Оглавление

1. Пробуждение
2. Находка
3. Объект
4. Кимо
5. Берг
6. Олаф
7. Наталья
8. Совещание
9. План
10. Сон
11. Ночь замысла
12. Поиск
13. Воссоединение
14. Отступление
15. Рокировка
16. Нэш
17. Оружие внутри
18. Трибунал
19. Тьма снаружи
20. Военный совет
21. Второй сон
22. Второй поиск — Первая кровь
23. Возвращение
24. Последний шанс
25. Вальгалла
26. На прощание
27. Третий поиск — Аудиенция
28. Пробуждение
29. Приложение

«Большое звёздное небо вернее называть Чёрным. Нам бросают вызов не звёзды, нам бросает вызов эта древняя тьма…»

Книга Империума

Находка

2 февраля 2035,

Луна, Море Кризисов, Станция «Содружество»

— Семьдесят миллионов лет… — раздался протяжный голос оператора Вилье Астрома, будто он сам был до конца не уверен.

— Что?

— Прошу Вас подойти ко мне и посмотреть, — оператор медленно произносил каждое слово.

Начальник станции Нэш Джордан, плавно развернулся и пошел к оператору. Кончики его пальцев холодели. Произошло что-то важное. Вилье произнес «Вы»[1], которого просто нет в английском, официальном языке миссии.

— Показывай, — он встал рядом с оператором и своим тоном хотел успокоить его. Начальник это хорошо, но в сканерах и мониторах главный специалист — француз.

— Просто посмотри на экран и скажи, что видишь. Это… визуальная проблема. Показания зонда бурения. Я… Я сейчас включу подсветку.

Само по себе это было очень странно. Доступный человеческому глазу спектр лучей крайне узок. Почти все приборы собирают данные сами. На экран выводят нужные параметры. Грубо говоря, «смотреть не на что». Визуальный контроль скорее для психологического комфорта экипажа. Нэш склонился над экраном. Холод поселился уже в груди. Экран показывал зернистое изображение того, во что уперся их зонд-копальщик. «Уперся» ключевое слово, экран словно прижимался щекой к стене. Тот еще ракурс.

— Я вижу плотное однородное препятствие. Металлический отлив. Необычно. Но в чем проблема? Возьми образец, сделаем химанализ, обсудим.

— Не могу. В этом всё дело.

— Что значит «не могу»? — Нэш знал свой экипаж давно, но разные нации рождали порой сложности в понимании. Французский юмор не исключение. — Это особая шутка?

— Капитан, похоже, что я шучу? — «Капитаном» его звали по традиции, официальная должность так не звучит. К грунту они намертво привязаны, станция уже не корабль. — Зонд не может взять образец ни одним из доступных способов. Хроматический, спектральный, любой анализ ничего не показывает. — Вилье развел руками.

— Лазер? — Нэш развернулся к оператору лицом.

Встречный взгляд свидетельствовал, что этот и все последующие дежурные вопросы неуместны. Шутками тут и не пахнет. Холод поднимался от груди к горлу.

— Ты не заметил еще одного. Знаю-знаю, ракурс «щекой по стене», но черт возьми, это и есть стена! Абсолютно ровная, плоская поверхность, в ней нет ничего от природы…

— Ты хочешь сказать… — Нэш не мог закончить.

— И это металл.

— Откуда ты знаешь, без анализа?

— Чувствую. Это же маскон[2]. Должен быть. В этом море точно. Это он создает гравитационную и магнитную аномалию.

Двое мужчин застыли в молчании перед экраном. Один из них должен был что-то решить. Мгновения утекали со скрипом. Серая стена на экране застыла. Вдруг, по ней словно прошла волна. Изнутри. Нэш сглотнул, шумно, как ему самому казалось.

— Ты это видел?

— Не уверен. — Судя по тому, что Вилье не спросил «Что?», всё он видел!

— Так, ладно, действуем как разумные люди. По протоколу. — В этот момент Нэш остро пожалел, что протоколы есть для чего угодно, даже для похода в нужник. Кроме таких случаев, мать его… — Очисти зону контакта с объектом, увеличь фокусное расстояние, сделай серию фото. Если можем изучать только визуально, так и сделаем.

— Остальные…

— Сообщим, когда увидим фото. Выполняй.

Нэш отошел от экрана и устремил взор в иллюминатор. Делал вид, что думает и принимает командирские решения. На самом деле он просто ждал и слушал. Слушал, как бухает кровь в его голове. Бух-бух-бух. Попытался взять себя в руки. Собственно, что с ним? Им же ничего не угрожает. Напротив, находка сулит славу, успех, бессмертие… Нэш не был трусом или глупцом. Он заслуженно стал капитаном. Но иногда мы встречаем что-то такое, «неправильное», когда ты чувствуешь, что все твои знания, опыт и здравомыслие ничего не стоят. Этот кусок «стены» определенно был очень, очень неправильным. Ничего рационального, какое-то первобытное чутье. Он надеялся, но не верил, что фотографии помогут.

— Готово. Вывожу на обзорный экран.

Оба подошли к плоскому «телевизору», на котором качество изображения будет максимальным. Фотографии одна за другой менялись на экране, в полном цвете, под разными углами. Мужчины смотрели внимательно, даже чуть приоткрыв рты. Каждый боялся сказать первым. Будто слова, это последний барьер перед невероятным.

— Это металл, — должен был признать очевидное Нэш.

— Живой металл… — прошептал Вилье.

