Оглавление

Часть 1 
Ангел

1

То утро для Акрили́ки было самым обычным. Она встретила его, как встречала почти каждое начало дня — со светлой радостью. Наступил новый замечательный день, взошло золотое животворящее солнце — чем не повод улыбнуться? Она радовалась многим мелочам: голубому небу, пушистым облакам, звонкому дождю, узорчатым снежинкам, сверкающей росе, умиротворяющему закату, разноцветной радуге, бесчисленным звёздам. Список можно продолжать до бесконечности. Достичь состояния, когда искренне улыбаешься самым простым вещам, удаётся далеко не всем ангелам. Кое-кто так и не смог постичь этой элементарной мудрости. «В мире и так много зла и горя, незачем усугублять их своим пессимизмом, — говорила их наставница Эмильда. — Учитесь искать счастье в малом, и тогда Свет, сияющий в вашем в сердце, озарит путь не только вам, но и тем, кто рядом».

Эмильда обучала юных учеников Ангельской школы добру, умению испытывать радость, чувствовать Свет и нести его миру. Не все ангелы могли постичь её науку, хотя на первый взгляд она казалась совсем несложной. Некоторые такое умение и вовсе считали бесполезным. Мол, зачем уметь радоваться солнцу, когда его лучи отражаются в стали меча какого-нибудь демона? И несмотря на то, что солнечный свет демоны не любили, он не мог уменьшить их силу и злобу, равно как позитивный настрой — обеспечить победу. Но Акрилика знала, что умение видеть прекрасное и искренне это ценить стоит очень многого… И потому понимала, почему ему надо обучаться наравне с другими занятиями, где им преподавали знания об истории, искусстве и философии, артефактах и рунах, магических существах и смертных, управлении собственным даром и обращении с общей энергией, полётах и владении оружием. Акрилика искренне любила курсы добра, полётов и искусства, чувствуя себя на этих уроках, как рыба в воде. Её негасимая тяга к прекрасному накладывала неизменный отпечаток на всё, что она делала, а потому ей проще других удавалось справиться с заданиями, связанными с поисками или созданием чего-то светлого и возвышенного. Нет, она не гордилась своими достижениями, но каждый раз было очень приятно осознавать, что у неё что-то получилось. А если у кого-то другого возникнут сложности, и она сможет помочь, будет так здорово, что с её поддержкой кто-то поймёт и сделает то, с чем раньше не справлялся. Она принесёт кому-то радость, заставит улыбнуться. Что может быть приятнее, чем осознание, что ты делаешь кого-то счастливым, пусть даже в такой малости?.. Отнюдь не каждый курс давался ей с такой лёгкостью, но посещать приходилось все занятия, и Акрилика, решив, что чем скорее всё закончится, тем лучше, расправляла белые крылья и летела на очередной урок.

У всех ангелов с рождения имелись крылья, которые они могли материализовывать и дематериализовывать по собственному желанию, что существенно облегчало жизнь — подумать только, сколько проблем они бы доставляли, если бы были такой же неотъемлемой частью тела, как руки или ноги… Пары крыльев отличались друг от друга так же, как и их владельцы: форма, строение, оттенок, размер, сила — у каждого они обладали особыми индивидуальными характеристиками. Объединяло крылья лишь то, что перья на всех были белыми и все прекрасно держали своих хозяев в воздухе. Однако без уроков полётов, на которых юных ангелов учили владеть ими, ловить ветер, маневрировать, уклоняться, увеличивать и сбрасывать скорость, они вряд ли бы сумели раскрыть весь их потенциал. И даже после того, как ученики осваивали азы полёта, совершенствовать этот навык они могли почти бесконечно, развивая уникальные свойства крыльев и вырабатывая личный неповторимый стиль.

Итак, этим утром Акрилике предстоял урок истории, занятия по которой она, честно говоря, не очень любила. Слушая рассказы наставника о битвах, открытиях, исследованиях, Акрилика ужасно скучала и невольно начинала впадать в дрёму. Без сомнения, сражения между ангелами и демонами — штука очень важная, но Акрилика просто физически не могла сосредоточиться и перед тестами спешно читала о рассказанном в книгах. Чтобы не заснуть прямо на лекции, она часто что-нибудь рисовала. Уж что-что, а это занятие приходилось ей по душе. Когда на уроках искусства требовалось что-то изобразить, Акрилика всегда справлялась если не идеально, то как одна из лучших. Рисование было не только её хобби, но и талантом, и она никогда не упускала шанс заняться любимым делом.

Но в этот раз вдохновение не шло к ней. Акрилика долго сидела, подперев подбородок и постукивая карандашом по листку бумаги, потом голова её стала склоняться всё ниже и ниже, и она сама не заметила, как задремала под монотонный голос наставника. Ветерок, долетавший из окна, возле которого она сидела, мягко трепал её короткие золотистые волосы. И никто не заметил, как из этого же приоткрытого окошка скользнул тонкой струйкой сероватый клок тумана. Он приблизился к голове Акрилики, на мгновение окутал её мутноватым облаком и растаял, будто его и не было.

В этот момент перед спящей Акриликой предстал образ туманной долины. Туман клубился белёсым покрывалом, густой и плотный, словно кисель. Изредка из него показывались голые ветви деревьев, дорога, мощённая серыми булыжниками, чахлые кусты. Потом впереди стали проступать неясные очертания какого-то не то каркаса, не то строения. Но не успела она, как следует, рассмотреть его, как в её видение ворвался гулкий звон колокола — оповещение об окончании урока. Акрилика открыла глаза, поморгала, прогоняя сон, и недоумённо огляделась. Однокурсники собирали конспекты и, переговариваясь, устремлялись к выходу. «Проспала целое занятие!» — со стыдом подумала Акрилика и встала. Совесть царапнула её коготками вины — ангелы должны ответственно относиться к учёбе. Ей и прежде было неловко, что она больше рисует, чем слушает наставника, но раньше она хоть что-то улавливала из его лекций, а теперь совсем расслабилась… В следующий раз надо взять себя в руки и постараться вникнуть в материал.

Весь оставшийся день Акрилика чувствовала себя как-то странно. Вроде всё, как обычно, ничего не случилось (не считая того, что она, по сути, пропустила историю) и ничего не болит. Однако что-то шло не так, что-то её смутно тревожило. Акрилика никак не могла взять в толк, откуда это неясное беспокойство и что оно должно означать. Ночью она долго ворочалась без сна, а заснув, опять очутилась в странном месте, окутанном туманом. Как и в первый раз, она блуждала по тёмным дорогам среди неясных силуэтов, а разглядев впереди неведомые очертания какого-то предмета, снова проснулась, так и не успев узнать, что же это было.

Утро она встретила без улыбки, и, как ни старалась, не могла вернуться к прежнему блаженному состоянию спокойной светлой радости, в котором обычно пребывала. Её сознание словно стало заторможенным, а мысли то и дело цеплялись к каким-то ничего не значащим вещам и крутились вокруг них, не давая ей сосредоточиться на том, что действительно важно. Если раньше, увидев красивое облако, она подумала бы, что оно похоже на прекрасный замок, и полетела бы дальше, то теперь могла долго смотреть на него, задаваясь вопросами, откуда оно здесь, кто и зачем создал его, нет ли в нём угрозы, что с ним нужно сделать, что оно несёт миру и конкретно ей. Вопросы эти были до нелепости странными и такими же по-дурацки навязчивыми, и возникали непредсказуемо в отношении абсолютно любого предмета.

