А. Н. Сахаров, А. Н. Боханов, В. А. Шестаков

История России с древнейших времен до наших дней

Учебник

Том 2

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 94(47)(075.8)

ББК 63.3(2)я73

И90

Авторы:

А. Н. Сахаров — д-р ист. наук, проф., чл.-корр. РАН;

A. Н. Боханов — д-р ист. наук, проф.;

B. А. Шестаков — д-р ист. наук, проф.

Том второй учебника написан с учетом современного научного подхода к изучению истории России и последних исследований исторической науки. Раскрыты вопросы социально-экономического и государственно-политического развития страны, освещены основные проблемы отечественной истории, разработана авторская концепция их изучения и разрешения. Материал изложен ярким, выразительным литературным языком, с учетом хронологии и научной интерпретации, что во многом объясняет его доступность для широкого круга читателей. Учебник соответствует государственным образовательным стандартам высшего профессионального образования Российской Федерации.

Для абитуриентов, студентов, преподавателей, а также всех интересующихся отечественной историей.

© А. Н. Сахаров, А. Н. Боханов,

В. А. Шестаков, 2010

© ООО «Проспект», 2010

РАЗДЕЛ IV. РОССИЯ В XIX — НАЧАЛЕ XX в.

ГЛАВА 1. РОССИЯ В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX в.

К началу XIX в. Россия превратилась в одно из самых больших и сильных государств Европы. Уже в течение нескольких десятилетий она имела статус великой европейской державы. Этот статус она сохранила и к моменту захвата власти Александром I.

Однако Россия как великая держава рубежа ХVIII—ХIХ вв. обладала лишь силовыми и количественными показателями. Она как устрашающий великан возвышалась на востоке Европы, могучая своей территорией, количеством населения (44 млн человек), мощной, прежде всего военной, промышленностью, сильной централизованной властью, определенным единством многонациональной страны, великолепной армией.

Но эти показатели по мере развития европейской цивилизации все определенней становились качествами вчерашнего дня. Передовые страны Европы, особенно Англия и Франция, все больше обеспечивали статус великих держав за счет совсем иных свойств.

Экономическая и военная мощь этих стран основывалась на развитии гражданского общества, прав и свобод человеческой личности, на современных политических, в первую очередь конституционных институтах парламентаризма. Конечно, облик новой Европы только складывался. Европейские страны продолжали осуществлять колониальные захваты, в США процветал рабский труд, впереди вырисовывалась жесткая имперская диктатура Наполеона, приостановившая надолго становление гражданского общества во Франции. Но тем не менее процессы развития буржуазного общества с его демократическими институтами и становлением личности в центр внимания государства и общества были необратимы.

В России же на рубеже XVIII—XIX вв. общий строй жизни во многом оставался повернутым не в будущее, а в прошлое. Незыблемой оставалась абсолютная монархия. По-прежнему, как писал российский государственный деятель первой трети XIX в. М. М. Сперанский, в России свободными были лишь философы и нищие. Все и вся преклонялись перед властью императора. Демократический принцип разделения властей для России начала XIX в. оказался еще недостижим, хотя в верхах русского общества он был хорошо известен и имел своих приверженцев даже в императорской семье. Так, об этом всерьез задумывался наследник престола Александр Павлович в пору своего юношеского увлечения идеалами просветительства и конституционализма.

Российская бюрократия, сформировавшаяся в течение ХVIII в., к рубежу нового столетия стала колоссальной самодовлеющей силой. Вскормленная на традициях еще приказных, дьяческих времен, она впитала давние привычки раболепства перед вышестоящими и унижение нижестоящих, небрежение и презрение к человеку. Эта черта российской бюрократии резко выделяла ее из среды себе подобных чиновничьих структур западных стран. Именно эта сила стала со временем мощной опорой абсолютистской власти российских монархов, определяла во многом цивилизационный уровень российской государственности. Гоголевские персонажи «Ревизора» дали блестящее художественное воплощение ее характерных черт.

В соответствии со средневековыми канонами в России продолжал существовать сословный строй. Правда, его очертания со времен Петра I стали значительно размываться. Образовался средний класс, впитывавший в свой состав представителей разных сословий. Столь же многочисленным был и складывающийся состав вольнонаемных рабочих. Дворянство в соответствии с Табелью о рангах заметно потеряло свои исключительные обособленные черты. И все же и дворянство, и купечество, и духовенство, и крестьянство являли собой во многом закрытые, обособленные корпорации со своими правами для одних и обязанностями (при минимальных правах) для других.

Открытая состязательность умов, талантов, представлявших народ в целом, оставалась для России за семью печатями.

В стране по-прежнему господствовала крепостная система. Из 30 млн крестьян 50% являлись крепостными.

Бесконечными ограничениями, сословной неполноправностью характеризовалось и положение государственных крестьян. Отходничество лишь в некоторой мере делало отношения в аграрной сфере более свободными, динамичными. Но это была заслуга не системы, а приспособляемости самих крестьян, которые бились в ее тенетах и старались к ней адаптироваться. Разрывали эти путы и становились людьми богатыми и свободными лишь немногие. Мощь российской тяжелой промышленности в основном также держалась на подневольном труде «приписных» и «посессионных» крестьян. Дворянские мануфактуры, винокуренные заводы также использовали труд своих крепостных работников.

Все это приводило к тому, что значительные трудовые ресурсы страны были прикованы к земле, к деревне.

При таких условиях российская экономика — и сельское хозяйство, и промышленность — были обречены на отставание от стран, перешедших к буржуазному строю.

Сложным было положение и с территориальными характеристиками России. Одним из показателей цивилизационного развития страны является плотность населения. В России она была наиболее низкой в Европе. Если в наиболее развитых центральных губерниях она составляла 8 человек на 1 кв. версту (в Европе эта цифра достигала 40—50 человек), то в большинстве губерний юга, северо-востока, востока эта цифра была намного меньше, а в Сибири равнялась 0,1 человека на 1 кв. версту.

Вхождение в состав России ряда территорий Северного Кавказа, Казахстана, кочевых пространств Нижнего Заволжья, Сибири (в отличие от высокоразвитых для того времени районов Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии) не только не содействовало общему цивилизационному развитию страны, но, напротив, в целом отбрасывало Россию назад, так как большинство обитателей этих пространств жило на уровне родоплеменных отношений, а основным занятием многих из них оставалась охота или кочевое скотоводство. Выдающаяся цивилизующая роль России в этих районах оборачивалась огромными потерями для страны, несмотря на прирост территорий, населения, увеличение налогов в виде ясака и появление в составе русской армии военизированных конных формирований ряда восточных и северокавказских народов. Евразийская ось России благодаря этому все более отклонялась к Востоку.

Это же относится и к освоению вновь присоединенных территорий на юге.

Многонациональный состав России, большие цивилизационные различия в уровне развития отдельных регионов страны также не содействовали общему продвижению вперед.

Наконец, следует сказать и о развитии в России городской жизни, этом одном из признаков цивилизации Нового времени. При всем блеске российской столицы, значительном влиянии на экономику, культуру, духовную жизнь страны крупных городов общая численность городского населения в России была крайне низкой — всего около 7%. Большинство же российских городов относилось к категории малых.

§ 1. Первые годы правления Александра I

Либерализация жизни. Именно с этой великой и одновременно отсталой во многих отношениях Россией, страной, которая, казалось, была соткана из сплошных противоречий, и пришлось иметь дело Александру I, пришедшему к власти в ходе дворцового переворота 11 марта 1801 г.

Первые годы правления Александра I показывают, что он предпринял ряд мер по части либерализации российской жизни. Во-первых, это отвечало его неоднократным и настойчивым высказываниям о необходимости коренных перемен в жизни страны.

Теперь черед Александра I пришел и он, наконец, мог приступить к осуществлению своих планов.

Во-вторых, его намерения соответствовали стремлению освободить Россию от пут тирании Павла I, от его деспотичной регламентации многих сторон российской жизни.

Уже первые реформаторские шаги молодого монарха показывали, что он настроен весьма решительно в деле либерализации русской жизни. Такого масштабного и всеохватного, сравнительно с прошлыми временами, либерального натиска Россия еще не знала.

Было проведено широкое помилование заключенных (освобождено более тысячи человек), многие из которых отбывали наказание по политическим мотивам в Петропавловской крепости, Шлиссельбурге, в сибирской ссылке, в монастырях. 12 тыс. человек, уволенных со службы, вновь получили доступ к государственным должностям. Русские войска, направленные в Индию, были отозваны на родину. Александр I уничтожил один из важнейших институтов политического сыска — Тайную канцелярию, которая занималась делами, связанными с оскорблением царского величества и изменой государю и государству.

В дни коронации, осенью 1801 г., наряду с уничтожением Тайной канцелярии была образована специальная Комиссия по пересмотру прежних уголовных дел. В указе о ней были и такие слова: «Оскорбительные величеству слова признаны были в числе первых злодеяний, но опыт и лучшее познание о начале преступлений показали, что мнимое сие злодеяние не что другое суть в естестве своем, как сущий припадок заблуждения или слабоумия, и что власть и величество государей, быв основано на общем законе, не могут поколебаться от злоречия частного лица».

Через несколько дней после этого новым указом Александр I уничтожил пытки — «чтоб, наконец, самое название пытки, стыд и укоризну человечеству наносящее, изглажено было навсегда из памяти народной». Многие судебные дела были пересмотрены, цензура смягчена. Все препятствия по общению с европейскими странами, в том числе с Францией, были устранены: выезд за рубеж стал свободным, были ликвидированы и павловские ограничения по части одежды и распорядка дня российского населения.

Александр I подтвердил восстановление ограниченных Павлом I екатерининского Городового положения и Жалованной грамоты городам, Жалованная грамота дворянству также была восстановлена в своих правах. Дворянству вернули все его привилегии, в том числе свободу от телесных наказаний, в армии были восстановлены названия старых полков и возвращена русская военная форма.

Александр стремился уже в первые годы своего правления ограничить произвол власти, ее прихоти законам. Для этого он создал комиссию, цель которой заключалась в разработке нового законодательства России, устранении устаревших и противоречащих друг другу законов.

В коронационные же дни по указанию императора была подготовлена «Всемилостивейшая грамота, русскому народу жалуемая». В ней были и такие слова: «Не народы сделаны для государей, а сами государи промыслом Божиим установлены для пользы и благополучия народов, под державою их живущих».

И хотя эта грамота не увидела свет, так как Александр I поостерегся в условиях своей еще не окрепшей власти на столь решительные заявления, которые могли испугать и ожесточить против него дворянство и армию, его настроения в те дни этот документ отражал весьма красноречиво.

Наконец, Александр не побоялся коснуться самого щепетильного для дворянства вопроса — состояния крепостного крестьянства.

Александр прекрасно понимал, что в этом вопросе он будет иметь дело с тупым, эгоистичным, беспощадным дворянством. И все же 12 декабря 1801 г. вышел указ о распространении права покупки земель купцами, мещанами, государственными крестьянами, отпущенными на волю крепостными. Монополия дворян на землю оказалась нарушенной. 20 февраля 1803 г. появился новый указ «О вольных хлебопашцах». По этому указу крепостные крестьяне с согласия своих помещиков могли выкупаться на волю с землей целыми селениями. Конечно, это было ничтожно мало. Но первый шаг был сделан.

К этому желанию можно отнести и прекращение Александром I раздачу государственных крестьян в частную собственность, которая особенно участилась со времен Петра I, но приобрела совершенно катастрофические размеры при Екатерине II. Александр остановил эту позорную практику.

Характеристика внутренней политики первых лет правления Александра I была бы неполной, если не упомянуть о сдвигах в области образования. Новые университеты правительство открыло в Санкт-Петербурге, Дерпте, Казани, Харькове. В ряде городов появились гимназии и уездные училища.

Резкий сдвиг молодой император попытался осуществить и во внешней политике. После совершенно бесцельного по большому счету для России вмешательства в европейские дела в период Семилетней войны, а позднее походов армии Суворова и флота Ушакова в Европу Александр I начал проводить политику «национальной достаточности», предпринимать на международной арене лишь те шаги, которые были выгодны России.

Негласный комитет. Примером либеральных устремлений Александра I стала и организация так называемого Негласного комитета.

Еще во время правления Павла I около наследника престола сплотился круг искренних и преданных молодых друзей, с которыми Александр, тайно встречаясь, вел беседы о мерзостях российского режима, необходимости коренного переустройства общества. Кто же были эти люди? А. Чарторыйский, мятежный польский аристократ, участвовал в восстании Костюшко и был интернирован в Россию, позднее прощен и приближен ко двору; богач и аристократ граф. В. П. Кочубей. В 1792 г. он вернулся из Франции с твердым выводом о закономерности произошедших там революционных событий. Естественно, он осуждал якобинскую диктатуру. Граф. П. А. Строганов, сын екатерининского вельможи: он также побывал во Франции и с симпатией воспринял первый этап Великой французской революции, характеризовавшейся выходом на политическую арену третьего сословия и введением в стране конституционных начал. Князь Н. Н. Новосильцев, самый старший из друзей (ему было 30 с лишним лет), также прошел знакомство с революционными событиями во Франции. Это был высокообразованный, просвещенный человек.

Душой этого кружка стал Александр Павлович, который, по воспоминаниям А. Чарторыйского, был наиболее пылким, наиболее решительно высказывался о неприемлемости русских порядков.

В Негласном комитете, как его стали называть в обществе, обсуждались проекты будущих реформ в России. По мысли императора, как об этом рассказывает в своих дневниках Строганов, в центр этих реформ должны были встать вопросы свободы личности и собственности, защита человека законами, «не дающими возможности менять по произволу существующие установления». Здесь обсуждались также и проблемы крепостного права; выявилось понимание экономической необходимости его ликвидации. Шла речь и о разработке указа, запрещавшего продавать крестьян без земли. Но высшие сановники, прослышав об этом, выразили резкое недовольство, заявив, что это подорвет само крепостное право, и император побоялся настоять на своем.

Члены Комитета ясно понимали огромную дистанцию между своими планами и реальной действительностью; у них не было сомнений в том, что любое покушение на существующую систему ценностей, в первую очередь по крестьянскому вопросу, вызовет острое недовольство помещиков, приведет власть и лично императора к противостоянию с интересами дворянского сословия в стране. А это было опасно и для власти, и для жизни монарха. Поэтому Александр I оттачивал в Негласном комитете свои мысли, проверял их на окружавших его людях, действовал осмотрительно и осторожно. Но даже эти робкие шаги возбудили в обществе недовольство. В придворных кругах, среди аристократии заседания Комитета окрестили «якобинской шайкой».

Четыре с лишним года (до осени 1805 г.) проходили эти тайные встречи Александра I со своими друзьями. И с каждым месяцем становилось ясно, что ни члены Комитета, ни сам император не были готовы к реформам, о которых они вели речь. Российская действительность на каждом шагу препятствовала этим планам, а сами участники совещаний не были готовы идти на риск и жертвы.

Постепенно деятельность Негласного комитета стала затухать, друзья собирались все реже. Потом нахлынула великая страда — начался период Наполеоновских войн, в которые включилась Россия.

Император отбыл в действующую армию. И все же сам факт существования Комитета, участие в нем видных сановников во главе с императором указывали на то, что в высших эшелонах власти созревало понимание необходимости коренных реформ в России, перевода России на новые цивилизационные рельсы. Важно отметить, что члены Негласного комитета в дальнейшем оставались постоянно рядом с Александром I, занимали важнейшие посты в государственной системе России и не раз помогали Александру I формировать реформаторские намерения, от которых он не отказался до конца своих дней.

М. М. Сперанский. Новый император попытался навести порядок в государственном управлении, которое со своими коллегиями выглядело в начале нового века уже достаточно отсталым. Как и в европейских странах, в России в 1802 г. были учреждены министерства с системой единоначалия. Это укрепило центральное управление. Но старая российская система злоупотреблений, взяточничества, бюрократии быстро проникла и в новые органы власти. В обществе все острее раздавалась их критика. Необходимо было находить какие-то новые подходы к управлению огромной страной. Но какие?

Именно в эти годы рядом с императором появился его ближайший помощник почти на десять предстоящих лет — Михаил Михайлович Сперанский, которому Александр I и поручил разработать новые принципы управления страной в соответствии с последними западными моделями.

Сын сельского священника, М. М. Сперанский всего добился благодаря своим способностям, упорному самообразованию, огромной трудоспособности и преданности престолу. Он был рекомендован Александру I на должность одного из помощников и очень скоро обратил на себя внимание императора широким кругозором, блестящим образованием, умением оригинально мыслить, коротко и ясно формулировать сложнейшие проблемы. Вскоре он стал статс-секретарем, а по существу, занял место второго человека в государстве, которому Александр поручил разработать план государственной реформы в России.

М. М. Сперанский активно взялся за дело, и вскоре на стол императора легли первые проекты государственного переустройства России, которые сочетали последние достижения в этой области европейской цивилизации и особенностей России, в первую очередь ее абсолютистской, монархической системы.

Смыслом намечаемых преобразовании являлись введение в государственную жизнь страны гражданских и политических прав, прежде всего права частной собственности, защищенной законом, выборное начало в органах власти, некоторое ограничение самодержавной власти царя. Сутью проекта Сперанского, подготовленного к 1809 г., стала идея привлечения к участию в законодательстве, суде и управлении народных представителей на различных уровнях.

Предполагалось, что законодатели будут организованы в волостную, окружную (или уездную) губернскую думы и в высшую — Государственную думу. На такие четыре степени предполагалось разделить и судебную власть: суды волостной, окружной, губернский и верховный, или Судебный сенат. Исполнительная власть также делилась на управления волостное, окружное, губернское и государственное, или министерское. Государственный совет, где рассматривались наиболее важные государственные законы, должен был венчать это конституционное здание. Сперанский также предлагал создать Кабинет, куда стекались бы для анализа и совершенствования наиболее важные дела, и Правительствующий сенат, заменяющий комитет министров.

По проекту Сперанского в стране вводилось широкое избирательное право. Лишь крепостные крестьяне, работные люди и прислуга не участвовали в выборах, но пользовались защитой закона, который гласил, что никто не может быть наказан без следствия и суда.

Естественно, верховная власть в стране оставалась за монархом. Его слово было решающим. Если бы это устройство было принято, то уже в начале XIX в. Россия превратилась в конституционную монархию со строгим разделением властей. Отсюда уже было рукой подать до ликвидации сословного строя и уничтожения крепостного права.

Свои предложения Сперанский представил царю, и они были одобрены. Вскоре вышел указ о создании нового высшего государственного органа — Государственного совета. Дальше дело не пошло. Никакого разделения властей не состоялось. Александр положил проект Сперанского под сукно. Он не решился нарушить традиции самодержавия. Дело было не только в колебаниях самого императора, но и в давлении дворянства. Оно предало Сперанского проклятию, его называли французским шпионом. Дворянство справедливо полагало, что следом за введением конституционных порядков последуют другие перемены, в частности ликвидация крепостного права. К этому времени Россия проиграла первое столкновение с Наполеоном и заключила невыгодный для России Тильзитский мир. Положение Александра пошатнулось. Против него стала складываться мощная аристократическая оппозиция. Надвигалась новая война с Францией. В этих условиях Александр I пожертвовал Сперанским. Тот был снят со своих постов и отправлен в ссылку.

§ 2. Внешняя политика России в начале XIX в.

Войны с Францией. Очень скоро Александр I отошел от своей позиции «национальной достаточности».

Во главе Министерства иностранных дел встал его друг по Негласному комитету и ярый англофил А. Чарторыйский, который мечтал и видел свою любимую Польшу вновь объединенной и свободной, но защищенной скипетром русского царя. Он всячески поддерживал усилия Англии, направленные против европейской экспансии Бонапарта.

Эти настроения своего министра все больше стал разделять и Александр I. Его недоверие к лидеру Франции, ее первому консулу Наполеону Бонапарту усиливалось. В основе этого недоверия лежало не только опасение все возрастающей экспансии Франции на континенте, но и личная неприязнь к Наполеону.

Уже в 1801 г., размышляя над стремлением Наполеона возвысить свою власть, над его европейскими претензиями, Александр заметил: «Какой мошенник!». А в 1802 г., когда Наполеон объявил себя пожизненным консулом, Александр в одном из писем отмечал, что тот нарушил Конституцию, начал копировать обычаи королевских дворов; «...сейчас это один из самых великих тиранов, которых когда-либо производила история», — заключал Александр. Когда же Наполеон провозгласил себя императором, эти оценки стали еще более резкими.

Так опасность французской агрессии и личные оценки Александром увеличивающего всевластия Наполеона привели к изменению позиции России в Европе, а вовсе не стремление восстановить монархию Бурбонов, как об этом многократно писалось прежде.

С момента подготовки вторжения французских войск в Англию, захвата Наполеоном Ганновера и Неаполитанского королевства русский посол в Париже начинает демонстрировать неприятие Россией этой политики. Расстрел Наполеоном герцога Энгиенского, отпрыска Бурбонов и родственника русской императрицы, жены Александра I, урожденной немецкой принцессы, вызвал в Санкт-Петербурге шок. Русское правительство заявило протест. Россия быстро пошла на сближение с Пруссией, а затем и с Англией. Дело шло к большой европейской войне. Александр I все чаще заявляет о своем стремлении спасти Европу от агрессора и тирана.

Для России военное противоборство с Францией было объективно нежелательным, так как уже в это время, несмотря на возрастающую опасность французской агрессии и личную неприязнь русского императора к Наполеону, намечалось естественное стремление сторон путем компромиссов добиться для себя желаемых результатов на европейском континенте. Россия стремилась развить успехи русско-турецких войн и претендовала на захват проливов Босфор и Дарданеллы, на укрепление своих позиций на Балканском полуострове. В сферу интересов России входило овладение Польшей, присоединение Молдавии и Валахии, а также вожделенное и идущее из глубины веков овладение Финляндией, что являлось бы логическим продолжением балтийской политики Петра I.

Франция стремилась обеспечить себе свободу в борьбе с Англией, распространить свою власть на Центральную и Южную Европу. Россия как великая европейская держава могла поделить Европу с Бонапартом. Но этому мешали боязнь чрезмерного усиления Франции, личные негативные оценки Александром Наполеона. Россия вступила в антифранцузскую коалицию. Русские войска вновь двинулись в Европу.

2 декабря 1805 г. объединенная русско-австрийская армия под командованием М. И. Кутузова встретилась с французской армией во главе с Наполеоном Бонапартом в Моравии в местечке Аустерлиц. Фактически союзными войсками командовал сам русский царь. Он вопреки мнению Кутузова определил неудачную диспозицию войск, был уверен в победе.

Здесь под Аустерлицем Александр I, вся русская армия впервые почувствовали мощь военного гения Наполеона. Союзники были разгромлены. Александр едва избежал плена, потерял связь со штабом, войсками. Он укрылся в избе моравского крестьянина, затем скакал несколько часов среди бегущего войска, потерял багаж. Он был потрясен, но не сломлен. Александр понял, что бороться с таким соперником, как Наполеон, необходимо во всеоружии, всеми силами империи, всех своих физических и духовных сил, проявляя упорство, осмотрительность, тщательную подготовку, доверяя проверенным военным авторитетам.

Поражение русско-австрийской армии резко изменило соотношение сил в Европе. Турция, поддержанная Францией, попыталась вернуть себе утраченные позиции на черноморских берегах. Она вопреки прежним договорам, закрыла для русских судов проход через проливы. Началась очередная Русско-турецкая война, которая длилась с 1806 по 1812 г. Русские войска появились в Молдавии, Валахии, на Балканах. Однако основная часть русских сил была отвлечена на европейский фронт военных действий: борьба с Наполеоном продолжалась. В новую антифранцузскую коалицию вошли Англия, Россия, Пруссия, Саксония и Швеция. Австрия была выведена из войны мощными ударами французской военной машины.