Нэш хотел оборвать его, приказать не молоть чушь, но слова застряли в горле. Конечно, он не был согласен, и не собирался поддерживать эту фантазию. Просто не смог возразить. Возможно, потому, что на фотографиях, во всей красе перед ними крутилась идеально ровная поверхность сияющей «стали». Словно на выставке металлургов. Да, чёрт, даже чище. Точно в комиксе, где сияние отмечают рисунком «искры». Вместо отповеди он сказал совершенно другое, что невольно пришло на ум.

— Ты ошибся в самом начале.

— Где? — зачарованно переспросил француз. Его усы смешно шевелились, отдельно от мимики лица.

— Про семьдесят миллионов лет. Это возраст породы сверху.

Объект не только отражал свет, он дышал свежестью. Они переглянулись, Нэш знал, что его уже поняли, что фразу можно не заканчивать. Держать в себе было невозможно, слова лились из него.

— Судя по виду этой штуки, она может быть старше… Бесконечно старше.

[1] Вилье использовал французское слово «vous».

[2] Маскон (от англ. mass concentration — «концентрация массы») — регион литосферы планеты или естественного спутника, вызывающий положительные гравитационные аномалии.

Объект

«У страха нет имени. Всё названное — лишь рабочая проблема»

3 февраля 2035, Станция «Содружество»

Официальное название не прижилось. Была просто «Станция». За неимением других. Первая в истории человечества постоянная зона обитания на Луне. Первая постройка. Шесть блоков были доставлены шестью отдельными стартами с разных концов Земли. Экипаж, также шесть человек, еще двумя стартами. Рекордная по стоимости космическая программа. Главная цель проекта под стать — подготовка колонизации искусственного спутника. Разведка места, геологии, радиационного фона, число научных и практических задач было огромным. Внимание мира было приковано к работе экипажа. Могучие средства связи превратили жизнь Станции в подобие театра, а когда начинается представление, многое перестает быть тем, чем кажется.

Кроме американца, «капитана» — начальника станции, и француза — оператора электронных систем, экипаж включал четверых. Китаянку Кимо Шан — врача и биолога. Немца Адольфа Берга — геолога и горного инженера. Русскую Наталью Ланову — пилота первого корабля с людьми. Шведа Олафа Свенсона — пилота второго. Оба пилота имели дополнительную подготовку по работе с различным оборудованием Станции, могли ограниченно дублировать товарищей. Плановый срок миссии — год. В случае успеха, дольше. На «земле» оставаться только пилотом было нельзя.

Капитан взял на себя ответственность сообщить команде новости за традиционным совместным завтраком, утром следующего дня. Вся команда собиралась за одним столом. Питание в Космосе шагнуло далеко вперёд от тюбиков с пастой. Да и на Станции была какая-никакая, но гравитация! Можно было не опасаться, что трапеза начнет летать по сторонам. Ограничением оставался только объем и масса в транспорте. Питательные наборы стали выглядеть как плотные цилиндры, которые можно было есть ножом и вилкой, а можно было растопить до супа. При желании удавалось найти в них даже кусочки мяса. Команда обсуждала и понимала, что с освоением запасов воды на Луне, трапеза станет почти домашней. В данный момент питательных цилиндров хватило бы на оставшийся год. Когда Кимо докладывала об этом, в мыслях порой мелькало то, что она умалчивала: «Из расчета на шесть здоровых членов экипажа».

Капитан часто сообщал во время завтрака новые вводные с Земли (для команды она была «Центром управления заданием» или просто «Центром»), давал поручения или шутил шутки. Блондин, с высоким лбом и крупными чертами лица, слегка за сорок, он был типичным американским «славным парнем». Когда он поднялся со своего места в этот день, никто даже не оторвался от еды. Вилье, долговязый кудрявый «очкарик», также порой вставал, чтобы сообщить менее официальные новости. Бывало, что и вместе с капитаном. Неладное можно было заподозрить, когда оба встали, помялись и посмотрели друг на друга, словно еще не решив, кто начнет. Неладное было в мелком движении кадыка на шее капитана, когда он, по долгу службы, начал свою речь.

— Друзья, у меня есть новости. Не из Центра.

В этот момент трапезу прервала вся команда. Взоры обратились к нему. Такой фразы раньше не было. Значит, что-то произошло на Станции. По лицу капитана было ясно, не праздник. Поскольку никто сам не знал никаких новостей, каждый невольно напрягся. «Вдруг на его участке…».

— Вчера автоматический зонд-бурильщик под управлением Вилье обнаружил… нечто необычное. Прошу внимание на экран.

По команде оператора экран послушно отобразил вчерашние снимки. Нэш на миг затаил дыхание. Вчерашний мерзкий холод и ощущение «неправильности» не вернулись. В окружении команды фотографии казались обычным рабочим материалом. «Вот и славно, скорей бы забыть…». Вилье рядом тоже заметно напрягся, а затем расслабился.

— За неимением лучшего имени, будем называть находку «Объектом». Он не поддается никаким аппаратным видам анализа. Еще раз, никаким. — Тут Нэш сделал паузу и многозначительно посмотрел на геолога Берга, прежде всего, — Имеет абсолютно ровную поверхность в наблюдаемой зоне. Абсолютно. Кхм.

Капитан повторялся как сам не свой. Еще одна пауза была бы просто смешной, и он продолжал.

— Мы с Вилье хотим вынести на обсуждение команды саму находку. А также дальнейший курс действий.