Прошёл один день, второй, а непонятные вопросы всё так же одолевали её, преследуя на занятиях и перерывах, не оставляя, когда она рисовала и летала, мешая читать и разговаривать с другими ангелами. Акрилика выдворяла их прочь, но в поле зрения снова возникал кто-то или что-то, о чём она начинала думать, гоняя по кругу абсурдные мысли. Она стала очень рассеянной и необщительной, совершенно не могла сконцентрироваться на уроках, не справляясь даже с заданиями, которые прежде казались совсем лёгкими и пустяковыми. Акрилика сама не понимала, что с ней происходит и что следует предпринять, чтобы избавиться от неведомой напасти.

Во снах ей по-прежнему являлась серая туманная долина. И через пару дней Акрилика с удивлением осознала, что, вспоминая о ней, начинает успокаиваться. Впрочем, нет, испытываемое ей чувство было не столько покоем, сколько ощущением, что она на верном пути к тому, что ищет. Загадка какая-то. Ведь она ничего не искала и не имела ни малейшего представления о том, что это за место и почему она продолжает его видеть. Поняв, что мысли о странных видениях помогают избавиться от остальной мешанины в голове, Акрилика стала чаще думать о них. А после решила, что неплохо бы нарисовать увиденное.

Идея эта посетила её на курсе философии, и Акрилика, не откладывая дело в долгий ящик, взяла карандаш и склонилась над чистым листом бумаги. Она самозабвенно работала весь урок и продолжала своё занятие во время перерыва, впервые за эти дни сумев избавиться от посторонней сумятицы в голове и ощутив прилив увлечённой радости. Акрилика не замечала ничего и никого вокруг, абсолютно не обращая внимания на однокурсников, которые в это время развлекались небольшими демонстрациями магических способностей. Способность — так называемый дар — была у каждого своя и, как правило, основывалась на естественных силах природы, наградившей одних трескучими разрядами молний, других слепящими лучами света, третьих могучими водными потоками, четвёртых леденящими вихрями холода… Акрилике достался дар огня, горячий и неукротимый. Она не любила уроки, на которых ученикам показывали, как владеть и пользоваться даром, потому что пламя почти никогда не повиновалось ей: оно то совсем не желало загораться, то вспыхивало с разрушительной мощью. И хотя на этих занятиях ангелов обучали обращению не только с собственной силой, но и с общей энергией, пронизывающей всё мироздание, при помощи которой можно было совершать множество вещей, называемых смертными такими словами, как «чудо» или «магия», она всё равно недолюбливала их. Более или менее успешно у неё получалось совладать лишь с исцелением, которое отдавалось в её душе родственными нотками созидания.

Акрилика выводила на бумаге последние линии, когда её с головой окатило водой. Это Вит, один из её сокурсников, увлёкшись, не рассчитал силы, и небольшой фонтан, который он до этого показывал приятелям, хлынул в разные стороны, обдав струёй сидевшую неподалёку Акрилику. Акрилика ошарашено моргала, глядя на мокрые остатки своего творения сквозь слипшиеся пряди волос. Её рисунок, над которым она работала всё это время, благодаря которому ей вновь удалось отдаться счастью творчества, был уничтожен. Мысли запрыгали беспорядочными мячиками недоумения, а потом вдруг слились в единый гневный поток. Акрилика резко встала и шагнула к Виту. Тот не видел последствий недавней оплошности и потому не понял, почему у Акрилики такое злое лицо. Один взмах ладонью, и вещи Вита, лежавшие на соседнем столе, вспыхнули ярким пламенем. Это был тот редкий случай, когда дар Акрилики подчинился ей. Однако сейчас это не несло ничего хорошего, потому что направлен он был на разрушение. На зло.

— Ты что творишь? — закричал Вит, бросаясь к своему месту.

Акрилика не отвечала, заворожённо смотря на языки огня, вызванные её силой. В голове осталась только странная опустошённость, смешанная с неведомым прежде удовольствием. Чему она радуется?

— Ты совсем потеряла контроль?! — воскликнул Вит, спешно заливая пламя водой.

Потеря контроля над собой у ангелов отождествлялась с потерей разума. «Ты совсем с ума сошла?» — поняла Акрилика и чуть заметно дёрнулась.

— Надо было за собой следить! — возразила она дрогнувшим голосом.

— А что я сделал? — в словах Вита звучало искреннее недоумение.

— Ты? Ты всего-навсего уничтожил то, над чем я работала, куда я вложила собственную душу, что делало меня счастливой! — Акрилика чувствовала, что в глазах закипают слёзы. Почему?.. Никогда раньше она так не переживала из-за подобной малости.

— Я не специально! А ты намеренно подожгла мои вещи! Ты же знаешь, что применять дар во имя зла и мести запрещено!

— Это твоя вина! — бросила Акрилика, уже понимая, что виноват вовсе не Вит, а она сама. Внутри всё холодело от страха перед собственным поступком. Что же она натворила?.. Вит прав. Она применила силу во имя разрушения, преступила закон…

Дверь в аудиторию отворилась, и внутрь шагнул наставник Аристарх, преподающий философию. Он окинул взбудораженных учеников пристальным взором и нахмурился.

— Что здесь происходит? Почему вы так шумите?

Гул в комнате утих. Акрилика молчала, потупив взгляд. Вспыхнувший гнев исчез так же быстро, как и появился, и теперь в её душе бушевали страх и стыд. Хотелось провалиться сквозь землю и раствориться, однако она знала, что нужно рассказать о том, что случилось. Всё равно это не утаить, и раз она виновата в произошедшем, ей и отвечать.

— Извините, это из-за меня, — негромко произнесла она и ощутила, как на неё уставились десятки пар глаз. «Почему они смотрят? Жалеют? Осуждают? Злорадствуют? Смеются? Боятся?» — снова заплясали в мозгу хаотичные мысли.

— В чём дело? — спросил наставник, посмотрев на Акрилику.

— Я… я подожгла вещи Вита, — тихо ответила она, чувствуя, как лицо заливает краска.

— Зачем же ты это сделала?

— Я разозлилась, потому что Вит уничтожил мой рисунок, — ещё тише проговорила Акрилика, старалась унять путаницу в голове.

— Вит, — обратился наставник ко второму виновнику происшествия. — Зачем ты так поступил?

— Я случайно, — сказал тот. — Я упражнялся в применении дара, и он вышел из-под контроля. Наверно, тогда это и произошло… Я правда не хотел ничего такого!

— Акрилика, ты понимаешь, что действия Вита не были злонамеренными по отношению к тебе? — задал вопрос Аристарх.

— Да.

«Какие у Аристарха белые крылья. Ослепительно-белые, правильные. Почему они такие? Он никогда не ошибался? У него нет врагов, постыдных поступков? Как у него получилось? Почему я так не могу?» Акрилика чуть тряхнула головой. Опять эта бессмыслица!..

— Тогда почему ты поступила подобным образом? Тебе прекрасно известно о запрете неверного использования дара.

— Конечно. Я… — «Чёрное пятно на столе. Это от моего огня. Какой красивый был огонь и какой сильный. Он мог сжечь много, так много, если бы его не погасили… Почему я думаю об этом?» — Я действовала под влиянием эмоций. Простите меня, — выдавила Акрилика.

— Несмотря на твои извинения, тебе придётся пройти со мной.

Акрилика кивнула, взяла свою сумку и, ни на кого не глядя, последовала за наставником. Она передвигалась почти машинально, стараясь не отстать от преподавателя и не заблудиться в собственных мыслях. Они вышли из кабинета и зашагали по коридору.

— Ты ведь понимаешь, что я не могу оставить этот инцидент без внимания, — говорил по дороге Аристарх. — Даже если ты всё осознала, за нарушение запрета тебе предстоит провести день в Белой комнате.

