светила, подвергся особенно яростной атаке, но ничуть не растерялся и продемонстрировал результаты последних исследований, которые заставили отступить самых упорных скептиков.

Когда температура кипения научных споров стала падать и утомлённые рыцари формул и расчётов уже ослабляли галстуки и расстёгивали верхние пуговки на рубашках, вдруг в очередной раз поднялся с места Бартоломео:

— Я вызываю на дуэль… Баюра Райнса.

— Принимаю вызов, — он поднялся над сидящими во весь свой немалый рост, и контраст с кругленьким учёным выглядел уморительно карикатурным, но никто даже не улыбнулся, потому что здесь ценилась не красота фигуры, а красота мысли.

Дуэли учёных были обычной практикой и вносили оживление в подчас (чего уж скрывать!) рутинную и изматывающую работу. Другое дело, что случались они не часто, в последний раз, дайте-ка припомнить… хм… очень, очень давно…

— Ваши эксперименты с энергетическими полями восхищают необычайной смелостью, а результаты балансируют на грани реальности и волшебства. Однако вы признаётесь, что сбои случаются часто и программу исследований приходится постоянно корректировать. Какого рода сбои происходят? Какую опасность они представляют?

— Любые эксперименты в малоизученных направлениях сопровождаются неожиданностями, которые либо опровергают исходную идею, либо становятся сами по себе открытиями, но уже иного рода. Эксперименты со смещением энергетических полей ещё далеко не исчерпали свои сюрпризы, однако то, что удалось установить, расширяет зону научных поисков, делает их целенаправленными и взаимосвязанными.

— Например? — не сдавался латурец, не удовлетворившись обтекаемым ответом.

— Экспериментально доказано, что в результате смещения энергетических полей открываются порталы, через которые возможно проникновение в иной мир. Технологическая основа таких экспериментов существует, но требуется её систематическая доработка и корректировка…

— Во избежание перемещения непреднамеренного, внепланового, как я понимаю?

— Вот именно. На сегодняшний день обозначены связанные с пиратским проникновением некоторые проблемы, которые не являются исчерпывающим перечнем, это: злоупотребление научным открытием (при условии его тиражирования)…

— Что вы имеете в виду? — светило, безоговорочно признанный гений, был явно чем-то обескуражен, излишне суетлив, он то мял в руках платок, как скульптор глину, то вытирал им раскрасневшееся лицо. Причём, делал это настолько машинально, что, кажется, подсунь ему вместо платка сапожную щётку, он бы не заметил и повторил с ней все означенные процедуры. Баюр же выглядел спокойным и уверенным, будто победа в дуэли была у него уже в кармане.

— Преступления. Экономического и политического характера. Включая воровство в неограниченных масштабах. Узурпацию власти… Словом, откат эволюции в угоду низменным страстям, которые, увы, используя сверхновые достижения, часто погружают общество во тьму предыстории с примитивными и грубыми методами достижения цели.

— Надеюсь, ваши цели иного свойства?

— Вы сомневаетесь в этом?

— Ничуть, коллега. И всё-таки хотелось бы услышать, какие перспективы несёт в себе ваше открытие.

— Перспективы, как и опасности, многолики и далеко не исчерпаны нашими скромными выводами. Например: восстановление природного баланса на клеточном уровне органических объектов, совершивших переход через смещённые границы энергетических полей. Эта перспектива делает медицину практически всесильной.

— Ещё бы! Всего лишь шаг до бессмертия!

— То, что нашими далёкими предками высмеивалось как бредни сумасшедших алхимиков, давно стало привычной повседневностью. Невероятными с точки зрения средневековья открытиями нынче никого не удивить. Бессмертие для наших детей и внуков будет столь же обыденным, как для нас пять органов чувств, обретённых на заре человечества.

— А другие перспективы?

— Другие перспективы прогнозируются легко. Взаимодействие между мирами без привлечения транспортных средств. Дорогостоящее горючее и баснословные энергозатраты уступают дорогу бесплатной природной энергии. Вычтете ещё постройку, содержание и обслуживание этих транспортных средств, высвобождение рук, ума и времени, которые эффективнее и приятнее можно использовать в других областях знаний и творчества. Политические контакты, торговля, научное сотрудничество…

— И комфортные условия для злоупотреблений.

— Об этой изнанке медали, или если хотите — кривом зеркале идеи, я уже говорил. Именно эти опасения вынуждают к секретности и осторожности.

Дуэль продолжалась более часа. Мастер Дарни, Ян и Лирбена с Грегором, переживавшие в самом начале за Баюра (Бартоломео умел обламывать учёных высоких рангов, не смущаясь авторитетами), были приятно удивлены, как свободно и непринуждённо Баюр чувствовал себя в русле затронутых проблем, словно сам был автором и разработчиком многих проектов, без усилий сыпал аргументами, обезоруживая своего оппонента. Так что вскоре они уже сами не помнили, что он вовсе не сотрудник академии, и с интересом следили за хитросплетениями дуэли.

Под занавес баталии Бартоломео сделал провокационный выпад:

— Мы говорили о непреднамеренных поворотах экспериментов, случайностях, но не назвали переходы в иное время, в иные среды обитания живых организмов, в том числе значительно удалённые от нашей галактики. Что вы скажете об этих перспективах?

— Непредсказуемость результата исключает участие человека в подобных экспериментах, — и здесь нашёлся несгибаемый дуэлянт. — Сейчас разрабатывается программа, которая позволит без риска для человека совершать подобные путешествия со сбором информации и материальным подтверждением (или опровержением) гипотез.

Закончилось сражение под одобрительный гул аудитории и без преимущества набранных очков — вничью. Раскрасневшийся и возбуждённый Бартоломео объявил, что завтра прибывшие с визитом три яхты отправляются в обратный путь:

— Я безмерно счастлив принять на борт моей «Сантины» делегацию учёных дружественного королевства для ответного визита и участия в задуманном мною проекте. В состав делегации с позволения Мастера Дарни, — он церемонно отвесил поклон директору академии, — я прошу включить Яна Вионти и Баюра Райнса, которые сегодня продемонстрировали блестящее владение научным инструментарием и великолепную бойцовскую активность, — последние слова потонули в грянувших аплодисментах, подтверждающих согласие латурских учёных со своим лидером и выражающих гордость аркантинцев своими коллегами.

Глава 2
Остров Трувера

Полуденное солнце усердно припекало прогуливающихся по палубе людей, и они, не выдержав его жарких объятий, спешили укрыться в каютах. Никто не отвлекал разговорами Яна и Баюра, и они вдвоём наслаждались захватывающей дух безбрежностью морского простора. Полуостров Арканти давно скрылся из виду, и три белоснежные яхты, разрезая упругие волны, устремились в открытое море. Впереди — «Сантина», а следом за ней на расстоянии — «Принц Ди» и «Корса».

Баюр развалился в шезлонге и, закрыв глаза, подставил лицо солнцу. Ян, облокотившись на поручень, смотрел на оставляемую яхтой дорогу, словно распаханную плугом и отваливающую взрезанные пласты по обе стороны, расплёскивающиеся волнами. Судёнышко тряхнуло, он оторвался от созерцания пенящихся бурунов, оглянулся:

— Баюр, ты не боишься морской болезни?

— А что это? — лениво улыбнулся тот, не открывая глаз.

— Понятно, — хмыкнул Ян. — А вот наш Артур мается.