— Вероятно, объект составляет основу маскона, на краю которого мы находимся. Но я не геолог, могу ошибаться, — вступил Вилье, — И еще… — тут капитан с ужасом подумал, что сейчас услышит про «живой металл» и волну, которая ему, должно быть, показалась. Он не резко, но подчеркнуто повернул голову к оператору, — Да, и еще, всё-таки с добрым утром, — завершил Вилье и неловко улыбнулся.

Некоторое время царила тишина. Наталья по-детски щурила глаза и вытягивала шею к экрану, стремясь лучше рассмотреть изображение. Берг стучал пальцами по столу и морщил лоб. Кимо будто зависла. Олаф улыбался, находка его радовала. Еще бы, они здесь недавно, а уже что-то необычное. Что-то впервые! Он и нарушил молчание.

— В Центр уже сообщили? — за глаза товарищи звали его «рыжий викинг», потому что именно так он и выглядел. За несколько лет до полета он бы просто не прошел отбор по размеру. Длинные космы, короткая, но плотная борода, волосатая грудь, ничто не нарушало цельность образа. Правда, свирепым Олаф бывал разве что в шутку. По иронии, его облик и размеры сами гасили в других агрессию. Он привык быть добродушным и не умел иначе.

— В Центр мы сообщим после коллективной оценки события, — спокойно ответил Капитан.

— У меня плохое предчувствие, — Кимо шумно выдохнула, как вынырнула из глубины своих мыслей. Товарищи повернулись к ней, но развить тему помешал Берг. Подтянутый, холодный, черноволосый немец с острыми скулами и серыми глазами.

— Полагаю, коллективная оценка не заключается в обмене «чуйками», или «мамой клянусь, это хороший улов». — Он часто переходил на немецкие фразочки, но все понимали суть. — Капитан ждет от меня заключения специалиста? Вдруг на Земле мне уже приходилось иметь дело с серыми стенами металла, которые не поддаются ни одному виду анализа. — Берг не улыбался, но саркастически играл глазами. Он славился своим едким юмором и, чаще всего, был, действительно, в этом неплох.

— Берг, дело серьезное, не до шуток. — Вилье вступил в беседу, оживляя расхожий стереотип о грызне «лягушатников» и «капустников». Что вообще-то было на него совсем не похоже.

— Конечно, ведь мы столкнулись с, погодите-ка, примерно квадратным метром неизвестного «металла» под поверхностью Луны. И вчера вечером один зонд не смог корректно взять с него пробу. Я ничего не упустил? Вы попытались взять пробу в другом месте? Проверили исправность зонда и системы управления? Попросили меня это сделать или спросили совета? Вопросы риторические. Если бы сделали, уже сказали. Или я неправ?

Капитан и Вилье молчали. Они одновременно почувствовали себя детьми. Ведь это совершенно разумные вопросы. Им стало стыдно за свои чувства вчера и за дилетантскую постановку задачи. В самом деле, какого чёрта? Оба знали ответ, но каждому немыслимо было делиться первым. Пауза тянулась.

— А ведь Берг совершенно прав. — Наталья откинулась на спинку стула и свела руки за головой. Красоваться она умела, и было чем.

При её словах немец начал бурчать «Как всегда…», но тут же осекся,

— И Кимо совершенно права. — Тут она улыбнулась кончиками губ и с озорным прищуром посмотрела на удивленные лица товарищей. — Здесь что-то не так. Из ряда вон. И речь не только о нашей женской интуиции.

Капитан позволил себе облегченно вздохнуть. Любая поддержка со стороны снижала бремя его и Вилье. Оправдывала их странное поведение. Однако Наталья не остановилась.

— Берг всё разумно разложил, как часто и бывает. А вот что часто не бывает, так это неразумность в действиях нашего Капитана. Я говорю со всем уважением. Еще более странно, что неразумность охватила сразу и Вилье. Горячего француза, но оператора холодных машин. — Она обвела острыми зелёными глазами команду и увидела понимание. — В самом деле, находка значимая, необычная. Но в сущности ничего такого, что требовало бы коллективного мнения, прежде доклада в Центр. Вы понимаете, о чем я? — она сделала ударение на слово «мнение» и, разжав руки, наклонилась вперёд над столом.

Кимо кивала изо всех сил. Олаф бормотал «В самом деле, странно…». Берг самодовольно глядел в духе «я же говорил». Капитан твердо смотрел в глаза Наталье и думал «Чертовка!». Вилье сжал губы, но всё еще ждал, чтобы эта женщина сама сказала нужные слова.

— Я о том, что, должно быть, нам передали не всю историю. Капитан, колись! — она улыбалась, принимая вызов его прямого взгляда. Ей была свойственна эта игривость, временами то детская, то женская или кошачья. Порой она выводила из себя, порой могла очаровать. К чести Натальи, она видела границы. Иначе кто знает, что началось бы в замкнутом коллективе.

Наталья азартно смотрела на Капитана. Остальные — с ожиданием. Напрасно было бы искать поддержки у Вилье. Сейчас всё зависело от Нэша. Он улыбнулся и решил сделать «хорошее лицо при плохой игре». В конце концов, «честность — лучшая политика».

— Вас не проведешь. Не буду вилять, сами не знаем, что на нас нашло. Да, Вилье? — Он так посмотрел на француза, что не кивнуть в ответ было нельзя. — Америка славится своей традицией фильмов ужасов, и я сейчас хочу её порвать. Скажу всё прямо, не тая.