— Да, конечно, — ответила Акрилика, не отрывая глаз от разноцветных плит под ногами.

2

Белая комната называлась так из-за цвета стен и предназначалась для нарушителей правил. Приведённый туда должен был осознать и прочувствовать всю тяжесть совершённого проступка и искренне в нём раскаяться, что и становилось искуплением его вины. Конечно, когда об этом впервые заявлялось ученикам, начинались недоверчивые смешки. И впрямь, кому захочется тратить кучу свободного времени на какое-то там «осознание вины»? Сначала никто не боялся нарушений и думал о Белой комнате лишь как о предоставлении возможности не торчать на занятиях, а спокойно позаниматься чем-то более приятным для себя. Молодые и неопытные ангелы обычно не понимают всей значимости того, о чём им говорят, а потому часто считают существующие правила скучной формальностью, отказ от которой несёт в себе массу плюсов. И не лишают себя удовольствия эти самые плюсы получить. Однако когда их проделки всё же обнаруживались, и речь заходила об искуплении вины, ученики осознавали, что Белая комната вовсе не так проста, как казалось. Попадая туда, каждый из них вскоре невольно задумывался о том, что натворил, всё сильнее испытывая вину и стыд за содеянное. Даже самые легкомысленные не могли отвлечься от неприятных ощущений и корили себя за то, что прежде считали ничего не значащей мелочью. Видимо, так действовали чары, наложенные на комнату, которые не давали нарушителям покоя и напоминали им о случившемся, взывая к их до странного обостряющейся совести. В итоге над Белой комнатой переставали смеяться и начинали немного опасаться её.

Акрилика тоже не любила эту комнату. Прежде она бывала там всего однажды, когда завалила проверочный тест по истории, решив накануне, что как-нибудь обойдётся. Но, не прочитав ни параграфов, ни конспектов, она не сумела толком ответить и на половину вопросов. Узнав, что Акрилика попросту пустила всё на самотёк и серьёзных причин для подобного разгильдяйства у неё не было, наставник отправил её осознать всю тяжесть собственной безответственности в Белую комнату, где Акрилика, как и многие до неё, убедилась, что ничего приятного в посещении этого места нет. Помнится, когда дверь, наконец, открылась, и её выпустили, она на всех парах понеслась в библиотеку нарывать тестовый материал, и на следующий день пересдала работу с поразительным успехом. С тех пор Акрилика решила больше не подвергать совесть таким испытаниям и старалась всё делать в срок.

Но сейчас Белая комната была вполне справедливым наказанием. Несмотря на сумятицу мыслей, мешающую думать, Акрилика понимала, что поступила ужасно, а потому принимала кару с покорностью и осознанием её необходимости. Вот и нелюбимая всеми учениками дверь, идеально-белая, как и стены за ней. Белый — цвет непорочности и справедливости, символизировал очищение приходивших от всего злого, гадкого и греховного. Акрилика шагнула внутрь и услышала тихий скрип затворяемой двери. Постояла, опустилась на кровать. «Белый, везде белый. Какой он чистый, безукоризненный. Ни пятнышка, ни изъяна. Зачем делать всё вокруг таким идеальным? Зачем напоминать, что я рядом с ним так несовершенна? Несправедливо, нечестно. А что, если бы он не был таким правильным? Если бы я изменила его?» Перед мысленным взором заплясали языки пламени. Сколько она могла бы сжечь… Акрилика замотала головой и закрыла лицо руками. Что, ну что с ней не так? Она никогда о таком не помышляла. Откуда эти чужие мысли? «Не думай, не думай, не думай!» — зажмурившись, повторяла она про себя. Через пару минут она, к собственному удивлению, осознала, что в голове и впрямь воцарилась гудящая пустота. Акрилика осторожно вздохнула. Неужели долгожданный покой?..

Однако наслаждаться блаженным бездумьем ей предстояло недолго: скоро сознание вновь наполнили навязчивые мысли, хотя и несколько иного плана. Что с ней произошло сегодня? Почему она вспылила и не сумела сдержаться? Зачем так поступила с Витом? В тот момент она явно могла овладеть собой, раз даже вечно непослушный дар подчинился её воле. Но она не стала этого делать… Не стала удерживать рвущийся изнутри гнев. А Вит, кажется, и впрямь действовал без злого умысла. Увлёкся, ошибся, с кем не бывает? Да сплошь и рядом юные ангелы не справляются со своей магией, она сама наглядное тому доказательство. А то, что из-за него пропал её рисунок… Ну жалко, конечно, ужасно жалко. Отлично выходило, да и работала она с необыкновенным, позабытым в последнее время энтузиазмом. Смогла наконец-то разойтись, поймать за хвост радость творчества, а тут… Но всё равно Вит не заслужил подобного отношения с её стороны. Не так уж он виноват. В отличие от неё… А не будь рядом его вещей, какую цель нашло бы её пламя, жаждавшее разрушения?.. Акрилика вздрогнула. Нельзя, нельзя применять силу во имя зла и уничтожения чего бы то ни было! Нельзя!

Зло не дремлет. Оно только и ждёт момента, чтобы проникнуть в тебя, разъесть ненавистью твою душу и тебя самого, оставив лишь жалкие уродливые руины… И она сама поддаётся ему! Поддаётся гневу, готовая смести всё на своём пути. Какая низость, какая слабость… И что самое страшное, о чём она думала, глядя на разожжённый огонь? Почему ей было приятно? Как можно радоваться разрушению? Никогда с ней такого не было, да и не должно быть! Она же ангел! Она знает о Свете и Тьме, ей открыто то, о чём не ведают смертные. Она сильнее их, она живёт сотни и тысячи лет… И что говорить о людях, если она, высшее существо, так легко уступает пороку, от которого должна спасать других?.. А ведь именно ей ни в коем случае нельзя этого делать. Всем известно, что падшие ангелы становятся демонами, монстрами, которые сеют зло и страдания и, соблазняя смертных, крадут их души и питаются их болью… Что может быть хуже для ангела, чем обратиться демоном? Потерять согревающую любовь и добро Света, погрязнуть в грехах, скатываясь всё ниже и ниже, корёжа по пути не только свою, но и чужие жизни… Акрилику передёрнуло от ужаса и отвращения. Неужели и её ждёт когда-нибудь такая же судьба? Нет, только не это!

От таких раздумий сердце болезненно сжималось, а в глазах закипали слёзы. Мысли о страшном будущем и тяжести совершённого проступка гудящим роем сверлили мозг, заставляя Акрилику то вскакивать на ноги и беспокойно ходить по комнате, то падать на кровать и плакать, вцепляясь руками в простыню. Сознание путалось, душу заполняла беспросветная тоска, оставляющая в сердце боль и горечь раскаяния. Силы стремительно покидали её, и вскоре Акрилика почувствовала, что энергии в ней осталось не больше, чем сока в выжатом лимоне. Растёртые после плача глаза слипались, веки будто налились свинцом. Вконец утомлённая переживаниями и постоянными метаниями, Акрилика свернулась калачиком и так и уснула.

Вокруг стоял туман. Уже который раз. Акрилика с тоской огляделась. Пусто. И здесь никого и ничего. Она снова одна со своими мыслями и проблемами. Снова никому не нужна… Акрилика всхлипнула.

— Тебе плохо? — вдруг услышала она чей-то голос.

— Да, — глухо ответила она, не задумываясь, с кем говорит.

— Больно? — спросили её.

— Да.

— Хочешь, чтобы тебе стало лучше?

— Хочу.