Основные военные столкновения развернулись между армией Наполеона и войсками Пруссии и России. Французский полководец сумел разъединить войска союзников. Сначала он быстро вывел из войны Пруссию, нанес прусской армии ряд чувствительных поражений. Потом настал черед России. В феврале 1807 г. при Прейсиш-Эйлау русские войска оказали Наполеону упорнейшее сопротивление, но вынуждены были отступить перед его превосходящими силами. В июне 1807 г. русская армия потерпела поражение под Фридляндом и потеряла свои лучшие части. И эта военная кампания оказалась проигранной. Так, вмешавшись вновь в европейские дела, Россия на этот раз оказалась поверженной. Но упорство, с которым дрались русские и которое Наполеон еще не испытывал во время своих скоротечных побед над австрийскими и прусскими армиями, показало, что и Франции необходима передышка.

Летом 1807 г. в местечке Тильзит в Восточной Пруссии начались мирные переговоры между французским императором и союзниками. Все основные вопросы были решены во время личной встречи между Наполеоном и Александром I, которая состоялась в шатре на плоту посреди Немана.

Во время этих переговоров Александр продемонстрировал блестящие дипломатические качества. Побежденная Россия не только не понесла никаких территориальных потерь, но по мирному договору получила свободу в отношениях с Турцией и Швецией, а это означало, что Наполеон соглашался на присоединение к России в случае успеха в войне с Турцией дунайских княжеств — Молдавии и Валахии, а в случае успеха России в войне со Швецией — своим противником — был согласен на присоединение Финляндии, этой шведской провинции, к Российской империи. Единственное, в чем Наполеон не уступил России, — это в вопросе о Польше; он отказывался передать ее под власть российской короны, на чем настаивал русский царь.

Но Тильзитский договор включал и статьи, невыгодные и далее тяжелые для России. Россия по Тильзитскому миру должна была присоединиться к торговой блокаде против Англии, так называемой континентальной блокаде, которую объявила Франция и ее сателлиты своей островной сопернице. Для России это означало прекращение с Англией всех торговых контактов, что больно ударило по российской экономике.

Через год, в 1808 г., на второй встрече с Наполеоном в Эрфурте Александр облек туманные обещания Наполеона о поддержке России против Турции и Швеции в четкие формулировки договора. Франция согласилась на аннексию Россией Финляндии, Молдавии и Валахии, но воспротивилась захвату Босфора и Дарданелл. Российский император добился уменьшения контрибуции с Пруссии — своего незадачливого союзника, а также настоял на уходе французских войск из образованного под эгидой Франции герцогства Варшавского. Россия обязалась в случае войны Франции с Австрией поддержать Наполеона. Одновременно Александр давал заверения английскому кабинету в своей преданности антифранцузскому союзу, ободрял всячески прусского короля, собственноручно написал письмо австрийскому императору, раскрыв свои истинные антифранцузские планы. В Эрфурте же он заручился тайной поддержкой министра иностранных дел Франции Талейрана. С этого времени тот стал работать на Россию.

Александр I теперь уже готовился к борьбе с Наполеоном всерьез и всесторонне, заглядывая далеко в будущее. В то же время он добился максимума того, что можно было добиться в это время, и, по существу, поделил Европу с Наполеоном на сферы влияния.

Присоединение Финляндии. В 1808 г. Россия начала военные действия против Швеции. В течение года шведские военные силы были разгромлены в Финляндии. Решающая победа была достигнута в ходе знаменитого зимнего (1809 г.) перехода русской армии по льду Ботнического залива и прямой атаки шведской территории. В 15-градусный мороз части генерала Барклая-де-Толли прошли тяжелым 100-километровым маршем по льду залива и ударили на Умео. Колонна генерала Багратиона прорвалась к Аландским островам. Кавалерия генерала Кульнева, пройдя торосистые льды, двинулась на Стокгольм и появилась в пригородах шведской столицы. Швеция запросила мира.

По Фридрихсгамскому мирному договору 1809 г. Финляндия перешла к России. Она вошла в состав России на правах автономии в качестве Великого княжества Финляндского. В Финляндии было провозглашено конституционное устройство, созданы органы народного представительства во главе с Сеймом и Государственным советом, подтверждены традиционные для края права и свободы, в первую очередь право частной собственности. Крепостного права в Финляндии давно уже не существовало. Все документы, связанные с конституционным устройством Финляндии, были разработаны Сперанским и одобрены царем.

Таким образом, в Финляндии российское правительство установило те конституционные нормы, которые не решалось ввести в России. Это показывало, что Александр I не отказался от своих реформаторских планов и претворял их в жизнь при малейшей возможности.

После Эрфуртской встречи двух императоров Россия стала активизировать свои военные действия против Турции. Во главе Южной армии был поставлен М. И. Кутузов, который в 1811 г. нанес турецкой армии ряд поражений. Турция, так же как и Швеция, запросила мира. В ходе длительных и тяжелых переговоров, которые с большим искусством вел прославленный полководец, стороны наконец заключили в Бухаресте в мае 1812 г. мирный договор. Согласно его условиям к России отходили земли южнее Одессы и Молдавия, или Бессарабия, как стали называть эту территорию. Границы с Турцией передвинулись к реке Прут. Сербия получила автономию. Это стало началом освобождения сербов от долголетнего турецкого гнета.

§ 3. Отечественная война 1812 г.

Российское правительство вовсе не собиралось идти в фарватере французской политики. Использовав с выгодой для России договоренности с Наполеоном, Александр I продолжал готовиться к схватке с Францией. С 1808 г. началась перестройка и реформирование русской армии, создание новой армейской артиллерии. Реформой армии, ее вооружением, снабжением, созданием резервов руководил «железный граф» — военный министр А. А. Аракчеев. Особенно он преуспел в области обновления артиллерийского парка русской армии. Позднее в битве на Бородинском поле против 587 орудий французов действовало 640 русских орудий, причем русская артиллерия оказалась более маневренной и лучшего качества, чем французская. К началу 1811 г. Россия располагала 225-тысячной армией. Александр I стремился довести ее количество до 300 с лишним тысяч. Россия тем временем срывала континентальную блокаду с Англией и русско-английская торговля осуществлялась на судах нейтральных стран, в том числе США. Наполеон был вне себя.

Личные отношения между французским императором и русским царем накалились до предела. Русская армия была передвинута к западным границам. Александр I сам выехал к войскам. Разрыв отношений был не за горами.

На рассвете 12 июня 1812 г. армия Наполеона вторглась в пределы России. За два дня до этого французский посол в Санкт-Петербурге вручил в российском Министерстве иностранных дел ноту о разрыве дипломатических отношений и об объявлении войны.

Вначале пограничную реку Неман переплыли на лодках отряды прикрытия, потом по наведенным понтонным мостам на противоположный берег переправился авангард. А затем двинулись пехотные дивизии, кавалерийские корпуса, артиллерия. Но тих и пустынен был восточный берег Немана — ни русской разведки, ни воинских частей, ни мирных жителей. «Великая армия», как называли 600-тысячную военную армаду Наполеона, начала движение по просторам Российской империи в тишине и безлюдье.

Передовые русские полки 1-й армии стояли в 100 километрах восточнее, под Вильно. Никто не спешил немедленно сразиться с Наполеоном, никто не стремился дать ему генеральное сражение, о чем он так мечтал с первых же часов вторжения. С самого начала война стала приобретать длительный, маневренный характер, уводящий наполеоновскую армию в глубь России.

Из трех возможных направлений наступления, которые рассматривал французский император — на Петербург, Киев и Москву, Наполеон выбрал московское направление. Он говорил: «Если я возьму Киев, я возьму Россию за ноги; если я овладею Петербургом, я возьму ее за голову; заняв Москву, я поражу ее в сердце».

Русское командование не имело точных сведений о том, куда направит Наполеон основную часть своих сил, сконцентрированных на западных границах империи. Поэтому русские войска были раздроблены. Основная, 1-я, армия во главе с героем Русско-шведской войны генералом М. Б. Барклаем-де-Толли занимала правый фланг армии и стояла заслоном под Вильно, готовясь в случае необходимости прикрыть петербургское направление. Южнее располагалась 2-я армия, возглавляемая генералом П. И. Багратионом. В ее задачу входило предотвращение прорыва Наполеона на московском направлении. От 1-й армии эту военную группировку отделяло 100 километров. Киевское направление защищала 3-я Западная армия под командованием генерала А. П. Тормасова. Общая численность русских войск, размещенных на западной границе, составляла около 240 тыс. человек.

«Великая армия», сосредоточенная Наполеоном у границ России, насчитывала 600 с лишним тысяч человек, участие в войне Австрии и Пруссии на стороне Франции резко изменило соотношение сил. На западной границе Наполеон имел почти трехкратный перевес в силах. Поэтому русское командование отказалось от своих первоначальных планов атакующих действий и с первых же дней войны выбрала оборонительную тактику.

Стратегия Наполеона заключалась в том, чтобы решить все одним ударом по направлению Вильно—Москва, навязать русским генеральное сражение и, пользуясь огромным перевесом сел, разгромить сначала 1-ю армию, а потом и 2-ю, не дав им соединиться. Французский император рассчитывал закончить военную кампанию быстротечно и заставить русского монарха подписать продиктованный ему мирный договор. Наполеон надеялся раз и навсегда покончить с мощью России, вернуть ее к допетровским границам, отторгнуть ее западные территории в пользу своих союзников, навязать России свою экономическую политику. Затем он планировал обрушиться на Англию. Тогда вся Европа была бы у его ног.

Александр поначалу хотел покончить дело миром и направил к Наполеону для переговоров генерала Балашова. Но Наполеон даже не принял царского посла и приказал ему следовать вместе с армией в Вильно. И только там он дал Балашову аудиенцию. Наполеон обрушил на генерала град упреков, отказался вести переговоры и дерзко спросил у него, каков самый короткий путь на Москву. На этот вопрос генерал находчиво ответил: «Карл ХII шел через Полтаву».

Вначале 1-я Западная армия, уходя на восток и избегая генерального сражения, предполагала встретить неприятеля в лагере на реке Дриссе, притоке Западной Двины. Считалось, что, атакуя лагерь, французы увязнут здесь, а во фланг им ударит подошедшая 2-я армия П. И. Багратиона. Поначалу Александр I утвердил этот план. Но когда стал вырисовываться огромный перевес сил противника, а против 2-й армии Наполеон направил войска брата Жерома и корпус маршала Даву, чтобы не дать Багратиону подойти к 1-й армии Барклая-де-Толли, стало ясно: этот план не годен. Теперь русские поставили перед собой задачу сохранить обе армии, не вступая с неприятелем в крупные сражения, и как можно скорее объединить свои силы.

Таким образом, объективная обстановка, сложившаяся на театре военных действий, требовала отступления русских армий в глубь страны. Одновременно эта вынужденная тактика постепенно стала перерастать в стратегию всей войны. В то же время появилось твердое убеждение, что сокрушить агрессора можно было силами не только армии, но и всего народа. Первым эти идеи сформулировал сам Александр I. Он уже в начале войны, когда перевес сил Наполеона окончательно определился, пришел к мысли о необходимости использовать пространство страны, мужество и упорство народа и ни в коем случае не соглашаться на мирные переговоры с противником до полного его изгнания. В одном из писем он писал: «Решиться на генеральное сражение столь же щекотливо, как и от оного отказаться... Но потеряв сражение, трудно будет исправиться для продолжения кампании».

В первые же дни войны царь издал манифест о создании народного ополчения. Позднее он одобрил инициативу дворянства по поводу формирования военных отрядов и вооружения крестьян для борьбы с захватчиками. По существу, первые обращения Александра I к народу узаконили партизанскую войну. Но она и так уже начинала стихийно разгораться на территории, захваченной противником. В этом смысле власть, армия и народ были охвачены единым патриотическим порывом, независимо от сложнейших социально-экономических противоречий в стране, существования крепостного права. Именно это сделало войну России против наполеоновского нашествия отечественной. Под таким названием она и вошла в историю нашей Родины.

Оставив Дрисский лагерь, 1-я армия, избегая генерального сражения, с боями откатывалась на восток, замедляя движение Наполеона. П. И. Багратион с боями же продвигался на соединение с армией Барклая-де-Толли.

Оба русских военачальника стремились встретиться под Витебском. 1-я армия первая подошла к городу и стала ждать Багратиона. Этим воспользовался Наполеон. Его авангарды спешили к Витебску. Арьергардные части русских сдерживали их натиск в течение двух дней. На подступах к городу шли кровопролитные бои. Но к Витебску уже подходили основные силы «Великой армии». Наполеон был уверен, что наконец-то он дает русским генеральное сражение. Однако его расчеты не оправдались. Выставив заслон в несколько тысяч человек и разложив к вечеру многочисленные костры, которые должны были убедить Наполеона, что русские стоят на месте и готовятся к бою, Барклай-де-Толли бесшумно снялся с позиций и начал отступление к Смоленску. Поверив, что русская армия стоит на месте и готовится к сражению, французский император решил подождать день и, подтянув свои основные силы, начать генеральное сражение, чтобы уже со всей мощью обрушиться на русских.

Но 16 июля конные разъезды французов не обнаружили на месте 1-й армии. Наполеон был вне себя. А в это время армия Барклая-де-Толли спешила к Смоленску, куда должен был наконец-то подойти Багратион.

В это время 2-я армия с боями прорывалась на северо-восток. Здесь против 135 тыс. наполеоновских войск сражались 45 тыс. русских.

Багратион, все время теснимый неприятелем, не смог выйти к Витебску и теперь устремился к Смоленску. Умело маневрируя и избегая фронтального сражения с французами, он сумел осуществить переправу своей армии через Днепр. Теперь обе русские армии беспрепятственно шли к Смоленску.

В это время против французской армии уже начал работать фактор пространства, на который так рассчитывал Александр I: чем больше вглубь России продвигалась армия Наполеона, тем меньше она становилась по численности. Необходимо было оставлять гарнизоны во взятых городах, охранять растянувшиеся коммуникации, тыловые склады боеприпасов и продовольствия. К тому же французы несли большие потери в постоянных стычках с русскими войсками. К Смоленску Наполеон привел лишь 200 тыс. человек. И все же перевес сил редеющей «Великой армии» был велик.

Теряли своих воинов и русские войска. Но из глубины России к ним стали подтягиваться резервы, повсюду вооружались ополченцы, создавались партизанские отряды. Постепенно война входила в невыгодное для Наполеона русло: вместо генерального сражения и молниеносной войны он получил длительную военную кампанию.

Уже в это время Наполеон делает первые попытки, используя свое военное преимущество, покончить дело почетным миром. Но Александр I проявляет твердость и упорство: он отказался вести с французским императором какие-либо переговоры и дал жесткий приказ русским военачальникам не отвечать на мирные инициативы противника.

Под Смоленском 22 июля русские армии наконец соединились. Теперь соотношение сил немного изменилось, но у Наполеона все еще был перевес в несколько десятков тысяч человек.

Уже сам этот факт соединения свидетельствовал о провале расчетов французского командования на разгром этих армий поодиночке. Более того, в ходе отступательных операций русские войска оказали «Великой армии» ожесточенное сопротивление, которое французы не встречали в Европе. Однако Наполеон упорно продолжал надеяться на успех в генеральном сражении. Теперь, казалось, под Смоленском его надеждам было суждено осуществиться.

К этому времени Россия укрепила свои международные позиции. Она заключила союзные договоры со Швецией, Турцией, Англией и Испанией, которая была оккупирована французскими войсками и народ которой поднялся на освободительную борьбу против захватчиков.

Несмотря на эти внешнеполитические успехи и на то, что Наполеон должен был держать значительные силы в Испании, в оккупированных странах Европы, положение России оставалось критическим: враг полукружьем своих армий стоял перед Смоленском, готовясь к решающему сражению и штурму города, объединенная русская армия по-прежнему уступала неприятелю в количественном отношении. Резервы лишь подходили, ополченцы не имели боевого опыта. К тому же в это время Россия вела войну на Кавказе против Ирана и значительная часть сил была отвлечена на кавказский фронт.

Отступление угнетало офицеров и солдат. Герои прошлых сражений, в том числе с теми же французами, негодовали по поводу постоянного отхода русских армий, рвались в бой. Эти настроения понимал и разделял русский генералитет. Ярким выразителем этих настроений был пылкий и храбрый Багратион, который в частных письмах выражал несогласие с осторожной тактикой Барклая-де-Толли. Разногласие между генералами ощущалось в армии. Барклай-де-Толли терял в войсках популярность. Для многих солдат этот выходец из шотландской семьи был чужим человеком, прежде всего иностранцем. Однако объективная обстановка требовала отхода.

И все же под Смоленском объединенная русская армия, командующим которой стал Михаил Богданович Барклай-де-Толли, решила дать французам бой и попытаться отстоять город. Смоленск и Смоленская гряда являлись последним естественным рубежом на пути к Москве. Оставить город без боя было невозможно ни по тактическим соображениям, ни по психологическим причинам. 2 августа началась битва за Смоленск.

Наполеон, располагавший большими силами и возможностью широкого маневра, попытался обойти русскую армию, стоявшую возле Смоленска, с юга, где левый фланг русских войск оказался слабо защищенным. После тяжелого боя русские отступили, но попытка кавалерии Мюрата выйти в тыл русской армии была сорвана.

4 августа к Смоленску подошли основные части — корпуса Нея, Даву, Груши. Они попытались с ходу смять русские войска и захватить город. Но и эта попытка была отбита. Русские передовые части оказали стойкое сопротивление. Оно помогло основной части войск осуществить отход и занять позиции непосредственно вблизи города.

На другой день Наполеон приказал взять город штурмом, но русские войска стояли насмерть. Вместе с ними приняли бой и смоленские ополченцы. Когда же наступление захлебнулось, Наполеон приказал бомбардировать Смоленск и поджечь его. Град ядер обрушился на город. Смоленск запылал. После канонады в огне и дыму французы снова ринулись на приступ городских стен, но и эти атаки были отбиты.

Наступила ночь 6 августа. Наполеон предполагал на следующий день продолжить наступление и перемолоть в битве за Смоленск русскую армию. Каково же было его удивление и негодование, когда наутро он обнаружил, что Смоленск пуст, а русская армия снялась со своих позиций. Ему достался сожженный, обезлюдевший город. Большинство жителей ушли вместе с армией. Под Смоленском французы потеряли 20 тыс. человек. После смоленского сражения число французских войск, действовавших на московском направлении, сократилось до 135 тыс. человек.

Заняв Смоленск, Наполеон предполагал дать своим войскам отдых, подтянуть резервы, подвести продовольствие, фураж для лошадей. Однако вся обстановка диктовала ему продолжить наступление на восток: шел август, кончалось лето, подступала холодная тяжелая русская осень, сил оставалось все меньше, вокруг разгоралась народная партизанская война, а кампания так и не была выиграна. К тому же на вспомогательных направлениях — петербургском, которое прикрывал русский корпус П. Х. Витгенштейна, и южном — против 3-й Западной армии А. П. Тормасова части «Великой армии» терпели неудачу. Марш на Москву, генеральное сражение на пути к русской столице, а там почетный мир, отдых измученной боями армии — вот к чему продолжал стремиться французский император всеми силами. Поэтому в Смоленске французы задержались лишь на пять дней. Их движение на восток возобновилось.

В эти августовские дни в русской армии произошли перемены. После смоленского сражения боевой дух войск не только не был сломлен, но, напротив, еще более возрос. Но одновременно в войсках нарастало недовольство отступлением, разобщенностью командования. М. Б. Барклай-де-Толли все больше терял авторитет. Мнение высокопоставленных и влиятельных деятелей России, близких к Александру I, а также общественное мнение все более склонялось к назначению на пост главнокомандующего всеми военными силами России 68-летнего фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова, сподвижника А. В. Суворова, героя Русско-турецких войн. Александр I холодно относился к престарелому полководцу. Он не мог забыть о позоре Аустерлица, когда М. И. Кутузов стал свидетелем его военного унижения. Кроме того, Александр I считал, что фельдмаршал стар и немощен. Но в тяжелую годину для России император пошел навстречу общественному мнению. 17 августа М. И. Кутузов принял командование армией. Это было за девять дней до Бородинского сражения.

Его появление армия встретила с энтузиазмом. На смотре, который устроил М. И. Кутузов, он обратился к воинам с короткой речью:

«Разве можно с такими молодцами отступать», — говорил он, проезжая мимо приветствовавших его войсковых частей. Именно в те дни в армии сложилась поговорка: «Пришел Кутузов бить французов».

Но первый энтузиазм от встречи популярного полководца с войсками прошел, и Кутузов быстро убедился, что положение продолжает оставаться трудным, а отступление неизбежным. Вместе с тем он принял ряд решительных мер по подтягиванию резервов армейских частей и отрядов ополчения, укрепил дисциплину в армии, приступил к координации действий корпуса Витгенштейна, прикрывавшего Петербург, и 3-й армии Тормасова, чтобы оказывать давление на наступающего противника с флангов, растягивать его силы, обескровливать их. Одновременно, отступая к Москве, Кутузов тщательно выбирал позицию для генерального сражения. Он, как и Барклай-де-Толли, понимал, что отдавать древнюю русскую столицу без боя невозможно.

Бородинское сражение. Утром 22 августа русская армия стала развертываться на Бородинском поле в соответствии с планом М. И. Кутузова.

На правом фланге стояли пехотные и кавалерийские корпуса численностью свыше 30 тыс. человек под командованием генерала М. А. Милорадовича. В центре также находилась группа войск под командованием Д. С. Дохтурова, насчитывавшая 13,6 тыс. человек. Обе эти группы войск подчинялись М. Б. Барклаю-де-Толли. Это были части 1-й армии. На левом фланге, не имеющем естественной защиты, стояли войска 2-й армии под командованием П. И. Багратиона в составе 32 тыс. человек. Оставался еще главный резерв, находившийся в распоряжении М. И. Кутузова, и отряды ополчения. В боевых порядках русской армии насчитывалось свыше 120 тыс. человек. Глубоко в тылу русских войск, на их флангах находилась казачья кавалерия, готовая к быстрым фланговым атакам.

Наполеон имел на Бородинском поле 135 тыс. человек. Но перевес в артиллерии был на стороне русских. К тому же русское командование успело возвести по фронту наступления противника ряд укреплений. В центре, на курганной высоте перед русскими корпусами была развернута батарея из 18 орудий, вошедшая в историю сражения под названием батареи Раевского, так как входила в состав его корпуса. На левом фланге, около деревни Семеновское, были сооружены земляные укрепления — флеши с размещенными на них орудиями, а перед ними — около деревни Шевардино — построен редут с артиллерией, так называемый Шевардинский редут.

Французы развернули свои силы для атаки 24 августа. Наполеон правильно оценил позицию и понял, что правый фланг русских неприступен, центр хорошо укреплен, а вот левый фланг достаточно открыт для атаки. Но для этого необходимо было перейти реку, овладеть Шевардинским редутом.

М. И. Кутузов рассчитывал, что французы, ограниченные в своих маневрах и не могущие обойти русские позиции, которые на левом фланге были защищены лесом, а на правом — Москвой-рекой, будут вынуждены вести фронтальное наступление, увязнут в плотных эшелонированных порядках русских войск, будут обескровлены и тогда в дело вступят свежие резервные части, кавалерия, казачьи части и опрокинут неприятеля.

Русские еще не успели как следует укрепить свои позиции, особенно на левом фланге, как французы в тот же день, около двух часов дня, обрушились, как и предполагалось, на позиции П. И. Багратиона. Пехотные части и кавалерия Мюрата атаковали Шевардинский редут, прикрывавший Семеновские, или, как их стали называть, Багратионовы флеши. Русские части, защищавшие редут, дрались отчаянно. Несколько раз он переходил из рук в руки. Лишь через пять часов боя французы, пользуясь численным перевесом и проявив также чудеса храбрости и упорства, овладели Шевардинским редутом. Но Багратион послал на помощь дивизию гренадеров и кавалерию. Французы снова были отброшены к реке Колоче. К ночи бой прекратился. Русские части по приказу Кутузова оставили разрушенный редут, подступы к которому были усеяны трупами французских солдат, и отошли на основные позиции. Казалось, начал претворяться в жизнь план Кутузова — обескровить, измотать французскую армию в ее губительных атаках.