После слов «фильмы ужасов» вокруг сразу изменилась обстановка. Ушел заряд недоверия и неопределенности. Команда собралась и поняла, что разговор пойдет абсолютно серьезно. На Капитана смотрели четыре профессионала, космонавта. И в данный момент это было облегчением.

— Вчера вечером кроме аппаратных странностей, которые мы не до конца проверили, Берг совершенно прав — произошло еще кое-что. — Капитан сделал уместную паузу, — Я видел, или мне показалось, как по поверхности Объекта прошла волна. Вилье тоже это видел. Не станешь возражать? — тот помотал головой, опустив глаза в пол. — Более того, он назвал материал «живым металлом…». И в тот момент я не смог ему возразить. Тогда же мы осознали, что это нечто лежит под песками Луны более семидесяти миллионов лет.

— И всё еще живо… — прошептал Вилье. Но его услышали.

— Должно быть, это помешало нам мыслить и действовать трезво.

Ответом была тишина. Сказанное было так неожиданно, что каждому нужно было время.

— Сегодня, утром и на свежую голову, я прекрасно понимаю, как это звучит. Как ваш капитан должен просить прощения за нехватку хватки. — Нэш улыбнулся своей шутке и вновь начинал чувствовать себя хозяином положения. Но тут от смеха взорвался Берг. Он надул щеки, прыснул и затем расхохотался как последний раз в жизни. На его обычно серьезном лице это было само по себе так несуразно, что по цепочке улыбаться стали все. Между приступами смеха Берга проскальзывали обрывки немецких словечек типа «мать…» и «Бог…». Обстановка разрядилась, но капитан не радовался. Лучше бы смеялся кто-то еще. Кто угодно.

— Да я ушам своим не верю. Мне много лет приходилось работать с шахтерами. И если на вас произвело такое впечатление «это», то я лучше не буду вам рассказывать горные байки. Штанов и таблеток не хватит. Если бы я хоть на секунду верил рассказам парней о том, что им «показалось» в шахте или они «почувствовали», ноги моей не было бы под землей, а крыши — на голове. — Немец был в ударе, чуть не светился, — и я не для того улетал на космическом корабле с родной планеты, чтобы моей работе мешали уже «лунные байки» и «живой металл», который почуял носом француз.

— Дружище, остынь. — Добрый викинг Олаф не остался в стороне. — Кэп рассказал нам то, что каждый хотел бы держать при себе. Я тоже видел американские фильмы ужасов, и ты сейчас играешь по их правилам. «Герой поделился с друзьями, а они ему не поверили». Если честно, находка внушала мне оптимизм. Но я достаточно уважаю своих товарищей, чтобы не списывать их чутье со счета. ­­­

— Благодарю, Олаф. Достаточно. — Капитан хотел контролировать процесс. — Прошу вернуться в профессиональное русло. Теперь вы знаете всё до конца. Благодарю за помощь и свежий взгляд. Вот моё решение, надеюсь, возражений не будет? — Он обвел взглядом всех и убедился, что, как минимум, его слушают внимательно. — Берг совершенно прав, необходимо проверить оборудование, произвести дополнительные измерения в других точках, составить максимально полную картину. Прежде, чем сообщать в Центр: «Мы что-то нашли и на этом всё». Наталья и Берг, Вилье — на эту задачу. Докладывать мне о ходе работ при любых новых вводных. Остальные — по расписанию Станции. В личных сеансах связи, записях, о нашей беседе и Объекте пока никак не упоминать.

— Йеесть, сэр. — Слишком уж бойко салютовала Наталья. Нэш так и не научился читать её улыбки. Берг хмуро кивнул. Экипаж молча начал расходиться. Кроме Кимо, она сидела истуканом. Глаза её округлились, и на фоне всех разговоров об ужасах она выглядела довольно жутко.

— Капитан. Нам надо улетать. Я чуяла тень смерти от Объекта еще до вашего признания. Теперь не сомневаюсь. Вы не можете послушать меня, прекрасно понимаю. Но и я не могу молчать. Я многое умею… чувствовать. Не забудьте мои слова.

После этих слов она стушевалась. Торопливо поднялась и ушла в свой отсек. Этот монолог был едва ли не самым долгим за всю историю её работы в команде. Она была прекрасным врачом, и космонавты знали по себе, что она умела «чувствовать» диагноз до включения приборов. Красноречие к её талантам не относилось. Она слушала, наблюдала, помогала, когда надо. Возилась со своей живностью и зеленью в отсеке. Всегда знала всё, что касается её работы. Указывать другим, что делать, тем более всей команде, такое было впервые.

— Еще один классический персонаж. — Сказала ей вслед Наталья. — Тот, кто всех предупреждал. Она снова улыбалась. Нэш готов был поклясться, что у этой ведьмы найдется особая улыбка и на похоронах.

Кимо

«У каждого из нас есть свои непостижимые странности, скрытые в тайниках души, и они ждут только благоприятного случая, чтобы прорваться наружу»

Чарльз Диккенс.

Повесть о двух городах

3 февраля 2035, Станция «Содружество»

Она была истинной дочерью Китая. Миниатюрная фигура, круглое личико, черные волосы, уложенные в каре. Тихая, скромная, исполнительная. Зеркальная противоположность Олафу во всём. Ей было комфортнее в тишине лаборатории, среди растений, животных, которых она понимала и любила. Заботилась. Будь у неё выбор, она бы не сидела в металлической коробке на мертвой планете, взаперти с командой из пяти человек. Но выбора не было. «Мертвой планете»… После этого утра есть все основания считать, что планета не так уж мертва. Но все её чувства шептали о том, что Объект делает Луну еще более мёртвой, чем скалы и реголит. Как это возможно? Чувства молчали.

