Виктория Чуйкова

ВиланЖ. Гнев Ангела

Пятая книга серии «Велюр»

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Виктория Чуйкова, 2019

У Вилен есть все, даже то, о чем она и не мечтала — любимый, любящий муж, взрослые дети, здоровье и даже уверенность в долголетии. Она счастлива, хотя и вздыхает, понимая, что всего этого могло и не быть, не встреть она Его, любимого. Только… Одна непонятая фраза, один холодный взгляд, всего раз не произнесенное имя — рушат жизнь полностью.

18+

ISBN 978-5-4485-7575-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. ВиланЖ. Гнев Ангела
2. Часть первая. Меня больше НЕТ!
   1. Предисловие
   2. Глава 1
   3. Глава 2
   4. Глава 3
   5. Глава 4
   6. Глава 5
   7. Глава 6
   8. Глава 7
   9. Глава 8
   10. Глава 9
   11. Глава 10
   12. Глава 11
   13. Глава 12
   14. Глава 13
   15. Глава 14
   16. Глава 15
   17. Глава 16
   18. Глава 17
   19. Глава 18
   20. Глава 19
   21. Глава 20
   22. Глава 21
   23. Глава 22
   24. Послесловие
3. Часть вторая. Шкатулка Тамерлана
   1. Предисловие
   2. Глава 1
   3. Глава 2
   4. Глава 3
   5. Глава 4
   6. Глава 5
   7. Глава 6
   8. Глава 7
   9. Глава 8
   10. Глава 9
   11. Глава 10
   12. Глава 11
   13. Глава 12
   14. Послесловие

Часть первая. Меня больше НЕТ!

Мы созданы из вещества того же,

Что наши сны,

И сном окружена

Вся наша маленькая жизнь

В. Шекспир

Предисловие

«Прошлое не умирает, оно делает нас людьми»… — слова дочери, ненароком услышанные, так тронули Вилену, что она долго не могла заснуть. Лежала тихо, отвернувшись к окну, засовывала воспоминания своей, не короткой жизни, как можно глубже, утаптывала, утрамбовывала, закапывала, чтобы не думать о них, не переболеть вновь и не взвалить «историческую» тяжесть на плечи мужа, но память предательски насмехалась над ней, делая воспоминания в стиле «7Д».

«Господи! — думала она. — И зачем все всплыло? — Прикрыла глаза рукой, промокнула набежавшую слезу, развернулась, прижалась к спине мирно спящего супруга. — Как же с ним хорошо! Он послан мне в награду за все, несладко прожитые годы. Жан…» — провела рукой по сильному, стальному плечу. Захотелось поцеловать, но боясь разбудить, чуть отстранилась, легла на спину и непослушная слезинка все же проделала дорожку для подруг. — «Как, как я могла все это пережить?! С ума сойти…. Все годы молодости прошли за чертою невезения…. Даже подумать страшно…. Если бы не он, то закончилось бы все, так и не начавшись. Лежала бы в своей холодной постели и перечисляла бы свои „не“. Ох, а их бы набралось не мало. Одно „НеДоЛюбила“ чего бы стоило! А так вот он, рядом, нежный, родной, заботливый, понимающий, всепрощающий…. Что-то чересчур много я ему звездочек вешаю. Но как иначе?! Тут не отнять и не прибавить! Он и то, что было…. Он — мой мужчина, самый-самый! Моя первая любовь, настоящая, а не юношеская влюбленность. Мой единственный курортный роман. Хотя и назвать ту встречу романом не могу — увидели друг друга, понравился, и я ему приглянулась, погуляли по кромке берега, скромно, наивно, трепетно держась за руки. Говорили много. И было о чем говорить, у нас как-то сразу нашлось столько общего…. Потом я уехала. Нет, меня увезли. А он, он меня нашел. И пусть от первой встречи до создания семьи прошло тридцать лет, он же все эти годы любил. Любил и искал. Теперь Жан со мной, или я с ним. Ах, разницы-то никакой. Я с новой силой люблю его. И не потому, что дал мне все: новую жизнь, здоровье и достаток. Люблю потому, что он лучший и непревзойденный!» — ее мысли понеслись, чередуясь с событиями прожитых лет, разматываясь, как катушка ниток упавшая с многоэтажки. — «Кукушонок». — Прошептала она вслух и не успела обосновать сама себе последнее определение, как рука мужа обняла, наполнила ее теплом, а вслед за ним и покоем. Вилена улыбнулась, поцеловала его крепкие мышцы, прикрыла глаза, мельком заметив, как за окном рождается заря…

Глава 1

Для чего живет человек, на этой бренной земле? Для прожигания самой жизни? Для расточительства на мелочи? Что есть наша жизнь — нажива или наслаждение? Достигая желаемого, получая все больше и больше, теряя при этом сердце — жив ли сам человек? Жизнь — это любовь. Любишь, значит живешь! Простая формула.

****

— Так и будем гоняться за призраком, и играть в неведение? — Вилен стояла у окна гостиницы и смотрела на снующий внизу людской муравейник. Муж сидел на диване, просматривал местную прессу, краем уха слушая ее. «Мелькающие» в сознании Виен мысли детей, непонятные разговоры, эхом доносившиеся, благодаря обретенному, совсем недавно, дару, постоянно дергали ее нервные струны. А вот сегодняшний сон просто взвинтил женщину. — Не пора ли вернуться? Жан! Ты слышишь меня? У детей проблемы!

— Ви, любимая, я верю всему, что связано с тобой и трепетно отношусь к твоим предчувствиям, но дети настолько взрослые, что у них свои семьи. Это первое, второе — мальчики, как ты их называешь, уже достаточно великовозрастные, опытные мужчины, имеют свой, не шуточный бизнес, со штатом сотрудников и умело ими управляют. И, наконец, третье — там Михаил. Я специально оставил его в доме. Если бы что-то случилось серьезное, он бы сообщил. Поверь, Михаил может заменить меня во всем!

— Я запомню. Это поможет мне согреться в скучные, зимние ночи, когда ты будешь в отъезде. — бросила так спокойно, с холодком, не соизволив даже глянуть на мужа, что Жан не сдержался:

— Не шути так. — по-доброму усмехнулся ее колкости, прячась за газетой, и поднял к ней уже совершенно серьезное лицо.

— А как? Если ты отмораживаешься! — отвернулась от стекла, присела на подоконник.

— Вилен! Ты сама просила дать им самостоятельности. Сама сколько раз тыкала меня носом в устаревшие правила Рода. Но если ты хочешь вернуться, мы возвратимся, сегодня же.

— Спасибо! Буду очень рада. А можно вопрос, уж очень любопытно? — Жан улыбнулся и кивнул. — Мужчины все такие, или только ты?

— Я же сказал — возвращаемся!

Брови Виен сомкнулись домиком, от рвущихся противоречий, но она сдержала себя, укоряя: «И чего я завелась? Зачем на него бурчу? Он и так, вот уже год, ломает собственные устои, ради меня, между прочим! Не доказал ли он мне, что любит, что я ему нужна? Доказал! И, Ви, признайся, кто кому больше нужен, он тебе, или ты ему? То-то! Молчала бы чаще, дыша в две дырочки».

— Ты о чем там так усиленно думаешь? — перебил ее мысли Жан.

— Песенку вспомнила, вот напеваю.

— Песенку, и про кого? — Жан уже не мог сдерживать свою улыбку, даже не догадываясь об истинных мыслях жены.

— Про птицу гордую.

— Не слышал такую.

— А ты послушай, часто по радио крутят. — Виен покрылась легким румянцем на его кивок, в обещании исполнить и эту просьбу, и прежде чем закончить диалог, похожий на односторонний спор, проговорила: — «Я — птица гордая!» — сразу же выйдя из комнаты, закончила: — «Я курица!» — Не сдержала смеха, от любимой песенки младшей дочери, примененной к ситуации.

Они прибыли под утро. Жан, настроенный женой слегка негативно, проводив ее в их комнаты, спустился к охране:

— Так, что у нас тут стряслось? — поздоровавшись кивком и протягивая поочередно руку, осведомился он, у встретивших его мужчин.

— Жан! Все было спокойно, вдруг Евгения звонит: «Эд ранен»!

— Михаил, Игорь, не делайте меня глупее, чем я есть! — слова друга выбили Жана из колеи, сын ранен, а он не в курсе! Завелся, но все еще держал себя в руках. — На пустом месте ничего не бывает.

— Крутился тут один. Думаем с ним это и связано, но больше мы ничего не знаем.

Жан впился в них глазами, переводя взгляд от одного к другому. Игорь, молодой мужчина, скорее сын, чем служащий, будучи взят им на опекунских правах в юношеском возрасте, съежился под его взглядом. А Михаил, друг, соратник, доверенное лицо во многих делах, держался уверенно и независимо. Жан обладал умением — видеть людей насквозь, подчинять их своей воле. Немногим удавалось выдержать это или увернуться, не выложив правду, когда он это требовал. Узнав же все, не без труда, что знали эти двое, Жан ушел, не сказав больше ни слова.

****

Эд проснулся, как от толчка, прислушался к своим чувствам, к тому, что его разбудило, приложил руку к ране, опрометчиво полученную несколько часов назад, вздохнул и выбрался из постели. Ступая осторожно, пытаясь не разбудить жену, вышел в ванную комнату и закрыл дверь. Сняв повязку, рассмотрел порез, тот практически затянулся, кровь брата сделала свое дело, ускорив процесс заживления. Мозжечком почувствовал — отец в доме, значит ситуация посерьезней, чем ему думалось. Накладывая свежий компресс, обдумал все, что произошло накануне, прокрутил пару раз все свои промахи, подготовился для разговора с отцом и, убедившись, что сон не вернется, занялся собой.

Вел потянулась, открыла глаза. Все отрицательное осталось позади, утонуло в лучах заката и хорошее настроение проснулось с ней. Дверь в ванную была едва приоткрыта, Эд брился, тихонько, стараясь ее не будить. «Убить его самой, чтобы не мучился?» — любовь к нему переполнила, но держа марку, прошла мимо, не здороваясь, делая вид, что сердится, зашла в душевую кабинку и закрыла дверь, нарочно громко и плотно.

— Родители вернулись. — сообщил Эд, разглядывая в зеркало ее настроение, подыскивая нужные слова, чтобы не напоминать о вчерашнем безумии.

— Значит, вместо путешествия тебя ждет карцер. — высунула голову, одарила испепеляющим взглядом и спряталась назад.

— Меня?! Это же надо! Вот женская логика. — он бросил бритву и стер пену полотенцем. — Она заводит поклонников, не совсем человеческого вида, дает ему надежду, а я виноват?! Мало того, воплощает в жизнь грезы юности, и опять я виноват!

— У меня чудесное настроение! Вода поет песню водопада, так что я твоих глупых слов не слышу!

Эд положил полотенце на туалетный столик, глубоко вздохнул и открыл дверцу кабинки, но Вел не дала ему сказать ни слова, протянула руку и втянула мужа к себе.

****

Все в доме гудели о приезде Жана, вот только молодежь встречаться с родителями не спешила. Трехэтажное здание давало такую возможность. К двенадцати стол был накрыт для общего завтрака.

— Муль, Жан, родненькие, вернулись! — радостно завизжала Ев, едва распахнула дверь, небольшой столовой комнаты, предназначенной только для семьи. — Как же я соскучилась! Как хорошо, что увиделись. Мы же сегодня уезжаем. — Жан посмотрел на ее искреннюю радость и сдержано улыбнулся.

— Привет, гулены! — вслед за Ев с Дэном появились старшие. — Отдохнули, посвежели! — лепетала Вел, так же всех расцеловала, не притворно радуясь. Но за всеми этими любезностями и радостью встрече, Жан заметил, что старшая невестка усердно пытается отвлечь их внимание на себя. Оба парня, оба его сына не спешили вступать в разговор.

Дав возможность всем спокойно позавтракать, Жан начал свою речь:

— Удивляюсь, как быстро вы спелись. Такая идиллия! Сказать ничего не хотите?

— У нас самолет ночью. — Эд поднял глаза, принимая огонь на себя, собственно, и считая себя виновным в скоропалительном возвращении родителей. — До отлета же, нам с Дэном нужно успеть заехать за моей разработкой. Можете поздравить, приняли. Потом мы разъедемся.

— Эд! — открыв широко в удивлении глаза, Вел посмотрела на него: — и ты мне ничего не сказал!

— Не хотел хвастаться, всего лишь пробный экземпляр, думал показать на деле. Проверим в клинике Дэна, затем на поток.

— Поздравляю! Горд за вас! — от души порадовался Жан, Виен улыбнулась и подмигнула Эдгару, подбадривая, готовя к серьезному разговору. — И все же, колитесь!

— Может, мы постоим пять сек в углу, и обойдемся без слов? — состроив милейшую мордашку, кокетничала Ев. Она могла вспылить, могла заметить им, что они вовсе не дети, что как-то и без них могут решить мелкие трудности, но не сделала этого, не тот был случай, чтобы вот так его решать.

— Дочь! Жан всего лишь хочет разобраться, что к чему, так что лучше не тянуть, а быстро изложить суть.

Эд собрался все выложить, как на духу, но Дэн его опередил и, упуская некоторые детали, а именно безрассудство брата, пояснил отцу пребывание Ларсена в их доме:

— Тут без случая не обошлось. Парнишка, то ли заблудился, может просто любопытствовал, точно не знаем, попал в лесничество и, прямо в волчий загон. Подрали его основательно, пришлось взять на домашнее лечение. Вы же понимаете, что мы не могли его отправить в больницу, по ряду причин. Да и прессы нам здесь, как и проверок, не надо. На мое удивление он быстро шел на поправку. Отец, я лопухнулся, но поверь, даже подумать не мог, что парень не простой, а пришел из леса. В общем — он оказался оборотнем.

— И что, — Жан нахмурился, — после выздоровления он предъявил претензии?

— Если бы! — опять не дав брату сказать и слова, Дэн продолжил. — Влюбился! Да сразу в двоих. Попытался наших девочек забрать силой. Мы же не могли стоять и смотреть на это?! Эд принял бой на себя, и… — Дэн замолчал, давая фантазии отца нарисовать картинку и принять события в тех красках, на какие способен родительский мозг. Уклончиво поглядывая на Вилен, прекрасно зная, что она прочла в их головах намного больше!

— Да уж!… Схлестнулись два рода…. Однако…. — Жан задумался, взвешивая все «за» и «против», рассматривая всевозможные последствия, готовясь принять решение: — Я надеялся, что не все так серьезно. Говорите, он показал себя? — четверка кивнула. — Интересно… — Жан прищурил глаз, смотря куда-то поверх голов и вдруг, словно встрепенулся, хлопнул ладонью по столу: — Хорошо! Собрались — счастливой дороги. Только, по возвращению мы вернемся к этому разговору, и простите меня, определенные правила жизни будут возобновлены.

— Правила?! — Виен резко повернулась к нему, она начинала закипать. Еще не прошло и суток, как он не слушал, отметая ее предчувствия, а теперь — правила!

— Да, дорогая! И ты об этом должна подумать первая. Хочу напомнить всем присутствующим, кто мы. Пять лет, и ваши друзья, знакомые, начнут задумываться, что не так. Лично мне не хочется переезжать с места на место, прячась и маскируясь. Советую и вам, посмотреть на себя по-взрослому и тихо отойти от больших разгулов. Вот же, гуляем до годовщины и свертываем выставление себя публике. Мнение всех мне интересно, но я его выслушаю после вашего возвращения. Есть время найти веские доводы моей несправедливости, а сейчас, прошу прощения, но мне надо переговорить с Эдом, наедине.

Сын без возражений поднялся и пошел за отцом. Дэн наклонился к Ви:

— Что ты с ним сделала? Просто генерал! — поцеловал руку, прищурил левый глаз, поднимая правую бровь, словно восхищаясь ею, и направился к двери.

— А ты куда? — окликнула его Ев.

— Хочешь, чтобы Эд отдувался один?! — Легкость, непринужденность, юношеский запал исчезли бесследно. Дэн открылся с новой, по-мужски, взрослой стороны.

Виен закачала головой, скорее собираясь с духом, чем с мыслями, и решила начать просто:

— Девочки, вот зачем такое легкомыслие?

— Ма! Мы не подумали! Просто, мы еще не привыкли к изменениям в жизни.

— Я тоже… Хорошо, оставим это, время будет обсудить все не спеша. Но, вы-то понимаете, что Жан прав? А он и половины не знает того, что было в действительности.

— Мама! — обе насупили брови, собираясь спорить и доказывать свою невиновность и правоту, как делали всю жизнь, только в голове Ев поплыли картинки и она, положив руку на плечо сестры, перевела стрелки разговора в другое русло. — Скажи лучше, как отдохнули?

— Отдохнули? Хорошо сказано. Мы за Филиппом носились, правда, не знаю зачем. Ясно же, что он появится здесь. Однако, мой генерал — настоящий полковник!

— Неужели, правда, только погоня?

— Как бы вам сказать?… Театры, рестораны, новые города, строго по его маршруту. Хотя, если положить руку на сердце, было неплохо. Я же строптивая!

Дочери рассмеялись и не заметили открывшейся двери.

— Делал с любовью! — Жан поставил на стол поднос с мороженым.

— Хорошо, хоть Любовь была одна на троих, а то бы я ревновала. — склонив голову слегка набок, Виен пыталась прочесть мысли мужа, а он старательно думал только о ней.

— Что? — Жан, не поняв очередную «шпильку» жены, выпрямился как сталь. Остановившиеся у двери парни тоже замерли, ожидая реакции отца.

— Что не понятного? — Лицо Ви было без единого намека на шутку, — я бы не выдержала еще и Веру, и Надежду.

— Виен! Ты вечно вводишь меня в ступор!

— А говорят ты генерал. — она взяла пиалу, отведала ложечку. — Да, Надеялся, что понравится, Верил, что удивишь. А говорил — только с Любовью. Спасибо, дорогой, вкусно!

— Вы все, втроем — невыносимы, но я вас обожаю! — Жан присел спокойно, беззаботно поглядывая на детей. Она же прочла в его голове: «выяснил все, что хотел», значит, знает что делать, можно и расслабиться. Дети уедут, а их дни не будут уходить на решение очередных проблем.

****

Немного странная, непривычно дружная, многочисленная семья Гаев. Еще недавно они жили порознь: Жан — отец двух великовозрастных красавцев, и Вилена — мать прекрасных, взрослых дочерей. Но у Провидения было хорошее настроение, и оно свело их на одной стезе. Вот теперь это единая ячейка общества, хоть и обособленная, с невероятно запутанной, долгой историей и тайной, старательно скрываемой от окружающего их мира.

Глава 2

— Дэн! Мы опаздываем! Очень серьезно опаздываем! — Ев уже начинала прыгать на заднем сидении такси, и Дэн никак не мог сдержать ее волнения:

— Не трясись! Успеем. Рейс частный, вещи отправлены. — Погладил ее по спине, но все же обратился к водителю: — может можно как-то форсировать?

— Ускорить-то можно, только штраф кому платить?

— Мужчина, черепаха у меня быстрей ползает! — очередная реплика сорвалась с губ Ев и Дэн опять ее поддержал.

— Штраф оплачу Я! Все дешевле, чем отстать от самолета.

— Как скажешь! — посмотрел на них в зеркало и, обогнав пару машин, пристроился к Запорожцу, пропуская крутые тачки.

— Скажу, что вы не на своем месте! — не унималась Ев, а водитель, будто дразня ее, все никак не удовлетворял их просьбу.

— Шеф! — не выдержал Дэн, — Ты играешься или хочешь остаться без оплаты и работы?

— Мажоры! — буркнул мужчина и нажал, наконец-то, на газ.

Примчались за пару минут до отлета. Поднявшись на борт, Ев вздохнула, собираясь найти свое настроение, не спеша рассматривать спутников.

— Агов! — услышали они знакомый голос, как по команде, вдвоем повернули головы. На соседних креслах сидели старшие.

— А вы что тут делаете?! — удивление Ев не знало границ. — Невероятно! — она так и стояла в проходе, не обращая ни на кого внимания, недовольно смотря на родственников.

— Мы, что делаем? Сидим! Это вы скажите, чего сюда ворвались? Рейсов мало? — возмущалась Вел, сидя в кресле, рукой придавив мужа к спинке и испепеляя сестру взглядом.

— Я первая спросила! — возмутилась Ев, отбросив руку Дэна, пытающегося ее усадить. По салону пронесся шепот, и десяток глаз приклеились к ним.

— А я уже сижу! — вредничала Вел.

— Девочки! — Эд попытался их утихомирить, — на нас все смотрят!

— И что?! — дуэтом набросились на него обе. Парень поднял руки, давая им словесную свободу.

— Стоп машина! — воскликнула Вел и оставив без внимания сестру, принялась за мужа. — Эд! Вы что, нарочно подстроили?!

— Сам удивлен. Правда! Мы же с тобой билеты брали. Дорогая, да успокойся! — Вел насупилась и отвернулась. Тем временем Ев заняла свое место и муж ее, положив свою сумку на полку, присел рядом. — Дэн! — Эд тихо позвал брата, который принялся с женой обговаривать тот же вопрос. — Как так получилось?

— Да, какая теперь разница! — махнул рукой тот и ответил на очередную колкость Ев.

— Собственно прав! Ну, привет, братишка! Надеюсь вместе до посадки?

— Конгруэнтно! — Дэн глянул на него, вздохнул и, откинув голову на спинку кресла, смотрел вперед.

— Пристегните, пожалуйста, ремни! — наклонилась к ним стюардесса, мило улыбаясь, так как они за спорами пропустили общее приглашение, и подарила обоим мужчинам чарующие взгляды. Этого было достаточно, чтобы одна и вторая забыли друг о друге, о стечении обстоятельств и обменялись взглядами.

— Дорогой! — очень тихо позвала Вел. — Это частный рейс?

— Да! — спокойно ответил Эд, без тени на лице, без внимания на ее изменившееся настроение.

— Именно этой компанией ты постоянно пользуешься?

— Бывает!

— Понятно! — откинулась назад, сложила руки замком и отвернулась к иллюминатору.

— Вел! Ты о чем? — необычность ее вопроса начало доходить до Эда.

— Ни о чем! Готовлюсь к полету.

Холодок пробежал у мужчины по спине, он погладил ее по руке, постарался обнять:

— Солнце мое! Даю слово, я не знал, что мы будем на одном рейсе с младшими. Вел! Что-то не так?

— Нет, нет, все так! — отмахнулась она, даже не повернувшись. Взревели турбины, и Эд отложил разговор до «потом».

У Ев была другая реакция. Она оценивающе посмотрела на девушку, затем на Дэна и произнесла: «Ну, ну!» Не дотронувшись до ремня, удобно уселась в кресле и взяла торчащий рекламный журнал. Ничего не понимающий Дэн, застегнул ее ремень и не спеша заняться своим, задал односложно вопрос:

— Что?

— Что «что»? — продолжала перелистывать странички Ев.

— Иголки подняла…. Что я сделал не так?

— С чего ты взял? Все так. Все так!

— Гения! Может, я чего-то не понял, но…

— Зато мне ВСЕ ПОНЯТНО! — старательно выделила два последних слова, нервно пролистнула еще пару страниц. Дэн удивленно поднял брови, а Ев, с демонстративным возмущением всунула журнал обратно и закрыла глаза.

— Гения! — не унимался Дэн, — честное слово, я не знал, что лететь будем вместе, но не стоит из-за этого психовать. — Он наклонил голову, целуя ее руку, но Ев, будто не заметив его движения, принялась поправлять волосы, затем положила на подлокотник, переведя все свое внимание за иллюминатор.

— Ев!

— Да?

— Посмотри на меня.

— Прости! Ты же знаешь, я трудно переношу полет. Хотя, зачем тебе помнить? — и всунула наушники в ушки.

— Откуда мне знать, летим впервые. — пожал плечами, посмотрел на брата, тот на него, обменялись вопросительными взглядами и уселись в ожидании высоты.

— Ев! — позвала Вел едва в ушах пропали пробки, — ты не хочешь пересесть ко мне?

— Спросила?! Конечно, хочу! — и тут же бросила Эду, даже не глядя на мужа. — Пересядь!

— Ев! Тебе может быть плохо, сама только что созналась, что не переносишь полеты, лучше останься. — заметил Дэн.

— Лучше кому? — спросила, просовываясь мимо, даже не думая слушать ответ.

— Вел! Мне не трудно пересесть, но я не понял причину рокировки? — Не обращая должного внимание на настырное дерганье его плеча рукой Ев, Эд решил выяснить, такой резкий холод жены.

— Вам так легче будет клеить стюардесс! — прямо в ухо проговорила ему Ев, вместо сестры. — Вон, уже столпились, монетку бросают, кто первый вас осчастливит. Эд! Я долго буду торчать в проходе?

— Извини! Присаживайся! — Эд поднялся и сел на ее место.

— И что случилось с ними? — уточнил у него Дэн.

— Стюардесса! Они решили, что мы знакомы!

— Что? Ты серьезно? — Дэн рассмеялся, не заботясь, как отреагирует Евгения.

— Более чем!

— Эд! — Дэн бросил взгляд на девушек и развернулся к брату: — Ты бы лучше объяснил Вел, что это не так. Не хватало нам ее бурной реакции!

— Да вроде спокойно. — призадумался тот.

— Это пока стюардесса не появилась! — Дэн отбросил всю комичность ситуации и стал совершенно серьезно думать над возможными последствиями.

— И что мне ей сказать? И почему именно Вел? Она-то как раз, осталась на своем месте, а вот…

— Сиди уже, сам буду разруливать! — Дэн подошел к соседнему креслу. — Оправдываться не намерен, не в чем. Хочу лишь высказаться. Вспомните, сколько раз за год мы от вас уезжали сами и как. Это первое. Второе — лично мне больше нравятся стюарды! — развернулся, на что Ев показала ему язык и уставилась на штору, за которой шушукались две девушки, подглядывая в щелку на их мужей.

— Что ты им сказал?

— Ничего особенного, просто напомнил, что предпочитаю стюардов.

— Думаешь, прокатит?

— Не важно. Вот чего мы тушуемся, будто в чем-то виноваты?!

— Да ни в чем мы не виноваты и они это знают. Это все их характер!

— А мы потакаем. Эд! — Дэн, бросил взгляд на сестер, что-то бурно обсуждающих, придвинулся к брату и тихо, чтобы не дай Бог, жена не услышала, заявил. — А мне это нравится. Баловать, извиняться, сам не зная за что. Мириться, не понимая причины ссоры. Я подкаблучник?

— Ты все еще влюблен, как и я. Не просто любишь. Это что-то больше влюбленности! Да не все ли равно, как это называется. Нам хорошо! Ведь так?

— Так-то, оно так, но судя по лицам наших половинок, они готовят сюрприз.

Ев прищурила глаз и не отводила взгляда от девушки, то и дело поворачивающей голову в салон и посылающей улыбки, даже не задумываясь, попадают они в цель или нет. Вторая шептала ей что-то на ухо, сигнализируя глазами на них. Даже без умения читать мысли или по губам, было ясно, они обсуждают их четверку.

— Маленькие сучки! — процедила сквозь зубы Ев. — Ну, что за время! Куда не глянь, пираньи так и кишат!

— Да брось! — отмахнулась Вел: — Какие там пираньи, так подсушенная вобла! Увидели дорогие костюмы, чистую обувь, портмоне набитое карточками, выхоленные, смазливые мордашки. Впрочем, глядя на этих двух, им безразлична внешность, главное, что в кармане!

— Права! В их каморке на лицо не посмотришь!

— В комнатушке? Я думаю, что тут заканчивается романом в службах. — засмеялись. — Вел! Тебе пора издать талмуд: «101 уловка или, что говорит о респектабельности мужчины!»

— Возьму в соавторы, идея блеск. А пока скажи, как нам узнать, что думает эта фифа?

— Маму вызывать не будем. — хихикнула Ев. — Да что гадать, тут на лбу все написано!

— И все же, хочется немного пошалить.

— Пошалить или проучить?

— Разве это ни одно и то же?

— Ну, разница конечно есть! Собственно я давно хочу, кое-что проверить, пока не было на ком.

— Так не теряй время! Полет быстрей закончится.

— Вел! Только пообещай, ты не забудешь, что мы в воздухе.

— Я что, больная?

— Мы все нездоровы, иначе бы штопали носки. — секундная пауза. — Дамы и господа! — прошептала Ев сестре на ухо: — Шоу начинается!

Стюардесса, подняв голову, виляя бедрами, как манекенщица из сельского кружка, шла по проходу и толкала тележку с напитками, записывая заказ на обед. Мимолетом глянула на девушек и отвернулась. Ев этого было достаточно, чтобы попасть в ее умишко. Уж таким она обладала даром — гулять по сознанию человека, прикидываясь тем, кого тот желал видеть и, мимоходом, вынуждать к откровенному разговору. Но это еще не все, что она могла, только об этом чуть позже. Пока же, эта высокая, худенькая девушка, с копной черных волос, серо-голубыми глазами, томно прикрытыми роскошными, длинными от природы ресницами, была занята стюардессой.

— Добрый день! — наклонилась та к парням, намного ниже, чем следовало, показывая пышность своих округлостей. — Меня зовут Люси, я ваша стюардесса. Что желаете? Чай, кофе, напитки!

— Люся! — ударил Дэн ее бейджик, говоря нарочито громко: — Не могли бы вы выпрямиться? — и сдвинув ее, задал вопрос девушкам: — Милые, что вы хотите?

— На ваше усмотрение, дорогой! — ответила Ев и тут понеслось. Стюардесса заулыбалась, провела себя по бедрам и произнесла:

— Сестры или подруги? Ой, какая разница! Хоть жены! Я тут… Может, желаете переспать? У нас с напарницей отличная комната для отдыха! Совершенно бесплатно.

— Спасибо, нет! — Дэн отвернулся, кусая губу, чтобы не захохотать. Эд прикрыл глаза рукой.

— Дорогая, слышишь, мы хотим! — крикнул кто-то с задних кресел. — И Я, и я! — Люси зажала рот рукой, понимая, что слова льются помимо ее воли.

— А у вас есть стюард? — пересилив смех, спросил Эд. — Мы предпочитаем мужчин.

На соседнем кресле засмеялись, Люси пошла дальше, под взглядами и улюлюканьем небольшого количества пассажиров, медленно, от бедра, задерживаясь у каждого кресла. Ее юбка резко упала к ногам. Девушка наклонилась, не додумавшись присесть, показав всем прозрачные стринги, вернее то, что съедало их сзади. Но белые чулочки были хороши, что и озвучил какой-то нескромный малый с последних мест. Его голос вывел девушку из транса, поняв, что случилось, она скрылась за ширмой. Юбка! Это была игра Вел. Жены Эдгара и старшей сестры Евгении. Она умела и больше, но передвигать предметы, снимать вещи, расплетать косы — одна из забав, какую девушка освоила, как только получила дар, после перерождения, которое они с сестрой прошли совсем недавно. Ее рыжие локоны просто сияли на серой обшивке кресла, а зелено-синие глаза, метнув на стюардессу быстрый взгляд, насытились бирюзой и спрятались за прикрытыми веками. Одна минута и ее настроение вернулось, даже усмешка пропала, словно девушка была не в курсе происходящего. Облизав слегка подчеркнутые гелем губы, отвернулась к сестре.

— Кудесницы! — братья повернулись к ним, — только начало полета. Что ждать дальше?

— Ой! А что случилось? — наивно глядя мужьям в глаза, спросили обе: — Мы что-то пропустили?

— Отличный, европейский стриптиз! — пояснил Эд, прекрасно зная, что это дело, «глаз» жены. — Вел, можно мне приземлиться на место?

— Приземлиться то можно, если ты знаешь, где оно!

— Мое место, только рядом с тобой! Пошутили и хватит. Пожалуйста! — Эд добавил твердости в голос, заранее поднявшись с места. Его, почти двухметровый рост, был ощутим в проходе между креслами, пришлось наклониться, чтобы увидеть лица сестер. Каштановые волосы взъерошены, гречишного цвета глаза сияли, Вел сразу поняла — это его развлекло, но держалась:

— А как же подружка? Она переживет?

— Гелио! Пожалуйста, после полета! Здесь десяток невинных людей. — Эд присел в проходе, умоляюще глядя на них. Из-за его плеча внимательно наблюдал Дэн, не так оптимистически, как брат, отнесшийся к их козням. Синие глаза Дэна потемнели, испепеляющее глядя на жену, светло-русые, пышные волосы, спадали на лицо, подчеркивая волнение.

— Дай нам немного поболтать, просто поговорить. Все будет спокойно. Мы всего лишь обсуждаем написание книги.

Эд кивнул, вернулся к брату.

— Ну, что? — спросил Дэн, — сюрпризы еще будут?

— Сказать с уверенностью не могу. Они же непредсказуемы! Пообещали скоро разбежаться.

— Я тут подумал, отец прав. Мы светимся направо и налево. Если НАШИ узнают, даже не представляю, что начнется.

— Давай дадим им немного времени, пусть поиграют. — Эдгар сжал плечо брата и оглянулся на девушек, те мирно беседовали. Вздохнул с облегчением и забрал у Дэниэля свой стаканчик кофе.

Глава 3

Пасмурный день, в серых тонах. Бледные облака, растянувшись низкой, прерывистой цепью, монотонно плыли гонимые ветром. Вокруг было все как всегда. Тот же сад, те же дорожки, все тоже имение. Только все это не дарило радости и спокойствия. Все было безжизненно и пусто. Виен стояла на пороге и боялась войти в свой любимый дом. Он, вдруг, стал чужим и холодным. Одиночество завывало внутри. Черные окна, потерявшие зеницы, распахнутые настежь двери, с силой хлопали от налетавшего ветра и откидывались назад, разевая бездонную пасть. Вилен охватил ужас и сердце запаниковало. Запустение подступало к ней ближе и ближе. Пересилила себя, сделала шаг и споткнулась. Затаив дыхание, боясь увидеть нечто невыносимо отвратительное, опустила голову, затем открыла глаза — ветер ворошил листья книги, беспощадно вырывая страницы. И тут она поняла, это не книга, это альбом с фотографиями. Фотографиями ее семьи!

Жестокий ветер вырывал одну карточку за другой и уносил прочь. Пыль и песок засыпали его. Подняв, бережно струсила и прижала к себе, как прижала бы больного ребенка. Снимки были повсюду, трепетали и молили о помощи. Не выпуская ношу из рук, бросилась собирать, хватая их на лету и вытаскивая из грязи.

Поздно! Природа сделала свое дело. Лиц не было, все покрылось пеленой, и медленно, одна за другой, фотографии желтели.

Слезы капали, скатывались на руки, которые сжимали засохшую, ноябрьскую листву.

Виен беззвучно кричала, упав на колени и запрокинув голову к небу, надрываясь, пытаясь выпустить вопль из груди, но даже стон застрял в ее заболевшей душе…

Бледные облака, цепью растянулись по небосклону, а на крыше ее дома, безжизненного и пустого, сражались две непонятные птицы. Огромные, как крупные мужчины. Черные и белые крылья сплелись, засыпая ее перьями, как холодным снегом…

Виен вскочила и оглянулась:

— Я заснула? Но как?! Стоп! — она посмотрела на часы, — Пятнадцать минут назад я провела детей. Как? Как можно так отключиться? Однако я же видела сон. Или это был не сон?… Это было послание! Спокойно Ви, спокойно. Ты должна понять, а не впадать в панику!

Вечерело, она посмотрела на спящее в спокойствии море. Жан, что-то серьезно решал с ИВ и охраной.

— Спокойная жизнь! Какая она? Жили с девочками одни — вечно в волнениях, заботах, поисках. Вышли замуж, и все трудности прошлой жизни, кажутся просто забавой. Как жить, как привыкнуть к новой жизни? — Виен вздохнула. — Тишина! Надолго ли?

Она обняла согнутые ноги, сплетя свои тонкие пальцы, положила на колени голову, не отворачиваясь от окна. Уже белела луна, но солнце еще алело вдалеке, добегая воды.

— Закат кровавый! Будет ветрено. Красиво…, очень даже, но я люблю рассвет. Когда пробиваются лучи, разгоняя серость, выстреливая лучик, за лучиком. Когда птицы сигналят подъем. — Облокотилась на подоконник и, спустив ноги на пол, поднялась. — Погулять, что ли?

К ней скользнула кошка, всунулась между рук, потерлась ушком, издала скупое «мяу».

За спиной вспыхнул свет и отразился в стекле окна.

— Птица — синица! — она услышала голос мужа: — Ты где?

— И с чего я вдруг птица?

— От любви! Сама же днями пела: «Я птица гордая!…» — Виен закончила про себя: «Я, КУРИЦА!», а он продолжал: — Вспомнил детство. — присев рядом с ней, взъерошив ежик ее темных волос, провел рукой по спине. Виен выпрямилась. — А что с глазами? Откуда такая грусть?

— С головы.

— За девочками скучаешь?

— И да, и нет! Вот ты закончишь их гулянья, будут сидеть дома, будут нам надоедать…

— Не надо все принимать в штыки. Я говорил не об этом. Ви! Посмотри на меня. Пойдем, прогуляемся? Как влюбленные.

— Почему как?

— Не придирайся к словам, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.

— Знаю! — став ногами на скамью, закрыла окно. Жан не упустил момента, обнял ее за коленки и медленно опустил на пол. Виен, своим миниатюрным ростом, едва доставала головой до его подбородка, отчего, приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть выражение глаз мужа. Сейчас они были полны любви и их темный цвет, напоминал свежезаваренное кофе. Лоб слегка наморщился, но тут же расправился, на лице появилась улыбка. Жан заметил, как покой наполнял ее. Еще мгновение и он снова утонул в ее синих, как майское небо глазах, таких бездонных. Руки уже обхватили ее острые, как у подростка, плечики, гладили их. Не сдержался, чмокнул в нос:

— А окно, зачем закрыла?

— Мне последнее время кажется, что тут ходят все кому не лень.

— Что? — переспросил Жан: — Кто ходит?

— Если бы я знала. Запахи чужие витают по дому. И вообще, сколько лет мы сюда приезжали, лично я думала, что дом пустует. Окна закрыты, свет никогда не горел. А теперь все нараспашку.

— Но ты же не можешь в замкнутом пространстве!

— Не могу! И с закрытыми окнами не могу, но сейчас мы уходим.

****

ОН появился ночью.

В открытое окно светила полная луна, прищурив глаз и улыбаясь. Жарко, совсем безветренно.

Виен проснулась, как от будильника. Выбралась из-под руки мужа, на цыпочках подошла к окну. Жан перевернулся на другой бок и продолжал спокойно спать.

Одинокий мужчина стоял на берегу, лунный свет, неестественно сконцентрировался на нем, добавляя сияния в его платиновые волосы. Строгая рубашка-плащ, длиною до пят, застегнута на одну пуговицу и не скрывает его мраморно — белое тело. Виен не видела его глаз, но знала, он смотрит на дом. Он смотрит на нее! Он видит ее за тонкой, не колышущейся гардиной. Любопытство охватило полностью — кто это? Что ему надо и почему у него нет мыслей в голове? Смотрела долго, как и он на нее. И даже когда он удалялся, не сдвинулась. Часы высвечивали — 3:45. Кто бы удивился, но не она. Всегда просыпалась с 3:20 до 3:45. Не раньше, не позже. Двадцать пять минут ночного раздумья, перерыва, перехода….

— Ну, прямо вампир. Ночью, в темном, бледный как мрамор, ни кровинки, ни мысли!

— Любимая! — буркнул Жан. — Так рано, очень рано.

Виен легла и поцеловала его в затылок:

— Спи!

Муж развернулся, крепко обнял ее, ненадолго. Постепенно ослабляя объятья, прильнул к губам.

Сон навалился, как снежный ком, покрывая холодом, колкостью. Его блистание угнетало глаза. Виен щурилась и прикрывала их руками. Это зеркало отражало свет. Она отвернулась, но зеркало, переместилось за ней. Виен увидела себя, в его отражении, за ней, сновали люди. Жан, глянул на нее, отстранено, и ушел. ИВ стоял между ними, оглядываясь и чернея. Она протянула руку, забыв, что видит образы в отображении и испугалась, дотронувшись до стекла. Ее лицо исчезало! Растворяясь, обезличиваясь…

Сновидение уходило, а слух ловил голос Жана, далекий, тихий, взволнованный:

— Виен! Дорогая! Проснись, пожалуйста!

— Да! Да! Я проснулась. — с трудом выходя из сна, приоткрыла и закрыла глаза, голова не хотела включаться. — Почти встаю. Жан! Который час? Что-то я не могу открыть глаза…

— Утро! Я бы не будил тебя, полуночницу, но ИВ заболел.

— Простыл? — она, наконец, смогла пересилить дремоту.