— Чтобы умерить боль, нужно разделить её с кем-то. Я разделю её с тобой. Поведай мне, что случилось, — голос был мягким, успокаивающим.

Акрилика заговорила. Казалось очень странным рассказывать невесть кому о том, что недавно произошло, но какая, в конце концов, разница? Если уж реальность не позаботилась предоставить ей собеседника, почему бы не излить переживания хотя бы во сне?.. Под конец она вздохнула и с горечью добавила:

— Я сама во всём виновата. Я поступила так ужасно…

— Твоя вина не так уж и велика, — отозвался голос. — В каждое творение ты вкладываешь время, силы и кусочек своей души. И всё это стёрли. Разве ужасен не тот, кто, походя, уничтожил твои старания? Разве твоя реакция не естественна? Разве разрушение не порождает ещё большее разрушение?

— Но на зло нельзя отвечать злом… — неуверенно возразила Акрилика. — Иначе оно затопит и уничтожит тебя… Да и поступок Вита не был плохим, он же не нарочно…

— Не всякое зло причиняется специально, но оттого не перестаёт быть таковым. Однако ты при любом раскладе уже искупила то, что совершила. Выстрадала. Заплатила собственным сердцем. Твои муки сильнее твоего проступка, и твоя плата за него несоразмерна. Разве это правильно? Наказание должно соответствовать содеянному — таков закон справедливости, не правда ли? С тобой же явно обошлись непорядочно.

— Но никто не знает, когда раскаяние достигнет уровня проступка. Его же нельзя измерить… Никакой проступок не должен проходить безнаказанно. А я и сама понимаю, что была не права. Поэтому, даже если мне теперь очень грустно, всё здесь честно.

— Ты и вправду так считаешь?

— Да…

— Тогда почему ты страдаешь? — уточнил неведомый собеседник. — Ты ведь думаешь, что всё так и должно быть. Отчего же тебе больно?

— Я чувствую себя виноватой, — Акрилика опустила голову. — И я… Мне очень тоскливо одной. Пусть я поступила плохо, мне так хочется побыть с кем-то, рассказать обо всём…

— Ты больше не одна. С тобой я.

— Но ты лишь сон… Когда я проснусь, тебя не будет рядом.

— Если ты захочешь, ты можешь ещё раз встретиться со мной, — предложил голос.

— Как?

— Когда ты снова уснёшь, позови меня. Просто скажи: «Приди ко мне», и я явлюсь.

— Честно? Ты не оставишь меня? — с надеждой спросила Акрилика.

— Конечно нет.

Она почувствовала чьё-то прикосновение и открыла глаза. Поморгала. Перед ней стоял Вит.

— Вит? — удивлённо проговорила Акрилика, садясь на кровати. — Почему ты здесь?

— Ну… — ангел потупил глаза. — Я пришёл извиниться.

— Извиниться? — эхом повторила Акрилика, не веря своим ушам.

— Да. Это же я испортил твою работу… Но я, честно, не специально! Банально не удержал контроль… Если бы я знал, что ты рядом рисуешь, я бы подальше отошёл.

— Ты не должен извиняться, — покачала головой Акрилика. — Это мне следует просить прощения. Мне не стоило так поступать… Я тогда разозлилась, но я не хотела, чтобы всё так закончилось. Просто не подумала. Прости меня, Вит…

— Но с меня всё началось, — вздохнул тот, опускаясь рядом с ней. — Ты здорово рисуешь, и мне правда жаль, что из-за меня такая красота пострадала. Я попытался восстановить рисунок, но полностью вернуть всё, как было, не удалось, хотя ребята и помогали мне. Однако кое-что у нас получилось, может, ты потом сможешь поправить остальное… — он неуверенно протянул ей помятую бумагу.

Акрилика взяла в руки листок. Он был неровный и кое-где сморщенный, с желтоватыми пятнами, линии во многих местах стали размытыми и смазанными, однако сам рисунок почти не пострадал. Акрилика подняла глаза на Вита.

— Спасибо, — выдавила она чуть дрогнувшим голосом. — Ты… так старался ради меня, а я… Я только всё испортила, — в носу подозрительно защипало.

— Не переживай, — Вит осторожно коснулся её плеча. — Ну вспылила, с кем не случалось… Зато твой дар в кои-то веки сработал, как надо, — добавил он с улыбкой.

— Я не должна была ничего сжигать. Лучше бы он не сработал вовсе, чем вот так…

— Тебе простительно. Все знают, что ты с ним не в ладах, — попытался успокоить её Вит.

— Тоже мне, достижение, — горько усмехнулась Акрилика. — Твоим вещам от этого лучше не станет.

— Да забудь ты о них, — махнул рукой Вит. — Чего там важного-то? Да и Аристарх всё восстановил за пару минут, делов-то.

— Правда?

— А с чего бы мне сочинять? — вопросом на вопрос ответил Вит.

— И ты совсем не злишься на меня? — уточнила Акрилика.

— Не злюсь, конечно. Я давно простил тебя, — улыбнулся её собеседник.

— Спасибо, — негромко выдохнула Акрилика, и тут взгляд её скользнул по двери в комнату. — Кстати, как ты попал сюда? Ведь когда кто-то наказан, к нему нельзя приходить…

— Ну, я решил нарушить это правило. Не хотел, чтобы ты чувствовала себя уж очень плохо. Я-то знаю, каково торчать тут одному, — Вит передёрнул плечами. Видимо, его с Белой комнатой тоже связывали не самые радужные воспоминания. — Совесть грызёт меньше, когда знаешь, что всё уже в порядке и ты прощён, не так ли?

— Да… Но теперь ты сам рискуешь остаться здесь после меня, — с тревогой сказала Акрилика.

— Я ненадолго. Никто не узнает. А если и узнает, ничего страшного. Подбодрить загрустившего товарища — дело благородное, — подмигнул он.

— Спасибо, — улыбнулась Акрилика. — И за то, что пришёл, и за рисунок… Теперь мне гораздо лучше, правда, можешь не беспокоиться. Но тебе следует поскорее уйти: я не хочу, чтобы из-за меня у тебя опять были проблемы.

— Ладно, — Вит встал и направился к выходу. — Я рад, что сумел помочь. Тебе недолго осталось тут сидеть, не переживай.

— Хорошо, я продержусь.

— Тогда до встречи?..

— До встречи, — Акрилика помахала ему рукой.

Вит кивнул и, выйдя за дверь, запер её. Акрилика вздохнула и посмотрела на оставленный рисунок. Взяла его в руки, разгладила на коленях. Как хорошо, что Вит не обиделся. Напротив, он беспокоился о ней и даже помог, хотя у него хватало оснований для обратного. Да, ангелы так и должны поступать, но Вит сделал это не потому, что должен, а потому, что сам хотел… Сам хотел утешить её, успокоить, обнадёжить. Если бы не он, ей было бы гораздо хуже. А только ли благодаря ему она сейчас дышит свободнее? Что происходило до того, как он пришёл? Она спала… И было ещё что-то. Что-то очень важное… «Голос!» — вспомнила она. Она слышала чей-то голос! Она говорила с кем-то, кто-то отвечал ей. Но кто это был? И не обычное ли это сновидение? Её собеседник сказал тогда, что придёт, если она снова позовёт его. Простая фантазия или это действительно может случиться? Пожалуй, стоит проверить…

Мысль о таинственном голосе и воспоминания о визите Вита помогли ей скоротать оставшееся время. Магия комнаты всё ещё висела над ней, взывая к её совести и давя на чувство вины, но Акрилика упорно не давала себе провалиться в пучину отчаяния. Каждый раз, когда назойливые мысли кололи её остриями самобичевания и тоски, она повторяла: «Я прощена. Всё в прошлом. Теперь я не одна». Пусть ненадолго, но это помогало. Однако ощущения всё же были не из приятных, и Акрилика с нетерпением ждала, когда, наконец, её отсюда выпустят.

