ТЕЛО ВОЗВРАЩАЕТСЯ

Z

Комнату надо очистить / пространство надо прибрать

Y

Так говорит поэзия, живущая в Канаде, в женском
теле, по-английски Так она говорит: once cleared the room writes itself

X

Что делать дальше,
Комната вычищена до блеска,
Прибрана до кости, до костного мозга, должна
написать себя, никто никому не пишет

W

Где они, где мужчины, подобные Арею,
Поднимавшие стропила, не вмещавшиеся во врата,
Где их костный мозг, сладостные конечности, где их зубы и языки,
На какие элементы они разложились

V

Глубоко под землей, в ее огородной клетке
Клетки продолжают делать новые клетки
Исходят яблочной пеной, когда земля собирает свой урожай
Подземными реками шарят в поисках устья
То, что было семенем, пробует себя семенами

U

Вечную мерзлоту обдает весна,
Как струя горячей мочи
Плавит лед,
Подо льдом будоражит буквы, желтые и зеленые,
И вот, когда слепошарые ветки водят по свету,
Поэзия, говорившая по-датски, лежащая под землей, женская,

T

Мертвая, как многие, почему-то живая,
Карамелькой она плавится за холодной щекой глинозёма,
И прав у нее не больше, чем у тех, кто лежит под другим кустом,
Кто все, что помнит, — это свое отраженье
В плоском лице медной военной фляги.
Слух истек,
Им нечего больше слышать.

S

Там, где было ухо, теперь земля,
Обнимающая место не-слуха.
Там, где было рот, теперь усилье корней
Стать истоком роста.
Мертвая поэзия говорит, она говорит:
«Я пишу, как ветер».
Она/они/другие они/многие до и после
Лежат, ветра там нет, что там есть, почему им ветер.

R

Разрой мерзлую землю, потрогай мертвую песню.
«Под низким небом», — говорит еще одна,
Жившая в той же Канаде, лежащая в чьей-то земле, —

С сентября 1922 года зерно ее тела
Принесло, наверное, много плода: «Под низким небом
Я видела тысячу марширующих Иисусов».

Что они делали, спрашиваем мы, стоящие на обочине.
Они маршировали.
Они пели.

Q

Зимой 1918 года в Петрограде
Поэзия перестает слышать что-нибудь кроме
Постоянного шума:
Ритмического нарастающего гула,
И если выглянуть в окошко
(поля продлеваются, в них лежат и лежат и лежат,
затылки запрокинуты,
языки застыли)

Мы увидим, метель, как тюлевая занавеска,
Делает знак: в комнате стало достаточно чисто.

P

И тогда,

И когда приноравливаешься к отсутствию цвета,
И к пиксельному мельканию вещества,
И к ружейным выстрелам, доносящимся с перекрестков,