— Я бы не тревожился, да и тебя будить не стал бы. Лежит как полотно, головы поднять не может, давление низкое, отказывается от всего.

— Жан! Мы не можем его потерять! — Виен испугалась и села. — Дай мне пять минут, и я спущусь. Врача вызвали?

— Категорически против. С ним Михаил, я тебя дождусь.

— Он старше меня лет на пятнадцать?! — уже из ванной говорила Ви. — Надо его поднять. Второго такого управляющего нам трудно будет найти.

— И что мне делать? Я ему раз пять предлагал оздоровляться. Он, ни в какую! Я, конечно, понимаю, что бремя одиночества, вечное чувство невостребованости.

— Жан! Не понимаю твоих последних слов. А мы? Мы не в счет? Вся наша семья его любит!

— Ну, если ты ему это внушишь, я буду только рад. Схожу-ка я, на всякий случай, за бутылочкой.

— Давно пора! — Виен лишь на миг задумалась о последствиях данного предприятия, но тут же решила, что они сделают лучше не только для себя, а для всех Гаев. Во всем Роду не спокойно, да и Филипп до сих пор не давал ей покоя. Что уж тут говорить, одним бессмертным больше, одним смертным меньше — баланс не нарушится. ИВ человек хороший! — Пойдем, я буду его ругать.

Виен открыла дверь маленькой комнатки, увидев безжизненное лицо друга, прикусила губу от боли, но не заохала, а твердо пошла к нему:

— И что ты выдумал? — бегло глянула на Михаила и поняла — дело плохо, взяла стул, присела рядом с кроватью. Так же глазами попросила Мишу выйти. — Ты что это, Васильевич, решил болеть?

— Простите меня, так получается. Под утро стало плохо, думал, отлежусь, но видно время мое пришло.

— В общем так, друг мой любезный, я и слышать ничего не хочу о каком-то надуманном времени. Я просила тебя подумать, ты подумал, а я решила. — сделала паузу, смотря на него молящими глазами, хотя в голосе был, один метал. ИВ промолчал. Виен только и надо было, что его колебание. — Тебя же Жан и ребята просили? Вот! Мы же так тебя любим! Ну, что мы все без тебя?! Мы не можем тебя потерять. Не сейчас! — взяла его сухую, холодную руку, пытаясь согреть; затем провела по сникшей щеке. — Пожалуйста, не бросай меня сейчас. Совсем немного, лет пять. Подари мне свою поддержку. Ты же у нас с девочками один, как самый родной, как старший брат. Ты же всегда называл их дочками. Не будь таким суровым к нам.

— Ты спекулируешь мной. — с трудом произнес мужчина.

— Не тобой, а нами. Полежи минутку, подумай, я вернусь, и ты дашь положительный ответ. — Она вышла в коридор, Жан стоял с Михаилом.

— Как он?

— Плох.

— Давай я все таки вызову скорую. — Жан достал мобильный, но Михаил опустил его руку.

— Не поможет. Поверь мне, тут только ты можешь все решить.

— Согласна, на все сто процентов!

— Виен! Но это не будет правильно. Мы практически навяжем ему свою волю!

— Кто бы говорил! — скривилась в усмешке, напоминая мужу, как сама, еще совсем недавно, провела трое суток в забытье, а он, ни спросив никого, не намекнув даже дочерям, напоил ее эликсиром, продлив уходящую жизнь. — Миша, посиди с больным, пожалуйста, мы сейчас придем.

— Я согласен с Виен, — прежде чем зайти, произнес мужчина. — У нас половина прошло через твое, Жан, решение. И ты ни разу не пожалел, что сделал это. Так чем он хуже? Он на меже! Дай ему шанс. Пожалуйста! Не время сейчас терять проверенных людей. — Михаил закрыл за собой дверь, а Виен, взяла мужа под руку и подтолкнула вперед.

Проходя бронированную дверь, она провела по ней рукой.

— Вы там спрятали ларец? — догадался Жан, заметив ее мольбу в глазах.

— Да! Игорь помог.

— Хочу сам взглянуть на него, из-за чего весь сыр-бор случился.

— Поставь ИВ на ноги и смотри.

— Не нервничай! Мы же идем, за заветным лекарством. — Жан открыл комнату, полную баночек, флакончиков, разных форм и размеров, прозрачных и серебряных, с сыпучими порошками и травами, с разными настойками.

— Вот это да! Целая аптека! — воскликнула Вилена. Жан, ничего не комментируя, взял прозрачный флакончик, с чего Ви сделала вывод, что это не заветный эликсир жизни, а нечто другое:

— Это что?

— Лекарство! Я дам ему силы, а затем мы еще раз вернемся к этому разговору.

— Он не решится сам, и ты знаешь причину. Прошу, подари ему немного лет, пожалуйста! — Жан посмотрел на жену:

— Он тебе дорог?

— У меня кроме вас никого нет, ты же знаешь. ИВ все, что осталось от прошлого, он не просто друг, он память моя. Он тот, кто вернул мне тебя!

Жан улыбнулся:

— Спасибо! Я старый дурак, ревновал. Постоянно. И не только когда мы были здесь. Но все же, сначала нам надо ему дать сил, чтобы он осилил перерождение. Держи! — Взял с полки флакон, который год назад давал ей, Виен сразу узнала маленькую вмятину на донышке. — Как только ему станет лучше, напоишь сама.

— Я подержу это у себя, но напоишь ты. Жан, он в первую очередь твой друг. Только пойдем быстрее, что-то мне подсказывает, надо спешить.

— Запах! — Жан вспомнил ее слова, брошенные невзначай, накануне. — Ты мне говорила, а я, как всегда, не услышал. И сегодня, ночью, ты ведь проснулась не просто так.

— Я не уверена. Хотя….. — Виен задумалась над своими видениями, но пока говорить мужу ничего не стала. Хотела понять сама.

****

ИВ лежал с открытыми глазами, и едва они вошли, приподнял руку, подзывая:

— Ви, Жан! Я хочу сказать. — Он тяжело дышал, рот пересох, губы потрескались, глаза подкатывались, говорить явно было трудно. Михаил дал ему воды, ИВ продолжил. — Вы знаете, как я к вам отношусь.

— ИВ! Мы все, всё знаем. Помолчи, пожалуйста, не трать силы на то, что ясно без слов.

— Васильевич! — поддержал жену Жан: — Выпей, пожалуйста, тебе станет легче. Это простое лекарство, которым мы поднимали Виен. Ты придешь в себя, и мы переговорим обо всем, прежде чем ты получишь эликсир.

ИВ колебался, смотрел на них, сомневаясь, надо ли начинать все сначала.

— ИВ! — Виен опять присела рядом: — Я прошу-то всего ничего, десять лет.

— Ты просила пять. — прошептал он.

— Я и прошу, пять. А внуки? У нас же будут внуки. Тебе что, не хочется с ними понянчиться? А теперь слушайся Жана и молчи. — Сама вышла из комнаты и набрала Ев. — Привет дорогая! Помолчи немного и послушай меня.

— Муль, что за загадки?

— Ев, я попросила! Отойди от всех, пожалуйста, присядь в сторонке и скажи, что ты видишь? Не отвлекайся на ненужные мысли, это очень важно! — Виен закрыла глаза, почувствовала дочь и услышала ее мысли.

— Муль! Ты решила завести поклонника? Красавец!

— Ев! Мне не до шуток! — Дочь молчала долго. — Ев! Мне, очень нужна твоя помощь.

— Мам! Я вижу только высокого, довольно красивого, необыкновенно белого мужчину. Он как бы напротив тебя. Но между вами, что-то неприятное и холодное.

— Это хорошо! Ты увидела сегодняшнюю ночь, а теперь посмотри, что он делал, сегодня ночью?

— Он стоял на берегу, да, за ним море. Потом…. Полетел…. ИВ. Он стоит над ним. Что-то спугнуло, но я точно сказать не могу, может он спугнул. Потому что исчез тот холод, который был вокруг. Поднял голову, мне кажется в сторону вашей спальни. Подожди! Что-то есть еще. Я вижу какое-то движение. Мам! Это наша Чери! Кошка села на кровать к ИВ!

— Умница моя! Спасибо тебе! А сейчас, он есть в доме?

— Нет! Точно нет! Он исчез сразу, растворился.

— Доча! Прогуливайся ко мне в голову, я буду держать ее открытой.

— Что у вас произошло?

— ИВ решил с нами проститься.

— Что?! — в ужасе вскрикнула Ев и Вилена услышала в трубочке голос Дэна:

— Привет, дорогая! Чем напугала мою половинку?

— ИВ заболел. Ев все расскажет.

— Я могу вернуться.

— Не стоит! Жан уговорил его выпить. Целую всех, привет старшим, пока!

****

ИВ маленькими глотками принимал прозрачные, горьковатые капли, поданные Жаном, откинулся на подушку и повернул глаза к ним. Веры в них, что все сейчас измениться к лучшему, не было, только боль.

— Мужчина! — взяла его руку Ви. — Что за настрой? Помнишь, как мы познакомились?

— Помню. Тяжело! — прохрипел он.

— Ты закрой глаза и вспоминай, сколько было хорошего за все эти годы. Жан, отойдем. — ИВ опустил веки, а они вышли, не закрывая двери. — Его надо вынести из этой комнаты. И приставь к нему человечка.

— За это не волнуйся. Вот только как пойдет его выздоровление? Может утром встать, а может и недели пролежать в небытие.

— Но мы сделали все, чтобы спасти его, так? — Жан кивнул. — Неужели мы не справимся с его обязанностями, в эти дни?

— Несомненно, справимся! Это все?

— Нет! Не спрашивая зачем, отнесись к моей просьбе серьезно.

— Обещаю.

— Усиль охрану, дай нашей прислуге выходные.

— Это не сложно, только как мы без них?

— Я прошу только о тех, кто занимается нашей частью дома. Сделай так, чтобы в дом никто не мог войти, ни под каким предлогом.

Жан не стал задавать ненужных вопросов, так его приучила мать, так они жили при Ольге. Он кивнул и собрался уходить.

— Жан! Один вопрос. Если нас обесточат, все ваши замки откроются?

— Нет! Многие наоборот, будут в закрытом состоянии до введения кода. Но нас обесточить нельзя, у нас свое энергоснабжение.

— Это хорошо! Что и как расскажешь, погодя. — Весь ее вид мог бы умилить и рассмешить Жана, если бы не данные обстоятельства. А она была сосредоточенна, как Наполеон перед битвой.

— Объявляешь военное положение?

— Объявляю.

****

Дом Гаев высился на самой вершине утеса, лишь 20 шагов к краю и 172 железные ступеньки вниз. Новые особняки и старенькие домишки находились чуть-чуть поодаль, но от этого он не был одинок. Это было очень старое, совершенно необычное для современности, но добротное строение в три этажа с мансардами. Толстые стены, из серого камня, походили на скалу, поэтому в ночи он становился ее продолжением. Своеобразная постройка из фигур разной конфигурации; возведенная руками умелого мастера, замечающего окружающие красоты, понимающего природу, сохранившего ее целостность; прекрасно вписалась в данный пейзаж и простояла долгое время. Неровности зодчества, возможно и смешили с точки зрения современной архитектуры, но не уродовали его, а даже наоборот, постоянно привлекали взгляд.

Первой в глаза бросалась крыша, кирпичного цвета, с тремя башенками. Две находились на одном уровне и смотрели на море. Маленькие окошки-глазницы никогда не освещались. Третья — возвышалась над ними и имела зеркальные окна, на четыре стороны. В ней находился зимний сад, любимое место всей семьи. Этаж, на котором восседали башенки, был единственным не из камня, а под тонированным стеклом, в котором днем отражались пролетающие облака, а ночами звезды. В нескольких местах стекло пересекали побеги «одеревенелой» лозы, ползущей к большой, круглой башне и окутывали ее, словно венец; однако хороший специалист мог понять, что эта ветвь была латунной.

Второй начинался с резного козырька, того же кирпичного цвета, что и крыша. Укрыв часть первого этажа, он упирался в витражи, 17—18 столетия, хорошего состояния, с добавлением современных технологий; на нем мирно разместились некие существа, неопознанного рода, с забавными мордашками, потемневшими от времени. Их руки были подняты над головой и поддерживали те самые витражные полотна, окружающие весь второй этаж. Ног их никому не удавалось разглядеть, просто потому, что они сидели. Витражи — тут взгляд задерживался надолго. Разнообразие индивидуальных образных пространств уносил в бесконечность. Не было в них никакой замысловатости, лишь простейшие геометрические фигуры, без ярких красок, переплетались, соединялись и разбегались, чтобы слиться вновь. Еще совсем недавно, оглядывая дом, трудно было заметить стыки окон, скрывающихся за этими витражами. Теперь же, все было нараспашку, практически круглосуточно. Дом ожил, сотнями огней и веселым смехом в нем. Соседи вздохнули с облегчением и не морочили больше себе голову разными баснями.

Наконец, первый этаж. Он напоминал оплот — вымеренный, ровный, с острыми углами. Массивный и большой. Несколько комнат первого этажа имели отдельный вход. И в них, иногда, селились приезжающие на отдых, так сказать, постоянные гости, что вошли в доверие ИВ.

Внутри дома так же было на что посмотреть. Главное — галерея, что тянулась на весь второй этаж. Разноцветные стеклышки витражей, преломляли лучи солнца и бросали солнечные зайчики на огромную коллекцию картин, масок и бюстиков, что разместились вдоль стены; удобные, низкие кушеточки стояли у открытых окон и предлагали провести на них час-другой, любуясь бесконечностью моря. Добраться сюда можно было коротким путем — через окна спален, что и делала молодежь, или по двум лестницам: главной, мраморной и широкой, переходящей в небольшой внутренний балкончик, соединяющий комнаты детей; и скрытой от посторонних глаз, кованной, из черного металла, совсем узкой и круглой формы. Здесь же покоилась еще одна коллекция — зеркала, разных форм и размеров, собранные за много веков.

Глава 4

Виен поднималась наверх по лестнице зеркал, касаясь рукой каждой рамы, словно прося поддержки своих предшественниц. Прошла по галерее, закрывая все окна, а так же, на всякий случай, прикрыла створки окон, спрятанные под картинные полотна и чеканки, в комнатах детей. Теперь вид галереи стал прежним — полукруглым проходом, с большой, богатой коллекцией картин, масок и прочего, с одной стороны, а с другой, за витражными стеклами, виднелись просторы моря. Оглянулась и покинула ее. Обследовала мастерскую Дэна и библиотеку, проверила зимний сад и окна третьего этажа. Она начинала испытывать нехватку кислорода, дыхание становилось шумным, Вилен практически заставляла свои легкие дышать в застывшем воздухе.

Зашла в свои комнаты и оставила открытым только окно спальни, игнорируя кондиционеры. Присела под ним на кушетку, провела рукой по решетке, не закрывающей и половину окна, сделанной очень давно и скорее всего для украшения и горшков с цветами, бросила внимательный взгляд в обе стороны, не найдя ничего подозрительного, поставила зеркало к себе на колени и пыталась понять свой сон. Ответ не находился.

— И почему у меня такая капля дара?! Я бы не тревожила детей. — вздохнула, прикрыла глаза, прислушиваясь. — Тишина! Но этого не может быть! Он здесь, я чувствую, как и то, что Филипп рядом. — она говорила сама с собой, не заботясь услышит ее кто и что подумает. — Если незнакомец не доступен мне, то Фил, он же не может не думать! Он планирует свой следующий шаг, а значит, шевелит мозгами! Я носом чувствую его влияние. — Поставив зеркало на туалетный столик, вернулась к окну. Практически свесилась наружу, схватившись руками за черные прутья решетки, и закрыла глаза. Слушала, смотрела, вдыхала полной грудью, опять слушала. Шепот. Очень тихий, будто дуновение ветерка. Виен насторожилась и уже упорно «пошла» на этот шепоток. Он был настолько слабым, словно ветерок играет с былинкой. Отстранилась от прямого следования, охватила большую площадь, отметая, как мусор ненужные ей разговоры и думы людей. Ей нужен Филипп и именно его она искала. Вот песчинки прокатились, пробежала ящерица. Мышь стала жертвой гадючки, греющейся на солнце. И опять они, те двое, что шептались минуту назад. — Нашла! Я вас все-таки нашла! Вот ты где, Филипп!… Разговариваешь?… Сам с собой?… И что же между строк?… — Виен отключилась от окружающего мира полностью. Она не только слышала Филиппа, в ее голове рисовалась картинка, она видела, как тот сидит на земле, в тени невысокой акации, скрестив ноги и запрокинув голову. Лицо недовольно, но он старается следить за собой, чтобы даже в этом состоянии оставаться красавцем…. Что-то затхлое и холодное оторвалось от него, полетело в ее сторону. Виен слышала, как стонали листочки и травинки под его силой. От приближающегося запаха ее подташнивало, закружилась голова. Выпрямилась, отпустила Филиппа и слушала только то, что летело к ней. А оно не сворачивало, осталось немного и она либо поймет, что это. Либо….. О втором даже думать не хотелось. А третьего не дано. Миг! Один лишь миг и они столкнутся! Виен открыла глаза, решив встретить угрозу с гордо поднятой головой. И…. Это ударилось о барьер и отлетело к берегу.

— Чери! — обрадовалась она запрыгнувшей на подоконник кошке. Шерсть любимицы поднялась дыбом, а ушки, и без того вислоухие, совсем прижались к голове. Кошка шипела, сузив глаза до щелок. — Не нравится?! Мне тоже. Не бросай меня, пожалуйста! Побудь здесь немного. — Кошка отвечала ей на своем, кошачьем языке, а Виен изучала берег. Скрупулезно продвигаясь по миллиметру. — Хорошо, моя королева! — поставила москитную сетку на место. — Только не облокачивайся на сетку, она тебя не выдержит. А все остальное, мы с тобой, в паре, преодолеем! — Виен говорила, поглаживая любимицу за ушком, нарочно весело. Кошка сбросила свое напряжение, села. — Что, тише стало, или наши гости покинули нас с тобой? — Вилен ничего не видела подозрительного и даже не слышала. Ей также показалось, что и воздух стал свежее. И это насторожило. — Не хочешь ли пробежаться к ИВ, ему ты очень нужна, я буду здесь. — Чери, будто бы приняла ее просьбу, спрыгнула, подняв хвост антенной, засеменила из комнаты. Вилен оглянулась, услышав как Жан, входя, выпустил животное, и тут же вернулась к своему занятию. На том же месте, где она ночью видела седовласого незнакомца, было какое-то сияние. Вода и часть песка были как за поднимающимся раскаленным воздухом. Если бы это происходило на большой площади, она бы не уделила внимание, но это был совсем небольшой участок, не больше полуметра в ширину и около двух метров в высоту. Размер крупного мужчины. Проходящие сквозь «ЭТО» люди отражались, как в призме.

— Жан! Как у тебя со зрением? — сказала не громко, не оглянулась, боясь потерять.

— Отлично! — ее слова заинтересовали. Жан бросил толстый, серый конверт на стол, отложил то, чем собирался заняться, подошел.

— Тогда скажи, что я не схожу с ума. — согнула руку и пальцами поманила подойти ближе, указывая куда надо глянуть. — Прямо перед моими глазами, стоит, извини, непонятное, прозрачное существо.

— Дай точнее ориентир, пожалуйста. — вздохнув, Жан смотрел на пляж, просто смотрел, не ожидая там найти ничего важного.

— Желтый зонтик, видишь? Перед ним натянута простыня в полоску, на лежак. Параллельно зонтика, дама, пышных форм, в красном купальнике. Ровно посредине. Оно колеблется.

Жан присматривался, долго не мог понять, что ищет, и совершенно случайно заметил нестандартную точку среди видимого куска пляжа:

— По моему, заметил! Прошла девушка и, в указанном тобой месте, увеличилась. Я правильно понял?

— Да! И это рассматривает нас. — ее напряжение передалось мужу:

— Ты боишься? — обнял ее, погладил по плечам.

— Нет! Я в неизвестности и это не дает мне покоя, выбивает из колеи, не позволяет ни о чем другом думать. — Выпалила все и сразу, тут же задала волнующий вопрос. — Как там ИВ?

— Мы перенесли его наверх, он спит. Все уехали. Повара деть некуда, он не может бросить ресторан.

— Повара можно временно поселить в гостевой дом.

— Я не подумал. Ви! Тебе надо поесть, уже очень много времени, ты ослабнешь.

— Да, да! Я поем. — Закрывая окно, сказала Виен.

Жан все еще смотрел сквозь стекло и заметил, как нечто метнулось в сторону, вслед за женой.

— Ешкин кот! — догнал жену. — Ви! У тебя есть предположение, что это?

— Не знаю! — развела руками, вспылив, повысила на него голос, но уже через миг, остепенив себя, говорила спокойно, хотя и не смогла сдержать сарказма. — Я не так много живу, чтобы все знать. Еще недавно я и о вас не догадывалась.

— О нас! Вилен, мы с тобой едины!

— Это сейчас. — не опротестовала, поправила его. — А у тебя есть объяснение?

— Стыдно признаться, но я знаком только с двумя видами — оборотнями и вампирами. Ни то, ни другое не подходит. Может это новый вид? Мутант?

— Новый вид чего?

— Вампира, конечно! — и добавил сам себе. — Надо самообразовываться.

— Надо! Я думала, ты вспомнишь НЛО. Жан, я не знаю, что это, как не знаю, что вообще происходит вокруг. Не знаю! Как мне не хватает виденья Ольги, ее опыта! Ев не хочется дергать.

— Дорогая! Я тебя понимаю, но от Ольги помощи ждать не надо. Она закрылась от всех. Уверен, выжидает, справимся мы или нет, без нее.

— Зачем так плохо думать о матери? Ушла и ушла. Ее право. Дети справились без нас с куда большими трудностями, теперь мы обязаны, не ударить в грязь лицом.

— Прорвемся! Понять бы только, что это. Если я удалюсь наверх, покопаюсь в книгах, ты как? Или со мной? — Спросил и тут же понял, какой из нее помощник. Виен говорила с ними, ела, не замечая, что кладет в рот. Все о чем она могла соображать, так это о состоянии ИВ. Все остальное время она была одно большое ухо. Эжан это понял, так как она водила головой, глазами, иногда всем телом, словно это было перед ней. Он начал бояться за нее. Но она отвергала любую опеку.

Охрана и ее водитель, поглядывали на нее, но не трогали вопросами, обсуждали с Жаном, чего им ждать, к чему готовиться, что надвигается?

****

Проходя мимо окон первого этажа, Вилена обратила внимание, как опустел их двор. Отдыхающих словно уменьшилось, не сновали туда-сюда, не кричали, не устраивали музыкальные поединки. На месте машин, которые мужчины постоянно бросали у порога, валялись желтые листья, покрытые коричневыми пятнами. «Сон!» — вздохнула она и пошла дальше.

— ИВ проснулся! — прервал ее размышления голос Игоря: — Виен! Ты слышишь? Васильевич проснулся! Он приходит в себя.

Виен тут же отбросила все свои стенания и побежала по лестнице, щеки зарделись, глаза загорелись, присела на край кровати, даже не глянув, кто находится в комнате, взяла его за руку:

— Милый друг! Ты как?

— Лучше. Намного лучше. Но слаб. Это старость. А Жан где?

— В книгах! — махнула рукой, поправила ему подушку, расправила толстое одеяло, не по сезону, но его все время морозило. — Говорить можешь?

— Да! — уверенно ответил ИВ. — Надеюсь, завтра покину это ложе — бока уже все отлежал.

— Не спеши! Лучше вспомни, что было до того, как тебе стало плохо.

— Ви! Я не помню. — замотал он головой, не отводя от нее глаз. Его зрачки были расширенны, отчего зеницы казались неестественно черными. Кожа пожелтела и местами свисала, отшелушившись. Виен вспомнила, как и у нее было подобное, после принятия настоев Дэна. Как тело постоянно требовало водного насыщения, как прекрасно было погружаться в воду, кожные покровы через поры впитывали влагу, выравнивая баланс. Как чулком снималась старая, изношенная шкурка, а на ее месте оставалась новенькая, бархатная, розовым отливом. Она тогда себя сравнивала со змеей. А сейчас друг лежит в том же состоянии. Ее так и подмывало узнать ощущения, но было не до того. И она требовательно заявила:

— Помнишь! Это было ночью. ИВ! Очень важно, чтобы ты припомнил каждую мелочь. Трудно сейчас, я не настаиваю, подожду. — ИВ закрыл глаза и стал прокручивать память назад. — Тебя нечто разбудило? — направила она его мысли, услышав, где он сейчас «прогуливается».

— Да! Меня разбудил звук за окном. Кто-то ходил, взад вперед. Какое-то время я не реагировал. Но потом меня задел этот маневр. Помню, я посмотрел на часы, было почти четыре, я предположил, что кто-то из отдыхающих потерял ключ и стесняется разбудить. Открыл окно, которое сам не знаю зачем, закрыл на ночь, пожизненно сплю при открытом, мало ли что. Мужчина остановился и посмотрел на меня. Естественно я поинтересовался, что у него случилось, помню, еще спросил: «Вы что, не можете войти?» А он ответил коротко — «Да!» И все, дальше пустота.

— Он был высокий, бледный и седовласый?

— Я его не помню, но точно не такой, как ты сказала. Хотя, бледный, да. Но не седой. Это бы я заметил. Глаза черные, ну …. Нет, Виен, я не помню его. Он как тень.

— Поправляйся, mon cher ami. Я обязательно зайду. Спи больше и ешь, а то буду кормить с ложечки. — Поцеловав его в щеку, поднялась к себе. Открыла настежь окно, не поднимая ролеты:

— Странно! Третьи сутки тишина! Третьи сутки — никого!

— Ничего странного! — услышал ее слова Жан: — ОНО поняло, что мы на страже, что мы его заметили.

— Думаешь, больше не появится? — Ви вздрогнула, она не ожидала, что муж здесь.

— Виен! Я тут подумал, может это, нечто, просто зацепило нас, проходя мимо?!

— Нет, мой милый, не проходило оно мимо. ОНО направлено пришло сюда. — прищурила глаза, изучая лицо мужа. — Ты не нашел ничего? — осведомилась, хотя уже знала ответ.

— Увы, но надежда есть. Начинаю склоняться к твоей версии НЛО. Или осмелевшее приведение. Открылся портал, но природа все исправила. Вспомни, сотни людей видели их и живут дальше.

— Жан, не зли меня! Я тебе говорила и повторю сотню раз, я слышу, четко слышу Филиппа! Он здесь, рядом! И это его рук дело. Я до сантиметра могу сказать, где он в данный момент!

— Не возноси его способности. — Жан уселся, выказывая таким способом свое спокойствие. Ви заметила, что и мысли муж стал контролировать.

— Но почему ты не хочешь меня услышать! — она стояла спиной к окну, подняв руку в том направлении, где она точно знала, находится этот французик Филипп. — Почему не пытаешься предположить, что за ним кто-то стоит, или помогает?!

— Ну, зачем ему это? — Жан так и не понял, до конца, ее обвинения на счет родственника.

— Так выясни! — опять вспылила, но на этот раз уже не сдерживала себя. — Ты же мужчина! Только не снимай охрану дома, пока будешь сомневаться.

— Я понял. — Жан поднялся, поняв, что к общему мнению они сегодня не придут. — Обещаю разобраться. — и, постарался увести от Фила ее внимание. — Как дети?

— Не звонили, а я не надоедаю. — Она опять сердилась. Прошло не так много времени, как они впервые поссорились из-за этого франта Филиппа! «Неужели муж так и не поверил в то, что Фил хотел их обворовать? Неужели все то, что заставило их поссориться, впервые за год совместной жизни, не открыло глаза мужу на подлую душонку, этого прощелыги, Филиппа? Тогда зачем они носились за ним „вокруг света“? Как же достучаться к сознанию мужа? Неужели я спешу? Неужели мое открытое высказывание мнения, не является доводом для него? Неужели надо свершиться беде, чтобы мой муж начал доверять моему чувству? Господи! А что если вернулся Вельзевул? Что если тогда, спасая Вел мы не уничтожили его подручного и Филипп тут совсем ни причем? Да нет, нет! Филипп имеет к сегодняшним тревогам самое прямое отношение. Но тогда получается… Стоп! Ви, не наваливай все в одну кучу. Прошлое не вернулось! Жан прав, Филипп не столь властен».

Уснула сразу, как коснулась кровати. Скорее впала в состояние крепкого анабиоза, едва солнце зашло за горизонт. Жан нашел ее в этом состоянии, снял обувь, укрыл и не стал будить, прилег рядом, анализируя все прочитанное. Разгадки не было. Но, отвергнув тысячи версий, он пришел к выводу, что осталось-то меньше, чем было в начале, а это тоже результат.

— Жан! — толкнула она его, — Жан! Дорогой! Проснись, пожалуйста!

— А? Что? Я уснул? Тебе плохо?

— Стучат! Ты слышишь? Тарабанят в дверь.

— Куда? В дверь? Не слышу. Там же охрана. — Жан поднялся, оделся на всякий случай, а Виен, вся скукоженная, сидела и зажимала уши.

— Там выбивают дверь, ногой. Жан, они перешли к окнам!

— Дорогая! Успокойся. Я позвоню Михаилу, он дежурит у пульта. — взял телефон, а Ви закрыла голову подушками и стонала. — Михаил! Что у нас на пульте?

«Ничего! Все камеры работают, пусто, чисто, спокойно.»

— Минуту, не отключайся. — оторвался от трубочки внутреннего телефона и подошел к жене. — Виен! Где сейчас это?

— Опять у входной двери!

— Смотри на дверь. — сказал Михаилу.

«Ничего и никого!»

— Смотри внимательней, зажги яркий свет и проверь по миллиметрам! — повернулся к Виен. — На камерах никого нет.

— Ты считаешь, я разыгрываю спектакль? — прокричала она, срываясь до истерики. Ее трясло, подбородок, нижняя губа, никак не могли найти покоя. Правый глаз подрагивал им в такт. На нее нельзя было смотреть без боли. — Думаешь, я не слышу твои мысли? Они громче, чем тот набат, заставляющий дрожать стекла. Но тогда, может, ты мне объяснишь, что рвет мои перепонки? — Она убрала руки, Жан увидел струйки крови, стекающие из обоих ушей.

Он смочил полотенце и старался вытереть кровь, но Виен отпрыгнула от него к спинке кровати, сжалась и тряслась, всхлипывая.

— Побудешь немного одна? Я гляну сам, что там происходит

— Я с тобой! — подорвалась и, не обуваясь, понеслась вниз. Достигнув второго этажа, замерла. — Стой! Не топочи так! — Виен вела себя как ненормальная. Стоя на ступеньке, склонила голову набок, выставляя левое ухо вперед. — Я им лучше слышу. — ответила мимолетной мысли мужа. Крутилась вокруг своей оси, балансируя на узком мраморе. Жан вытянул вперед руки, готовый в любой момент подхватить ее. — Он отошел.

— Кто он?

— Не знаю! — кричала она, хотя и шепотом, срываясь на хрип. — Я же не вижу! Он стоит и смотрит на дом. Я слышу, как он дышит, как шелестит его одежда, как ветер ворошит его волосы. Он там! — она прикрыла глаза, протянула руку вперед. Нога соскользнула, и Эжан подхватил ее, сделав больно, но Виен не заметила.

— Идем! Сейчас мы все выясним и покончим с этим. — Взял ее на руки, легко сбежал в цокольный этаж, где были размещены все службы. Посадил на диванчик и, взяв плед у Михаила, укрыл. Виен сникла. Прикрыла глаза, размазывая кровь по лицу. Уши ужасно чесались и она двумя ладонями, то и дело, терла их.

Жан просматривал двор, по нескольку раз, маленькими кусочками. Ночь. Освещение приглушено спустившимся легким туманом. Жан пробежался по другим точкам, оглянулся на жену и опять глянул в камеру у входа, тумана не было, отступил.

— Михаил! А камера у ворот работает? — Мужчина пощелкал клавиатурой, давая Жану требуемый обзор:

— Вот! — Жан кивнул в благодарность, замедленно просмотрел все точки, туман скопился в одном месте, словно потухший костер все еще дымил.

— Жан! — выпрямилась Виен. — Он идет к двери! Слышишь? Стучит и просит о помощи.

— Ничего! — Жан кивнул Михаилу на камеру. — Только дым. Следи за ним. Я скоро. — подошел к ней: — Ви! У двери?

— Да включи ты свое зрение! — заорала она во весь голос. — Где твои глаза? Я только и слышу, ото всех: «у Жана такой глаз»! Так открой его! Глаза отказывают, задействуй мозг. — Закончила спокойно и слезла с дивана. — Сделай хоть что-нибудь. — Держа уши руками, вся перепачканная кровью, шаркая ногами, пошла к входной двери, обратившись вслух, сутулясь и вздрагивая. Жан шел за ней, уже не отвлекая вопросами, пытаясь понять, что же там творится. А она оглянулась, отсутствующий взгляд блуждал, но на лице уже не было паники. Жану даже показалось, что она заинтересовалась тем, что минуту назад ее испугало, протянула руку к двери, в поисках ручки. За дверью мужской голос молил:

«Помоги! Помоги мне. Пусти меня! Мне нужна помощь. Ты же не бросишь меня на произвол ночи. Помоги, помоги же мне!» — И опять стук, сильный, долгий, пробудивший осторожность Виен, и она, сделав шаг назад, показала рукой, шепча мужу:

— Тут! Он стоит сейчас здесь и бьет. Удар, второй, еще, еще! — говорила Виен и рукой, сжатой в кулак, повторяла удары.

Жан, взяв ее двумя руками, отвел в сторону, подошел к двери на вытянутую руку, закрыл глаза. Повисла тишина, даже Виен боялась дышать. А Жан, мысленно убрал дверь, за ней отбрасывал прослойку за прослойкой «видимого» человеческим глазом.

Игорь, разбуженный шумом, спросонья понесся выяснить причину. Щелкнул выключателем и столкнулся с Виен, без сил сидевшую на полу, в самом центре широкого холла, у мраморной колоны, исходящей от необычного, геометрической формы, рисунка на полу и уходившей в своды потолка, копирующего изображения:

— Слышите? — спросил он и, оценив плачевное состояние Виен, тут же добавил: — Вижу, что слышите. Я сейчас. — Не дергая Жана, поднялся к ним в комнату, принес ее шаль, всегда лежащую на кресле, и туфли Виен, она машинально всунула ноги и замерла. Тогда парень поднял ее, насильно усадил на кушетку. Стал рядом с ней и следил за Жаном. Тот не среагировал на его появление, изучал сгусток дыма, пытался понять причину его появления.

— Странно. — Жан указал, где сгруппировалось неопознанная субстанция. А та, насторожилась, сгруппировалась, сконцентрировалась и повторяла его движения. Они изучали друг друга.

Виен провалилась в транс, как в день отъезда детей, поплыла картинка: «Дым сконцентрировался в одной точке, застыл и принялся приобретать вид ее мужа. Если бы не глаза, Виен бы забылась и бросилась к мужу. Что-то пронеслось между ней и субстанцией, закружив этот сгусток, смешивая краски. И этот, неожиданно появившийся, кто-то, или что-то, принялся впихивать сгусток в сосуд. Теперь тот стал похож на шар, серо-бурых оттенков. Вырывался, метался, бился о стенки невидимой преграды. Виен водила глазами, наблюдая за всем этим в трехмерном изображении. Справа было тепло, Виен отвлеклась, и очнулась. Рядом стоял Игорь, и Виен поняла, он помогает мужу, именно он держит «это».

Шар начал менять цвета, совсем обесцветился, но уже через миг стал молочным, затем серым и…, вдруг исчез. За мгновение, испарился.

— Где он? — спросил Игорь. Жан пожал плечами, он видел все, что видела Виен и даже больше, но тоже не понял, что произошло.

— Взрыв! — проговорила Ви. — Его нет! Его больше нет! Оно там, где и должно быть! — По ее состоянию, мужчины поняли — все нормализовалось.

— Надеюсь, это больше не повторится! — с облегчением вздохнул Жан, запомнив все до мелочей, определив в подкорку и решив все проанализировать поутру.

— Возможно! Как же я устала…. Нет сил, даже искупаться. — Зевнула Виен не в силах подняться к себе, на третий этаж.

****

Михаил, после ухода шефа, сосредоточился на непонятном объекте. Записал все, хотя то, что происходило перед камерой, было необычно до безумия, словно кто-то устроил шоу дымового занавеса, и после того, как неожиданно все пропало, решил изучить внимательней. Непонятные маневры «тумана», что-то пронеслось, он даже вздрогнул. Замедлил скорость просмотра и… в объективе камеры появился мужчина в черном длинном плаще до пят, с белыми, как лунь волосами, развевающимися от движения. Он стоял за туманом, или дымом, выровнявшись и расправив плечи, наблюдая как дымовой столб скручивается шаром, ничего не делая, просто смотрел на него. Взрыв, туман рассеялся, и мужчина исчез так же, как появился.

— Странная вещь! И кто это был? Отложу-ка я эту запись, покажу Жану. В спокойное время. Бедная Виен, как ей досталось! — подписав диск, положил на полку с пометкой «ВАЖНОЕ», присел на место. — Что творится?! Что опять творится, на белом свете!

_______________________________________________

*mon cher, ami — мой дорогой, друг. (франц.)

Глава 5

Иллюзия, фокус, обман — все это представление, в котором один предлагает, остальные созерцают.

Но действительно ли мы хотим видеть и слышать то, что нам преподносят, а чаще всего, навязывают? В любом случае, все это игра с определенными правилами, а правила, как известно, существуют для того, чтобы их нарушать.

****

Вот и август миновал свой экватор. ИВ потихоньку выздоравливал. Вилен полностью пришла в себя и, не оглядывалась на бессонные ночи, загадочные сны, необъяснимые посещения загадочного, красивого и в тоже время, странного мужчины, часами стоявшего под их окнами, как и отбросила ту ночь, в которой столкнулась с еще более туманным посещением, жила дальше, полностью отдавшись на волю случая.

— Дорогая! Может, наконец, снимем осаду дома? Семь дней твоего спокойствия…. — невзначай поинтересовался Жан, после очередного ее вздоха. — Или ты опять что-то слышишь?

— Спокойно, тихо, без визитов! — отчеканила и уже нежно, глядя ему в глаза, добавила: — Давай повременим немного. Не мешает же?

— Раздражает!

— Неужели? — иронично заметила она, не сдержалась, усмехнулась. — И с чего вдруг?

— Живем как в клетке! — признался честно, но тут же спохватился, видя ее пытливый взгляд. — Ви, что происходит?

— Странно, что ты спрашиваешь у меня. Всего лишь год назад, ты появился в моей жизни, сильным, умным, многообещающим. А теперь задаешь такие вопросы. Тебе не кажется это не естественным, а? Ты хоть помнишь, сколько тебе лет? И сколько за ними опыта? Не я ли должна бегать за тобой с вопросами? — Жан, в душе, глубоко пожалел, что затронул эту тему, но деваться было некуда, стоял напротив нее, как школьник, и выслушивал. — Это жизнь, муж мой, наша с тобой жизнь! По крайне мере я себе это внушила.

— Тяжело. Права была Ольга… — Жан осекся не договорив. Виен подошла, прижалась к нему, не для успокоения, а чтобы он не сразу увидел ее реакцию:

— Скучаешь? Что же ты такой упертый?! Позвони, съезди. Она же мать твоя! Я же не запрещаю. Не смотря ни на что, я не заставляла тебя отказаться от нее.

— Ты меня не правильно поняла. — Смотрел поверх ее головы, в одну точку, поглаживая ей спину.

— Разве? — прикрыла глаза, стараясь услышать его мысли, но Жан уже контролировал себя, постоянно. И лишь когда хотел, чтобы она слышала, давал мыслям волю. — А мне показалось, что я все правильно поняла.

— Нет! — он поднял ее лицо. Виен справилась со своими, нахлынувшими эмоциями, смотрела на него совершенно спокойно. — Я лишь хотел сказать, что раньше проще было жить.

— Естественно! Инквизиции, чернокнижники, рабство, войны. Сколько ты их пережил? Ах, забыла еще — революции!

— Наша семья, за все существование, пережила только две войны. И то, одну мировую!

— Под каким колпаком вы жили? Не отвечай, это я так. А вторая, поделишься?

— Восстание одной из семей.

— И как? Победили? — спросила она с легким сарказмом. — Так что же пугает тебя сейчас?

— Ты! — откровенно сказал он.

— Что?! — Виен смотрела на него со смешанным чувством удивления и недоумения.

— Ты изменилась и все вокруг меняется. — поцеловал ее в щеку, слегка сжав плечо, тут же быстрым шагом миновал комнату, занялся бумагами, лежащими на столе.