День 25 августа прошел в подготовке противоборствующих сторон к сражению. М. И. Кутузов, объезжая войска, обратился к своим воинам со словами: «Вам придется защищать землю родную, послужить верой и правдой до последней капли крови».

Ранним утром 26 августа части «Великой армии» двинулись в атаку.

Первые свои удары Наполеон нанес по центру и одновременно по флангам. Но становилось ясным, что это были отвлекающие маневры. Основные же свои силы французы бросили на Багратионовы флеши и батарею Раевского, контролирующую центр русской армии. Французам, как и предполагал М. И. Кутузов, пришлось идти в лобовую атаку. На левый фланг русской армии обрушились 45 тыс. бойцов и залпы 400 орудий. На Багратионовы флеши шли кавалерия Мюрата, корпуса Даву, Нея — лучших маршалов наполеоновской Франции.

Багратионовы флеши окутались облаками дыма, здесь, не переставая, гремела канонада. Французы, не считаясь с потерями, плотными колоннами шли вперед. В ответ гремели русский орудия, картечь сметала ряды наступавших. Но Наполеон направлял сюда все новые подкрепления.

За развитием событий на левом фланге внимательно следил со своего командного пункта и Кутузов. Он также постоянно подтягивал туда подкрепления, снимая их с правого фланга и отряжая резервные части. Бой длился уже несколько часов, флеши несколько раз переходили из рук в руки. Огневые лавины перемежались рукопашными схватками, в самые критические минуты русские добивались успеха яростными штыковыми атаками. В ходе боя осколком пушечного ядра был смертельно ранен П. И. Багратион и его увезли с поля боя. Командование принял талантливый, смелый и упорный генерал Д. С. Дохтуров. Лишь после восьмой попытки, уложив на поле боя тысячи солдат, французам удалось захватить укрепления. Однако Дохтуров отвел части левого фланга за Семеновский овраг на заранее подготовленные резервные позиции. Русские встали в батальонные каре и отбивали все атаки противника. Наполеону так и не удалось сокрушить левый фланг русской армии.

После полудня французы повели основные атаки на центр русских войск и прежде всего выдвинутую вперед батарею Раевского. Именно в это время Кутузов направил в обход левого фланга французской армии казачьи части М. И. Платова и кавалеристов под командованием генерала Ф. П. Уварова. Рейд русской кавалерии, перешедшей Колочу по бродам и атаковавшей французов в глубоком тылу, вызвал смятение во французском лагере. Два часа потребовалось Наполеону, чтобы перегруппировать войска и отбить натиск русской конницы. Лишь после этого французы вновь обрушились на батарею Раевского. Но к этому времени Кутузов сумел подтянуть сюда на помощь свежие силы, укрепить центр русской армии. Лишь бросив на батарею главные силы и подвергнув курган мощному артиллерийскому обстрелу, французам удалось захватить обезлюдевшую, с искореженными пушками батарею.

День клонился к закату. Наполеону удалось в кровопролитнейшем сражении, потеряв при штурме Семеновских флешей и батареи Раевского 75% погибших в этот день своих солдат, овладеть этими двумя укрепленными пунктами русской армии. Но отойдя на резервные позиции, русские войска стояли как скала, готовые к продолжению битвы. Их фланги и центр не были поколеблены. Мощная русская артиллерия до глубокой ночи с высот и курганов продолжала наносить удары по скоплениям французских войск. Лишь ночь прекратила битву. Наполеон, убедившись в бесплодности своих усилий, приказал войскам отойти на прежние позиции: русские вновь заняли батарею Раевского и деревни на левом фланге.

Бородинское сражение не принесло победы ни одной из сторон. Но оно надломило дух непобедимой дотоле наполеоновской армии, вдохнуло новые силы в русские войска, показало высокий патриотизм, неустрашимость, самоотверженность русских солдат, офицеров, генералов, которые выстояли, несмотря на всю мощь превосходящей их наполеоновской военной машины.

Русские во время Бородинского сражения потеряли 44 тыс. человек, «Великая армия» оставила на поле боя 58,5 тыс. бойцов.

Обе стороны готовились к продолжению сражения. Однако утром 27 августа М. И. Кутузов приказал войскам оставить место сражения и отойти к Москве. Продолжать бой было рискованным. Наполеон, несмотря на огромные потери, все еще имел численное превосходство в кадровых частях. Между тем в составе русской армии немалое число представляли собой малообученные ополченцы и резервисты. Кроме того, в резерве у Наполеона остались старая гвардия — цвет «Великой армии». Он не двинул ее с места, даже несмотря на отчаянные просьбы своих маршалов, которые убеждали императора, что ввод в действие гвардии повернет ход сражения в пользу французов. Наполеон боялся потерять в кровавой мясорубке свои самые боеспособные части. Теперь, свежие и хорошо укомплектованные, они готовы были вступить в решающий бой. Русские кадровые резервы, на которые рассчитывал Кутузов, так в полном составе и не успели подойти к Москве. Не имея решающего перевеса в силах, Кутузов опасался рисковать судьбой армии. Вот почему наутро после сражения озадаченный Наполеон не обнаружил русскую армию на прежних позициях.

Отведя свои войска к Москве, М. И. Кутузов в ожидании резервов искал новую выгодную позицию для сражения. Но такой не находилось.

1 сентября в деревне Фили в просторной крестьянской избе русский главнокомандующий собрал военный совет. Выслушав всех, М. И. Кутузов произнес исторические слова: «С потерей Москвы не потеряна еще Россия... но когда уничтожится армия, то погибнут и Москва, и Россия». Немного помолчав, он твердо произнес: «Приказываю отступать». Кутузов прекрасно понимал, что генералы, как и вся армия, рвались в бой. Он же, облеченный доверием и армии, и народа, должен был выиграть войну и изгнать неприятеля из пределов России.

2 сентября русская армия проходила через Москву. Последними покидали город кавалерийские части М. А. Милорадовича, находившиеся в арьергарде и прикрывавшие отступление. Вместе с армией уходили и жители Москвы. Из почти 300-тысячного населения города в Москве осталось всего 10—12 тыс. человек. А уже на следующий день в город вступила кавалерия Мюрата — авангард французской армии. Следом двигались основные войсковые части.

Наполеон остановился на Поклонной горе, обозревая раскинувшуюся перед ним русскую столицу, блиставшую сотнями церковных куполов, красивейшими зданиями, величественным Кремлем. Наполеон ждал официальной сдачи города, депутации горожан, вручения ему ключей от городских ворот, к чему он привык на Западе. Но тих и пустынен был город в этот прекрасный сентябрьский день. Разочарованный французский император въехал в Кремль. В тот же день он отдал Москву на разграбление своим солдатам. Они врывались в опустевшие дома богатых горожан, в дворянские особняки, тащили в свои обозы все, что попадалось под руку, опустошали винные подвалы и склады, которые предусмотрительно были оставлены в Москве нетронутыми.

Уже в первые дни пребывания в Москве французские части стали превращаться в скопища пьяных мародеров. Дисциплина в армии падала, а ведь она находилась в тысячах километров от своей родины. Это серьезно беспокоило французское командование. По существу, Москва стала для «Великой армии» моральной, нравственной ловушкой. Положение осложнялось и тем, что уже в первый день пребывания французов в Москве в городе начались пожары. Сначала загорелись отдельные дома. Потом огонь охватил целые кварталы. Запылали Арбат, Замоскворечье. Погода в то время была сухой, ветреной, и огонь быстро распространялся по городу.

Что стало причиной пожара? Наполеон тут же объявил, что это «русские варвары» в отчаянии и злобе подожгли свою столицу. Кутузов обвинил в пожаре французов, мародерствующих в городе. На эту тему в исторической науке десятилетиями шли споры. В действительности возложить вину за пожар Москвы либо на русских, либо на французов невозможно. С одной стороны, фактом являлось, что находились «поджигатели» среди русских патриотов, которые стремились пожарами нанести урон наполеоновским войскам. Фактом является и то, что генерал-губернатор Москвы Ф. В. Ростопчин приказал вывезти из города всю противопожарную технику. Но известно немало свидетельств, которые говорят о том, что причиной пожаров стало неосторожное обращение с огнем пьяных французских мародеров. Вскоре пылала уже вся, в основном деревянная, Москва. Кольцо огня охватило Кремль, где расположился Наполеон. Он срочно вынужден был покинуть свои апартаменты и найти пристанище в одном из подмосковных дворцов. Пожар бушевал шесть дней. Три четверти домов было уничтожено. Сгорели все провиантские склады, на которые рассчитывало французское командование для обеспечения своей армии. После этого над французской армией нависла угроза голода. Москва, таким образом, стала и военной ловушкой для «Великой армии».

Из Москвы в лагерь Кутузова Наполеон отправил парламентера с предложением начать мирные переговоры. Тот привез письмо с условиями. Наполеон стремился не столько добиться сокрушения России, сколько хотел прежде всего спасти армию и свою честь. Кутузов принял наполеоновского посланца, но отказался вести с ним какие-либо переговоры. Однако даже этот факт вызвал ярость царя. Тот сурово упрекнул фельдмаршала за сам факт вступления в контакт с представителем Наполеона. Ответа на мирные предложения не последовало.

Контрнаступление русской армии. После оставления Москвы русская армия совершила свой знаменитый фланговый маневр.

Поначалу Кутузов после оставления Москвы дал приказ армии двигаться по Рязанской дороге, на юго-восток. Это и заметили французские авангарды, следовавшие за русской армией. Но затем русский главнокомандующий резко изменил направление движения, повернул на запад и вывел армию на Калужскую дорогу. Маневр был предпринят настолько быстро и скрытно, был так хорошо замаскирован, что французы на несколько дней потеряли русскую армию из вида. Лишь через пять дней кавалеристы Мюрата обнаружили русские части близ Подольска. Но было уже поздно. В это время русские войска, пройдя через Подольск, уже занимали позиции у деревни Тарутино в 80 километрах к югу от Москвы, перекрыв возможность прорыва наполеоновской армии в южные районы страны. Там, в районе Калуги и Тулы, находились продовольственные и военные склады. В Туле располагались военные заводы. Отсюда шли пути в южные губернии, богатые продовольствием, там лежали нетронутые войной большие города. Сюда и предполагал направиться Наполеон после оставления разоренной и сожженной Москвы, чтобы предоставить зимние квартиры своей уставшей, надломленной Бородинским сражением, изрядно поредевшей армии. Теперь Кутузов лишил французского полководца этой возможности. У Наполеона оставался крайне ограниченный выбор. В осеннюю распутицу, в наступающие холода двигаться на север в направлении Петербурга было бессмысленно. К тому же на этом направлении находился корпус Витгенштейна. В тылу же находилась бы вся русская армия. Оставалось либо прорываться с боями на юг, либо отступать на запад по разоренной войной Смоленской дороге.

35 дней Наполеон пробыл в Москве. На исходе этих дней он понял, что каждый день пребывания в разоренной Москве лишь приближает катастрофу.

Приняв решение отступать на запад и разместить свою армию в Белоруссии, он тем не менее попытался поначалу прорваться к Калуге и Туле, отбросить русскую армию, захватить продовольственные и военные склады, а там уже действовать по обстоятельствам. 7 октября французская армия вышла из Москвы и двинулась по Калужской дороге на юго-запад, навстречу Кутузову. Туда направились и корпуса, располагавшиеся в ближних к Москве городах. На этот раз французские части мало чем напоминали хваленую «Великую армию». Солдаты шли огромными толпами, одетые кто во что попало. За армией тянулись обозы с награбленным добром. Но все же это была еще грозная сила. У Наполеона вместе с подошедшими подкреплениями оставалось 100 тыс. бойцов.

К этому времени, пока Наполеон бездействовал в Москве, к Тарутину подходили подкрепления, прибывали новые пушки, ополченцы проходили военную выучку. Скоро численность русской армии вновь достигла 120 тыс. человек. Армия отдохнула, отъелась, заново обмундировалась.

Теперь Кутузов добился своей цели: русская армия имела значительный численный перевес над французами. Прежнее превосходство русских в артиллерии выросло еще больше, и теперь Кутузов располагал здесь двойным перевесом; русская кавалерия в 3,5 раза превосходила французскую конницу. Все это давало возможность русской армии перейти в контрнаступление.

Еще до того как французы вышли из Москвы, Кутузов предпринял вблизи своего Тарутинского лагеря первый наступательный маневр. Русские части атаковали выдвинутый из Москвы корпус Мюрата, который должен был следить за состоянием и движением русской армии. Русские сбили Мюрата с занимаемых позиций и отбросили французов прочь. Тарутинский бой стал первой серьезной победой русской армии после Бородина.

Одновременно М. И. Кутузов стремился координировать действия всех русских армий. Гонцы поскакали на север к Витгенштейну, на юг к южной группировке войск, а также к частям, расположенным близ Риги. Всем им было приказано подтягиваться к главной арене военных событий — в район предполагаемого отступления наполеоновской армии по линии Москва — Смоленск — западная граница. Кутузов предполагал стянуть кольцо окружения между реками Днепром, Березиной и Западной Двиной и там нанести неприятелю окончательное поражение. Главная же армия должна была, во-первых, препятствовать прорыву Наполеона на юг, а во-вторых, фланговым движением оказывать на французскую армию постоянное военное давление и заставить Наполеона двигаться на запад по разоренной Смоленской дороге.

Выступив из Москвы, французская армия двинулась на Калугу. Планы Наполеона окончательно определились: овладеть Калугой, ее продовольственными складами, продвинуться в южные губернии России, а уже потом повернуть к Смоленску, где располагались военные, продовольственные и фуражные склады французской армии и куда должны были подтянуться резервы. А уже из Смоленска французский император собирался продиктовать мир Александру I.

Русские авангарды и разведчики внимательно следили за маневрами Наполеона, и как только его планы определились, Кутузов немедленно привел свою армию в движение. На новую Калужскую дорогу был выдвинут корпус Дохтурова и казаки Платова, а следом двинулись главные силы.

Ключевым пунктом на пути и Калуге являлся город Малоярославец. К нему-то и устремился Наполеон. Французский авангард подошел к городу раньше русских и занял его. Однако подоспел корпус Дохтурова, который и начал бой за город. В ходе ожесточенного противоборства город восемь раз переходил из рук в руки. Наполеон посылал в сражение все новые части, но русские стояли насмерть. А к городу уже подходил с основными силами Кутузов. Французы вынуждены были отступить.

Этот бой стал поворотным в ходе войны. Наполеон на этот раз уклонился от генерального сражения и дал приказ своим войскам отойти к Можайску, а оттуда перейти на Смоленскую дорогу. Кутузов взял военную инициативу в свои руки. На северо-западном направлении войска Витгенштейна нанесли поражение французскому корпусу, прикрывавшему движение главных французских частей, и отбросили его к Западной Двине. С юга на Минск, правда, медленно и осторожно, наступала Южная армия, которой командовал адмирал П. В. Чичагов.

Стиснутая с севера и юга русскими войсками, французская армия в конце концов двинулась от Можайска на запад, по разоренной Смоленской дороге.

М. И. Кутузов поставил задачу воспрепятствовать объединению всех французских сил под Смоленском. Достичь этого он предполагал постоянным давлением на французов с флангов, параллельным движением с юго-востока Главной армии. Затем русский главнокомандующий планировал завершить концентрическое окружение армии Наполеона силами Главной и Южной армий, а также корпуса Витгенштейна и уничтожить врага близ западной границы России. П. Х. Витгенштейн и П. В. Чичагов получили приказ усилить свой натиск с юга и севера. Казачьему атаману М. И. Платову М. И. Кутузов приказал постоянно тревожить конными атаками растянувшуюся на 70 километров французскую армию.

Большое значение в борьбе с противником М. И. Кутузов уделял развернувшемуся со времени вторжения «Великой армии» в Россию партизанскому движению.

Партизанское движение против наполеоновского вторжения стало составной частью народной войны в осенние месяцы 1812 г. По пути следования наполеоновской армии, по мере продвижения ее вглубь страны это движение ширилось, обретало все большие масштабы, приобретало стройность и организованность. Его основной силой стала крестьянство сел и деревень Смоленской, Московской, Калужской губерний. Крестьяне покидали свои дома, вооружались кто чем мог — охотничьими ружьями, вилами, топорами, косами, уходили в окрестные леса, формировали там боевые отряды. В них немало было и городских жителей, и дворян, и отставших от войска русских офицеров и солдат. Оттуда партизанские отряды наносили чувствительные удары по растянутым коммуникациям противника, нападали на французских фуражиров, атаковали обозы с продовольствием и боеприпасами, истребляли и захватывали в плен небольшие вражеские отряды, отколовшиеся от основной армии или выполнявшие отдельные поручения, перехватывали военных гонцов с их депешами, проводили разведку и добытые сведения через верных людей переправляли русскому командованию.

Таким образом, между обществом, народом и армией установилась живая органическая связь, которая стала одним из решающих факторов в победе России над Наполеоном в Отечественной войне 1812 г.

Размах и сила партизанского движения к октябрю 1812 г. были таковы, что Наполеону приходилось выделять целые дивизии для охраны коммуникаций, борьбы с партизанами, спасения складов продовольствия и боеприпасов.

После Бородинского сражения, но особенно во время пребывания в лагере под Тарутиным, М. И. Кутузов предпринял энергичные меры по всемерному развертыванию партизанского движения, формируя и направляя по французским тылам летучие кавалерийские отряды из казаков, гусар, драгунов, башкир и отряжая на их руководство талантливых молодых офицеров, известных своей дерзкой смелостью и отвагой.

Подполковник гусарского Ахтырского полка, отчаянный смельчак и поэт Денис Давыдов попросил фельдмаршала дать ему конный отряд и направить в рейд по французским тылам. М. И. Кутузов благословил отважного офицера. С ним ушли казаки и башкирские конники. Отряд Д. В. Давыдова наводил ужас на французские части своими дерзкими, неожиданными налетами. Сам Денис Давыдов стал одним из героев Отечественной войны 1812 г., получил всероссийскую славу. Генерал М. С. Дорохов во главе трех казачьих полков, одного гусарского и одного драгунского полка с артиллерией был направлен М. И. Кутузовым во французский тыл между Москвой и Можайском. Основные удары Дорохов наносил по французским складам боеприпасов. Свои действия он координировал с крестьянскими партизанскими отрядами. Другой офицер, А. С. Фигнер, во главе 800 партизан действовал на можайской дороге. Отряд А. С. Фигнера доходил до самой Москвы, не давая покоя французам. А. С. Фигнер внезапно нападал на французские части, истреблял обозы. Свободно владея несколькими иностранными языками, смелый партизан в форме офицера французской армии проникал в Москву, доставал там ценнейшие разведывательные сведения и передавал их русскому командованию. Партизанский отряд из 500 человек во главе с офицером А. Н. Сеславиным контролировал дорогу между Боровском и Москвой. Именно Сеславин был первым, кто добыл сведения о направлении движения Наполеона после его выхода из Москвы, чем помог русской армии встретить французов под Малоярославцем.

Большой урон противнику наносили и другие партизанские отряды. Во главе партизан Богородского уезда стоял крепостной крестьянин Герасим Курин. Это была настоящая партизанская армия, насчитывавшая до 6 тыс. человек. В районе Гжатска воевал 4-тысячный отряд под руководством солдата-драгуна Ермолая Четвертакова. Легендарной стала боевая деятельность старостихи Василисы Кожиной, возглавившей партизанский отряд в Смоленской губернии.

Преследуемая армией Кутузова, испытывающая давление русских войск с севера и юга, постоянно находящаяся под ударами партизанских отрядов, французская армия стремительно откатывалась на запад. По осеннему бездорожью французы двигались даже быстрее, чем по летним дорогам на восток несколько месяцев назад.

Французы стремились как можно быстрее оказаться в Смоленске, уйти из стягивающегося вокруг них кольца русских войск, встретиться там с подходившими с запада резервами, использовать сосредоточенные в городе запасы продовольствия, боеприпасов, оружия, фуража.

Уже в это время французская армия быстро теряла свои боевые качества, утрачивала дух победителей, морально разлагалась. Пожар Москвы, скорое отступление из сожженной и разоренной, погружающейся в осенние холода русской столицы, удары, нанесенные ей под Бородином, Тарутином, Малоярославцем, сделали свое дело: французы почувствовали несгибаемую волю русской армии.

Французы, уходя на запад, тянули за собой огромные обозы награбленного добра: это была добыча, которую обещал им Наполеон в начале вторжения. Теперь она отягощала французские войска, превращала их в огромные толпы отчаявшихся, обозленных, но еще боеспособных мародеров.

Под Вязьмой Кутузов нанес удар по растянувшейся на долгие километры наполеоновской армии. Корпус Даву, шедший в арьергарде и прикрывавший отступление французов, был атакован русским авангардом под командованием Милорадовича и казаками Платова. Наполеон послал на помощь Даву свежие силы, но русские опрокинули их. Вязьма была взята штурмом. 6 тыс. французов остались лежать на поле боя, 2,5 тыс. попали в плен.

Вслед за этим партизанские части и казаки окружили и взяли в плен под Ельней бригаду генерала Ожеро. Около тысячи пленных были захвачены во время переправы французов через Днепр.

В конце октября наступили настоящие холода. Французы замерзали в своих шерстяных мундирах и тонких суконных плащах. Они спасались от морозов кто как мог: надевали крестьянские поддевки, поповские ризы, обматывали себя полотенцами, платками и шарфами и даже использовали в качестве одежды женские шубы и капоры. Разбитые сапоги зачастую заменяли лаптями. Уже по дороге к Смоленску наполеоновские солдаты бросали обозы, оставляли больных и раненых; катастрофически сокращавшийся от бескормицы и болезней конный состав не в силах был тянуть тяжелые орудия. По существу, боеспособными частями оставались лишь гвардия и несколько корпусов, отступавших вместе с ней.

28 октября Наполеон прибыл в Смоленск. Но надежда на теплые квартиры, отдых, склады с продовольствием, резервы не оправдалась. Его встретил холодный разоренный город с разграбленными ранее вошедшими в город частями военными магазинами и складами. Ожидавшихся резервов также не оказалось.

В Смоленске Наполеон пробыл лишь четыре дня. Убедившись, что закрепиться здесь не удастся, он дал приказ армии продолжить отступление на запад.

Из города к русской границе в начале ноября выступило лишь 50 тыс. человек. Это все, что оставалось от некогда могучей «Великой армии». И этим оставшимся тысячам пришлось до конца испить горькую чашу поражения и плена.

Двигавшаяся параллельно, русская армия западнее Смоленска в двухдневном сражении нанесла под городом Красным очередное поражение французам. Наголову были разгромлены корпуса прославленных наполеоновских маршалов Нея и Даву. В сражении французы потеряли убитыми 6 тыс. человек, 26 тыс. попали в плен.

Нанося удары противнику, Кутузов продолжал осуществлять свой план окружения остатков французский армии, не доходя до западной границы, соединениями основных русских сил, а также Южной армии и корпуса Витгенштейна. Русские войска шли наперерез отступающим французам. Наполеон же стремился вырваться из этой ловушки и достигнуть берега Березины, за которой начиналась территория Литвы, раньше русских. Под Оршей к нему подошли свежие силы, подтянулись действовавшие на флангах корпуса, французская армия, собранная в единый кулак, все еще представляла грозную силу. Всего Наполеон в это время имел около 75 тыс. человек, но боеспособных частей насчитывалось не более 40. У русских в трех армиях было более 100 тыс. бойцов.

Стремясь к Березине, Наполеон бросил по пути все, что мешало быстрому движению его армии, включая часть артиллерии, не обеспеченной конной тягой, и почти весь обоз.

