Оглавление

Глава 1. Сын колдуна

Майский запах сирени и жасмина окутывал пробуждающийся весенний мир, легкая утренняя дымка нежным флером стелилась над теплой землей. В аккуратном садике, возле старого, но крепкого дома, стоял молодой человек лет 17-ти. Юноша был невысокий, коренастый, с почти бронзовой кожей, глубоко посаженными темно-синими пронзительными глазами и гладкими зачесанными назад черными лаковыми волосами. Его брюки, закатанные до колен, обнажали крепкие сильные ноги человека, привыкшего к тяжелому физическому труду. Босыми ступнями юноша погрузился по щиколотку в рыхлую почву, в мускулистых руках он держал лопату. Молодой человек работал в саду. Бережно он вскапывал землю, временами прерываясь, чтобы посмотреть и поправить уже появившуюся первую зелень на соседней грядке.

К заборчику подошла юная девушка, ее белокурые волосы были заплетены в длинную косу, перевитую красной лентой.

— Ксавушка, — негромко позвала она.

Юноша сразу же обернулся, его суровые глаза засветились теплом и нежностью. Он улыбнулся, быстро вытер руки тряпочкой, лежащей рядом на небольшой скамейке и, подойдя к калитке, открыл ее.

— Здравствуй, Ларочка, — сказал он.

Девушка порывисто обняла молодого человека, но тут же стыдливо отпрянула. Юноша, смущаясь, чуть коснулся ее плеча.

— Не могу тебя обнять, — проговорил он, — руки грязные.

— Да это пустяки, Ксава, — тихо сказала девушка, — ты мне нравишься любым.

— И все же…

Молодой человек подошел к рукомойнику и тщательно вымыл руки, здесь же, на веточке, стоящего над рукомойником дерева, заботливо висело чистое полотенце. Юноша вытер руки. Лариса стояла рядом и с любовью смотрела на своего избранника.

— Я пришла попрощаться, — еле слышным шепотом проговорила девушка. — Ты ведь сегодня уезжаешь?

— Да, любимая, — сказал Ксаверий.

— Ты будешь поступать в медицинский? — спросила Лариса.

— Да. У нас все в роду были медики: и папа, и дедушка, и прадедушка. Я тоже хочу стать врачом.

— Твой папа рассказывал, что ваш далекий предок был даже алхимиком.

— Да, Якоб Синклер, шотландец, он бежал от инквизиции, сначала в Германию, а потом — в Россию. У нас в семье сохранились его рецепты, они уникальные.

— А я стану искусствоведом, — кокетливо улыбнулась Лариса, играя тяжелой косой, — или экскурсоводом, буду ходить среди всяких статуй и картин и рассказывать о них всем, кто пожелает.

— Мне расскажешь? — шепотом спросил Ксаверий.

— Обязательно, — Лариса потянулась к юноше, но тут же нерешительно замерла.

Ксаверий стоял перед ней прямой, его грудь возбужденно поднималась, глаза горели странным блеском.

— Пусть у нас будет настоящая свадьба, как положено. Я стану первым у тебя, а ты — у меня, — прошептал Ксаверий.

— Да, — кивнула девушка. — Действительно, так будет лучше. Прежде мы должны состояться.

— Туки-туки, — послышался голос позади них, в сад вошла немолодая женщина в чистом передничке, в руках она несла блюдо, закрытое салфеткой.

— Уезжаешь, Ксаверьюшка? — грустно спросила она.

— Да, Мария Павловна, поеду учиться.

— Это правильно, у тебя светлая голова, такие, как ты должны учиться. Все не могу забыть, как ты, почти мальчик, вылечил моего Иваныча от ревматизма. Муж совсем загибался, а ты своими травами с того света его поднял. Молодец, талант, весь в отца. Никогда не забуду Варфоломея, твоего папу, врач был от Бога. Таких сейчас нет.

— Папа был гений, — серьезно проговорил Ксаверий, — я хочу быть достойным его памяти.

— Будешь, паренек, еще и лучше окажешься.

— Лучше невозможно, папа был настоящий мудрец.