— Я, конечно, могу сейчас потребовать объяснения, но не буду этого делать. — Виен пошла за ним, остановилась у порога и взялась рукой за дверной косяк. — Давай закончим, этот разговор, к хорошему он нас не приведет! А я очень дорожу, нашим взаимопониманием.

— Давай! — безразлично ответил он.

Виен опять занялась вещами, брошенными благодаря его вопросам, сегодня должна вернуться Катерина, их горничная, надо предоставить фронт работы. Подмывало вспылить, заставить договорить, выяснить все до конца, но она вложила все раздражение в работу. И тут ей пришла в голову, странная мысль, но изложить прямо сейчас ее Жану — равносильно с завязанными глазами толкнуть его к пропасти.

— Дорогой! — вложив в голос, как можно больше наивности, позвала его. — А можно спросить?

— Конечно! — ответил сразу, но не подошел.

— А вы встречи, со своими, устраиваете часто?

— Нет! Только при большом событии, ну, и на выдачу эликсира. Но так как раздача и наша свадьба совпали, то несколько десятков лет гости, вряд ли пожалуют.

— Жаль! А мне так хотелось встретиться, познакомиться поближе, хотя бы с близкими тебе людьми. Ведь у тебя же есть друзья? Может быть, и стала бы своей. — Жан еще на средине ее речи заинтересовался, подошел и стоял тихо, смотрел изучающее на ее размеренные, на первый взгляд, движения, однако, это было не так, ее пальцы подрагивали, волновалась, тем не менее, Жан этого не заметил. Вилен почувствовала его присутствие, повернулась: — Что тебя так удивило? Годовщина нашей свадьбы, разве не повод? Или я ошиблась? Ты жалеешь, что женился? — Она сделала вид, что загрустила, на глазах заблестели слезы.

— Что ты, родная, я только «за»! Просто думал, тебе не доставит удовольствия, видеть всех этих расфуфыренных снобов!

— Да кто бы говорил?! — Виен опять обняла его, но уже не прятала насмешливых глаз: — парнишка ты мой!

— Серьезно хочешь? — не веря собственным ушам, переспросил Жан.

— Ну, может не столь грандиозное, как тогда. Может самых близких тебе людей. Может и у Ольги появится повод вернуться.

По лицу Жана пробежала легкая тень, но он отбросил ее:

— Только я все сам организую! Договорились?

— Это так заманчиво! Как же я соскучилась по твоим сюрпризам и ухаживанию!

— Правда?

— Истинная! А почему такое сомнение? Разве я давала повод?

— Тебе показалось! — Обнял, немного оттаяв, а Виен, нежно целуя его, улыбалась и ликовала в душе: — «Главное, чтобы желание исходило от него, и все получится!» — Ее мысли прервал телефон. Не спеша отвечать, еще раз коснулась губами его щеки: — Извини, дети! — И уже в трубочку, не ускользая из его объятий: — Привет роднюльки! Как отдыхаете? — Минут пять улыбалась их рассказу, Жан кивнул, передавая привет, вернулся за стол, чтобы не мешать ей, общаться с детьми. И Ев, как почувствовала, спросила:

«А вы как? Не ссоритесь?»

— Нормально. А должны? — Виен задала вопрос, но ответа ждать не стала, продолжила, чтобы не привлекать внимание мужа, слыша даже на таком большом расстоянии, о чем думает дочь. — ИВ практически здоров. Более того, нашему папочке, удалось уговорить старика, он пополнит наши ряды.

«Ясно, Жан рядом. Тогда отвечай, как хочешь, но я спрошу. Что это за мужчина крутится возле дома, и ты с ним переглядываешься?»

— Ничуть, никогда и вообще не знаю.

«Такой высокий, стройный, выхоленный, вот только длина волос мне не по душе, практически до пояса. Переливаются, как лунный свет!»

— А вот с этого момента подробней! Дэн рядом? — она не спеша ушла в другую комнату, присела так, чтобы видеть Жана и понять, если его взволнует их беседа, но пока он был полностью не заинтересован их разговором. — Ев! Зачем повторяться? Промелькнул один раз и все! Лишь видение одной ночи. И то, я сейчас уже думаю, не примерещилось ли мне? Я просила позвонить, если есть что-то стоящее в будущем! Это все пережили.

«А я и говорю о будущем. Будь осторожней. Не пришлось бы делать выбор».

— Дорогая! Я сделала свой выбор, в прошлом году. И уверенна — последний!

«Это хорошо, Жана мы любим. Ну, пока! Скоро увидимся».

Виен и ответить не успела, как дочь отключилась:

«Этого мне еще не хватало! Что ей пригрезилось?» — думала Виен, не опуская трубочки, хотя там уже была тишина, затем произнесла: — Пока! — вышла из спальни, делая беззаботным лицо.

— Как дети? — спросил Жан, закрывая книгу и убирая в папку рабочие бумаги.

— Нормально! Развлекаются. Ты же знаешь своих сыновей, пока заряд фантазии не кончится, будут их баловать. Но, похоже, на этот раз они приедут раньше. По крайне мере так сказала Евгеша.

— Ребенка забирать пора, вот и спешат.

— Не уверена. — Виен думала о словах дочери, но старалась этого не показывать мужу. — Было бы желание еще колесить, попросили бы нас за ней съездить.

— Ну и хорошо, что приедут! — Жан по своей натуре был очень легким человеком. Да и мать приучила не зацикливаться, а быстро выполнять требуемое, что же касалось проблем, то он всю жизнь решал их по мере поступления и тут же отбрасывал, без долгого анализа, как только было все решено. Вот и сейчас, отмел все подозрения, убедился, что жена в полном порядке и схватился за новую идею. — Так, когда празднуем и где? — обнял хрупкое тельце, как игрушку перенес к дивану, уселся, усаживая ее рядом, чмокнул в щеку и ждал ответа.

— Милый! Ты же сам сказал, что все берешь на себя! Мне только скажи, хотя бы, за двое суток. Сам понимаешь — платье, прическа и все такое.

****

Прошло еще несколько дней. Все было замечательно, спокойно, размерено, вот только взгляд мужа, за общим ужином с близкими им мужчинами, ее встревожил. Заметив это, Виен начала присматриваться к его глазам в течение последующих дней. Он странно смотрел на ИВ, односложно отвечал на его, вполне уместные, вопросы и вообще, старался избегать старого друга. Сегодняшний вечер побил все рекорды. Жан неожиданно резко прервал ужин, правда, извинившись, но вышел, хлопнув дверью.

— ИВ! Прости, мне надо выйти. — посмотрела мужу вслед Виен, оставила тарелку, поднялась.

— Понимаю! Ревность кормить нельзя. — кивнул Василич.

— Заметил! — уже у двери оглянулась, поразившись не только поступку мужа, но и мгновенной догадке друга, остальные с сочувствием смотрели на нее.

— А тут и слепому ясно. Иди, не расти этот волдырь. — вместо ИВ ответил Михаил.

Ви попыталась услышать Жана, еще поднимаясь центральной лестницей на их этаж. Он ходил на верху, занимаясь самоедством. Она тихонько вошла и присела на краешек стола в небольшой гостиной их комнат.

— Поужинала?! — раздраженно спросил он.

— Спасибо! А что с тобой?

— Со мной?! А что со мной? Ничего! Подумаешь, любимая женщина кокетничает с другим, у меня на глазах, а потом еще спрашивает: «что с тобой»?! — это так было не похоже на Жана, что Виен вспылила:

— Все сказал? — Он даже не посмотрел в ее сторону и она, в сердцах открыла шкаф. Жан продолжал маршировать, что опять было не свойственно ему. Жан, даже в спокойные дни жизни, вздрагивал, если она дотрагивалась до дорожной сумки. Потеряв ее однажды, на долгие годы, он болезненно перенес разлуку. Виен это твердо знала и никогда не пользовалась его слабостью, не играла на чувствах. Но вот однажды, совсем недавно, они поругались из-за этого франта Филиппа и она, в опаске высказать мужу ненужные слова, просто взяла и уехала, ни сказав, ни слова — догнал, привез назад, вот тогда-то она и прочувствовала, как он боится ее потерять. «Что могло произойти за такое короткое время? — думала Вилена между репликами, если он ведет себя так вызывающе?»

— Да! — сказал, как отрезал, глянул через плечо и уставился в окно, словно только и ждал того, чтобы она скорее покинула этот дом.

— Значит, сможем спокойно собрать вещи и переехать в любое другое место, если здесь тебя так раздражают люди!

— Не ври мне, что тебе безразлично! — Жан оказался возле нее и навис как скала, Виен всунула ему дорожную сумку в руки и гордо, с вызовом, посмотрела в глаза:

— Безусловно, мне не все равно! Я — не твоя собственность!

— Кто бы сомневался! — сумка отлетела в сторону. — Ты же нарочно заморочила мне голову и обратила его. Он ведь, давно за тобой ухлестывает! — таких слов Виен от него, не то, что не слышала, даже представить не могла. Да и вообще всей этой ситуации. Прекрасно понимая, что любое слово обострит отношения, шла дальше, не в силах себя сдержать и его утихомиривать.

— Так это было мое желание?! — она уперлась кулачком в его грудь. — Так это я тебя разбудила посреди ночи, не зная, что делать и боясь потерять преданного, как собака, служащего! Так это я, веду себя как ненормальная, хлопая дверью, как школьник, а не глава огромного Рода! Так это я ради своей увлеченности, а не ты, ради спокойствия всей семьи, вернул его к жизни!

— Да! А я, старый безумец, поддался! — его глаза темнели, и весь облик мужа не поддавался описанию. Виен испугалась. Не за свою жизнь, за мужа. Она подавила свою спесивость, взяла его за руку, в попытке спокойно поговорить, ибо и в мыслях это был не ее Жан.

— Жан! ИВ твой управляющий. Он годами справлялся с тем, что входит в его обязанности, ты мне сам ни один раз говорил, что он не заменим. Что он тебе нужен, но не хочет этого принять. Ты мне это говорил, неоднократно! Поэтому меня здесь, ничего не держит. — Эжан усмехнулся, Ви не обращая внимания на его ухмылку, продолжала, еще нежнее и тише: — Мы год не были на косе, давай съездим на пару дней, нам там так хорошо было, вдвоем.

— Нет желания. — отмахнулся, но уже не повышал на нее голос.

— Как насчет города? Заберем ребенка, погуляем улочками, может, в театр сходим, или куда ты захочешь….

— Не знаю. Не тянет. — ее голос, спокойный, без оправданий, утихомиривал родившуюся спесь, да и прямо, открыто смотревшие на него глаза, возвращали покой душе. Уставился на нее, а Вилене показалось, что кто-то ему нашептывает, программирует его действия. Прислушалась — тишина. Погладила по руке и продолжила:

— Остается последнее, предложить соседство Ника. — Но Жан, не ответив, вышел, стараясь избежать дальнейшего разговора. Виен не навязывалась. Нет, несомненно, она могла найти компромисс, могла устроить скандал и заставить задуматься над сказанным. Могла и пойти от обратного — лаской и нежностью вынудить жалеть о сказанном. Но она не стала предпринимать ничего, дала ему возможность понять ошибку, без каких либо действий с ее стороны. Одно ее поразило, и она вернулась к этому, как только осталась одна: — Жан даже не дернулся, увидев, как достала сумку, а ведь все эти месяцы, не смотря на то, что она была его законной женой, в минуты, когда он не контролировал свои мысли, боялся ее ухода, больше всего на свете. Он, зная ее больше тридцати лет, изучив ее бунтарский характер, ведал, что при любом, даже маленьком конфликте, она уходит, давая себе время на размышления. А уж вернется ли, вот это было для него вопросом и оооочень жирным.

Время безжалостно проглотило полночь. Жан, делая вид, что усиленно занят работой, ждал, пока она уснет. Вилен, сделала себе и ему чай, молчаливо поставила перед ним на стол и сразу ушла; не вникая в смысл, даже не видя, что происходит на экране, посмотрела фильм, щелкнула пультом и, махнув на его выдуманные проблемы, уснула, оставив все свои сомнения и недовольства до утра.

«Проснись!» — Услышала она властный мужской голос. Открыла глаза и мгновение сомневалась, звали ее или нет, вспоминая сон — пустота. Были лишь краски. Как не было рядом и мужа. Он лег в кабинете, изображая «обиженного».

«Подойди! Подойди к окну!» — слышала она в голове, что совсем не удивило. Вот уже год она слышала людей, иногда подглядывала за теми, чьи мысли проносились мимо, а с появлением под окнами платинового поклонника, вообще была готова, что рано или поздно, он подаст голос. Подошла. Он стоял там же: «Спустись! Надо поговорить».

— Зачем? Я тебя и так слышу. — ответила и даже не удивилась, как легко он наладил с ней связь.

«Спустись! — не просил, требовал. — Так будет проще! Зачем будить вселенную, крича на всю солнечную систему? — Виен промолчала и не пошевелилась. — Я чувствую страх. Страх — это не то, что мне надо».

— А я и не боюсь! Просто не понимаю зачем.

«Действительно, зачем? — полы его плаща разлетелись в разные стороны, хотя Виен не чувствовала и маленького дуновения, вслед за ними и его сияющие волосы заиграли. Ви догадалась, это он подался вперед. — Стены же не помеха! Муж будет счастлив, застав кого-либо, в своей постели».

— Шантаж здесь не уместен. Я ведь могу и закричать, поднять на ноги весь дом, разбудить мужа, в конце — концов, охрану.

«Можешь. Но, как это кончится для него? Ты не задумывалась, зачем я здесь?»

— Я иду! Только оставь его в покое!

«А говоришь, шантаж не уместен»! — Виен показалось, что гость улыбается, но рассматривать не собиралась. Сбросив ночнушку, надела брюки, легкую кофту, в суматохе забыв про обувь, проскользнула мимо кабинета и побежала на берег. Часы высветили 3:45.

Глава 6

Он стоял на том же месте, где и в первую ночь. Высок, красив, статен, уверен в себе. Как и при первой встрече, одет во все черное, совсем легкое, развивающееся. Длинный не застегнутый плащ, искусно подчеркивал великолепное белое тело. Брюки, заправленные в высокие сапоги. Лицо ясное и властное. Выточенный нос и рот, глаза большие и бездонные. Виен не сразу поняла их цвет. Издали казалось, что они небесно-голубые, минув половину пути, что совсем синие, а подойдя ближе, засомневалась, видя только черноту. Было страшно. И он это знал. Как она знала, что нельзя избежать предначертанное только тебе. Как не уйти от неподвластной тебе силы, не испытав ее до конца.

— Значит это ты, пробуждаешь меня на рассвете? — начала разговор первой, словно бросая вызов.

— Наверное. Или ты сама просыпаешься, ощущая мое присутствие.

— Еще бы не проснуться, когда орут на всю вселенную! Кажется, ты так мотивировал нашу встречу. Но мне плевать на вселенную, а вот в доме все знают, что я как школьница, сбежала среди ночи.

— Все спят! Если это тебя так волнует. Спят, пока Я этого хочу!

— Даже так! — Виен подошла достаточно близко, остановилась и уже не изучала его, ей было достаточно того, что она увидела дорогой. Он молчал, а вместе с ним и все окружение. Вилена обратила внимание, что даже море дышит беззвучно. Стоять и молчать было неловко, проглотив очередной прилив тревоги, продолжила: — Кто же ты? Зачем тебе эта встреча?

— Я все и ничего! Дух, мысль, желание! — его слова лились как музыка, мелодично и легко. — Возможно, чье-то воображение, а может быть и больше.

— Ты хочешь сказать, я сплю?!

— А ты, как думаешь? — улыбнулся и глаза прищурились. Виен присела, взяла горсть песка и, отпуская по песчинке, высыпала. Затем взяла подол его плаща, ударившего ее, развиваясь, ткань скользнула из ее руки. Поднялась и решилась, дотронулась до его тела. Приятная прохлада побежала по ее руке, добежав к сердцу, оставила покой и понесла его по венам, доставляя в разум.

— Я уверена, что не сплю. И если ты не ответишь прямо и просто на мои вопросы, уйду.

— Уходи! Но тогда ты не узнаешь то, что тебя гнетет и так долго волнует.

— Вот почему все так?! — его слова задели Виен. — Почему просто не сказать? Зачем эта напыщенность и загадочность? Ты просил — я пришла! Вижу зря. Вы все, мужчины, даже не земные, как ты, раздуваете мыльный пузырь, вместо честной игры! — Она сделала пол оборота, собираясь уйти. — Справлюсь как-то сама!

— Что же, ты делаешь выбор не в свою пользу! А я лишь хотел предложить сделку.

— Сделку?! — Виен злилась. — Я задала всего два вопроса, не услышала ни одного ответа!

— Не важно, кто я, у тебя есть вещь, которая тебе не принадлежит. Отдай ее мне и все пройдет! Или….

— Что, или? — Виен подняла обе брови, ухмыльнулась, а он стал серьезней:

— Или ты потеряешь все: мужа, дом, достаток.

— Мужа? Так это ты нагнетаешь его состояние! — Утвердилась в своей догадке, помянула Филиппа.

— Нет! Хотя ветерок сомнения пронесся мимо. — Ответ был честен, она это видела. Его глаза вдруг потеплели. Опять стали спокойно голубыми, как весеннее небо. Лицо привлекало, нет, оно манило. — А может, бросишь его? — Виен показалось, что он читает ее мысли, как и она его, и тут же усмехнулась этому, ведь они же заговорили, на расстоянии. А он, сделав мизерную паузу, продолжал: — Я подарю тебе больше.

— Что может быть больше, чем у меня есть?

— Все. Все, что пожелаешь! Весь мир. Вселенная! — Он развел руками, и спокойное море заплясало, бросая пену на берег, ветер пронесся мимо нее, подгоняя мирно плывущие облака. Даже песок закружился у ее ног.

— Весь мир? Какие высокие слова, а за ними…. — отрицательно замотала головой. — Прости, но мне хватает. Чужого же у меня нет ничего.

За его спиной проснулся рассвет, озаряя берег и их ласковым светом. Он стал еще прекрасней. Вилена опустила глаза, боясь пробуждающихся чувств, и заметила, что он не стоит, а парит над землей. Это поразило, но был не тот момент, чтобы над этим задумываться. Свежесть зари пробудила новые запахи и Виен уловила его аромат, глубоко вдохнула — от него исходил дух желания. Где-то внутри просыпалась ответная тяга; подавить ее Вилен было легко. Ни сердце, ни душа его не желали. Да и разум признавал только Жана, какой бы он не был, со всеми слабостями и недостатками. Он будто увидел ее мысли, улыбнулся, провел, не касаясь щек, по ее лицу. Волна влечения показала себя: голова закружилась или мир закружился вокруг. Ви глянула в его глаза, но не нашла, как надеялась, ни капли насмешки. Они несли любовь. Встряхнув головой, отбрасывая ненужные мысли, спросила:

— Как тебя называть?

— Зачем?

— Мало ли.

— Я рядом. Всегда рядом. Только подумай и я приду.

— Тогда прощай! Мне с детства внушали, что общение с незнакомцами не приведет ни к чему хорошему. — Сказала и осталась стоять, а он удерживал и не скрывал этого:

— Подари мне имя сама. То, которое видишь. И еще. — Виен была полна внимания. — Я впервые встречаю такого человека.

— Какого, такого? — тихо промолвила она, без капли любопытства.

— Страх скомканный в кулак. Желание, отброшенное в низ живота, но ни капли женского любопытства. Как можно подавлять то, что заложено природой?

— Я не кошка! — обиделась такому сравнению.

— Прости! Только я и не думал тебя с ней ассоциировать. — еще приподнялся и немного отдалился от нее. — Неужели есть на этом свете Любовь?

— И вера, и преданность и благодарность! Прощай! У меня нет ничего, что ты просишь. А с мужем мы разберемся сами.

— Я бы не был столь уверен. — и опять его голос охладил ее, выпрямила плечи, решила продолжить разговор, чтобы понять на чьей он стороне:

— Ответишь на мои вопросы, я, возможно, подумаю над твоими. Так как? — Молчание в ответ. — Прощай, уже рассвет.

— Мне он не страшен. Я, в некоторой степени, живой! — Он опять тянул время расставания, Виен это чувствовала. Уйти могла давно, но и ее удерживала его неведомая сила:

— Твое счастье. Прощай! — Виен развернулась, но наверх не пошла. Села на пустующий лежак, решив тут встретить день. Он постоял еще немного, разговор продолжать не стал. Встретился еще раз с ее глазами и пошел, очень медленно, как бы таща зарю за собой.

Виен опустила голову, вздох вырвался из груди. С уходом гостя ушел покой, вернулись сумрачные мысли о муже: «Вот как, как он может со мной говорить в таком тоне, да и вообще так поступать?! Не он ли год назад, сидел у моей постели, будучи чужим человеком и вытягивал из лап смерти? Так что теперь? Что я сделала не так, что он меня унижает? Нет, без Филиппа тут не обошлось!» Услышала шаги по песку, поворачиваться не стала, убрала слезы с лица.

— Ви! Что ты тут делаешь, в такую рань?! — Ни нотки вчерашнего голоса.

— Дышу.

— Холодно. Конец августа. И снова босиком! — Жан заметил ноги, мокрые, в налипшем песке. Виен опустила голову, усмехнулась, она даже не почувствовала.

— Не холоднее, чем в пустой постели. — слыша его сомнения в собственной правоте, решила укором ответить на вчерашнее хамство.

— Прости! Я заработался, не хотел будить. — присел рядом, поднял ее ноги и, согревая, растирал, убирая песок.

— Раньше тебе это не мешало. — заглянула в глаза, удостоверилась, что понимает. — Жан! Ты не умеешь врать, не начинай!

— Прости! Я был неправ, вчера. — Виен промолчала. — Может, пойдем? Ты как ледышка…

— Как скажешь. — только с места не сдвинулась, Жан тоже. Молчали, не долго. Жан положил руку на ее спину. У Виен вырвался отчаянный шепот. — Ледышка! Как не стать, когда умирает любовь!

— Вилена! — объятия стали сильней.

— Молчи! Не я тебя разлюбила. Ты сам топчешь нашу любовь! Словами, поступками, мыслями! Но делай, как хочешь, твоя жизнь. — поднялась и пошла наверх, Жан отставал на полшага, Вилен слышала его дыхание. Ступенька, вторая, прошли десять и она, не повышая голос и на пол тона, спросила: — Ты решил, уезжаем, или ждем детей здесь?

— Подождем здесь. А что, у тебя поменялось желание?

— Не хочу тебя потерять! — Это был крик души, слышимый лишь двоими. Его руки остановили ее, прижали к себе. Ей даже показалось, что все вернулось — тепло, любовь, забота….

Ей показалось…

Глава 7

«Мы» умирает от первого посягательства, что один из двух — собственность второго.

****

Утро. Открыв глаза, Виен поняла — все, это конец! Постель его еще была тепла, но Жана не было. Его вообще больше не было! Виен не слышала его ни в доме, ни в округе. Поднялась и открыла шкафы, он взял только самое необходимое. Наличие зубной щетки и расчески ни о чем не говорило. Провела рукой по голове, прижимая, вставший от ужаса ежик волос:

— Так уходят от надоевшей жены! — Пошла, волоча ноги и держась за грудь обоими руками, сдерживая всхлипы. — Бросил. Он меня бросил! Только не реветь. Только не разреветься! — краем глаза заметила лист, белеющий на столе в их гостиной.

«Прости! Мне надо понять себя. Возможно, и тебе без меня будет легче».

Ни обращения, ни подписи, ни сухого прощального «пока».

Виен заперла дверь, сложила лист и, положив под подушку мужа, легла и закрыла глаза. Слез не было, только ужасная боль в сердце и разрывающиеся легкие, не выпускающие крик.

В дверь постучали, Катерина пришла убирать. Постояла немного, ушла, наводить порядок в других комнатах. Поцарапалась кошка, издала недовольные «мрряв» и улеглась по ту сторону двери, охраняя. Время от времени проводя лапкой по закрытой двери и зовя хозяйку. Зазвонил телефон внутренней связи, протянула руку — оборвала провод.

«За что?!» — кричало в голове и пульсировало в висках. В груди появилась трещина.

Опять постучалась Катя, и опять не дождавшись ответа, ушла.

Сон не приходил. Зато окутало безразличие, простое равнодушие к собственной жизни накрыло одеялом. Затылок потяжелел, начало закладывать уши, но Виен даже не шевелилась, лежала на боку, сквозь прикрытые ресницы, поглядывая на его подушку.

— Виен! Открой! Это я. — настойчиво просил ИВ. — Уже полдень.

Отморозилась. В окно, вовсю палило солнце, мешало. Оторвала себя от кровати, опустила жалюзи, задвинула шторы и опять спряталась в постель.

Очнулась ночью. ОН стоял на том же месте и ждал, такой же величественный, еще больше красивый, просто неземной, не торопя, не зовя, не требуя. Тяжелые, платиновые волосы не струились как первые дни, а развевались в разные стороны, как и полы его черного плаща. Море вторило им, беспокойно кидаясь на берег. Виен подошла к окну, распахнула, впуская ночную свежесть:

— Пошел к черту! — подумала она и снова наглухо закрылась. — Уж лучше задохнусь, чем тебя слышать, видеть, знать! — Глянула на кондиционер, стыдливо спрятавшийся в самом углу. — Вот и молчи. — сказала железяке, но не включила, побродила по комнате, дошла до ванной. Слезы хлынули с первой каплей воды. Плакала долго, зажав рот, чтобы не будить дом, сидя на холодном металле душевой. Закончилась теплая вода, загудел бак, нагревая новую. Холодный поток воды обливал тело, не успевая нагреться.

Выплакавшись, замерзнув, надела чистое белье, выбрала платье. Грянул гром, хлынул ливень. Ви заперла дверь в спальню и села на подоконник, открыв одну створку. ОН испарился. Вздохнула. Заострила внимание на каплях, падающих на стекло и понеслась в прошлое. Чуть больше года, такой же дождливый день уносил ее далеко от жизни. Жан спас, вытащил. «Зачем? Чтобы бросить, просто уйти без объяснений? — задавала она себе вопросы и тут же отвечала: — Чтобы убить! Морально убить!»

Пляж был пуст. Внезапно налетевшая гроза разогнала всех. Однако Вилен не замечала этого, пустота была в ней самой. Совершенно онемело тело, но и это не заставило ее даже пошевелиться. В дверь постоянно стучали, она и на это не реагировала. Напротив окна появился ИВ, помахал ей. И это ее не интересовало.

День сменился вечером, спустилась на кушетку, положив голову на подоконник. Видела бушующее море, растущие, практически черные волны, рвущиеся к ней. Пожалуй, это было единственным, что трогало ее внимание, что распознавал заснувший мозг. Все краски исчезли, остался серый цвет и красный небосвод, раздираемый молниями, грязная вода и ночь…

Зазвонил мобильник.

— Да! — Выдавила она из себя.

— Муль! Привет! — Прощебетала Ев.

— Я сплю! — тихо прохрипела и отключилась. Звонок повторился. Швырнула телефон на кровать и уставилась в окно. ОН больше не появлялся, а она не задумывалась, хорошо это или плохо. Внутри все умерло. Дождь заменил слезы….

День не сильно отличался от ночи. Красок по-прежнему не было, звуки отсутствовали, все, кроме завывания ветра и рева моря. Зазвенели ключи, щелкнул замок, открылась дверь гостиной комнаты — ИВ вспомнил о дубликатах:

— Ви! Не глупи! Поешь, я оставлю поднос на столе. — Стукнул слегка по двери и удалился, понимая, что ей не до встреч. Так повторилось трижды, менялись лишь голоса: Игорь, Юрий и даже Михаил. Последний из мужчин, пригрозил выломать дверь.

Смотреть на постоянную серость надоело. Перебралась в кровать. Рука нашла забытый ею приговор. Крик вырвался из груди и стоном наполнил спальню…

Минула ночь, за ней еще одна. Ни слез, ни голоса больше не было.

«Возможно это все ложь, такая же, как и его любовь? Нет никакого дара, и бессмертия нет? И жизнь, такая жестокая, останется здесь, на этой холодной постели?» — проснувшийся мозг начал мыслить. Вилена безрассудно принимала решения. Забегала по комнате, обыскивая ящики, в поисках таблеток, своих обезболивающих, на которых жила достаточно долгое время до того как… Их не было. Смутно вспомнила, что за год не выпила ни одной. Открыла дверь, пошла по комнатам, выдвигая ящики в поиске хотя бы снотворного, передвигаясь как приведение. Сама не заметила, как оказалась на улице. Бесцельно пошла вперед и уткнулась в запертые ворота. Постояла, тупо смотря на них. В мозгу щелкнуло. Повернула налево, достигла ступеней к морю. Те самые, 172 ступеньки, железной лестнице, по которой их судьба, с дочерьми, привела в этот дом, в ДОМ ГАЕВ. Спотыкаясь, скользя по мокрому железу, спускалась вниз, постоянно вытирая руками заливающую лицо воду. Не успела схватиться за поручни и покатилась вниз. Хруст раздался в левой руке, в глазах потемнело и ….

Открыла глаза, когда ночь начала уступать дорогу серости нового дня. Поднялась, левая рука упала плетью, совсем не слушалась. Упрямо минула второй пролет, подошла к воде. Стихия разразилась с новой силой. Море поднималось на дыбы, пытаясь вывернуться на изнанку. Схватило ее, затянуло и закружило, всасывая в пучину. Виен закрыла глаза, отдаваясь холодной, безжалостной воде….

Сильные, мужские руки схватили ее, потащили вверх. Седые, мокрые волосы упали на лицо, грудная клетка затрещала под нажимом. Закашлялась, приоткрыла глаза, и тут же устало опустила веки.

****

Михаил подскочил к краю обрыва и увидел, как над Виен наклонился незнакомый человек, поставив руку ей на грудь, посылая ей яркие импульсы. Выкрикнул в рацию: — Срочно ко мне! — и понесся вниз. Но ни Вилены, ни мужчины уже не было. С ее окна слетела сетка, с грохотом открылись створки.

— Что за хрень! — выругался Михаил, побежал назад. Навстречу ему шли ИВ и Игорь:

— Где она?

— Кто же это знает. Блин нафик! Я собственными глазами видел, как какой-то мужик, с платиновыми косами, нес ее из воды. Затем поставил руку на грудь и между ними сверкнул огонь. Я полетел к ним, а их нет! Но не украл же он ее. Пляж пустой. — Михаил постоянно озирался, выискивая по сторонам.

— Поднимусь, — сказал ИВ, — из ее окна вылетела сетка, фрамугу чуть не вырвало.

— Не думаешь ли ты, что она перелетела?! — бросил Михаил.

— А у тебя есть другие варианты? — спокойно ответил ИВ, хотя сам был на взводе.

— Подождите! Не грызитесь! — стал между ними Игорь. — Михаил! Просмотри здесь вокруг еще раз. ИВ, давай обследуем все наверху, какие у нас пустые домики?

— Вы не слышите? — голос ИВ сорвался на крик, но тут же он взял себя в руки. — Я посмотрю в ее комнате, а вы делайте, что хотите. Для меня главное сейчас, привести Виен в чувство! — Отрезал все предложения, подчеркивая свое отношение к женщине.

— Да нет ее в комнате! — доказывал Михаил, а ветер уносил его слова. — Я сам видел ее у воды!

— Я все сказал. — стоял на своем ИВ.

— А если у нее заперто, будешь дверь ломать? — зачем-то спросил Игорь, совсем растерявшись.

— Дверь важнее человека? — взгляд ИВ впился в парня, тот даже вжал в плечи шею.

— Прости! Это я от волнения за Ви, она же…. — парень замялся и пошел осматривать пустые домики.

****

Виен очнулась на кушетке, мокрая, вся в песке, с неестественно изогнутой рукой и страшной болью во всем теле.

«Это не выход и не решение проблемы!» — до Вилен доходил смысл мужского, грудного, довольно таки спокойного голоса, знакомого ей. Сквозь ресницы пробивалось сияние его волос. Подняла голову, а он уже растворялся, оставляя за собой лишь свой, невероятный запах. Облокачиваясь на одну руку, царапая спину о безжизненный пластик подоконника, Вилен села. За дверью приближался топот торопливых шагов. Открыли дверь в гостиной и ИВ, дергая ручку дверей ее спальни, позвал:

— Ви! Ты здесь?

— Идите к шутам! — прохрипела она.

— Вилена! Это уже не смешно! Я просто выломаю дверь!

— Пошел вон! — повысила она голос.

— Я не шучу. Открой дверь. Пожалуйста!

— Пошли вон, все! Убирайтесь! Оставьте меня в покое! Вон! Идите вон! — Она кричала хриплым, сорвавшимся голосом, безумно смотря на дергающуюся ручку. Ноги тряслись, нервы были на взводе, и это отражалось на ступнях, а ИВ, словно не слышал ее:

— Вилена, Ви! Дорогая!

— Еще одно движение и я отпущу руку. — угрожающе сказала она, блефуя, но тут же поднялась на ноги, выставив себя в открытом окне, примеряясь, насколько у нее хватит сил, прыгнуть с него.

— Ви, не смей! Все, все! Я отойду. Только не делай глупости. Сама будешь жалеть. — ИВ прислушался, что-то слабо стукнуло, затем по полу зашлепали босые ноги. Долго не могла справиться с замком, открыла, высунула белое как полотно лицо, без кровинки, даже в уголках глаз:

— В этом доме можно найти покой, или мне всех уволить? — совсем прозрачные, потерявшие свой голубой цвет майского неба глаза глянули на него, Виен не узнавала мужчину, он был размыт в ее восприятии.

— Вилена! — ИВ стоял у двери, совсем рядом с ней и ему казалось, что женщина его не видит, настолько безжизненными были глаза. — Виленочка, милая! Ты взрослый человек. Давай поговорим, спокойно.

— Пошел вон! Иди, разговаривай с ним! Я видеть никого не хочу! Убирайся!

— Ви!

— Меня нет! Нет меня больше! Он вычеркнул меня, как ненужную строку в письме! Стер, нажав клавишу «Delete»!

— Вилен! Вот, что ты говоришь?! — боясь даже пошевелиться, мужчина пытался вернуть ее словами.

— Я больше никто! Нет у меня имени! Безымянная я! — Силы покидали ее, Виен, почувствовал, как подкашиваются ноги, захлопнула дверь и сползла. Боль в руке вернулась, застонала. ИВ подскочил к двери, присел, слыша где она расположилась, тихо — тихо позвал:

— Вилена! Ты есть, ты всегда будешь.

— Не поминай больше это имя! Оно умерло! Утонуло! Сгорело, вместе с моей душой! — выкрикивала она каждое слово.

— Вилена! Подумай о девочках.

— О! — взвыла она и сорвалась на хохот, истерически, всхлипывая. — Шантаж! Опять шантаж. ИВ, хоть ты не опускайся до них. Уйди! — Всхлипнув пару раз, обессилено протянула ноги, опираясь здоровой рукой, но уже более спокойно добавила, подняв к потолку опустошенные глаза. — Уйди.

— Вилен! — Последний раз попытался мужчина обратиться к ее разуму.

— Имени этого не называй, безымянная я, отныне! — То ли пропела, то ли простонала. Просто оторвала голову от двери, махнула рукой, зацепившись здоровым плечом о дверной косяк, чтобы не грохнуться, попыталась подняться. Ноги скользили, ухватилась за ручку, поднялась, и ИВ услышал шарканье ее ног.

— ИВ! — Позвал Михаил: — Ты так ничего не добьешься. Ну, день еще, и она придет в себя.

Им в спины ударила волна громкой музыки: «Расставанья маленькая смерть….» — все громче и громче, повторяясь, как только закончится.

— Ты ее не знаешь! — в ужасе проговорил ИВ, совсем не зная, что делать. — Они с девчонками, ненормальные!

— Смотря, какой линейкой, ты измеряешь эту норму! — Присоединился к их разговору Игорь.

— По общепринятому стандарту! — сгорбился, уставился в пол и прошел мимо них.

— ИВ! Не кипишуй! Она дома, считай, что у меня был глюк. — Окликнул Михаил. ИВ оглянулся на дверь, за которой, под неимоверным криком колонок, пряталась Вилен. Громкость — уже было отклонение от его Вилены, которую он знал много лет. Слезы, крик, внешний вид — такого он не видел за все годы их знакомства. Он почесал затылок, затем подбородок: — Смерть и то лучше выглядит! Пойдемте, работу никто не отменял.

— А где Жан? — Михаил выдал наружу то, что мучило всех служащих, — что вообще происходит?

— А я знаю?!

— И я не знаю. — пожал плечами Игорь. — Я хотел позвонить, но как-то не решился.

— Я, даже не пытался! — Бросил ИВ, ускорив шаг.

— Он вне зоны, все эти дни. Надо звонить детям. — Михаил смотрел на ИВ, молчаливо намекая.

— Почему я?

— Потому! ИВ, ты же сам знаешь почему.

****

Вилена смотрела в зеркало и видела совершенно чужое лицо. Черные потухшие волосы торчали в разные стороны. На пергаментно-белом лице выделялись черные круги глаз, с бесцветными зрачками. Синие губы, потрескавшиеся, высохшие. Рука изогнута в другую сторону. Из ранки текла кровь, но уже не алая, а совсем белесая.

— Белые делают ход и побеждают. — Глядя на струйку, произнесла она и вернулась к зеркалу. — Вот блин! В воде не тонем, в огне не горим! Зато руки ломаем. Может шею сломать? — Она как смогла, умыла лицо, стащила мокрые вещи, взвыв, снимая их с поломанной руки. Немного подумав, зашла в душ. Одевшись с трудом, прошла в гостиную, открыла бар, из первой бутылки полила на рану, скривилась от боли: — Что же так больно? Давно пора привыкнуть… — Стонала, растирая руку, слыша как кости под кожей перемещаются. Затем выпила, прямо из горлышка. — А может искупать себя этим и испробовать огонь? Вдруг получится…. А если нет? Жить в шрамах? Хотя, какая разница. Гадюшник — то, точно сгорит, синим пламенем, а я нагреюсь…. Наконец-то нагреюсь….

Не выпуская бутылку из рук, пошла в зимний сад, забилась в самый дальний угол и затихла.

Хлопали двери, сновали люди, орали птицы. — Нет! Это невыносимо! В норку, в свою норку. Буду маленькой серенькой мышью. — вернулась к себе, заперла все двери, бросила опустевшую бутылку прямо на пол, легла в кровать и укрылась с головой. — Я не мышь и даже не крот. Я слизняк. Скользкий, мерзкий, безликий. — отключаясь, нашла себе новое имя.

Глава 8

Свет яркого солнца пробивался сквозь шторы и одеяло, Виен стащила его с головы, уставилась на окно. В соседней комнате тихо разговаривали, но она не могла разобрать ни слов, ни интонации. Она даже не узнавала голоса:

— Странно! Обычно я слышу все, особенно то, что не хочу. — полежала, пока к свету привыкли глаза. Поднимаясь, вспомнила о руке, на ней была тугая повязка, боль ушла, лишь небольшой дискомфорт. Сползла с кровати, привела себя в порядок, если так можно охарактеризовать ее действия. И опять уселась у окна. Вспомнила что-то, нахмурила брови:

— А где ТО, что так просто разрушило мою жизнь? И где тот, что забрал у меня все? Даже такой пустяк, как смерть?! — пауза, вздох, взгляд на свое отражение в стекле. — Что я теперь? Кто я теперь? Зачем мне надо это существование? — Скатилась с кушетки и тишину разорвала, в сотый раз: — «Там, где ты — нет меня. Там где я»…..

Приоткрылась дверь и в комнату вошли, но она не повернулась. Ей было индифферентно, ходят здесь, видят ее или слышат, кто ходит… Она была слизняком. Для себя. А они не парятся на чей-то счет. Что-то говорили — она не слушала. Закончилась песня — повторять не стала. Поняла, что лень сделать даже и это. Прошла мимо кого-то и села в углу сада. Так же бездумно переместилась назад, улеглась в кровать. Просунула руку под подушку, ничего не нащупала. Вскочила и отбросила подушку в сторону, раздался грохот, сбила какой-то предмет. Вилен не обратила и на это внимание, сорвала простыни, затем матрас. Крик ужаса вырвался из груди, и Виен, как сумасшедшая, забегала по комнате, переворачивая все, ища маленький клочок бумаги, обрывок, где осталась вся ее жизнь.

— Мама! — услышала она в другом измерении голос Вел. — Что ты творишь? Ты можешь сказать, что ищешь, мы поможем. — Виен не ответила, просто разучилась это делать. Стон заглушал слова, которые пробивались к ней. Заметила корзину для грязного белья, пошла к ней, вывалила все на пол, проверила каждую вещь. Записка нашлась в кармане халата. Не читая, прижала к груди, села на окно и, застонав, расплакалась, раскачиваясь как маятник. Затем стон сменился всхлипыванием и причитанием: «За что?!»