Кимо попала в команду по воле судьбы, не иначе. Борьба за места на первой в истории Станции была жесткой. Китаю не могли отказать, с одной стороны. С другой, к моменту начала программы, в пилотируемой космонавтике Поднебесная еще отставала. Следовательно, место начальника, пилотов, не обсуждалось. Из того, что осталось, лучшей подготовкой обладала она, медик, ученый, биолог. Лучшей квалификацией, было бы точнее. Она и в мыслях не видела, что статных, мужественных «тайконавтов» обойдут выбором ради неё! Когда жребий был брошен, отказ не рассматривался как ответ. Родине нужен был герой, и она им стала.

Это не было преувеличением. Каждый член команды был связан с Землей, вел свой блог. Веление времени. Она не была самой популярной, но миллионы китайцев следили за её страничкой, комментировали и поддерживали. Говорят, лепили даже эротические картинки. Её это тяготило. Не то, чтобы она была непривлекательна. Напротив. Но лётный костюм — это не вечернее платье. И прилетела сюда она для другого. Связь с Землей была еще одним камнем на её душе.

Она спешила в свой отсек из кают-компании. Переживала, как бы на очередном сеансе не выдать волнения. Пропустить нельзя, совесть замучает. Дать бледный вид тоже. Напустить в отсек туману для антуража? Отличное решение. Она коснулась дверей и те мягко разошлись в стороны. Её окутал запах жизни, роста, питания, размножения. И разложения, неизбежно. Здесь было её царство. Она заботилась о растениях, насекомых и животных. Лучше слова не подберешь. Кормила и убирала автоматика. Кимо гладила, разговаривала, уделяла внимание, успокаивала. И приносила в жертву. Конечно, сама она старалась избегать этого образа даже в мыслях.

Все животные на станции предваряли человека. На них можно было испытывать запретное. Их подвергали долгой радиации, привносили в питание лунную пыль, ставили другие эксперименты. Кимо ставила. Она знала, что большая часть из них мучительна, меньшая — смертельна. Знала и потому еще более ласково нянчила своих питомцев, еще больше времени старалась провести с ними, пока это возможно. Человечество настолько привыкло к Земле, что буквально всё приходилось испытывать заново на Луне. Лекарства, питание, режимы дня и ночи. На основе её опытов будет защищена не одна диссертация. Кошки, собачки, крысы — самые крупные виды, кого удалось провезти. Чтобы испытать лекарства, животные должны болеть. Это тоже было в программе испытаний…

Хотя всё, что Кимо делала, служило жизни, это была будущая жизнь. «Жизнь после смерти», как она шутила про себя. Команда могла говорить что угодно, её руководители могли говорить что угодно, но всей глубиной женской природы она ощущала себя служителем тени. Мрачным Жнецом. Это главная причина, почему она не хотела лететь. Должна, но не хотела. Ведь её отказ не менял суть задачи, кто-то другой стал бы служителем храма. Да и не было у неё рациональных возражений. Только чувства. Она полетела. Остальная команда и не догадывалась. Просто не интересовались, какой была Кимо до полёта. А стоило. Она была жизнерадостной болтушкой-хохотушкой. В медицину пошла, чтобы лечить и спасать, детская мечта. Любой, кто видел «земную» Кимо, сразу сказал бы, что с ней что-то серьезно не так.

Молчаливой, чудаковатой, замкнутой она стала после получения задания, в ходе исполнения — тем более. Её отсек был полон цветов, красок и звуков, самый яркий на Станции. Но себя она видела королевой теней, Персефоной, супругой Аида. Она молчала, потому что её бы не поняли, стали жалеть, а то и просто списали. Кто-то другой, вероятно, так же легко вводил бы кошке вирусы, как гладил за ушком. Но она была не кто-то другой. Это грызло её изнутри, подтачивало нервы самым основательным образом.

«Я чуяла тень смерти от Объекта…» — повторяла она свои слова. Только что не стихами. Она чуяла тень смерти везде, с недавних пор. «Не схожу ли я с ума? Или, обратно, чувствую тоньше других? Вижу ясней?» — как ученый она имела разные версии. «Или как псих». Кимо совершила свой утренний ритуальный обход живности. Погладила и приласкала каждого. Под конец достала из пластиковой коробки рыжего кота Грома, взяла на руки и села за стол. Перед ней был иллюминатор с видом на часть Луны и огромное небо. Небо вообще огромное. Об этом часто забывают потому, что живут среди построек. Когда их нет, оно заполняет собой всё.

Кимо гладила Грома по спинке, слушала его мурчание, а взор её терялся в звёздной черноте. Теперь она думала, что это очень интересный образ, «звёздная чернота». Как будто звёзды и пропасть между ними — одно целое. Внезапно, как озарение, на неё снизошло — «Так и есть!». И эта темнота тоже живая. Такая же живая, как Объект, который парадоксальным образом делает Луну еще более «безжизненной»…? Да. Но живое, это она понимала. У живого есть свои законы. Свои повадки. Их можно изучить, понять и полюбить. Полюбить черноту… какая мысль! Кимо улыбалась сама себе, механически гладя кота и покачиваясь.