— Ты такой же. Сила в нем была удивительная. Несгибаемый человек! И матушка твоя, Катерина Прокофьевна, под стать ему. Ее многие бабы ведьмой считали, из других деревень приезжали. Даже из города «бульдоги» к твоим родителям наведывались. Ох, большие деньги могли бы иметь. Но стержень в них был, прямо железный. Не прогибались под всякую сволоту. Что их и сгубило. И ты, я вижу, парень, в них уродился. Тяжко тебе будет с таким характером.

— Я справлюсь.

— Да я и не сомневаюсь. Ты их сынок. Варфоломею и Катеньке — вечная память… Я вот пирожков тебе на дорожку напекла. — женщина чуть приподняла салфетку, на блюде лежали темно-золотистые аппетитные пироги. — Тут, как ты любишь: с творогом, со смородиновым вареньем, с гречкой.

— Спасибо, Мария Павловна! — суровый юноша повеселел.

Женщина передала Ксаверию тарелку. Молодой человек смотрел на Ларису, девушка белозубо улыбалась.

— Ну, конечно, угости свою невесту, — засмеялась Мария Павловна. — Все же знают про вашу любовь.

— Бери, Ларочка, — Ксаверий встал с блюдом перед девушкой.

Лариса, тоже смеясь, взяла первый попавшийся пирожок.

— Со смородиной! — весело воскликнул она. — Как же вкусно, тетя Маша!

— Угощайтесь, детки, вам надо хорошо кушать, трудный путь вас ожидает. Ты, Ксавушка, не волнуйся, я за твоим садом пригляжу. Уж больно он хорош у тебя, такой чистый, аккуратный, ухоженный, — женщина одобрительно окинула взглядом ровные грядки, здоровые сильные деревья, свежую юную зелень.

— Здесь все лекарственные травы, мой папа, мой дед и прадед выращивали их.

— Я присмотрю за ним, присмотрю, сынок, не беспокойся. А к зиме, если еще из города не приедешь, я все уберу, закрою и о тепличке твоей позабочусь. Учись спокойно, паренек.

— Спасибо вам, Мария Павловна.

Соседка ушла. Ксаверий разогрел самовар, сам накрыл маленький столик в саду, галантно усадил за него Ларису. Ксаверий, несмотря на юный возраст, все делал рассудительно и обстоятельно, как опытный хозяин. С пирожками тети Маши молодые люди почаёвничали. Потом Ксаверий стал собираться, Лариса помогала ему. С грустью, окинув оставляемый сад, Ксаверий заботливо закрыл калитку. Лариса пошла проводить его на вокзал. Молодые люди молчали. Расставаться было очень тяжело. Уже подойдя к поезду, Ксаверий спросил.

— Лара, чтобы ни случилось, ведь ты не откажешься от меня?

— Конечно, нет, милый! Ну а что с тобой случится? Разве что полюбишь другую, какую-нибудь богачку, — Лариса обиженно надула губки.

— Не будет ни богачек, ни беднячек и вообще — никого, малышка. Клянусь! — Ксаверий порывисто обнял девушку, но целовать не стал.

— Я буду ждать тебя, Ксавушка.

— А я — тебя.

Ксаверий Варфоломеевич Синклер сел в поезд, он взглянул в окно на Ларису. Девушка стояла, растерянная и грустная, теребя белокурую косу. Волна необъяснимой печали, похожей на предчувствие, обдала сердце молодого человека. Поезд тронулся, Лариса все стояла на перроне, грустно смотря вслед стремительно удаляющемуся составу. Синклер тоже смотрел в окно, он видел, как поезд неумолимо отдаляет от него его возлюбленную. Наконец, ее образ совсем исчез в дали. Юноша упрямо сжал губы, подавляя невольно набежавшие слезы.

— Мы дождемся друг друга, Лара, — прошептал он. — Так должно быть, так будет.

— Будет, будет, будет, — быстро стучали колеса поезда.

Глава 2. Планы

Пять лет учебы промчались неимоверно быстро. Ксаверий и Лариса гуляли по тенистым аллеям Петергофского парка. На белоснежных скамеечках сидели семьи с детьми.

— Дочь мы назовем Лена, она будет прекрасной, как Елена Троянская, — мечтательно проговорила Лариса, — а сына, — девушка задумалась, — ну, можно, Александр, в честь Александра Македонского.