Передовые русские части первыми поспели к переправам через реку, Наполеон подошел чуть позднее. На берегу Березины разгорелись бои. М. И. Кутузов торопил северную и южные группы войск, но те запаздывали. Наполеон начал переправу своих частей под неумолчный гром канонады. Опытный полководец, пользуюсь тем, что кольцо окружения так и не сомкнулось на Березине, сумел перейти на другой берег реки и увести с собой часть армии. Однако значительные ее силы были перемолоты на переправах. Из 40 тыс. боеспособных войск 29 тыс. были либо убиты, либо взяты в плен, около 2 тыс. утонули в ледяных водах Березины. И лишь 9 тыс. человек во главе с самим императором сумели прорваться на противоположный берег и уйти в сторону Вильно. По существу, это был конец «Великой армии». Один из величайших полководцев мира был побежден русским мужеством, патриотизмом армии и народа, искусством русских военачальников и прежде всего фельдмаршала М. И. Кутузова.

Несмотря на полную катастрофу французской армии на Березине, М. И. Кутузов был недоволен, замкнуть кольцо не удалось, Наполеон бежал. В этом престарелый полководец винил робкого Витгенштейна, который так и не преодолел свой страх перед военным гением Наполеона, и медлительного Чичагова.

Но война еще не окончилась. К Вильно из Германии подтянулись свежие силы; в Литве находились также не пошедшие в глубь России корпуса. Наполеон стремился собрать их в единый кулак близ Вильно, перегруппировать силы, организовать оборону города, закрепиться здесь до весны. В Литве находились нетронутые склады продовольствия, боеприпасов. Однако Кутузов воспрепятствовал и этим планам противника. Он не дал возможности подойти к Наполеону свежим силам; сам же с главными частями, несмотря на усталость армии, потери в непрерывных боях, растянутость коммуникаций, продолжал энергичное преследование неприятеля. Видя крах своих планов, Наполеон тайком, в закрытой кибитке, сопровождаемый небольшим конвоем бежал в Париж. Остатки своей армии он сдал под командование маршалу Мюрату.

Мюрату не удалось остановить наступающие русские войска. Вильно пал, разрозненные остатки наполеоновской армии отступили в Польшу, часть их ушла в Восточную Пруссию, входивший в их состав прусский корпус перешел на сторону русских. В конце декабря 1812 г. русские войска вышли к Неману — своей западной границе. 31 декабря 1812 г. Александр I выпустил манифест, в котором объявил о полной победе над вторгшимся в пределы России неприятелем. Отечественная война 1812 г. окончилась.

§ 4. Заграничный поход русской армии. Венский конгресс

Отечественная война 1812 г. закончилась, неприятель полностью был изгнан с территории России. Но война продолжалась, начинался поход русской армии за границу.

В этот период в русском политическом и военном руководстве существовали различные точки зрения по поводу дальнейшего хода событий. М. И. Кутузов считал, что война на этом могла бы закончиться, что незачем более губить русских солдат и напрягать страну, потрясенную и частично разоренную нашествием. Престарелый фельдмаршал не без основания полагал, что падение Наполеона лишь усилит Англию и другие европейские державы в противовес России. Кроме того, он писал Александру I о том, что армия измучена тяжелыми переходами и боями, что «расстройка ее дошла до такой степени, что должно бы, так сказать, снова составлять армию». Он полагал, что основную тяжесть борьбы с Наполеоном в Европе должны были бы взять на себя европейские народы. Идея невмешательства России в европейские дела вновь властно зазвучала среди политической элиты России.

Однако императором владели иные чувства. Личное противоборство с Наполеоном, стремление сокрушить его до конца, войти победителем в Париж, взять реванш за свои прошлые унижения — за Аустерлиц, за Тильзит, за захват противником Москвы и за пожар русской столицы — стали лейтмотивом в поведении русского царя. Им же владела идея стать не только спасителем Европы от тирании Бонапарта, но и вершителем ее судеб. Теперь Кутузов мешал ему, и сама судьба, казалось, устранила того с пути императора; 16 апреля 1813 г. фельдмаршал скончался в небольшом немецком городке Бунцлау. Его смерть как бы подвела итог Отечественной войне 1812 г. и открыла эпоху похода русской армии в Европу.

Русские войска стремительно двигались на Запад, сметая с пути французские войска, дислоцированные в Польше и в немецких землях. Вскоре был взят Кенигсберг. 20 февраля русские войска вышли в Берлин. Вторично в истории прусская столица оказалась в руках русской армии. Пруссия была вынуждена разорвать военный союз с Наполеоном и подписала мирный договор с Россией, обязавшись сражаться против бывшего союзника. Прусские войска повернулись против Франции. Австрия вступила в тайные переговоры с русскими высшими военачальниками и заключила секретное перемирие с Россией, и также обязалась принять участие в борьбе с Францией.

Результатом освобождения европейских народов от диктата Наполеона стало развертывание в Европе демократического движения, вызревание реформистских устремлений, начало глубоких социально-экономических и политических перемен в германских землях, прежде всего в Пруссии, в итальянских землях, а позднее и в самой Франции.

А в это время Наполеон лихорадочно готовился к продолжению борьбы. В короткий срок он сумел собрать новую 500-тысячную армию. Но качество ее, боевой дух были уже иными, чем у его прежних прославленных корпусов. В большинстве своем это были необстрелянные юнцы, которые, однако, как и прежние его ветераны, пока еще слепо поклонялись своему кумиру и безоглядно верили ему. Свою армию Наполеон значительно усилил также за счет вывода боевых частей из Испании, где все шире разгоралась освободительная война против французских оккупантов. Летом 1813 г. остатки французских войск вынуждены были отступить за Пиренеи. Испания стала свободной.

Однако ни о каком мире со своими противниками на условиях значительных уступок со своей стороны Наполеон не хотел и слышать.

Летом 1813 г. Наполеон перешел в наступление. С ним были свежие части, с ним шли его прославленные маршалы. Наконец, не померкли его организаторский талант и полководческий гений. Вторгнувшись в Восточную Германию, Наполеон нанес поражение союзникам под городами Люцен и Бауцен. В середине августа в двухдневном сражении он одержал верх над объединенной русско-прусско-австрийской армией под Дрезденом.

Но это были временные успехи. Теперь Наполеону противостояли армии, правительства, народы почти всей Европы. Ядром этого противоборства с Францией оставалась русская армия, сохранившая свой боевой состав, своих генералов, свой несгибаемый дух. Все это ярко подтвердилось в трехдневной Битве народов под Лейпцигом 4—7 ноября 1813 г. С обоих сторон в ней участвовало более 500 тыс. человек. Основной удар Наполеона выдержали русские и немецкие войска, а затем перешли в контрнаступление. Французы были сломлены. Объединенными войсками союзников командовал М. Б. Барклай-де-Толли.

В конце декабря союзные войска перешли Рейн и вступили на территорию Франции. А вскоре было принято решение двигаться на Париж. После кровопролитного сражения под Парижем французы отступили, и 18 марта 1814 г. французская столица капитулировала. Наполеон отрекся от престола.

В те дни Александр I постоянно подчеркивал, что, борясь с Наполеоном, он остается другом французского народа. Обращаясь после взятия Парижа к французскому сенату, он сказал: «Справедливо и разумно дать Франции учреждения сильные и либеральные, которые соответствовали бы степени настоящего просвещения». Он настоял на введении во Франции конституционного правления. Он отрицательно отнесся к восстановлению на французском троне Людовика ХVIII и сам принял участие в составлении для Франции конституционной Хартии. Она гарантировала равенство всех граждан Франции перед законом, религиозную веротерпимость и сохраняла в неприкосновении Гражданский кодекс Наполеона — этот свод законов уже нового буржуазного общества. Исполнительная власть оставалась за королем, но Хартия устанавливала в стране двухпалатную ассамблею — парламент. Она имела ограниченную законодательную власть без права инициировать законы, но с правом отвергать законопроекты, предложенные королем. Отстояв эту Хартию, Александр I тем самым продолжил свои конституционные реформы, которые он с оглядкой начал в России, но более решительно в Финляндии, а теперь и во Франции.

Венский конгресс. 30 мая 1814 г. победители продиктовали поверженной Франции условия мирного договора. Наполеон был сослан на остров Эльбу. Франция лишилась всех своих завоеваний в Европе и была ограничена довоенными рубежами. Ее приобретения на Аппенинах — в Северной Италии и на Адриатическом побережье — отошли к Австрии; завоеванные Наполеоном Бельгия и Голландия отныне объединились и превращались в независимое Королевство Нидерландов. Ключевая стратегическая позиция на Средиземном море — остров Мальта — была передана Англии. Потеряла Франция в пользу Англии и часть своих заморских владений.

Однако это было лишь началом политического переустройства Европы. Своей судьбы ждало царство Польское, немецкие государства. Если претензии Англии и Австрии были в какой-то степени удовлетворены, то Россия и Пруссия еще ждали благодарности от союзников за свой вклад в дело сокрушения Наполеона и за перенесенные невзгоды, потери и разрушения.

Там же, в Париже, состоялась договоренность о решении дальнейших судеб Европы в Вене на общеевропейском конгрессе.

И вот осенью 1814 г. в Вене, в теплые и ясные дни собрались устроители судеб европейского континента. На Венском конгрессе присутствовали два императора, четыре короля, два принца, три великих герцога, 215 глав княжеских домов, 450 дипломатов. Это было пышное собрание.

Но уже в первые дни Венского конгресса европейские острословы довольно метко охарактеризовали его работу следующими словами: «Конгресс танцует, но не движется». И это было справедливо, потому что сразу же между победителями возникли непреодолимые противоречия, особенно между тремя наиболее влиятельными на континенте державами — Англией, Россией и Австрией, каждая из которых претендовала на доминирующую роль в послевоенной Европе. Недаром австрийский канцлер Меттерних, один из главных противников усиления России на континенте, в одной из бесед говорил французскому министру иностранных дел Талейрану: «Не говорите о союзниках, их нет более». В Европе 1814—1815 гг. вступил в действие непреложный закон истории, по которому члены коалиции, сокрушившей могучего соперника и приступившей к разделу завоеванных им территорий, сразу же начинают скрытую борьбу за первенство на освободившемся политическом поле. Эта борьба неизменно приводит к созданию новых коалиций, которые также неминуемо ведут к очередной европейской войне. В этом смысле Венский конгресс 1814 г. дал начало новому процессу, который привел в конце концов к Крымской войне 1853—1856 гг.

Победители договорились, что в послевоенном устройстве должен восторжествовать принцип легитимизма (от лат. legitimus — законный). Это означало, что старые династии, изгнанные со своих тронов Наполеоном, должны быть восстановлены. Но на этом пункте победители не остановились: слишком уж много перемен произошло в Европе за последние 20 лет. Поэтому возврат к легитимизму был неполным, весьма ограниченным. Примером в этом стали Франция и Пруссия. Во Франции наряду с реставрацией династии Бурбонов появился парламент, в Пруссии было ликвидировано крепостное состояние крестьян. Во всех этих процессах русский царь, не осмелившийся на решительные реформы в России, принял самое деятельное участие.

Интересы держав схлестнулись позднее, когда стал обсуждаться вопрос о судьбе Польши и Саксонии, бывшей союзницы Наполеона.

Александр I претендовал на переход к России земель образованного Наполеоном Герцогства Варшавского с предоставлением ему широкой автономии и конституционных прав в рамках Российской империи. Однако на земли южной Польши претендовала Австрия; северные приморские польские земли стремилась присвоить себе Пруссия. А за всем этим стояла Англия, не желавшая усиления России в Европе за счет присоединения к ней значительной части польских территорий. Английская делегация настаивала на разделе польских территорий между тремя державами — Россией, Австрией и Пруссией, что вызывало недовольство Александра I, считавшего, что именно Россия, сокрушившая военную машину Наполеона, должна иметь преимущества в решении судеб Восточной Европы.

Разгорелись страсти и из-за Саксонии. На саксонские земли претендовала Пруссия. Но Австрия всячески противилась такому усилению своего северного соседа. В ходе закулисных и тайных переговоров Россия и Пруссия договорились поддерживать друг друга в польско-саксонском вопросе. А Англия стремилась в таких же закулисных переговорах с прусскими представителями отколоть Пруссию от России, обещала ей значительную часть Саксонии за твердую позицию в польском вопросе — с тем, чтобы часть польских земель отошла к Пруссии.

На помощь Англия призвала недавнего противника — Францию и добилась присутствия на конгрессе ее делегации. В Вене появился французский министр иностранных дел Талейран, служивший ранее Наполеону.

Он активно поддержал Англию и Австрию в польско-саксонском вопросе. Положение обострилось. Проходил день за днем, неделя за неделей, а дело не двигалось с места.

3 января 1815 г. три державы — Англия, Австрия и Франция заключили против России тайный военный союз. Каждая из сторон в случае военного конфликта с Россией обязалась выставить армию в составе 150 тыс. бойцов. К этому договору присоединились еще несколько государств. Через 40 лет ведущие из них примут участие в Крымской войне против России. Однако начало противоречий между Россией и европейскими державами стало вызревать именно начиная с Венского конгресса. Европейские державы категорически не хотели передавать России всю Польщу, а Талейран заявил в беседе с австрийским канцлером Меттернихом, что он не допустит, «чтобы Россия перешла Вислу, имела в Европе 44 млн подданных и границы на Одере».

В ходе напряженных переговоров, личных встреч глав государств друг с другом к февралю 1815 г. Венскому конгрессу удалось в конце концов согласовать основные позиции. Царство Польское отходило к России, и император высказал намерение ввести там конституционное правление. Но не все польские земли отошли к России. Познань и ряд других городов были переданы Пруссии за то, что она получила не всю Саксонию, а только 2/5 ее территории. Часть Польши — Восточную Галицию получила и Австрия. На конгрессе было установлено создание Германского союза с общегерманским сеймом, куда входили бы все мелкие германские королевства и княжества. Главная роль в этом союзе принадлежала Австрии. К Австрии отходила и часть итальянских земель, обещанных ей по Парижскому миру.

Напряженные переговоры еще продолжались, когда в ночь с 6 на 7 марта запыхавшийся курьер буквально ворвался в императорский дворец в Вене, где гремел очередной бал, и вручил императору срочную депешу из Франции. Она извещала о том, что Наполеон Бонапарт покинул остров Эльба, высадился на юге Франции и с вооруженным отрядом двигается на Париж. А уже через несколько дней пришли сообщения, что население и армия восторженно встречают бывшего императора и вскоре ожидается его прибытие во французскую столицу.

Начались знаменитые 100 дней Наполеона. И тут же прекратились все споры, интриги, тайные сговоры на Венском конгрессе. Новая страшная опасность объединила потенциальных соперников. Англия, Россия, Австрия, Пруссия вновь создали против Наполеона очередную коалицию. По дорогам Северной Европы вновь нескончаемым потоком потянулись войсковые колонны, загрохотали военные обозы.

Еще не вступая с союзниками в сражение, Наполеон нанес им сильнейший дипломатический удар; войдя в королевский дворец, он обнаружил среди покинутых в панике документов Людовика ХVIII и секретный протокол трех держав против России, Наполеон тут же распорядился доставить его курьером в Вену, надеясь тем самым открыть глаза Александру I на коварство и враждебность к России его союзников. Держа этот документ в руках, Александр I и принял австрийского канцлера. Тот поначалу растерялся, но потом просто заюлил: действительно сказать было нечего. Однако Александр I в очередной раз в общении со своими политическими партнерами проявил великодушие. Он заявил, что новая опасность для Европы слишком велика, чтобы обращать внимание на подобные «пустяки», и бросил текст тайного договора в камин.

После этого переговоры пошли быстрее, многие противоречия были улажены, и в начале июня 1815 г. европейские державы подписали заключительный документ конгресса, который был выработан еще до появления Наполеона в Париже. А через несколько дней, 18 июня 1815 г., Наполеон был наголову разбит на картофельных полях при местечке Ватерлоо объединенными силами английской и прусской армий. Его военная и политическая звезда окончательно закатилась. Уже будучи пленником Англии, он был отправлен в далекую Атлантику, на остров Святой Елены — место, отличавшееся губительным климатом. В 1821 г. Наполеон там умер в возрасте 52 лет, по-видимому, отравленный английской охраной.

Священный союз. Мировая война первого десятилетия XIX в. стала одновременно первым мировым опытом регулирования международных отношений, политической стабилизации на европейском континенте, гарантированной всей мощью держав-победителей. Венский конгресс, его решения — непоследовательные, противоречивые, несущие в себе заряд будущих взрывов — тем не менее в известной степени сыграли эту роль. Но монархи этим не удовлетворились. Необходимы были более прочные и не только силовые, но и юридические, а также нравственные гарантии. Так появилась в 1815 г. идея Священного союза европейских государств — первой общеевропейской организации, целью которой должно было бы стать прочное обеспечение существующего порядка вещей, незыблемости тогдашних границ, стабильности правящих династий и других государственных установлений при уже свершившихся и утвержденных в разных странах послевоенных переменах. Инициатором этого союза европейских государств стал Александр I.

Основные положения договора о Священном союзе Александр написал собственноручно. Они содержали следующие статьи: поддерживать между государствами узы братской дружбы, оказывать друг другу помощь в случае дестабилизации международной обстановки, управлять своими подданными в духе братства, правды и мира, считать себя членами единого христианского сообщества. В международных делах государства должны были руководствоваться евангельскими заповедями. Характерно, что Александр I не только ограничился этими чисто «пропагандистскими» положениями, но на дальнейших конгрессах Священного союза поставил вопрос об одновременном сокращении вооруженных сил европейских держав, о взаимных гарантиях неприкосновенности территорий, о создании межсоюзнического штаба, о принятии международного статуса лиц еврейской национальности, которые подвергались дискриминации во многих странах Европы. И позднее на конгрессах Священного союза ставились вопросы большого гуманистического звучания. Державы дружно объединились против морского пиратства, подтвердили решение Венского конгресса о запрещении работорговли, объявили европейские реки свободными для судоходства без каких бы то ни было ограничений.

Таким образом, идеи Священного союза, который действительно стал прообразом международных организаций уже XX в., были исполнены самыми благими намерениями и Александр I мог быть доволен своим детищем. Вскоре почта все страны Европы, кроме островной Англии, примкнули к Союзу, но и Англия активно участвовала в работе его конгрессов и оказывала на их политику достаточно сильное влияние.

По существу, решения Венского конгресса и Священного союза и создали в Европе так называемую венскую систему, которая плохо ли хорошо, но существовала 40 лет, предохраняла европейский континент от новых больших войн, хотя противоречия между ведущими державами Европы по-прежнему существовали и являлись достаточно острыми.

Это выявилось сразу же после введения венской системы в жизнь. И главным ее испытанием стало не столько территориальные претензии держав друг к другу, сколько революционное движение, которое стало логическим продолжением грандиозных преобразований общественной жизни стран Европы, начатых Английской и продолженной Великой французской революцией.

В этих условиях перед Священным союзом и его лидером — Александром I стояла непростая задача — отделить пшеницу от плевел: поддержать действительно прогрессивные с точки зрения цивилизации конституционные настроения и институты, совместить их с эволюционным развитием европейских государств без кровавых драм, уничтожающих войн, жесточайших расправ. Вот в этом основном вопросе члены Священного союза смотрели на вещи по-разному.

Страшась испанской революции 1820 г. и помня о революционных ужасах собственной страны, Франция требовала немедленной и решительной интервенции в поддержку испанской монархии. Александр I, напротив, признал события в Испании правомерными и конституционными, поскольку народное движение сделало своим знаменем конституцию, парламентаризм и сам испанский король присягнул Конституции.

Затем вспыхнули революционные движения в Италии и Португалии. В 1820 г. произошла бескровная революция в Неаполе, и король Фердинанд II был вынужден провозгласить конституцию по испанскому образцу и согласиться на созыв парламента. Однако успехи южных революционеров вдохновили северные провинции Италии, находящиеся под властью австрийских Габсбургов. Там началась мощное общественное движение. Легитимный каркас Европы затрещал по швам. Австрия требовала военного вмешательства и согласия на это России. Но либерально настроенный Александр I противился этим насильственным мерам.

Таким образом, представление о Священном союзе как абсолютно реакционной и контрреволюционной организации не выдерживает критики. На конгрессе Священного союза в Троппау в 1820 г. было принято решение о мерах «морального воздействия» революционных сил как в Испании, так и на юге Италии. Русская делегация выступала за политические методы урегулирования конфликтов. Австрия же рвалась к применению военной силы. Другие державы, в первую очередь Пруссия, поддержали Австрию. России в конце концов пришлось уступить. Австрия ввела войска в Италию. Свою армию для спасения испанской династии направила за Пиренеи и Франция.

Так благие намерения Александра I и устроителей Священного союза в конце концов были смяты эгоистическими политическими интересами держав. Кроме того, опять замаячили призраки якобинства, беспощадного сокрушения тронов. В этих условиях заколебалась даже либералы, к которым относился и Александр I.

И все же, несмотря на глубокие противоречия, разрывавшие Священный союз с самого начала его существования, он во многом способствовал стабилизации ситуации в Европе, внес в европейскую практику новые гуманистические идеи, не дал Европе скатиться к новому военному и революционному экстремизму, хотя так и не превратился в сильную наднациональную организацию. Тем не менее европейский континент 40 лет после Венского конгресса жил в относительном мире и покое.

§ 5. Жизнь России в послевоенный период

Кончалась Отечественная война 1812 г., русская армия надолго ушла на Запад. Главы государств и дипломаты приступили к переустройству послевоенной Европы. А Россия возвращалась к своей обыденной жизни, но многое за это время переменилось в стране.

Победа над могучим противником воодушевила все русское общество. Спаянное воедино в тяжкие месяцы горестных испытаний, оно теперь считало эту победу своей собственной, независимо от социального положения, образования, личного вклада в разгром врага его членов. В обществе ощущался небывалый подъем, вызревали надежды на лучшее будущее. Уставшая, разоренная, обескровленная страна принималась за восстановление своего хозяйства.

Однако очень быстро выяснилось, что грандиозные военные успехи и духовный патриотический порыв народа не изменили существенным образом саму традиционную русскую жизнь, ее уклад, ее порядки, ее социально-политическое устройство. По-прежнему в стране царило крепостное право, по-прежнему абсолютистский режим, самодержавие, отстраненность народа от решения судеб страны преобладали в русской жизни.

Этот разрыв между ожившими надеждами на существенные перемены и инертность и неподвижность самой русской жизни в послевоенный период и стали характерной чертой русского общества в последние годы правления Александра I.

Крестьянство ожидало дальнейших движений властей в этом направлении. Кроме того, значительная часть крестьян, состоявшая в качестве солдат-рекрутов в русской армии, победно прошла почти всю Европу. И что же увидели там эти люди? Крепостное право повсеместно было отменено. Солдаты шагали по чистым мощеным городам, проходили мимо крепких крестьянских фермерских хозяйств, хорошо обработанных аккуратных полей, садов и огородов, которые давали на плодородных и теплых западных землях урожаи намного больше, чем в России.

Вернувшись на Родину, они вновь застали в незыблемом состоянии крепостную подневольную жизнь своих односельчан, своеволие помещиков, жесткие общинные порядки.

Духовный послевоенный подъем народа очень быстро обернулся буднями старой жизни, старыми налогами, повинностями, новыми, порой ужесточенными требованиями со стороны хозяев. Именно этим во многом объяснялись многочисленные волнения в крестьянских селениях, неповиновение властям, уклонения от уплаты налогов и исполнения повинностей и такого старого испытанного способа избегнуть нажима со стороны владельцев, как бегство в донские степи, в Приазовье.

Кроме того, бывшие прежде вольными, эти земли попадали в орбиту закрепощения, что с возмущением воспринималось местным свободным доселе крестьянством.

Возникли волнения и в отдельных помещичьих хозяйствах, когда крестьяне выступали против непосильных в новых условиях оброков, барщины.

Характерно, что это время почти не знает откровенных неистовых схваток крепостных крестьян с помещиками и властями. Методы борьбы были в основном мирными, и это, видимо, было следствием того глубокого духа единения народа в месяцы тяжелых испытаний военного времени.