— Да что ты? — удивление мгновенно стряхнуло сонливость. Волхв выпрямился, оторвавшись от прогнутой спинки шезлонга: — А зачем же он завёл себе яхту?

— Красиво. И престижно. Может он позволить себе невинное тщеславное удовольствие?

— Удовольствие зеленеть, запершись в каюте? — уточнил приятель, не оценив сомнительного честолюбия, требующего принесения себя в жертву.

— В дальние путешествия он отправляется редко. А лёгкие прогулки у берегов Латура не вызывают тошноты.

Облокотившись на леерное ограждение рядом с Яном, Баюр глядел в морскую даль и улыбался:

— Давненько я не выходил в открытое море.

— Бывал в плавании? — как многого он не знает о своём друге. А ведь как, должно быть, богата его биография! — Расскажешь?

— Как-нибудь. В другой раз.

Из кокпита один за другим показались доктор Карлайль и латурец Хорест Трувер, невысокий, но плечистый и крепкий, который держал в руках развёрнутую карту и что-то быстро говорил. Ян, глядя на него, подумал, что, не зная его как учёного, он легко принял бы Трувера за бывалого матроса. Сходство довершали короткая густая бородка на широком круглом лице и неизменная трубка, которая, если не попыхивала у него в зубах, то торчала из нагрудного кармана.

— Ян, — обрадовался Карлайль, — как хорошо, что мы вас нашли. Вот коллега утверждает, что вечером мы подойдём к острову с юго-восточной стороны, где можно сойти на берег для ночёвки. Однако на карте в этом месте нет островов. Что вы на это скажете?

Ян с Баюром расправили карту и рассматривали указанный квадрат, а Трувер нетерпеливо постучал пальцем в нарисованное море и пояснил:

— Вот здесь. Не отмечен почему-то. Может быть, слишком мал для карты. А нам — в самый раз. Отдохнём, на костре моллюсков пожарим. А утром снова в путь.

— Вы что-то напутали, Хорест, — не унимался Карлайль. — Что вы можете понимать в морских картах?

— Я видел его! — уязвлено воскликнул Трувер, словно его, учёного, обвинили в подтасовке экспериментальных данных. — Когда плыли в Арканти! Песок, редкие кустики. Удобная швартовка.

— Пустой разговор, — остановил спор Баюр. — Надо спросить у капитана.

Все головы повернулись к рубке. Там, за стеклом иллюминатора, строгий и подтянутый, почти аристократичный капитан Молинер спокойно стоял, слушая старпома, который резко взмахивал одной рукой, указывая на юг, другой держал румпель. Капитан кивнул, коротко что-то ответил и спустился по лестнице в каюту.

— Старпом в рубке, — Труверу было досадно, что ему не поверили. — Уж он-то не может не знать про остров.

Старпом, увидев делегацию, поднимающуюся к нему в рубку, сделал суровое лицо, сверяя курс по компасу, всем видом показывая, как тяжела и ответственна его вахта. Этот морской волк ещё помнил, как нёс боевую службу на настоящем военном корабле, пока его не списали на сушу по возрасту и он вынужден был довольствоваться наймом на мелкие судёнышки частных владельцев. Однако доктор Карлайль, не замечая напускной угрюмости и начальственной важности, по-домашнему просто и радушно приветствовал его и, показывая свою карту, снова усомнился в существовании острова Хореста Трувера. Старпом усмехнулся, отвёл рукой, похожей на клешню глубоководного краба, сухопутную карту, хрюкнул: «Детские шалости!» — и гордо достал свою, а вернее, капитанскую:

— Морская. Здесь всё, что может встретиться. Без фантазий.

Головы учёных тут же склонились над картой, которую без подготовки прочесть оказалось не просто. Обилие цифр и линий разного цвета, которые, видимо, обозначали глубины и течения, сначала сбивало с толку, пока не догадались сравнить очертания береговых линий с простой и понятной «сухопутной» картой.

— Здесь тоже нет! — торжествовал Карлайль, словно доказал научную гипотезу на учёном совете.

— А вы, — обратился Трувер к старпому, — разве не видели этот остров?

Забыв о своей важности, тот поскрёб в затылке:

— А ведь и правда, видел… Значения не придал.

— Вот! А я что говорил! — пришла очередь Трувера торжествовать. — Ведь не приснился же он мне!

— Но ведь на карте… — растерянно бормотал Карлайль. — Даже морской…

— Когда она составлена! — многоопытно отмахнулся морской волк. — Острова появляются и исчезают. Мир не застыл на месте. Реки меняют русла, горы — очертания. А в море сюрпризов — не счесть!

— Как скоро мы его увидим? — Баюр спрашивал старпома, но смотрел почему-то на Яна. И лицо его было серьёзным.

Клешня краба поднялась ко лбу, загораживая солнце, а её обладатель сощурился в морскую даль, что-то прикинул в уме, крякнул, потом сказал:

— Точно не определить. Координаты острова не снимали…

— По моим расчетам — ещё засветло, — не вытерпел ожидания Трувер, про которого как-то забыли, задвинув на задний план, хотя честь открытия принадлежала именно ему, и он ревниво напомнил о себе.

Моряк посмотрел на него с любопытством:

— Хотите стать на якорь?

— И переночевать на острове, — подтвердил Хорест. — Думаю, капитан возражать не будет.

— А «Принц Ди» и «Корса»?

— Места хватит всем, — щедро пригласил учёный. И поспешно добавил с улыбкой: — Если они захотят присоединиться, — в том, что кто-то может отказаться от заманчивого приключения, у него даже мысли не возникло.

Ян шагнул к Баюру и сказал чуть слышно:

— Не смотри на меня так выразительно. Я помню. Карта на Мёртвом озере…

— Может, кристалл указывал именно на этот остров?

— Знать бы ещё, что значит тот его фонтанчик.

— Скоро узнаем.

Пока решался вопрос о ночёвке на острове с визитом к капитану, с рассуждениями и спорами, а больше всего — с любопытством и азартом первооткрывателей, Ян и Баюр, которые не проявили организаторской активности, отправились навестить Бартоломео. За короткое время знакомства они успели найти общий язык с латурским учёным, который сразу воспылал к ним симпатией и сам предложил перейти на ты. Все трое проделали это легко, ибо Артур оказался в общении простым и доброжелательным.

В полумраке каюты, дверь которой была не заперта и чуть скрипнула, пропуская незваных гостей (которые, кстати, не удосужились постучать и вошли как к себе домой), на койке лежало измученное приступами тело. Оно повернуло голову на скрип, давясь дежурным приветствием:

— Добро пожаловать к умирающему…

Разглядело ли оно вошедших или всех так встречало, друзья не поняли. Да на сей момент такие подробности были не актуальны. Уж больно жалкое зрелище представлял собою совсем недавно пышущий здоровьем румяный колобок.

— Рановато собрался, — усмехнулся Баюр, прямиком направляясь к койке. — Сейчас поставим тебя на ноги. Пропустить такое событие, как открытие новой земли, тебе, учёному, непростительно. Потом придётся корить себя всю жизнь!

— Что ты собрался со мной делать? — забеспокоился Бартоломео. — Уже все таблетки сожрал, без толку!

— Лежи тихо, Артур. Закрой глаза, думай о приятном, — волхв опустился на край постели, его проворные пальцы стали расстёгивать на груди страдальца рубашку.

— Ты что, гипнотизёр по совместительству?