— Или Сергей, в честь Сергея Боткина. А дочку — Маргарита. Маргарет Энн Балкли была первой женщиной-хирургом.

— Хорошие имена, — кивнула Лариса, — А, может, Елизавета и Петр?

— Да, это отлично. — Ксаверий остановился. — А, давай, наших детей будут звать Катя и Анатолий, в честь моей мамы и твоего папы. Ты не против?

— Ну, конечно же, нет, Ксавушка.

Девушка нежно обняла Ксаверия. И вновь, как это всегда происходило, когда она дотрагивалась до него, Лариса ощутила напряжение во всем теле молодого человека.

— Я очень тебя люблю, Лара, — прошептал он, обнимая девушку в ответ. — Но пока нельзя. Мы не имеем права на близкие отношения. У нас должна быть настоящая семья, самая лучшая, чтобы наши дети ни в чем не нуждались. А сейчас мы можем предложить им слишком мало. Ты — съемную комнату, а я — каморку в общежитии. Мой дом в деревне — не то, что подойдет детям. Я не хочу, чтобы наши сын и дочь росли в таких условиях.

— Но ты же жил в нем.

— У меня не было выбора. Я внук репрессированных. Моих дедушку и бабушку реабилитировали совсем недавно.

— Можно жить у меня.

— Там твои родители и сестра. Мы не должны обременять родных. И к тому же у нас нет денег. Скоро последний экзамен. Мой научный руководитель, Николай Николаевич Вяземский, высоко ценит мои исследования, — Ксаверий смущено улыбнулся, — узнав, что я совершенно стеснен в средствах, предложил мне отличную работу. Правда, мне придется для этого уехать на год…

— Я поеду с тобой! — воскликнула Лариса. — Не хочу тебя больше отпускать, я и так проплакала весь тот год, когда ты уехал. Хорошо, что ты писал мне письма, а то я бы не выдержала и, честное слово, все бросила бы и прибежала к тебе.

— Красавица моя, — Ксаверий осторожно взял невесту за руку. — Все твои письма я бережно храню. Каждое из них для меня было, как праздник. Мы, словно и не разлучались. Но взять тебя с собой я не могу. Там, куда я поеду, тяжело девушкам…

— Ксава, я не трусиха и не лентяйка! — возмущенно воскликнула Лариса. — Я во всем тебе буду помогать! Если ты волнуешься о моей учебе, то я могу взять академический отпуск.

— Нет, Лара, прости, — Ксаверий стал строгим и серьезным. — Там опасно.

— Разлюбил! — ахнула Лариса, она отпрянула от Ксаверия. — А мне ведь бабушка нагадала, что нам не быть вместе. Я так и думала, что ты себе в городе другую найдешь.

Лариса заплакала.

— Нет-нет, милая, что ты. Как ты могла подумать такое? Разлюбил! Да скорее небо треснет, чем я разлюблю тебя. Ты же для меня — всё, мир целый.

— Тогда почему ты не желаешь брать меня с собой? Мы можем пожениться, или я так с тобой поеду. Штамп в паспорте для меня не имеет значения. Я не тороплю тебя. Я все понимаю.

— Лара, я мечтаю вступить с тобой в брак, по-настоящему, со штампом в паспорте, с веселой свадьбой, с первой брачной ночью. Как это было у моих родителей, у бабушки и дедушки, как у всех в нашем роду. Именно поэтому я и еду туда. Я заработаю нам на свадьбу, на новый дом, на новую жизнь. За эту работу очень хорошо платят. Я вступил в организацию «Врачи без границ», наша группа едет в одну африканскую страну, там бои, там болезни. Много раненных и больных. Очень тяжелые условия. Но именно эта работа даст мне опыт, знания, практику и деньги. Это очень хорошая, очень благородная деятельность.

Лара, заливаясь слезами, обняла Ксаверия.

— Не уезжай, Ксавушка, — с отчаянием проговорила она, — я умру от беспокойства за тебя. Как я буду жить, зная, что ты там, среди солдат, среди всяких бандитов, всяких уродов? Да пусть они все куда-нибудь провалятся!

— Лара, не говори так. Там страдают люди, им нужна помощь.

— А мне не нужна помощь?

— Нет, ты сильная и умная. И в глубине души, я знаю, ты понимаешь меня.

