Ю. В. Павлова

Судебные акты в системе юридических фактов

Монография

Под редакцией 
доктора юридических наук, доцента  
И. П. Кожокаря

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 34.03

ББК 67.71

П12

Автор:
Павлова Ю. В., мировой судья судебного участка № 1 Фрунзенского района города Саратова.

Под редакцией доктора юридических наук, доцента, ведущего научного сотрудника, заведующего сектором философии права, истории и теории государства и права Института государства и права Российской академии наук И. П. Кожокаря.

Монография посвящена месту и роли судебных актов в системе юридических фактов. В работе определены методологические предпосылки исследования, понятие, признаки, а также юридико-фактическое значение судебных актов. Рассмотрены функциональные особенности их отдельных видов, дана классификация по различным основаниям.

Законодательство приведено по состоянию на 1 сентября 2022 г.

Текст печатается в авторской редакции.

УДК 34.03

ББК 67.71

© Павлова Ю. В., 2022

© ООО «Проспект», 2022

ВВЕДЕНИЕ

Необходимость исследования заявленной проблемы обусловлена общей значимостью юридических фактов как элементов механизма правового регулирования, возникновение которых порождает, изменяет, прекращает субъективные права, юридические обязанности участников правоотношений, иные правовые последствия. От наличия качественной теории юридических фактов, описывающей их сущность, признаки, классификации, функции, а также от научного описания их отдельных видов во многом зависит эффективность и качество правового регулирования, правовая определенность, гарантированность реализации прав и свобод граждан и организаций.

Несмотря на то, что юридические факты как предмет изучения никогда не были обделены научным вниманием, как теоретиков права, так и отраслевых специалистов, некоторые их виды, в том числе судебные акты, продолжают относиться к числу наименее исследованных.

Судебные акты являются важнейшей гарантией реализации конституционного права на судебную защиту и внешне оформляют деятельность судов (судей) по отправлению правосудия. Они традиционно изучаются в областях конституционного, уголовного, гражданского, арбитражного и административного судопроизводства. Однако судебные акты многоаспектны и полифункциональны, поскольку представляют собой и акты индивидуального правоприменения, и акты толкования права, и акты судебного нормоконтроля, и форму разрешения правовых коллизий, и юридические факты. При этом именно юридико-фактический потенциал судебных актов изучен в наименьшей степени.

Так, в теории права продолжают оставаться дискуссионными вопросы о способности судебных актов порождать не только процессуальные, но и материально-правовые отношения, о месте судебных актов в системе других юридических фактов, о функциях судебных актов, а также видах вызываемых ими правовых последствий и др.

Например, в отсутствии развернутого теоретико-правового учения о судебных актах, в отдельных отраслях права судебные акты в системе юридических фактов до сих пор квалифицируются как юридические поступки, а не акты, что не соответствует ни их природе, ни их функциям, ни их назначению.

В теории права юридические факты традиционно определяются исключительно как факты, направленные на возникновение, изменение или прекращение правовых последствий. При этом судебные акты в качестве юридических фактов могут быть ориентированы и на иные правовые последствия: воспрепятствование, восстановление, возобновление, приостановление, аннулирование (уничтожение) субъективных прав и юридических обязанностей. Это позволяет говорить о новых функциях судебных актов как юридических фактов. В этой части судебные акты должны быть гармонично вписаны в существующую теорию юридических фактов через ее совершенствование и развитие.

Значимость юридических фактов для возникновения правовых последствий и для запуска всего механизма правового регулирования предопределяет необходимость четкого закрепления фактов реальной действительности в гипотезе правовой нормы в качестве юридического факта. При этом в действующем законодательстве понятия «судебные акты», «судебные решения» и «решения суда» используются спонтанно, неединообразно, во многих случаях — противоречиво. Это обстоятельство требует разработки унифицированного алгоритма технико-юридического описания судебных актов в качестве юридических фактов.

В рамках теории права должен быть раскрыт и методологический инструментарий для научного познания судебного акта как юридического факта, особенно для правильного определения его места в категориальных рядах «юридический факт — сложных юридический факт — фактический состав», «факт реальной действительности — юридически значимый факт — юридическое условие — юридический факт». Определение места судебных актов в указанных и иных понятийных рядах теории права будет способствовать отказу от очевидно устаревшего взгляда на них как на производные, дополнительные, зависимые юридические факты, не имеющие самостоятельного юридико-фактического значения.

Разработка теоретико-правового учения о судебных актах как юридических фактах должна послужить качественной теоретико-методологической основой для соответствующих отраслевых и институциональных исследований, которые в настоящее время в этой сфере разобщены и противоречивы.