Вел пыталась вытащить листочек из рук мамы, не подходя, но сопротивление матери было сильно. Она срослась с этим клочком.

— Вел! Не надо. — попросил Эд, почерневший от вида, так полюбившейся ему, этой низенькой женщины, не столько матери его любимой, или жены его отца, а как друга.

— Я хочу знать, что там, в этой бумажке.

— Узнаешь, хотя и так понятно, что ничего хорошего. — Они вернулись по тревожному звонку и просто ужаснулись плачевным зрелищем, принялись приводить Виен в чувство, так и не успев узнать конкретно причину.

— Тебе понятно?! А мне нет! Просто так она бы до такого не дошла! — Вел была на взводе, не контролировала тон, не взвешивала эмоции.

— Не повышай голос. — Эд подошел к ней: — Не я обидел маму.

— Прости.

Дэн прикладывал все силы, чтобы успокоить Ви, правил ее ауру, убаюкивал душу, но она и ему не поддавалась, закрывалась иголками, или пряталась в раковину. Так прошли еще одни сутки, но уже с ними.

А Виен влачила свое новое существование — просыпалась в три утра, садилась у окна, почувствовав солнце, одевалась, выбиралась в сад, совсем ненадолго, пока солнце не покинет ее окон. Как лунатик, возвращалась и забиралась в холодный душ, иногда забыв даже снять с себя вещи. Сразу ложилась, впадала в сон, тяжелый, пустой. Все было как сомнамбулизм, но сегодня, найдя листок, появились эмоции.

Ев долго смотрела на все: на попытки сестры, на визуальные усилия Дэна — не выдержала, подошла и просто разжала пальцы, взяла скомканную записку. Мать не отреагировала. Вел прочла вслух и положила измятый клочок бумаги на стол. Эд перечитал сам, точно жена могла что-то упустить:

— Идем, узнаем у ИВ, что тут произошло! — Кивнул он Дэну, через силу сдерживаясь.

ИВ чувствовал себя неуютно, сковано, ведь это он пропустил момент, допустив срыв Вилены, пустил на самотек, да вообще ничего для нее не сделал!

— Ребята! Правда, не в курсе. И не только я. Каюсь! Надо было позвонить вам раньше, но я не видел, что творится за закрытой дверью. Мы надеялись, что решим сами, не тревожа вас. Не получилось! — похудевший, посеревший, еще не совсем поправившись после недуга, стоял как школьник, перед братьями, выше его на голову и на сажень шире в плечах, и смотрел в глаза, каясь.

— А надо было позвонить, в первый же день! — Укорила Вел, вошедшая за ними, парни расступились, вздохнув.

— Ну, простите! Насколько знаю, Ев научилась видеть, и что? Могла бы и сообразить. — ИВ не оправдывался, старался донести суть.

— Сообразишь тут! Ма отключилась, Жан за зоной. У меня в голове только серые вспышки. Откуда мне было знать, что это сигналы СОС?! — Ев не хотела идти, осталась с матерью, присела рядом, погладила по голове. Та и на это не отреагировала, вздохнув, позвав ее пару раз, раздумала, побежала за остальными, и как оказалось, не напрасно. Однако ИВ прав, проморгали, что уж тут. — ИВ! Мы, правда, думали, что они с отцом просто решили побыть одни, как в прошлом году. А тут я еще ей позвонила и сказала, что у нее появился поклонник.

— Поклонник?! Был тут один. — Игорь вспомнил субстанцию, окутавшую их дом за пару дней до драмы.

— Подождите! — Михаил встал, — Ев, кого ты видела?

— Да, такого высокого, красивого, с длинным, седым волосом. Больше ничего сказать не могу, он быстро испаряется, не оставляя следа.

— Это тот же, что я заметил! ИВ, помнишь, в то утро, ну, когда она…?

— А на записях? — Поинтересовался Эд, перебив Михаила, не дав ему при девушках рассказать еще одну неприятность, содеянную Вилен.

— Ничего! Хотя… Смотрите сами. — поставил диск, отошел в сторону, готовясь принять удар на себя, за все произошедшее. Эд сел за комп, просмотрел двухнедельную запись, промотал раз, второй, на третий нажал стоп кадр:

— Это он?

— Да! — ответили Ев и Михаил. — Как ты его разглядел?

— Он двигается с неимоверной скоростью. Заметил мелькание, неестественное, уменьшил. Он у дома все дни, стоит и смотрит, как бы наблюдает. Просто следит. — кадры ползли, Эд не отрывал взгляда. — Так говоришь, Михаил, видел его над Виен?

— Да! На берегу. — Михаил оглянулся на девушек, соображая, как бы преподнести мягче.

— Посмотрим. — Эд, даже не подозревая, что могло быть хуже, чем они уже узнали, вернул все в норму и запустил просмотр, озвучивая. — Вот Ви спустилась. Жаль, берег не снимаем, хотя…. А где тут у нас запись с угловой камеры? Ага! Кажется это она. Так, это отец, они вернулись с пляжа, что в такую рань делали там…? Игорь! Нет съемки по времени раньше?

— Наверное нет, мы их редко сохраняем, только если, что-то важное. — отозвался парень, так же как и они не видевший падения Виен.

— Понятно. — Эд прокручивал дальше, продолжая говорить. — Отец уехал. Посторонних нет. Ага! Вот ЭТОТ, назовем его Маг, отшвырнул сетку и опустил Виен за окно. Просто летающее несчастье!

— Какое же это несчастье? — возразила Ев: — Он маму вернул!

— Откуда? — Глянул на нее Дэн, смотря на все, как на фильм, то что в руках была Виен, никто ему не докажет, да и ЛЕТАЮЩИЙ человек — это уже слишком! Собрался было обругать всех за то, что не время и не место шутки шутить, как брат, увидев нечто, обратил на себя внимание:

— Не торопитесь, люди! — Эда взял азарт, он хотел во всем разобраться, чтобы наверняка знать, что делать дальше. — Камера, что в беседке, она же тоже крутится, я сам устанавливал. Сейчас, сейчас! Так…., вот лифт. Движение мимо него и камера должна начать фиксировать.

— Подожди! Мы этот диск сменили буквально вчера. — Сказал Игорь, держи, там быстро заполняется, днем снуют все кому не лень, на пляж.

Эд лишь глянул на него:

— Говорите на рассвете? Охрана, блин! — Эд сдерживал крепкие словца. — Значит, глянем ночные записи. Так! Это кто, Виен? Да. Она! Сейчас увеличим. Как лунатик.

— Да нет, Эд! — приблизилась к экрану Вел: — Она осознано идет.

— Ты думаешь? Посмотри, она спотыкается и натыкается на все.

— Вернись и посмотри на глаза. Она знает, что делает! О Боже! — вскрикнули девочки, увидев, как мать, упав, скатилась по ступенькам и пролежала больше десяти минут.

— Ну, вы…… — не сдержавшись, выругался Дэн. — Какого рожна здесь сидите?! Чья смена была?

— Моя! — подошел Михаил. — Я не заметил. Видел, что выходила, а потом, по времени понял, что надо за ней идти, долго на улице была.

— Естественно! Бог мой! На улице ливень, шторм, гроза, а женщина ночью вышла позагорать и подышать свежим воздухом! Мать вашу! — Выругался Эд и запустил запись дальше.

Виен встала, рука повисла, так же шатаясь, пошла дальше. Какое-то время ее не было видно, пролет ступеней пошел в бок. Эд еще больше придвинул изображение берега. Появилась Ви, неспешно зашла в воду. Волны накрыли ее, она не сопротивлялась.

— Считайте, что вот здесь я утопил всю дружбу с вами. — повернулся к мужчинам Эд, стуча пальцем по экрану.

— Эд! Ночь была. Я не спал, но ничего же не предвещало.

— А она утонула! Ты это понимаешь? Это просто чудо, что она сейчас наверху! — Эд процедил сквозь зубы и смотрел дальше, вернул запись назад, уменьшил скорость и словно, издеваясь над собой, в первую очередь, смотрел замедленный повтор. Мелькнуло, нечто черное, в блике молнии. Это существо, птицей бросилось в воду и вытащило Вилен, затем огонь, что видел Михаил, и взлет с ней.

— И? — повернулся ко всем Эд, — Что за выводы? Всех, к …, в Сибирь? Валить пожизненно лес?

Мужчины молчали. Эд махнул рукой, обнял Вел и четверка удалилась.

— Михаил! Только честно, ты видел и ждал? — закрыв за молодежью дверь, спросил ИВ. — Тот молчал. — И ты знаешь где Жан?

— Нет! И я не видел, слово даю! Вышла, я еще подумал, ну, мало ли, поплакать хочет, чтоб не в доме. Даже не видел, как к лестнице подошла. Что на эту камеру смотреть, картинки горели со всех объектов. Не оправдание конечно, но. Не нарочно же я ее убить хотел!

— Напряги совесть, найди хозяина! — ИВ хлопнул дверью и поднялся к молодежи.

— Сколько нет отца? — Увидев его, уточнил Дэн.

— Больше двух недель. Дети! Я, правда, сбился со времени!

— Ты болел, — кивнула Вел, — мы знаем.

— Не в этом дело. Жан был какой-то взъерошенный, два последних дня, а может больше. Виен сглаживала. Мне еще показалось, что его кто-то «поджучивает».

— Ник звонил? — сразу спросил Эд.

— Мне или ему? Мне нет, а с кем говорит Жан, вы же знаете, я не слышу, даже если и нахожусь рядом.

— Я имею в виду, после его отъезда, дед звонил вам, интересовался как дела в доме?

— Нет. Да и нет его там, катер на месте, разве машиной…

— Я все равно проверю. — Эд набрал деда. — Привет! Отцу дай трубку. Нет? А должен был заехать. Прости, важные дела. Да, позвоню, пока. — задумался.

— Что будем делать? С чего начинать? — Спросил ИВ.

— Первое — ребенка забрать. Завтра дети возвращаются в город. — Напомнила Вел.

— Дэн! Смотаешься? — Эд брал руководство в свои руки.

— Само собой! Я помчался, держите меня в курсе. — проверил телефон, нашел ключи, обнял обеих девчонок, прося держаться и унесся.

— Ев! — повернулся Эд к ней: — Теперь все в твоих руках.

— Интересно, что именно?

— Помоги, пожалуйста! Ты сможешь! — Эд сменил тон, присел с ней рядом.

— Да, что вы от меня хотите? — она и правда не понимала, что могла сделать в такой ситуации.

— Я тебе помогу, — не унимался Эд, не ища нужных слов для пояснений, просто говоря, как получалось, от волнения и злости. — Найти Жана!

— А он нужен? — взбеленилась Ев.

— Ев! Очень, нужен! — вмешалась Вел, — хотя бы за тем, чтобы убить!

— Он должен быть где — то рядом. — Эд взял ее за руки, думая: «Пусть говорят что хотят, хоть матом ругаются, только бы помогло». — Войди в меня, ты же там была уже. Найдешь лазеечку, а уж оттуда достучишься до него. Просто пошли ему картинку, пусть увидит не то, что с Ви сейчас, а как она…. Ну, ты понимаешь. Это подхлестнет его. Чтобы у них не произошло, но допустить ее гибели он не сможет.

— А говорили, что чувствуете наше состояние, как свое! — бурчала Ев, уже осознавая необходимость этого предприятия.

— Девочки! Я уверен, ему, кто-то или что-то закрыло глаза. Не оправдываю, нет! Не смотрите на меня с укором и недоверием. Но и судить не буду, пока не поговорю и не узнаю правды.

— Намекаешь, что это мама виновата? — Вел сжала кулаки.

— Упаси Бог! Даже не думал! Однако я знаю, как он ее любит.

— Любил! — поправила Вел.

— Нет! — Замотал головой Эд, — Не поверю, что чувство ушло внезапно.

****

Виен все так же сидела на подоконнике, как и час назад, смотрела в пустоту, через мир за окном. Постепенно боль уменьшалась, как и огонь отверженности в ее ладони. Опустила голову и разжала пальцы — записка исчезла. Истерика сразу же вернулась. Вскочила на ноги, в голове было только то, что она потеряла, большего глаза не воспринимали, ничего другого не видели. Крутила головой, водила руками, обшарила кушетку, попыталась отодвинуть, но не смогла. Опустилась на пол и обыскала каждый кусочек, ползая под окном. Резко выпрямилась, закрыла глаза и принюхалась. Открыла дверь, листик лежал на столе:

— Вот ты, моя боль и унижение! У тебя тот же запах, что и у смерти. Теперь-то, мы не потеряемся. — Сникла, плечи опустились к земле, горбясь так, что уменьшилась вдвое, шаркая босыми ногами, перебралась к себе. Губы совсем пересохли от жажды и потрескались, принося боль, при малейшем движении, и прозрачную жижу вместо крови. Зато боль напомнила, что она все еще жива. Притихла и слушала, как долго, на этот раз, боль продержится. Едва та стихла, Виен вызвала ее вновь и, прикрыв глаза, следила, куда, внутри нее, опустится. Это было новым занятием, похожим на истязание собственного тела. Она даже начала получать от этого, некое наслаждение, немалое удовлетворение. А в голове был всего один вопрос — как долго она сможет это терпеть?

Глава 9

Жан, почерневший от нескончаемого потока размышлений, сидел в заброшенной хижине, в своих угодьях, там, где в устье реки иногда появлялись забежавшие животные попить воды. Но чем дольше он оставался в этом месте, тем угрюмее становились его мысли, чем хмурее настроение, тем реже прибегало сюда живое существо.

Что повергло его на этот поступок, он и сам не знал, раздумья не давали ни одного ответа. Он все больше запутывался, злился, на самого себя, оправдывал жену, тут же отмахивался, считая, что она сама намекнула ему на отъезд, своим поведением, но сразу же ругал себя, на чем свет стоит, и убеждался в ее ангельском характере. Сокрушался, вспоминая боль и задумчивость в ее глазах, зная, наверняка, что от его бессилия и бездействия на пережитые сложности была ее печаль, в которых именно она, несмотря ни на что, принимала правильное решение и его же благодарила. Затем эти всплески ревности, родившиеся на пустом месте, глушили его рассудок. Еще недавно он сам укорял старшего сына за такой недостаток, поясняя, что это не достойно настоящего мужчины, и вдруг, его накрыло с головой, без малейшего просвета. Он начал бояться многого, а затем и всего, что касалось их отношений с Вилен. Опасался услышать: что она устала, разлюбила или разочаровалась, страшился быть не нужным, стать физически не состоятельным, все чаще и чаще вспоминая свой возраст. Снова возвращался к недавним событиям, где не он ее защитил, не смог закрыть своей грудью, отвести беду, а она сама, как ему показалось, с легкостью, преодолела очередной барьер. А еще эти, непонятные уму, визиты….

Вот так у Жана наслоилось одно на другое, что усугубляло, даже незначительные мелочи.

За последние два дня стало еще хуже, он неоднократно замечал, как каждая сделанная им ошибка, отпечатывается на ее любимом личике, увесистой пощечиной. Он бросался в крайности и сорвался. Не сдержался, взял тайм-аут, решил побыть один. Разобраться в себе, перебороть ревность, найти новые силы, бороться за ее любовь и уважение. Но с каждым днем, даже с каждой минутой, все больше запутывался.

Сутки не выпускал телефон из рук. Ждал ее звонка — выяснения, даже скандалу он был бы рад. Хотел, всей душой жаждал услышать ее, с простыми словами: — «Жан, блин, что ты творишь?! Давай быстро домой!» Но она не звонила…. Как не звонили и его преданные друзья. На утро стал злиться на ИВ и оживлять свои подозрения:

— Рады! А ведь они рады моему отъезду! — кричал он, маршируя по хижине, но тут же останавливал себя, обзывая последними словами, принимая ее поведение, объясняя гордостью, своевременной обидой, даже пробой установить главенство в их отношения. На Васильевича же, просто махнул рукой, заметив себе, что тот никогда не вмешивался в их личные отношения, что никогда не звонил, без надобности. Не позвонил ему и Михаил, значит все в порядке.

— Да и что могло случиться?! — отвечал он своему отражению в воде. — Виен умная женщина, сильная, рассудительная, а мужчины будут делать привычную работу, тем более должны приехать дети, так что ей будет не скучно. Впрочем, скучно ей не бывает. Есть, кому развлекать, есть с кем провести свой досуг….

К вечеру второго дня забросил телефон, а когда он ему попался на глаза, увидел, что батарея разряжена, отнес в машину, стараясь выбросить из головы все тревоги и волнения, все мысли, кроме отшлифовки собственного характера и поведения на будущее.

Время летело с молниеносной скоростью. Не находя сил взять и приехать, как ни в чем не бывало и начать жить дальше, он откладывал возвращение до следующего дня. Утром же, проведя практически бессонную ночь, не заметив в себе изменений, отсрочивал решение до вечера, а за ним и опять до утра. Затем Жан начал выискивать причины возврата, за ними искал слова оправдания, прекрасно разумея, что жена потребует отчета, где он провел все эти дни…

Так и катился по наклонной, опуская себя до неузнаваемости.

Утро было серым и неприветливым. Накануне лили дожди, и он мок на своем пне до тех пор, пока не начинали ныть кости, заходил в хижину, ленясь даже затопить захудалую печку, укладывался в постель и, укутавшись старым, суконным одеялом, лежал, отвернувшись к стене, вздыхая. Сегодня выполз раньше обычного. Увидев надвигающийся к нему туман, необычного цвета и формы, списал на голод. Мга приближалась и окутывала его со всех сторон, плотным облаком. Стало трудно дышать, и Жан отключился. В голове пронеслись лица всей семьи, что-то говорили, укоряли ему, только он не слышал и не понимал. Постепенно видение растаяло, он пришел в себя от влаги, падающей на его лицо, дождь лил как из ведра. Одежда полностью пришла в негодность. Спрятавшись в сторожке, сбросил все с себя, надел джинсы, предпоследнюю из прихваченных футболок и побрел к источнику. Напился как животное, став на колени и черпая рукой, смыл пыль с лица, затем вернулся к своему пню. Время перестало интересовать, как и то, сколько дней прошло со времени его уединения. Как только он присел, дымка сразу окружила его, но не накрыла как прошлый раз. Поморгав, приучив свои глаза к новому в окружении его, Жан начал различать приближающийся к нему силуэт.

— Ты?! — Жан вскочил на ноги и отпрянул: — Как ты меня нашел?

Шедший к нему мужчина остановился в шагах десяти от него и возвышался своей мощью:

— А зачем мне тебя искать. — приковал к себе взглядом, склонил слегка голову, замер секунд на пять и отпустил. — Обычно меня ищут, вот только находят не все. — прогремел, хоть и мягко было сказано, голос гостя.

— Да кто ты вообще такой? — Жан сделал шаг, все еще ничего не понимая, и сжал кулаки.

— Это уже более существенный вопрос. — на последние слова, тон которых показался Жану вызывающим, он ринулся к гостю, но тот не сдвигаясь с места, лишь выставив вперед руку, усадил его назад, придавил к коряге, как муравья.

— О, черт! — ударившись, вскрикнул Эжан, машинально потер ногу, но уже не пытался вести себя как недоумок.

— Это не правильный вывод! — усмехнулся гость и ослабил давление.

— Так кто ты? — спокойно задышав, Жан выпрямил спину, присматривался к обличью «высокого» гостя. — Это же я тебя видел, на берегу, с женой? — спросил и сам удивился, что ревности нет, есть лишь человеческое любопытство.

— Спать надо в собственной постели, а не засорять мозги ревностью, а еще, иногда смеяться над собой, тоже помогает, очищает от мусора и ошибок прошлого. — замолчал, присмотрелся к Жану, прислушался к его мыслям. — Значит, ты увидел и сбежал?

— Наверное, и от этого тоже. Ты кто?! — Жан повысил голос. Ему показалось, что это существо, а по-другому он его и воспринимать не хотел, явилось, чтобы издеваться над ним.

— Я? Я твоя жизнь. — Слова прозвучали с такой простотой, что Жан, поневоле, усмехнулся и отбросил раздражение:

— Я ее как-то, по-иному себе представлял.

— Вне сомнения! — разразился смехом гость: — Молодой, высокой блондинкой!

— Почему сразу блондинкой? — пробормотал Жан. В тоже время почувствовал душевное успокоение и то, как в его голове наводится «порядок». — Глядя на тебя, то жизнь моя…, то жизнь моя благородная, статная, даже симпатичная.

— А ты сомневаешься? — Жану показалось, что собеседник, глянул на себя «в зеркало» и, оставшись довольным, принялся с ним развлекаться, отложив причину визита.

— Несомненно! Но только в том, что Ты — это Жизнь!

— Да, называй меня как хочешь: Совесть, Страж, Смысл. Мне без разницы. Я — это я.

— Страж?! — вот тут удивление проснулось с еще большей силой. Жан вдруг осознал, что перед ним нечто неземное, возвышенное, посланное.

— А ты думаешь иное? — вопрос ложился на вопрос.

— Я бы сказал — ты Бог! — совершенно откровенно признался Жан.

— Кем же ты себя возомнил, считая, что ОН мог снизойти до тебя. — взгляд испепеляющее пронизал его на сквозь, Жану даже стало жарко, но тут же все вернулось к спокойному руслу: — Хотя мне льстит. — улыбка тронула тонкие, но такой правильной формы, губы. — Нет! Я всего лишь Ангел.

— Ангел? — Жан, забыв, что только что величал его Всевышним, не скрывая иронии, спросил: — А где же крылья?

Стоявший перед ним мужчина, громозвучно засмеялся, за спиной расправились крылья, большие, белые, расправили каждое крылышко, встрепенулись и сразу же ушли назад.

— Так значит, ты пришел за мной, AD PATRES!* — склонив слегка голову, тихо осведомился Жан.

— Желаешь к праотцам? Разочарую! — гость расправил полы своего плаща, поправил тяжелые, платиновые волосы.

— Тогда к чему же твой приход? — Жан занервничал, в его душе, глубоко — глубоко, росло беспокойство. Ангел осмотрелся и не найдя ничего подходящего, присел прямо на сгусток тумана, стелившегося у его ног, давая понять, что разговор будет долгим:

— Странные вы существа, люди. Даешь вам жизнь, а вы тратите ее на непонятные поиски, или прожигаете в сомнениях, спорах, подозрениях, какой бы срок вам не был дан. Все, что-то суетитесь, ищите смысл, а найдя — отталкиваете. Неужели трудно быть BEATI POSSIDENTES?!**

— «Быть счастливым обладающее!» Быть счастливым… — Жан перевел латынь и задумался. — Зачем? Смысл?! — он задал эти два вопроса, скорее всего самому себе, потому что, не дожидаясь ответа, поднял глаза к собеседнику и спросил уже у него: — Тогда подскажи, в чем смысл моей жизни?

— А ты забыл? — Жан пожал плечами, но глаз не отвернул. — SUUM CU1QUE!*** — Опять прозвучала латынь и Жан, прежде чем перевести, усмехнулся:

— Кто же спорит?! «Каждому свое!» А в чем оно, «мое»? Прожигать жизнь, топтать эту землю? Ты же святее меня, вот и поясни мне то, в чем сам я потерялся. — и не для хвастовства, что также как и Ангел, владеет умершим языком, произнес: — HABENT SUA FATA LIBELLI!****

— Ты прав, и книги имеют свою судьбу! — У них начался некий экзамен, только со стороны Жана латынь звучала как почтение, а со стороны Ангела — толчок к здравому смыслу, к работе его мозга, к возрождению силы откинуть мелочные, низменные обиды. — OMNI А МЕА MECUM PORTO! Как говорил мудрец Бианта: «Все свое ношу с собой!» Смысл объяснить?

— Истинное богатство человека в его внутреннем содержании. — ответил Жан сразу. — А я потерял свое содержание! Неужели не видно?! Спрашивал бы я у тебя, если бы….

— Ты хоть что-то помнишь, кроме ревности?! — Жан опустил голову. Гость же вспылил, если так можно анализировать его взмах рук и легкий взлет: — Имея такой дар и расточать себя на низменные мелочи.

— Так забери его! Я не вижу дальнейшего смысла ни в дискуссии, ни в собственной жизни. — Крикнул Жан.

— Это не тебе решать. Хоть вы тут и наворотили, нагородили самостоятельно, в судьбах и жизни близких. — Жан поднял на него глаза. — Что смотришь с недоумением? Забылись вы, заелись! Дошло до того, что разбрасываетесь своими обязанностями, перекладываете собственный долг на плечи слабых, закрываете, притворным незнанием, элементарную лень.

— Не понял?

— Да все ты понял. — Опять махнул рукой и опустился вниз, мга сразу сгустилась под ним, изображая кресло. — Сбросили всю ответственность на плечи новорожденных и задрали лапки.

— Ты об Ольге…

— И о ней тоже. — гость сверкнул глазами, снова взлетел над местом где сидел и выпустив пар, присел назад: — А ты что, считаешь себя невинной овцой? Как ты повел себя с женой?

— Ей без меня будет спокойней. — голос Жана прозвучал угрюмо.

— Интересно, кто же так решил? — опять его взгляд пронизал Жана — Ее ты спросил? Не торопись с ответом, прежде я хочу задать еще один вопрос. Ты хоть иногда себя слышишь? — Жан непонимающе, сомкнув брови, ждал пояснения. — Ты только что хотел отдать жизнь, ради чего?

— Оттого что без нее нет жизни! — Жан практически проорал в ответ, начиная нервничать: «как же можно этого не понять»?

— Опять двадцать пять! Жизни нет, а он бросает ее! Не понимаю я вас, человеки! Спрашиваю еще раз, ты уверен, что облегчил ей жизнь?

— Естественно! У нее есть все: дети, здоровье, друзья.

— А надо ей все это, без тебя?

— К чему этот вопрос? Я здесь столько дней и ничего, все хорошо, никто не ищет. Я не вижу проблем. Я вообще здесь, потому что себя наказал.

— Или загнал в угол… — Ангел кивал головой, подтверждая свои слова. — Не видишь? А как давно ты что-то видел? Ты — слепой котенок, потерявший титьку мамки, тыркаешься по углам! — Жан опустил голову. Гость выдержал долгую паузу, давая Жану собраться мыслями. — Так как, вспомнил в чем смысл твоей жизни? За что вам привилегия была дана? — Жан опять отмолчался. — Может показать тебе, что в доме происходит?

— Нет! Мне надо сначала разобраться в себе! — Жан испугался, что может увидеть нечто нежеланное, опять спрятался за предлог своего ухода.

— А не поздно будет? — Ангел высказался, стал спокойней и уже начал жалеть запутавшегося мужчину, прекрасно понимая, что им, земным, хоть и с не отмеренным сроком жизни, легко попасть в сети ПРОВЕДЕНИЯ, часто подбрасывающего испытания.

— Ты о чем? — встрепенулся Жан.

— О ком, Эжан, о ком!

— Вилен умная женщина, сильная, любящая жизнь.

— Удивляюсь я твоей уверенности. Давай! Приводи голову в порядок, вспоминай, что ты мужчина, а не кисейная барышня! Что ты муж, отец, глава рода. Пора браться за обязанности. — опять повысил голос, скорее для профилактики. — Распустились! Забылись! — неожиданно, при последних словах, Ангел повернул голову, как будто услышал зов, лицо посерело. Сделал шаг к Жану, собираясь сказать нечто важное, повторно, настороженно, оглянулся назад: — Не пожалей! — резко исчез, не договорив.

_________________________________________

*AD PATRES — к праотцам (отправиться), т. е. умереть. (Латынь).

**BEATI POSSIDENTES — счастливы обладающие.

***SUUM CU1QUE — каждому своё.

****HABENT SUA FATA LIBELLI — и книги имеют свою судьбу. *****OMNI А МЕА MECUM PORTO — «всё своё ношу с собой» (изречение греческого мудреца Бианта); истинное богатство человека в его внутреннем содержании.

Глава 10

— Ев! Дорогая! Ты можешь. — сестра гладила ее по руке, — я верю в тебя, я знаю твои способности.

— Девочки, я уверен, его нет ни в одном доме, но для подстраховки, Ев, милая, пробегись. — Эд держал ее за вторую руку.

— Блин! Люди, вы опупели! Нашли спринтера! Пробегись туда, сюда! Я без году неделя, как узнала, что могу кое — что, а уже требуют.

— Ежик! — Вел нашла последний аргумент: — Тебе совсем не жаль маму?

— Не бей ниже пояса! Я стараюсь. — И увидела тот самый коридор, где уже была. Не успела и шага сделать, как услышала:

— Правильно! Теперь открой нужную дверку. — мягкий, заботливый голос Эда вел вперед.

— Знать бы еще, какую. — Огрызалась, скорее по инерции. Открыла первую — увидела сестру, всю на нервах. Хотела узнать, в чем дело, но отложила, пошла дальше. Следующая дверь чуть поддалась и Ев почувствовала отражение, словно за ней был груз, не позволяющий двери открываться. Появилась щелка, собралась заглянуть, успела лишь заметить мать, как та тут же закрылась, не впустив.

Вилен получила неожиданный посыл энергии и тут же, молниеносно отвергла его. Сгорбилась еще больше, сжалась, отодвинулась ближе к спинке кровати. Аккуратно сложила листик, спрятала под подушку. Подумав немного, сползла с кровати и пошла в ванную. Открыла воду, налила кучу пахнущей, мыльной жидкости. Достала банное полотенце, повесила на свободный крючок. Забралась в ванную, в чем была. Вода набиралась быстро, от нее шел пар. Тело покалывало от повышенной температуры, но едва привыкнув к такой температуре, сделала еще горячее. Сразу услышала остатки крови в висках и что сердце еще живо. Пена, от налитого количества и сильного напора быстро множилась и достигла подбородка. Протянула руку, закрыла краны. Неспешно окунулась с головой и так же неторопливо вынырнула, держась за край ванны загипсованной рукой.

ОН стоял у окна спальни, прикрывая собой свет, она его увидела в открытую дверь и скривилась.

— Впустишь?! — тут же спросил ОН, не стесняясь и не опасаясь, громко.

— Ты же сказал, что придешь, как позову, а я не звала!

— Так я могу войти? — проигнорировал ее слова, отразился у двери, но ждал разрешения.

— Да входи, мне-то что, одним меньше, одним больше.

Все еще непонятный ей гость, приблизился и, не взглянув на нее, смотрел на пар, взглядом остужая воду:

— Не жарко?

— Нормально. Готовлюсь в Ад! — истерически захихикала. — Так зачем ты пришел, СМЕЖ?

— Как ты меня назвала? — в глазах боль и забота сменились на любопытство. А она опять почувствовала дух любви.

— Сколько вопросов! А где ответы? — закрыла глаза, чтобы его не видеть. Усмехнулась себе, насколько ей стало безразлично — в каком она виде, кто рядом и даже то, что она в ванной, а совершенно чужой мужчина, стоит перед ней.

— И все же, повтори, пожалуйста.

— Что, сложно допетрить? Ты стал, просто, Смыслом Моей Ерундовой Жизни.

— Целая философия! — засмеялся гость. — Неужели уж ерундовая?

— Есть сомнения? — открыла один глаз, глянула и опять закрыла, скривившись в предчувствии его слов.

— А как же дети?

— Это единственное, что мне удалось. — одно откровение, просветленное, но сразу же в свою ракушку.

— Вот видишь, значит не такая уж плохая твоя жизнь. А имя мне понравилось, можно пользоваться?

— Дарю, бери безвозмездно! Значит даром. — ей нечто почудилось, прислушалась, выставив вперед правое ухо, широко открыла глаза, расширенные зрачки делали их совершенно черными. ОН подошел ближе, затем отошел и опять приблизился, не отводя от нее глаз. Ви никак не реагировала, зрачки не менялись, не реагировали ни на него, ни на блики яркого света.

— Тебе страшно? — неожиданно спросил ОН.

— С чего бы? — Виен не поняла вопроса, да и того, чего ей нужно бояться.

— У тебя зрачки больше глаз.

— И что? Я подрабатываю кротом. А при такой тьме, это естественно.

— Тьма?! — ОН удивился, добавил освещения, одним кивком головы, Вилен даже не моргнула. — И что, ни капли света?

— Откуда ему взяться? — голова откинулась назад, слабость, от многодневного голода, да и всех истязаний над собой, брала свое, однако Вилен, с большими усилиями, вернула ее в прежнее состояние. — Послушай, не тяни. Ты же пришел за моей жизнью, так бери! Я ее выкупала…

Виен подняла руку из воды, совсем красную, провела по лицу и упустила, выплеснув несколько капель наружу, ей ни на что уже не хватало сил. Поломанная рука лежала сверху и скорее всего, как груз, удерживала на поверхности.

— Чего это ты решила, что мне нужна твоя жизнь?

— А что же еще? У меня больше ничего нет.

— Думаешь?

— Уверена, на все сто!

— А как же любовь, достаток?

— Перестань! Любовь, достаток… Ты давно все разрушил. Да и причем тут вообще достаток?! В нем разве суть…. Вот только не пойму, зачем ты меня вытащил из воды.

ОН улыбнулся:

— Работа у меня такая. — тут же лицо его посерьезнело: — А ножницы тебе зачем?

— Ножницы? — скосила глаза. — Странный вопрос? Мало ли зачем женщине ножницы? Маникюр, педикюр…

— Тебе не надоело издеваться над своим телом? Неужели, за годы прежней жизни, ты не устала от боли, с которой жила?

— Тогда я хоть жила! А что сейчас…. — не то стон, не то вздох вырвался из ее, согревшейся от воды, груди. — Кому я нужна?

— А как же дети?! Ты не думала, что они страдают от того, что ты им причиняешь?

— Сколько вопросов? Одни вопросы, вопросы, вопросы! Ни одного ответа! Дети далеко, они счастливы. У них есть все, что надо только им. А такой маленький пустячок, как мое исчезновение, они даже не заметят. Или вздохнут с облегчением. Кому нужна обуза. А я — обуза!

— А как же Жан? — Ви посмотрела на него потухшими глазами и ушла под воду. Проглотила его вопрос вместе с криком рвущимся изнутри и высунула голову. Пока она «заныривала», он убрал ножницы подальше, говоря: — Не тебе распоряжаться тем, что подарено не многим!

— Так распорядись сам! Чего медлишь? — истерически дрожал подбородок, казалось, она вот-вот разревется.

— Говоришь некому скучать? Никому не приносишь боли? А как же они? — ОН одним взмахом руки, убрал стену, и Ви увидела всех, застывших, как в стоп кадре. Всех, кроме … — Приводи себя в порядок, а то муж приедет и не узнает тебя. — ОН говорил мягко, вселяя в нее веру, а она сопротивлялась:

— Он не приедет! Он вывел меня, как пятно. Стер, как изношенный маникюр. Смыл, как грязь.

— Не говори глупости…

Виен прервала:

— Хватит! Мне и без тебя …. — замолчала, а ОН продолжил за нее:

— Больно!

— Нет! Нечему болеть. Внутри пусто, дыра, рана. Он вырвал мое сердце и растоптал. Скажу по секрету, получил наслаждение. А мне — дурно! Слышишь? Мне хреново на этом свете!

— От чего?

— От процесса. Горячее сердце, облитое кровью, на мраморной плитке. А он его, сдавливал, неторопливо, обув мягкие тапки. Но ты не поймешь, каково это…. А сейчас уходи! Ты сделал все, что смог. Поставь же точку, возьми, зачем приходил и иди. — Он не двигался, не прерывал ее. — А! Ты тоже хочешь насладиться своей победой. Вперед! Мне уже все равно. — Она попыталась поднять голову, но почувствовала тяжесть, опустилась назад, не рассчитав, ударилась и лишь прищурила один газ, услышав звон в ушах.

— Тебе нужна помощь!

— Мне ничего, ни от кого не надо. Тем более от тебя. Иди! Ты меня утомил.

— Прежде чем что-то сделать, в следующий раз, вспомни о тех, кому ты необходима!

Она спряталась под значительно остывшую воду, последние слова ударились об воду и эхом прозвучали в ее голове. Он исчез. И только поняв, что его нет, Ви высунулась из воды, в висках пульсировало, тьма покрывала остаток разума. Дрожащей рукой обмоталась полотенцем, больше ни на что сил не хватило. Все холодело, покалывание пошло по всему телу. Куда идти, не видела, даже не ориентировалась, поэтому, выставив руки вперед, волоча ноги, двигалась. Потерялась, хотя и добралась до кровати с последними всплесками сознания, здесь же и отключилась.

****

— Сестренка, как ты там? — Вел поглаживала руку Ев, та не отвечала, Эд тоже молчал, замерев с открытыми глазами.

Ев разыскала нужную дверь, открыла и огляделась. Это была «ячейка» Жана в памяти, или сознании Эдгара. Здесь все говорило о нем. Принялась обыскивать закутки — Жана не было. Неожиданно Эд возник перед ней, Ев вздрогнула, а он произнес торопливо: «Ищи, он где-то рядом!», и так же внезапно исчез.

— Может, попробуешь сам?! — Огрызнулась, пошла дальше. Потянуло слабым запахом Жана. Он действительно был невдалеке от дома. Ев видела деревья, заброшенный, перекосившийся забор, мутную воду. Раздумывать, где это место, не стала. Боясь потерять с ним связь, послала картинку, засевшую в голове: «Ночь, скользкие ступени, Виен катится по ним, затем поднимается и пропадает в морской пучине…, дальше все поглотил мрак».

Эд в тот же миг, как она отстранилась от него, пробудился, осознал реальность и успел подхватить Ев. Она на этот раз достаточно легко перенесла свое «погружение». Бережно положил на диван и присел на краешек.

— Я нашла! — шептала Ев. — Нашла. Он среди деревьев, их много…, там еще вода, пахнет тиной…

— И как я не догадался? Угодье! В заброшенной сторожке. Только там он мог спрятаться.

— Поедешь? — холодно поинтересовалась Вел.

— Нет, пока нет. Дадим ему немного времени. Если Ев достучалась, оставим возможность реабилитироваться. Получив сигнал, отец приедет раньше, чем мы соберемся. А если нет, тогда я съезжу за ним.

— Делай, как знаешь, вряд ли что изменится, с его появлением. — буркнула Вел, отойдя к окну. В ней пробуждалась злость, но на этот раз объект ее излияния был заранее предназначен. У Ев, беззвучно маячил мобильный и Вел взяла трубку: — Да!

«Ев! Ой, Вел!» — заговорил Дэн.

— Да, это я! Ев пока не может говорить.

«Нашла?! Умница моя!»

— Вроде как. Мы ждем его. А вы где?

«Дочь прощается с друзьями, так что будем поздно. Я вот чего звоню. Как малышку привозить в дом?»

— В смысле? — не поняла Вел.

«Маме же плохо! Не будет девчушка мешать?»

— Мама дальше своей комнаты не выходит. Ты Лере, конечно же скажи, что Виен заболела, а мы справимся.

«Понял».

— Ждем вас. — Вел положила трубочку и ответила на немой вопрос мужа: — Сомневался, стоит ли сюда привозить Лерочку.

— Как не крути, на ночь ее девать некуда. Что-то у Ви очень тихо. Дорогая, тебе не кажется, что она давно уже не подает о себе никаких знаков?

— Схожу, гляну. — Вел прислушалась, глянула на сестру и вздыхая, пошла к выходу.

— Мне с тобой? — смотря вслед, спросил Эд.

— Зачем? Лучше побудь с Ев, ей не легче. Я сама могу глянуть на очередное забвение мамы.

Окна распахнуты настежь, мягкая гардина упала за окно, на которое ни у кого не дошли руки повесить упавшую москитную сетку. Сердце Вел екнуло, с замирание выглянула наружу, и вздохнула с облегчением, вспомнив о решетке:

— Мама! Мамочка! — позвала Вел и сделала шаг к ванной, где горел свет. Мама, без чувств, лежала на самом краю кровати. — Мамуличка! — Вел укрыла ее и взяв воду, брызгала на лицо. Виен застонала. — Сейчас! Я на секундочку! — Коснувшись все еще оборванного провода, выбежала в холл, свесилась с перил, но передумала, понеслась на этаж ниже, забежала к себе: — Мама хотела принять ванну! — крикнула. Эд мгновенно подскочил, Ев подняла голову:

— Она, что….

— Нет! Потеряла сознание! Ев, ты как?

— Дойду! — Эд оставил их, унесся за чемоданчиком брата. Вел помогла сестре преодолеть с десяток крутых ступенек. — Спит! — Сев рядом с матерью, определила Ев. — Надо ее одеть, как-то, пока нет мужчин.

— Сейчас! — Вел вытащила из шкафа рубашку, осторожно одели, уложили в кровать. Тут и Эд появился, подал им саквояж, измерили давление.

— Низкое? — спросил он.

— А ты как думала? — Ев посмотрела на сестру, затем на Эда. — Дождемся Дэна, он знает, что сделать.