Но вот белая дверь скрипнула, и Акрилика стремительно поднялась на ноги.

— Можешь выйти, — услышала она и торопливо зашагала навстречу наставнику, стоящему у порога.

Больше ангел ничего не сказал: никаких нотаций после Белой комнаты читать не полагалось. Провинившийся и без того успевал так себя накрутить, что хоть волком вой, и дополнительно капать ему на мозги новыми морализаторствами было без надобности. Акрилика ходила, как в воду опущенная, но ни преподаватели, ни однокурсники её не трогали: все понимали, что она ещё не отошла от воздействующей на сознание магии. Акрилика же не столько переживала вину, сколько опасалась новой волны беспокойных мыслей, роившихся в голове до того, как она оказалась в Белой комнате, и которые вытеснились её влиянием. Однако те, если и начинали кружиться в сознании, через некоторое время отступали, стоило ей на чём-нибудь сосредоточиться. Акрилика боялась поверить вновь обретённой свободе мысли, пусть и не такой полной, как прежде. Ближе к вечеру она немного расслабилась и перестала анализировать всё, что приходит на ум. Память раскручивалась сама по себе, выхватывая из вороха воспоминаний эпизоды прошедшего дня. Рисунок, языки пламени, растерянное лицо Вита, белые стены, голос во сне… Точно, голос! За всеми переживаниями она совсем позабыла о неизвестном собеседнике и своём намерении проверить, был ли разговор с ним простой игрой воображения или же чем-то большим.

Когда за окном окончательно стемнело, Акрилика привычно плюхнулась на кровать и, вытянувшись во весь рост, уткнулась лицом в подушку. Непростой выдался денёк… Что ж, пора бы успокоиться и выкинуть все неприятности из головы. А ещё лучше, занять её чем-то более интересным. Акрилика закрыла глаза и, глубоко вздохнув, мысленно позвала: «Приди ко мне!». Как она и ожидала, ничего не произошло. «Приди ко мне!» — повторила Акрилика, хотя на ответ надеялась ещё меньше, чем в первый раз. Снова ничего. «И всё-таки это обычный сон», — подумала Акрилика с некоторым сожалением.

Перед её взором клубился туман, укрывая пространство белёсой пеленой. Который раз она здесь?..

— Ты звала меня? — услышала Акрилика знакомый голос.

— Это ты? — удивилась она. — А я думала, мне всё приснилось…

— Можно сказать и так.

— А почему ты не ответил сразу, когда я позвала тебя?

— Я могу говорить с тобой, лишь пока ты спишь.

— Кто же ты? — спросила Акрилика.

— Разве это так важно?

— Я хотела бы знать, кого благодарить за помощь… — растерялась Акрилика.

— Не стоит благодарности. Я всего-навсего выслушал тебя. Это совсем несложно.

— Но ведь тогда я осталась абсолютно одна, и никто не поддержал меня. Мне было так горько и тоскливо, а тут ты. Успокоил, подбодрил меня… Ты дал мне понять, что я не настолько виновата, и пускай я знаю, что поступила неправильно, мне всё равно стало легче. Спасибо тебе! А знаешь, потом приходил Вит. Я так удивилась, не думала, что кто-то нарушит запрет на посещение Белой комнаты. Представляешь, он извинился передо мной, несмотря на то, что это я была неправа, и даже восстановил мой рисунок. Он простил меня и пытался утешить, хотя я бы поняла, если бы он обижался или злился. Прямо не верится, что всё так благополучно закончилось…

— Тебе и впрямь повезло, — после секундного молчания отозвался голос. — С товарищем в том числе. Это радует. Значит, теперь у тебя всё в порядке?

— Ага.

— И моя помощь тебе больше не нужна?

— Сейчас нет, но… — Акрилика осеклась. — Подожди, ты что, хочешь уйти?

— Ну да. Ты же больше во мне не нуждаешься.

— Но если всё хорошо, это не значит, что я хочу расстаться с тобой… — Акрилика почему-то не желала терять связь с неведомым собеседником.

— Тебе приятно моё общество? — уточнил голос.

— Да.

— Это меняет дело. Если хочешь, я буду являться к тебе каждый раз, когда ты уснёшь. Тебе нужно только позвать меня, как сегодня. Согласна?

— Конечно, — ответила Акрилика и тут же забеспокоилась. — А тебе самому хочется общаться со мной? Не сложно каждую ночь приходить ко мне?

— Будь это иначе, я бы не заговорил с тобой вчера. А что до сложностей, то ничего непреодолимого, поверь. Поэтому не стесняйся, зови — я всегда к твоим услугам.

3

Утром Акрилика уже ни секунды не сомневалась, что ночные разговоры ей не пригрезились — слишком живыми были её воспоминания и слишком невероятным казалось совпадение, что один сон стал прямым продолжением другого. В течение дня она не раз думала об этом, занимая всё ещё норовившие зависнуть на какой-нибудь мелочи мысли по-настоящему важными размышлениями. Несмотря на всю странность общения во сне ей почему-то вновь хотелось услышать голос неизвестного собеседника. Она не знала о нём ничего, даже его имени, и сама не понимала, отчего так ждёт новой встречи с ним.

Акрилика никогда не отличалась общительностью, и хотя держалась со всеми приветливо, близкой дружбы ни с кем не водила. В разговорах с однокурсниками тоже участвовала редко — они её попросту не интересовали. Зачем тратить время на какие-то пересуды, когда вокруг целый мир, в котором столько прекрасного и увлекательного? Акрилика всегда с радостью растворялась в его ярких красках, расцветивших сотнями оттенков голубой небосклон, зелёную листву, пёстрые цветы, белые облака и золотое солнце, и полных гармонии звуках, в которых смешались и щебет птиц, и шелест ветра, и стрёкот насекомых. С неменьшим упоением она погружалась в занятия, которые любила: это и бесконечно-свободные полёты, и наполненные вдохновением рисунки, и фантастические книжные истории (которые обычно писались смертными и большой популярностью среди ангелов не пользовались, но Акрилику это не волновало). Словом, Акрилика была вполне счастлива и в чьём-то обществе особенно не нуждалась.

Однако беседовать с незнакомцем из сновидений ей нравилось. Он с одинаковой заинтересованностью слушал всё, о чём бы она ни рассказывала, будь то новый вираж, который она научилась выписывать в воздухе, найденная в библиотеке смертных книга, свитое под её окном птичье гнездо или очередной урок рун. Акрилика по-прежнему не видела того, с кем говорила, да и в целом мало что могла рассмотреть в окружающем её тумане, но это не мешало ей и дальше делиться с собеседником ежедневными новостями, чувствами и размышлениями. И он всегда отвечал ей. Не бросал скучное «ладно» или «понятно», после которых задумываешься, а нужны ли вообще кому-то твои излияния, а говорил, что думает по тому или иному поводу. Он спорил и соглашался с ней, строил теории и задавался неразрешимыми вопросами, рассказывал различные истории и спрашивал о её делах. И чем дольше они общалась, тем сильнее Акрилика привязывалась к нему. К тембру его голоса и негромкому смеху, задумчивым интонациям и вкрадчивым ноткам, придающим словам какую-то особую глубину и притягательность. Она и сама не заметила, как эти беседы стали еженощным ритуалом, которого она ждала и ради которого готова была лечь спать намного раньше обычного времени. При всём этом неведомый собеседник никогда не распространялся о себе самом. Спустя какое-то время Акрилика поймала себя на том, что, несмотря на регулярные встречи, не знает о нём ничего, кроме его голоса. Она не знала ни его имени, ни возраста, ни внешности, ни что он за существо. Акрилика уже несколько раз пыталась выяснить, с кем же она говорит, но таинственный голос или сворачивал беседу в сторону, или отвечал, что это не имеет значения.