Глава 1.
ОСНОВЫ ПРАВОВОГО УЧЕНИЯ О СУДЕБНЫХ АКТАХ КАК ЮРИДИЧЕСКИХ ФАКТАХ

§ 1.1. Методологические предпосылки правового исследования судебного акта в качестве юридического факта

Проблема судебного акта как юридического факта, позиционируемого в доктрине и законодательстве в качестве одного из оснований возникновения субъективных прав и обязанностей, требует определения теоретического алгоритма, оптимального для ее исследования. Для достижения этой цели должны быть установлены уровни возможного научного познания проблемы, общий методологический подход и частно-научные методы, к наиболее продуктивным из которых следует отнести историко-правовой метод, метод сравнительного правоведения, специально-юридический и межотраслевой методы.

Тема судебных актов, преимущественно — судебных решений, как юридических фактов исследуется в правовой науке, однако за редким исключением, ­каких-либо строгих методологических подходов она в себе не несет. В этом одна из причин того, что на сегодняшний день научное описание проблемы судебного акта в отраслях материального права почти не имеет прочных теоретических или методологических оснований. Определенности удалось достигнуть по таким исходным аспектам как то, что: он является разновидностью акта государственной власти; постановляется правоприменителем, а потому относится к актам судебной власти. Способность же судебных актов выступать в качестве юридико-фактического явления, влиять на динамику правовых отношений, была и остается дискуссионной.

Предметных трудов, которые были бы ориентированными на исследование методологической проблематики темы судебного акта как юридического факта, немного1. Думается, что это обстоятельство — одна из причин того, что методологический аспект научного познания юридико-фактического потенциала судебных актов пока не стал частью большинства тематических исследований.

В российском отраслевом законодательстве содержатся многократные упоминания о судебных актах, что вполне естественно, например, в п. 1 ст. 1 ГК РФ, подп. 3 п. 1 ст. 8, ст. 11 и 12 ГК РФ. Содержание этих норм формирует у судебного решения в гражданском праве две ключевых функции: защитно-восстановительная (ст. 1, 11, 12 ГК РФ) и преобразовательная, проявляющаяся в установлении на основе судебного решения не существовавших у сторон до обращения в суд субъективных гражданских прав и обязанностей.

Подобный законодательный подход предопределяет факт существования в гражданско-правовой науке не одного, а двух уровней исследования судебного решения. Так, в силу смысла ст. 11 и 12 ГК РФ, судебное решение выступает в качестве средства защиты гражданских прав. Согласно этим нормам, оно выступает тем правовым средством, которое обеспечивает осуществление гражданских прав в случае их нарушения или оспаривания. Наиболее убедительно эта функция зафиксирована в принципе восстановления и судебной защиты нарушенного (оспоренного) субъективного права. Существование этого принципа подчинено абсолютно понятной логике, заключающейся в том, что субъективное право не достигает поставленной цели, если не имеет возможности быть защищенным в суде. Поэтому право на судебную защиту отнесено к числу абсолютных конституционных прав и ценностей (ст. 46 Конституции РФ).

Отсюда приоритетный функционал судебного решения связывается в первую очередь с его признанием в качестве акта специализированного государственного органа, принимаемого в целях защиты нарушенных или оспариваемых гражданских прав. В этом аспекте гражданско-правовое значение судебного решения опирается на его охранительную роль как того вида судебного акта, который вынесен по итогам рассмотрения дела по существу для целей устранения спора в отношениях сторон или для привлечения одной из них к гражданско-правовой ответственности. В таком аспекте тема судебной защиты и постановляемого по ее итогам судебного решения давно обрела характер общей, присутствуя во всяком гражданско-правовом теоретическом дискурсе.

Этот уровень исследования судебных решений позволил в свою очередь многим процессуалистам сделать вывод о том, что они обладают лишь защитно-охранительным значением и не могут квалифицироваться как материально-правовые юридические факты2.

Применительно к теме настоящей работы нас интересует другой уровень исследования правовой значимости судебного акта, а именно: как акта, на основании которого у лица возникают, изменяются или прекращаются субъективные права и юридические обязанности. Постановка такого вопроса в качестве самостоятельного, как ранее, так и сейчас, не является бесспорной. Этот уровень был выявлен не теоретиками права и не специалистами в области публично-правовых наук, а цивилистами.

В советском праве суждения по этому поводу высказывал О. А. Красавчиков, указывая на необходимость переоценки судебного решения в таком качестве3. В современной цивилистике, несмотря на законодательную легализацию судебного решения в качестве одного из юридических фактов гражданского права, также существуют доктринальные оговорки, согласно которым признание за судебным решением такого качества «вступает в противоречие с функциональным предназначением таких судебных актов, поскольку сторона материального правоотношения в подобных случаях обращается к суду с соответствующим иском не для изменения правоотношения, а только и исключительно для разрешения возникшего конфликта»4.