— Да! — облегченно вздохнул Эд, — Столько истязать себя и все из-за…. — Он не договорил, смутился под пристальными взглядами сестер. Выйдя в соседнюю комнату, семенил от двери к окну и обратно.

Виен приходила в себя. Выходя из полузабытья, услышала последние слова Эда и они, как колокол, ударили по ушам, эхом отобразились в голове. Смысл пока не дошел, просто били, хлестали ее гордость. Дождавшись, когда дочери вышли, сползла с кровати и опять заперла дверь. Доползла до шкафа и, не выбирая, сменила одетую дочерьми рубашку на чистые вещи. Села на окно, широко открывая рот, как рыба на суше, вдыхала воздух. Его не хватало, голова кружилась, ужасно хотелось спать. Открыла вторую половинку окна и поплелась к кровати. Взяла подушку, увидела истерзанный, как она сама, листок. Сжала в кулаке, по щеке скатились остатки слез. Доплелась до кушетки, взгромоздила на нее подушку, села, прикрыв ноги простыней. Бережно развернула записочку, погладила, расправляя то, что резало ее на куски. Прочитала, будто повторяя, чтобы запомнить на всю жизнь, которую она себе отмеряла. Также осторожно сложила совсем ветхую бумагу, постаралась спрятать под повязку. Устало опустила голову на подоконник и уснула. Кошка, не отходящая от нее все это время, улеглась в ногах, поглаживала лапками, мурлыкала, убаюкивала.

Глава 11

Жан все так же сидел на своем бревне, смотрел в ту сторону, куда удалился необычный посетитель и морщил лоб, не понимая цели его визита. От гостя, именуемого себя Ангелом, не осталось и следа на размякшей в жижу земле. «Ангел!» — думал Жан. — «Должен ли я верить? Но если и так, то, что же это получается?»…. Неожиданно в голове его зашумело, запищало в ушах и перед глазами появились вспышки. В одной из них, он увидел жену, как дикарь, понесся к машине, в чем был, не забежав даже в сторожку. Взревел мотор, задним ходом выскочил на трассу, под сигналы десятка машин, развернулся, и направился домой. На скорости пролетел ворота, с визгом затормозил, заскочив одним колесом на ступени, рванул входную дверь, бросился наверх. Три ступеньки и дорогу ему перегородил Михаил:

— Стой! — сказал твердо, взяв за плечо.

— Не понял? — это было не возмущение, такой фамильярностью, скорее удивление. — А ну, пропусти!

— Нет! — Михаил даже не думал отступать, слегка толкнув его, заставил спуститься вниз.

— Михаил! Ты забыл, с кем разговариваешь?! Уйди, или я отойду тебя сам!

— Не получится! — Михаил шел на него, и Жану ничего не оставалось, как пятится. — Сначала ты выслушаешь!

— Михаил! — Жан все еще не понимал причину такого поведения друга, не до разбирательства, вот же он решил пояснить: — Виен собралась…. — его голос дрогнул. — Я видел!

— Собралась?! Он видел! Что ты видел? — Голос был тверд, взгляд пронизывающий, да и весь облик друга говорил о том, что еще слово и тот не посмотрит на субординацию, просто врежет ему в челюсть, даже причину пояснять не будет, ибо она ясна без слов. Жан не на шутку испугался, не предстоящей драки, нет, он устрашился того, что не успел, отчего ответ его прозвучал дрогнувшим голосом:

— Море! Она хочет…

— Опоздал! — ответ прозвучал приговором.

Жан не дослушал, сел на ступени и зажал голову:

— Как?! Этого не может быть! Почему вы мне не звонили? — стон вырвался из груди и Жан, не стесняясь, проронил слезу, застонал.

Эдгар услышал шум и голоса, спустился. Отец сидел и рыдал:

— Когда это произошло? Почему никто мне не позвонил?

— А ты кому-нибудь, хоть что-то сказал? — Жан услышал голос сына, поднял голову и еще больше утвердился в худшем. Лицо сына было черно, зло, а глаза бичевали, бросая искры ожесточения.

— Эд! — выдавил из себя Жан: — Она не могла…. Виен не могла умереть.

За Эдом появились девушки, вид их не внушил Жану и капли надежды. Ев осталась стоять на верху, смотря на него, уставшее заплаканное лицо совсем исхудало. Вел присела рядом, оглядела осуждающе, не выразив сочувствия, обратилась:

— Жан! Скажи, неужели ты и правда веришь в то, что никто из нас не может уйти из жизни? Думаешь нас нельзя убить?

— Убить? — внутри похолодело, кровь ударила в голову. — К чему ты это спросила? Я видел, она сама…

— Прости! — Резко оборвала Вел разговор и изменившись в лице, поднялась. — Мне больно слышать, что именно ты, так об этом думаешь!

Жан поднялся вслед за ней и, не понимая, что все хотят ему сказать, почему не пропускают и что вообще здесь происходит, схватил ее за руку, с мольбою просил объяснения. Михаил прошел мимо, появились ИВ и Игорь, только взглянули на него и удалились. Дэна нет…. Лицо Ев исказилось от его слов, и она отвернулась.

— Сын! Где она?

— Она? Ты о ком спрашиваешь? — Сорвалась Ев, вернув к нему свое внимание. Она не кричала, она шептала, но этот шепот разрывал его пополам. — Ты имя хоть помнишь?!

— Дети! — Жан чувствовал себя побитым, затравленным псом. Он лихорадочно переводил взгляд с одного на другого. — Где моя Вилен?

— Твоя?! — у Ев началась истерика, Вел силой, увела ее в комнату.

— Эд! — призвал Жан.

— Ви у себя в комнате, но тебе не стоит туда ходить.

— Почему? — Жан побледнел, Эд еще больше отстранился от него, пятясь наверх и мотая головой:

— У тебя ненадлежащий вид. — толика надежды и Жан схватился за нее:

— Эд! Скажи, что она жива.

— Боишься увидеть, что от нее осталось? А может наоборот? Жаждешь убедиться, что….

— Эд! — взмолился Жан. — Хочешь, я прямо здесь, стану на колени и буду ползать перед вами, не поднимая головы, только скажи, что она жива!

— Если то, что находится там, — Эд поднял руку вверх, — можно назвать жизнью, то да. Давай, иди! Посмотри на созданную тобой, жизнь! — Эд отступил и не пошел с отцом, а стоял и смотрел, с какой тяжестью дается ему каждый шаг. Ев плакала на плече Вел:

— Я достучалась, но все зря! Он, он ничего не знает и не понимает.

Вел успокаивая, гладила ее по спине, проглатывая слезы:

— Ничего, он скоро все поймет!

— Что именно он сможет понять?

— Что своими действиями убивает маму. — вместо жены ответил Эдгар, поднялся к ним, как только Жан миновал второй этаж и пошел выше. Обнял девочек. Вел повернула к нему голову:

— Эд, скажи, а ты тоже так думаешь?

— Как, родная?

— Жан действовал правильно? Он не виноват в том, что с мамой? Ты так же думаешь, что она сама…

— Как много вопросов. — опять голос Эда зазвучал успокаивающе. Он смог пересилить в себе возмущение и хотя бы этим отвлекал их. — Отец поймет, откроет дверь и все поймет. А насчет Ви…. Девочки…, хочу признаться. Когда ты, Вел, в тот зимний день исчезла, я был на грани. Если бы ты…, не нашлась, сотворил бы то же самое, что и мамочка. Жить с вырванным сердцем нельзя. — он поцеловал жену, затем Ев. — Дэн будет с минуты на минуту. И, приготовьтесь к встрече с ребенком, было бы лучше, чтобы она пока не видела Вилену, ну и вас в таком состоянии. Я обещаю, с мамочкой все будет хорошо. Мы не дадим ее в обиду, мы вернем ее к жизни.

— Пойду, гляну как там она. — сказала Вел, всхлипнув и кивнув, соглашаясь с ним.

— Я с тобой! — взяла ее за руку сестра и вымученно улыбнулась Эдгару.

— Не доверяете? — понял он.

— Не хотим новых осложнений. — возразила Вел и это было так.

****

Жан с большим трудом достиг их комнат, взялся за ручку, но дверь оказалась запертой.

— Мама не держит ее открытой. — Слова Вел заставили его опустить голову, принять их как плевок и только затем повернуться. Случайно встретился с собой в отражении стекла и глаза выразили презрение к самому себе. — Синдром бомжа? — съязвила Вел: — От налоговой прятался?

— Тебе лучше привести себя в порядок. — сразу же раздался голос сына. — Виен не увидит, но сейчас приедет Лерочка, не нужно ребенка пугать.

Жан кивнул, послушно прошел в комнату Ника. Последнее время она часто становилась его прибежищем. Отсутствовал ровно столько, чтобы вернуть себе человеческий вид. По возвращению застал их в том же месте, в тех же позах.

— Дверь заперта. — повернув ручку, повторился он.

— Мама прячется! — всхлипнула Ев и глянула на сестру: — Тебе опять придется открывать.

— Если бы это было самым трудным, а так… — Вел, не подходя, лишь глянула на замочную скважину и замок открылся. Жан оглянулся на них, кивнул в благодарность и осмелился попросить:

— Не смотрите на меня так, пожалуйста! Я даже предположить не мог такого поворота… — оттягивая момент встречи, произнес он: — Я хотел разобраться в собственном промахе, я лишь хотел, понять себя! — Не то, оправдываясь, не то, надеясь, что Виен услышит и выйдет, а может и по другим причинам, Жан говорил громко. — Мне последнее время было не по себе, я боялся ее обидеть. Я был слаб! Мне нужен был этот отъезд! Я же написал. — Девушки молчали, хотя и присели на диван, Эд подпирал дверной косяк родительской гостиной, не торопясь идти отцу на помощь. — Можно я попытаюсь все исправить?

— А ты знаешь, что исправлять? — проронила Вел, холодно глядя на свекра.

— Нет! Но как только войду, все пойму.

Ев не сдержалась, подошла к Жану, молча, положила руку ему на лоб и, закрыв глаза, окунулась в прошлое, сама увидела, как Виен нашла записку, тут же передала ему, как фильм, затем поплыли еще некоторые видения, прошедших дней. Не выдержала, всхлипывая села на место. Жан позеленел, если так можно сказать о его сером лице, с которым он вернулся. Не стесняясь девочек, снова разрыдался.

— Сегодня нам здесь больше делать нечего. — Вел поднялась первой: — Пытайся! Может и получится… заштопать ее душу.

****

Жан задержался на минуту, прислушиваясь и надеясь, что все увиденное — галлюцинация, что сейчас Виен выйдет и, как всегда радостно обнимет его, произнося: — «Наконец-то ты приехал! Я так скучала!» Но за дверью была темень и тишина. Более того, в их комнате гулял сквозняк, пахло тленом. Он не смог увидеть ее с порога, не слышал даже дыхания. Поздний вечер съедал краски, забрасывая в распахнутое окно прохладу. Не выключенный свет в ванной накладывал проблеск на пол. Пустая кровать с одной подушкой. Зашипела кошка, лежа на кушетке под окном, подняла на него шерсть, но не соскочила, так и осталась лежать возле брошенной горки постельного белья.

— Ты права. — сказал он кошке в ответ и пошел в ванную, в надежде, что Виен там.

Мокрые вещи на полу, полная ванна воды, ножницы. Их вид окатил его очередным потоком ужаса. На всякий случай опустил в воду руку, хоть и видел, что та пуста. И тут он еще больше испугался, вспомнив пустое окно, без сетки, напуганную кошку, бившуюся штору, краем зацепившуюся за низкую решетку для цветочных горшков. Метнулся назад. От его приближения кошка вскочила и, «ругаясь», спряталась под кровать. Облокотился об подоконник, наклонил голову, почувствовал, как возле ног, что-то зашевелилось, холодное и костлявое. Поднял простыню…, увидел жену. Вернее то, что от нее осталось. Те высохшие косточки, обтянутые сухой плёночкой, вместо персиковой кожи. Выцветшие волосы, гипс на руке. Он подхватил ее, уложил на кровать, укрыл теплым одеялом. Она даже не моргнула. Положил под спину подушки, заметил ее любимую подушечку «снов», положил под руку, в подсознании надеясь, что эта бархатная вещичка, пошлет жене самые приятные воспоминания и побежал в подвал. Он теперь жаждал пояснений, он собрался вытянуть, если понадобится, от тех, кому он ее доверил, как они могли такое допустить!

Все, включая ИВ, сидели в комнате дежурств и в очередной раз, без лишних слов, ругали себя.

— Она что, вообще ничего не ела? — крикнул он с порога.

— И не пила, насколько мне известно. — парировал Михаил, принимая оборону, только по его виду поняв, что это сейчас в самый раз.

— Вы о чем думали?! — рявкнул Жан. — Я вам ее доверил!

— Мы? — Михаил подошел к нему, остальные встали. — Ах, ты…! Хочешь найти виновного? Валяй!

Жан схватил его за плечо, но получив ответ в скулу, отлетел к стене. Михаил подошел и поднял его за локоть, поставил на ноги. — Не вешай на нас то, что сделал сам! Иди и пожинай плоды! Иногда и на сухом пне прорастает яблоня.

— Вы же ее, своим бездействием, медленно убивали. — Жан рукой стер кровь из разбитой губы.

— Мы?! Ты умчался не оставив ни координат, ни возможности связаться. Ты унесся, не сказав, даже мне ни слова! Ты спрятался, просто спрятался! Виен отказывалась от пищи, закрывшись у себя. Нам что, ломать дверь? Связать и как утке запихивать еду? Нам надо было стать насильниками, принудить ее к улыбке и радостному ожиданию «Одиссея»? Или мы, что-то упустили? Нам надо было одеть ее в смирительную рубашку? Помочь тебе поселить ее в психушку?

— Жан! — сделал шаг вперед Игорь: — Мы делали все, что в наших силах. Хочешь — верь, хочешь — нет, но это так. Мы старались! Старались безболезненно решить конфликт. Признаю, не успешно, но мы хоть что-то делали!

ИВ и Юрий продолжали молчать и Жан, схватившись за последнюю возможность, обратился к ИВ:

— А ты? Она тебя выхаживала… — тут же голос его сник, плечи опустились, взгляд стал поникшим.

— За что и была брошена тобой. — ИВ не упрекнул, просто сказал то, что было.

— Это не так! — замотал головой Жан, уже не смотря в их лица, отбросив неоправданные обвинения.

— Да так, Жан, так! И ты это прекрасно знаешь. Но я своей вины не снимаю. Проморгал! Привык действовать строго по твоим указаниям. — говорил ИВ.

— Ну, извини. — Михаил, на правах друга, был с ним дерзок и поэтому, как только ИВ замолчал, опять вступил в разговор. — Ты нам ее доверил. Когда, или кому? Жан, ты хоть словом обмолвился? Не о просьбе я говорю, куда же нам услышать оное, не достойны-с. Элементарное предупреждение, об отъезде. Простейший намек, как тебя известить в случае необходимости. Ты бросил нам обвинение, а сам? Сам хоть на один звонок ответил? Стрелки перевести всегда легче. Мы же, всего лишь твои слуги. Делали все в рамках своих прав.

Жан нервничал, Михаил же выпустив пар, последние слова договорил спокойно.

— Прости, Жан, что ухожу на их сторону, — сказал Игорь, — не рви жилы, а лучше пойди и попробуй справиться сам, с упрямством Вилен, а мы посмотрим, как это у тебя получится.

Глава 12

«Люди часто боятся насилия и оно с ними происходит, хотя и не тем способом, каким предполагают. А что, собственно в этом необычного? Разве все мы не изнасилованы жизнью?»

Д. Блейк.

Кровать была перевернута, подушки разбросаны в разные стороны, а Виен опять лежала на кушетке, положив голову на подоконник, прищурив глаза, уставившись в одну точку.

— Ви, родная! — войдя Жан, на этот раз, заметил ее сразу, а она даже не отреагировала на его приход и слова, словно не слышала. Он собрался взять ее на руки, вернуть в кровать, но она отпрянула, неожиданно быстро, с проворностью, какой он не ожидал, и уставилась на него широко открытыми, совсем потерявшими цвет глазами.

— Ви! Это я, Жан. — очень тихо, очень нежно, произнес он.

— Не подходи! — зашипела она, как шипела бы ее кошка, будь та смертельно ранена. — Не смей ко мне прикасаться!

— Родная! Я хочу только помочь тебе.

— Помочь мне?! Ты хочешь помочь мне?! — Виен опять сощурила глаза, всматриваясь в него, на губе появилась новая трещинка, потекла сукровица, подбородок задрожал. Жан сделал шаг. — Не двигайся! — села на край подоконника, — еще шаг и я откинусь назад!

— Зачем ты мучаешь себя? — конкретно испугавшись, замер с протянутыми вперед руками, готовя себя к тому, что придется ее ловить. — Тебе будет больно. — он прекрасно понимал, что упасть вряд ли сможет, а вот повредить себе позвоночник, о торчащие штыри решетки — может!

— Мне уже не может быть больно. Некому болеть, все что видишь — это фантом, мираж, тень… Меня нет. — все еще шепотом, заявила она.

— Милая моя! — Жан протянул к ней руку, оставаясь на месте и не отводя глаз, не дотронулся, но уже кожей слышал ткань ее одеяния.

— Меня нет! — шептала она, закрыв глаза, поднялась и, балансируя на краю пластика, отодвигалась от него, еще шаг и она на решетчатых прутьях, а выдержат ли те… — Ты сделал все что хотел. Теперь дело времени.

— Родная! — не заметно просунулся к ней: — Я не хотел тебе сделать больно. Мне надо было побыть одному. Разобраться в себе. Понять себя.

— Да! — сказала она чуть громче и новая трещина пересекла губу.

— Вилена! — Его голос прозвучал твердо, но в нем было все: и страх за нее, и любовь к ней и боль, что он впитывал с каждой секундой, ее боль. А главное — стыд, за ту слабость, трусость, возможно даже мелочность, что проявил к любимому человеку. Ви вымученно изобразила улыбку и достала из-под гипса бумагу. Не отрывая от него глаз, взяла за кончики, развернула и протянула к его лицу:

— «Возможно, тебе без меня будет легче». — процитировала, сглотнула. — А мне и легче, ты не заметил? Мне так хорошо! Мне просто офигительно здоровски!

— Иди сюда. — совсем тихо попросил он. Но она не услышала:

— Не обращения, ни прощания, ни подписи! «Возможно,…… тебе….. будет….. легче!» — Виен чуть — чуть добавила силы в голос. — Даже собаке кличку дают! А я так, пустое место. Ноль! Ничто! — у нее начиналась истерика. Голос дрожал и набирал звучание. Вытерла здоровой рукой покатившиеся слезы. — И откуда берется эта жидкость? Ну, так что молчишь? Что тебе от меня еще надо? Ах, да! Это же твой дом. Прости! — Встала на кушетку ногами. — Я забыла. Сейчас уйду! — сложила записку и спрятала обратно в гипс. — Приговор! Не переживай ты так, уже ухожу! — Ее шатнуло, в этот момент Жан подхватил ее и прижал к груди. — Пусти! — уже кричала Вилен и билась в его объятиях, как дикая птица. — Мне неприятны твои руки! Меня мутит твой запах! Пусти! Я больше не могу тебя терпеть! Я не хочу! Больше не хочу тебя. Слышишь?! Я больше не хочу… тебя… любить! Мы теперь никто друг другу! — Она вырывалась и царапалась, отросшими, неухоженными ногтями, но Жан, не обращая внимания, держал ее. Ви устала, руки плетьми упали. — Я поняла! — уже в пол-силы говорила она. — Ты вернулся выбросить меня, как ненужную вещь… Что ж, давай! Я сопротивляться не буду. — Она замолчала и размякла в его руках, проваливаясь в свое изнеможение.

Жан подошел к кровати, укутал теплым одеялом:

— Послушай меня, пожалуйста! Одну минуту. — вытащил листок и Ви закричала:

— Верни!

— Зачем?

— Это все, что у меня осталось! — зарыдала. — Это все, что от меня осталось! Отдай, пожалуйста. Это мой крест, моя надгробная плита.

Жан расслабил объятья, ладонью гладил ее спину, пытаясь успокоить:

— Любимая моя, дорогая! Вилена!

— Не произноси больше это имя! Какое же кощунство слышать то, что сам вывел! Нет у меня больше имени! Безымянная я, безликая! У всего есть, а у меня нет! Я — ничто!

Его руки опять напряглись, а голова опустилась к ее уху.

— Прости меня, прошу! Пожалуйста! Очень прошу, прости меня.

— Зачем? Чтобы ты опять и опять издевался над моей душой? Что, не утоптал, не утрамбовал до конца во мне человека? Вернулся подкормить и начать с новой силой?

— Я не хотел! Бездумно поступил, но ты же умная. Ви! Я дурак, так делай мне больно! Очнись! Вернись к жизни, наберись сил. Я сволочь! Я никогда не прощу себя за этот проступок. Этот грех ляжет на мою душу! Хочешь, я сделаю тату на лбу? — Виен молчала, у нее больше не осталось сил даже слушать. Она ушла в себя, растворилась. Оставляя в его руках изможденное тельце. — Я уложу тебя. Хорошо? Ты не будешь подниматься? — Глаза Ви были приоткрыты, но зрачки не двигались. Жан укрыл ее и подоткнул одеяло со всех сторон. Ему казалось, что ей очень холодно. Ви сразу скрутилась калачиком, спрятав голову. Налив в стакан воды, присел рядом:

— Выпей, пожалуйста! Тебе надо набираться сил, чтобы дать мне сдачи. — Слабый вздох вырвался из ее груди, рука притянула подушку и надвинула на голову. Жан взял эту подушку и приподнял ее голову: — Не веди себя, как ребенок или сумасшедшая! Иначе я буду вынужден связать тебя и держать на капельницах! Пока не приведу в человеческий вид. Виен! Все делают ошибки, я не исключение! — Попробовав уговоры, он решил пробудить ее самолюбие, но Виен была нема. Влив ей несколько капель воды, услышал стон. Губы пекли, пересохшее горло отказывалось принимать даже такие крохи. — Все! Отдыхай. Я здесь. Если выйду, то ненадолго. — Прикрыл одну створку, подошел к телефону. Шнур оборвано болтался. Выругался. Полез в карман за мобильным, но вспомнил, что он издох и валяется где-то в машине. Вышел на площадку, крикнул Эда. Сын поднялся к нему на этаж сразу же.

— Что с телефоном? — осведомился, словно тот обязан был знать.

— Виен вырвала, чтобы не тревожили.

— Отремонтировать можно? — уже спокойней спросил Жан.

— Сейчас сделаю. — Эд собрался идти за инструментом.

— И еще, — остановил его Жан, боясь уйти из комнаты, — сделай одолжение, принеси сумку из машины.

— Хорошо. — Эд отвечал лаконично, без каких либо эмоций. Жан прошел в гардеробную, переоделся в свои вещи, посмотрел на жену и пошел приводить в порядок ванную. Выпустил воду, бросил на сушилку ее вещи, поднял ножницы:

— Не знаю, хорошо или плохо, но не будь у нее поломана рука…, — вспомнил видения переданные Ев, — порвала бы себе вены.

Эд уже возился с телефоном. Жан взял разряженный мобильный, поставил на зарядку: — Где Дэн?

— С ребенком, в их половине.

— Будь добр, попроси, пусть зайдет, мне нужна помощь.

— Хорошо! Я еще нужен?

— Эд! Не добивай, пожалуйста, хоть ты! Я и подумать не мог, что все так обернется. — Эд молча подошел к кровати, взял из руки Ви записку:

— Я долго искал между строк твою любовь, но там ничего нет! Ни любви, ни хотя бы уважения. А каково ей? А девочкам? Отец! Мне стыдно смотреть Вел в глаза! Я врал им все эти дни, что все это не то, что кажется, но всем своим умом понимаю, Вел ждет, что я оставлю такое же, на нашей с ней кровати.

— Эд! Не бичуй меня, не занимайся катованием! Я остался без кожи, а ты сейчас осыпаешь меня солью.

— Не буду! Я все сказал. — Он ушел, а через пару минут вернулся с Дэном. Оба стали у двери и молчаливо ждали.

— Сыновья! Я не знаю, что делать. — честно признался Жан, глядя им в глаза.

— Мы тоже! — ответил Эд. — Ты же видишь, что они другие! Вел бросила себя на плаху ради меня, Вилена…. Я теперь дышать боюсь в сторону Ев, она, из них троих, самая взбалмошная!

— Давайте вернемся к этому разговору чуть позже. — Жан умоляюще сложил руки у лица. — Помогите Виен поднять.

— Насколько я понял, она отказалась от еды со дня твоего отъезда. — подал голос Дэн. — Начни поить.

— Вилен и от этого отказывается! Может капельницы?

— А ты вены видел?… Нет, я, конечно, могу ее связать и поставить, но подумай, каковы будут последствия. Выведи ее из небытия, и мы все сделаем! — Жан поднял брови, не совсем понимая младшего сына. — У нас не получилось. Она нас, никого, просто не видела. Сколько мы здесь, ни одной эмоции. Только раз всплеск был, когда записку потеряла. Восстанови в ней хотя бы водный баланс. Зови, если станет хуже, мы рядом. — сказал Дэн и первым ушел, Эд вздохнул, кивнул отцу и последовал за братом.

Жан не спал ровно столько, сколько не был дома, но состояние Виен его просто убило. Он прилег рядом и продолжал ругать себя. За окном поднимался яркий свет, не свойственный этому времени суток. Подумав, что какой-то лихач, включил фары во всю мощь, собрался прикрыть шторы, подошел к окну. Ангел стоял на кромке берега:

— Теперь ты понял, ради чего живешь? — долетел к Жану немой вопрос.

— Да! — Односложно ответил Жан.

— Я могу стереть из ее памяти эти дни.

— Не надо! Это моя вина, мне и исправлять!

— Береги то, что дано тебе, второго шанса не будет. Держи! Это для нее.

Жан увидел небольшой пузырек, повисший у окна, протянул руку, взял. Хотел поблагодарить, но пляж был пуст, только в ушах звучало: «Увози туда, где душе ее будет покойно!»

Вернулся, влил Виен три капли, горящие голубым светом. Виен вздохнула и мирно уснула, сложив руки под щекой.

****

«Огромная книга Жизни открылась, и Жан прочитал единственную строку, на чистом листе: „Увидев чистую и преданную любовь, Боги подарили ей Вечность!“»

Жан подскочил. Ви спала, на губах затянулись ранки. Он опять смочил ей их и опять прилег рядом, отключаясь и просыпаясь всю ночь. Поил и ждал пробуждения.

Выглянуло солнце, Виен открыла глаза и лежала не шевелясь. Истерики уже не было. Жан сразу понял, что больше не увидит ее слабость, однако опасливо, стараясь не навязывать свои, пусть и мимолетные, касания, поднялся:

— Пить? — Вилена не ответила, не повернула к нему глаз, но сделала пару глотков. Поправил ей подушку, поинтересовался, не хочет ли чего. Покачала головой, прикрыла глаза, прислушиваясь к себе, утверждаясь, что отвращение к нему исчезло.

Пришли дети, как смогла, улыбнулась, слушала, но не сказала и слова. В дверь постучал ИВ, принес бульон.

— Зайди, пожалуйста, — попросил Жан, — ей будет легче, увидев тебя.

— Не думаю. — ответил тот, развернулся уходить.

— Я прошу, пожалуйста! — умолял Жан. ИВ прошел к кровати, поставил пиалу:

— Это надо выпить! — Виен прикрыла глаза в знак согласия. Мужчина осмелился присесть на край постели. Пока ИВ поил ее, Жан рассказал про встречу в лесу, таким образом, открыв всем, кто есть на самом деле МАГ. Затем обратился к детям:

— Думаю, вы меня поймете. Я хочу уехать с Виен на косу, там мы быстрей придем в чувства, наладим все, что я разрушил.

— Это не к нам, сначала узнай, хочет ли мама поехать? — ответила, за всех, Ев.

— Я спрошу, обязательно. У вас же хотел узнать, сможете ли вы мне доверять, после содеянного, пусть даже ненароком.

Все отмолчались.

Выпроводив мужчин, девчонки уселись к ней, по обе стороны:

— Мам! Скажи хоть слово! Мужиков же нет. — упрашивала Вел. Глаза Ви наполнились слезами, но проговорить она не смогла.

— Понятно! — сделала вывод Ев: — Опять потеряла голос. Но меня это, почему-то не радует, как в детстве.

— Ты хочешь уехать? –гладя ее руку, поинтересовалась Вел, Вилена кивнула.

— Значит так и быть! — решила Ев. — А Солнышко позвать? Она просто замучила нас вопросом, когда тебя увидит. — Виен отрицательно покачала головой, показывая на лицо. — Она бы поняла, девочка умная. Но нет, так нет. Скорее ты права…. Уедете сегодня? — Ви пожала плечами и закрыла глаза. Устала, она очень устала и больше не могла общаться. Это было единственное чувство, что возродилось в ней. Еще не всё вспомнив, но как ни странно, ничего из того, что делала осознано, не забыв, она больше не слышала в себе ненависти к мужу. Не проснулся еще и стыд, зато притихла обида. Сон утомления накрыл ее своим покровом. Девушки тихо вышли, прикрыли за собой дверь, разошлись по своим комнатам и недолго думая, обе, даже не сговариваясь, перебрались на галерею, уселись поодаль друг от друга, бросив друг другу снисходительный взгляд, смотрели вдаль, на унимающее волну море, сознавая, насколько они с ним связаны.

Глава 13

Их небольшой участок на косе, где соединялись два моря, был отдален для всех, как с суши, так и со стороны воды. Двухэтажный домик: четыре спальни первого этажа, с гостиной, холлом и кухней-столовой, две комнаты на втором и мансарда. Собственный пляж, хороший сад и, главное, никаких соседей. Под самой крышей, в мансарде, с окнами на бездонные просторы небосвода, были комнаты Жана и Вилен, но приехав в этот раз, они поселились в небольшой комнатке первого этажа, выходящей окнами на участок заповедника, где в затоке, по утрам и вечерам, собирались птицы и, никого не боясь, спокойно разгуливали.

Вторые сутки, растянувшиеся до вечности, равнозначно для двоих. СМС с детьми, небольшие передвижения по дому. Ела, только чтобы как можно меньше говорил. Мужа слышала, но не реагировала никак, он был для нее сейчас, как радио или телевизор, работающий для фона. Просыпалась так же в три утра, до пяти сидела у окна, затем засыпала. Вздрагивала от его объятий, даже во сне, но не гнала и сама не перебиралась в другую спальню. А он настойчиво находился рядом. К десяти утра Вилен меняла кровать на кресло, укладывала голову на подоконник и смотрела в одну точку. Жан говорил, советовался, делился новостями; взял на себя все хозяйство, отправив на выходные даже сторожа — садовника. В общем, делал все, на что только падал ее взгляд, внимательно следя за ней и прислушиваясь к любому вздоху. Он усвоил для себя одну истину: «Женщину нельзя завоевать ни подарками, ни угрозами. Женщину нужно покорять годами, столетиями — своей любовью, заботой и самоотдачей. Вот тогда она вернет тебе, то же самое и сполна».

Да, для Жана началась совершенно новая жизнь, трудная, но с каждой прожитой минутой он убеждался в том, что приятная. Ему не надо было завоевывать ее, задабривать или покупать ее внимание. Тут не помогли бы даже оранжереи цветов, или горы подарков. Он старался вернуть доверие и любовь, учился быть нужным и необходимым, понимать без слов и не раздражать действиями. Еще в дороге он давал себе отчет, что не знает с чего начинать, да и что вообще делать. Но рисковал, в очередной раз, ставя на кон их любовь, их дальнейшие отношения. Прошло всего два дня, а он успел: устать до изнеможения, опустить себя ниже плинтуса, зарядиться новым оптимизмом и разработать план действий, меняя его чуть ли не каждый час. Говорить в пустоту трудно, но Жан говорил, пытался даже шутить. Приносил и уносил почти не тронутую пищу, помогал одеться, выводил на улицу, говоря при этом: — Слушай! А это оказывается не плохо. Вот имей ты голос, послала бы меня! А так я тебя взял под руку и повел на прогулку, а ты отмолчалась! — Его прекрасные, черного шоколада глаза, загорались, лишь только ее голова поворачивалась в его сторону и тухли, становясь пересохшей гуашью, когда он был один. Виен никак не реагировала на подобные реплики, но то, что она тут же не делала обратное, внушало ему надежду, что он идет правильным путем. Освоил массаж, научился разбираться в ее кремах, бальзамах и прочем. Вилене был безразличен собственный вид, все, на что ее хватало, это душ, дважды в день. С едой были большие проблемы. Готовил и почти все убирал в холодильник. Иногда срывался, уходил, давая ей возможность побыть одной, и позлиться на него, догадывался, что она даже не замечала его отсутствия. Уединяясь на кухне, доставал из холодильника им же приготовленное, и заедал все, что вырывалось из души в тот момент, не потому что был голоден или жалел продукты, просто так он мог заглушить, удержать внутри вырывающийся от бессилия, крик.

На второй вечер после их переезда в любимый ею домик, была такая замечательна погода, что ему самому не хотелось заходить в дом. Вилена сидела в мягком кресле, специально для нее вынесенном и поставленном так, чтобы все красоты местечка были видны, никак не торопила его, томно опустив веки, наблюдала закат. И он случайно, по наитию, припомнил, как ей нравится его голос, когда он поет, или читает стихи. Петь не было случая, а вот строки, просто рвались из него:

«Берёза с ветром целовалась,

Манила хрупкостью своей.

Её, тревожа, ветер рвался

Увидеть наготу ветвей.

И, словно в танце, стан берёзки

Он нежно гнул и обнимал.

Она же, приодев сережки,

Внимала, что он ей шептал.

Был ветер сильным и упрямым.

Она податлива была.

До поздней осени до самой.

Он приходил. Она ждала…»*

Виен слушала, он это заметил сразу, и внимала с большим интересом, чем просто его слова! Вздохнул с облегчением, радуясь еще одной ниточке надежды, и добавил: — В интернете прочел, даже не знаю, чьи они.

Третье утро началось с смски Эдгару: «Нужна твоя помощь!»

Дети примчались, преодолев за короткий срок, достаточно большое расстояние, влетели в дом, бросив машину с открытыми дверцами, перегородив въезд, кому бы то ни было. Вел пронеслась мимо, не поздоровавшись с Жаном даже кивком, тот, ни сном ни духом не ведая о их приезде, услышал машину и вышел из кухни, растерявшись внезапному появлению.

— Что случилось? — спросил Эд у отца, прежде чем зайди к Виен, забыв даже сказать скупое «здравствуй».

— Не знаю, мы не общаемся. Вернее, она так со мной и не заговорила. Но вроде ничего не произошло… — Жан был крайне удивлен, и удивление сменялось страхом. У самой двери Вел притормозила, собралась с духом, глубоко вздохнула и открыла дверь :

— Привет! — обеспокоенность в глазах, хотя улыбка и растянула губы: — Что случилось? — Ви замотала головой, взяла мобильный, начала писать, разнервничалась, отвернулась. — Ма! Тебе нужна тетрадь и карандаш? — Кивок. — Надо было так и написать, мы летели, думали, что-то серьезное. — Ви закивала, показывая, что очень важно. Вел принялась ее успокаивать, гладя по руке, пытаясь вывести на улицу, но Виен сопротивлялась, разводила руками, пытаясь пояснить, зачем вызвала.

— Привет! — появился Эд и поцеловав ее руку, присел на низенький табурет, стоявший рядом с креслом. — Что у тебя стряслось? — Виен словно оттаяла. Его мягкий, бархатный голос, от которого дочь сходила с ума, внушал ей доверие и покой. Глаза его, как гречневый мед, были настолько теплы, как может быть теплым летний вечер, и это действовало на Вилену, как гипноз.

— Эд! — перебила их Вел. — Надо что-то думать, для нашего общения с Ма. СМС — это не очень удобно для мамы, она их и раньше терпеть не могла.

— Эх вы, женщины! А электронная почта… — Он подал Ви блокнот, который всегда носил с собой, отдал свой карандаш. Лицо Виен просветлело, тотчас написала: «СПАСИБО! Ты настоящий! — улыбнулась и продолжила: — Эд! Мне нужна помощь юриста. Я хочу оформить квартиру на Леру.» Дети прочитали, в недоумении посмотрели друг на друга и Эд заговорил с ней:

— Ви! С чего вдруг? Да и зачем?

«Я так хочу! И еще! Сдайте ее на этот год».

— Мама! Вот что стукнуло тебе в голову?! И вообще, этот вопрос можно было бы и с Жаном решить. — Вел не понимала ее решения; от скопившихся нервных дней, повысила голос — получилось грубо. Виен сразу съежилась:

«Тогда извини, что побеспокоила!» — написала и закрыла блокнот, показывая, что не хочет больше общаться, отдала его Эду, отвернулась к окну. Тот глянул на жену, развел руками и, положив руку на плечо Вилен, тихо, доверительно проговорил: — Я все сделаю, займусь сразу же. Только и ты мне пообещай, никогда больше не нервничать, это все не стоит твоего здоровья! — Вышел, давая им с Вел возможность обговорить все и найти понимание.

— Мам! Я не хотела обидеть. Просто мы очень испугались. Я привезу ноутбук, будешь мне писать. — Сев рядом, обняла ее. — А вообще надо заканчивать с безмолвием. Наорать на всех как следует, высказаться и жить. У нас все нормально, ничего не меняется. Собираемся на тот берег. Ев там и останется, а мы к концу сентября вернемся в город. Вот только не знаю на сколько. А вы как? Что-то планировали? — Виен все еще не поворачиваясь к ней, пожала плечами, Вел погладила ее по спине: — Ты идешь на поправку! Лицо порозовело, синяков почти нет. Он старается. А тебе здесь лучше? — Ви опять пожала плечами. Повернулась, поцеловала дочь. — Мы поедем? Бросили все второпях. Младшие беспокоятся. Комп привезут завтра. Потерпишь немного? — Виен закивала, боковым зрением заметила мужа и насторожилась. А он не входя, стоя у порога, обратился к Вел:

— Может, перекусите? Не завтракали небось еще? — Говорил в надежде, что они задержатся хоть на полчаса и Виен сможет поесть с ними, без его надоедливых уговоров.

— Нет! — отрезала Вел, но посмотрев на мать добавила более мягче: — Спасибо! Я очень спешу!

Жан прикрыл дверь, вышел на улицу, оторвал веточку с куста сирени и прикусил ее:

— Так и курить начнешь! — не сдержавшись, высказался вслух. В груди появился еще один «камень», брошенный холодностью Вел. Он не сердился на нее, все понимал, им с Ев тяжело будет его простить. А сыновья…, что же тут поделать, они поступают мудро, молодая семья, надо беречь отношения, он же их и так любить будет.

— Тяжело? — появился за ним следом Эд, не спеша подходить ближе, вымучивал дверную ручку, крутя ее.

— Строить — не ломать. Выдержу…. Обязан! «Двери счастья открываются не снаружи бурным напором, а только изнутри, и тут уж ничего не поделаешь». — Эд в ответ ничего ни сказал. Проводив их до машины, поднялся к жене: — Ви! Я могу заняться всем сам. Не понимаю причин твоего решения, но раз так хочешь — сделаю. Ты поправишься, и я сразу всем займусь. — Виен даже не посмотрела в его сторону. Опять воцарилась тишина. Постояв немного, он ушел на кухню заканчивать готовку завтрака.

После отъезда детей она еще больше погрустнела, отказалась от еды, сделав пару глотков чая, сдвинула тарелку не глядя и та грохнулась об пол, но Виен даже не вздрогнула. Жану показалось, что она и этого не слышала. Не стал спешить убирать, решил проводить ее на улицу, но и этого она тоже не захотела. Впервые за два дня поставив руку перед ним, давая понять, что не хочет. Села в кресло и уставилась в стену. В пустой угол. Телевизор категорически игнорировала. В общем, потеряла всякий интерес к жизни. Жан постоял минуту, посмотрел на нее и вышел. Вернулся с системником, затем принес комп, настроил, напечатал и повернул экран к ней.

«Милая! Я говорю, ты не слышишь…. Прошу, прочти! Не убивай себя. Пожалуйста! Не наказывай меня дважды. Я сам себя не прощу.

Любовь делает нас не только сильными, но и глупыми. Я готов быть твоим рабом вечно.

Ругай, бей, ломай и круши все, только вернись. Выберись из своего панциря, пожалуйста!

Это адрес детей…….»