— Понимаю, Ксавушка. Ты действительно такой. За моим котенком в колодец лазил. А потом выхаживал его. С бабой Дуней всю ночь ее любимую козу по лесу искал. И ведь нашел! Баба Дуня до сих пор всем рассказывает, как вы по бурелому, среди волков и медведей, пробирались.

— Да не было никаких волков, — улыбнулся Ксаверий. — Баба Дуня преувеличивает.

— Но она их слышала.

— Вой был, но это еще не волки. Мы с факелом шли, и они все разбежались. А козочка ее, Ромашка, нашлась. Она за густой травкой в лес потянулась, так и отбилась от стада. А потом темно стало, волки зашумели, вот козочка и совсем напугалась. В самую глушь забрела. Баба Дуня хороший факел сделала, смолистый, ароматный, яркий. У нас фонарик тоже был, но треск и запах огня лучше волков отгоняют. Еще нам путь луна освещала. Ну а найти приметы козы — совсем простое дело, — Ксаверий вновь засмеялся. — Кустики обглоданные, трава, копытцами примятая, и еще следы определенные, биологические, их уж ни с чем не спутаешь.

— А сколько людей ты в нашей деревне вылечил! Мужа тети Маши — от ревматизма. Ваське ногу спас. Он из армии хромой вернулся, нога гнила. В госпитале ему сказали, что ампутировать придется. Но он отказался. Домой вернулся умирать, а ты своими травами ему ногу заживил.

— Да там ничего особенного не было, запущенный случай просто. Не стали деревенским парнем заниматься.

— А ты занялся, и Васька теперь конем скачет, на двух своих ногах. А Оленька, дочка Нины? Оля какие-то кусты нашла и от любопытства стала есть с них ягоды. А потом чуть не умерла. Ты ребенка с того света вытащил.

— Это белена была. Сложное, конечно, отравление, но решаемое. Родители ко мне вовремя обратились.

— И откуда ты все знаешь, Ксавушка? — Лариса с восторгом смотрела на жениха.

— Отец научил.

— А он, правда, был колдун? — осторожно спросила Лариса.

Ксаверий стал мрачным.

— Не хочу об этом. Чепуха все это. Глупости.

— Но так все в деревне говорят.

— Слухи, Лара. А если даже и так, то не спасла никакая магия моих папу и маму. Убили их и в озеро сбросили.

— Ксавушка, прости, я не хотела, — Лариса опустила голову.

— Это ты прости меня, малышка, что рассердился. Все эти воспоминания очень тяжелы мне.

— Хорошо, Ксавушка, больше не буду об этом.

Молодые люди до закрытия парка гуляли по аллеям. Июньское солнце приветливо освещало юных влюбленных, отбрасывая за их спины черные тени.

Глава 3. Расставание

Ксаверий Варфоломеевич Синклер гордился своей новой экипировкой. «Врачи без границ», веселый человечек эмблемы сиял на выданной фирменной куртке молодого медика. Самые знающие, самые отважные, самые преданные своей профессии вступают в эту организацию. Ксаверий, несмотря на молодой возраст, уже отлично зарекомендовал себя. Юноше прочили карьеру академика.

— Это я успею, академия никуда от меня не уйдет, — сказал Синклер. — Врач должен быть там, где в нем нуждаются.

Лариса пришла в аэропорт, чтобы проводить возлюбленного. Девушка плакала навзрыд.

— Ничего, малышка, я скоро вернусь, — Ксаверий осторожно перебирал тяжелую белокурую косу невесты. — Год пройдет незаметно. Мы будем звонить друг другу.

— Обязательно, Ксавушка!

— А как только я вернусь, мы сразу же купим дом и сыграем нашу свадьбу. Ты уже начни присматривать для нас хорошее жилище. Комфортабельное, с садом, чтобы я мог выращивать там лекарственные растения. Я, что смогу, перевезу из моего нынешнего дома, но я планирую расширить их ассортимент. Я хочу, чтобы у нас росли все полезные травы, даже самые экзотические. Правда, для этого придется создать определенные условия, продумать микроклимат, модернизировать теплицу…

— Ох, Ксавушка, какой ты практичный, — Лариса улыбнулась сквозь слезы. — Ты даже сейчас думаешь о своей медицине.