— А тебе известно, дорогой мой, что Хорест Трувер в данный момент занимается открытием острова, которого нет ни на одной карте?

— Авантюрист, — со свистом выдохнул толстяк. — Ему бы пиратом родиться, завоевателем каким-нить…

— Смейся-смейся. Но «Сантина» скоро пристанет к неизвестному необитаемому (предположительно!) острову. И ты должен первым сойти на берег. Иль ты не вожак своей учёной стаи?

— Вожак, — вздохнул Бартоломео. Он лежал с закрытыми глазами и чувствовал, как Баюр, откинув полы его рубахи, положил что-то на грудь, как прохладными ладонями выглаживал круги, разгоняя немощь, надавливал какие-то точки и снова вращал… И вдруг в голове прояснилось и он удивился затеянному разговору:

— Какой остров? — он приподнялся на локте и переводил взгляд со своего лекаря на ухмыляющегося Яна, который, как ассистент фокусника, заведовал реквизитом и посему приступил к застёгиванию рубашки, чтоб никто не обнаружил следов эксперимента на подопытном. — Очередной розыгрыш?

— Лежи-лежи, — парень с заботливостью сестры милосердия наклонился над ним и устроил его голову, словно кукольную, на прежнее место.

— Да вы никак отпеваете меня! Сложили мои останки в койку, как в гроб…

— Это ты умирать собрался, — напомнил Баюр, — а мы пришли подлечить тебя.

— А чего меня лечить? — возмущённо возопил «умирающий». — Я совершенно здоров! — и, опомнившись, сунул под рубашку руку, зашарил. Предмет, который только что лежал на груди и будто очищал задымлённое дыхание, глушил подкатывающую дурноту, собирал в кучку рассеянное внимание и фокусировал взгляд на конкретных предметах, исчез. — Еда! — Бартоломео вскочил и бросился к холодильнику. — Как давно я не ел!

Ян открыл иллюминатор:

— Солнце садится, — и, взглянув на «больного», рассмеялся: — Тарелку не проглоти.

— Вот умру ш голоду, — вгрызался в холодную курицу Бартоломео, хрустя прожаренным крылышком, — пропадёче беж меня! Кого вышаживать первым на оштроф штанете? Кштати, што жа оштроф?

— Насыщайся. Время терпит.

В открытый иллюминатор ворвался топот ног по палубе и крики:

— Вон! Смотрите! Вон мой остров!

— Трувер! — Бартоломео вскочил и вылетел за дверь, Ян с Баюром метнулись следом.

У борта яхты столпились учёные и моряки. Друзья, налетев на них и затормозив, тоже вперились взглядами в видневшуюся в полумиле от яхты пустынную желтоватую полоску земли. Несмотря на все шуточки в её адрес, на неказистый вид нежданно-негаданно явившегося островка, на всех лицах застыло восторженно-потрясённое изумление, которое через несколько мгновений уступило место ликованию и горячим обсуждениям, оценивающим перспективы высадки. Бартоломео, проникшись торжественностью момента, а заодно вспомнив свою руководящую роль, начал вдохновенно витийствовать:

— Это будет величайшим открытием! Наше Географическое общество позеленеет от зависти, как их паршивая ящерка! — латурцы понятливо заулыбались, вспомнив герб-эмблему Общества: глобус и бесхребетно изогнутое зелёное пресмыкающееся, то ли бегущее по шару, то ли со страху вцепившееся в него, чтобы не упасть. — Мы назовём его Остров Трувера! — Артур с чувством тряс руку сияющего коллеги. Хорест застеснялся, опустив голову, лицо его разрумянилось, но глаза из-под густых бровей горделиво посверкивали на обступивших со всех сторон товарищей и соперников по разрабатываемым золотоносным жилам в граните науки. — Только не вздумайте переметнуться из академии в путешественники! — шутливо пригрозил вожак учёной стаи. — Я не отпускаю!

На лице доктора Карлайля застыла маска удивления. Он не мигая изучал пышущее энергией и излучающее бурлящую жизнерадостность лицо воскресшего коллеги. Не далее часа назад он имел возможность убедиться в самом плачевном его состоянии:

— Как вы себя чувствуете, Артур?

— Превосходно.

— Когда я видел вас днём… гм-м… — изумлённый взгляд продолжал обшаривать румяное лицо колобка, чуть не подпрыгивающего от избытка чувств, пытаясь обнаружить признаки недомогания и подозревая оптический обман, — даже предположить не мог… такую быструю перемену.

— Симулянт, — зевнул Ян.

Бартоломео предпочёл не заметить выпад:

— Я как руководитель научной экспедиции должен первым сойти на остров, чтобы не подвергать мою команду неожиданным опасностям, — от осознания важности своей миссии он раскипятился и пыхтел, как самовар.

— Судя по наблюдениям, — вставил Трувер, — остров совершенно пустынный. Кроме мелких зверюшек, вы никого не встретите.

— Ящериц? — хохотнул Бартоломео. — Изловим одну и предъявим как вещественное доказательство нашим занудным географам-разиням.

Капитан Молинер отдавал распоряжения матросам, потом подошёл к учёным:

— В бухту заходить не будем: дно у берега не исследовано. Станем на якорь в стороне и спустим шлюпки.

Подготовка к высадке пошла полным ходом. Планировали отправиться для обследования острова и ночёвки только семеро учёных и пара матросов, остальные члены команды во главе с Молинером оставались на борту яхты. «Принц Ди» и «Корса» отказались участвовать в сомнительной экспедиции и сообщили по рации, что станут на якорь в пределах видимости (на всякий случай) до утра.

Солнце, израсходовав запасы раскалённого дыхания, будучи в зените, уже не палило так нещадно, как днём, и, уходя на покой, устало наблюдало, как шлюпки причалили к берегу, как копошились возле них люди, не умеющие жить спокойно и размеренно и вечно находящие проблемы на свою… голову.

Закрепив шлюпы на берегу, люди озирали унылые песчаные окрестности, столпившись возле Бартоломео, который принял на себя роль главнокомандующего:

— Обследовать остров нужно до захода солнца, налаживать костры и ночёвку можно и в темноте, — и, обратившись к матросу, уточнил: — Бруно, сколько времени в нашем распоряжении?

— Часа два. От силы два с половиной.

Бартоломео размахивал руками, деля остров на квадраты, членов экспедиции — на группы, двигался азартно и быстро, как ртутный шарик, командовал уверенно, будто всю жизнь только тем и занимался, что открывал необитаемые острова.

Баюр и Ян разделиться не пожелали и теперь шли, увязая в песке, поглядывая по сторонам.

— На морском дне песок в точности такой же, — делился наблюдениями Баюр. — И вообще…

— Согласен. Похоже, это и есть дно, поднявшееся на поверхность. Да и сам песок… обрати внимание — чистый, промытый, ветер не успел запорошить пылью. Будто возник…

— … самое большее — с неделю назад? А ты заметил засохшие пучки травы?

— Заметил. Это водоросли. Засохли, но ещё не облетели. Значит…

— …потому и на карте нет, — волхв усмехнулся. — А ведь могли не поверить Труверу. Молодец — настоял!

— Много ракушек, — перечислял находки Ян. — Некоторые очень большие. На берегу таких не найдёшь.

— И острые, — Баюр поднял ногу, рассматривая порез на подошве.

— А я сначала разуться хотел. Раковина!

— Размеры впечатляют, — присвистнул волхв. — Явно из морских глубин. А что это за кустики? На материке я таких не встречал.