Виен долго смотрела на экран, видя лишь какие-то значки. Наконец буквы сложились в слова и начали приобретать смысл. Прочитала несколько раз. Взяла и написала, смысл доступен был только ей: «Больно быть черепахой под зонтиком. В любую погоду!» — оставила послание, но это подействовало на нее благоприятно. Задышала ровнее, глаза забегали, ища новую опору. Мысли зашевелились. Открыв почтовую страничку старшей дочери, отправила следующее:

«Простите! Не подумала. Очень прошу выполнить просьбу. Я не хочу в нее возвращаться. А лишними деньги не бывают. Я вас всех очень люблю».

Закрыла и, оставив сиять ответ Жану, перебралась на кровать, включила телевизор, практически без звука, так, чтобы мелькали картинки. Кажется, уснула, по крайне мере дыхание подсказывало о полном ее покое. Жан вернулся не скоро, занимался делами. Посмотрел на нее, но она не повела даже бровью. Вышел ненадолго, принес кучу баночек и очень бережно сделал то, что делала она каждое утро, до того как…

— Тебе нравится быть куклой? — Ви проигнорировала. — Только я не брошу это занятие. Твое тело обезвожено, кожа пересохла, ей нужна помощь, чтобы вернуть былую красоту. Так что, терпи мою неуклюжесть, раз не хочешь сама. А это хорошие крема, их сделал Дэн, специально для тебя. — Взял сломанную руку, растер пальцы. — Неделю еще придется поносить гипс, твоему любимому доктору пришлось сломать то, что начало неправильно срастаться…. — Он говорил и говорил, все слова улетали в пространство. Но и положительный эффект присутствовал — она не сопротивлялась. Затем расставил все баночки на ее прикроватном столике, поколебался минуту и убрал зеркало, чтобы Виен, нечаянно, не глянула в него. Заметил в ее косметичке помаду, достал, нарочно долго крутил в руках, обращая на себя внимание: — Если на глаза мы можем надеть очки, то губам нужен уход и ничуть не меньше, чем твоей коже, а возможно даже больше. — рассуждал он вслух, а казалось, что читает ей лекцию. — Да, еще немного и я стану опытным косметологом. — Взял зеркало, которое только что решил унести из комнаты и открыл тюбик: — Я только раз, попрактиковаться, чтобы правильно наложить! — Провел кисточкой по своей губе, поглядывая на ее реакцию. — Кажется, я понял! — сделал шаг к Виен. Она вырвала из его рук тюбик, без лишних эмоций на лице, автоматически, сделала два быстрых мазка, по своим, все еще поврежденным губам, в сердцах бросила губную помаду и улеглась к нему спиной. Жан не поддавался, закончив с косметикой, подал ей костюм:

— Хочешь или нет, но надо съездить в магазин, так что давай одеваться. Сам я не куплю то, что хочется тебе. — Виен качнула головой, говоря, что ничего не хочется, в ответ услышала: — Мало ли, что нам не хочется — надо!

Не стала больше сопротивляться, оделась, нацепила черные очки и уселась на заднее сидение. Жан праздновал маленькую победу.

Устав насыщенным днем, уснула очень рано и проснулась ночью, как всегда. Долго смотрела в окно, просто так, на сияющую точку луны. В углу белел экран компьютера. Повернула голову к нему пару раз, на третий подошла и нажала кнопку, высветилось письмо:

«Я сам чувствую себя ничтожеством! Не ищу оправдания, не хочешь, не прощай. Только не молчи и живи, пожалуйста! Возьми мое сердце, забери мою душу! Позволь быть рядом, просто тенью. Я сделал больно всем: тебе, детям, друзьям. Не уподобляйся мне, подумай о них».

Виен опять несколько раз прочла его послание, пока смысл того, что он хотел сказать не дошел до нее. Раздвоилась. Одна ее часть требовала вычеркнуть напрочь все, что связано с ним, а вторая, просила обратного, говоря: «Это еще кто кому нужен! Уж он тебе — это точно. Иначе, зачем бы ты с собой подобное вытворяла. Хватит быть неизвестно кем, хватит! Держись за него, пока он этого хочет!» — Наконец решилась и написала:

«Ты ушел и я умерла.

С последней слезою скатилась душа.

Пепел любви разметала заря.

Тень моя по земле пошла.

С последней буквой — последний вздох.

Желанье твое — ты одинок».

Прочитав ее ответ рано утром, Жан очень испугался. Душа заколотилась, первым порывом было искать помощи, но, посмотрев на нее, безмятежно спящую, успокоился. У них начался новый виток в общении. Эра ночной переписки. Он писал ей о том какая она нежная и любящая. Вспоминал добрые курьезы за год семейной жизни. Лаской и вниманием надеялся вернуть доверие. Не давал тупо сидеть, постоянно заставляя двигаться, то просто на берег, погреться на солнышке, то покататься на лодке вдоль берега, не далеко и не долго. Обязательно съездить в люди — рынок, магазин, да и так, просто проехаться среди людей, обратить ее внимание на яркие краски природы. Она же была на своей волне. Подчинялась, ездила, ходила, даже ела уже без лишних уговоров, но на лице полное безразличие и обязательно черные очки. Жан неоднократно замечал, что у нее, за очками, глаза закрыты. Но хоть какие-то действия делала! И письма. Ее письма! Жестокие, порой совсем безжизненные, зато откликалась. Каждый раз отвечала.

«Мечты затягивают в болото. Невыполнимые обещания превращают сердце в камень и тянут на дно. Ложь закапывает в могилу живьем. Даже мысленная измена сжигает душу заживо.

Если это происходит неоднократно, то это не подлость Судьбы — это кощунство Жизни!»

Так прошло несколько дней, и Жана радовало то, что они хотя бы не отдаляются.

Еще одна ночь, еще одно переживание: прогонит, разрешит лечь рядом, не уйдет ли в другую комнату. Он весь вечер старался не надоедать разговорами, но и молчать не мог — цеплялся за любой повод «поговорить». Рассказывая о звонке сына, заметил, что она сидит и внимательно смотрит на его, зачитанную до неузнаваемости, книжечку Анны Ахматовой, лежащую сверху стопки книг. Он просто обожал Ахматову, от того и возил томик с собою всегда и всюду. Ну, не то что бы только ее читал, просто, чаще других. Взял книжку с полки, показал Виен и она моргнула. Был ли то просто импульс, или она действительно захотела послушать нечто иное, чем рассказы о жизни других, но Жан открыл и начал читать:

«Оставь, и я была как все,

И хуже всех была,

Купалась я в чужой росе,

И пряталась в чужом овсе,

В чужой траве спала…» — он знал каждый стих наизусть, поэтому открыв первую попавшуюся страницу, лишь мимолетно глянул на первые слова, читал, глядя на жену. Виен вздрогнула от этих слов, Жан опять испугался, что навеял строками пережитое, постарался быстро исправиться, перевернул пару листочков:

«Тот же голос, тот же взгляд,

Те же волосы льняные.

Все, как год тому назад.

Сквозь стекло лучи дневные

Известь белых стен пестрят…

Свежих лилий аромат

И слова твои простые…»

Виен тут же вырвала книжечку из рук, быстро открыла страницу и всунула ему в руки, требуя читать вслух, Жан глянул на строки, глотнул слюну, а она прищурила глаз, глядя прямо на него, ждала. Жан подчинился: «А ты думал — я тоже такая,

Что можно забыть меня,

И что брошусь, моля и рыдая,

Под копыта гнедого коня.

Или стану просить у знахарок

В наговорной воде корешок

И пришлю тебе странный подарок —

Мой заветный душистый платок.

Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядом

Окаянной души не коснусь,

Но клянусь тебе ангельским садом,

Чудотворной иконой клянусь,

И ночей наших пламенным чадом —

Я к тебе никогда не вернусь».

Не хотел, но дочитал до конца, не сводя с нее глаз и она, открывая свои все шире, наполнялась новым светом, исходящим из ее души. Довольно кивнула, тут же легла в кровать, ближе к окну, оставляя больше свободного места, закрыла глаза и сразу же заснула. Жан устало прилег рядом, подрывался несколько раз, но Ви спала, на этот раз ни разу не проснувшись. На рассвете он замер, чувствуя, как ее косточки прижались к нему, обнял, пытаясь согреть, но она тут же отстранилась, но уже не так далеко, как еще прошлой ночью. Утром, прежде чем открыть глаза, он уловил ее взгляд на себе, внимательный, изучающий, потянулся, сел:

— С Добрым утром, родная! Чай в постель? — Она приподняла бровь и отвела глаза. Жан машинально поцеловал в щеку. Виен насупила брови, но во взгляде не было брезгливости и он, боясь спугнуть, выскочил в душ. Только там смог понять, что произошло и, от радости запел, не думая, услышит она или нет: « Летящей походкой, ты вышла из мая!…»

_________________________________________

*«Береза с ветром целовалась»… автор Маша Мягкая

Глава 14

Приближалась годовщина их совместной жизни — радостной и печальной, насыщенной эмоциями, омраченной последними событиями, но с большой надеждой на лучшее. В один из дней Жан оставил Виен, предварительно написав записку в двух вариантах — на бумаге и электронную, выдерживая все тонкости общения, и помчался к детям.

— Жан! А как же мама? — вместо приветствия встретила его Ев.

— Я вынужден был ее не брать с собой. Я предупредил с вечера, написал пояснительную записку, уезжал, она еще спала. Надеюсь решить все быстро и назад. — Девушки заканчивали номер своего журнала, отчего были более серьезны, чем обычно. Вел едва глянула на свекра и сразу ушла в работу, Ев уделила чуть больше внимания его персоне, то и дело, поглядывая на сестру. — Девочки! Знаю, трудно меня понять, еще труднее вернуть все назад, глупость вещь неоспоримая, но тем не менее. Нашей годовщины с Ви нет…. А она ее так ждала. Дело в том, что мама, перед…. — он запнулся, но взяв себя в руки, продолжил. — Вилен очень хотела устроить вечер. Я ей пообещал. Поймите, забрать данное слово, будет не правильно! — Вел опять подняла на него глаза, но не подала и звука, удовлетворилась его общим видом. Жан же, от волнения ломая пальцы на своих руках, продолжал: — Сам не справлюсь, хотя очень хочется. Бросить ее не могу, чтобы развернуться и мотаться готовя, желаемый ею, ранее, праздник. — говоря последнее, смотрел в пол и вдруг поднял голову, глянул в глаза Вел. — Но у вас-то, праздник должен быть! Прошу, давайте отметим, как она хотела. — перевел взгляд на Ев и опять вернулся к старшей дочери, словно от ее решения зависела вся его дальнейшая жизнь.

— Ну, — вздохнула Вел, — допустим, ваша годовщина тоже есть. Пусть не радостная, как предполагалось, но от этого год не убавится. Да и содеянное не сотрется, как не крути. — Вел угрюмо посмотрела на него, у Жана сердце опустилось в пятки, он ждал от Вел порицаний, даже крика. Она же удивляла своей сдержанностью, поразила и ответом: — Я «за»! И это только из-за мамы!

— Я тем более «за»! Может это ее развеселит. — Поддержала Ев, подбадривающее улыбнулась сестре, зная насколько трудно дался этот разговор, и повернулась к Жану.

— Спасибо! — заулыбался он. — Обсудите, решите, что к чему, сообщите, что от меня требуется. Простите, мне надо мчаться обратно. — низко склонил перед ними голову и моментально вышел, сыновья за ним, Ев тут же обняла сестру:

— Спасибо! — она сияла и радовалась.

— За, что? — Вел, все еще держа серьезный вид, наморщила лоб.

— Я думала, ты его возненавидела!

— Одно другому не мешает. И потом, это для мамы! — Вел спряталась за работой, но от сестры так просто не отделаться.

— Все равно, спасибо! Главное, как успел-то, до нашего отъезда! — и вдруг сменила тему. — Вел, может тоже, городской дом сдадим, а?

— Зачем? — Вел от неожиданности такого вопроса, вскрикнула. Но мордашка сестры, с синими, как васильки глазами, длинными моргающими ресницами, заставили улыбнуться. — Я собираюсь в город! Да и вообще, не хочу я, чтобы по моему домику шастали чужие люди. — С отвращением передернулась, скривила лицо, произнося: — Фу! — И только после этого продолжила разговор дальше. — А с чего вдруг, ты завела эту тему?

— Я долго думала над словами Жана, по поводу нашей жизни. Нам надо потихоньку отходить от друзей. — Ев вздохнула, затем ухмыльнулась: — Ведь мы не меняемся.

— И что ты предлагаешь? — Вел отложила в сторону дела, поднялась и взяв сестру за руку, пересела на диван, в ожидании пояснения, Ев без лишних слов, конкретизировала:

— Контроль! Ольга управляет редакцией. Виктория — агентством. Будем встречаться только с ними.

— Можно попробовать. А дом? Я не хочу его сдавать.

— Не важно! Год постоит, а там посмотрим. Я его тоже люблю.

— Ев! Раз у нас технический перерыв, я хотела тебе кое-что показать и посоветоваться.

— Что-то тайное? — Ев заметила, как изменилось лицо сестры, как глаза наполнились страхом.

— Можно и так сказать…. — Вел поднялась, вернулась к своему столу, достала диск, совсем прозрачный, можно даже сказать, необычный. — Это я нашла утром, дня два назад, на окне. Сначала меня содержимое его ввело в полный шок. Но…. В общем — смотри, поговорим потом. — поставила съемку на большой экран и села сбоку от сестры, поджала к себе ноги, обняла колени. На экране была их мамочка, со всеми ее истериками.

— Кто это сделал? — Не поворачиваясь, злясь и вместе с тем расстроившись до слез, спросила Ев.

— Ты у меня спрашиваешь?! Я хотела спросить у Эда, в лоб, где камеры и прочее, но решила посоветоваться с тобой. Чтоб не наломать дров. А сегодня ночью я мучилась бессонницей. В общем вот. — Вел поменяла диск. На Экране высветилось: «БОЛЬ!» — Это предварительное название. Я обработала, наревелась…. — тяжелый вздох, всхлип, потерла нос. — Ты посмотри.

Ев рыдала, Вел всхлипывала, натирая нос до красноты. Ни одна, ни другая от экрана не отвернулись, фильм не прервали. Сорок минут моральной смерти. Сорок минут «самосожжения». Зашипело, а они продолжали, молча смотреть на мигающий рябью экран. Наконец, Вел не выдержала:

— Что скажешь?

— Если бы это не мама, я бы сказала, что «Ника» тебе обеспечена. Да, что Ника! «Оскар»! — Обливаясь слезами, заявила Ев, обняв ее крепко и прижавшись к ней.

— Не понял? — Войдя, Эд увидел заплаканные лица, припухшие носы и красные глаза. — Нас не было всего час! Ну, может чуточку больше. Просто поговорили с отцом, провели его и решили кое какие важные вопросы. Что за слезы? Что за мокроту вы тут развели? — он стал перед ними, закрыв собою телевизор, даже не обратив внимания, что тот работает. Протянул пачку салфеток и ждал, переводя взгляд от одной к другой, пока те вытрут слезы.

— Мы, мы смоооотрели фиииильм! — все еще вздрагивала Ев, почти ревела, от чего слова были на растяжку. — А где Дэн?

— Солнце собирает с Игорем на пляж. Мамочкам же не до ребенка! Так что случилось? Это вас Жан так разчувствовал, или наоборот, возмутил своей откровенностью?

— Дэн придет, все покажу, объясню и спрошу! — Весь образ Вел не предвещал радости, Эд решил не усугублять, выждать и уж затем исправлять все оптом, хотя и понятия не имел, что именно его ждет и в чем провинился. Дэн не заставил себя долго ждать и тоже, прямо с порога, задал вопрос о слезах. Вел молча включила первую, неизвестно кем сделанную запись. Мужчины онемели, застыли на своих местах, и только сжатые кулаки, за их спинами, и скулы, говорили за них. Так и простояли, до последнего кадра.

— Кто это снял? — выдавил из себя Эд.

— Тоже самое мы хотели спросить у вас! Где, кто и когда повесил камеры?

— Понятия не имею. — Эд уже тер свой подбородок, мысленно предполагая как такое можно было заснять. — Да и как это можно было сделать? Я проверю, конечно, их комнаты, но….. Дорогие! Чтобы такое записать, не одна камера нужна — первое, второе — это заранее надо знать, что случится! — У Эда было стрессовое состояние, намного сильней, чем в день возвращения. — Что вы думаете с этим делать?

— Это жизнь, а не кино! — воскликнул Дэн. — Хотите, что бы рыдал мир — ваше право. Но…. — Тут до него дошло. — Копии могут быть! Сначала надо узнать, откуда это взялось и не дать попасться на глаза Виен.

— Вот и займитесь этим! Мы пока не думали показывать на весь мир. Мы вообще еще не думали по этому поводу. Я злилась, что кто-то подсматривает за нами! А вот Жану я это подарю!

— Ты не была в прошлой жизни палачом? — Спросил Дэн, испугавшись воинственности Вел.

— Кем бы Вел не была, — Ев рассердилась на мужа и подняла бровь, что бы он это понял, — а увидеть он это обязан! А все остальное, с выздоровлением мулички!

****

Две недели вдали от всей семьи пролетели одним днем. У Жана зародилась уверенность — пробыть такой срок вместе, дорогого стоит! Виен же потихоньку приходила в себя. Тело приобрело формы молодой женщины, а не изголодавшегося подростка. Выровнялась спина, посвежело лицо. Внешнее потепление не растворило внутреннего холода, но и не разделило их на две комнаты. Жан подшучивал над собой, все чаще в голос, в ее присутствии. И хотя ответа не было, по глазам видел: услышала, поняла, приняла. Втянулся, приловчился и продолжал все делать за нее, для нее и для них, не приглашая в дом прислугу. Планомерно, настойчиво вселяя в нее новый вкус к жизни, надеясь в дальнейшем вернуть веру к себе. Но это были планы на будущее, пока же они жили в настоящем, слепленном его руками из подручных материалов.

— Виен, дорогая, пора уезжать. Ночами уже холодно. — Она пожала плечиком, а Жан, будто услышал ответ, продолжил: — Хорошо! Значит собираемся.

Ровно через сутки, они заехали к ИВ, попрощались до лета, пригласили чаще приезжать к ним в гости, обменялись молчаливыми любезностями, даже посмеялись, что стали ближе из-за отсутствия мяса на костях и отправились на Юг.

— Мамочки! — кричала шестилетняя девчушка, удочеренная Гаями год назад, вбегая в большой, колонный зал, второго этаже их имения. — Душечка Иен приехала! Скорее идем ее встречать! — Едва показавшись, визжа от радости, побежала назад, громко топая ножками. Девушки последовали за ней. Виен сидела сзади, открыв окно и пряча глаза за широкими, черными очками. Не успел Жан притормозить, как она вышла, не дожидаясь его помощи. Муж развел руками и пошел к багажнику. — Иен! Моя Иен приехала! Душечка! — Радовалась Лера, обняла ее, прижимаясь всем телом, задирая голову вверх. Индиговые глаза сияли, а золотистые кудри лучиками спадая назад, открывали ее счастливую мордашку. — Как я скучала! — Виен сглотнула слезу, расцеловала всех, хотела взять девочку на руки, но та, взглянув на Вел, заявила: — Я уже взрослая, пойду сама! — И подала ей руку. Щебеча, всю дорогу, рассказывая новости. Не забывая называть Виен душечкой. В первые дни своего появления в доме этой огромной семьи, Лера была ненавязчива, неназойлива, но внимательна. Однажды, услышав как Николя, свекор, обратился к Вилен, отметила в своей умной головушке и с тех пор, не переставала ее так величать.

Прошло несколько дней, спокойных внешне, но довольно напряженных в душе каждого из взрослых. Девочка не задавала вопросов, узнав от Эда, что у Виен болит горлышко, но не отставала от нее, следуя кругом и всюду, читая ей книги, заполняя часы «глухого» досуга. Виен это нравилось, находясь рядом с ней, ей не приходилось заботиться о том, как избежать мужа, как минуть разговора с дочерьми, как не смотреть в глаза их мужей. Ступив на землю поместья, Виен приобрела новую тяжесть, на нее мгновенно обрушился стыд, за свою слабость. Немногим ранее, на второе утро по приезду на косу, она осознала глубину своего поступка — и это было кошмаром. Виен не могла понять себя, как, как она могла так опуститься?! Как смогла перечеркнуть чувства дочерей?! Забыть о них вообще и вонзать им нож в спину! Причем, полностью отдавала себе отчет, что если бы не дети, то не корила бы себя, а одобрила бы свой поступок, до мелочей. Признавала, что не все помнит, что многое поверхностно припоминает, и будет еще долго выискивать в уголках памяти. Жалости к себе не было тогда, и не появилась теперь. Она потеряла себя, свое «Я» в ту самую минуту, когда развернула посланный ей лист. Именно он, а не уход мужа, произвел взрыв. Его отписка свершила в ней собственную «Хиросиму». Ей, пятидесятилетней женщине, матери двух взрослых, замужних дочерей, не просто плюнули в лицо, она бы умылась, как делала это не раз при своей прежней жизни, а затем гордо шла дальше; ее растоптали, сравняли с землей, вымели, как не нужный сор! Отсутствие обращения, сухость слов, единственного мужчины, который вытянул ее, вырвал из уравновешенного бытия, вселил веру, одарил всем, чем только мог, который клялся и божился, а сам с легкостью, взял и перешагнул все; именно это являлось тем самым острием ножа, на который она добровольно ступила. И именно это не давало ей покоя. Она, то и дело, возвращалась к мысли, что совершив такое однажды, он повторит, и не раз. Затем будет опять просить прощение и снова предавать, предавать,…. И она написала, самой себе, в надежде, что он прочтет, а для чего же еще заводят дневник или блог, и поймет: «Мне жаль…

Мне очень жаль, но я не могу подобрать себе новые вещи. Не могу надеть старые. Снятая твоими, нежными руками кожа, чулком, от макушки до самых пят, обнажила меня навечно. Я еще помню, как твои руки, касались ее, заставляя трепетать меня всю, как ты улыбался, смотря мне пристально в глаза и медленно, дюйм за дюймом, стаскивал ее, мою бархатную, персиковую кожу. Неужели так сильно привык к ней, что не смог расстаться? Я недолго задумывалась над этим, ответ ты мне дал сам и сразу, когда еще раны кровоточили, а ты, в нетерпении, примерял ее к другим. Что, не подошла? А ты как думал? Это же моя кожа, мною выращенная, для тебя холенная. Я не жалуюсь, не впадаю в истерику, не закатываю скандал, не плачу. Незачем, да и нечем. Ты не думай, я не слежу за тобой. Я бы закрыла глаза, чтобы не видеть твоего разочарования, но и этого сделать не могу — ты, по неосторожности, а может и нарочно, лишил меня век. Теперь мои глаза все время смотрят на тебя. Пристально, без эмоций. Все проявления их остались там, на моей коже, которую ты так и носишь с собой, прикладывая ко всем, кого встречаешь. И уйти я не могу, как ни сесть, ни стать на ноги, потому что так и вишу, вниз головой, подвешенная тобою, в момент твоей страсти, на единственный гвоздь, вбитый на плахе, с какой ты начал строить наш дом…

Мне очень жаль…, мне жаль….тебя!»

Сохранила, даже не перечитав, подвесила на рабочем столе, в центре экрана и оставила на волю того самого проведения, что ехидно улыбалось им с Жаном в спину. В конце концов, все, что мы пишем для себя, подсознательно адресуем другим. В этот же вечер забыла о послании, не задумываясь, поймет ли он, что та закладка для него, прочтет ли, сегодня, завтра или через год. Она ему высказала свое состояние души на сегодняшний день.

****

А жизнь продолжалась по написанному, кем-то там, плану. Дни летели, пробегали ночи.

— Мама! — уложив ребенка в кровать, не покидая детской, Вел, от простых любезностей, перешла к делу. — Нам надо подумать о твоем платье. Мужчины готовят вечер, и ты не можешь нас с Ев обидеть. Слышишь? Мы понимаем, как тебе не просто, но надо двигаться дальше. — Ви замотала головой и достала блокнот: «Можно, я сама?» — Сама так сама! Только без глупостей. А если нужна помощь — мы всегда рады.

Вилен изобразила улыбку, жестами показывая, что дочерям не стоит волноваться.

Что надеть для званого ужина, для Вилены не было проблемой, она решила этот вопрос, как только узнала, что вечер будет. Может кому-то и покажется странным, что она не стала избегать семейного события, но Вилен была женщиной, а для женщины, самая сладкая месть, это показать мужчине, как он заблуждался. Вот и Ви, после опрометчивого поступка, бросилась в противоположную сторону. Долго, правда мысленно, примеряла к своему теперешнему образу новинки сезона, перелистывала электронные каталоги, выясняя в какой из салонов завезут выбранное ею платье, вела переписку с владельцами, узнала, что есть портниха и сможет за считанные минуты подогнать, если что будет не так. Все больше убеждаясь, что интернет это вещь необходимая. И вот час настал.

«Мне нужен, кто-то с машиной!» — написала она Жану, тем же вечером, как только дочь заговорила о дате.

— Я не подойду? — прочитав, склонил голову, чтобы видеть ее глаза, но Виен сидела, опустив голову к блокноту, и не интересовалась его мимикой, она просто слушала ответ и была готова сказать последнее слово.

— «Спасибо, но НЕТ!» — Отрезала без пояснений, разъяснений и прочего. Жан не стал настаивать, принял ее желание как должное.

Следующий день она полностью провела вне дома. Уехала рано утром, лишь махнула рукой, даже не повернувшись, хотя знала, что Жан стоит у окна и волнуется. Не проверила и через затемненное окно свое предположение. Михаил посмотрел на нее в зеркало, спросил:

— Может Игорь? — На что Виен пожала плечами и спряталась за черные очки, словно отделилась от всего мира. Ей правда было все равно, кто будет сидеть за рулем, смущения не убавится, дружбы не прибавится, а жалость к себе она не позволит. Так стоит ли перебирать?

А Жан смотрел вслед, барабаня пальцами по стеклу.

— Жан! — Услышал он голос Вел и вздрогнул: «если она пришла сразу, как только Виен села в машину, значит хорошего не жди». — Мне надо тебе нечто показать и я не хотела бы откладывать.

— Я готов в любое время. Можем даже сейчас. Я так понимаю, это не должна знать мама?

— Правильно мыслишь.

— Вел! Может, отложим? — Вырос за ее спиной Эд.

— Нет! Я хочу поставить точку, во всем этом!

— Наверное, ты права. — проговорил Эд и глянул на отца грустными глазами, всем своим видом давая понять, что веселья не обещается. — Идемте к нам.

У Жана сжалась душа, и он пошел за ними, как на казнь. Войдя, остановился в дверях, как ребенок, а не отец семейства. Вел достала диск и не предлагая присесть, заявила:

— Это я нашла у себя на окне, после вашего с мамочкой отъезда. Вы смотрите, а я пойду в детскую. — Эд понимающе кивнул, пережить такое еще раз, пусть и на экране…! Сам поставил диск, кивнул отцу на диван и присел с ним рядом. Хотел избежать, придумать вескую причину, чтобы выйти, но не смог. Не смог оставить отца одного.

****

— Можно я просмотрю еще раз? — попросил Жан, сразу, как только пошел шип. У Эда расширились глаза:

— Отец! Может не надо?

— Надо! — в отцовских глазах был только ужас, да и сам он выглядел не лучше, но решение было серьезным, и Эд ужаснулся.

— Хорошо! — Нажал повтор и больше изучал отца, чем смотрел на то, что знал до мелочей. Он ждал всего: гнева, самобичевания, всплеска истерики, но отец был похож на статую, смотря в одну точку, и слова Жана, неожиданные для такого момента, заставили вздрогнуть.

— А что там, за шипом?

— Не знаю. Я не могу смотреть на это с таким рвением, как ты. — Но все же включил на самый конец. Немного скрипа и Эд понял, за ним, действительно что-то есть. — Я посмотрю в лаборатории.

— Пойдем сейчас. Я должен знать. Ви долго не будет, успею прийти в себя и заделаться хладнокровным мужланом. Не смотри на меня так, сын, именно такого мнения обо мне Валери. Только я не такой, не такой! — он замотал головой, всего на пару секунд дал слабину, схватившись за грудь, где выпрыгивало сердце. Эд пожал плечами, как не подмывало поговорить круто, по-мужски, пока они вдвоем, сдержался. Прокрутив пустое пространство несколько раз, где кроме шипения ничего не было, но и диск не выключался, значит, это было сделано специально, Эд вспомнил, что подобное уже было, причем совсем недавно. Уменьшал и уменьшал обороты, насилуя собственную аппаратуру. Неожиданно возник ОН, в том же виде, с тем же покоем на лице:

«Я знал, что вы все поймете. Оставьте это, как память, для себя и поколений. Чтобы помнили, для чего живете в этом мире. Хватит воздвигать памятники счастью. Увековечьте Боль, чтобы не причинять ее снова». — И исчез, оставляя за собой белый пар. Помолчав немного, Жан вымолвил:

— Я бы это и так не забыл.

— Да! Это живое подтверждение, что ничего просто так не дается.

— Давай диск…. Отнесу его к книге. — Жан не смотрел на сына, ему было очень больно, да и злость возникла: «почему Вилен»? Но подумав немного, пока Эд возился, сам себе ответил: «А кто? Неужели было бы легче, окажись на ее месте девочки? Нет! Сто раз нет! Им и так досталось, сполна!»

— Извини, что сразу не помогли. — Эд обнял отца. — Были слепы, как котята.

— Ничего, переживу! Я уже уяснил, как дважды два, что человек — не ответ, человек — это вопрос! Большой и жирный. — Эд промолчал, глядя на ссутуленные плечи удаляющегося к себе отца.

Глава 15

У слов своя жизнь, такая же непостижимая, как судьба человека

Т. Жечев

Жан был даже рад, что Ви не рядом, ему было очень трудно, после «подарка» Вел, иначе, тяжесть груза была бы двойной. Он не глянул на комп, где в самом центре висело послание, благо тот «заснул», иначе не смог бы дышать и вкладывать себя в подготовку их совместного, первого праздника. Не обратил Жан внимание на новую закладку и вечером, когда писал ей очередное послание на ночь. Как и не полюбопытствовал утром следующего дня.

Еще одни сутки прочь…. Начали съезжаться гости и, как не странно, приехали даже те, кого не ожидали увидеть. Молодежь встречала их, а Ник провожал по комнатам. К восьми вечера были наведены последние штрихи, а желающие все еще подтягивались, присоединялись к прибывшим раньше, откровенно сплетничали, употребляя аперитив. Жан не видел Ви со вчерашнего вечера, сначала был занят подготовкой и носился, выполняя поручения девушек, отвлекался на запросы парней. Затем жена уснула, или сделала вид, что спит, а с утра Виен уехала с Михаилом, даже не сказав, куда и насколько. Переживая, он решился и подошел к девочкам, когда те, смеясь, от хорошего расположения духа, пили легкие коктейли:

— Не нахожу себе места, волнуясь за все, но за Вилен больше всего, не выкинет ли какой-нибудь фортель.

— Фортели у нас выкидываешь только ты, Жан! — Глядя прямо в его глаза бросила Вел. — Но не беспокойся, мама не омрачит наш праздник. — Мужчина сдержано склонил перед ней голову и поцеловал руку, Ев в щеку и пошел в свои комнаты, вовремя увидев сигнал Михаила, что Вилен уже там.

Виен долго сидела у зеркала, смотрела и видела молодую, совершенно чужую женщину. Жан сделал свое дело и привел ее в приличный вид, остальное осталось за ней. Что творилось в сердце, пока оставалось тайной, но лишь за последние дни, общаясь с родными, она поняла, как же всех любит! Как же все любят ее. И даже Солнышко, чужой ребенок, ставший таким родным. Как она могла столько времени быть без них? Как вообще могла дойти до того, чтобы бросить их?!

Не спеша нарисовала себе лицо, уложила волосы. Надела платье, черное, узкий подол до пола с высоким разрезом. Ворот закрывал шею, но спина была полностью открытой и как разрез на юбке, расшита золотом, что полностью гармонировало с ее колье. Впервые, за долгие годы, обула туфли на высоких каблуках. Совершенно белая кожа, на зависть прошлым векам, отдавала голубизной. Бронзовый загар улетучился без следа за те несколько дней. Еще раз оценила себя в полный рост — немного строговато, но вполне прилично.

«Наверное, пора». — подумала она, подошла к двери, положила руку на ручку и замерла, собираясь духом. Как же хотелось этого вечера, до того как…, сколько было на него планов, а теперь…. Выпрямила спину, шагнула за порог. Внизу шум, смех, музыка. Держась за перила, ступила на ступеньку, покрытую ковром.

Жан стоял в пролете и очень нервничал, это было видно невооруженным глазом. Увидел ее, подался навстречу и остановился, не зная, как она к этому отнесется. Виен протянула руку, Жан, как мальчишка, подлетел, поцеловал дрожащими губами, вопрошающе посмотрел на жену и та, улыбнувшись, подставила щеку.

— Вилен, родная, ты великолепна! Сегодня, моя королева, ты покоришь всех! — Виен сомкнула брови. — Не веришь? А я говорю истину! — Он еще раз поцеловал ее и неторопливо, грациозно ступая, повел к гостям. Шум затихал, музыка становилась тише, гости на миг притихли, сделав шаг назад, пропускали их, слегка склонив голову. Вилен, надев дежурную улыбку, приветствовала всех кивком головы.

— А она хорошенькая, — говорили вслед одни.

— Да, да! Ничего! — Отвечали вторые.

— Смотрите, как вписалась…. — Замечали третьи.

— Видели? Она полностью заменила Ольгу. — неслось по рядам. — Так же бледна, хоть и живет у моря. Ходячая статуя, не моргнет…..

Ужин, танцы, фейерверки…. Уезжать никто не спешил. Виен крутила головой, всматривалась в лица, пыталась читать по губам, даже прислушивалась, но ничего не могла расслышать. Едва приобретенный дар ослаб, вместе с потерей голоса. Лишь отдельные звуки, а иногда слова, очень редко, врывались в ее голову. «Радоваться или сетовать?» — только раз спросила себя Виен и задумываться над этим, пока болела, не хотела. Однако сегодня признала, как его не хватает. Весь вечер она прислушивалась, анализировала, стараясь понять, кто с какой целью приехал и, неустанно искала Филиппа, но он не попадался ей на глаза. Вилен не верила в то, что Фил пропустит возможность покутить, ну и, конечно же, не попробовать еще раз выполнить свое заветное желание и хотя бы не прощупать почву, не узнать, где тот, безмерно желанный ларец. Наконец-то уловила его присутствие и зацепилась за него. Жан поцеловал ее руку, что-то говоря, Виен даже не заметила. Она полностью была в голове Филиппа и его спутника — высокого, седого мужчины, солидного возраста. Увидев незнакомца, Виен очень удивилась, все старались выглядеть моложе своих истинных лет, а этот кардинально отличался от большинства. Рассмотреть лицо до мелочей не получалось, Филипп старательно держался в тени, удерживая мужчину рядом.

«Да нет! — думала она, — это не мой ночной гость. Нет в нем того, неземного лоска. И волосы короче, и не горят. Не он. Точно не он, но голос…. Я его слышала….»

— Виен! — повторно позвал Жан, целуя в щеку. — Ты хоть изредка присутствуй, пожалуйста. — И поцеловав очередной раз руку, пригласил на танец.

«Не сейчас!» — Показала она ему.

— Сейчас! На нас поглядывают. Мы не говорим, надо отвлечь их внимание. — Виен выдавила улыбку и пошла за ним. — Милая! — Прижимая жену, скользя по паркету, Жан пытался воспользоваться моментом, затрагивая серьезные темы. — Наши гости, хоть и не обладают твоим даром, но люди не простые. Не стоит давать им почву для фантазий и сомнения. — Вилен глянула в его глаза. — Ты — снежная королева, даже не моргнешь! — Губы Ви тронула легкая, но добрая улыбка и Жан, воспользовавшись, в очередной раз, обстановкой, поцеловав ее, закружил в танце. Виен не противилась, лишь жалела, что теряет время и связь с теми двумя. Но вот, наконец, Жан прекратил изображать счастье. Присев на краешек стула, бросила мимолетный взгляд на всех, заметила, что к ней интерес поугас, вернулась к Филиппу и, как оказалось, вовремя. Они с другом, наболтавшись обо всем и всех, принялись за нее.

— Богиня! — проговорил его спутник, смакуя ликер из запасов Ольги. — Приятно видеть в чьи руки ушла власть.

— О чем ты? — отозвался Филипп. — Скорее вампирша! — В голосе непритворное отвращение. — Посмотри на нее и на девчонок, повнимательней, словно стая. Смотрит в тебя, даже не моргнет! Мозги полощет так, что мама дорогая! Наплачемся мы от их появления. С Ольгой было проще, к себе не пускала, но и другими не интересовалась. Мы жили спокойно!

— А сейчас? Ты живешь ограничено? — Хохотнул собеседник.

— Я не о передвижениях. Мне постоянно кажется, что они следят за мной.

— Да ладно тебе! Не смог обольстить, вот и бесишься. Они замужние дамы, первый год семейной жизни, романы, в их же доме — мувитон!

— Все совсем не так!

— Значит, бесишься из-за шкатулки. Не тебе досталась — забудь.

— Какой же ты глупец. — злясь ответил Филипп. — В ней сила мира! Вот только где они ее прячут? Я не мог ошибиться. Она была у них, дважды ее слышал, дважды она меня звала. Более того, она исполняла их желания, мелкие, незначащие ничего, но ведь исполняла!

— Ты-то, откуда знаешь?

— Откуда?! Знаю! Нюх у меня на такие вещи. Но они видно еще не осознали, нечаянно бросаются над ней желаниями, иначе были бы наааамного весомее, да и я бы с тобой не стоял, нашли бы меня уже и четвертовали, чтобы, не дай Бог, не проболтался.

— А что тебя искать, ты вот, у них в доме! — хохотнул собеседник.

— Вот зачем все переворачивать, ты же прекрасно понял, о чем я говорил. А что это мы объясняемся как чужие? Ты что, меня первый раз видишь? Сколько столетий друг другу помогали!

— Все, мне надоело твое нытье. — перебил незнакомец. — Хочу посмотреть на хозяйку поближе. Ты со мной?

— Уволь! Самому идти в пасть дракона?!

— Чем же они тебе так насолили? Чувствую, не договариваешь. Признавайся, напакостил по-крупному? Ну, давай, сознавайся старому другу. — Мужчина отложил на время знакомство с этой тонкой, как мраморная статуэтка, женщиной, подхватил Фила под локоть и, опустошив очередной бокал, повел его в сторону. Голова Виен ненароком повернулась за ними. Фил решился на откровенность:

— Была стычка, совсем крохотная, недавно. Я хотел восстановить справедливость… — неожиданно прервал рассказ, жадно выпил.

— Это уже другой разговор! Поделишься?

— Не сегодня. — Филипп оглянулся. — Свежо воспоминание. Днями, за кружечкой доброго эля. Иди, пиранья нас заметила, пора мне испаряться. А смотрит-то, как смотрит! — Скрылся за колонной и промелькнул в столовую.

Виен вздрогнула, даже то, что она слышала не все слова из их разговора, было подтверждением, что Филипп замешан в происходящем с ними. Она видела приближение мужчины и дала знак Жану, позвать Ев. Муж бросил взгляд по сторонам, кивнул детям и принял позу.

— Жан! Дружище! Сколько лет, сколько зим! — Еще не подойдя, а уже одев дежурную улыбку, восклицал мужчина.

— Уж, не мало. — кивнул в ответ Жан. — Приветствую тебя! Знакомьтесь, моя жена, Вилен! А это Карл, старичок Карл, пожалуй, нет ни одного семейства, с кем бы он не дружил.

Виен мило улыбнулась, подала руку, а Карл, позёр, наклонился, церемониально целуя ее кисть, произнес:

— Горячая! — не выпуская руки, поднял к Ви глаза, пробежавшись очень медленно снизу вверх, затем выпрямился и только после этого отпустил ее. Собрался задать вопрос, как его перебили:

— А вы думали, холодная как лед?! — Появилась Ев, сразу же заметила его интерес и вызвала огонь на себя, следом шла Вел.

— Что за шутки?! Конечно же, нет! Жан, да у тебя целый цветник!

— Принимать приглашения надо, не был бы так удивлен. Знакомься, наши дочери: Валери — жена Эдгара, Евгения, соответственно половинка Дэниэля. Ну, а это старый холостяк Карл. Воспринимать серьезно слова этого ловеласа не стоит, наврет — не дорого возьмет!

— Не приписывай мне подвиги совершенные другими! — хохотнул мужчина. — Спасибо за пиршество, давно такого не было!

— Ну, что ты! Пир был в прошлом году, а это так, дружеский ужин. — они перебросились незначащими фразами, как два старых, добрых друга, но Вилен, как и девушки, прекрасно видели, что ни тот ни другой, не рад встрече.