— Прости, Ларочка, я очень волнуюсь. А эти мысли отвлекают меня. Лариса, чайка моя, — Ксаверий крепко обнял невесту.

Лариса невольно содрогнулась от той удивительной силы, которую излучало тело ее жениха.

— Какой же ты, словно электрический весь, — она уткнулась лицом в крепкое плечо возлюбленного.

Девушке казалось, что она даже слышит гудение тока в его жилах.

— Я безумно люблю тебя, Лара, — прошептал Ксаверий. — Ты — совершенство! Мы будем очень счастливы!

— Да, Ксавушка, — всхлипнула Лариса.

Объявили посадку на самолет.

Ксаверий обернулся, чтобы еще раз увидеть любимую перед долгой разлукой. И вновь, как тогда, когда он уезжал в город, Ксаверию показалось, что девушка, будто отдалилась от него. Сердце молодого человека болезненно сжалось.

— Мы будем счастливы! — упрямо прошептал он.

— Б-у-у-у-дем! — ревел самолет, взмывая небо.

Ксаверий смотрел в иллюминатор, почему-то надеясь увидеть еще раз свою Ларису. Но внизу виднелась лишь мозаика пейзажа, которая становилась все меньше и меньше, приобретая очертания хаотичных геометрических фигур.

Глава 4. Ангелы в аду

Сомали. Позорное пятно современной цивилизации. Живущие за стенами белоснежных вилл наглухо закрылись от всего того горя и отчаяния, которые царят в этой стране. И лишь благодаря немногим энтузиастам, народ Сомали еще не пал в пропасть безнадежности и окончательного невозврата.

Нескончаемая война, бандитизм, нищета, — вот, что такое Сомали. Кровь, болезни, нестерпимая жара, засуха и голод, теракты, от которых страдает обездоленное униженное население, пиратство и работорговля. Это все бесконечные атрибуты некогда гордой страны Пунт. Страны с великой историей и глубокой культурой. Люди истощенны настолько, что похожи на скелеты. В недрах государства действует невольничий рынок, поставляющий даровую живую силу на плантации и в бордели. Здесь никто не оплакивает участь, полная покорность и смирение перед судьбой. Среди боли и страданий есть и оазисы роскоши — это настоящие плантации, кофейные и тростниковые, где царят исторически сложившиеся порядки: хлыст и абсолютное бесправие работников. Плантатор — это владыка, это сам Бог. Жителям внушают, что хозяин — выше Бога. И все это в разгар высоких технологий и цифровизации!

Работа началась сразу же. В палатки госпиталя привозили и приносили раненых. Иные сами приходили. Но вся эта помощь каралось негласным законом. Официально правительство страны не препятствовало работе медиков, но над государственными законами царили местные правила, которые строжайше запрещали вступать в какой-либо контакт с европейцами. Гражданин Европы, попавший в плен, будь он хоть журналист, врач или дипломат, не имел никакого шанса не только выйти на волю, но и сохранить свою жизнь.

Наскоро развернули полевые госпитали, в палатках, практически без воды и еды, при адской жаре, проводились уникальные операции. Иногда, озираясь и прячась, раненые приходили сами, но чаще воины приносили своих пострадавших товарищей, женщины, закрывая лица, несли больных детей. Это был ад, никто уже не следил за временем и днями недели. Среди сотрудников стерлись языковые барьеры и национальности. Русские, англичане, французы, американцы — все были заняты одним делом, служением одной цели: спасением людей.

В один из дней прибежал маленький местный житель, вооруженный с ног до головы. Он проскользнул в палатку, к нему подошла Мадлен Милтон, женщина лет 50-ти, француженка, помощница профессора Джозефа Энгстрема.

— Мне нужен ваш хозяин, — на ломаном английском сказал воин.

— У нас нет хозяина, но есть главный врач, профессор Энгстрем.

— Его и зови.

— Вы можете мне передать свою информацию, я его заместитель.

— С женщинами мы не разговариваем. Зови своего лорда.

Мадлен пожала плечами, но пошла за профессором.

Профессор в это время только закончил операцию и вышел, чтобы помыть руки и попить воды. Он с ночи не отходил от операционного стола.

— Профессор, — сказала Мадлен Милтон, — там какой-то солдат хочет видеть вас. Спросил, где наш хозяин, — женщина засмеялась.