Возобновились волнения и неповиновения среди рабочих. Взбунтовались рабочие Новгородской парусной мануфактуры. В 1820-е гг. постоянными стали волнения на металлургических заводах Демидовых на Урале, на пермских предприятиях.

Наконец, и это стало небывалым для тогдашней России, в 1820 г. взбунтовался гвардейский Семеновский полк. Солдаты и младшие офицера давно уже негодовали по поводу бесчеловечного и грубого обращения с ними самодура и садиста полковника Шварца. Солдаты одной из рот заявили протест против жестокого обращения со стороны командира. Роту изолировали и поместили целиком в Петропавловскую крепость. Тогда восстал весь полк и отказался повиноваться командирам. Власти ответили быстро и жестко: казармы полка были окружены войсками. Под угрозой расправы солдаты покорились, полк был расформирован, солдаты разосланы по дальним гарнизонам. Однако это выступление не осталось незамеченным властью. Разобравшись в деле, царь отдал полковника под суд, но заметил, что его неправомерные действия еще не дают право подчиненным выступать против командиров.

Вскоре под влиянием выступления семеновцев началось брожение и в других гвардейских полках. И дело было не только в жестоких порядках, господствовавших в ту пору в русской армии, но и в том, что большинство армейских частей побывали за границей, солдаты увидели новую жизнь, почувствовали себя победителями, они уже не желали более мириться с прежними порядками.

Военные поселения. Характерной чертой послевоенной жизни России стали так называемые военные поселения.

Военные поселения как сочетание солдатами военной службы с крестьянским трудом для самообеспечения не были в то время чем-то новым.

Еще в ХVIII в. в пору масштабных войн к такой форме поддержания в готовности свои вооруженные силы переходили некоторые германские земли, Швеция, Венгрия, Австрия. В России к этой идее обратился Александр I в условиях разорения страны, нехватки средств для содержания большой амии.

В России эта военно-экономическая идея накладывалась на абсолютистскую власть, бесправие населения, тяжкое крепостное состояние крестьян, подневольную 25-летнюю службу рекрутов. К тому же военных поселян отдавали под власть начальников больших и малых, для которых насилие над людьми были нормой жизни.

Учитывая эти обстоятельства, ряд высших российских сановников были против этого нововведения. Среди них был и фаворит Александра I — всесильный граф А. А. Аракчеев, который в отсутствие императора в России и его пребывания на Венском конгрессе, в Париже, в других странах практически осуществлял руководство страной. Но именно Аракчееву Александр I поручил организацию военных поселений.

В дни подготовки к военному противоборству с Наполеоном именно на Аракчеева Александр I возложил задачу реорганизации русской армии. И «железный граф», как его стали называть, со рвением взялся за дело. Он требовал от офицеров неукоснительно точной службы, усердия, следил за учениями, маневрами. Выкорчевывал в армии воровство, казнокрадство, коррупцию. Многое он сделал для солдат. Следил за тем, чтобы они были хорошо обмундированы, накормлены, чтобы жили в чистых, теплых казармах, боролся с беспричинными телесными наказаниями солдат, самоуправством барчуков-командиров. Многие офицеры и даже генералы лишились своих эполет и постов. А иных за казнокрадство, взятки он упек в Сибирь. В избалованной и изнеженной вниманием при Екатерине офицерский среде, особенно в гвардии, росла ненависть к жесткому реформатору. Накануне первой войны с Францией А. А. Аракчеев, будучи инспектором артиллерии, реформировал русское артиллерийское дело, ввел современные для того времени методы ее организации, содействовал внедрению в армию новых видов орудий, требовал от офицеров-артиллеристов при производстве в чины сдачи экзаменов по основным военным и математическим дисциплинам.

Став военным министром, а потом возглавив Военный департамент Государственного совета, он продолжал самозабвенно и беспрекословно выполнять указания монарха, и сделал это смыслом своей жизни. Он осуществлял дальнейшее реформирование армии, и ко времени войны 1812 г. благодаря во многом его усилиям русская армия смогла противостоять «Великой армии» Наполеона, а по части артиллерийского парка, выучки артиллеристов и превзошла ее.

Во время войны Аракчеев ведал делом снабжения армий боеприпасами, продовольствием, занимался резервами, готовностью конного состава. Со всем этим он справился блестяще.

Но вместе с тем огромное рвение граф проявлял в деле непременной тогда муштры, парадной шагистики, которой так увлекались по образцу прусской армии и Павел I, и Александр I. За малейшие упущения по этой части он карал нещадно. Не он выдумал эту систему, но он нашел себя в ней как ее неукоснительный и рьяный защитник.

Выходец из бедной дворянской семьи, всего добившийся своим трудом и способностями, Аракчеев люто ненавидел титулованную знать, называл ее «боярами», презирал бездельное, разложившееся, проворовавшееся офицерство и, в свою очередь, был ненавидим ими всеми и называем ими «тираном» и «чудовищем», Аракчеев брал на себя в государстве наиболее тяжелую, грязную и неблагодарную работу и делал ее усердно, честно, бескорыстно. Его бессребреность стала легендой. Все дорогие подарки царя он отсылал в казну. Свое имение он завещал государству, а скопившийся у него за жизнь капитал завещал в своей основной части Новгородскому кадетскому корпусу для обеспечения неимущих кадетов.

И вот такого человека Александр I поставил во главе военных поселений.

В короткий срок в северозападных, центральных и некоторых южных губерниях России появились поселения государственных крестьян и казаков, которые вели по-прежнему сельское хозяйство, но одновременно несли и военную службу, поддерживая свою воинскую готовность. И все это без каких бы то ни было затрат со стороны государства.

В районе военных поселений были возведены поселки с жилыми домами для поселян, весьма напоминающие современные коттеджи. Между ними были протянуты шоссе, на дорогах сооружены дома связи, здания штабов, школы, гауптвахты, дома для офицеров, построены новые церкви, разбиты плацы для экзерциций. В этих же районах были сооружены госпитали, типографии, появились даже библиотеки. Все это было окружено ухоженными полями, четко обозначенными выгонами для скота. А. А. Аракчеев превратил военные поселения в прибыльные хозяйства. К концу царствования Александра I их капитал, находящийся в созданном Аракчеевым поселенческом Кредитном банке, составлял 26 млн рублей. Банк материально поддерживал поселян, выдавал льготные ссуды офицерам. На случай неурожая были созданы специальные хлебные магазины. А. А. Аракчеев внедрял в поселениях различные агрономические новшества, развивал торговые промыслы, поощрял торговую предприимчивость поселян. По всем показателям уровень жизни в военных поселениях был значительно выше, чем в обычной российской деревне.

Однако, несмотря на это, для самих поселян новая жизнь превратилась в сущий ад. Дело в том, что их благоденствие доставалось тяжким трудом, да еще связанным с военной службой, мелочной регламентацией всего и вся, круглосуточным надзором за их жизнью, бытом, хозяйством, религиозными отправлениями, нравственностью и даже интимной жизнью. У Аракчеева были разработаны инструкции для военных поселян, казалось, на все случаи жизни: когда вставать, топить печь, выходить в поле или на военные учения, когда заключать браки и даже с кем, как кормить и воспитывать младенцев.

Многое из того, что предписывалось поселянам, было разумным, толковым и нацелено на конечный результат. На все это было совершенно невыносимо для обычного крестьянина с его традиционным общинным укладом жизни. Особенно тяжело переживали поселяне преследования со стороны Аракчеева за пьянство, запреты на употребление алкоголя в неурочное время. В случае нарушений установленных правил следовала ругань, зуботычины, а то и более жестокие наказания — батоги, шпицрутены, колодки. Проводниками порядков, установленных Аракчеевым, надсмотрщиками были, как правило, младшие офицеры — люди малокультурные, жестокие, стремившиеся выделиться у высшего начальства своим рвением. И все это при полном бесправии военных поселян, бывших винтиками в тяжелой, внешне благопристойной, но внутри страшной и жестокой машины. Жалобы Аракчеев жестоко пресекал, бунты подавлял силой. Государство создало эту систему, и начальник военных поселений служил ей истово. Около 400 тыс. простых людей России оказались в послевоенное время в этом тяжелом крепостническом капкане.

Внутренняя политика правительства. Военное разорение, нехватка средств, недовольство народа, особенно крепостного крестьянства и работных людей, брожение в армии требовали от правительства мер по стабилизации положения в стране.

Однако твердой и ясной линии во внутренней политике у Александра I так и не выработалось. С одной стороны, реакционные правительственные круги, бюрократия, широкие слои малообразованных заскорузлых в своих взглядах помещиков, значительная часть духовенства требовали «закручивания гаек», ужесточения традиционных порядков, искоренения даже каких бы то ни было мыслей о возможности конституционных нововведений и освобождения крестьян. С другой — сам Александр I, по-прежнему не расстававшийся с либеральными идеями своей юности, а также близкие к нему просвещенные, широко мыслящие вельможи, бывшие соратники по Негласному комитету размышляли над новыми для России путями. В результате внутренняя политика России с учетом как давления реакционных сил, так и веяний либерального толка складывалась противоречиво и даже причудливо.

К концу второго десятилетия XIX в. в связи с требованиями помещиков ужесточилась политика против крестьянских побегов. Были изданы указы, требовавшие от властей усилить паспортный контроль, искоренять укрывательство беглых. Все более строгими стали цензурные требования, все более затруднительными выглядели правила выезда за границу. Реорганизованное Министерство духовных дел и народного просвещения все решительней и масштабней внедряло в преподавание богословские начала. В некоторых учебных округах взяли верх сторонники выдвижения на первый план в университетском образовании религиозных предметов. Либеральные и просвещенные профессора стали преследоваться, некоторые из них были уволены. Все чаще Собственная Его Величества канцелярия, выполняя волю и указания самодержавного монарха, подминала под себя деятельность различных министерств и ведомств. Все это наряду с существованием военных поселений позволяло современникам говорить об усилении реакционных черт в последние годы правления Александра I.

Вместе с тем Александр I не отказывался от своих прежних либеральных планов, однако некоторые из них он осуществлял вне центральных русских губерний, т. е. там, где они не могли затронуть интересов помещиков, а те, которые касались всей России, он продвигал по-прежнему крайне нерешительно и осторожно, боясь резких политических движений. Так, в 1816—1819 гг. царь поддержал инициативу прибалтийского дворянства, проявившего готовность освободить крестьян, так как в этих регионах крепостной труд становился все более невыгодным. По новому положению здешние крестьяне получили личную свободу, но лишались права на землю. Затем царь попытался подтолкнуть к тому же решению помещиков Малороссии, но те с негодованием встретили эту затею, и Александр I отступил. Одновременно он поручил своим помощникам — А. А. Аракчееву и министру финансов Д. А. Гурьеву подготовить предложение по отмене крепостного права в России. Оба государственных деятеля представили свои предложения царю. Он одобрил их. Был создан даже секретный комитет, занимавшийся этой проблемой. Но дело вновь окончилось ничем. Александр I никогда не забывал судьбы своего несчастного отца Павла I, убитого заговорщиками.

Продолжал император так же осторожно и скрытно продвигать свои конституционные идеи. Так, на исходе второго десятилетия XIX в. Александр I поручил группе своих советников во главе с бывшим членом Негласного комитета князем Н. Н. Новосильцевым разработать проект Конституции для России. Вскоре проект был готов. Разработанная Новосильцевым Государственная Уставная грамота Российской империи оказалась поразительным документом. По этому проекту Россия продолжала оставаться монархией, но одновременно приобретала совершенно новый парламентский облик. В стране предполагалось ввести выборный двухпалатный парламент — Государственную думу, местные выборные представительные органы — сеймы. Уставная грамота провозглашала свободу слова, печати, вероисповеданий, равенство всех граждан империи перед законом, неприкосновенность личности. Собственность объявлялась священной и неприкосновенной. Александр I одобрил документ. Казалось, Россия вот-вот перейдет к конституционному устройству. Но царь вновь побоялся противников реформ.

В это же время, как до Отечественной войны 1812 г., так и после нее, вплоть до последних лет правления, Александр I поддерживал и продвигал конституционные идеи в Финляндии и Польше.

В 1818 г. царству Польскому была высочайше дарована Конституция, предоставлено самоуправление, право иметь собственную армию; получили поляки и свободу печати.

Конституционные реформы в Финляндии и Польше царь рассматривал как начало будущих политических перемен для всей России, о чем он и сказал при открытии Польского сейма.

Таким образом, во внутренней политике России противоречиво уживались конституционные, антикрепостнические начала и, напротив, реакционные, самодержавные, крепостнические тенденции, милые сердцу российского дворянства, российской бюрократии и духовенства и направленные на сохранение существующего режима на всей остальной территории страны.

§ 6. Движение декабристов

Брожение в обществе, постоянное ожидание реформ, недовольство и вспышки неповиновения крепостного крестьянства, рабочих, возмущение режимом военных поселений затронули широкие слои жителей России. Но с особой остротой они отразились на просвещенной, молодой, а потому наиболее решительной и пылкой части российского офицерства. Многие из офицеров прошли в юном возрасте великое испытание Отечественной войны 1812 г., проделали заграничный поход, победителями вошли в Париж. Большинство из них были воспитаны на идеалах французских просветителей, с восторгом воспринимали Великую французскую революцию, сокрушившую отжившие свой век феодальные устои и абсолютизм Бурбонов, хотя они не принимали бунты черни, якобинского террора. Их взгляды во многом совпадали с настроениями молодого Александра I, его друзьями по Негласному комитету. Вот почему они с энтузиазмом встречали каждый конституционный шаг императора, каждое его решение в пользу гуманизации общества и, напротив, с негодованием осуждали проявление реакционных черт российской жизни в послевоенные годы.

Первые тайные общества. Поначалу офицеры собирались в гвардейских казармах в так называемые артели. Молодые люди горячо обсуждали текущие события, читали газеты. Некоторые из них вскоре пришли к мысли о необходимости активно действовать в целях переустройства России.

В 1816 г. возникло первое тайное общество в России. Заговорщики назвали его Союз спасения. Его организатором стал полковник гвардейского Генерального штаба Александр Муравьев. Ему было 24 года. В шестерку основателей союза вошли также князь Сергей Трубецкой, братья Матвей и Сергей Муравьевы-Апостолы, Никита Муравьев и Иван Якушкин. Все они были участниками войны, побывали с русской армией за границей. Позднее в общество вошли гвардейские офицеры — 23-летний поручик кавалергардского полка Павел Пестель, князь Евгений Оболенский и Иван Пущин, друг А. С. Пушкина. Всего в составе Союза спасения числилось 30 офицеров. Почти все они принадлежали к титулованным дворянским семьям; С. Трубецкой и Е. Оболенский были даже Рюриковичами. Все они имели блестящее образование, владели несколькими языками.

Чего же хотели эти молодые дворяне, старшему из которых, Трубецкому, исполнилось всего 27 лет? Они выступали за введение в России Конституции, ограничение самодержавной власти императора и провозглашение гражданских свобод. Члены Союза также требовали ликвидации военных поселений. Однако никто из них не ставил вопрос о ликвидации монархии как формы правления в России. Напротив, члены Союза спасения были убежденными монархистами. Поэтому наиболее полезными средствами для достижения своих целей они считали всяческую пропаганду своих идей, продвижение своих людей на государственные посты. Народу заговорщики не доверяли и боялись его бунтарской стихии.

Однако время шло. Провозглашение Конституции в России становилось все более нереальным. Большую часть времени царь проводил за границей. В России же консервативные силы все больше брали верх. Это приводило к тому, что офицеры-заговорщики становились все решительней и нетерпеливей.

В 1818 г. царский двор вместе с гвардией на некоторое время перебрался в Москву по случаю закладки на Воробьевых горах памятника в честь победы в Отечественной войне 1812 г. Здесь в московских казармах гвардейская молодежь во время бурных споров о судьбах России создала новое тайное общество взамен малочисленного и нерешительного прежнего. Оно было названо Союз благоденствия. Его организаторами стали те же офицеры; однако состав стал значительно шире, а цели масштабней и определенней.

Члены нового тайного общества на первый план в своей деятельности выдвинули задачу формировать общественное мнение и, опираясь на его силу, освободить Россию от крепостного права и самодержавия. Но они по-прежнему не принимали революционных методов действий и полагались в основном на средства пропаганды, сочетание тайной организации с легальными действиями, участие в разного рода научных хозяйственных, литературных, женских обществах, на продвижение через них своих взглядов, расстановку там своих людей, подготовку моральной почвы для будущего переустройства страны.

В Союзе благоденствия состояло более 200 человек. Его программе симпатизировали не только широкие круги просвещенных офицеров и нарождающейся русской интеллигенции, но и высокопоставленные молодые люди — придворные, чиновники. Среди приверженцев идей Союза были даже люди близкие к царю, в том числе его молодые генерал-адъютанты. Когда через одного из них Александру I стало известно о создании тайного общества в России, о программе и даже о составе его участников, то император отнесся к этому сдержанно. «Не мне карать», — сказал он. А потом пояснил, что подобные взгляды он и сам исповедовал в молодости.

Союз благоденствия просуществовал чуть больше прежнего тайного общества. Время стремительно меняло настроения членов Союза. В Европе прогремели новые революции 1820—1821 гг. В России восстал Семеновский полк, и некоторые члены Союза благоденствия, служившие там, были разосланы по обычным армейским частям. Двое из них, настроенные наиболее революционно, — Сергей Муравьев-Апостол и юный Михаил Бестужев-Рюмин — оказались в Черниговском полку, на Украине. Там же, на юге, появился и Павел Пестель, ставший командиром Вятского полка.

По существу, тайное общество оказалось в кризисе, все большее количество его членов требовали решительных действий, склонялись к ликвидации в России монархии и объявлению страны республикой, а также к революционному военному перевороту по примеру испанских офицеров. Другие продолжали исповедовать умеренную линию переустройства страны. В 1821 г. Союз благоденствия объявил о своем самороспуске. Обе стороны решили идти своим путем.

Образование Северного к Южного тайных обществ. Несмотря на ликвидацию Союза благоденствия, дело тайных заговоров не умерло. Напротив, оно набрало большую силу.

Вскоре на юге, в расположении 2-й армии было организовано новое тайное общество. Оно возникло на основе деятельности Южной управы (отделения) Союза благоденствия и стало называть себя с 1821 г. Южным обществом. Его руководителем стал уже полковник Павел Пестель.

Но Южное общество не считало себя отдельной организацией. Его деятели мыслили себя частью единой с «северянами» тайной организации. Они считали, что революция должна была начаться в столице, в Петербурге. Лишь это могло решить исход дела. А задача провинции состояла в том, чтобы поддержать и развить успех переворота в столице. Поэтому в число его руководителей избрали и одного из лидеров Северной управы — Никиту Муравьева.

Через год, в 1822 г., было организовано Северное общество, во главе которого стояли уже знакомые лица — Н. М. Муравьев, брат Александра Муравьева, основателя Союза спасения, С. П. Трубецкой, Е. П. Оболенский и другие члены Союза спасения и Союза благоденствия, жившие в Петербурге. Они также сознавали себя единой с «южанами» организацией и поддерживали с ними тесные контакты.

Однако на первых порах программы действий у «южан» и «северян» были различными.

Южное общество, представленное радикально настроенным Пестелем, а также высланными на юг бывшими офицерами Семеновского полка, стояло на более революционных, решительных позициях. Руководители Северного общества, напротив, исповедовали конституционные, умеренные взгляды.

Это нашло яркое отражение в программных документах обоих обществ.

Южное общество в качестве своей программы действий приняло разработанную П. И. Пестелем «Русскую правду». В соответствии с этим документом «ничего не остается делать, как разрушить общество прежде всякого действия». П. И. Пестель считал, что достигнуть этого можно лишь революционным, насильственным путем. При этом он делил людей на «повелевающих» и «повинующихся» и считал, что это деление «происходит от природы человеческой». После военного революционного переворота власть должна была перейти в руки временного революционного правительства и представлять собой беспощадную революционную диктатуру. Именно с позиций диктатуры, централизма, репрессий по отношению к противникам мыслил Пестель будущее переустройство России. В число мер, направленных на достижение будущего общего блага, справедливости, всеобщего равенства, он предусматривал цареубийство, истребление всей царской семьи, включая детей.

Основными программными положениями «Русской правды» были ликвидация в стране монархии, учреждение республики, уничтожение крепостного права как постыдного состояния людей, превращение России в единое унитарное государство без учета национальных особенностей ее регионов, решение «еврейского вопроса» путем либо выселения евреев из России, либо принудительного их отказа от своих национальных и религиозных особенностей. Все население страны объявлялось гражданами России с равными правами, сословия упразднялись. Место монарха должен был, по мысли Пестеля, занять однопалатный парламент — Народное вече, а в качестве исполнительной власти — состоящая из пяти человек державная Дума, число членов которой должно было ежегодно меняться по одному человеку. Во главе Думы должен стоять президент, занимающий этот пост в течение одного года. Этот пост занимал тот член Думы, которому оставалось работать в Думе последний год.

Избирательное право, согласно «Русской правде», предоставлялось всем гражданам России, достигшим 18-летнего возраста.

Радикально предлагал решить Пестель и крестьянский вопрос. Всю землю, находящуюся в пользовании, он предполагал разделить на две равные части: одну — передать в общественную собственность и из нее бесплатно наделить всех желающих работать на земле, в первую очередь крестьянство; другую — передать в частную собственность граждан с тем, чтобы любой желающий, в том числе и помещики, могли приобретать ее в собственность.

Таким образом, в «Русской правде» и предполагаемых методах действия Южного общества сочетались, с одной стороны, экстремистские, насильственные черты, репрессивная практика, а с другой — демократические идеалы, которые, увы, можно было достигнуть лишь через кровь и насилие.

Северное общество пошло по другому пути. Его программой стала «Конституция», разработанная одним из ее лидеров, Никитой Михайловичем Муравьевым. Согласно этому документу, Россия оставалась монархией. Наследственный император должен быть главой исполнительной власти. Н. М. Муравьев мыслил сделать его «верховным чиновником Российского государства». Императору полагался значительный оклад, из которого он мог содержать придворный штат, но сами придворные лишались избирательных прав и тем самым не могли влиять на судьбы страны.

По «Конституции» Муравьева Россия объявлялась федеративным государством. Всю Россию он предлагал поделить на державы со своими столицами, а столицей страны сделать Нижний Новгород, который находился, по мнению автора Конституции, в центре России и был славен своими патриотическими традициями и героическим прошлым.

Однако предлагаемое Н. Муравьевым устройство страны мало отличалось от планов П. Пестеля. И тот и другой полностью игнорировали принцип национального деления страны.

Н. Муравьев предлагал ввести в стране законодательный орган — двухпалатный парламент, названный им Народным вечем, в державах также должны были быть учреждены двухпалатные законодательные органы.

Если П. Пестель предусматривал широкое и равное избирательное право для всех граждан страны, достигших 18-летнего возраста, то Н. Муравьев имел в виду ограничить право участия в выборах высоким имущественным цензом, полагая, что только собственники, обладающие имуществом, могли верно ориентироваться в политике страны. Еще более высокий имущественный барьер предусматривался для лиц, избираемых на общественные должности. «Конституция» Н. Муравьева предусматривала также отмену крепостного права с наделением крестьян двумя десятинами земли и ликвидацию военных поселений.

Н. Муравьев и его приверженцы выступали против революционной диктатуры, цареубийства, поголовного насилия и рассчитывали, что после революционного переворота, который они признавали правомерным, поскольку правительство тормозило реформы, будет созвано Учредительное собрание, которое и проведет «Конституцию» в жизнь.

Экстремистские планы П. Пестеля, его диктаторские замашки встречали у умеренных конституционалистов неприятие. Отрицательно относились они и к личности П. Пестеля — человеку властному, угрюмому, молчаливому, озлобленному, к тому же внешне похожему на Наполеона Бонапарта и подчеркивавшему это сходство.

Решительно настроенные члены Южного общества все настойчивей продвигали в тайном обществе идеи военного переворота, цареубийства, послереволюционной диктатуры.