— А кто это прелестное дитя? — Сменил Карл тему, увидев парней с малышкой Лерой.

— Наша дочь, — поцеловал Эд девочку, — беги Солнышко, Кати ищет тебя, пора спать!

— Растет смена! — Оценивающе посмотрел мужчина вслед девчушке: — Может мне ее дождаться?

— Лучше не надо. — Засмеялись мужчины, на не совсем понятную реплику. Вроде как шутка, но по глазам Виен поняла, что они это восприняли серьезно.

— Я услышу сегодня голос Вилен? — Ни с того, ни сего произнес Карл, пристально глянув в ее глаза.

— Чуть позже! — раздалось у него в голове. Он встревожено посмотрел на тройку, тихо разговаривающих женщин, не совсем понимая, кто, а главное как, ему ответил. Виен это заметила, сжала руки дочерей и Вел пришла ей на помощь. — У нас есть для всех сюрприз. Тем более что собрались по определенному поводу.

— Родители! Это и для вас сюрприз! — Кивнул Эд на спустившийся, над роялем, экран. Он прошел в центр зала и громко объявил: — Надеюсь, каждый из присутствующих помнит, ради чего мы живем и что именно, дарит нам бессмертие? — По рядам пошел гомон, Эд не обращая внимания, продолжал. — Не сочтите нас не скромными, это всего лишь скромные видения, воспроизведенные нашими женами. — На экране уже пошли титры, свет еще больше приглушили и Ви, впервые увидела клип на его песню, которая ей так нравилась. Ну и это было еще не все. Эд написал новую песенку и представил перед гостями. Таким образом, дети незаметно оградили Вилен от общения с Родом.

«Я хочу уйти!» — Кивнула Ви мужу, когда все ринулись к Эду.

— Устала. — понял тот. Ви кивнула, сжала ему локоть и они незаметно прошли в свои покои. — Кажется, я понял, зачем ты это все затеяла. Ви, родная моя, все закончилось, поверь мне. Все позади, наши испытания закончились. — Вилен хотела возразить, но махнула рукой. Он понял это, как недоверие: — Дорогая! Я объясню, как только разъедутся гости.

«Иди, иди к ним». — Показала она на дверь.

— Ты еще выйдешь?

«Нет!» — Отрицательно мотнула головой.

— Помочь? — Жан снял колье и взялся за ворот, случайно задев ее спину, Ви отскочила от него, как ошпаренная и выставила вперед руки. Сдерживая свои эмоции, взяла блокнот и быстро написала: «Потом! Я не хочу пока раздеваться, мало ли что…» Но Жан все понял, с первой секунды. Прочитал, кивнул:

— Я понял, дорогая! Буду в зале, позвони, если что… — Подбросил мобильный, определил его во внутренний карман, ближе к сердцу, надел на лицо маску веселья и беззаботности, смешался с толпой, наблюдая, как льется лесть на голову его сыновей, обнял девушек: — Спасибо, родные, это был бальзам на голову! Виен просто сияла, смотря на экран.

Вел не отбросила его руку, улыбнулась в знак благодарности, но сказала совершенно неожиданное, даже для сестры:

— Я бы показала другой фильм, чтобы все эти напыщенные мумии, вспомнили, что такое боль! Чтобы каждый м…, околотень, льстивый и пустой, хоть немного задумался, прежде чем топтать сердца других. — Ев ущипнула ее, а Жан потемнел и хриплым голосом ответил:

— Это боль вашей мамы и моя! Чтобы выставлять на всеобщее зрелище, надо спросить, хотя бы у нее. И потом, я не думаю, что ее горе тронет чье либо сердце. Таково уж изначальное свойство беды, застать человека врасплох. Чужая боль не болит, а чаще придает уверенности. Хотите, чтобы они ее принижали, пусть даже мысленно? Уверен, что нет. Вел! Меня бичевать можешь, сколько угодно, скажу только спасибо, а маму не смей! Я оступился, другим не дам. Я по глупости, не сказал всего одно слово, и это чуть не убило ее. Хочешь ее живой уложить в могилу? Не позволю! А сейчас простите, мне пора. На празднике жизни мне нет места! — Проходя мимо гостей, кивал головой, и, извиняясь, шел дальше. Вел даже не подумала его остановить, как-то поддержать, пояснить, что он не так понял, что она вообще не его имела в виду. Что…

— Вел! Не надо быть столь жестокой! — Укорила ее Ев.

— Это я жестокая?! Ты мне это говоришь?

Эд и Дэн подошли и стояли, не вмешиваясь, лишь развернув обоих, чтобы никто из гостей не заметил, хоть капли негатива в их семье.

— Да, Вел, я тебе! Прощать тоже надо уметь. — улыбаясь, говорила Ев, но глаза…, глаза сверкали гневно. — Иногда прощение дает больший эффект.

— Интересная версия.

— А ты думала, одна умная. Я еще вот что тебе скажу: легко забываются свои ошибки, которые известны лишь нам одним. Зато чужие, помнятся вечно! — Вел сморщила носик, собралась ответить, как Эд, практически силой, поцеловал жену в макушку и повел к гостям, время двигалось к рассвету, нужно было намекать на прощание.

****

После ухода мужа, Виен закрыла глаза и ладонью ударила по грудной клетке, раз, второй, третий,…, заставляя бронхи двигаться и пропускать в легкие воздух. Душа горела, разбухала и рвалась наружу. Ей очень хотелось, выпустить весь этот жар, разбросать, отправить на все четыре стороны. Только огонь не хотел покидать ее тело. Он засел в ней глубоко, превращая все ее тело в сплошной крик. Прикрыв лицо руками, постаралась взять себя в руки. Наконец, дыхание стало ровнее, без усилий. Ей надо было высказаться, очень надо было отпустить все слова, что скопились в голове и раскалывали пополам. Подошла к ноутбуку, подняла крышку, и как только он засветился, увидела послание Жана, неизвестно когда оставленное: «Забери мою жизнь, она мне больше не нужна. Без тебя и твоей любви — это уже не жизнь, это каторга. Вилен! Душа моя! Не становись мною!» — Ви, переполненная гневом, хлопнула крышкой. Но через секунду, отбросив эмоции, прочла еще раз. Недолго думая, настрочила: «Любая женщина подобна кошке.

И надо ей совсем немножко: Два — три любезнейших словца.

На ушко тихо прошепчи, милейший взгляд ей подари.

И будет женщина твоя.

ПОКА НЕ НАДОЕСТ СПОЛНА!» — не стала сохранять, определять куда-либо, бросила все как есть и пошла к окну.

Свет горел только в гостиной. На стекле отсвечивались искорки фейерверка. По комнате пробежал огонек, Ви заметила его и повернулась, наблюдая за движением, пытаясь понять, что это, сверчок или… Точка росла и приобретала форму.

— Опять ты! — «Крикнула» Виен, открывая рот, как рыбы на суше.

— Конечно я, а кто же еще? Вилен, пора жить! Все пережито, все минуло. Выпусти свою любовь из темной комнаты, в которую ты же сама ее засадила! — Она вздохнула, затем подняла уставшие глаза, положила руку на горло и сжала, показывая, где поселилась боль. — Отпустишь обиду, сожжешь надуманное оскорбление и вернется голос. Но если хочешь, я могу тебе его подарить.

«Нет!» — отрицала, мотая головой Ви, — «Я сама!»

— Живи! — дотронулся Он до ее головы и резко растворился. Виен, совсем без сил, упала на кровать.

Глава 16

«Крошечный добрый поступок лучше, чем самые пылкие обещания сделать невозможное».

— Отец! Ви нужен специалист. Она не справится сама. — Дэн долго думал, прежде чем сделать это заявление и, наконец, осмелился.

— Спасибо, сын, но пока нет! Я загнал ее в угол, мне и выводить. Боюсь, что любой врач это только обострит. Хочу напомнить, что только ты для нее авторитет, а она к тебе не подходила.

— Нет! Не подходила. И не подойдет, сейчас не подойдет. Неужели ты не заметил, что ей стыдно за свой поступок, что она глаза от нас прячет и старается не быть долго в нашем присутствии, чтобы мы, не дай Бог, не начали задавать вопросы, или, что еще хуже, сочувствовать!

— Вот ты сам и ответил. Спасибо, сын, за заботу, но пока я скажу: «нет». Мы решили уехать, погулять по Европе. Надолго! Девочки меня не простят, я это знаю, так что, прощаться не будем.

— Вот только не надо всех под одну гребенку! Ев тебя, уже простила. Почти сразу, простила. У нее большое и доброе сердце. — обиделся Дэн.

— Возможно, простила. Речь не обо мне. Эта обстановка не разряжает наших отношений. Виен с легкостью согласилась, так что, уезжаем завтра. С неделю будем в Вене, походим по театрам. Там посмотрим. Надеюсь, у вас будет все в порядке. Связь мы отключать не собираемся, но лучше обходитесь без эксцессов. — хлопнул сына по плечу и ушел не прощаясь.

Уехали, но вместе лишь для детей. Жан, поселил жену в номер гостиницы, как она и просила, одну. Прежде чем оставить ее, побродил по номеру, делая вид, что осматривает, а сам подыскивал слова:

— Виен! Мое сердце и разум подсказывают, что поступаю неправильно, но я тебе пообещал. — она кивала, он потянул паузу, еще раз разглядывая номер, где в небольшом холле стоял диван и низкий столик, усыпанный глянцевыми журналами, а через арку была спальня, с большой кроватью, под балдахином, гармонирующим тяжелым портьерам на окнах. — Пообещай и ты, что не будешь делать глупости.

Она опять закивала, стоя под аркой, всем своим видом намекая, что желает остаться одна, так и не поставив сумку на столик, что был у ее ног. Спешно достала электронную книжечку, подаренную ребятами, написала: «Обещаю! И заметь, я не сержусь и даже никак не реагирую, на твою оценку моих действий». — Подняла к нему лицо, улыбнулась, продолжила. — «Дай мне, хоть сутки. Пожалуйста!»

— Хорошо! Я сделаю так, как ты просишь. Я сниму номер здесь же. Ты придешь, когда поймешь, что я тебе нужен, что ты…. — замолчал, подбирая нужные слова, но сказал очень просто, — когда простишь.

Вилен закивала. Заперла за ним дверь, не раскладывая вещи, сбросив все, что было на ней прямо в ванной, забралась под воду. От перемены погоды очень сильно ныла рука, с которой Дэн, буквально днями, снял гипс. Жан помогал ее разрабатывать, и сейчас она, эта самая рука, предательски звала его. Виен терла еще припухшее место перелома, сильно, до красноты. Разозлилась, опустила руки, сжала кулаки. Капли воды падали на лицо, она плакала, жалея себя, прекрасно понимая, что за глупость не жалеют. А слезы лились потоком, смешиваясь с водой. Еще год назад и она бы в ужасе думала, о любой другой, начудившей такое, что это тупо, что из-за мужчины нельзя настолько потерять голову, и вдруг сама слетела с катушек. Оглядываться назад не хотела, сделала и сделала, но озиралась, потому, что любила и ненавидела одновременно!

До боли в сердце, до крика в душе, до излома в каждом суставе, до умопомрачения…

«Он унизил и растоптал меня, мою веру, любовь, мое доверие. Такое не прощают! Не прощают…. Но жить как, если жить без него не могу? Господи! Почему же так тягостно?! Почему все так сложно?! Господи! — разрывала она себя вопросами и тут же ругала. — Надо признаться себе, что он не бросал. Не бросал же! Просто взял паузу, дал мне право выбора. А крышу взорвало, что имени не назвал, что в глаза не сказал, что поступил как трус! Но тогда я вдвойне безумна… Меня срочно, надо лечить. Господи! Как же это тяжело! Как стыдно…. — она всхлипывала, глотала горячую воду вместе с пеной от шампуня и уносилась все дальше назад, в свое прошлое: — Тогда, много лет назад, осталась одна, без копейки, без жилья, с ребенком под сердцем и ничего, выплакала. Но как, как тогда мой разум все стерпел? Восьмого марта, за несколько недель до родов, в скверике, на лавочке, услышать: „Прости! Я еще не готов!“ … И мать — упрекала, унижала, из дому гнала…. А сестра, совсем девчонка, устраивала гонения, словно инквизитор Папы Римского. Часами в дом не пускала, драки устраивала и тут же бежала жаловаться матери. К мужу в постель лезла, кричала, что это он ее затащил! Довела до развода и наслаждалась — осыпая ругательствами, на что мать, родная мать, закрывала глаза, улыбалась и поддерживала, ту, любимую, хоть и приемную. Требуя от меня последних денег, последней выдержки, последнего здоровья…. Перешагнула, пережила! И вены не резала, и с гордостью шла по жизни. Ребенка любила? Не родившегося? Ой, не знаю… Могла ли тогда любовь к тому, что было во мне, не знакомое, причиняющее не только физическую боль, но и моральную, поддерживать, вселять веру в лучшее…. Как бы там ни было, а в толк не возьму, как смогла поступить с ними вот так сейчас? Была ли тогда материнская любовь, когда еще глаза не видели, руки не держали? И неужели уснула, пропала, когда девочки выросли? Боже! Как же все запутанно! Как тяжко. Нет. Все, все. Голова как кочан капусты».

Виен обдала себя холодной водой, закуталась в гостиничный халат, забралась в кровать, укуталась с головой, оставив один нос, закрыла глаза. Пролежала часа два, но уснуть не смогла. Подошла к окну и, несмотря на то, что было прохладно, открыла его. Сразу же забралась обратно и ворочалась, не в состоянии найти удобное положение. Как же ей не хватало задорного смеха усыновленной детьми девчушки, топающей, как медвежонок, по этажам. Как она хотела услышать очередной подкол дочерей, сделать вид, что обиделась и ощутить их губки на своих щеках. Нежное и заботливое бурчание Эда, когда они с девочками поступают не совсем, мягко говоря, правильно. И Дэн! Веселый, мягкий, но такой жесткий, когда требует дело. Дети! Как научиться быть мамой взрослых, имеющих свои семьи, детей?

Еще раз поднялась, поправила сбившуюся простынь, ударила пару раз подушку, глянула на сумку, где лежала, заботливо упакованная Жаном, ее подушечка. «Жан! Жан! Жан!»

Вилен, гнала мысли о нем. Несколько часов без него, без его голоса, без его заботы и грустных, но как ей казалось, любящих глаз, полных вины и раскаяния, наполненных горячим шоколадом, политым сверху медом, лечебным, целительным. «Жан! Как хочу, чтобы ты понял, я наказываю не тебя, а себя!»

Повернулась на другой бок и увидела свой ноут. Подтащила: «хоть ему выскажусь!» — Открыла и улыбнулась. «Спокойной ночи, милая! Приятных снов! Подушечка в сумке, сверху».

Далее следовали короткие записки от детей, всех четверых и ряд букв от малышки. Всхлипнула, уставилась в окно и погрузилась в сон. Впервые не проснулась ночью, даже на пару минут.

Открыла глаза от поскрипывания колесика тележки горничной — восемь утра. Спать не хотелось. Накрапывал дождь, бросая прозрачные кляксы на стекло. Оделась и собралась побродить по улочкам, но прежде чем уйти, решила реабилитироваться перед детьми. Щелкнула кнопкой, выводя ноут из сна. «Доброе утро, родная! Какая здесь холодная и неуютная постель! Я скучаю…» — засветилась записочка от мужа. «Бьешь ниже пояса?» — Написала, улыбаясь, но подумав, добавила: «Доброе! Насчет постели, соглашусь». И все, больше ни буквы.

Улицы были полупустые. Лавочки, магазинчики, кафе. Показалось, что Эжан мелькнул в витрине, оглянулась, его нигде не было, приподняла очки, все так же прячущие ее от всего мира, всмотрелась, нет его нигде. «Глюки у тебя, душечка Ви, глюки! Задумайся почему».

Очень вкусно пахло шоколадом, спохватилась — не взяла сумку, вздохнула, пошла дальше. Побродив еще часа два, неспешно возвращалась в гостиницу, глядя на окна и, как делала всю свою жизнь, пыталась понять, кто за ними живет. Шторы, гардины, жалюзи и даже «голые» стекла говорили о многом, как и мелькающие за ними люди. Вот, не совсем молодая женщина, нервно курит в форточку — ревнует. Муж, скорее всего моложе, все дни проводит на работе, секретарша, или еще кто, его возраста, всегда под рукой, а ей кажется — изменяет. А вот дама, бальзаковского возраста, щебечет с канарейкой. Одинокая, иначе так бы не улюлюкала с птицей. Ага, вот и мужчина, распахнувший окно и высовывающийся на половину, крутит голову на все стороны. Это не ревность, это волнение и скорее всего за дочь….

Добралась, проскользнула по коридору, стараясь даже не смотреть на дверь, где как она догадалась, поселился муж. И…. На столе стоял горячий шоколад, пар от которого, легкой струйкой, тянулся вверх, хрустящие булочки и маленькая белая розочка. «Жан! Милый Жан!» — вдохнула, быстро вымыла руки, глотнула из чашки и написала:

«Я готова с тобой пойти на прогулку. Завтра, после десяти». — отправила вместо спасибо.

Три дня прогулок, без малейших намеков на «да», или «нет». С электронным пожеланием «Спокойной ночи!» и шутливыми, не значащими вопросиками, типа: «Ты не знаешь, почему у мужчин нет такого крема, пахнущего шоколадом, или кофе с ванилью? Они же так аппетитны». Или: «Я тут подумал. И о чем же я подумал? Ах, да! У тебя там не осталось кусочка пирога? Так захотелось…»… ««Я скучаю по тебе…» Дорогая, я тут призадумался, это строки из песни к фильму, или…» А еще голос, его добрый, теплый голос. Так тихо звучащий за стеной, когда он пел ее любимые песни. Слушала и засыпала, убаюканная. Опускалась в сон, ловя себя на мысли, что не может без этого всего уже даже дышать. А за стеной, так тихо, что, пожалуй, слышала только она, или хотела слышать, звучало: «Я скучаю по тебе…»

****

День был неимоверно ярким и, как говорят украинцы, лагидным. Жан шел рядом, необычно не многословен, готовый подставить в любой момент свое плечо, если ей будет мало локтя, за который она, временами держалась. Ни лишней болтовни, ни навязчивого юмора, ни напоминаний, что просила сутки, а уже заканчиваются четвертые. Сходили в филармонию. Она погрузилась в задушевный плачь скрипки лишь до тех минут, пока не почувствовала на себе его взгляд. Потерла щеку, скосила глаза и повернула голову. Жан был весь там, на сцене, смотрел на виртуозную игру, на то, как пальцы скрипача, трогают струны, заставляя жить свою подругу, сменять плачь на песню, и не повернулся к ней. Виен отвела взгляд, но уже не могла быть настолько внимательной, чтобы не думать о нем. Концерт закончился, люди выходили, а она сидела и смотрела на опустевшую сцену, Жан боялся пошевелиться. Зал практически был пустой, когда его ладонь открылась на подлокотнике, вопрошая: «Не пора ли и нам покинуть эти стены?» Вышли, прошлись по городскому саду, он скупил у лоточницы все астры, и это не было широким, одноразовым жестом, это был Жан! Виен взяла один букетик, где смешались разнообразные цвета, сунула в него носик.

— Ты не возражаешь? — услышала Вилен голос мужа, и еще не поняв, о чем он спрашивает, как тот раздал цветы. Усмехнулась, кивнула в благодарность и опустила свою ладошку на его, подставленный локоть. Яркие огни делали город еще более сказочным, оттого говорить не хотелось. Заглянули в кафе, выпили травяной чай и он, как мальчишка, вымазав губы в крем от пирожного, сидел и не спешил промокнуть их салфеткой, делал вид, что не понимает намеков жены. Вилен смотрела на него и ловила себя на мысли: «Как, как можно прожить столько лет, пролистнуть два с половиной столетия и не устать от жизни? Как у него хватает энергии и главное, желания, удерживать мальчишку в душе?» И опять они гуляли по узеньким, старинным улочками, не смотря на то, что уже была ночь. Жан прикрыл своей рукой ее пальчики, лежащие на изгибе локтя, слышал, как они подрагивают от его прикосновения, но это была уже другая дрожь, не отвращения, а возвращения к жизни, к ее терпимости его присутствия.

Да, Виен блаженствовала от этого вечера. В нем было все и ничего лишнего. Единственное, что ее вводило в смущение — это собственное сердце, то замирающее, то вырывающееся из груди, когда его горячие пальцы, скользили по ее коже, когда пылкие губы, слегка прикасались руки, когда он проводил по щеке, якобы поправить выбившийся волос, или убрать пылинку. Когда смахивал с краешка губы капельку мороженного. Мороженное! В этот вечер она решила им просто объесться, пробуя все сорта, что манили глаз. Наконец-то добрели до гостиницы, поднялись на самый верхний этаж и он, прислонившись к уголку двери, даже не намекнул на то, что хочет войти, не сослался и на пакет со сладостями и букет в его руках, не пригласил к себе, хотя бы на минуту, сравнить номера. Просто вручил ей ее цветы, вместе с коробочкой выпечки и пожелал добрых снов. Виен прошла сразу в спальню, бросила все на кровать, вымыла руки и только после этого сняла жакетик. Вздохнула и улеглась на кровать. Чувства ее переполняли. Взяв букет, прижала его к груди и уставилась в потолок. Так прошло минут пять, или больше. Наконец она решила, что пора спать. Определила цветы, открыла коробку, вытащила одно пироженко.

Улеглась в холодную постель, в самый центр, подсунула к себе все подушки, а свою подушечку, обнимая, поглаживала бархатную поверхность, словно привораживала сны.

Ненастье разыгралось внезапно, и ночная гроза принесла кошмарный сон: «Пылающий в огне дом, трещал и гудел. Вилен чувствовала подступающий к ней жар и задыхалась от дыма, наполняющего ее комнату. Вилен пыталась кричать, но все слова застряли в горле и никто ее не слышал. Очередной язык пламени лизнул ее руку, Ви побежала искать выход. Почти скатилась по ступеням, оказалась в узком коридоре. А здесь все двери закрыты на мощные засовы. Виен металась, колотила по безжалостно мощным дверям, оставляя на руках ссадины, но не могла выйти. Огонь приближался, разрушая ее дом. И тут она услышала, как снаружи, громом, раздался смех Филиппа». Вскочила в холодном поту, вздрогнула от молнии, разрядившейся у самого окна. Найдя под кроватью огромные гостиничные тапки, всунула в них ноги, путая правый и левый, захлопнула дверь и пошла в соседний номер, забралась под «крыло» мужа, спокойно заснула.

Жан практически не спал с той самой ночи, когда в их дом стучалось нечто могущественное и непонятное. Много смутных мыслей посетили его голову, но это было в прошлом. Сейчас же он был весь во внимании, боясь оставлять ее. Да он уходил. Долго стоял под дверью, благо на этаже были только два номера и они их заняли. Когда понимал, что Виен не вытворит ничего аномального, уходил к себе, оставляя открытой настежь дверь. Только когда она ложилась в кровать, а он это видел расплывшимися красками ее ауры, закрывал дверь, но не запирал ее, готовый в любой момент быть рядом. Только на третьи сутки, когда аура у жены посветлела, он смог расслабиться и поспать несколько часов. Этой же ночью раскат грома его испугал и Жан, поднявшись, ринулся к номеру жены. Положил ладонь на дверь и увидел, как она мечется во сне. Нет, не ее увидел, а сияние, что исходило от нее. Оно было подобно огню. Он испугался и пропустил момент, когда Вилен проснулась. Благо запуталась в тапках, успел вернуться, лечь в кровать, как она появилась, забралась к нему, спряталась. А он боялся дышать, лежал и не знал, чего ждать дальше. Но радость, тонким ростком, пробивалась к ним.

Глава 17

Декабрь радовал мягкой, зимней погодой. В воздухе пахло праздником и свежевыстиранным, вымерзшим на морозе бельем, которое только, только внесли в дом.

Дэн спешил закончить семейный портрет, о котором давно мечтала Ев. Она тоже иногда писала, но больше просто находилась рядом, читала или мило издевалась над ним.

Эд увлекся скакунами, воплощая давнюю мечту отца, приобрел молоденькую кобылку и умчался за парой для нее. Вел же, второй месяц была поглощена созданием нового фильма.

У Леры начались каникулы, и она, от скуки, принялась готовиться к праздникам, наводя порядки в своей игровой комнате:

— Пора разгрузиться. — говорила она няньке: — Эти убери в коробку, я уже выросла.

— Может быть, отдадим деткам? — собирая в коробку отложенные девчушкой игрушки, предложила молодая женщина.

— Ты что? — широко раскрыла глаза девчушка. — У меня же будут сестрички! Что, все опять покупать?

Девушка улыбнулась на ее слова и понесла полную коробку игрушек и вещей наверх. Девочка побежала за ней, ступая на пальчики, чтобы не услышала няня, и только попав в огромную чердачную комнату, не сдержалась, воскликнула: «Ух-ты!»

— Лера! Ты как здесь оказалась? — удивилась ей няня.

— Как, как? Ножками! — бросила Лера, крутясь на месте с открытым ртом.

— Здесь пыльно и много острых вещей, будь осторожней.

— Буду, буду. — Она бродила по комнате, заглядывая в разные ящички, коробочки, всовывала свой носик во все уголочки. Примеряя шляпки, рассматривая картинки. В одной из коробок, привезенной недавно из летнего дома, до которой не дошли руки Гаев, она нашла ящичек, очень тяжелый, но красивенький: — Нянечка! — пыхтела она, таща его: — Помоги мне, пожалуйста!

— Чудо! — вытерла девушка руки об передник, достала из кармана тряпочку и протерла находку. — Зачем тебе это?

— Надо! — коротко ответила девочка, побежала вперед и открыла перед ней дверь.

— Как надо? — не отставала Кати, неся за ней достаточно тяжелую шкатулку из зеленого камня.

— Надо и надо! — Зайдя в свою комнату, показала куда поставить, уселась на пол и ощупала каждый уголок, няня пыталась ее отвлечь, но девочка, не поворачиваясь, махнула: — Иди, я буду занята.

— Осторожней! — обрадовалась Катерина, что сможет выпить чашечку кофе и посмотреть свой любимый сериал, оставила открытой дверь в детскую, еще раз глянула и щелкнула кофеварку.

— Знаю, знаю! — Кивала девчушка, ковыряя находку пальчиками, принюхиваясь к ней и постукивая по всем сторонам ладошками, отыскивая кнопочку.

Детская комната, находилась на втором этаже, в центральной части поместья. Спальня, игровая и комната для занятий. Тут же была и спальня няньки, переоборудованная из бывшего кабинета Жана. Комнатка маленькая, но очень удобная. С окном на центральный вход, что давало возможность Катерине заметить приезд хозяев и сразу занять пост возле ребенка. Не удручало ее и то, что комната имела две двери. Первая — соединяла ее со спальней Леры, вторая давала ей возможность свободно попадать в широкий коридор и бегать по своим делам. Кати еще раз заглянула в детскую, задумалась на миг, не позвонить ли Вел, но решив, что это не ценная вещь, да еще и из чулана, решила не попадаться лишний раз на глаза хозяев.

Лера продолжала крутить коробочку, лазила по ней, гладила, но так открыть и не смогла. Тогда она подсунула ее к домику «Барби», хотя ни одну из кукол так не звала, положила подушечку, сделав кровать. Восхитившись, как все получилось красиво, побежала к родителям.

— Это что за чудо-юдо явилось ко мне? — Вел подхватила ее на руки.

— Это я, а не чудо! Вел, но я же уже большая! — обнимая, прижалась, целуя в щеку, но тут же принялась освобождаться.

— Ты всегда будешь моим чудом. — Вел поставила ее и присела, оправляя платьице. — Что делала?

— Наводила порядки. — гордо заявил ребенок.

— Какая умница! А я все не соберусь.

— Скажи Кати, она поможет!

— Обязательно скажу! Значит, наводила порядки…. А ведь праздники-то, не за горой!

— За горой? — не поняла девочка ее слов.

— Я говорю, что нам с тобой пора ехать за подарками! Одевайся, я спрошу Ев не поедет ли она с нами и зайду за тобой.

— Подарки всем купим? — лукаво прищурила девочка глазки.

— Всем, всем! — утвердительно кивая, говорила Вел, даже не предполагая смысла вопроса.

— И Жану?

— Конечно!

— Значит, ты на него не сердишься?

— А я и не серчала. — сердце Вел екнуло, но она, без лишних вопросов, улыбаясь смотрела на девчушку, думая: «и вот откуда она все знает?», прекрасно понимала, что сейчас врет ребенку.

— Обманывать не хорошо! — тут же заметила девочка. — Я знаю, сердилась!

— Нет, дитя, просто не часто разговаривала.

— А так можно?

— Можно, когда нет настроения.

— Понятно! — Словно записывая на память, кивала девочка.

****

Приобретя кучу нужных безделушек, зашли еще в один отдел и купили Эду подарок.

— Смотри, Лерчонок, — в сотый раз попросила Вел, — не проболтайся.

— Ты, что! Зуб даю!

— Ты лучше не выдай тайну, а зубик мне твой, не нужен. — усаживая ее рядом с собой на заднее сидение, сказала Вел и кивнула Игорю, что можно возвращаться домой.

— А зря, у меня один гуляет. — Лера прикрыла глазки и проверила язычком тот самый зубик, что уже несколько дней шатался.

— Что делает? — Засмеялся Игорь.

— Что, что? Вот, смотри! — показала шатающийся зуб, выставив нижнюю челюсть вперед и языком двигая его.

— Ух-ты! Мудрый зубик собрался сбежать! — бросил парень.

— Какие вы мужчины не такие! — Девчушка сомкнула губки.

— И не говори, дочь! Не знают, что зубки надо Фее отдавать! — Вел обняла девочку, а Игорь, поглядывая в зеркало, двигаясь по горной трассе, довольно медленно, спросил:

— Какой такой Фее?

Лера тоже с интересом смотрела на Вел.

— Зубной! Она дает в замен новые и очень крепкие!

— Как у кошки? — уточнила Лера.

— Посильней!

— Понятно! — призадумалась Лера. — Ой, нам надо ехать, быстренько домой. Нашей Ев опять плохо. — испуганно посмотрела на Вел, схватилась за голову, раскачивая ей.

Игорь прибавил скорость и не отвлекался от мокрой дороги, не думая — выдумка это ребенка или нет. Вел же отнеслась к словам дочери с большим доверием и едва притормозили, попросила:

— Зайчонок! Ты беги к себе, я узнаю, что с Ев и сразу приду! — Девочка кивнула, пошла за Игорем. Вел пронеслась вперед, думая о сестре и том, как хорошо бы было перемещаться самой, преодолевая любые расстояния, без потери драгоценного времени. — Ты заболела? — запыхавшись, закричала с порога, не услышав и слова, пошла сразу в спальню и увидела сестру.

— Да нет! — безжизненная кисть болталась, на голове компресс. — Видения носятся, как тайфун, смешиваясь и сводя мою голову с ума. — Лежа, с совсем бледным лицом, Ев вымученно улыбалась и не открывала глаза.

— Что за видения? — Вел испугалась, уселась на пол и пытливо ждала ответа.

— Не поняла ни одного! Убегают.

Вел открыла рот, пояснить, что не время шутить, но ее перебил Дэн:

— Говорю ей, пора догонять, так не хочет. — пошутил, спокойно выглянув из кабинета. — А ты как узнала?

— Лерка сказала. Вот только откуда она знает? — повторила вслух свое удивление.

— Мне, девочки, кажется, что у нее родители были не простыми людьми. — Дэн уже давно думал над словами девочки, брошенными невзначай, но каждый раз откладывал. Все что-то мешало: то Вел пропала и они ее спасали, то у жены завелся двойник. И всегда девчушка знала первой и им подсказывала. — Могли ей передать. Надо будет узнать, кто они и что. — Вел кивнула, Ев никак не реагировала, ей сейчас было не до того. — Может мне связаться с детским домом, там должны же знать?

— Я тебя поняла, скажу Эду, но меня сейчас волнует Евгеша. Дорогая, как ты? — Погладила сестру по ноге, поцеловала в височек, словно снимая ее боль.

— Сейчас нормально. Но вот, что странно, я не могу проходить, без последствий, мимо детской! — сегодня дважды, у самых дверей, чуть не грохнулась в обморок.

— Поднимайся, пойдем в очаг твоих мучений, надо разобраться. — Вел поднялась, изменившись в лице и протянула сестре руку.

— Вел! Ты всегда такая жестокая? — спросил Дэн, преграждая им дорогу, но та отодвинула его:

— Нет! Только когда близкие дают слабость. Вы не подумали, что надо найти причину, а не лежать и умирать?!

— Допустим, на этот раз твои психи не безосновательны! — Дэн подошел, взъерошил волосы Вел, словно в отместку. — Но это не дает тебе повода отрываться и грубить!

— Жана вспомнил? — Вел метнула на него пару молний, совсем позеленевшими глазами.

— И его тоже! Ты всегда видишь только одну сторону медали и «прешь», извини за грубое слово, напролом. Неужели нельзя до утра отложить? Дала бы сестре прийти в себя!

— Делайте, как знаете! — Вел хлопнула дверью, перед самым его носом. — Думаешь обо всех, а они еще виноватой делают!

На следующий день Ев зашла в детскую, не пробыв там и пяти минут, схватилась за голову. Девчушка не испугалась, сразу побежала в коридор, крича, что есть мочи:

— Вел! Дэн! Идите ко мне, скорее! — крикнув пару раз, зашла к себе и стала возле «младшей» мамочки, гладя по голове, шепча: — Тише, тише! Все пройдет, все наладится.

— Отчего мне здесь становится так плохо? Раньше же не было такого. — увидев мужа, произнесла Ев.

— Не думай пока ни о чем. Расслабься! — он уже знал, как ей снимать эти приступы и, взяв двумя руками за виски, прикрыл глаза.

— Ты не испугалась? — спросила Вел у девочки, войдя следом за Дэном.

— Нет! Но ей так плохо, ужас! — положив ручки на щечки, шептала девочка.

— Как она? — взяв ребенка на руки, поинтересовалась Вел, говоря как можно тише.

— Уже лучше. — Ев и правда все отпустило, она села в кресло, кивнула всем в благодарность.

— Мне надо уйти, ненадолго. — Дэн глянул на часы, он ужасно опаздывал. — Приглянешь?

— Мы присмотрим! — заверила Лера.

— Кстати! А когда Эд приезжает? — уже вышел, но тут же заглянул к ним.

— А то тебе не звонил! — бросила Вел.

— Нет, а должен?

— Иди уже, партизан! Сегодня будет дома. — и повернулась к сестре. — Ну, как?

— Странно! Объяснить не смогу, но повторилось все до малейшей детали, что и вчера.

— Кого видишь? Семью? Мужчин? — пытала сестру Вел. — Зачем так легко отпустила Дэна?

— Филиппа! — призналась Ев. — Вот только угроза не ему, а скорее от него! Поэтому и отпустила, чтобы без него спокойно поговорить.

— Понятно! — кивала Вел. — Но почему здесь? — она крутилась, сама не понимая, что выискивает. — Ев, а не может он как-то угрожать…, — Вел не произнесла имени девочки, а лишь кивнула в ее адрес.

— Может! И скорее всего, будет добиваться своего, через малышку. Надо предупредить Кати, чтобы была внимательна, глаз не спускала, чужих не подпускала!

Вечером того же дня Лера выскочила из своей комнаты и прибежала в холл, испуганно глядя на взрослых:

— Идемте скорее! Там такое, такое! — и побежала назад.

— Что случилось, сладенькая? — спросил Эд, беря ее на руки.

— Ужас! Я играла, а она как засветится!

— Что засветится?

— Коробочка! — Лера вырвалась у него из рук, подняла салфеточку.

— Ничего себе! — воскликнули девушки, — И где ты ее нашла?

— На чердаке! — просто ответила малышка.

— А что ты там делала? — Спросили взрослые хором.

— Порядки наводила. Я же говорила! — всплеснула девочка руками, глядя на них широко открытыми глазами, показывая всем своим видом, мол: «как такое можно забыть!»

— Можно мне ее у тебя взять, это моя вещичка, а я тебе другую куплю. — спросила Ев.

— Бери, я не жадная. — вздохнула Лера. — А другую, купишь. Кукле-то, где спать?

— Поиграй немножко сама, наша взрослость. — сказал Эд, — Я вернусь и почитаю на ночь сказку.

Девчонка махнула рукой, уже полностью занята очередной перестановкой в своем уголке. Эд догнал остальных, обсуждающих непредсказуемое появление шкатулки.

— Вот и причина, почему в комнате Леры тебе было плохо! — говорила Вел: — Бросила мой подарок, а он скучает!

— Но как он оказался здесь? Мы же его сами убирали в сейф?! — не понимала Ев.

— Так это вы из-за этой шкатулки невзлюбили Филиппа? — спросил Эд, за что получил от Вел взгляд, полный осуждения.

— Я привез! — ответил Дэн. — Помните, когда собирались на зимовку, я брал все самое необходимое. Увидел ее, взял, а потом замотался. А не надо было?

— Получается, что наоборот! — с сарказмом заметила Вел и пристально посмотрела на мужа: — Теперь-то вы узнаете цену своему Филиппу.

— Что нам о нем узнавать? — не понял ее выпада Эдгар. — Мы и так все знаем.

— Ну, вы же до сих пор считаете его овечкой! Вот и посмотрим, кто прав! Могу побиться об заклад, что он объявится днями. — Вел была на все сто процентов уверена, что он не сможет устоять. Вот тогда-то она и припомнит муженьку все его грешки, да и то, как им с сестрой пришлось из-за них напиться!

— Да, ладно, девочки! Не надо быть такими серьезными к нему! — вступился Дэн.

— Поживем — увидим! Этот Цезарь, блин, — Вел вспомнила его любимую поговорку и процитировала: — «Veni, vidi, vici!», сам себя выдаст!

— «Пришел, увидел, победил?!» — усмехнулся Эд, по-прежнему спокойно сидя и наблюдая, как она меряет шагами комнату. — Чем же он вас победил?

— Ни чем! — Вел насупилась, сердясь на его очередное недоверие в адрес пройдохи Фила. — Он говорит, купил! А я бы сказала, глядя на него — купили! Продажный он, ваш красавчик Филиппок! — Не унималась она, начиная злиться на упертость мужа, на доверчивость всей мужской половины Гаев, к тому, что лежало на поверхности. На их недальновидность, что не все такие честные и порядочные как они, а Эд, словно издевался, приставая со своей нежностью.

— Гелио, раз мы вспомнили латынь, Солнце мое! Давай не будем из-за него портить нервы. Это ничего не даст, кроме неприятных моментов. Он далеко, занят собою и к нам не рвется.

— Я прекрасно знаю, что значит — Гелио! — Разозлилась на мужа, перебила его и отвернулась.

— И все же, я думаю, ваши подозрения напрасны, но если позволите, я отнесу ее в мой кабинет. Мотивация — Ев с ней пока не дружит. Заодно понаблюдаю, что вас в ней так привлекает и что может в ней, а я этому не верю, понадобиться Филу. Но еще раз прошу, не обостряйте! Мы, кажется, уже пережили разногласия с этой вещичкой.

— Ну, спасибо, брат! — Дэн дождался, пока тот выскажется. — Это прозвучало так, будто моя жена не дружит с головой! И что только ты, из нас всех — мудрец!

— Этого я не говорил. И обидеть никого не хотел. Так я могу над ней покумекать?

— «Покумекай», большой друг мамонт! И вспомни, что обещал ребенку. — еще больше сердясь, отозвалась Вел.

Глава 18

Прошло немного времени, Эд уложил девочку спать, а войдя к себе, увидел жену над шкатулкой, погруженную в основательное изучение:

— Просто сказка Пушкина воочию! — воскликнул он, глядя на ее сосредоточенность над холодным, зеленым камнем.

— Пытаешься обидеть или черный юмор? — не поворачиваясь уточнила Вел и опять, как в прошлый раз, с черным ларцом, углубилась в его изучение с головой.

— Ни то ни другое. Мышка моя, вот что тебя к ней влечет? — Эд, извиняясь, поцеловал ее в щеку. — Гелио! Вспомни, пожалуйста, к чему привела твоя настойчивость в прошлый раз!

Вел оторвала внимание от предмета.

— А я тебе нужна?

— Допустим, ты мне всегда нужна! Отвлечь можно?

— Попробуй! — Вел отставила ларец, развернулась к нему.

— Надо о празднике подумать.

— Надо! Но ты же все время со своими лошадьми!

— Ой-ой! А тебе они не нравятся?!

— Очень нравятся, но я же не живу в конюшне.

— Прости, увлекся! Что ты хочешь к празднику?

— Чтобы у мамы появился голос!