— Они странно мыслят и странно выражаются, но среди них много славных людей. Это правительство превращает их в дикарей. Я поговорю с ним.

Энгстрем вышел к незнакомцу.

— Я хозяин этих людей, чем могу быть полезен? — спросил профессор.

— Сэр, — быстро заговорил воин, — банда Муаммара совсем близко. Они не любят чужаков. Уходите немедленно.

— Но мы же врачи, а не воины, не журналисты и даже не дипломаты.

— Муаммару до этого нет дела. А врачей он особенно не любит. Уходите, иначе он вас всех перережет. Он очень влиятельный и могущественный, его поддерживает правительство. А еще он шайтан. Я все сказал.

Воин скрылся.

Энгстрем вернулся в палатку, профессор Вяземский тоже уже заканчивал работу.

— Надо уезжать, мистер Вяземский, сюда идет Муаммар, очень опасный террорист, — сказал Энгстрем.

— Но здесь еще столько работы…

— Что ж поделать. Часть ее мы уже выполнили. В других местах тоже есть жертвы.

— Но мы же не можем бросить людей. Многие из них еще не отошли от наркоза.

— Мы свяжемся с военными, которые нас поддерживают, и договоримся о вывозе больных на безопасные территории, это дело не быстрое. За это время, я уверен, все наши пациенты придут в себя.

Ксаверий вышел подышать раскаленным воздухом. Его спина ныла, а руки затекли. Почти сутки непрерывной работы. Медсестра Мари Аньес, 19-ти летняя черноглазая испанка подала ему кружку с водой.

— Спасибо, — сказал Ксаверий, жадно отпивая теплую мутноватую жидкость.

Только такая вода было в данной местности.

— Вы такой суровый, сеньор Синклер, — кокетливо проговорила Мари.

— Да? Не знаю. Наверное, — смутился Ксаверий.

— У вас есть девушка, сеньор Синклер? — Мари робко дотронулась до смуглого запястья Ксаверия и тут же ощутила, словно электрический ток. Девушка отдернула руку.

— В России меня ждет невеста, сеньорита Аньес.

— А, понимаю, сеньор Синклер. Как же ей повезло, — вздохнула Мари.

Девушка удалилась в палатку.

Повеял легкий ветерок. Ксаверий с наслаждением ловил редкую здесь прохладу. К молодому человеку подошел профессор Вяземский.

— Ксава, — сказал профессор, — сюда идут бандиты, мы должны уезжать. Собирай вещи, мы с Энгстремом сейчас предупредим остальных.

— А как же наши пациенты?

— Энгстрем ведет переговоры об их эвакуации. Мы поедем вместе.

— Тогда хорошо, — сказал Ксаверий.

— Ксава, ну, конечно, никто людей не бросит, или все спасемся… или все умрем.

Время шло слишком быстро или слишком медленно, военных машин все не было и не было. Ксаверий и француз Дюнуа, ассистент Энгстрема, обходили больных, готовя их к эвакуации.

— Вы можете встать? — спросил по-английски Ксаверий одного из раненых. Тот не понял вопроса, но немного приподнялся. — Хорошо, хорошо, еще есть время, — успокоил его Синклер, помогая лечь. — Сюда идут бандиты, вас увезут.

Воин, еще не пришедший окончательно в себя после наркоза, пытался уловить суть не знакомой ему речи.

— Муаммар, бандит, идет, — медленно проговорил Ксаверий.

Глаза африканца расширились, он схватил русского врача за руку.

— Муаммар — шайтан, — по-арабски сказал он. — Тебе надо бежать, брат. Вам всем надо бежать.

Ксаверий, за недолгое пребывание в этой африканской стране, уже немного освоил арабский язык.

— Вас вывезут отсюда. Друзья идут на помощь.

— Муаммар — шайтан. Сын пса. Он не человек.

— Вас спасут, не волнуйтесь.

Ксаверий дал воды раненому, тот немного успокоился, но продолжал бормотать:

— Шайтан, проклятый Аллахом. Демон Муаммар.

Ксаверий обходил больных и раненых, готовя их к предстоящей эвакуации. Но едва они слышали имя Муаммара, как приходили в ужас.