Поняв, что тот явно не желает освещать свою личность, Акрилика решила поискать ответы в Ангельской библиотеке. Здесь она была не таким уж частым гостем, так как интересовалась более земной литературой, чем небесной, и наведывалась сюда в основном, чтобы восполнить пробелы перед очередной проверкой знаний (в Белой комнате больше сидеть не хотелось) или когда ей доводилось чем-то увлечься. Библиотека, содержащая неисчислимое количество произведений на самые разные темы, заняла бы не одну сотню башен, однако в таком случае поиск нужного фолианта превратился бы в тот ещё подвиг. Ангелы к героизму относились с почтением, но не к такому бессмысленному, а потому потрудились организовать к книгам наиболее быстрый и удобный доступ. Поскольку ценность каждого произведения заключалась в его содержании, именно на нём сосредоточилось внимание тех, кто века назад решил систематизировать все написанные ангелами сочинения. Тексты всех рукописей были полностью скопированы, переведены в нематериальную форму и собраны в больших информационных кристаллах, которыми и была впоследствии уставлена Ангельская библиотека. Поговаривали, правда, что кристаллы предоставляют доступ не ко всем книгам, и что где-то в закрытых отделах библиотеки хранится несколько кристаллов, прочесть которые можно лишь по специальному допуску в силу особой опасности содержащихся там сведений. Правдивы эти слухи или нет, Акрилика не знала, да и не приходилось ей никогда искать ничего, что могло хотя бы в теории представлять такую угрозу.

Чтобы найти при помощи кристалла нужную литературу, достаточно было как следует сосредоточиться и, положив на информационный кристалл руку, передать в него необходимый образ. Все, посещавшие библиотеку, могли отыскать то, что им требовалось, вне зависимости от того, знали они имя автора и название его произведения или имели весьма смутное представление о том, к какой сфере относится интересующий их вопрос. Кристалл ориентировался не только и не столько на чёткие формулировки, сколько на желания и ожидания ищущего, а потому всегда выбирал среди миллионов книг те, которые с наибольшей вероятностью могли их удовлетворить. Прочесть найденный текст можно было прямо в библиотеке, не отрывая руки от кристалла, или в любом другом месте. Для этого использовались маленькие, так называемые карманные кристаллики, созданные из того же самого вещества, которые удобно было носить с собой. Информация из библиотечного кристалла перемещалась в карманный, а после изучалась или при помощи транса, или посредством чтения. В первом случае ангелы зажимали кристаллик в ладони и медитировали, мысленно считывая его содержание, во втором же вставляли его в специально созданные для этих целей книги, на страницах которых тут же появлялся нужный текст. Транс считался более быстрым, но сложным способом, требующим бо́льших навыков и концентрации, а потому юные и неопытные ангелы, как правило, прибегали к обычному чтению, не желая заморачиваться настройками на высокие материи. Акрилике трансы тоже давались нелегко, но всё, что требовалось изучить к занятиям, она постигала как раз с их помощью, чтобы как можно скорее отделаться от скучных обязанностей. Чтение же она всегда оставляла для интересных книг, чтобы в полной мере насладиться не только их содержимым, но и самим процессом.

Библиотечный кристалл откликнулся на её прикосновение мягким свечением. Акрилика прикрыла глаза, сосредотачиваясь на том, что ей необходимо. Разговоры во сне. Она была уверена, что кристалл поймёт её, и даже не уточняла, что говорит не она сама, а кто-то беседует с ней — всё это изначально закладывалось в образ, который она посылала в огромное информационное пространство. Несколько секунд, и она ощутила, как теплеет гладкая поверхность под её ладонью — поиск завершился. Акрилика прикинула объём, который ей предстояло прочесть, и потянулась к карманному кристаллику. Видимо, в этот раз ей всё же придётся воспользоваться трансом.

В себя Акрилика пришла уже вечером. Голова гудела от обилия информации и нескольких часов концентрации. В целом на подготовку к занятиям у неё уходило около часа, и прежде проводить столько времени в трансе ей не доводилось. Самое обидное, что, несмотря на все старания, узнала она до смешного мало. Сон, как писали многочисленные авторы, есть состояние, в котором сознание, господствующее в обычное время, отодвигается на второй план, уступая место подсознанию. Подсознание же подкидывает различные образы и моделирует ситуации, перемешивая реальные воспоминания с фантазиями, желаниями и страхами спящего. Однако самое главное в нём другое — подсознание, в отличие от сознания, не обладает контролем над собой и потому гораздо более восприимчиво к импульсам извне, в первую очередь, к импульсам энергетическим. Этим объясняется, например, что предрасположенные к тому ангелы во снах могли видеть события, свидетелями которых не являлись, но которые происходили на самом деле или должны были произойти в будущем. Кроме того, именно во время сна проще всего установить связь с чужим сознанием, практически неспособным дать отпор постороннему вмешательству, чтобы передать кому-то послание или видение. Естественно, провернуть подобный фокус могли лишь высшие создания вроде ангелов или демонов, а также перебейщиков, ещё не растративших силы, поскольку для этого требовалось не только определённое умение, но и немалый энергетический запас. Чем дольше нужно было удерживать связь и чем более чётким и ярким получался образ, тем сложнее становилась задача и тем больше сил тратилось на её выполнение.

Однако оказалось, что самостоятельно установить того, кто конкретно вторгся в сновидение, чрезвычайно сложно. Для этого спящему необходимо полностью взять сон под контроль и, нащупав ниточку связи, по которой с ним установлен контакт, послать по ней ответный импульс, не дав собеседнику разорвать её, когда он осознает, что происходит. Поскольку для проникновения в чужой сон требовалось погрузиться в транс, сознание вторгшегося тоже частично утрачивало власть над телом и эмоциями, создавая для него ту же уязвимость перед ментальным воздействием. В результате при помощи ответного импульса спящий мог «прощупать» энергетику своего оппонента и понять, что за существо перед ним, а также запечатлеть в памяти её уникальный след, по которому в дальнейшем можно его опознать. Однако всё это реально было проделать, лишь обладая внутренней силой и сноровкой, если не равными навыкам проникшего в сон, то хотя бы сопоставимыми с ними. И это уже не говоря о том, что для подобного действия нужно обладать незаурядной силой воли, способной не только заполучить контроль над происходящим во сне, но и удержать в нём чужое сознание, в которое ещё надо суметь войти и считать необходимую информацию. Словом, Акрилика такой трюк осилить явно бы не смогла. Ещё бы, где уж не закончившей Ангельскую школу ученице, которая, к тому же, особыми успехами не блистала, сравниться со знающими и опытными ангелами, у которых за спиной десятилетия, а то и века практики и тренировок?..

Из всего прочитанного напрашивался только один вывод — неизвестным собеседником Акрилики было такое же высшее существо, как она сама, и выяснить, с кем именно она говорит, самостоятельно у неё не выйдет. А значит, следует или напрямую задать этот вопрос, или смириться с тем, что ответа на него она никогда не получит. И ночью, услышав уже ставший привычным голос, Акрилика долго колебалась, стоит ли вновь спросить о личности таинственного незнакомца. Она столько сил потратила на то, чтобы в этом разобраться, но всё напрасно… Слишком обидно было бы так и не попытать удачу ещё раз.