— Я тоже, — Ян наклонился, ощупывая находку. — Кораллы.

Баюр оглянулся вокруг, размышляя вслух:

— С какой стати этот островок поднялся на поверхность? Если, конечно, наши предположения верны… — в голосе сквозила подозрительность. Жизненный опыт подсказывал ему, что из ничего ничего не возникает без уважительных причин. — Обычно такое случается в результате тектонических катаклизмов… ну там, извержения глубоководных вулканов… чего-нибудь глобального… вроде смещения полюсов, падения гигантских космических объектов. Но ведь подобных происшествий не было?

— А это что за след? — указал Ян на вмятину в песке с чётко прорисованными контурами.

— Здесь что-то лежало. Мокрое и довольно долго, — Баюр внимательно рассматривал большой круг, похожий на глубокую тарелку с присохшей к дну плёнкой-шелухой, потрогал пальцами края. — Потом высохло, и песок затвердел.

— Большая медуза? С глубины? — предположил приятель.

— Очень может быть. На таком-то пекле. Поднимайся. Пойдём дальше.

Песок неровно бугрился по сторонам, молчаливо удовлетворяя любопытство людей, но и сам зорко наблюдал за исследователями. В наступившем сумеречном свете казалось, что он ожил и даже слышалось по сторонам и сзади сухое шуршание и как будто даже движение, от чего холодок пробегал по спинам.

— Наверное, ничего нового мы не найдём, — пробормотал Ян. — Встречается всё то же, что и вначале.

— Не скажи, — его спутник пристально вглядывался в густеющую мглу впереди. — Вон, посмотри. Что-то валяется.

Они подошли ближе. Бесформенная груда при внимательном осмотре начала принимать осмысленные очертания. Изрядно прогнившие толстые доски, покрытые илом, засохшим и обвисшим грязными лоскутами, были похожи на обломки небольшого судна.

— Затонувшая шхуна? Потерпела крушение… — предположил Ян.

— Судя по всему, покоилась на дне, — Баюр пнул башмаком находку, потоптался на месте: — Что-то у меня под ногами… Ты лопатку прихватил?

Короткие походные лопатки замелькали наперегонки, но засыпанная песком находка находилась неглубоко, и через пару мгновений они заскребли по твёрдому. Копатели, переглянувшись, стали разгребать песок руками.

— Доводилось прежде клады раскапывать? — ухмылялся Баюр.

— Нет. А что?

— Хватку профессиональную ни с чем не спутаешь, — язвительно похвалил волхв.

— У меня учитель хороший, — парировал Ян в тон насмешнику.

Из песка показался рундучок, простенький, матроский, обитый железными полосками. Поржавевшие, но впечатанные в просмолённое дерево, они сохранили свои функции, и рундучок оказался крепким, хоть и потрёпанным с виду.

— Вытаскиваем, — скомандовал Баюр. — Да не за ручку! Бери снизу.

Стряхивая налипший песок и рассматривая замки, волхв, алчно облизнувшись, поинтересовался:

— Как делить сокровища будем?

Поняв, что приятелю, соскучившемуся от пустопорожнего плутания по вязкому песку, невтерпёж подурачиться (надо же как-то раскрасить идиотскую маршировку в потёмках по пустынному острову, который не удосужился удивить их ничем интересным), Ян включился в игру:

— По справедливости.

— Ну, гляди… — пригрозил Баюр. — В драку потом не полезешь?

— Ничего заранее не обещаю. Уж как получится.

С замко́м, который еле держался, справились легко, а вот крышка, плотно подогнанная, успела врасти в стенки, и Баюру пришлось снимать с пояса нож, больше похожий на боевой кинжал, надрезать и отковыривать её. Предусмотрительный хозяин упаковал свои вещички в крепкий кожаный мешок на случай, если влага всё-таки просочится внутрь. И теперь кладоискатели, вытряхнув из него содержимое, с любопытством разглядывали чужое барахло.

Баюр вытянул двумя пальцами из кучи нижнее бельё — рубаху и порты, повертел перед глазами:

— Это тебе, — принялся он за делёжку. — Снова тебе… Обратно тебе…

Ян покатывался со смеху, только успевая подставлять локоть и отмахиваться от летящего в него тряпья:

— Ты себя не обделил?

Вещички погибшего моряка были неказистыми, самыми обыкновенными, которыми даже ни один музей не заинтересуется — такого добра у них навалом, и чтобы разочарование не испортило чудный вечер, друзья устроили пикировку остротами. Кроме неинтересных тряпок, на дне обнаружились складная лопатка, фляжка в кожаной оплётке, керосиновый фонарик с треснутым стеклом и незаправленный, ложка с короткой ручкой, кружка…

— О! — волхв выудил из погромыхивающего вороха тёмно-зелёную бутыль, поболтал: — Успел вылакать! Порожнюю посуду хранил как реликвию.

— Для сугрева души?

— Лекарство против страха! — уточнил Баюр, оправдывая бывшего владельца «несметных сокровищ».

— Нет, для призыва дорогих гостей, — изощрялся его приятель, изобретая назначение загадочного сосуда. Вернее загадочную причину хранения этого хлама.

— Каких?

— Ну, его глюки, как пить дать, превосходят моё воображение. Мне на ум приходит только Белая горячка под руку с морским дьяволом — опыта маловато.

— Наверстаешь! Ты способный… — утешил его новоявленный грабитель, разгребая чужое добро. — А вот и закуска! — в Яна полетела маленькая коробочка, пойманная им на лету.

— Таблетки морфина? — вот уж чего не ожидал, даже шпилька забылась, готовая поразить подлые намёки приятеля.

— Да тут его немерено. Не хватит — проси добавки!

— За последнего жлоба меня держишь? Поделим поровну, в натуре! — Яну удалось-таки припомнить разбойный жаргон, чтобы полновесно перекрыть щипки знатока. Где он, кстати, поднабрался умений в таких разговорчиках? На пиратской шхуне служил?

— По справедливости! — напомнил сообщник. — А для полного комплекта — азартные игры! — Баюр победно потряс над головой замусоленной колодой карт. Даже кости имеются. Ну, это для бисовых шулеров. Шоб у них мигалки повылазили!

— То есть для нас? Или ты ещё кого-то имел в виду?

Из чрева рундучка, с самого дна, шарящая рука выдернула ещё один кожаный мешок, довольно объёмный, но сильно приплюснутый, волхв дёрнул за шнурок, стягивающий горловину, принюхался:

— Матерь божия! Да это ж наркобарон! — запустил руку внутрь, вытянул шмат тускло-зелёного сена. Дневной свет давно сменился на глубокий вечерний, но фонарь не включали, ещё можно было и без него всё разглядеть вблизи, а тем более унюхать. — Конопля! А это? Тьфу, колючая, зараза! Семенная шишка дурмана!

— У тебя все пальцы в пластилине… — охота к шуткам и дурачеству как-то сама собой уступила место озадаченности. Зачем простому морячку (судя по незатейливому набору интимных принадлежностей) такая уйма наркотиков? Целую армию свалит в беспамятстве. Может, он диверсант? С таким экзотическим оружием? Другого-то у него не было. По крайней мере, они не нашли.

— Чёрт! — волхв брезгливо вытер коричневую дрянь о сухую траву, и она посыпалась обратно на дно рундука. — Жмых!

— Чего?