Её снимала камера, как и в любом отсеке. Жаль, что никто не посмотрел рабочие записи. Тогда возможно, судьба Станции сложилась бы иначе. Потому что объектив снимал потустороннюю картину женщины, которая беседует сама с собой, глядя в черное небо пустыми, невидящими глазами.

Берг

«Умные всегда с большим подозрением взирали и на ангелов, и на демонов толпы»

Томас Бабингтон Маколей

3 февраля 2035, Станция «Содружество»

— Пасмурный сегодня выдался день, правда, Роберт? — По-праздничному одетая женщина поежилась и поправила ворот своего пальто. Ее муж молча кивнул и тихонько сжал в руке ладошку своего сынишки.

День действительно не очень соответствовал знаменательному событию в семье. Тяжелые тучи нависли над Кельнским собором, будто цепляясь за его высокие башни. Дождь еще не начался, однако в воздухе веяло сыростью и прохладой. Семейство остановилось возле входа в собор. Женщина наклонилась и поцеловала мальчика в лоб, едва сдерживая слезы.

— Луиза, полно, все будет хорошо. — Голос мужчины был мягким и ласковым. Облегчённо выдохнув, он отворил тяжелую дверь.

В соборе было немноголюдно. Лишь небольшая туристическая группа правоверных католиков из Дании и певчие из приходского хора, тихо разучивающие новые мелодии. Улыбнувшись одному из минестрантов, Луиза провела сына в исповедальню. Тот, проверив пуговицы на пиджаке, послушно вошел, сел на скамейку и закрыл за собой дверь.

— Здравствуйте, святой отец.

— Здравствуй, Адольф. Что ж, спешу тебя поздравить с твоей первой исповедью. — Голос священника был приятным. Мальчик не видел его лица за деревянной решеткой, однако ему было вполне уютно.

— Спасибо, святой отец.

— Я хорошо знаю твоих родителей, вижу их каждое воскресенье, и на причастии тоже. Тебе нравится слушать проповеди, ходить на служения? Знаешь, Берг, ведь это я крестил тебя когда-то.

— Не знаю. Маме нравится, и мне, наверное, тоже. Поют красиво. — Мальчик почувствовал, что святой отец улыбнулся.

— Это уже хорошо, Адольф. Ты знаешь, почему ты сегодня здесь?

— Потому что родители привели меня.

— Потому что ты уже большой. Отныне ты будешь оценивать свои поступки в глазах нашего господа. Перед каждым своим делом ты должен подумать, угодно ли это ему. Ведь он всегда находится со своими детьми, видит с неба каждого.

— Простите, падре, но я не очень в это верю.

— Не веришь во что? — Голос священнослужителя немного охладел.

— Не верю, что там, в небе кто-то есть. Вы знаете, как говорил герр Гагарин? — мальчик оживленно заерзал на своей скамье, ожидая похвалы святого отца за свои знания.

— Мы все участвуем в служении господу, живем в угоду ему и добру, чтобы однажды встретиться на небесах, Адольф.

— А вот если бы бога кто-нибудь мог увидеть, или хотя бы ангелов, их же никто не видел, так?

— Это просто мечта, милый мальчик.

— Цель без плана — это просто мечта.

Священнослужитель громко рассмеялся и заботливо провел рукой по перегородке исповедальни.

— Так что же, Адольф, у тебя есть план?

— Да, святой отец, есть. Я сам отправлюсь в космос и посмотрю, есть ли там кто-нибудь. А если увижу, я вам расскажу, хорошо? — Мальчик бодро спрыгнул со скамьи и потянул ручку двери.

— Постой, как же исповедь?

— Исповедь? — он на секунду замялся. — А, да. Я вчера кота ногой ударил. До свидания, падре.

С широкой улыбкой родители встретили мальчика. Мать гладила его по голове и целовала в щеки, а Роберт взглянул на вышедшего из исповедальни священника. Тот лишь качал головой.

                                                       * * *

Вообще-то его имя было Адольф, но фамилия так хорошо звучала и соответствовала роду занятий[1], что стала, по сути, прозвищем. Он одобрял. Это соответствовало его представлениям о профессионализме, эффективности. Имя-призвание. Берг ощущал превосходство. Не потому, что был немцем, а потому, что считал себя специалистом высочайшего класса. Гордиться кровью смешно. Немцев миллионы, он такой — один. Единственный, кто прошел отбор и от кого, на самом деле, зависит успех миссии. Разведка и планирование постройки Лунной Базы. Он знал это. Команда знала это. Не было нужды говорить.

Для этой цели было заранее выбрано место посадки. На берегу Моря Кризисов, возле большой естественной пещеры. Ущелья, провала. Как ни назови, суть в том, что строить в замкнутом пространстве будет проще. И безопаснее. Ведь поверхность луны покрыта кратерами не случайно. Маскон хоть и создавал фактор неопределенности в экспедиции, служил источником потенциальных открытий, добычи полезных ископаемых, металлов… «Что же, по части открытий и металлов план, кажется, уже выполнен», — ухмылялся он про себя. Капитан его разочаровал. Поддаться таким базовым эмоциям! Космос не место для слабых. Если на то пошло, Берг считал, что жизнь — не место для слабых.