Для продвижения своих взглядов П. Пестель в 1824 г. появился в Петербурге. На бурных собраниях заговорщиков он настоял на том, чтобы «Русская правда» была принята как идейная платформа переворота. Под натиском П. И. Пестеля умеренные конституционалисты отступили, тем более что в составе Северного общества активизировалось экстремистское крыло в лице К. Ф. Рылеева, А. А. Бестужева, Е. П. Оболенского, П. Г. Каховского и др.

П. И. Пестель тайно от умеренных лидеров «северян» создал в Петербурге филиал Южного общества, что вызвало протесты умеренных. Постепенно Александр и Никита Муравьевы отошли от тайного общества. Заколебался князь С. П. Трубецкой.

В конце концов заговорщики согласились на учреждение в России после переворота республики (это была уступка «южанам») и созыв Учредительного собрания (это была уступка «северянам»). Договорились также о последующих съездах и подготовке совместного вооруженного выступления.

Готовясь к революционному выступлению, заговорщики неожиданно обнаружили существование еще одного тайного революционного общества в России — Общества соединенных славян. Оно было создано на Украине, в Полтавской губернии младшими офицерами из малоимущих дворян — братьями П. И. и А. И. Борисовыми, И. И. Горбачевским и др. и ставило целью свержение самодержавия, завоевание демократии в России и создание свободного славянского государства, объединяющего все славянские народы Восточной Европы. Осенью 1825 г. Общество соединенных славян влилось в состав Южного общества.

Восстание 14 декабря 1825 г. События, однако, заставили заговорщиков торопиться. В ноябре 1825 г. в Таганроге после неожиданной и короткой болезни скончался до этого полный сил и никогда не болевший 47-летний Александр I. Смерть его была настолько неожиданной и странной, а завеса таинственности, окутавшая как его пребывание в Таганроге, так и последующие события (отпевание тела, его препровождение в Москву, поведение близких к нему людей) были столь странными и необычными, что вскоре поползли слухи о добровольном отходе Александра I от власти, о чем он неоднократно говорил окружающим и прежде, и подмене тела. Перед самой кончиной в Таганроге он получал сведения о заговоре в Южной армии, полные списки заговорщиков, среди которых было немало известных и даже близких ему лиц. Эти известия буквально потрясли Александра. Он приказал начать аресты. А через несколько дней императора не стало.

Существует достаточно прочная историческая версия о том, что с согласия и при поддержке близких ему людей он тайно отбыл из Таганрога в Палестину, в Святые места, а затем уже в виде странствующего старца, пилигрима Федора Кузьмича появился в России и умер в возрасте 87 лет на далекой лесной заимке близ Томска в ореоле великой святости и всенародного признания. До сих пор его смерть является тайной династии Романовых и загадкой истории.

Неожиданная смерть (или уход) императора обострила вопрос о престолонаследии еще в связи с тем, что у него не было детей от официального брака. В соответствии с законом о престолонаследии в Российской империи трон должен был перейти ко второму лицу по мужской линии в династии — его брату Константину. Однако тот уже давно фактически отказался от престола, связав свою судьбу с особой некоролевской крови — польской красавицей графиней Иоанной Грудзинской. Это автоматически лишало его потомство прав на престол и устраняло его от претензий на российский трон. Поэтому незадолго до отъезда в Таганрог Александр I написал завещание, в котором согласно закону о престолонаследии передавал после своей смерти трон третьему по старшинству сыну Павла I — Николаю Павловичу, у которого уже родился к этому времени наследник, будущий император Александр II. Однако, видимо, колеблясь в своих решениях и еще не определив свою судьбу, Александр I оставлял завещание, как и отказ Константина от престола, в тайне. Таким образом, для России Константин оставался официальным наследником.

Все это сразу же создало запутанную политическую ситуацию, которой и решили воспользоваться заговорщики в Петербурге. Они решили помешать присяге официального Петербурга Николаю, вывести верные им войска на Сенатскую площадь, захватить Зимний дворец, арестовать царскую семью, заставить Сенат объявить о низложении монархии и создать манифест об учреждении Временного революционного правительства, ликвидации крепостного права, об уравнении всех граждан перед законом, уничтожении рекрутской повинности и военных поселений и о других революционных мерах, значившихся в их программах. После этого они предполагали собрать Учредительное собрание (Великий собор) и вынести на его рассмотрение программы будущего переустройства России.

Диктатором, т. е. командующим силами восстания, был выбран полковник Генерального штаба князь Сергей Петрович Трубецкой.

Казалось, все благоволило заговорщикам. 27 ноября столица и армия, как это и было положено, присягнули Константину.

В этот же день Николай, его семейство, Сенат и другие учреждения также присягнули Константину. Но вопрос не был решен окончательно, так как появилось завещание Александра I, подтверждение отказа от прав на престол самого Константина. Теперь требовалась переприсяга. Она была назначена на 14 декабря. Николай уже знал о наличии заговора как в Петербурге, так и в Южной армии и дал приказ начать повсюду аресты заговорщиков. Но ход заговора предотвратить уже не удалось. Собираясь на свои последние встречи, заговорщики также готовились к 14 декабря, стремясь помешать переприсяге и осуществить государственный переворот. Решающая встреча прошла на квартире Рылеева. Он просил Каховского переодеться в мундир лейб-гренадерского полка, проникнуть во дворец и до его захвата убить Николая I. Якубовичу поручалось захватить Зимний дворец. Другой части верных войск надлежало овладеть Петропавловской крепостью.

Наступило холодное сумрачное ветреное утро 14 декабря. В предрассветных сумерках Московский полк во главе со штабс-капитаном лейб-гвардии драгунского полка А. А. Бестужевым, распропагандированным заговорщиками, выступил из казарм, расправившись со своими командирами. Боевым строем с боевым снаряжением он прибыл на Сенатскую площадь и встал в форме каре вокруг памятника Петру I. Восстание началось. Но сразу же план его стал рушиться. Каховский рано утром отказался совершить акт цареубийства, не желая быть террористом-одиночкой. Якубович отказался вести восставшие части на Зимний дворец, боясь, как он говорил, резни во дворце и убийства царской семьи. Таким образом, Зимний стоял неколебимо, и царь, узнав о начавшемся восстании, стянул к нему верные войска. К тому же на площадь не явился Трубецкой. Он ходил около здания штаба, выглядывая из-за угла, откуда просматривалась Сенатская площадь, стараясь узнать, много ли собралось восставших войск и стоит ли ему рисковать жизнью. Князь так и не решился появиться перед повстанцами, оставив их без военного руководства. К 11 часам утра выяснилось, что Сенат уже присягнул Николаю I и сенаторы разъехались по домам. Здание Сената опустело.

На площади появился новый монарх, окруженный верными войсками, прибыл генерал-губернатор Петербурга Милорадович. Правительственные войска предприняли против восставших несколько атак, но они были отбиты оружейным огнем. Напряжение на площади нарастало. К восставшим подошли подкрепления — лейб-гренадеры, гвардейский морской экипаж и теперь в каре стояло около 3 тыс. человек при 30 офицерах. Николай со своей стороны подтянул на площадь, кроме пехотных частей, артиллерию, конную гвардию, которые вчетверо превосходили силы повстанцев. На площади был выбран новый военный руководитель восставших войск — князь Е. П. Оболенский.

Весть о восстании быстро распространилась по Петербургу. На площадь подходили толпы людей. Вскоре количество собравшейся «черни» перевалило за 150 тыс. Среди толпы было немало рабочих, трудившихся неподалеку на стройке Исаакиевского собора. Из толпы в верных царю солдат летели камни, палки. В адрес Николая слышались угрозы. Собравшиеся явно сочувствовали повстанцам.

Остерегаясь поначалу допустить кровопролитие и тем самым запятнать начало своего царствования, царь направил к восставшим Милорадовича.

Герой Отечественной войны 1812 г., отважный военачальник пользовался огромной популярностью среди солдат. М. А. Милорадович подъехал к каре и обратился к повстанцам с горячей речью, уговаривая их одуматься и возвратиться в казармы. Солдаты смутились. Положение было критическим. Е. П. Оболенский бросился к генерал-губернатору и штыком поворотил его лошадь, ранив при этом Милорадовича в бедро. Подбежавший Каховский выстрелил из револьвера генералу в спину. Того, уже смертельно раненого, подоспевшие офицеры подхватили под руки и отвезли домой. На какой-то момент дух повстанцев укрепился. Они тут же прогнали посланных к ним с увещеваниями митрополитов.

Наступали ранние зимние сумерки. Около трех часов пополудни Николай I приказал открыть огонь из пушек. Поначалу был дан залп картечью боевыми зарядами поверх каре. Это не поколебало повстанцев. Они ответили оружейным огнем. Следующий залп был уже прицельный. Картечь поразила первые ряды восставших. Каре дрогнуло и рассыпалось. Солдаты побежали на лед Невы, пытаясь перебраться на Васильевский остров по Английской набережной. Вслед им пальба продолжалась, в дело вступили конногвардейцы, преследовавшие бежавших. На льду Невы офицеры попытались остановить своих солдат, построить их для боя, но артиллерия ударила ядрами по льду; он начал крошиться, образовались разводья, полыньи. Повстанцы стали тонуть. Их ряды окончательно смешались. Вскоре все было кончено. Площадь была очищена от мятежников, народ разбежался. Полиция и солдаты убирали тела убитых, уносили тяжелораненых, многих из них спускали в проруби под лед. Следы крови на брусчатке площади и на мостовых засыпали свежим снегом. В эти же часы по всему городу начались облавы и аресты. Арестованных декабристов, как стали называть повстанцев после 14 декабря, свозили в Зимний дворец. Он со всех сторон был окружен верными войсками. На Дворцовой площади расположились Преображенский полк, егеря и кавалергарды.

Потерпело неудачу и восстание на юге страны. Вождь Южного общества П. И. Пестель был арестован 13 декабря, накануне восстания в Петербурге. Другие члены Южного общества были еще на свободе.

Через несколько дней они узнали о восстании в Петербурге и, верные своим обещаниям, решили действовать заодно с «северянами». 29 декабря вспыхнул мятеж Черниговского полка во главе с подполковником С. И. Муравьевым-Апостолом и подпоручиком М. П. Бестужевым-Рюминым. Восставшие захватили город Васильков, где располагалась одна из управ Южного общества. Оттуда полк направился к близлежащему Житомиру на соединение с другими частями, которых готовили к выступлению офицеры-заговорщики. Однако путь им преградил правительственный отряд, высланный на подавление восстания. На черниговцев обрушились артиллерийские залпы. С. И. Муравьев-Апостол был ранен и очнулся уже в плену. С оружием в руках был схвачен и его друг Бестужев-Рюмин. Повстанцы были рассеяны. На юге также начались аресты.

17 декабря в Петербурге приступил к работе Следственный комитет, который заседал в течение шести месяцев.

В ходе следствия декабристы отвечали на многие вопросы — и не только о подготовке и ходе восстания, но и о причинах зарождения революционных взглядов, о путях формирования тайных обществ. Многие из них, в том числе представители титулованной знати, давали в своих ответах, а также при личных встречах с царем откровенные показания, называли всех своих товарищей, подробно излагали свои взгляды и программы. Они — дворяне — стремились показать первому дворянину империи обоснованность и закономерность своих действий. На многих сильное впечатление оказала личная заинтересованность Николая I в том, чтобы доискаться причин революционного мятежа группы офицеров. Другие были сломлены тяжелыми условиями содержания в Петропавловской крепости, полной неизвестностью относительно своей судьбы, страхом смерти.

Потом начался суд. Все декабристы в соответствии с их виной были разделены на 11 разрядов. Пятеро (Пестель, Рылеев, С. Муравьев-Апостол, М. Бестужев-Рюмин, Каховский) были поставлены вне разрядов. Их как «пущих злодеев» повесили на кронверке Петропавловской крепости. Остальных суд приговорил к различным наказаниям — от вечной каторги до лишения чинов и разжалования в солдаты. Самим же солдатам предстояли наказания шпицрутенами и ссылки в отдаленные гарнизоны: весь штрафной Черниговский полк был отослан на Кавказ. Там солдатам предоставлялась возможность в боях искупить свою вину. Туда же сослали и часть декабристов-офицеров. Всего по делу декабристов к следствию и суду было привлечено около 600 человек. Лишь после смерти Николая I в 1855 г., проведя около 30 лет на каторге и в ссылке, оставшиеся в живых декабристы получили амнистию, вышли из каторжных казематов, но оставались на поселении в Сибири: им был запрещен въезд в центральные губернии России.

Движение декабристов прошло незамеченным для большинства населения огромной империи, но оставило заметный след среди верхушки общества, правящей элиты, нарождающейся интеллигенции. Как ни малочисленным оказался состав революционеров, многие из них были заметными фигурами в тогдашнем обществе. Их республиканские, антикрепостнические взгляды, их свободолюбие, смелый вызов правительству, их бесстрашие, самоотверженность и самопожертвование всколыхнули на долгие года чувства тех молодых и честных людей, которые не хотели ждать милостей от власти, нетерпеливо стремились решить все назревшие общественные вопросы, как и декабристы, заговором, силой, натиском. В то же время восстание 14 декабря напугало и озадачило благонамеренную часть России, заставило сплотиться консервативные силы во главе с новым императором, на всю жизнь усвоившим урок страха свержения и смерти для себя и своей семьи, который преподали ему декабристы, и боровшимся с революционным движением везде и всюду, где бы оно ни зарождалось. Экстремизм декабристов, кровь, которой они грозили России, обернулись для страны долгим перерывом в реформаторских усилиях, а позднее мучительным и чересчур осторожным подходом к конституционным реформам, к отмене крепостного права.

ГЛАВА 2. РОССИЯ ВО ВТОРОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX в.

§ 1. Российская империя после мятежа декабристов: психологические и политические последствия. Император Николай I

События конца 1825 г. явились потрясением имперской государственной системы и оказали сильное воздействие на умонастроения современников как в России, так и за границей. Еще совсем недавно казалось, что держава царей стоит прочно и нерушимо, что ее обошли стороной ветры социальных перемен и политических пертурбаций, сотрясавших Западную Европу с конца XVIII в.

В этот период европейская консервативная мысль начала воспринимать Россию надежным защитником христианской традиции и исторического порядка. В 1811 г. известный французский католический философ Жозеф де Местр (1753—1821), бывший ранее посланником Сардинского короля в Петербурге, заключал: «Я все более убеждаюсь, что для России не годится правительство, устроенное по нашему образцу, и что философические опыты Его Императорского Величества (имеется в виду император Александр I. — А. Б.) закончатся возвращением народа к первоначальному его состоянию — в сущности, это и не столь уж большое зло. Но ежели сия нация воспримет наши ложные новшества и будет противиться любому нарушению того, что захочет называть своими конституционными правами, если явится какой-нибудь университетский Пугачев и станет во главе партии, если весь народ придет в движение и вместо азиатских экспедиций начнет революцию на европейский манер, тогда я не нахожу слов, чтобы выразить все мои на сей счет опасения».

Декабрьский мятеж 1825 г. показал, что смутные опасения философа были не беспочвенны, что и в России обнаружились силы, настроенные на радикальные социальные переустройства. Ничего подобного в русской истории еще не случалось. На протяжении веков все прямые или косвенные выступления против власти, многочисленные заговоры, восстания и мятежи так или иначе, но вращались вокруг вечной русской дилеммы: царь плохой — царь хороший. И только декабризм в своем экстремальном варианте (П. И. Пестель) впервые поставил проблему совершенно иначе, исключив фигуру коронованного самодержавного правителя из грядущего государственного устроения.

Хотя в буквальном смысле лидерами мятежа на Сенатской площади и не являлись «университетские Пугачевы», но главные теоретики и руководители декабризма явно ощутили на себе воздействие антихристианского философизма, сокрушавшего на Западе церковные авторитеты и социальные ранги.

И если для Западной Европы утверждение утилитарной буржуазной философии, актуализировавшейся в политическом действии под лозунгом эгалитаризма, было исторически обусловленным, то в России, где не существовало аналогичных исторических условий, декларирование подобных идей воспринималось людьми государственного склада ума вещью не только недопустимой, но и преступной по отношению к России.

Ярче всех подобное восприятие выразил самый видный интеллектуал той поры Н. М. Карамзин. Он назвал выступление декабристов «нелепой трагедией наших безумных либералистов» и признавался, что во время событий он, «мирный историограф, алкал пушечного грома, будучи уверен, что не было иного способа прекратить мятеж», так как «ни крест, ни митрополит не действовали».

Трудно представить, каким бы историческим путем двигалась Россия, если бы не случилось «нелепой трагедии» 1825 г., но невозможно сомневаться, что отзвук ее ощущался довольно долго и многое определил в последующее тридцатилетие, когда главой Российской империи являлся император Николай I.

Противостояние между исторической традицией социальной иерархии и либерально-демократической унификацией стало постепенно выкристаллизовываться в политическое противостояние между Россией и Западной Европой, олицетворяемой в первую очередь Великобританией и Францией. Очень точно эти представления отразило высказывание поэта, дипломата и мыслителя Ф. И. Тютчева, сделанное в 1848 г.: «Давно уже в Европе существуют только две силы — революция и Россия».

Сходных мнений придерживались в то время многие представители русского истеблишмента и в первую очередь сам царь, вскоре после восшествия на престол заявивший: «Революция на пороге России, но клянусь, она не проникнет в нее, пока во мне сохранится дыхание жизни, пока Божией милостью я буду императором».

Несмотря на победу над Наполеоном и формальное существование Священного союза, России приходилось все чаще и чаще ощущать в Европе свое политическое одиночество. Монархические союзники царской империи — Пруссия и Австрия — скорее выступали в роли династических партнеров, преследуя в политике собственные цели, которые нередко не только не согласовывались с интересами России, но порой были им враждебны. Государственно-имперские интересы играли тут важную роль, но только ими широкое распространение в Западной Европе старых антирусских опасений и предубеждений дело не ограничивалось.

Уже в XVIII в. с развитием гражданских свобод и распространением в ряде европейских стран неподцензурных изданий критика царской империи становится одним из отличительных признаков либерализма и демократизма. Такие настроения могли совпадать с видами власть имущих в той или иной стране в данный период или нет, но в большинстве случаев «симфония представлений» наблюдалась. Война с Наполеоном и его разгром на какой-то момент почти прекратили критику «русского монстра», но прошло немного времени, и они вспыхнули с новой силой. Русофобия превращается в факт политической жизни в первую очередь в Англии.

Именно с конца 20-х, но особенно в 30-е гг. XIX в. в Англии и во Франции, нападки на «деспотическую», «агрессивную», «коварную» и «жестокую» Россию становятся общепринятыми. Характерный образец западноевропейских представлений той поры явила получившая широкую известность книга путешественника и литератора маркиза де Кюстина (1790—1857) «La Russe en 1839». Пробыв несколько недель в России, где его принимали с искренним радушием, маркиз написал сочинение, где подверг беспощадной критике не только сановно-придворный мир, но и ошельмовал весь культурный облик России, ее исторические и духовные ценности. Вердикт морального осуждения у де Кюстина непререкаем: «Россия, думается мне, единственная страна, где люди не имеют понятия об истинном счастье. Во Франции мы тоже не чувствуем себя счастливыми, но мы знаем, что счастье зависит от нас самих; в России оно невозможно».

Это писал человек, дед и отец которого сложили свои головы на гильотине! Известный американский историк русского происхождения Георгий (Джордж) Вернадский (1887—1973), говоря о книге маркиза, заключил, что она — «озлобленный памфлет, направленный против России, Русской церкви, Русского государства, Русского народа». В коммерческом успехе этой книги американский профессор увидел «одно из звеньев большой цепи европейского русофобства».

Русофобия становится не просто фактом общественной жизни, но и превращается в фактор политического действия. Россия оставалась и фактически, и по своему национально-государственному самосознанию страной православной, что издавна служило объектом ее шельмования в странах католического мира. В странах протестантских, в первую очередь в Англии, где религиозный фактор не играл существенной роли в политике, огромная царская империя внушала опасения геополитическим интересам Британской империи.

Со страниц печати и из уст политических деятелей постоянно звучали голоса «об агрессивном курсе» в мировых делах, хотя, казалось бы, уж кто, как не Россия, став главной силой, сокрушившей наполеоновскую деспотию, одна фактически ничего не приобрела в результате этой победы, не потребовав для себя ни новых территорий, ни имущественных компенсаций, ни финансовой контрибуции. Самое удивительное, что об этом не только не вспоминали в Лондоне, но о таком беспримерном в мировой политике благородстве очень быстро забыли и в Париже.

События первого десятилетия царствования Николая I — утверждение России в Закавказье и ликвидация широкой автономии Польши — дали западноевропейским антирусским страхам и предубеждениям новый мощный толчок, невзирая на то, что дипломатия Россия и письменно, и устно неустанно уверяла западные державы, что никаких экспансионистских намерений в Европе не имеет.

Показательный в этом смысле обмен мнениями произошел между царем и послом США в Петербурге Д. Далласом в конце 1837 г. На замечание Николая I, что «он никогда не стремился извлечь для себя выгоду из затруднительного положения другой державы, а между тем все обвиняют его в политике насилия», посол североамериканской республики заметил: «Вы так могущественны, что вполне естественно внушаете зависть». На это повелитель России ответил: «Да, мы могущественны, но нам сила нужна для обороны, а не для нападения». Но русским заверениям не верили, отвергая наперед все предложения России, направленные на стабилизацию мировой обстановки.

Когда во время визита в Англию в 1844 г. русский царь предложил правительству ее величества заключить международный пакт по поводу будущего Турции с целью «избежать мировой войны», причем в доказательство отсутствия у России экспансионистских намерений предлагал письменно «отказаться от любых притязаний на территорию Турции», то это предложение не вызвало никакого отклика.

Невзирая на явное и тайное к себе нерасположение, за время правления Николая I Россия просто с какой-то маниакальной настойчивостью стремилась установить дружеские отношения с Великобританией и готова была для этого пойти невероятно далеко по пути политических и дипломатических уступок в самом спорном и самом главном вопросе мировой политики, касавшемся судьбы Османской империи. Русская идея о создании национального турецкого государства в Малой Азии под опекой и при поддержке великих держав, в первую очередь Великобритании и России, неизменно наталкивалась на враждебное противодействие в Лондоне, где поддержка разлагающейся империи Османов являлась одним из краеугольных камней английской политики.

Враждебное восприятие России обернулось тем, что к концу XIX в. в Великобритании вдруг осознали, что реальным и самым мощным ее мировым противником является не Россия, а стремительно набиравшая силу Германская империя, а все многолетние антирусские инспирации Лондона вели лишь к его политической изоляции. Ошибочность подобного курса с горечью признал премьер-министр Великобритании лорд Солсбери. Выступая в палате лордов 19 января 1897 г., он сказал: «Я вынужден заявить, что если вы попросите меня оглянуться назад и объяснить настоящее через прошлое, возложить на эти плечи ответственность за трудности, в которых мы сейчас оказались, я скажу, что альтернатива была в 1853 г., когда предложения императора Николая были отвергнуты. Многие члены этой палаты остро почувствовали суть ошибки, которую мы сделали, если я скажу, что мы поставили все наши деньги на хромую лошадь». Но «хромая лошадь» продолжала участвовать в мировой гонке, теперь уже признавая своими новыми хозяевами не давних покровителей с берегов туманного Альбиона, а новых претендентов на мировое лидерство с берегов Шпрее.

* * *

Император Николай Павлович родился 25 июня 1796 г. в Царском Селе. Он был третьим из четырех сыновей императора Павла I. Тогда была жива бабушка, императрица Екатерина II, которая так радовалась увидеть еще одного внука и сама вынесла его на руках на балкон дворца, чтобы показать «свое сокровище» народу. Крещение состоялось 6 июля. Великий князь был наречен Николаем, именем, которым до того не называли членов императорского дома. Согласно традиции, новый великий князь получил все высшие ордена России и сразу же был зачислен на военную службу. Уже 7 ноября 1796 г. пятимесячный малютка получил чин полковника и был назначен шефом лейб-гвардии конного полка.