— Опий-сырец, готовится из сока мака.

— Пережрал дурмана? И отправился на дно?

— А это что? — Баюр замер.

Скрученный трубочкой кусок кожи, перетянутый бечёвкой, выкатился из переворошённой кучки вещей и наткнулся на воткнутую в песок лопатку. Срезав бечёвку, волхв расправил рулончик и ахнул:

— Карта! А морячок-то непростой!

Ян тоже уставился в разрисованный клочок кожи:

— Остров сокровищ!

И Баюра снова пробило на шпильку:

— Жадный ты, ваше благородие. Сокровища ему подайте! Стыдно, брат. И нехорошо.

— Пиратам и расхитителям гробниц положено.

— Неизвестно, что он искал. Может, и не сокровища вовсе.

— Вот вы где! — увязая в песке и опыхиваясь, к ним спешил Бартоломео, за ним едва поспевал Карлайль. — Наши уже развели костёр, разогревают ужин. Пошли, а то эти проглоты оставят нас голодными.

Баюр быстро сунул карту за пазуху и встал.

— Нашли что-нибудь? — заглянул в яму толстяк.

— Да так, ерунду всякую, — Ян заталкивал в сундучок барахло и прилаживал замок.

— Идеи есть?

— А то!

— Обсудим у костра. Живенько, живенько!

Разговор у костра не горел таким энтузиазмом, с каким ступили на остров учёные. Исходив вдоль и поперёк открытую землю, где земли как таковой не обнаружили, наломав непривычные ноги в сыпучем песке, люди мечтали лишь об одном — поскорее растянуться на одеялах под сияющим звездным пологом и отдаться сну. Отчеты первопроходцев были похожи друг на друга, как две капли воды: находки у всех были одинаковыми, поэтому и выводы совпадали. Только рундучок погибшего моряка заставил всех встрепенуться, но и то ненадолго, ибо он не таил в себе не только сокровищ, но и вовсе ничего интересного. Кроме склада наркотиков, которые за давностью и ненадёжным способом хранения, скорее всего, потеряли товарную ценность (правда, проверять на собственном опыте никто не рискнул). Намерения погибшего морячка (в смысле распоряжения ядовитым грузом, запрещённым законом) остались невыясненными. А теперь уже и не выяснятся никогда. Так что вскоре над уснувшим островом воцарилась тишина, которую нарушали лишь всхлипы набегающих на берег волн.

Глава 3
Кракен

Баюр проснулся от озноба. Утренняя свежесть осы́пала его мурашками и заставила встряхнуться. Он посмотрел на мирно посапывающих учёных, на седое кострище без признаков дымка, на розовеющий горизонт. Ещё все спят? Хорошо! Можно спокойно рассмотреть карту, поразмышлять. Он приподнялся, встав на колени и разминая затёкшие мышцы, огляделся вокруг. Что-то изменилось. Кажется, яхты были с другой стороны острова, когда он ложился спать. Неужели он вчера так устал, что перепутал стороны света и расположение яхт? Быть того не может. А рассвет? Он что, теперь рождается на западе? И вдруг горизонт поплыл перед глазами. Закружилась голова? С чего бы? Он вскочил на ноги. Нет! Голова не кружилась — кружился остров…

— Ян!!!

Сонные глаза разлепились, прищурились на волхва:

— Рано ещё.

— Быстро!!!

— Голова кружится.

— Нет, Ян. Это остров плывёт.

— Что?!! — вскочив на ноги и не успев поднять общую тревогу, подброшенный мощным толчком, он вместе с Баюром свалился на песок.

Горизонт в вихре калейдоскопа смешал голубое, розовое и оранжевое, завинчиваясь вокруг острова, как пробка на бутылке с закупоренными в ней людьми. Вырвавшийся из воды дикий рёв заложил уши, море покрылось рябью. Повскакавшие в панике учёные беспомощно озирались в поисках причины происходящего. Невольно все взоры устремились на место, где вечером пришвартовали шлюпки, и на яхту — единственный путь к спасению от взбунтовавшегося острова.

Шлюпки разбросало далеко от «берега» и крутило в водовороте, а на «Сантине» кипел настоящий бой. Все, кто оставался на яхте, высыпали на палубу и отбивались попавшимся под руку инвентарём от гигантских щупалец, которые с разных сторон захватывали судно, омерзительно извиваясь и неся неминуемую гибель. В лучах восходящего солнца посверкивали кухонные ножи, кортики и топорики, но главными в битве были палки, отломленные бог знает от чего, которые против чудовища были абсолютно бессильны. «Принц Ди» и «Корса», совершенно не способные противостоять гигантскому спруту, сначала мирно спавшему и выглядевшему, как безобидный песчаный островок, а теперь рассвирепевшему, поднявшему бурю, уничтожающему всё в пределах досягаемости, уходили на безопасное расстояние в надежде уберечь от гибели хотя бы тех, кто оставался у них на борту, а также выловить из пучины чудом спасшихся жертв чудовища.

«Остров» начал погружаться, а когда вода поднялась людям выше пояса и они в ужасе смотрели друг на друга, не представляя себе, что можно предпринять, вдруг выпрыгнул, словно ужаленный снизу, показав огромное бордово-сизое тело с чёрными и красными прожилками. Необъятная пасть с бесчисленными острыми зубами в обрамлении мощных извивающихся щупалец раскрылась, чтобы издать очередной рёв. Двое учёных не удержались на теле спрута и были смыты вместе с песком и воплями в море, но монстр не дал им утонуть, а заглотил вкупе с мутной водой, тут же отрыгнув её обратно.

Бартоломео вцепился в Баюра:

— Я не умею плавать!

— В брюхе у кракена тебе это умение ни к чему.

На «острове» осталось всего трое — Ян, волхв и вцепившийся в него мёртвой хваткой Бартоломео. Карлайль, Трувер и сопровождающие их два матроса скатились по скользкому боку спрута в море и в панике плыли подальше от монстра, щупальца которого были заняты яхтой.

— Зачем ты меня вылечил? Лучше бы я болел в своей каюте.

В это время раздался треск, и «Сантина», увитая в фиолетово-бордовый шевелящийся кокон, треснула, как хрупкая скорлупка. Оставшиеся в живых люди попрыгали в воду и поплыли, надеясь спастись от страшной участи.

— Думай, Баюр! Ты же мудрый… и изворотливый, — Бартоломео, не надеясь на свою изобретательность, тем более на способность противостоять чудовищу, смотрел на волхва, как утопающий на соломинку.

— В воду не прыгать, — принял волевое решение волхв. — Держаться на загривке кракена до последнего. Возможно, он даже не знает, что мы у него на «шее». Сейчас покуролесит, пойдёт на глубину, а мы поплывём.

Ян повиновался приказу беспрекословно, немедленно ухватившись обеими руками в шевелящиеся на скользкой спине монстра отростки неизвестного назначения. Бартоломео и рад был бы подчиниться, но понятия не имел, как это сделать, и жалобно промямлил:

— Да, но я…

— А ты, Артур, держись за меня.

Руки светила клещами сомкнулись на ремне волхва и судорожно закостенели. Теперь отодрать его можно было только вместе со штанами.

Неизвестно, когда собирался кракен на глубину, а пока он кружил на одном месте, устраивая водовороты и опасные воронки, ревел и лязгал челюстью. Длинные толстые щупальца то свивались кольцами, то вытягивались и шарили в поисках добычи, взбалтывая морские волны до пышной белой пены.