— Почему ты никогда ничего не говоришь о себе? — спросила она напрямик.

— Потому что это неважно. Гораздо важнее то, что можешь рассказать ты.

— Но я и без того постоянно что-то рассказываю. Ты столько времени выслушиваешь все мои переживания, поддерживаешь меня, но я по-прежнему ничего о тебе не знаю. Ты никогда не делишься своими проблемами, не упоминаешь о своём прошлом или настоящем, словно бы в твоей жизни не происходит и не может произойти ничего, о чём бы стоило поведать. Но мне правда это интересно, я тоже хочу знать о тебе хоть что-то! Для меня это важно!

— Акрилика, — вдруг произнёс её собеседник чуть изменившимся голосом, — а ты не боишься?

— Чего я могу бояться? — Акрилика меньше всего ожидала подобного вопроса.

— Не боишься узнать обо мне нечто такое, что вызовет у тебя отвращение ко мне?

— Нет… — Акрилика окончательно растерялась. — Я не думаю, что такое может случиться…

Она привыкла видеть ночного собеседника заботливым и сдержанно-терпеливым, и сама мысль, что в действительности он может оказаться не таким, казалась ей странной и чужеродной.

— А вот я боюсь, — донёсся до неё горестный вздох. — Боюсь, что узнав, кто я, ты никогда больше не позовёшь меня и проклянёшь тот день, когда впервые услышала мой голос. Боюсь, что потеряю и это… Тебе будет противно даже вспоминать, что ты когда-то говорила со мной. Нет, я не хочу подобного… Не снова. Лучше тебе не знать.

У Акрилики защемило сердце. Почему он так говорит? Что ему пришлось перенести и что вытерпеть? Что он потерял и почему боится открыться ей? И что такого страшного он совершил, за что она должна его возненавидеть?.. Нет, что бы это ни было, она не намерена отступать! Он дорог ей, и она не отвернётся от него, что бы ни узнала!

— Клянусь, такого никогда не будет! — твёрдо заявила Акрилика. — Я ни за что так не поступлю, что бы ты ни рассказал мне! Я не брошу тебя!

— Ты слишком самонадеянна, — в голосе мелькнуло сожаление. — Ты не знаешь, о чём просишь. Не только я пожалею о своём откровении, но и ты о своём любопытстве.

— Я не пожалею! — воскликнула Акрилика и вдруг совсем по-детски добавила. — Честное слово, я не передумаю!

В тумане послышался едва различимый смешок. Видимо, её собеседник тоже улыбнулся такой непосредственности.

— Кажется, ты не оставишь этой затеи… — он вздохнул. — Будь по-твоему. Я расскажу тебе, кто я… Завтра. Согласна?

Как она могла не согласиться?

4

Весь следующий день Акрилика не могла дождаться ночи. Мысли, которые по-прежнему иногда цеплялись за несущественные мелочи, вертелись теперь лишь вокруг предстоящего рассказа. Её томило нетерпение: неужели она, наконец, поймёт, с кем столько времени общалась, кому поверяла свои мысли и изливала чувства? Неужели, наконец, приоткроет завесу тайны и узнает, кому принадлежит ночной голос? И в то же время ей было немного боязно. Как бы она ни храбрилась накануне и ни лелеяла внутреннюю решимость, её душу то и дело подтачивал червячок сомнения: что же такое скрывает её собеседник? Вдруг он действительно совершил нечто ужасное? Кого-то предал? Обманул? Причинил боль? Или… убил?.. Нет-нет, это невозможно. Как мог тот, кто был так чуток и добр с ней, оказаться способным на подобное зло? Она сама себя накручивает, на самом деле всё не так страшно. Наверное…

Когда стемнело, Акрилика нетерпеливо юркнула в кровать, желая поскорее погрузиться в сон и связаться с загадочным собеседником. Волнение мешало уснуть, и Акрилика долго вертелась, повторяя «Приди ко мне!», прежде чем увидела перед собой знакомую долину, устеленную туманом.

— Рад снова видеть тебя, — услышала она до боли знакомый голос.

— Доброй ночи, — улыбнулась Акрилика. — Ты выполнишь своё обещание?

— Ты на самом деле этого хочешь? Не передумала? — он словно бы и впрямь надеялся, что сейчас она откажется.

— Хочу, — ответила Акрилика, отгоняя сомнения.

— Жаль… Я надеялся, что наше с тобой знакомство продлится несколько дольше, — вздохнул невидимый собеседник. — Что ж, так тому и быть. Ты хочешь знать, кто я?

— Да.

— Моё имя Ха́йрэс. Оно знакомо тебе, не так ли?

Акрилика молчала, поражённая его словами. Не может быть, этого просто не может быть! Хайрэс… Знаменитый демон, наследник Тьмы, обретший могущество и бессмертие, которое неспособны уничтожить даже самые сильные ангелы… Лжец, убийца и искуситель, упивающийся страданиями смертных. Это он?! Невозможно!

— Ты… ты шутишь?.. — выдохнула она со слабой надеждой.

— Увы. Я серьёзен, как никогда. Это действительно я. Демон. Твой враг. Воплощение зла.

— Но как же… — потерянно пробормотала Акрилика. — Ты ведь такой… такой… ты не можешь быть им!

— Могу. Я Хайрэс, Акрилика. Я же предупреждал тебя, что, узнав, кто я, ты больше не заговоришь со мной. Как и любой ангел на твоём месте. Я всё понимаю и не стану тебя принуждать. Какой в этом смысл?.. Пожалуй, мне лучше уйти. А тебе — забыть обо всём, что было, — голос его чуть дрогнул. — Прости, что воспользовался твоим незнанием, но я правда рад, что провёл это время с тобой… Прощай.

— Стой! — вдруг воскликнула Акрилика. — Не уходи! Пожалуйста, останься!

Она судорожно подбирала слова, разрываясь между страхом и неверием в то, что перед ней и впрямь легендарный демон. Как мог её источник радости и привязанности, которому она доверяла, оказаться беспощадным наследником Тьмы? И что он вообще за демон, коли просит прощения у неё, ангела?.. Может быть, не такое уж он «воплощение зла», как о нём говорят? Ведь с ней он был добр… И потом, она сама утверждала, что не отвернётся от него, что бы ни случилось, почему же колеблется теперь?

— Прости меня… — проговорила Акрилика. — Но это было так… неожиданно. Ты такой добрый, такой отзывчивый… И вдруг демон, да ещё настолько известный. В это просто не верится! Я не могу поверить, что ты совершил всё то, что о тебе рассказывают…

— Обо мне рассказывают правду. Или хотя бы её часть. Я действительно принёс немало зла в этот мир и многих сделал несчастными, — Хайрэс говорил сухо, словно констатируя факты, но Акрилике в его словах слышалось что-то вроде сожаления. — И смертных, и ангелов, и кое-кого из демонов. Уже и не вспомню всего, что я успел натворить. Как давно это было… Сколько лет я провёл в заточении?.. Века или тысячелетия? Не знаю. Много воды утекло. У меня было более чем предостаточно времени, чтобы миллион раз всё обдумать и понять то, что раньше мне было неведомо. Вот только зачем?.. Теперь это не имеет никакого значения. Уже поздно. Слишком поздно что-то менять… — обречённо заключил он.

— Ничего не поздно, — возразила Акрилика. — Никогда и ни для кого не поздно раскаяться в совершённых деяниях и обрести душевный покой.

— Даже для такого монстра, как я?