Николай Павлович потерял отца, когда ему не исполнилось и пяти лет. Конечно, он не ведал о заговоре и не имел о том событии никаких личных впечатлений. Но с молодых лет он знал одно наверняка: как у второго брата царствующего Александра I у него не было никаких шансов стать царем. Он об этом никогда не думал и не мечтал. Лишь летом 1819 г. случилось непредвиденное событие: во время семейного разговора Александр I сказал брату Николаю, что тому со временем предстоит стать царем. Этот разговор оказался совершенно неожиданным и потряс молодого великого князя, который стал с жаром убеждать брата императора, что «не чувствует в себе сил и духу», чтобы служить столь великому делу, и в конце концов разрыдался. Александр I свернул беседу на эту тему и больше к ней не возвращался. Постепенно Николай Павлович успокоился и о возможности своего воцарения не размышлял.

Ему нравилось военное дело, а другие предметы особого интереса не вызывали. Например, занятия по политэкономии и правоведению навевали лишь скуку. Позднее Николай I вспоминал, что на этих уроках «мы или дремали, или рисовали какой-нибудь вздор, иногда собственные их карикатурные портреты, а потом к экзаменам выучивали кое-что в долбежку, без плода и пользы для будущего», и считал, что «общие предметы или забываются, или не находят приложения в практике».

Хотя Николай и не числился наследником, Александр I приобщал своего младшего брата к государственным делам с ранней юности. В 1814 г. семнадцатилетний великий князь вместе с императором въезжал в Париж, а затем присутствовал на Венском конгрессе четырех великих держав — победительниц Наполеона. Позже он сопровождал брата-венценосца в его визитах в Англию, Австрию, Пруссию.

Именно в Пруссии еще в 1814 г. Николай встретил и влюбился в юную дочь короля Фридриха Вильгельма III Шарлотту (полное имя Фредерика-Луиза-Шарлотта-Вильгельмина), на которой через три года и женился. Венчание состоялось 1 июля 1817 г. в церкви Зимнего дворца, а 17 апреля следующего года на свет появился их первенец Александр — будущий император Александр II.

Прусская принцесса приняла православие и получила в России имя Александры Федоровны (1798—1860). Она приходилась родной сестрой первому императору (с 1871 г.) Германской империи Вильгельму I. Мать Николая Павловича — императрица Мария Федоровна — тоже была немкой по рождению (принцесса Вюртембергская), и родственные узы связывали Николая I неразрывно с Германией. Однако особого расположения к немцам у него не было. В детские годы его няней была англичанка, привившая ему вкус и интерес к английским нормам, привычкам. Будущий царь с ранних пор выказывал интерес к Англии.

Зимой 1816—1817 г. Николай Павлович несколько месяцев пробыл в Англии. Здесь он вел жизнь светского человека, трогательно опекаемый королем Георгом III и героем войны с Наполеоном герцогом Веллингтоном. Однако уже тогда помимо балов, вечерних приемов, торжественных обедов и скачек у будущего царя проявилась тяга и к серьезным занятиям. Он посещал арсеналы, верфи, угольные шахты, промышленные предприятия, тюрьмы и больницы. Интерес к этим «скучным вещам» Николай проявлял неподдельный, что озадачивало хозяев. Герцог Веллингтон, ставший для великого князя добровольным гидом, однажды не удержался и шутливо заметил, что, очевидно, «его высочество готовится к роли правителя». На самом деле о подобном русский гость и не помышлял.

Николай I любил всякие технические приспособления, машины, вообще все то, что тогда называлось «техникой», а общепризнанной «мастерской мира» была в то время Англия. Все сообщения о новых изобретениях и технических усовершенствованиях неизменно привлекали его внимание. Когда начали строиться первые железные дороги в Англии, то Николай Павлович сразу же решил, что «умная железка» должна появиться и в его империи.

Уже в 1837 г. в России была открыта для движения первая железная дорога, связавшая Петербург с Царским Селом, протяженностью 27 километров. При нем же была построена и самая длинная для своего времени (более 600 километров) железнодорожная магистраль, связавшая два столичных города — Москву и Петербург. Ее строили около 10 лет, а движение по ней началось в 1851 г. По имени царя дорога получила название Николаевской. Еще раньше, в 1831 г., по желанию императора в Петербурге было открыто высшее техническое учебное заведение — Технологический институт, ставший крупнейшим центром подготовки технических специалистов в России.

Целый ряд других начинаний и учреждений осуществился благодаря воле царя. В 1826 г. был открыт Румянцевский музей в Санкт-Петербурге (с 1861 г. — в Москве), в 1832 г. — Зоологический музей, а в 1834 г. начал действовать Университет Святого Владимира в Киеве. Через несколько лет, в 1839 г., под Петербургом была открыта крупнейшая в мире Николаевская (Пулковская) обсерватория.

Николай I неизменно восхищался совершенством работы любой машины. Машина могла делать «то, что положено», а вот люди в большинстве своем этого делать не могли или не хотели. Он понимал, что из людей нельзя сделать «техническое приспособление», но не сомневался, что в государстве надо организовать дело так, чтобы подданные, во-первых, знали свои обязанности, а во-вторых, понимали, что за нерадивость, леность и бесчестность последует кара. Это были те важнейшие мировоззренческие государственные принципы, которыми Николай I стремился руководствоваться в течение 30 лет своего правления.

Николая Павловича с детства отличала одна характерная черта, многое определившая и в политике империи: предельная аккуратность, даже педантизм в исполнении всех норм и правил. Он знал назубок все воинские уставы, неукоснительно их исполнял, владел в совершенстве искусством светского поведения, до мельчайших подробностей соблюдал все требования писаных и неписаных правил. Того же требовал и от других. Но эта, как казалось многим, «мелочность» раздражала и возмущала. После правления мягкого и снисходительного Александра I правление его младшего брата многим казалось «слишком жестким».

Царь же считал иначе и при исполнении закона ни для кого не делал исключений. Характерный в этом отношении случай произошел в 1830 г., когда в некоторых местностях империи разразилась эпидемия холеры. Из уважения к правилам, им же утвержденным, монарх, возвращаясь из поездки по России в Петербург, как «простой смертный» безропотно 11 дней просидел в Твери в карантине.

Воцарение Николая I сопровождалось смутой, кровавыми событиями, и это несчастье навсегда запечатлелось в его памяти. Вскоре после воцарения император, имея в виду 14 декабря 1825 г., сказал французскому послу графу Лаферроне: «Никто не в состоянии понять ту жгучую боль, которую я испытываю и буду испытывать всю жизнь при воспоминании об этом дне». В период своего правления он прилагал немало усилий, чтобы не допустить никакой деятельности, направленной против власти.

Николай I никогда не сомневался, что самодержавная, «Богом данная» власть царя — необходимая форма правления в России. В отличие от старшего брата Александра I он никогда не испытывал влечения к модным европейским теориям социального устройства жизни, терпеть не мог «всякие там конституции и парламенты», которые приводили лишь к хаосу и нарушали древнейший принцип законной, легитимной власти коронованных правителей. Однако это не означало, что царь не видел несовершенств самодержавной системы, которые стремился искоренить не введением принципиально новых органов управления, не путем коренного реформирования учреждений, а, как ему казалось, единственно верным путем — совершенствованием существующего государственного механизма.

Он осознавал порочность крепостной системы. Через несколько лет после воцарения в беседе с П. Д. Киселевым Николай I изложил свои взгляды: «Я хочу отпустить крестьян с землей, но так, чтобы крестьянин не смел отлучаться из деревни без спросу барина или управляющего: дать личную свободу народу, который привык к долголетнему рабству, опасно. Я начну с инвентарей; крестьянин должен работать на барина три дня и три дня на себя; для выкупа земли, которую имеет, он должен будет платить известную сумму по качеству земли, и надобно сохранить мирскую поруку, а подати должны быть поменьше».

Однако за три десятка лет Николай I так и не рискнул заняться разрешением самого жгучего социального вопроса — ликвидацией крепостного права. Начиная с 1826 г. шесть раз учреждались государственные комитеты по крестьянскому делу и многие стороны крестьянского вопроса впервые в истории были подробно исследованы. Правительство вполне осознало необходимость положить конец злоупотреблениям крепостным правом и приняло в этой связи ряд законодательных положений. Изучалась и возможность отмены крепостного права, но сразу же возникали такие трудности и опасности, которые власть преодолеть в тот момент не могла. Поэтому в 1842 г. был лишь принят закон об обязанных крестьянах, открывавший путь к переходному состоянию.

Принимаемые отдельные меры принципиально проблему не решали. Царь это понимал, но так и не рискнул пойти на кардинальные преобразования социального миропорядка. Лично он был смелым и волевым человеком, и обвинять его в малодушии в данном случае нет никаких оснований. Его страшила перспектива нарушения спокойного и предсказуемого течения государственной жизни, которая, как ему думалось, могла наступить, если разом разорвать все путы и ограничения, складывавшиеся веками. Он опасался хаоса, анархии. Революционные события в Европе 1830 г., но особенно 1848 г. лишь усиливали антиреформаторские настроения царя.

За годы своего царствования Николай I объездил всю Россию и почти везде встречал неполадки и неустройства. На окраинах было еще хуже, чем в центре. После посещения Закавказья написал: «Нельзя не дивиться, как чувства народной преданности к лицу монарха не изгладились от скверного управления, какое, сознаюсь, к моему стыду, так долго тяготеет над этим краем». Наказывал, выгонял со службы чиновников, издавал грозные указы, но положение мало менялось к лучшему.

Николай I был способен проявить участие, снисходительность и поддержать талантливое начинание. В 1826 г., во время коронации, в Москву был вызван из ссылки А. С. Пушкин, с которого царь еще раньше снял опалу и заметил тому: «Ты будешь присылать ко мне все, что сочинишь, — отныне я буду сам твоим цензором». Потом по этому поводу много возникло домыслов, но в ту эпоху подобное заявление свидетельствовало о том, что поэт признан государем, властью, что сразу же повысило к нему интерес всей «читающей публики».

И в биографии другого русского художественного гения Николай I оставил заметный след. Когда Н. В. Гоголь написал в 1836 г. комедию «Ревизор», где едко высмеивались нравы и быт провинциального чиновничества, то многие увидели в ней «крамольное» произведение, подрывающее «основы власти». Царь же разрешил постановку пьесы на сцене, сам ее посмотрел и заметил, что «мне в ней больше всех досталось».

Два печальных рубежа очерчивают правление Николая I: мятеж на Сенатской площади вначале и неудачная Крымская кампания — в конце. Между ними заключен почти тридцатилетний период существования России, когда ее верховным земным управителем являлся человек, неколебимо веривший в Провидение и склонявшийся перед неизъяснимой и непостижимой волей Творца.

Николай I неоднократно формулировал свое миропонимание вообще и властепонимание в том числе, всегда неизменно отдавая абсолютный приоритет воле Всевышнего. С Петра I это был, пожалуй, не просто «религиозно настроенный», но именно религиозно мысливший правитель. Исходные принципы своего жизнепонимания император оглашал и публично, например, в 1844 г. перед католическим клиром. «Достаточно знаю, — восклицал Николай I, — как далеко простирается моя императорская власть и как далеко может подвинуться, не нарушая вашего исповедания, и потому-то именно требую приверженности и повиновения, и тем более должен требовать, что сие повелевает вам Сам Бог, пред Которым я должен буду ответствовать за благополучие вверенного мне народа».

Мировоззрение монарха отличалось той ясной простотой, которая вообще так характерна для сознания традиционного православного христианина. Почитание семейных и государственных традиций, безусловное подчинение абсолютному нравственному закону являлось для Николая I не просто нормой поведения. Это была органическая природа его личности.

Николая I не принадлежал к числу людей с высокими интеллектуальными запросами, да и вообще с ранних лет не любил «лукавых мудрствований». Это был человек традиционной православной культуры, впитавший в плоть и кровь ее патерналистские принципы и провиденционалистские представления. В этом смысле его личность явно диссонировала и с образом его старшего брата (Александра I), и с образом его бабки (Екатерины II). Ему не надо было читать богословские трактаты, чтобы узнать, почему люди веруют в Бога и беспрекословно почитают Его Волю. Он не сомневался, что по-другому быть не должно, а если иное и происходит в среде православных, то это не просто заблуждение, но непростительное преступление.

Императору не требовалось отвечать на вопрос: чем хорошо (и хорошо ли) самодержавное правление для России? Ему даже сам по себе этот вопрос представлялся кощунственным, так как здесь проявлялась не только «неуместность», а посягательство на волю Творца. В том же, что порфиры царя земного отражают свет Царства Небесного, у него ни на минуту не было сомнения. За почти двухсотлетний период существования империи подобную неизменную стойкость самодержавно-православных убеждений, помимо Николая I, явили миру только его коронованные потомки: Александр III (внук) и Николай II (правнук).

Личность Николая I не «по должности», а реально являлась фокусом традиционного миропонимания на переломном рубеже бытования общественного сознания, когда вполне отчетливо стали обозначаться признаки его дисперсной ориентированности. Император целиком принимал национально-государственное предание, те ценности, которые являлись таковыми в прошлом и, как представлялось, должны были оставаться таковыми же и впредь. Это не являлось рецепцией бессознательного рефлекса; это был вполне осознанный выбор. Отсюда — преклонение царя перед Н. М. Карамзиным, как перед человеком, написавшим историю, «достойную русского народа». Отсюда же — и слезы самодержца при звуках национального гимна «Боже, царя храни!», написанного по его заказу, в соответствии с его желанием: в создаваемом произведении должна звучать музыка, близкая к молитве.

Христианское миропонимание обусловливало надмирное понимание царского служения, которое буквально воспринималось как священное служение. Когда настал роковой для Николая Павловича час, приближение которого он никогда не желал, но о возможности которого был осведомлен, — занятие прародительского престола, то воспринял это как тяжелейшее испытание. «Молись за меня Богу, дорогая и добрая Мари, — писал он в самый день 14 декабря 1825 г. старшей сестре Марии Павловне (1786—1859), — пожалей несчастного брата — жертву воли Божией и двух своих братьев! Я удалял от себя эту чашу, пока мог, я молил о том Провидение и я исполнил то, что мое сердце и мой долг мне повелевали. Константин, мой Государь, отверг присягу, которую я и вся Россия ему принесли. Я был его подданный; я должен был ему повиноваться».

Один из известных государственных деятелей эпохи Николая I граф П. Д. Киселев (1788—1872) привел в своих воспоминаниях чрезвычайно показательные высказывания императора, в полной мере раскрывающие «царскую философию»: «Никто не может вообразить, как тяжелы обязанности монарха, какой это неблагодарный труд, но надо выполнять его, раз на то воля Божья... Я прежде всего христианин и подчиняюсь велениям Провидения; я часовой, получивший приказ, и стараюсь выполнить его, как могу».

Будучи натурой сильной, Николай I не выносил на публичное обозрение свои душевные переживания, связанные с ношей самодержца. В этом он исповедовался только близким людям. «Я иду прямо своим путем — так, как я его понимаю; говорю открыто и хорошее, и плохое, поскольку могу; в остальном же полагаюсь на Бога. Провидение не раз благословляло меня в некоторых случаях жизни. Помогая мне в самых запутанных по видимости делах достигать удачи единственно благодаря простоте моих жизненных правил, которые целиком в этих немногих словах — поступать, как велит совесть... Да поможет мне Бог; так как Он хотел возложить на меня это ужасное бремя, то буду нести его до тех пор, пока у меня хватит силы, покорно принимая горести и заботы; ибо таков, очевидно, мой жребий», — исповедовался он в письме к матери, императрице Марии Федоровне (1759—1828) в июне 1826 г.

В минуты тяжелых личных переживаний император неизменно обращал свои мольбы к Богу, прося того подкрепить и наставить. После начала мятежа в Польше в конце 1830 г., когда от самодержца требовалось принимать непростые силовые решения, он писал своему старшему брату Константину Павловичу: «Желая приготовиться ко всему, я предложил жене отговеть вместе. Не зная, будет ли Богу угодно позволить нам быть вместе в то время, когда мы имеем обыкновение делать это; по крайней мере, мы причастимся. И я прошу у вас прощения и вашего благословения; да сподобит меня таинство, к которому я готовлюсь приступить, найти ту силу и то присутствие духа, в котором я все более нуждаюсь, и которые я тщетно искал бы где-либо в другом месте, чем там, откуда истекает милосердие и сила».

После смерти в августе 1844 г. своей горячо любимой дочери Александры (1825—1844), в послании личному другу генерал-фельдмаршалу И. Ф. Паскевичу (1782—1856) царь писал: «Богу годно было прекратить страдания нашего ангела и призвать его к Себе! И мы, хотя с сокрушенным сердцем, благодарим Господа, ибо Он ангелу дал верно ангельское место. Теперь в грусти одно утешение — молитва и служба; я займусь по-прежнему всеми обязанностями, и авось Бог подкрепит нас».

Православное мироощущение, органически присущее Николаю I, проявлялось постоянно, определяя его отношения к делам и людям, даже в тех случаях, когда какие-то персоны ничего в душе кроме отвращения не вызывали. Казнь пятерых декабристов, состоявшаяся в июле 1826 г., явилась для царя окончанием того «ужаса», который он и его близкие пережили после принятия им короны. Мятеж на Сенатской площади никогда не изгладился из памяти, но особенно сильные чувства одолевали не только в момент декабрьских событий, но и в последующие месяцы дознания и суда.

Когда же правосудие свершилось, то царь, не сомневаясь в своей правоте казнить нераскаивавшихся преступников, смог разглядеть признаки благочестия даже у такого человека, как П. Г. Каховский (1797—1826), не только преступника «по умышлению», но и убийцы. Именно он во время декабрьских событий смертельно ранил известного генерала графа М. А. Милорадовича и полковника Н. К. Стюрлера.

В письме матери 13 июля 1826 г. Николай I признавался: «Подробности относительно казни, как ни ужасна она была, убедили всех, что столь закоснелые существа и не заслуживали иной участи: почти никто из них не выказал раскаяния. Пятеро казненных смертью проявили значительно большее раскаяние, особенно Каховский. Последний перед смертью говорил, что молится за меня! Единственно его я жалею; да простит его Господь, да упокоит Он его душу!».

Император не скрывал своей радости, когда смог узреть проявления глубины православного чувства у людей, полная принадлежность которых православию не представлялась до конца очевидной. Здесь особо примечательны слова из письма в феврале 1837 г. младшему брату великому князю Михаилу Павловичу (1798—1849), которые монарх произнес по адресу скончавшегося А. С. Пушкина: «Пушкин погиб, и, слава Богу, умер христианином».

Было бы недостоверно утверждать, что при Николае I понятия «Бог», «Воля Всевышнего» возвращаются в лексику официальных документов. В качестве своеобразного государственно-патетического атрибута они там присутствовали всегда. Но именно при Николае I, после почти столетнего перерыва, Божественное Провидение занимает в официальных документах не атрибутивную, а декретивную позицию, приобретает характер нравственного мотивационного обоснования дел государственных.

«По заветному примеру Православных Наших предков, призвав в помощь Бога Всемогущего, Мы готовы встретить врагов Наших, где бы они не предстали, и, не щадя себя, будем в неразрывном единстве с Святою Нашей Русью, защищать честь имени Русского и неприкосновенность пределов наших» (из Манифеста 14 марта 1848 г. по случаю революционных событий в Европе). «Нет! Россия не забыла Бога! Она ополчилась не за мирские выгоды; она сражается за Веру Христову и защиту единоверных своих братий, терзаемых неистовыми врагами. Да познает же все Христианство, что как мыслит Царь Русский, так мыслит, так дышит с ним вся русская семья, верный Богу и Единородному Сыну Его Искупителю Нашему Иисусу Христу Православный Русский народ» (из Манифеста по случаю войны с Турцией, 1854 г.).

Благочестие царя, его преданность христианским заветам в полной степени раскрываются в его отношениях с детьми, которых он стремился воспитывать в строгом духе богопочитания. В этом отношении показательны те наставления, которые получал старший сын императора цесаревич Александр Николаевич. Во время многомесячной поездки наследника по России в 1837 г. царь составил для сына специальную инструкцию-наставление и потом все время напоминал о его долге и обязанностях, среди которых на первом месте неизменно оставалось благочиние. В этих личных письмах самодержавно-православное миропонимание Николая I проступает во всей своей простой убедительности.

«Не чувствуешь ли ты в себе новую силу подвизаться на то дело, на которое Бог тебя предназначил? Не любишь ли отныне еще сильнее нашу славную, добрую Родину, нашу матушку Россию? Люби ее нежно; люби ее с гордостью, что ей принадлежен и родиной называть смеешь, ее править (будешь), когда Бог сие определит для ее славы, для ее счастья! Молю Бога всякий день в всяком случае, чтобы сподобил тебя на сие великое дело к пользе, чести и славе России».

«В мои лета начинаешь другими глазами смотреть на свет и утешение свое находишь в детях, когда они отвечают родительским справедливым надеждам. Этим счастьем, одним величайшим, истинным, наградил нас доселе милосердный Бог в наших милых детях. На тебя же взираю я еще иными глазами, может быть, еще с важнейшей точки; я стараюсь в тебе найти себе залог будущего счастья нашей любимой матушки России, той, для которой дышу, которой вас всех посвятил еще до вашего рождения, за которую ты также отвечать будешь Богу!»

«Итак, сегодня ты ночуешь уже в Москве — твоей почтенной родине, и я за тебя чувствую, с каким ощущением ты, вступивши в Успенский собор, в нем молиться будешь! Ты вспомнишь, верно, что скоро или поздно ты тут дашь обет перед Богом блюсти Ему за Россию! И не ужаснись, ибо, прибегая к Нему, он дает тебе силы и укрепит дух твой, но на Него одного клади свою надежду».

При исполнении монаршего долга Николай I руководствовался глубоким чувством священного долга. Он ему следовал, не преодолевая собственное «Я», а в полной гармонии с ним. В тоже время эта органичность неизбежно должна была сталкиваться с политическими надобностями власти как формального управленческого института, с внутриполитическими задачами государства и геополитическими интересами империи.

Царь уже не только выступал как «установление Божие», но и как сугубо мирская «государственная канцелярия». Эти принципы не просто трудно совмещались; они нередко вообще не гармонизировались. Но, созидая и укрепляя «канцелярию», Николай Павлович постоянно заботился о нравственном авторитете власти. Этими мыслями он чрезвычайно поразил английскую королеву Викторию, когда во время посещения Англии в 1844 г. излагал ей свое политическое кредо, суть которого отразила ключевая фраза императора: «В настоящее время члены Царственных домов должны стремиться стать достойными своего высокого положения, чтобы помирить с ним народное чувство».

Идея ранга и преклонения перед авторитетом была присуща мировоззрению Николая Павловича всегда. В таком качестве он воспринимал не только закон сакральный, но и закон формальный, который не только сам утверждал, но и доставшийся ему по наследству от прежних царствований.

Подобный пиетет царь со всей определенностью продемонстрировал во время «дискуссии» с папой Григорием XVI при посещении Рима в 1845 г. Возражая на сетования римского первосвященника по поводу ограничений католической церкви в России, самодержец заявил: «Ваше Святейшество, можете быть уверенными, что если Ваши сведения в самом деле справедливы, то будут приняты надлежащие меры. Я готов делать все, что в пределах моей власти. Однако существуют законы, которые так тесно связаны с основными узаконениями моего государства, что я не могу переделать первые, не становясь в противоречие со вторыми».

Любое общественное «своеволие» ни в каком случае не признавалось допустимым. В концентрированном выражении этот взгляд запечатлелся в собственноручной записке Николая I, составленной во время революционных потрясений в Пруссии в 1848 г. «Не ясно ли, — восклицал император, — что там, где более не повелевают, а позволяют рассуждать вместо повиновения, — там дисциплины более не существует; поэтому повиновение, бывшее до тех пор распорядительным началом, перестало быть там обязательным и делалось произвольным. Отсюда происходит беспорядок во мнениях, противоречие с прошедшим, нерешительность насчет настоящего и совершенное незнание и недоумение насчет неизвестного, непонятного и, скажем правду, невозможного будущего».