На счастье жертв, толстая и скользкая шкура монстра обросла, словно пучками травы, короткими, шевелящимися отростками, которые первым заметил Ян. Баюр по его примеру тоже вцепился в них, толстяк же не выпускал из стиснутых кулаков ремня, считая его самым надёжным спасательным средством. Мерзкие отростки и в руках продолжали шевелиться, но отвращение, равно как и другие чувства, уступило место одному единственному инстинкту — неукротимой жажде спасения. Соскальзывая и поддерживая друг друга, они потеряли счёт времени. Им казалось, что кракен бушует уже целую вечность, что их му́ке не будет конца, что занемевшие пальцы вот-вот разомкнутся и они свалятся в море, чтобы отправиться в ненасытную утробу чудовища.

Сколько бы ещё смогли продержаться узники «острова», чтобы не сползти в пучину, бог весть. Но вдруг кракен остановился, спрятал щупальца-убийцы под воду, притих. На поверхности моря остался прежний остров, только теперь уже без песка. Люди перевели дух.

— Всё равно здесь оставаться нельзя, — прохрипел Бартоломео. — Надо выбираться.

Баюр кивнул, разжал занемевшие пальцы и огляделся вокруг. Далеко, у самого горизонта, были видны мачты дрейфующих яхт, ожидающих и вылавливающих спасшихся. Волны, постепенно успокаиваясь, выравнивали зеркальную поверхность моря, и трудно было поверить, что четверть часа назад здесь бушевал ураган, погибли люди, яхта, шлюпки…

— Спускаемся тихо в воду. Вот здесь, — командовал Баюр. — Без всплеска, бултыхания. Постарайтесь создавать как можно меньше волн, чтобы кракена не растревожить. Плывём к яхтам. Ян, ты хорошо плаваешь?

— Я вырос на море.

— Артур, держись за мой ремень, не шевелись, повисни тряпкой.

Им удалось бесшумно спуститься в воду, и они осторожно, без гребных взмахов и брызг поплыли, пользуясь затишьем, держа курс на виднеющийся у горизонта «Принц Ди». Бартоломео повис на ремне Баюра и не шевелился, превратившись в дохлую рыбу, Ян плыл рядом, подстраховывая толстяка. Десять метров от «острова»… двадцать… двадцать пять… Баюр оглядывался, следя за безмятежно застывшей тушей чудовища на поверхности, прислушиваясь к обманчивому спокойствию. И вот, когда уже избавление от участи десерта стало почти физически ощутимым и воспрянувшие пловцы, окрылённые надеждой на спасение, рванули изо всех сил, «остров» медленно затонул, а из воды бесшумно поднялась зловещая пасть, раскрылась на необъятную ширину и стремительно понеслась за беглецами. Они оказались лёгкой добычей. Последнее, что они увидели, были огромные челюсти, которые с лязгом сомкнулись над их головами.

***

— Какая ужасная смерть! — капитан «Принца Ди» Доккар опустил бинокль. — Они сумели уплыть далеко. Ещё немного — и мы бы выловили их и спасли.

Собравшиеся на палубе люди, с биноклями и без, потрясённые, в гробовой тишине осмысливали и переживали случившуюся трагедию. Монстр, проглотивший последних оставшихся в живых «островитян», не сумевших его обмануть и убраться подальше, исчез из виду, уйдя на глубину и сделав их дальнейшее пребывание в здешних водах не только бессмысленным, но и опасным. Наступившая тишина звенела в голове натянутой струной, и её напряжение не в силах были разрядить ни крики чаек, вьющихся над пиками мачт, ни мерное похлюпывание волн у бортов яхты, ни ласковое тепло набиравшего силу дня. Откуда-то издалека, из прошлой жизни, давно забытой и ставшей смутным воспоминанием, донеслось:

— Поднять якорь! — капитан спешил покинуть опасный квадрат, чтобы трагедия, столь наглядно и убедительно продемонстрированная, не дотянулась ещё и до них. — Полный вперёд!

Из тех, кто отправился в экспедицию на остров, удалось спастись только Карлайлю и Труверу (последний не простит себе своего открытия до конца жизни), да с «Сантины» — старпому, двоим учёным, троим матросам. Погибли двенадцать человек, включая капитана Молинера, мужественно сражавшегося с гигантскими щупальцами, захватившими судно, до последнего. Такой ужасной смерти в зубах морской твари не припоминали на своём веку даже бывалые моряки, включая старпома. Поисковые шлюпки подняли на борт и, отклонившись от курса, огибая опасную зону, на полном ходу помчались в Латур. «Корса» летела рядом, не отставая.

— Я слышал байки старых моряков о кракене, — говорил молоденький юнга матросу, скручивая трос, — но не думал, что это всерьёз.

— Даже имени его не упоминай! Мы ещё не спаслись.

Море привычно качалось за бортом, отбрасывая пенную волну, солнце играло бликами на воде, но что творилось на глубине, было тайной, смертельно опасной, непредсказуемой, о которой вслух говорить у мореплавателей не принято, дабы не притянуть беду. Тревога, витавшая в воздухе, напрягала нервы и не давала ослабнуть обострённому вниманию к каждому неожиданному звуку, всхлипу, скрипу. Пассажиры, стараясь не мешать матросам, бессмысленно торчали на палубе, забыв о каютах, беспокойно всматриваясь в морскую поверхность, ещё не осмыслив до конца потерю товарищей-учёных, ещё ожидая преследования монстра и готовясь к отпору.

***

Что-то мягкое… рука лихорадочно шарит по поверхности… как влажная губка… широченный шершавый матрац… вздрагивает и ёжится. Темно, душно… Пованивает тухлой рыбой… Взмах над головой, во все стороны… Стены… вокруг стены… мокрые, сопливые… то приближаются, то расходятся… Дышат?.. Матрац дёргается, как живой… Беспокойное прощупывание жмущегося в судорогах сидения ясности не прибавило, не вызвало в памяти аналогичного опыта. Да на такое смердящее, склизкое, чмокающее под задом добровольно плюхнуться раньше… да ни за что! А теперь… кажется, даже рад — всё-таки жив, может, ещё не конец, как-нибудь удастся вывернуться… Шок постепенно истаивает, уходит, а сознание проясняется. Ян пошевелил ногами, руками — всё цело. Где он? Где Баюр? Бартоломео? И вдруг услышал в кромешной тьме:

— Почему он нас не глотает?

И в ответ — до боли родной голос, спокойный и уверенный, обращающий панику в позорное бегство:

— Потому что мой кинжал пригвоздил его язык. Не знаю, надолго ли…

Ян вспомнил кинжал волхва, обоюдоострый, размером с небольшой меч. Передышка между сменой блюд? Парень почувствовал себя десертом, который дожидается, когда гурман нагуляет аппетит, и его чуть не вывернуло наизнанку.

— Баюр, перемещение! — прохрипел он, запоздало вспомнив запасной путь спасения.

— Вместе с кракеном? В момент телепортации у него освободится язык, мы окажемся у него в желудке, и тогда всё — хана! Я тоже очухался только теперь… почти съеденный. На пике опасности забыли об атефактах.

— О чём вы говорите, чёрт бы вас побрал?!