— Этого и я хочу! Но помочь, а тем более подарить ей голос не могу. Не волшебник. Спрашиваю исключительно о подарке тебе.

— А фантазии каюк? Эд! Ты видел?! — отодвинулась от мужа. — Она переливалась! — поежилась от его поцелуя в шею и подставила руку, отодвигая его голову.

— Кто? — Эд непослушно принялся опять ее целовать.

— Шкатулка. Да посмотри!

— Мне приятней смотреть на тебя.

— Маньяк! Я серьезно.

— Вел! Всему есть простое объяснение, возможно свет упал.

— Лучше бы он тебе на голову упал, все светлее бы стало! Что же ты такой упертый?! Я здесь уже с час ее кручу и свет не отражался, а сейчас вдруг отразился!

— Значит, твои глаза так горят.

— Это невыносимо! Почему ты ко мне относишься менее серьезно, чем к Лере? — прокричала Вел.

— Так она же не говорит, что камень сияет. — не сдавался Эд.

— Простите, а что шкатулка у нее, мы как узнали?

— Понятно! Нашла причину от меня избавиться?

— Сам ты такой!

— Давай рассуждать логически… — Начал Эд, но Вел сразу же закрыла его рот ладошкой, говоря:

— Логически, мы сможем добраться из пункта «А» в пункт «В»!

— Ты так думаешь? Намекаешь, что у меня нет фантазии и воображения? Но, тогда прошу заметить, что следуя твоей фантазии, мы можем попасть куда угодно!

— Ты не выносим! — Отставила ларец, бурча: — Я подумаю о нем завтра! Когда ты не будешь мешать!

— Вел!

— Что, Вел?! Ты сам опровергаешь свои слова, даже не задумываясь над сказанным! — у Эда на лбу появились три глубокие морщинки, что говорило о его непонимании предъявленного обвинения. — Ты только что, вспомнил черный ларец и тут же выбросил все из головы!

— Ты и правда думаешь, что эта вещь, может творить чудеса? Что она обладает чем-то сверхъестественным?

— Пойдем от обратного! — Простив всю его неуклюжесть в определенных моментах, она ухватилась за его же слова: — Если ты мне объяснишь, зачем она Филиппу, только с фактами, то я не буду тебя доставать.

— Он помешан на всяких легендах и всем, что причастно к ним. Вот и наговорил вам с три короба.

— Именно это он и сказал! В аккурат, что ищет ее, услышав легенду! Так что нового ты мне ничего не открыл. В каждом предании есть зерно правды. Только ты не можешь, а скорее не хочешь, понять, что он миром хочет управлять. И ему безразлично, с помощью чего.

— А кому не хочется? Мне кажется это тайное желание, нет-нет, а проскальзывает даже в твоей прекрасной головушке. — Вел насупилась. — Да перестань, ты же умная женщина, а веришь, что коробок может владеть такой силой! Это всего лишь прекрасная работа мастера своего дела! Вел, посмотри на меня, пожалуйста! Ты же такая умница…

Вел резко повернулась, с готовностью доказывать свою правоту, а не просто убеждать в подлости Филиппа:

— Верю! И ум мой тут ни при чем. Пусть не сам коробок, а то, что в нем. Тот раз, о котором ты тут припомнил, был связан с оттиском на крышке! Сам тогда чуть не сжег шкатулку, убеждая меня в том, что даже ненароком произнесенное имя ее владельца может привести к плачевным последствиям, а сейчас изображаешь Фому Неверующего!

— Хорошо! О прошлом толковать не будем — дорого далось нам всем. Давай я загадаю желание, и если оно сбудется, то сделаю все, что захочешь!

— Все, все? — лукавая улыбка засветилась не только на губах, а и в глазах. — На что способна моя, как ты там намекал, фантазия?

— Все! Но этого не будет, потому, что этого не может быть!

— Посмотрим! — Вел соскочила со стола, поставила ларец перед мужем, а сама открыла свой ноут, проверить почту.

— Чтобы мне загадать? — раздумывал Эд, играясь с ларцом и поглядывая на жену. — Ага! Хочу, чтобы ты мне родила дочку!

— Эд! Не надо бить меня под дых. Ты прекрасно знаешь, что этого не будет, поэтому и загадываешь. Хочешь верного выигрыша?

— Прости! Но это мое самое заветное желание. — он действительно этого хотел больше всего на свете. — Тогда ладно. У меня сейчас одно дело, трудно решаемое, юристы не знают, браться или нет. — Вел вопросительно подняла бровь. — Две фирмы отказались, клиенты пришли к нам. Сегодня мне должны были переслать бумаги…. Вот я и загадываю: «Решение без проблем!»

— Опять юлишь! Сам сказал — безнадежное!

— Ну, что тогда?!

— Придумай. Неверующий Фома!

— Все, это последнее: пусть к утру выпадет снег, по колено!

— Чистить горные дороги ты будешь? — засмеялась Вел. — Ев тебя искусает!

— А тебе чего бы хотелось?

— Ты все мои желания знаешь! — Эд взял ее под подбородок и приподнял личико к себе:

— Все наладится! Вот увидишь. И мама заговорит.

— Конечно! Ведь она всего лишь три месяца молчит. — вздохнула, поцеловала его, опять вздохнула. — Мне кажется, ей нужен толчок.

— И что ты предлагаешь?

— Может, покажем ей диск, введем в шоковое состояние. Ты же сам сказал, что нас ничто не убьет, кроме нас самих.

— Валери! Не все же так буквально! А фильм?… — он внимательно всмотрелся в ее глаза. — Неужели хочешь, чтобы ей опять было больно?

— Мы же все испробовали, что могли! Вспомни, как старики говорят: «Клин клином вышибают!»

— Подожди! Кажется, я начинаю понимать твои намерения. Ты хочешь его показать миру?

— Да, хочу! А еще хочу, чтобы девушки и женщины, сходящие с ума от любви, знали, что ни один мужчина на земле не стоит этого!

— Ты меня пугаешь…. — склонил набок голову, не отрывая глаз от лица, тяжело вздохнул. — Значит, ты считаешь, что любовь не стоит волнений, ее можно терять, ну скажем, как перчатки?

— Зачем как перчатки? Просто как надоевшее пальто! — выпалила и, сжав в порыве его плечо, продолжила: — Нет Эд, я так не думаю! Зато уверена, что убивать себя не стоит из-за того, что кто-то взял и ушел!

— А я бы сделал тоже, если бы ты меня бросила!

— Прекрати! Во-первых, я не собираюсь. А во-вторых, ты бы быстро нашел мне замену!

— Милая моя, Гелио! А как же Шекспир? Ромео?

— Дурной образец! Кстати, был бы жив, подала бы тебе на него иск. Скольких жизней он лишил своим примером. И все из-за чего, что один не дождался другого! Фантасты!

— Нет, жизнь моя, просто ты еще не любила до самого краешка сердца. Не смотри на меня так, ты меня любишь, я знаю, но ты еще не стала частичкой меня. Не прикипела! «TEMPORA MUTANTUR, ЕТ NOS MUTAMUR IN ILLIS!«* «Времена меняются, и мы меняемся с ними!» — тут же перевел. — Вы, теперешнее поколение, становитесь черствее. Люди утратили само понятие любовь! Солнце, я не призываю всех в омут с головой. Конечно же, нет. Просто я знаю ей цену. И знаю разницу между сексом и чувствами. Пусть люди живут, благословясь! Но я бы, не пережил разлуку с тобой.

— Убить себя — это слабость и грех! — положила руки ему на плечи, придвинула голову близко — близко к его лицу, так, что дыхание обжигало. В глазах, полных любви, был тот самый противоречащий огонек, который вызывал в нем желание смириться.

В этот самый момент, яркое сияние озарило комнату.

— Что это было? — прервав поцелуй, спросил Эд.

— Шкатулка. Она сияет! Придется тебе расчищать дороги!

— Какой ты у меня еще ребенок! — Его горячие ладони, гладили спинку, все настойчивее, губы становились требовательней… От серьезного спора не осталось и следа, Вел таяла, забыв обо всем.

Двенадцать градусов тепла для их местности, привычная зимняя температура. И этой ночью мороз не обещали. Ник постоял немного в главном вестибюле первого этажа, закончив проверку всех дверей и окон, размышляя, но так и не включил отопление, решив, что если кто замерзнет, воспользуется собственным камином.

— Эд! Я замерзла. — разбудила Вел мужа. — Достань одеяло, пожалуйста!

— Угу! — Буркнул спросонья Эдгар, уж если Вел разбудила и признается что замерзла, значит похолодало. Подошел к окну, закрыл его и понял — полы очень холодные, да и в комнате было непривычно морозно. Укрыл жену теплым одеялом, надел халат на голый торс и пошел в комнату Леры. Окно было закрыто, но и здесь оказалось достаточно холодно. Выставил программу, включая камин. То же проделал в своей спальне и забрался под одеяло, вернув себе приятный, предрассветный сон.

— Люди! — Радостный крик ребенка разрывал пространства дома.

Вел открыла глаза, посмотрела на часы: «даже не восемь! Что же ее так взбудоражило?»

— Люди! — Опять рассек воздух детский голосок. — Снег! На улице снег! Сугробы! — Она смеялась и бегала по холлу, от одного крыла родителей, к другому, Кати за ней, пытаясь утихомирить.

— Снег? — открыл глаза Эд и вскочив, подошел к окну. — Дорогая, выпал снег!

— Готовься! — поднялась она на носочки, стоя босыми ногами. — Я придумаю тебе такое наказание… Видишь, это она?!

— Вижу, родная! Это либо совпадение, либо…

— Я права! Третьего не дано! — Проговорила шепотом, а лукавые глазки наливались зеленью.

— Эдичек, Дэнчик, девочки! — кричал ребенок: — Идемте играть в снежки!!!

Весь дом встал на уши. Снег — это сказка не только для детей, это сказка, в первую очередь, для взрослых! Достав всевозможные теплые вещи, наскоро накормив ребенка и выпив горячий чай, все выбежали на улицу. Чрез время у центрального входа выросли две снежные стены, из-за которых летели снежки. Возникла снежная баба, улыбаясь беззубым ртом. Ник нашел на чердаке старенькие, но довольно прочные сани и, укутав Леру теплым пледом, катал по дорожкам. Вел же, сбегала в комнату ребенка, вынесла песочный совочек и вручила мужу:

— Дорогой! Ты обещал почистить дорожки! — смеясь, протянула ему.

— Именно этой лопаточкой я и примусь за работу. Не ждите меня к новогоднему ужину! — И он, напевая: «Такого снегопада, такого снегопада, давно не знали здешние места…», принялся сгребать снег, все подхватили песенку и подпевали. Ев толкнула Дэна в сугроб, и не удержавшись, упала сверху, задорно хохоча, тут же вспомнив, откатилась, сделала Ангелочка. Лерка увидела и улеглась рядом. Николя, глядя на всеобщее озорство, был неописуемо счастлив, возвращаясь, пусть и мысленно, в свою юность, вспоминая первую любовь….

— Да! Новый год идет настоящий! — Произнесла довольно Ев, заходя домой.

— Продержится ли, столько долго? — сказал Дэн. — Погоду обещают плюсовую.

— А вы Эда попросите, он поможет, наворожит! — засмеялась Вел.

Муж же обхватив ее за талию, прошептал:

— Если в двенадцать градусов тепла падает снег, значит, и ты подаришь мне маленькое, рыжее чудо!

— Хочешь испортить мне настроение?

— Нет, сердце мое, загадываю очередное желание! Идем сохнуть, у меня ноги мокрые. — Расстегнул ее сапожки, проверил: — сухие, но холодные, как лед!

— Кати! — Крикнули няне: — В горячую ванную это снежное чудо и напои молоком с медом. Пожалуйста!

— Разумеется! — ответила девушка, ожидая их у двери детской.

Переодевшись, Вел, улучила минутку занятости мужа разговором по телефону и выскочила к сестре:

— Как погодка?

— Обалдевательно! — улыбчиво заявила Евгеша.

— И самое интересное, что это Эд вчера над шкатулкой ляпнул.

— То есть?

— А то и есть! Мы с ним завелись, по поводу Филиппа, он никак не хочет принять, что этот поганец, ищет ее не просто в коллекцию. Я ему старалась доказать, что Фил полон надежды завладеть миром. Ну, и тебе объяснять не надо, что за логика у мужчин, Эд брякнул: «Если выпадет снег, поверю!» Снег выпал.

— Ты уверенна?

— На все сто! Когда мы говорили, ларец засиял, очень ярко. А к утру снег!

— А если совпадение?

— Совпадение или нет, а смотрится прикольно. — Вел стоя у окна, наблюдала, как муж делает все возможное, чтобы добраться до машины. — Зря он не взял лопаточку Леры, было бы быстрее.

— Вел! Если она светилась, значит, подала сигнал.

— Ты о чем? — Не поняла Вел, отвернулась от окна, посмотрела на сестру и все ее тревоги прочла на мордашке. — Филипп! Ты его побаиваешься?

— Есть немного! После этих видений. Один плюс, мужики поверят!

— Поверят, они и так поверят, даже если он не проявит себя. — прищурив глаза, заявила Вел.

— Что ты еще задумала?

— Не задумала, а обдумываю, свое «подкорочное» желание.

— Намекаешь…

— Да! Уж очень много брошенных слов материализовалось, а мы не предали значения.

— Возможно! Но что-то мне подсказывает, что ты не об этом сейчас думаешь, то есть, не шкатулкой и не Филиппом занята твоя голова.

— Догадливая! Мы не всегда делаем то, что хотим, возможно, зря. — Вел замолчала, сестра не торопила. — Я хочу показать маме ее страдание.

— Зачем?! — Ев не в первый раз слышит, но никак не может принять желание сестры, никак не осмелится, показать маме диск, да и не понимает зачем.

— Рано или поздно она это увидит. — фыркнула Вел: — Как же вы, втроем, да и Жан тоже, наивны. Если нам это презентовали, то, где уверенность, что ей не преподнесут? И как ты думаешь, она отреагирует? Нам простит молчание?

— Не знаю Вел, не знаю! Может ты права, но не могу я, повторно наносить боль, своими руками!

— А может лучше сейчас, так сказать, по горячему и забыть об этом навсегда?! — не унималась Вел.

— Неужели ты все еще ненавидишь Жана?

— Нет, естественно, нет! За что его ненавидеть? Вон он как мучается, да с мамой носится! А вот забыть не могу.

— А я как подумаю о том, что произошло, жалко обоих!

— Ев! Ну, все за то, чтобы мы сделали это. Жан видел, мама посмотрит, увидит то, что не знала, простит его и заговорит! В новый год без старых долгов. Ну, Ев! Ничто не убивает нас больше, чем неизвестность!

— Кто сказал?

— Собственный опыт! Подумай! Этот диск нам не просто так был дан. Он с какой-то целью нам передан. А если есть второй? И ей подсунут, как и мне? Что она подумает о нас? А не дай Бог у кого-то из рода проявится, и они начнут ее донимать? Да и Ольга… Я, конечно, не думаю, что это ее рук дело, Эд бы узнал о ее визите, а так он мне не смог конкретно пояснить, откуда диск взялся. Ев, давай покажем.

— Повторяешься. — Ев походила по комнате, взвешивая все «за» и «против». — Приедет, посмотрим на ее состояние, тогда и решим!

— Нет! Все-таки от больной головы и ногам места мало! — Рассматривая в окно раскрасневшихся, в снегу мужчин, Вел сделала заключение, тем самым оставив все тревожные решения на потом.

— Зачем ты так? — Ев уже стояла рядом и обнимала ее. — Сколько радости и нам, и ребенку.

— Это не я, это Эд сказал.

___________________________________________

*TEMPORA MUTANTUR, ЕТ NOS MUTAMUR IN ILLIS [тэм-пора мутантур, эт нос мутамур ин йллис] — времена меняются, и мы меняемся с ними. (латынь)

Глава 19

Еще на одну неделю ближе к новогоднему празднику и опять спор из-за елки, как и в первую зиму их совместной жизни.

— Девочки! — Эд уже повысил голос. — Их специально выращивают в лесничестве! Прочищают леса. Пусть у ребенка будет радость!

— Чем вас не устраивает искусственная? — стояла на своем Вел.

— Да устраивает! — ответил Дэн. — Но штучный запах!… С живой елкой в доме, пахнет лесом, хвоей, настоящим праздником!

— Праздник пахнет мандаринами! — заявила Ев, улыбаясь, но тут же нахмурилась. — Радость ребенку нашли, неделю попляшем и на мусор.

— Почему же? Мы протопим камины, полезно же, подышим смолой. — не унимался Дэн.

— Ага! Возродим аллергию мамы, мало ей в этом году досталось. — вцепилась в его слова Вел.

— Не будет у нее аллергии. — заверил Дэн, устав от спора. — Предлагаю альтернативу. Одну в большом зале, живую, остальные — игрушечные, для успокоения вашей несговорчивости.

— Искусственные! — поправила Вел. — И на следующий год посадим под окнами и в горшках.

— Договорились! — Эд хотел еще что-то сказать, но его прервал настойчивый звонок мобильного телефона деда.

— Дети, посмотрите кто, лошадка отвечать не может. — Притормозив, крикнул Николя и понесся дальше, с хохочущей Лерой на плечах.

— Здесь просто цифры. — глянула Ев.

— Ответь, пожалуйста! — крикнул Николя.

— Слушаю! — сказала Ев. — Добрый! Николай немного занят. А кто спрашивает? Филипп!… Привет! Это Евгения. Не узнала, будешь богатым. У тебя что-то важное?

«Ев, привет! Я тоже тебя не узнал, вот же вдвоем обогатимся. Значит вы в особняке?»

— А где нам еще быть? Это, как ни как, наш дом родной. Слышу, спешишь. Что передать Нику?

«Да я, в принципе, звоню узнать, не скучает ли он на праздник? Слышал Ольга все еще в бегах. Вот, хотел навестить старину Николя».

— Навещай! Только ему скучать некогда. А Ольга имеет право, взрослая девушка.

«А вы, никуда не собираетесь?» — осведомился мужчина, упустив ее замечание.

— Филипп! Ты же знаешь, у нас ребенок! Праздник мы обязаны встретить по — настоящему. А дальше… Наши мужья непредсказуемы!

«Вы такие мобильные?!» — Хихикнул Филипп, подавляя раздражение и нетерпение скорее попрощаться.

— Да! Мы любим сюрпризы, от этого и легки на подъем. — Ев скорчила мордочку, поясняя его настроение.

«Ладно, передавай всем привет. Я еще перезвоню, а сейчас действительно тороплюсь».

— Передам! 31-го не приглашаем — не обижайся, семейный праздник. Но заезжай, будем рады.

«Спасибо!» — И отключился, даже не сказав «пока».

— Понеслось! — Вел иного и не ждала, днем раньше, днем позже, но французик бы позвонил. — Надо ее прятать, от греха подальше.

— А может наоборот, рискнем? — предложила Ев и они, вдвоем, начали прокручивать различные варианты.

— Вы о чем? — Перебил их Эд, задав вопрос так неожиданно, что обе вздрогнули.

— А вы где были? Вроде бы рядом сидели, что, опять ничего не поняли? — набросилась на него Ев.

— Филипп звонил! Как можно не догадаться. Эд! Шкатулка сияла, ты думаешь, он звонок вежливости сделал? Он ее унюхал. — Вел была почти на взводе.

— Не укладывается у меня в голове, девочки, не укладывается! — замотал головой Эд. — Это простое совпадение. И что он сказал?

— Мне тоже интересно. — поддержал брата Дэн, подойдя к ним и обняв обоих, однако девчонки игнорировали их вопросы, продолжая разговор между собой:

— Значит рискуем! Пора открыть все карты! — отстранилась от мужа Ев. — Иначе эти мамонты, так и будут чесать затылки, пока не случится Мировой Потоп, или еще что похуже.

— У меня другая идея. — осенило Вел. — Надо сделать копию. Срочно! Ник! Подойди на минуточку.

— А мы? — не понял ее Эдгар.

— Вы прозябайте в вере наивности и кротости Фила! Вам это больше подходит.

— Солнышко, лошадке надо отдохнуть! — Ник спустил ребенка с плеч и вручил Кати. — Да, барышни, я весь в вашем распоряжении.

— Ник! А есть ли у тебя знакомый ювелир? — Вел упорно игнорируя сигналы мужа, продолжала осуществлять свою идею.

— Вообще-то есть, а что?

— Он надежный?

— Вроде бы да, много лет знакомы.

— Значит так, мы тебе покажем одну вещичку. Надо сделать копию. В короткий срок! Деньги, не проблема.

— Девочки, не надо мне говорить о деньгах! — улыбнулся Николя, готовый для них на все.

— Нет! Это принципиально!

— Лучше сделать фотки. — заметил Эд. — А не отдавать в чужие руки.

— Делайте, а я созвонюсь. — Не задавая лишних вопросов и не поднимаясь к себе, Ник достал мобильный и со всеми принятыми любезностями говорил по телефону. Парни же занялись съемкой ларца, потешаясь над серьезностью девушек. Однако снимки сделали подробные, отображая до мелочей, каждую деталь. — Спасибо, дружище! Значит, я могу подъехать прямо сегодня? — Увидев, в руках детей фото, Ник закончил разговор.

— А он сможет сделать до праздников? — Горела Вел.

— Девочки! Давайте он посмотрит на это и определится с фронтом работы, потом будем думать о сроках. Тем более что и камень надо подобрать.

— Вел! — Ев отвела сестру в сторону. — Он не приедет до праздника!

— И то верно… Мы все здесь, а ему не надо светиться. И все же, я бы хотела подстраховаться. А вот камень… Ник! Главное, что бы был похож. Он ее в руках не держал, а там кто его знает, может быть, где и видел.

— Я понял! — кивнул Ник, спеша удовлетворить просьбу.

— Ты только посмотри, брат. — улыбался Дэн, — наши жены, просто супер — агенты!

— Бери выше! — Эда занимала серьезность девушек и то, как они подходят к делу, которое, как ему казалось, и выеденного яйца не стоит. — Они настоящие спасатели галактики!

— Договоритесь! — ответила Вел, но спинка выровнялась, подбородок гордо полез вверх.

— Мы на вас посмотрим и посмеемся, когда проявится вся благонадежность и порядочность вашего Фила! — Ев высказала общее с сестрой мнение и они, собрались уйти, когда Дэн нечаянно обронил, любимую цитату, на обожаемом им языке:

— «PETITIO PRINCIPII»*! — задело обоих девушек и Вел разозлилась:

— Аргумент, основанный на выводе из положения, которое само еще требует доказательств?! Это так вы относитесь к нашему мнению? Грамотные вы наши, ботаники! Именно это мы сейчас и делаем, добывая вам доказательства, после веских аргументов. Но смеется тот, кто смеется последним! Не обессудьте в финале, я не злопамятная, но спуску не дам!

Ювелир Николя был не только высококлассным специалистом, не только уважал серьезные заказы, но являлся увлекающейся личностью. Без выяснения подробностей для чего и зачем, увидев фото, взялся за это дело, пообещав выполнить в ближайшие сроки.

****

Тридцатого декабря приехали родители, и то, как они появились в доме, говорило, пусть не о категоричном примирении, но по крайне мере о наведенных между ними «мостах». Стараясь пробраться незамеченными, тихо поднимались по центральной лестнице, зная, что ребенок обычно в это время в одной из половин родителей, и столкнулись со всеми в большом зале второго этажа.

— Мамочка! — закричали сразу три девчонки, облепив ее со всех сторон: — Явились! — и немного сухо, но уделили внимания и мужчине. — Жан, привет! Как мы за вами соскучились! Отдохнувшие, румяные, глаза сияют!

Вилен была просто счастлива такой встрече, да и тем, что наконец-то дома.

— Рассказывайте! — Вел, не смотря на свое упрямство, подарила Жану легкую улыбку и позволила себя обнять. — Все, все рассказывайте, до мелочей! Мы хотим видеть отчет в картинках, где были, что видели?!

— Девочки! — взял слово Жан, довольный встречей и тем, что Вел его не отвергла. — Может не все сразу? Ви не ела со вчерашнего дня. — он не отпускал руку жены. — Мы всю ночь в дороге! Вы же знаете ее любовь к самолетам!

— Иен моя, родненькая! — забралась на руки Лера, прижимаясь к ней всем тельцем. — Ты все вредничаешь? Так и молчишь? Душечка.– Виен пожала плечами, поцеловав ее в очередной раз. — И как тебя только Жан любит?

Естественный смех разнесся по комнатам, а Ви, достав блокнот, написала: «Луна тоже молчит, а ее все любят». Вел прочла в слух, а Ев ответила за всех:

— Мы тебя тоже любим, все — все! Только так не хватает твоих шуток и прочего.

Непринужденный, раскованный завтрак, затем все занялись елками и, оставшись чисто женским коллективом, Вел перешла к новостям:

— Мам! А у нас небольшие новости, Филипп проявился! Просится в гости.

«Да вы, что?! Правда?» — Выразила Вилен удивление на лице.

— Ага! — Включилась Ев. — Мы его пригласили, а еще заказали копию ларца!

«Что?!» — Читался вопрос в глазах.

— Хотим с ним поиграть, немножко, раскрыть, так сказать суть. И нашим Фомам доказать, что он есть на самом деле! — разъяснила Вел.

«Уверены?»

Дочери без труда поняли ее вопрос.

— На все сто! А у вас с Жаном как обстоят дела? — Между делом Ев решила утолить свое любопытство.

«Спокойно». — Немного подумав, показала руками Ви.

— Ты его простила?

«За что?» — Обе бровки взлетели вверх, и она достала блокнот, поняв, что без разговора не обойтись.

— За его поступок! — поняв выражение лица, уточнила Вел.

«Давно простила. Только в груди холодно, у меня. И как я не пытаюсь, растопить не получается. Видно сдвиг у меня пошел, по фазе, конкретный, характер — просто жуть! А его терпению, надо отдать должное. Я даже представить не могу себя на его месте». — Вилен писала очень быстро, а обе стояли рядом и заглядывали в блокнот, чтобы вести разговор без задержки.

— Может, ты плюнешь на все, заговоришь и начнешь жить?! — Ев искоса поглядывала на сестру, боясь, что та выпалит свое желание без «подготовки».

«Хотелось бы, но не получается. Видно по мне больничка плачет. Ладно, девчонки, я пойду. Устала. Простите! Позже увидимся, когда украшу свои комнаты».

— Думаешь, вредничает? — Смотря вслед маме, спросила Ев.

— Убеждена! Ее организм принимает это за норму, привыкнув, что все и так ее понимают. Нужен толчок, и срочно! –в очередной раз заявила Вел, Ев ничего на это не ответила, только глянула на сестру, и опустило голову.

Мужчины развешивали фонарики на три молоденькие секвойи во внутреннем дворике, рядом с фонтаном, красующемся напротив двери, выходящей в сад. Центральный вход был украшен, как лестницы, и балконы иллюминацией. Имение постепенно становилось похожим на голливудские фильмы о Рождестве.

— Па! Как у вас дела с Виен? — Дэн очень переживал за обоих и, увидев их вместе — обрадовался, но то, что Вилен не проронила ни слова, очень встревожило его.

— Тихо! — совершенно спокойно, без всяких эмоций ответил Жан.

— Вы хоть общаетесь, или все как в день отъезда. — уточнил Эд: — Сдвиг хоть есть?

— Есть надежда! — Жан зацепил на ветку лампочку и сел на стоявшую у ног скамеечку. — У меня есть надежда. Первые дни она сторонилась, односложно отвечала, в основном кивком головы, так же молчаливо собиралась и шла со мной на прогулку, по возвращению уходила в свою комнату, иногда запиралась. Общались почтой, вернее я общался, а она отвечала так, что я часами мог разгадывать ее ребус. Были слезы ночами, при закрытых дверях. К отъезду немного оттаяла, видно испугавшись грозы. Но так, поверхностно. И, не было бы счастья, да несчастье помогло. Были в театре, пьеса — сплошная трагедия! Честно, даже у меня слезы навернулись. А она сидела, как кукла, без единой эмоции. Зашли домой — грохнулась в обморок. Привел в чувства, начала задыхаться. Вызвал скорую, укололи. Ночью дверь не заперла, а под утро перебралась ко мне. — И тут он вздохнул, хрипло, болезненно. — Сколько еще расплачиваться?

— Прорвемся, отец!

— А куда мы денемся, мальчики. Вот только когда?

*****

«Люблю ли я его? — писала в своем дневнике Вилен. — Наверное, да! Наверное — потому что сердце замирает, когда чувствую его, слышу и вижу. Потому что, как котенку, хочется забраться к нему в объятья и лежать там, в тепле и ни о чем не думать. Наверное — потому, что закрывая глаза, боюсь открыть их и не увидеть его рядом.

Как хочется кричать об этом во все горло! Но слов нет и даже звуков нет! Потеряла, там, на берегу, даже не знаю когда. Иногда, кажется, что кто-то взял ножницы и обрезал связки, безжалостно, без наркоза.

Как же я устала от этого! Как хочется болтать и радоваться! Нет сил. Не получается.

Заштопанная душа, как паутина, пропускает тепло, не давая согреться. Иногда мне кажется, что это рыболовная сеть, неумело связанная самоучкой, а не моя душа. Сколько не бросай невод, улова не будет. Я просто измождена своими сомнениями и колебаниями. Хочу их отбросить, всем сердцем хочу! Желаю смеяться, бездумно и безрассудно, просто потому, что весело, простодушно, по дурости. Так же поплакать, пореветь белугой. Выкричаться и забыть боль, чтобы простить и жить. Наслаждаясь всем, беря от жизни все и давать взамен, что потребуется близким. Люблю ли я его? Наверное, если болит все то, что осталось от сердца. А раз болит, значит, не безразлична мне его близость. Сомневалась ли я в этом? Ни на секунду! Даже когда ненавидела!

Любовь боролась с ненавистью и победила. Только где найти веру? Как поверить ему вновь? Как отбросить любые сомнения, как только его спина между мной и дверью?! И все же, люблю его, остатком сердца, клеточками души и живым умом. Я…»

Виен не закончила, ее отвлекла Лера. И Жан прочитал открытый блокнот, забытый на тумбочке, с ручкой посредине. Не любопытствовал, никогда не лез в ее вещи, а тут не удержался. Зацепил глазом строку и дошел до конца страницы. Стало стыдно, но в то же время тепло побежало по телу. Захотелось бороться. Оставил все как было, ведь он даже не прикоснулся к блокноту, зная, что Ви почувствует и вышел.

_________________________________________________

*PETITIO PRINCIPII — аргумент, основанный на выводе из положения, которое само ещё требует доказательства. (латынь)

Глава 20

31 декабря. Кто бы и как бы ни относился к новогоднему празднику, а этот день отметит, хотя бы вкусным обедом и рюмочкой, другой. Дух праздника — запах елки, мандарин, шоколада и веселья. Все представляется красно-зеленым цветом, украшенным конфетти и мишурой…. И ты наполняешься надеждой, нет — уверенностью, что завтра, обязательно, будет лучше! Что ночь оставит весь негатив, накопившийся за год, за порогом и начнет новый год полной кубышкой долгожданного счастья, исполнения мечты и непременно с большой любовью!

«Ах, как же я люблю этот праздник! — еще не открыв глаза, думала Ев, и тут же сомкнула бровки, впуская грусть: — Как жаль, что он не будет такой, как в детстве. И Деда Мороза не буду ловить, и подарки под подушкой искать. Даже Дэн не вернет мне детства, мой милый, неугомонный фантазер Дэн….»

— Шоколадка! О чем кричишь мыслями? Спала бы еще. — Прошептал ей на ухо муж.

— Не хочется.

— Впереди ночь обжорства! — Провел ладонью по ее бедру и погладил животик.

— Ну, извини, это ты ее так представляешь, а я люблю эту ночь за веселье.

— Интересно, и какое же это веселье у замужней дамы?!

— Сам ты дама! Я по сравнению с тобой еще ребенок!

Дэн засмеялся:

— Заметь, это не я сказал! А не напомнишь ли ты, старичку-боровичку, что делают дети ночью? — Посмотрел на нее, погладил по щеке, как погладил бы дочь и сам же ответил. — Спят! Значит, мы, после боя курантов укатим веселиться, а деточка, послушно будет спать в кроватке и ждать Дедушку Мороза!

— Что? — освободилась из его объятий, отодвинулась, изучая выражение глаз, которые просто сияли синевой морозной ночи, — ты решил покинуть дом в новогоднюю ночь?! Что я еще не знаю, или чего не достойна знать?!

— Мы с Эдом и, думаю Вел — да! — совершенно серьезно говорил он, а в душе смеялся ее наивности: — А ты спать, спать! — сел, взял одеяло и закутал ее, как ребенка, Ев сразу же вытащила руки и уперлась в его плечи, выпустив коготки:

— Не зли меня!

— Спать, ребенок будет, баиньки!

— Укушу! Больно и безжалостно!

— Не поможет! — смеялся Дэн. — А будешь кусаться, я тебе больше ничего не скажу! — Ев все же укусила его за плечо. — Не поможет!

— Дэн, так не честно! Я твоя жена, а узнаю последней.

— Что именно?

— Все! — Ев надула губки, отодвинулась на свою сторону и отвернулась обижено.

Погладив ее по плечу и спинке, пробежал губами от плечика до кончиков пальчиков на руке:

— А на обиженных воду возят!

— Не напьешься!

— Придется применить тяжелую технику! Ведь я так люблю горячий шоколад!…

****

Суета! В доме предпраздничная сумятица, женщины решили приготовить свои любимые новогодние блюда, собрались на кухне, где Лера, визжа от радости, помогала всем, а мужчины, по-доброму мешая, то и дело отвлекали их, слегка нааперитивничаясь. Женщины сначала их выставляли, затем им надоело их хождение туда-сюда, махнули рукой и только поглядывали, предполагая, какими они будут к полуночи.

— Просто глаз радуется, видя такой цветник в одном месте! — Позже всех появился Ник и, получив в ответ не угасающие сегодня улыбки, продолжил: — Есть новости, звонил ваш друг!

— Филипп! — Не на секунду не сомневаясь в личности звонившего, закричали девушки.

— Он самый! Только что. Уточнил, не уезжаете ли вы, хочет заехать в гости.

— А что ты ему сказал? — Вел отложила в сторону нож, Ев так и замерла с салатной тарелкой в руках.

— Что будем рады видеть в любой момент.

— Как думаешь, приедет или будет тянуть?

— Мне кажется, после третьего явится, не раньше. — взвесив все слова Филиппа, ответил Николя.

— А когда будет готов наш ему подарок? — уточнила Вел.

— Где-то в эти же сроки. Точно ответить не могу, я не заострял внимание, вы же понимаете.

— Как же придержать приезд, до этого срока? — задумалась Вел.

— Так нет ничего проще, звоните и приглашайте, он будет ломаться, тянуть. Такой у него характер. — предложил Жан, не совсем понимая смысл затеи. — Филипп по жизни такой, чем больше он нужен, тем дольше будешь ждать. А что у вас за дела с ним?

— Да нет никаких дел. — глянула на свекра Ев и вернулась к «селедке под шубой».

— Это он проявился, как только вытащили шкатулку. — добавила Вел.

— Чем же она его так дразнит? — задумался Жан, приложив руку к подбородку, и повернулся, почувствовав на себе взгляд жены.

— Вот вы мужчины странный народ, никогда ничего не помните! — Вел даже не подняла головы к нему, сказала как бы всем, но он понял, куда она метила.

— Они помнят, — прищурив глазки и подарив свекру улыбку, подметила Ев, — только упорно игнорируют любое, женское, мнение. — И тут же прочитала написанное мамой, кивнула, но не озвучила: — присоединяюсь!

— Значит, версию могущества этого ящичка вы не отбросили? — уточнил Жан, просто не зная о всех перипетиях днями, спорах и желаниях.

— Мы? Нет! Более того, можешь уточнить у Эда, он уже один раз проверял. А доказательства, что Филипп пойдет на все, мы в ближайшие дни продемонстрируем. — ответила Вел и ударила по руке мужа, стащившего у нее лакомый кусочек семги.

— Фил — безобидное существо. — опять высказал Жан свое мнение о сородиче, которого знал с рождения.

— Ваш Филипп — мелкий, алчный субъект, без капли порядочности. Но о чем мы сегодня спорим? — Вел справилась, убрала за собой и подойдя к Жану поближе, добавила: — Зови в гости, сам во всем убедишься!

— Да я и не собирался оспаривать ваше мнение, просто он был другим. Я-то его знаю давно. Всегда в тени, ни словом, ни делом не выделялся. Есть у него пристрастия, так у кого их нет, ну, обожает женщин, но он же мужчина! А вас разве можно не боготворить?! — Виен уставилась на него взглядом, Жан понял. — Да, родная, таково мое мнение о нем. А то, что я хотел с ним встретиться, так это естественно, мне надо ему поставить на вид, как вести себя с моей семьей! Это первое. Второе — я верю каждому вашему слову, вот поэтому и собирался у него взять отчет, за все вам сказанное, да и уточнить, что же такое важное привело его в наш дом, в наше отсутствие, и что заставляет теперь избегать со мной встреч!

Виен никак не ответила на его слова, показала девочкам, что сделала все, что хотела, развернула Жана и вывела из кухни, на их месте возник Дэн:

— Вы скоро?

— Если ты нам поможешь, то закончим в два раза быстрей.

— Я готов, что делать?

— Сложить посуду в машину, а нет, можешь вымыть ручками. — Дала распоряжение Вел.

— И это все?

— Конечно, ты же вовремя явился!

****

Филипп — то ли француз русского происхождения, то ли русский с голубой кровью французских аристократов. Истину он всегда оставлял загадкой для всех, будь то женщина, или новый знакомый, что появлялся у него по необходимости, затем забывался и появлялся вновь, как только был Филиппу нужен. Чертовски красив, без излишеств фигуры, с шиком в одежде. Он мнил себя потомком Людовика 14 и копировал его во многом, часто именуя себя «Солнцем». Не обходил вниманием и Наполеона, приписывая и его родство себе. Одевался с лоском, броско, даже дома. Прическа, маникюр, вышколенная перед зеркалом мимика. Не любил незваных гостей, а коль приглашал, то вел себя так, словно устроил прием. Зато сам мог явиться к любому, как будто этим делал подарок хозяевам. Женщин баловал подарками, пока не завоевывал, а они, как правило, долго не сопротивлялись. Жены Гаев стали первыми, кто отверг его, кто не допустил к себе, кто не рассмотрел в нем единственного и неповторимого. Он был зол на них, он ненавидел их, он готов был на все, дабы стереть их с лица Земли! А тут еще и конфуз с ларцом, за которым он гонялся не один год, который был почти в его руках, но исчез в миг, и все из-за этих Гаев!

Поначалу Филипп растерялся. Долго понять не мог, куда исчезло его чутье, кто сглазил его везение. Затем злился. Решился на месть, но и тут не смог довести дело до конца. Как бы то ни было, а ларец он потерял. И вдруг, опять свет, тяга, зов. Он четко «увидел», где находится ларчик, таким уж он обладал даром, мог до сантиметра вычислить месторасположения «своей вещички».

«Добраться бы только туда. — думал он. — Приворожить и обхитрить не удалось. Взять дом приступом — смешно! Даже силы Богов остались на их стороне, хотя я привел столько доказательств нарушения ими правил! Да, что говорить, Марк и тот помочь не смог! А Марк — это ни какой-нибудь самоучка, это ведун, за его плечами сотни лет опыта! — вышагивая по комнате, держась за петлицу сюртука, Филипп рассуждал вслух, с таким чувством, словно перед ним собрались присяжные. — Карл поднял меня на смех, отстранившись от вмешательства. А Карл — это всегда была надежная поддержка. — он помолчал немного, остановился у зеркала, поправил волосы и пару раз качнулся, с носка на пятку и обратно. Слегка сбросив пыл, продолжил: Если б, ах, если бы только проникнуть в их дом! Пять минут и, ларчик у меня! Заветный, малахитовый, неповторимый, с большой легендой и тысячами подтверждений правды, разных сказаний о нем. А затем — весь этот мир падает к моим ногам!»

Филипп не только верил в силу ларца, он верил в то, что сам Тамерлан будет ему благодарен. Он возродит его, сильного, могущественного и с армией бесстрашных, преданных воинов. Тамерлан станет ему другом, необходимым звеном к завоеванию! Решился — позвонил Гаям, получил от простушки Ев информацию, немного успокоился и устроил себе маленький пир, так сказать, на счастье, чтобы предприятие было успешным. А на утро сомнения вернулись. Ларец настолько его манил, что нос у Филиппа чесался и чесался. Оставив свою компанию, он поехал в Крым, где собралось все семейство, куда, как он знал, еще не появилась Ольга, да и Жан со своею женушкой все еще отсутствовал. Снял номер на самой набереж