«Вилье не разочаровал только потому, что с ним и так всё ясно», — думал немец, подходя к консоли оператора зондов. Он изучил запись вчерашних работ. Вызвал трехмерный скан зоны разведки. Наметил точки перспективного бурения для оценки размера и проекции Объекта. Отправил на задание два зонда. Третий, вчерашний, втащили в ангар для диагностики. Вилье с Натальей последовательно разбирали его, проверяли каждую систему. Рутина. Он сделал вид, что контролирует движение зондов. Это было излишне. Коллеги это понимали. Но как старший инженер он имел право наделять свои занятия глубоким тайным смыслом. И пользовался этой привилегией. Один из зондов направился в пещеру. В конце концов, там будет построена База. И если Объект создает проблемы, то вот здесь это критично.

Закинув ноги на консоль и попивая кофе, он любовался фигурой Натальи. Летный костюм был ей, что фиговый листок. Берг был слишком горд и сосредоточен на цели, чтобы увлекаться. Но раз так сложилось, грех не уделить внимания. Наталья ему нравилась, как человек и профессионал. «Она бы точно не стала прятаться за спину капитана и сказала правду». Решительность он ценил в людях больше всего. Делать, так делать. С ней бы он пошел в разведку. Её кошачий темперамент просто не трогал Берга. Ему было всё равно. Человек делает работу, а дальше пусть хоть ужом вьётся и шипит. Вот и сейчас он целиком доверял её заключению по зонду, когда Вилье одного даже слушать бы не стал.

Она это знала или чувствовала. Закончив работу, она подошла к консоли, аккуратно сбросила его ноги вниз и села напротив. Слегка растрепанные волосы, слегка расстегнутый ворот, слегка закатанные рукава. Всё так естественно и от того еще более… Стоп. Берг сосредоточился на деле. Хотя было уже поздно. Бесцеремонный сброс его ног прошел безнаказанно.

— Каково заключение диагностики? — взял он инициативу.

— Зонд в полном порядке. Если анализ провалился, это не аппаратная причина.

— Остается человеческая, — заключил Берг. Вилье вспыхнул в ответ и уже начал открывать рот, как Наталья жестом его прервала. Он затих, что само по себе говорило о неформальной иерархии в команде.

— Возможно. Сначала мы должны увидеть успешный анализ. В твоем исполнении. — Тон Натальи был вельветом и сталью. — Почему бы нам не начать прямо сейчас?

— Только вас и ждал.

Почти правда. Берг не признался бы и себе, но его охватывала легкая нерешительность. «А вдруг не выгорит?». Промедление вышло непроизвольным. Он не подавал виду. Сначала аккуратно отправил третий зонд за первыми двумя. Затем вернулся ко второму, который зарывался в точку, ближайшую к месту вчерашней находки. В любую минуту он должен был снова упереться в Объект. Предположительно. Все трое молча ждали. Берг не ошибся, и второй зонд подал сигнал остановки. Серая стена. Непроходимая. Он протянул руки над консолью и стал по очереди отдавать команды. Газовый анализ. Спектральный. Попытка взять образец манипулятором. Лазер. Вилье чувствовал себя оскорбленным потому, что начали не с лазера. Значит, ему настолько не доверяли… Впрочем, Берг не остановился. Он долго менял углы контакта с Объектом, разгонял зонд и пытался взять образец «тараном». Даже вручную повысил предельную мощность луча, осушив батареи.

— Жахнем плазмой или и так ясно? — Наталья смотрела предельно серьезно.

— А мы можем? — промямлил Вилье. Если он об этом не знал, то его самооценка падала еще ниже.

— Нет. Она играет, как всегда. — Берг любил и понимал только свои шутки. — Успокойся.

Однако в его голосе пропала нотка снисхождения. Он говорил спокойно, задумчиво. Для него это было всё равно что «растерянно». Потому что впервые за долгие годы своей работы он должен был признать: перед ним загадка. Все виды анализа невозможны, объект абсолютно инертен. Его целостность нерушима.

— Смотрите! — голос Вилье сорвался. — Там!

В этот момент Наталья смотрела на Берга. Он ушел в раздумья. Когда они обернулись на экран, там всё было по-прежнему.

— Что?

— После лазера. Была «волна». Металл будто смыл попытки взлома!

— «Живой металл»? — начал Берг. Но на его руку легла рука Натальи.

— Довольно. До сих пор его история подтвердилась. Я вижу все основания верить словам Вилье. — Она долго и неотрывно смотрела в глаза немца. Тот первым отвел взгляд.

— Ты хочешь, чтобы мы также мямлили и тряслись? — Берг негодовал.

— Я сказала «верить словам». Как реагировать, зависит от нас. А факты таковы. Материал не поддается анализу и проявляет признаки самоорганизации. Пожалуйста, как профессионал, — она сделала ударение, — выдвини гипотезы, с которыми нам следует работать. — Закончив фразу, она скрестила руки на груди и заняла выжидательную позу.

— Надо доложить капитану! — встрепенулся Вилье.

— Нет, дорогой Вилье. — В этот раз кошачий глаз Натальи обратился к французу. — Мы доложим, когда узнаем что-то новое. Или хотя бы выдвинем рабочую гипотезу. — Она вновь развернулась к Бергу.

Вилье искренне удивлялся, почему эта женщина ведет себя и выглядит, будто единственная тут носит штаны. Сам факт, что удивление оставалось молчаливым, давал половину ответа. Однако дивиться тут было нечему. Из всей команды она была единственным пилотом по призванию. Человеком действия, не ученым или инженером. Более того, пилотом-женщиной. Отбор среди мужчин жесток. Чтобы их обойти, дева должна быть острее бритвы. Наталья победила честно. За штурвалом ты быстрый, или мертвый. Надо принимать решения и выполнять их за доли секунды, без колебаний. Иногда рисковать, иногда идти напролом. Судьба Станции входила в зону турбулентности. Наталья была в своей стихии.