— Муаммар — демон, от него не убежать, — говорили раненые. — Лучше молитесь своему богу, чтобы ваша смерть была легкой и быстрой.

Внезапно вся местность огласилась, будто раскатами грома.

— Муаммар! — пронеслось по территории госпиталя.

Люди выбежали из палаток, кто был в силах, поддерживал ранененых товарищей. Перед лагерем европейцев стояла сплошная пелена поднятого взрывами песка и черного дыма, за ней слышались воинственные победные крики наступающих террористов.

— Мы окружены! — услышал Ксаверий голос профессора Энгстрема.

Сильнейший взрыв отбросил юношу на несколько метров в сторону, Ксаверий потерял сознание.

Глава 5. Страдания

Ксаверий открыл глаза, в первый миг ему даже показалось, что он видит какой-то чудовищный фантасмагорический сон, но боль во всем теле неумолимо рассеяла эти надежды. Ксаверий, обнаженный, висел, привязанный за руки, под потолком ангара. Вокруг был дым, сквозь который слышался смех, и крики, страдающих живых существ. Ксаверий предпочел бы сейчас сойти с ума, чтобы отрешиться от всего этого, но разум и тело упрямо хотели жить. Он не умирал, хотя в глубине души, в данный момент, выбрал бы смерть, а не жизнь. Злоба и ненависть — чувства, которые он раньше так остро никогда не испытывал, держали его в сознании. Палачи начали уставать.

Боевик отбросил в сторону ремень, которым избивал пленника, отошел в сторону и, сев на грязную канистру из-под бензина, достал недопитую флягу с виски и опрокинул ее в себя.

— Дерьмо, — сплюнул он черной слюной на землю, ругая то ли алкоголь, то ли свою жертву.

В какой-то металлической банке бандиты развели огонь, дававший густой тяжелый дым, который заполнял все помещение. Из-за дымовой завесы Ксаверий не видел, но слышал голоса его товарищей. Это были страшные звуки. Только по пронзительному высокому регистру угадывались женские крики. Мари Аньес. Крик перешел в стон, а потом — и в хрип. Ксаверий выдохнул с облегчением. Хоть для одного из его боевых товарищей все закончилось, смерть была спасением. Теперь отчетливо слышался второй женский голос, более низкий. Мадлен Милтон. Изверги не пощадили даже почтенную даму. Ксаверий вновь прислушался, до него доносились только два голоса, один — пожилого мужчины, другой — молодого. Пожилой — принадлежал профессору Энгстрему, молодой — его ученику, Полю Дюнуа. Ксаверию хотелось плакать от отчаяния и безвыходности положения, но слезы не принесли бы спасения, а только вызвали бы радость врагов. И он держался из последних сил.

Но вот все крики и стоны внезапно оборвались, что означало либо смерть, либо обморок.

Возле Ксаверия на разных предметах, заменявших стулья, сидела группа солдат, они курили.

— Муаммар, — сказал один из них, кивнув на Ксаверия, — пора кончать эту падаль.

— Живучий гад, это хорошо, — прошипел Муаммар. — Английский шпион.

Он встал, сунул металлический прут в огонь, раскалил его и, подойдя к пленнику, прижал орудие пытки к израненной груди молодого человека.

— Ты больше не будешь убивать наших женщин и детей, — прошипел Муаммар.

Ксаверий неимоверной силой воли подавил крик.

— Ты и твои псы сами их убиваете. Развели помойку в домах!

— Шакал! — Муаммар изо всех сил ударил пленника по лицу, из глаз и носа жертвы потекла кровь. — После визитов таких, как ты, наши жены и сыновья умирают, вы заражаете их своими английскими болезнями.

— Мы спасем их. У вас тут поголовный полиомиелит, сифилис и дизентерия!

— Так повелел Аллах! Надеюсь, твои подельники уже подохли, теперь ты последуешь за ними, но ты не предстанешь перед судом Аллаха мужчиной! — террорист дико захохотал.

Возле «очага» валялся большой резак. Муаммар, сверкая расширенными от наркотиков глазами, взял его.

Сердце юноши болезненно сжалось, понимая, что его ожидает.

— Боишься, собака? — злорадно спросил Муаммар.

Он подошел к своей жертве. Ксаверий плюнул в рожу бандиту.