— Да уж лучше бы чёрт… наверное…

Темница вдруг ярко осветилась, и Бартоломео ошарашено воззрился на прозрачный кристалл в руках Баюра, сияющий гранями. Свод и стены, ребристые и вздымающиеся, источали липкую слюну, которая пузырилась и капала сверху, скатывалась по бокам и вдоль сомкнутых рядов острых и частых зубов чудовища, подтекала под язык, на котором сидели пленники и вокруг которого уже стояли озерца вязкой вонючей слизи. За спиной Яна зияла чёрная дыра глотки с извивающимся красным язычком, словно лепестком пламени из адской бездны. Откуда-то снаружи донеслось мощное мычание, как гудок многомерного траулера или сухогруза.

— Наверное, этот гад утащил нас на глубину. Только бы не разжал свои зубищи. Тогда нам конец, — рассуждал Бартоломео.

— А теперь? — усмехнулся Баюр. — Только начало? Всех прелестей и удовольствий?

— Ты что-нибудь придумаешь, — самообладание не покинуло толстяка, он с надеждой смотрел на всемогущего друга. Его вера была сродни детской, непререкаемой, когда способности взрослого и мудрого защитника не подлежат сомнению. Она давала силу не раскисать, пока рядом надёжная рука и властная воля, которая вытянет, вызволит из любой западни. Надо только ей подчиниться.

Баюр поправил на запястье браслет, потом тыльной стороной руки вытер со лба выступивший пот, и вдруг стены темницы стали прозрачными, открыв взору морское дно, по которому медленно двигался монстр.

— Ай да, Харлисс! — ахнул от неожиданности и восторга волхв. — Ай да затейница!

— Всего лишь потёр? — изумился Ян. — А что ещё они могут? Твои доспехи?

— Вы говорите загадками! Что происходит? — пыхтел толстяк, который привык в научных экспериментах разделять причину и следствие, а здесь, в этой мешанине случайностей, ни конца, ни начала не найти, не говоря уж о поступательности. Он совсем запутался. Реальное и несбыточное, сказочное так ловко подменяли друг друга, что в голове вертелось, не давая их распознать, отсортировать. Так что фокусы своего друга и спасителя он принимал за чистую монету, как природное естество, иначе… иначе свихнёшься прежде, чем испустишь дух в утробе подводного гада.

— Смотри, Артур. Такое в кабинете в микроскоп не увидишь.

— Да где он, мой кабинет? Вместо этих пейзажей я лучше бы таращился в микроскоп.

— Ян, а тебе эти пейзажи ничего не напоминают?

— Напоминают? Шутишь? Хотя… что-то смутное…

Баюр вынул из пазухи клочок кожи, мокрый и скомканный, расправил:

— То-то я подумал, что на земную поверхность не похоже… Но даже предположить не мог…

Ян проморгался и тоже уткнулся в кожаные каракульки:

— Уж не сожрал ли нашего морячка кракен?

— Какого морячка? — у Бартоломео никаких соображений в этом гиблом месте не зарождалось, только вопросы. А его друзья как назло перебрасывались непонятными ему шарадами, вынуждая его чувствовать себя иностранцем, не разумеющим чужой язык. Он ошалело переводил взгляд с одного на другого и ждал хоть каких-нибудь пояснений, подсказок.

— Помнишь сундук, Артур? — как любознательному ребёнку объяснял волхв.

— Ну да. С барахлом каким-то.

— Так вот. Среди прочего барахла там была эта карта с неизвестными обозначениями.

— А почему вы её утаили? Не представили с этим сундуком?

— Мы вернём её в сундук, — покладисто пообещал кладоискатель. — Покажи, где он. И где люди, которым мы должны предъявить карту.

Бартоломео насупился. Он не любил выглядеть болваном. И не желал быть бесполезным балластом, а все его попытки помочь друзьям и хоть что-то придумать были безнадёжно провальными.

— Наркотики! — вспомнил он. — Похоже, что ваш морячок охотился за этой скотиной. Ишь припас какую уйму отравы. Надо было прихватить с собой.

— Ими до смерти не отравишь, — усомнился Ян. — Такую-то тушу! Хотя он, может, и не планировал до смерти, лишь бы одурманить, приручить, а потом управлять… Что-то он искал здесь, а добыть это мог кракен.

— Вот эта линия, а? — как ни в чём не бывало обратился Баюр к Яну. — Не кажется тебе, что она совпадает с маршрутом нашего кракена? Вот она огибает треугольник, видишь? А на дне это…

— Пещера, — догадался Бартоломео. — Логово кракена, как пить дать.

— Логово, говоришь? — волхв прищурился на громадный треугольный камень, нависший над мутным кратером, вокруг которого не было никакой растительности, и даже рыбы избегали сюда заплывать. — Что-то не спешит он нырять в свою дырку.

— Вряд ли он живёт в дырке, — развил свою мысль оживившийся Артур, — это туннель, который ведёт в его владения.

— Ты тоже сказок наслушался? — без тени улыбки обронил Баюр, даже не взглянув на толстяка. — Впрочем… не исключено. Чем чёрт не шутит?

— Что-то я никак не соображу, — нахмурился Ян, — зачем морячку эта карта? Он что, в логово кракена собирался попасть?

— Звучит абсурдно.

— А нам-то что делать? — завозился на мокром «матраце» латурец. В их положении все варианты, которые он мог изобрести, были смертельными и его не устраивали. Выплюнет их кракен на дне морском, проглотит (если, конечно, сумеет освободиться от кинжала) или утянет в своё логово — один результат. Но как его избежать — ничего не приходило на ум.

Чудовище, намертво сцепив зубы, оберегающие пришпиленный язык, совершило неспешный рейд вокруг треугольного камня, собрало в пучок щупальца и, сунув их в кратер, стало углубляться, энергичными движениями расширяя туннель. Мощное скользкое тело полетело сквозь подземный ход в кромешной тьме легко и быстро, а массы песка смыкались за ним, как груды цементного раствора, запечатывая потайной лаз. И вот уже стены разошлись в стороны, открывая обширную полость, подводную пещеру. Морская вода, просочившаяся сюда с кракеном, быстро впитывалась в губчатые стены, пол и исчезала, оставляя на поверхности потёки прихваченного по пути песка. Крупные светящиеся гнилушки и какие-то то ли рачки, то ли паучки, ползающие по своду, создавали смертельно-призрачный, потусторонний полумрак. И тогда кракен разжал челюсти. Пленникам приглашения не требовалось. Они выкатились из его пасти мгновенно, при этом Баюр успел выхватить свой кинжал, освободив язык монстра, и унеслись от своего похитителя настолько далеко, насколько позволяли размеры подводного убежища.

Конечно, вздумай этот прожорливый гад напасть на них, их жалкая защита оказалась бы бессильной, а от самих жертв не осталось бы мокрого места.

Однако кракен (к величайшему облегчению загнанной в угол добычи) с наслаждением зевнул во всю свою чудовищную пасть, пошевелил освобождённым языком, рыгнул, обдав свои жертвы гнилостным зловонием, и, обняв щупальцами себя со всех сторон, затих. Только круглый выпуклый глаз, не мигая, вылупился на замерших людишек. Конечно, куда им тут деться? Вот выждет, когда переварятся их товарищи, и приступит к продолжению банкета. А может быть, им только казалось, что он смотрит на них, потому что всё поведение кракена показывало, что он не берёт во внимание кого-то ещё в пещере, кроме себя самого. Люди готовились к бою, а враг, прикрыв плёнкой глаз, спокойно уснул.