Берг отвернулся от них, сжав пальцы пирамидой. Он ушел в себя, погрузился в показания приборов. Нет зацепки, нет ошибки исполнителя, с которой можно начать расследование загадки. Он сам — исполнитель, сам не смог решить задачу. Его чувство профессиональной гордости задето. Надо успокоиться и мыслить последовательно. Извиниться перед Вилье? Много чести. Но если ты настоящий спец, то умеешь признавать и ошибки. Подниматься и идти дальше. Берг считал себя настоящим.

— Для гипотез всё еще мало данных. Не очень многое можно построить на том, что не получается. — Начал он рассуждать вслух. — Мы видим, что аппаратный анализ не работает. Проверили это. Убедились. Первая гипотеза, из очевидных, что таковы свойства Объекта.

— Сопротивляться анализу, нерушимость, замкнутость. Уже что-то. — Покачивала головой Наталья.

— Не совсем. — Она подняла брови. — Мы не можем судить о замкнутости, пока. Когда в бурении встречают препятствие, его либо пробивают, либо ищут обход. Полагая, что препятствие не бесконечно, либо не однородно…

— В плане, что мы просто очень мало его изучили. Почти в одном месте оба контакта? — Вилье тоже был вовсе не глуп.

— Да. — Если Берг как-то и показал своё раскаяние, то ровным тоном ответа французу. — Надо расширить зону поиска. Возможно, он не везде такой… ровный. Изгибы, провалы, разломы — не знаю. В одном аспекте мы точно можем изучить Объект. — Выдержав драматическую паузу, он продолжил. — В Геометрическом.

— Можем его нарисовать? — Наталья улыбалась так, что не поймешь, смеется она или действительно поддерживает мысль.

— Вроде того. Пока недоступно содержание, можно заняться формой. — Он тоже улыбнулся ей под стать.

— Да там миллионы тонн породы, с нашими тремя зондами мы годами будем искать границы! — Вилье не был ярым оптимистом, но в беседе полезна каждая точка зрения. — Это же маскон. Объект космического масштаба. Геологического. Он может идти хоть до ядра. Рисовать устанем.

Беседа прервалась. Каждый обдумывал масштаб задачи. Только внимательная Наталья уже видела в глазах Берга огоньки. Это значило, что он чувствует решение и сейчас разродится. Она впервые видела его таким возбужденным. Будто раньше и не знала.

— Nein, nein, nein, meine Freunde[2] — Он перешел на немецкий, символизируя высшую степень вдохновения. — Нам не понадобится рисовать сам Объект. Нам надо нарисовать пустоту, а это гораздо проще! Его всё равно, что нет, для приборов нет, понимаете?

— Не совсем, как можно нарисовать то, чего нет? — возразил Вилье.

— А я начинаю понимать, продолжай, Берг. — Наталья подалась вперёд, шевеля пальцами рук в воздухе, словно рисуя «то, чего нет».

— Иногда в горном деле ты ищешь породу. А иногда — пустоты! Их определяют именно по отсутствию сопротивления. Воде, звуку, сигналу — чему угодно. Так и с нашим Объектом. У нас пока нет такого технического решения, но это несложно. Я смогу. Своего рода эхолокатор. Объект отразит любой сигнал, это мы про него точно знаем, а порода вокруг — нет. Вот и получится, что мы нарисуем карту породы вокруг условной «пустоты».

— Ясно. Но с эхолокацией у нас бедно. Сам понимаешь, безвоздушное пространство, — Вилье смешно шевелил усами, когда думал и переживал. Кроме того, это был его самый долгий нормальный диалог с Бергом!

— Да это образ. Мысли шире. Я разное попробую. Радиолокация тоже годится. На худой конец, если до этого дойдет — сейсмография. Взорвем что-нибудь и снимем карту колебаний. — Берг пылал.

— Я не уверена, что это входит в рамки здорового энтузиазма. — Пальцы Натальи замерли в воздухе, она цокнула языком. — Пожалуй, теперь точно пора доложить капитану.

Берг сник. Пристально посмотрел на женщину и как-то особенно тихо сказал.

— Брось, ведьма, ты хочешь этого так же, как и я.

Наталью впервые называли «ведьмой» вслух. На Станции. Это было так нежданно, и в то же время так метко, что она опешила и ничего не ответила.

— Я скажу вам больше. Меня сейчас осенило. Мы несколько раз произнесли «аппаратные методы анализа». Так ведь есть и другие!

— Подожди, ты же сам был против «чуек» и «мамой клянусь», — попытался смягчить момент Вилье.

— Да, когда верил в машины. Это время прошло. Кроме того, у нас есть зверушки Кимо, проверка реакции живых тканей. И последний аргумент — прямой контакт с человеком!

Хотя все понимали, что он имеет в виду выход со Станции в скафандрах, прозвучало это зловеще. Почувствовал это и Берг.

— Для такого, конечно, нужно будет общее обсуждение. Идите, докладывайте. Я начну работу.

Он развернулся к консоли, ясно закончив беседу. Наталья и Вилье словно стряхнули морок, плавно встали и двинулись в командный отсек. Каждый со своими мыслями.