Стремление Николая I привести облик власти в полное соответствие с народными, т. е. с православными представлениями, было столь же искренним, сколь и недостижимым. Самодержавный романтизм монарха неизбежно должен был преодолеть вечную антиномию «желаемого» и «должного», с одной стороны, и «возможного» и «допустимого» — с другой, дававшей о себе знать и в Московском царстве, но в еще большей степени в эпоху Российской империи. Решить же эту нравственную сверхзадачу было не под силу даже такому сильному правителю.

Николай I, как «жертва воли Божией», награжден был «тяжелым крестом», получив себе в удел управление огромной империей, которая существовала в земном мире, для сильных мира которого Боговоплощенное Слово или значило очень мало, или не значило вообще ничего. Стараясь не только в личной жизни, но и в делах государственных, в сфере международной политики руководствоваться христианскими принципами, царь неизбежно ставил свою державу в положение, часто весьма уязвимое.

Веря в слово правителей «милостью Божией», стремясь поддерживать их, порой наперекор ходу событий, стараясь во всем и везде утверждать патриархальный порядок старшинства, внедрять повсеместно принцип подчинения авторитету, Николай I порой неизбежно оказывался проигравшим в нравственно несовершенном мире. Ошибки эти иногда оказывались крупными и непростительными — например, вооруженная поддержка погибавшей австрийской монархии в 1849 г. Но, признавая неудачи императора, невозможно не отдать должное царю-христианину, одному из последних такого рода коронованных правителей в мировой истории.

§ 2. Преобразования в государственном управлении

Николай I и его советники сделали из событий 14 декабря 1825 г. важный вывод: необходимо многое изменить во внутренней политике империи, в организации власти в России, чтобы не допустить, с одной стороны, подобного антиправительственного движения, а с другой — упрочить основы власти, улучшить работу государственной машины.

Еще в начале XIX в. в системе государственного управления произошли изменения. На смену учрежденным еще Петром I коллегиям пришли министерства, построенные не на коллегиальной основе, а на принципе единоначалия, строгой служебной вертикали подчиненности.

В 1802 г. создаются первые восемь министерств: военно-сухопутных сил, военно-морских сил, иностранных дел, внутренних дел, коммерции, финансов, народного просвещения, юстиции, а также Государственное казначейство на правах министерства. Каждому министру предписывалось иметь канцелярию и заместителя (товарища). В 1810 г. Министерство коммерции (торговли) было упразднено и его функции перешли к Министерству финансов. На следующий год было учреждено еще два высших государственных органа: Главное управление ревизии государственных счетов (Государственный контроль) и Главное управление путей сообщения.

В 1811 г. вышло так называемое Общее учреждение министерств — нормативный акт, устанавливающий единообразие в организации и деятельности. Каждое министерство получало следующую структуру: во главе стоял министр и его заместитель; при министре существовали канцелярия и совет. Аппарат каждого министерства включал несколько департаментов, делившихся на отделения, а последние — на столы. Принцип единоначалия соблюдался неукоснительно: директора департаментов подчинялись непосредственно министру, начальники отделений — директору департамента, а столоначальники — начальникам отделений. Министры же находились в непосредственном подчинении у царя, регулярно докладывая тому о ходе дел в своем ведомстве. Лишь в начале XX в., после организации единого Совета министров, министры стали подчиняться и главе правительства.

В николаевскую эпоху в системе высших государственных учреждений принципиально ничего не изменилось. Осуществлялись лишь некоторые дополнения и преобразования. Возникли новые министерства: императорского двора (1826), государственных имуществ (1837). Особняком в ряду высших административных ведомств оказалось лишь Третье отделение собственной Его Величества канцелярии, учрежденное в 1826 г. и сосредоточившее некоторые функции ряда министерств (юстиции, внутренних дел, просвещения).

В самом начале Николай I заявил, что желает, чтобы жизнь в стране регулировалась законом. В России к тому времени существовало огромное количество распоряжений, указов и других законодательных актов. Многие из них были изданы в такие давние времена, что об их существовании мало кто и знал. Николай I решил навести в этот важном деле порядок, проведя кодификацию (систематизацию) законодательства. Эту важную работу монарх поручил в 1826 г. М. М. Сперанскому, который с группой помощников к 1830 г. осуществил царский замысел. В опубликованных объемных 45 томах было собрано 30 тысяч законов, появившихся в России со времен Соборного уложения царя Алексея Михайловича 1649 г. Сорокапятитомный труд получил название Полное собрание законов Российской Империи.

Это была первая часть задачи. Вторая же, не менее важная, состояла в том, чтобы из общей массы юридических актов отобрать лишь те, которые не потеряли свою силу и действовали на территории империи к началу 30-х гг. XIX в. В 1832 г. данное собрание нормативных актов было издано; оно насчитывало 15 томов и получило название Свода законов Российской империи. Его отпечатали большим тиражом и разослали во все концы империи. Царь считал, что в каждом государственном учреждении (присутственном месте) должно находиться собрание государственных норм и правил.

Деятельность по кодификации законодательства протекала под постоянным контролем Николая I, который внимательно все читал и делал замечания. Он принял решение, что отныне все новые законы должны немедленно публиковаться как продолжение Свода законов.

Другая важная задача, вставшая перед царем сразу по восшествии на престол, касалась состояния государственных финансов. Еще во времена Екатерины II правительство начало в большом количестве выпускать в обращение бумажные деньги (ассигнации). Первоначально стоимость бумажных и серебряных денег была равнозначной. Но постепенно, по мере того как количество ассигнаций увеличивалось, их реальная стоимость стала падать.

К началу царствования Николая 11 рубль ассигнациями стоил примерно четвертую часть серебряного рубля. Истинным бедствием при финансовых расчетах являлась произвольная оценка стоимости денег. Например, если крестьянин продавал на рынке овес и получал за него ассигнациями, скажем, по курсу 25 копеек серебром за пуд, то покупая на том же рынке в лавке сукно, с него просили заплатить из расчете 30 копеек ассигнации за серебряный рубль. К тому же государство (казна) держало фиксированный курс и требовало, чтобы все государственные платежи налогов и сборов осуществлялись по курсу 29 копеек за рубль серебром. Возникала финансовая неразбериха.

Положение складывалось совершенно ненормальное. Царь поручил министру финансов графу Е. Ф. Канкрину (1774—1845) исправить положение. Царское поручение было исполнено: за короткий срок министру удалось накопить большие государственные запасы драгоценных металлов (золота и серебра), что позволило установить твердое соотношение рублей. С 1843 г. постоянный и обязательный курс составлял 3 рубля 50 копеек ассигнациями за серебряный рубль.

Постепенно правительство начало изымать из обращения ассигнации, заменяя их новыми бумажными деньгами — кредитными билетами, которые можно было обменивать на серебряную монету в соотношении 1 к 1. В России утвердилась система серебряного монометаллизма, обеспечивавшая на определенный период финансовую стабилизацию и способствовавшая экономическому развитию. Русские вексельные курсы в конце 40-х — начале 50-х гг. XIX в. демонстрировали устойчивую повышательную тенденцию. Так, высший курс на Лондон поднялся с 38¹/₂ пенса в 1850 г. до 39 пенсов в 1853 г., а средние показатели за эти годы составили соответственно 38⁷/₆ и 38²/₃ пенса. Сходная ситуация существовала и с вексельными курсами на Париж, поднимавшимся в 1852—1853 гг. до 412—413 сантимов, а в среднем державшимися на уровне 401—402 сантима.

В период царствования Николая I в России впервые было введено регулярное пенсионное обеспечение. В 1827 г. царь издал указ, гласивший, что человек, находившийся на государственной службе 35 лет, после выхода в отставку имел право на государственную пенсию. На нее мог рассчитывать лишь тот, кто прослужил весь срок без замечаний и нареканий (беспорочно).

§ 3. Крестьянский вопрос в эпоху николаевского царствования

Новый царь с самого начала не сомневался, что наличие крепостного права есть зло. Но он знал и другое: его старший брат уже думал об отмене крепостного состояния, в котором пребывала часть населения, но в силу различных экономических, социальных и психологических причин так и не рискнул его ликвидировать.

Как в свое время перед Александром I, так и перед Николаем I неизменно возникал один и тот же вопрос: если предоставить полную гражданскую свободу крестьянам (сделать по закону их свободными), то что же будет дальше? Ведь только предоставление юридической независимости от барина (отмена крепостного состояния) принципиально проблему не решало. Земля-то оставалась за помещиком.

Насильно же, государственными мерами отнять ее у него значило нарушить незыблемый государственный принцип неприкосновенности частной собственности. В то же время использовать финансовые рычаги (выкупить землю у владельцев, а затем передать крестьянам), как предлагал еще А. Аракчеев, государство не имело возможности. Для этого требовались огромные средства, которых в казне не имелось.

Царь принимал в расчет и иные соображения. Если освободить крестьян и позволить им самим о себе заботиться, то может возникнуть непредсказуемое положение. Помещики, сохранив в своих руках земельные угодья, неизбежно начнут сокращать их обработку, что повлечет за собой уменьшение сельскохозяйственного производства, повышение цен на внутреннем рынке и падение экспорта, а следовательно, и доходов государства.

С другой стороны, крестьяне, по существу, ничего не выиграют, так как останутся без средств к существованию. Лишившись земли, они неизбежно будут обратно проситься в кабалу к барину на любых условиях. Не найдя применения на селе, остальные станут скитаться по стране, собираться в городах, что, как император не сомневался, создаст не только тяжелую, но, возможно, и взрывоопасную ситуацию. Печальные опыт в этом смысле являли прибалтийские губернии, где еще в 1816 г. было проведено освобождение крестьян без земли, которую они ранее обрабатывали, и которая осталась за дворянами-землевладельцами. Таким образом, крестьяне превратились в поденных работников, в батраков, и экономическое освобождение их не только не улучшилось, но ухудшилось.

В силу этих опасений крепостное состояние не было ликвидировано. Николай I считал, что время для этого еще не наступило. Выступая в марте 1842 г. в Государственном совете, император заявил, что «крепостное право в нынешнем его положении у нас есть зло, для всех ощутимое и очевидное, но прикасаться к нему теперь было бы делом еще более гибельным». В его царствование принимались лишь меры, способные, с одной стороны, упорядочить систему отношений между помещиком и его крепостными, а с другой — создать условия для будущего раскрепощения крестьянства.

В 1842 г. появился закон об обязательных крестьянах. Он позволял землевладельцам ликвидировать крепостные отношения, а крестьянину приобретать землю. Было запрещено продавать крестьян по долгам помещиков отдельно от семей. Помещик мог теперь освободить крестьян, наделить их землей и получать за это с них определенный оброк (деньгами или продуктами). Освобожденные таким образом крестьяне получали название обязанных.

Политика Николая I в крестьянском вопросе сводилась главным образом к тому, чтобы упорядочить отношения между помещиками и крестьянами и ввести их в четко регламентированное правовое русло. Всего с 1826 по 1855 г. было принято 108 указов, ограничивавших произвол помещиков. Это количество было значительно больше общего числа подобных актов, изданных всеми его венценосными предшественниками. Уже первая царская инструкция предписывала помещикам «обращаться с крестьянами по-христиански и согласно законам».

В 1827 г. помещиком было запрещено уступать своих крестьян для работы на шахтах и ссылать их в Сибирь. Позже появились и другие указы, должные защищать крепостных от помещичьего произвола. Однако эти ограничения прав дворянства никоим образом не утверждали права крестьян, и ни один из законов не предоставлял крестьянам личных прав. Как и раньше, они были лишены возможности жаловаться на своих хозяев, а функцией защиты крестьян от помещика верховная власть наделила предводителей дворянства и местную полицейскую власть.

Николай I не только не раздавал частным лицам государственных имений с крестьянами, но распорядился приобретать в казну поместья разорившихся владельцев. При этом бывшие крепостные становились государственными крестьянами. Беглых же крепостных, ушедших на окраины (на юг Украины, в Бессарабию, Сибирь, Кавказ), правительство оставляло на свободе. Помещик же получал компенсацию за потерю крепостных за счет государства.

Заметные преобразования в эпоху Николая I коснулись значительной массы крестьян, принадлежавших государству. Этих государственных крестьян насчитывалось к началу 30-х гг. XIX в. более 8 млн. Для заведования их делами в 1837 г. было создано Министерство государственных имуществ, во главе которого царь поставил графа П. Д. Киселева (1788—1872). Тот еще в 1816 г. представил Александру I записку о необходимости постепенной ликвидации крепостного строя.

На посту министра граф деятельно занялся улучшением положения государственных крестьян, находившихся теперь под покровительством Министерства государственных имуществ. Была отменена барщина, вместо нее вводился оброк, величина которого устанавливалась не произвольно, а исходя из доходности отдельных хозяйств; была прекращена практика сдачи в аренду частным лицам государственных имений и государственных крестьян. Эта категория земледельцев освобождалась от многих повинностей, раннее целиком на них лежавших: починки мостов, строительства и ремонта дорог, поставки фуража и продовольствия для армии и т. д.

Государственные крестьяне получили право на самоуправление. Районы, где находились государственные крестьяне, делились на волости, которые, в свою очередь, подразделялись на сельские общества. Теперь крестьяне, собираясь на сходы, имели возможность выбирать из своих среды доверенных лиц (старост, сотников), занимавшихся решением текущих дел.

Кроме того, под началом графа П. Д. Киселева министерство наметило обширную программу распространения просвещения и благоустройства среди сельских жителей. За государственный счет начали строить большое число сельскохозяйственных школ, где крестьяне имели возможность ознакомиться с новейшими приемами ведения хозяйственной деятельности; открывались ветеринарные лечебницы.

На этих мерах власть в эпоху Николая I и остановилась. Император не рискнул бросить вызов времени, переломить сопротивление дворянства и пойти на радикальное преобразование всего сельскохозяйственного уклада. Эта пришлось делать его сыну, императору Александру II.

§ 4. На страже порядка и спокойствия империи: граф А. Бенкендорф и граф С. Уваров. «Теория официальной народности»

За тридцатилетний период царствования Николая I немалое число людей, занятых делами управления (их еще называли государственными людьми, или государственными мужами), проявили себя как способные деятели. Помимо М. М. Сперанского и графа П. Д. Киселева к ним принадлежал и граф Александр Христофорович Бенкендорф (1783—1844). Он происходил из семьи прибалтийских немцев-дворян, перешедших на русскую службу после включения в состав России восточных районов Балтийского побережья при Петре I. Его отец, генерал Х. И. Бенкендорф, при Павле I являлся военным губернатором города Риги. Получив обычное для своего времени светское образование, Александр Бенкендорф в 1798 г. поступил на военную службу, участвовал в различных военных кампаниях во время войны с Наполеоном. В 1819 г. получил свой первый заметный пост — начальника штаба Гвардейского корпуса.

Стремительный взлет карьеры Бенкендорфа начался при Николае I. С первого дня воцарения Николая I Бенкендорф оказался рядом с императором, деятельно помогал подавить мятеж 14 декабря 1825 г. Он считал, что «преступное выступление против власти» стало следствием того, что некоторые дворяне забыли свой священный долг: верно, преданно, самозабвенно служить своему государю и империи.

Он верил в силу и блестящие перспективы страны: «Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно; что же касается будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение». Так писал Александр Бенкендорф и в том не сомневался. Но неизменным условием для благополучия и процветания являлись порядок и спокойствие в огромной империи. И граф почти два десятка лет был ревностным хранителем общественного порядка.

Еще когда на престоле находился Александр I, молодой генерал обращался к нему с особыми записками, где рекомендовал: во-первых, запретить все нелегальные политические собрания (о них власти знали, но смотрели на то сквозь пальцы), а во-вторых, создать тайную полицию, которая бы следила за подобной деятельностью, вовремя бы пресекая ее. Россия в тот период была единственной страной в Европе, где не было сколько-нибудь развитой системы тайного сыска. Но эти предложения тогда не нашли поддержки. Лишь когда на престол взошел Николай I, когда случился бунт на Сенатской площади, лишь тогда наступила пора претворять в жизнь проекты Александра Христофоровича. Новый царь взял эту деятельность под свое непосредственное покровительство.

Среди высших государственных органов империи существовала «собственная Его Императорского Величества канцелярия», занимавшаяся личной перепиской императора. При Николае I роль и значение этого органа стали иными. Канцелярия была раздела на несколько подразделений (отделений), и корреспонденцией монарха занималось теперь лишь Первое отделение. Во Втором сосредоточивались дела законодательные, Четвертое отделение занималось благотворительными учреждениями (школами, приютами, больницами).

Наиболее же значительная роль отводилась Третьему отделению. Его основная функция — борьба с антиправительственным движением отдельных лиц и различных групп. Имелась и еще одна важная задача: следить за законностью действий должностных лиц и о всех злоупотреблениях немедленно сообщать руководству. Третье отделение осуществляло высший полицейский надзор, ему передавались функции цензуры, организация розыска и следствия по всем политическим и уголовным делам. Оно просуществовало более полувека и было ликвидировано в 1880 г.

26 июля 1826 г. А. Х. Бенкендорф был назначен на должность «главного начальника третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии». Еще раньше он был назначен шефом жандармов, т. е. военизированных полицейских подразделений, осуществлявших контроль на местах. Теперь же задача усложнялась: помимо контроля и недопущения беспорядков надлежало держать под наблюдением и политические настроения различных групп населения. Сделать это возможно было лишь скрытыми методами.

Третье отделение стало прибегать к практике, широко распространенной в других странах (Франции, Англии, Пруссии, Австрии), но почти неизвестной до того в России. Оно стало вербовать тайных сотрудников-осведомителей, начало внедрять доверенных людей в те организации и кружки, которые могли представлять опасность для власти. Руководитель Третьего отделения был уверен, что если подобная служба существовала бы в России ранее, то дело не дошло до мятежа на Сенатской площади.

Внимание Третьего отделения не ограничивалась только слежением, сыском и дознанием. Глава его представлял царю доклады, содержавшие анализ общего положения в стране и рекомендации по принятию конкретных мер общегосударственного характера: о необходимости построить железную дорогу между Петербургом и Москвой (1838), о неудовлетворительной организации рекрутских наборов (1838), о необходимости государственной заботы о народном здравии (1841), о недовольстве высоким таможенным тарифом (1842) и др.

Максимальное число служащих Третьего отделения во время А. Х. Бенкендорфа составляло 32 человека. (Уместно попутно заметить, что всего в огромной империи в 1836 г., в эпоху так называемой мрачной николаевской реакции, жандармский корпус насчитывал всего 5164 человека.) Для чиновников Третьего отделения надела, связанные с политическими преступлениями, приходилась лишь малая часть повседневных занятий. Ежегодно сюда поступало тысячи прошений, каждое из которых подлежало рассмотрению. (В отдельные годы этот показатель превышал десятитысячный рубеж.)

Около 10% всех дел касалось вопросов жестокого обращения помещиков со своими крепостными. Кроме того, ежегодно массовыми были дела, касающиеся выдачи пенсий, пособий, наград, рассрочек в погашении долгов. Здесь же рассматривались случаи личных оскорблений, супружеской неверности, обольщения девиц, публичных развратных действий и т. д. Самые важные и наиболее громкие случаи глава Третьего отделения доводил до сведения монарха.

Деятельность ведомства А. Х. Бенкендорфа с самого начала вызвала недовольство в различных кругах. Больше всего роптали те, кто занимал заметные должности в государственном аппарате. Главнейшая функция Третьего отделения состояла в выявлении и пресечении служебных злоупотреблений, и высшему чиновничеству не мог понравиться подобный контроль. Раньше любой управляющий считал себя чуть ли самодержавным правителем в своем ведомстве, хотя миловать и наказывать мог в России лишь царь. Но, как гласила популярная пословица: «До Бога высоко, до царя далеко».

Теперь бесконтрольность и вызываемые ее злоупотребления не оставались незамеченными. Служба Бенкендорфа, это «недремлющее око государя», всегда была начеку, и любой подданный мог передать туда информацию о неблаговидных поступках должностных лиц. И передавали. Граф, которого Николай I искренне уважал и высокого ценил, немедленно доводил подобные сведения до монарха. Следовали различные кары: от выговора до изгнания с должности, лишения положения и пенсии.

Причем в поле зрения тайной службы находилась деятельность самых высших должностных лиц империи; родовитость и иерархическая принадлежность роли не играли. В обзоре Третьего отделения за 1829 г., например, говорилось, что министр финансов Е. К. Канкрин, «человек знающий, просвещенный, деятельный и трудолюбивый, но упрямый, он не слушает никого, кроме нескольких любимцев, которые его обманывают».

В свою очередь, министр внутренних дел А. А. Закревский удостоился следующей характеристики: «деятелен и враг хищений, но он совершенный невежа». Министр же народного просвещения А. А. Ливен был назван «обскурантом», а о военном министре графе А. И. Чернышеве говорилось, что «пользуется печальной репутацией» и является «предметом ненависти публики всех классов без исключения», морской министр А. В. Моллер прямо обвинялся в воровстве.

Петербургское высшее общество, где как раз и задавали тон сливки чиновного мира, не мог понять и принять новые правила жизни и службы. Бенкендорф стал объектом беспощадной критики и поношения. В глаза всесильному начальнику ничего не говорили (хоть и не признавались, но попросту боялись «могущественного временщика»), но в своем кругу обвиняли последнего чуть ли не во всех смертных грехах.

Конечно, наушничество, доносительство, возведенные в ранг государственной политики, не могли не считаться злом. Но, с другой стороны, безопасность государства надежно охранялась, и за все 30 лет правления Николая I возник лишь один значительный заговор, который власти удалось быстро раскрыть. Это был кружок, по имени организатора которого, М. В. Буташевича-Петрашевского, был назван петрашевским.

Участники нелегальных собраний вынашивали план поднять крестьянское восстание, свергнуть царскую власть и установить республику. Членов тайного общества арестовали в апреле 1849 г. По делу петрашевцев к следствию привлекли 123 человека, 21 из которых был приговорен к расстрелу. Царь Николай Павлович отменил смертный приговор. Участников сослали на разные сроки на каторгу в Сибирь. (Одним из обвиняемых по делу проходил Ф. М. Достоевский.)

Руководитель Третьего отделения Александр Бенкендорф пользовался неизменным расположением царя, что выражалось в особых знаках внимания: в 1826 г. Бенкендорф стал сенатором, в 1828 г. произведен в генералы от кавалерии, в 1831 г. назначен членом Государственного совета, а в 1832 г. ему был пожалован титул графа. Когда в 1837 г. Бенкендорф тяжело заболел, то царская семья окружила его необычайным вниманием. Сам император часами неотлучно находился при нем. За жизнь царского любимца переживало и немалое число простых людей, видевших в графе (принимавшем в своем петербургском кабинете как именитых, так и безвестных просителей) бескорыстного защитника против произвола начальства. Бенкендорф выздоровел и верно прослужил еще несколько лет. Скончался А. Х. Бенкендорф в 1844 г.

В эпоху николаевского царствования взошла звезда и еще одного известного государственного деятеля графа С. С. Уварова (1786—1855). Это был один из образованнейших людей своего времени, прекрасно владевший новыми и древними языками, интересовавшийся археологией, философией, историей. Из-под его пера вышел ряд научных работ. В 1811—1822 гг. Сергей Семенович Уваров занимал должность попечителя Петербургского учебного округа, в 1818 г. стал президентом Российской Императорской Академии наук и на этой должности оставался до самой смерти. Более 15 лет, с 1833 по 1849 г., он являлся министром просвещения. За свои служебные заслуги министр получил редкое поощрение: в 1846 г. ему был пожалован титул графа.

Уваров прекрасно понимал значение просвещения и образования и старался содействовать, с одной сто

...