— Ну и ну! Чем дальше, тем чудесатее, — прошептал Бартоломео. — Хорошо хоть воздух здесь есть, правда, вонючий, зараза, — он зажал нос, чтобы не расчихаться. — Но, каким образом он сюда проникает — убей, не пойму. А там что за груда такая? Да нет же, — он придержал за рукав Яна, нацелившегося в дальний угол. — Вон, за горбом у скотины этой.

Скотина зашевелилась, распрямляя и снова сворачивая щупальца, то ли потягивалась, то ли успела проголодаться. Один размах был не очень осторожным и задел ту самую кучу, которую заметил Артур. Зазвенело. Что-то упало и покатилось до самого центра логова. Люди снова насторожились, но кракен затих. Или притворился, гад.

— Да ведь это… кольцо. Золотое, — опешил Артур. — Зверюга копит драгоценности!

— Отрыгивает после съеденных людей. Золото ж не переваривается, — Ян прикинул на глаз размер кучи. — Надо ж было столько сожрать! И как его не разорвало!

— Не, — толстяк прищурился, разглядывая наваленные поблёскивающие трофеи, — там и крупное что-то. Гляди, крест с алмазами! Тоже золотой, небось, с потонувшего корабля…

— Или потопленного…

— А может, это морской дракон? — взыграло воображение латурца, подсказывая ему алчные вкусы чешуйчатых гадов, хранителей сокровищ. — Драконы любят сокровища.

— Мордой не вышел, — фыркнул парень. — К тому же драконы вылупляются из яиц, а этот — скорее всего, продукт икорного производства. Хотя… во вкусах они чем-то явно сходятся.

Баюр прощупывал стены пещеры и бесшумно шёл по краю, исследуя положение, в котором они оказались по воле случая. Кристалл пришлось погасить и спрятать в карман, чтоб не привлекать нежелательное внимание хозяина логова, а эффект просвечивания ловушки артефактами стал бесполезен: за каменной толщей виднелась лишь густая непроницаемая муть, не дающая никакого представления о их местонахождении. Благо, кое-какое свечение источали глубоководные лишайники, паразитирующие на морском мхе, облепившем бока убежища, да ползающие по нему, как привидения, прозрачные светящиеся козявки. Стены и свод почти сплошным ковром были облеплены губкой, вбирающей излишнюю влагу, благодаря чему донный резервуар не наполнялся водой. Только под ногами попадались хлюпающие лужи. При надавливании обшивка пещеры тихо чавкала и сочилась какой-то слизью. Ян, следя за монстром краем глаза, пошёл в противоположную от волхва сторону, с отвращением отряхивая руки от губкиных соплей. Бартоломео ничего не оставалось, как заняться изучением свода и простирающегося под ним пространства. Далее центра пещеры он соваться не рискнул.

Подводная полость имела почти правильную округлую форму, без выступов и щелей и сохраняла постоянный климат с достаточным доступом воздуха. Вонь вскоре проветрилась, только со стороны кракена смердело по-прежнему. Ничего, что могло бы помочь узникам, обнаружить не удалось.

— Воздух, — тихо сказал Баюр, когда товарищи, разводя руками, подошли к нему. — Откуда-то он поступает, просачивается. Надо найти.

Он снова достал из пазухи наследство погибшего морячка и, отгородившись спинами друзей, подсвечивал кристаллом карту, которой сам хозяин воспользоваться не успел.

— Вот этот круг в центре… Не сама ли пещера?

— Похоже.

— Мы находимся вот здесь… кажется.

— Именно! Вот она, спираль, — обрадовался догадке Бартоломео. — Это кракен. Его постоянное место. А это что? Рядом с ним?

— А это как раз то, что мы ищем… Воздуховод.

— А куда он ведёт?

— Куда бы ни вёл, — дальновидно рассудил Ян. — Не дожидаться же, когда людоед проснётся и соизволит нами подзакусить.

— Да ведь он его охраняет! Уверен гад, что мы никуда не денемся, — горячился толстяк. — Разве мы не рискнём, Баюр? Я готов…

— Успокойся. Хладнокровие и трезвый расчёт — лучшие помощники в непроверенной ситуации.

— Других вариантов всё равно нет. Хорошо, хоть этот отыскался, — самый юный пленник высказал совокупное мнение, которое сложилось у всех синхронно и мгновенно.

Друзья переглянулись и уже без слов поняли друг друга, что оттягивать миг спасения из ловушки (сомнительного, конечно) чревато. А точнее — самоубийственно.

Медленно и бесшумно они приближались к щели, возле которой спиралью покоился кракен. Волхв кивнул Яну, и тот неуловимой молнией исчез в небольшом проёме. Прислушались… Тихо.

— Теперь ты, — подтолкнул волхв Артура.

Толстяк подошёл на цыпочках к щели, просунулся в неё до пояса и… застрял. Проклятье! Тот, кто делал эту дырку, не предусмотрел габаритов Бартоломео, и теперь он крутился и пыхтел, пытаясь себя протолкнуть, но безуспешно. Толстая спираль у его носа пришла в движение, а, когда он увидел, как медленно приподнимается плёнка на круглом глазе, внезапно схуднул от ужаса и провалился в бездну. Баюру уже пришлось с оружием пробиваться к щели. Щупальца взвились в воздух и ловили нахального человечка, который, размахивая кинжалом, рубил их, а куски, отлетая в стороны, продолжали извиваться и ползти. Ещё несколько обречённых мгновений он бы продержался в неравном бою и бесславно сгинул, если бы не спасительная дыра. Изловчившись, он звериным прыжком сиганул в щель и уже во тьме, поглотившей его, услышал высоко над головой яростный рёв обманутого кракена.

Глава 4
Плен

Он летел сквозь зелёные ветви, увитые плющом, которые с треском ломались и летели вниз вместе с ним. Запахи леса, прокалённого солнцем воздуха были резкими, перехватывали дыхание, будто забылись за вечность, проведённую под водой, в вонючем логове спрута-людоеда, и казалось, что грудь вот-вот разорвётся от хлынувшего в неё потока. Он упал в густой бурьян, широко разросшийся, высоко поднявший макушки трав, заплетённые цветущим вьюнком, покачивающиеся на ветру и надёжно скрывающие его в своей глубине, и возблагодарил богов. Несмотря на пышную крону дерева и травяную подушку, затормозившие и смягчившие падение, боль от удара выгнула спину, а в закрытых глазах вспыхнули и закружились звёзды. Воображение живо нарисовало иной вариант падения, где его окровавленные останки мучительно испускают дух на голых острых камнях. Вздох облегчения стёр картину несостоявшейся бесславной кончины, и волхв прислушался. Щебетание птиц и жужжание насекомых чередовались с журчанием воды. Где-то рядом была река. Или ручей.

Он посмотрел вверх, на щель, из которой вывалился, и увидел ослепительно голубой простор. Без конца и без края. Ни щели, ни каменной глыбы, в которой могла находиться щель, не было и в помине, только необъятная, ошеломляющая небесная даль. Хороший портал пригрел под боком глубоководный паук! Сидит там, как собака на сене: сам не ам и другим не дам. Вот к чему подбирался морячок… На черта ему это сдалось? Впрочем, его обстоятельства остались неизвестными. Да и глупая какая-то у него была подготовка… хотя опять же — всего им знать не дано…

За зелёной ширмой из ближних кустов послышалось шуршание, и к нему на четвереньках подползли друзья, всё ещё не решающиеся подняться в рост.