— Не такой уж ты монстр… — неуверенно отозвалась Акрилика, не зная, говорит это ему или себе самой, и тут же воодушевлённо продолжила. — И да, для тебя тоже не всё потеряно! Раскайся и искупи свои грехи, и Свет примет тебя. Он не откажет никому, чьи помыслы чисты, а сердце жаждет добра.

— Ты думаешь?… — усомнился Хайрэс. — Не забывай, я демон, и подобных мне ни одно светлое создание рядом не потерпит.

— Я уверена в этом, — твёрдо ответила Акрилика. — И то, что ты демон, не помешает тебе изменить себя, если твоё желание будет достаточно сильным.

— Ты слышала хоть об одном демоне, который обратился к Свету и сумел избавиться от хвоста? — с горечью поинтересовался Хайрэс.

— Нет… Но это же не значит, что такое невозможно. Раз ангелы способны превратиться в демонов, то и демоны могут стать ангелами, иначе было бы несправедливо. Просто никто не пытался…

Хайрэс помолчал.

— Хочешь, я расскажу тебе свою историю? — вдруг предложил он.

— Да… — именно этого она и желала с самого начала, ещё не зная, кто перед ней.

— Тогда слушай. Ты будешь первой и, наверное, последней, кто её услышит.

Мои родители демоны. В некотором роде я по-настоящему уникален, поскольку у моих сородичей почти никогда не бывает потомства, особенно с себе подобными. Однако это не помешало мне появиться на свет. Можно сказать, я с рождения был отмечен печатью избранности. И уже с рождения моя судьба была предрешена. Меня всю жизнь готовили к роли наследника Тьмы, правителя Ада. Я должен был стать идеальным правителем: сильным, беспощадным, непобедимым. Я выучил, что никакая жизнь не может стоять выше моей собственной и ценится лишь в той мере, в которой я могу её использовать. Я выучил, что главная моя задача — стать сильнее, чтобы добиться власти. Я знал, что меня ждёт: я должен воевать и убивать, заточать и пленять во Тьме всё новые души смертных, должен напитывать свой амулет энергией поверженных ангелов. Это было моим единственным возможным будущим. Ничего другого не существовало в моей жизни.

Я делал всё, чтобы достигнуть цели: обучался магии и дрался, тренировался владеть оружием и обманывал, нашёптывал гадкие мысли смертным и убирал с дороги тех, кто мне мешал. Но этого было мало. Чтобы стать тем, кого будут страшиться и враги, и союзники (которые загрызут тебя, если проявишь слабину), мне предстояло обрести неуязвимость. Не как все ангелы и демоны, живущие тысячи лет, а как сверхсущество, которое нельзя убить ни ядовитой стрелой Ада, ни священным мечом Рая. Ведь по-настоящему страшен правитель не только могущественный, но и бессмертный. Чтобы даровать мне неуязвимость, мои сторонники провели сложнейший ритуал, принеся в жертву кровь трёхсот тридцати трёх ангелов. Я должен был убить их собственной рукой, осознавая, что делаю, и понимая, что строю своё будущее на чужих костях. Цена казалась мне не такой уж высокой, и я почти не рисковал — часто мои сородичи выполняли самую сложную часть, нападая на ангелов и загоняя их в угол, а я заканчивал начатое ими дело. Я не думал о страданиях и смерти светлых, я думал лишь о необходимости. И когда мне вкладывали в ладонь меч, я убивал без всяких колебаний.

Ритуал удался. Как тебе известно, теперь я по-настоящему бессмертен. Я достиг совершенно нового уровня, при котором ни один артефакт не способен лишить меня жизни. Да, мне всё ещё реально навредить, причинить боль, заставить страдать, отобрать силы… В последней битве ангелы так и поступили. Ты думаешь, почему я оказался тут, в этой клетке, посреди Чистилища? Ангелы не смогли меня убить, но я слишком опасен как для них, так и для смертных, и поэтому они решили навеки заточить меня здесь. Ни одному демону не по силам освободить меня, ни один человек никогда не попадёт в это место, только ангелы способны выпустить меня отсюда. Но они, разумеется, никогда этого не сделают.

Знаешь, как я очутился здесь? Конечно, знаешь… Вы наверняка слагаете легенды о победе над Вселенским Злом и свято чтите память о тех, кто погиб, пытаясь одолеть меня. Да… В тот день ангелов было много, очень много. Они окружили нас и разнесли мой отряд вдребезги за считанные минуты. Не думаю, что кто-то из наших выжил… Я вдруг оказался посреди толпы ангелов, один против целого легиона. Вокруг разлетались белые перья, в глаза бил свет сияющих нимбов, но я продолжал драться, размахивая мечом и надеясь убить хотя бы одного из них. Они не могли уничтожить меня, но боль от их ударов была невыносимой. Их священные мечи вонзались в моё тело, и мне казалось, что они прожигают меня насквозь раскалёнными прутьями, по сравнению с которыми пресловутый Адский огонь терял остроту ощущений… Меня попросту ослепили, оглушили этой болью, я перестал понимать, где я и что со мной происходит. А потом… Не скажешь, кто нанёс последний удар и каким оружием? Тем, которое било сильнее обычных светлых мечей и больнее целого их десятка?..

После того удара я уже ничего не помнил и очнулся в этой конуре, без амулета, с блокирующими силу кандалами на руках и в полном одиночестве. Сколько я ни ждал, никто не приходил сюда. Ничего не происходило, ничего не менялось. Я видел лишь серый туман… Знала бы ты, сколько способов я перепробовал, чтобы выбраться отсюда… Я произносил формулы и чертил руны собственной кровью, даже применял светлые, но тут же жалел об этом, катаясь по полу от боли и выплёвывая кровь. Я пробовал призвать к себе кого-то если не из демонов, то из ангелов, но так и не был услышан. Я пытался разогнуть прутья треклятой клетки и ногтями выцарапать себе ход наружу, но только зря раздирал пальцы. Всё напрасно… И я сдался. Смирился со своей участью. Всё, что мне оставалось — это мысли и воспоминания. Изо дня в день я заново переживал всю мою жизнь, тысячи раз прокручивая в голове совершённые поступки. Не знаю, сколько прошло времени, когда я вдруг начал что-то понимать.

Я внезапно осознал, что те, кого я убивал, страдали, и гораздо больше, чем я сейчас. Нет, я знал это и раньше, но всегда считал это чем-то само собой разумеющимся и не имеющим абсолютно никакого значения. Теперь же я не мог не думать об этом. Я не мог отделаться от мыслей, что все они чувствовали боль, страх и отчаяние, не мог выбросить из головы, что они умирали на моих глазах и от моих рук. Я представил, что чувствовали ангелы, когда видели, как погибают их товарищи… Впрочем, откуда мне знать?.. У наследника Тьмы не может быть друзей или товарищей — для него существуют только враги, слуги и формальные союзники… И всё же я попытался понять их. Мне вдруг пришло в голову, что я здесь не потому, что я враг Света. Вернее, не только поэтому. Главная причина в том, что я нёс за собой зло, уничтожая всех и вся на своём пути. И даже не думал об этом. Не останови меня ангелы, я бы продолжал и дальше сеять разрушение и хаос если не ради дела, то ради забавы — я привык к подобного рода развлечениям. Всё, чего они желали, — защитить от меня этот мир. Спасти его.

Эти мысли стали мешать мне спать. Всё чаще я видел перед собой глаза и искажённые лица тех, кого лишил жизни, всё чаще слышал, как кричали заточённые в Аду души смертных… Хотя нет, они же не умеют кричать. Скорее это похоже на что-то среднее между плачем и тихим воем отчаяния. Всю вечность, дарованную им при создании, они вынуждены скитаться в глубинах Ада, думая о земных грехах и терзаясь в агонии соб