— Нет, я не боюсь клопов! — воскликнул измученный израненный человек. — А ты — жалкий вонючий клоп!

Несколько боевиков подошли к своему начальнику, они угрожающе сопели.

— Держите этого пса, сейчас я оскоплю его.

Бандиты крепко схватили отчаянно извивающегося человека. Муаммар взмахнул ножом, резкая боль пронзила Ксаверия. Бандит, смеясь, опустил в огонь палку и ткнул полыхающей головней в зияющие раны узника. Кровь сразу же закипела и спеклась. Пленника окутала тьма.

Глава 6. Вампир

Из глубины ангара вышли два человека. Один был высокий, шатен, лет 30-ти, с классическими чертами лица и высокомерным взглядом. Другой был ниже ростом, черноволосый, вертлявый, тощий. Увидев этих людей, все боевики почтительно замерли по стойке «смирно». Высокий кивнул головой, разрешая говорить. Муаммар, на правах старшего, выступил вперед.

— Господин Себаис, мы все сделали, — отрапортовал Муаммар.

— Ты получишь свою награду.

Себаис достал чековую книжку и быстро выписал сумму вознаграждения. Потом он вытащил из кармана плаща полиэтиленовый пакет, набитый белым порошком. Муаммар не отводил жадных глаз от прозрачной упаковки.

— Ты славно поработал, Муаммар, — проговорил Себаис, — и заслужил хороший отдых. — Кемми, это нашему другу.

Себаис передал чек и упаковку с наркотиками своему помощнику, тот вручил их террористу.

— А теперь уйди, — сказал Себаис. — Я хочу посмотреть на тех, кто решился выступить против меня.

— Ваши враги — мои враги! — воскликнул Муаммар.

— Да-да, именно так, — вальяжно проговорил Себаис. — Ступай же.

Муаммар махнул рукой, и он, и его люди отступили во тьму ангара. Себаис и Кемми ходили между искалеченными телами пленных.

— Недурно, недурно, — блаженно щурил глаза Себаис. — Муаммар доставил мне истинное удовольствие. Вопли звучали просто восхитительно. Это была роскошная трапеза. Я чувствую необычайный прилив сил.

— Вам подготовить какие-нибудь части их тел, черепа или кровь, повелитель? — угодливо спросил Кемми.

— Нет, сегодня я никого не выберу. Двое из них — старик и старуха, — не желаю работать с ветхой плотью. Другой, хоть и молод, но быстро испустил дух, слабак. Его кости и кровь не принесут никакой пользы. Девица перед смертью подверглась насилию, и оно не было ритуальным, значит, ее останки не годятся для божественных дел. — Себаис остановился возле Ксаверия. — Невероятно! — воскликнул он, вглядываясь в черты казненного. — А вот это, точно, судьба! Ты узнаешь нашего безумного жреца?

Кемми пригляделся.

— Сенкер! — страх и одновременно радость были в голосе слуги Себаиса.

— Да, Сенкер, — засмеялся Себаис. — Вот его бы кровь и плоть я взял бы, но наш друг Муаммар перестарался! Жаль. — Себаис тронул бездыханное тело, труп безжизненно качнулся. — Не могу не признать, ты держался великолепно, жрец Сенкер. В тебе было столько сил. Но божеству не нужны кастраты! Скажи Муаммару, пусть выбросит эту падаль.

Кемми обернулся к Муаммару.

— Повелитель приказывает все убрать тут. Выполняй.

— Будет исполнено! — воскликнул Муаммар.

Себаис и Кемми вышли из ангара.

— Сегодня наша поездка особенно удалась, — сказал Себаис своему спутнику. — Местный правитель, а скорее — царек, который лишь по глупости и лени своих подданных, является таковым, славно меня развлек.

— А как он ползал у вас в ногах, вымаливая свою власть, мой божественный владыка! — захихикал Кемми.

— Пыль под моими ногами лижут не только местные дикарские владыки, но и вполне цивилизованные дикари.

— Вы — бог, мой господин, бог, — угодливо закивал Кемми.

— Да, я — божество, мой верный Кемми. И очень скоро обо мне заговорит весь мир.

Себаис и Кемми сели в большой джип, укрытый в густой сени деревьев, и покинули это место боли и ужаса.