Представляется, что проблема дихотомической значимости судебного решения в смысле его влияния на правовые отношения, заключенная, с одной стороны в охранительной функции, а с другой в преобразовательной, должна исследоваться на конкретном теоретико-правовом уровне, каждый из которых является собственно научно-значимым и не сводимым один к другому.

К сожалению, в научных дискуссиях как на уровне теории права, так и на уровне отраслевых юридических наук, предпосылка к такому восприятию судебного акта не создана, разве что на уровне краткого упоминания о том, что судебные акты могут выступать в качестве оснований возникновения, изменения, прекращения прав и обязанностей. Обоснованием, например, того, что побудило законодателя вписать судебное решение в текст ст. 8 ГК РФ, посвященную основаниям возникновения и прекращения гражданских прав и обязанностей, исследователи, как правило, не задаются.

Наиболее известными и заметными инструментами любого исследования обычно являются теоретические методы, с привлечением которых осуществляется процесс научного познания. Однако благодаря современным исследованиям в области правовой методологии, в последнюю включают и подходы, уровни, методы, средства, приемы и принципы научного познания5. Это важный методологический момент, поскольку ученые-юристы пока не пришли к единому мнению по многим ключевым методологическим категориям и это обязывает каждого исследователя, особенно в области теории права, «делать вводную часть, излагая свой собственный методологический подход»6.

Настоящее исследование базируется в основном на позитивистском подходе, в рамках которого изучается актуальное содержание правовых норм, правила их формулирования и применения, состав и существо закрепленных ими юридических институтов и конструкций. Сегодня этот подход, не утратил своей популярности в юриспруденции, в том числе, и в части влияния на законодателя, что убедительно доказала история российской кодификации, начиная с конца ХIХ в. Идентифицирующей чертой этого подхода является то, что он предполагает не столько критику норм права или их оценку, сколько познание существующего нормативного материала как данности. Именно в рамках этого подхода возможно получить ответы на основные проблемные вопросы заявленной темы. Первый — представляет ли законодательное признание судебного акта юридическим фактом угрозу традиционной теории юридических фактов, чья «оправданная консервативность» не единожды отмечена в литературе. Второй — не вторгается ли тематическое исследование юридико-фактических свой­ств судебного акта конституирующего вида в процессуальную теорию, где давно и убедительно получили научное описание основные его признаки как акта судебной власти. Третий — способна ли теория права сформировать общие юридико-фактические признаки и свой­ства судебного акта, приемлемые для отраслевых правовых наук и для отраслевого законодательства.

Если рассуждать о теоретических методах исследования, которые могут быть использованы в процессе научного описания заявленной проблемы в рамках позитивистского подхода, то представляется, что в числе наиболее продуктивных методов решения поставленной исследовательской задачи, кроме общенаучных методов из области философского знания формальной логики (обобщение, абстрагирование, анализ, синтез, индукция, дедукция, идеализация и др.), следует активно применять и методы специальные (частнонаучные). Следует обратить внимание на то, что «система методов познания открыта, но прежде чем указывать ­какой-либо метод в методологической части исследования, следует обнаружить его в методологической науке и быть всегда готовым пояснить, в чем заключается его сущность и каким образом он использовался в работе»7.

Открытость перечня частнонаучных методов научного познания не означает их неограниченную множественность в рамках конкретно проводимого исследования. Предлагая ограниченный перечень частнонаучных методов, мы исходим из того, что реальный познавательный потенциал того или иного исследовательского метода обычно обусловливает потребность не в десятках их разновидностей, а в четырех-пяти, которым реально следует отдать приоритет в процессе научного познания проблемы.

Методам исследования вне зависимости от того, являются ли они общими или частнонаучными дано бесчисленное множество литературных и научных определений. Не станем их воспроизводить здесь, тем более что они зафиксированы, в том числе, и во множестве общедоступных словарей. Принимая за метод научного познания средство преодоления теоретических сложностей для целей исследования заявленной проблемы, в рамках обозначенных выше уровней и подхода к исследованию, полагаем возможным использование историко-правового метода, метода сравнительного правоведения, специально-юридического догматического метода и межотраслевого.

Историко-правовой метод исследования, как известно, обеспечивает познание правового явления и его научное описание в динамике, позволяющей обеспечить преемственность в создании нового научного знания по той или иной проблеме. В структуре этого метода есть многообразные способы, обусловленные целью конкретного исследования — хронологический, историко-генетический, конкретно-исторические, историко-сравнительный. Нас интересует историко-генетический прием, позволяющий выстроить процесс научного познания судебного акта в качестве одного из юридических фактов материального права без отрыва от его корней.

Юридико-фактическая проблематика судебных актов возникла и продолжает сохранять свою интенсивность прежде всего в цивилистической науке. Поэтому историко-правовому анализу должны быть подвергнуты преимущественно цивилистические источники.

Предпосылки проблемы лежат в дореволюционной науке, где согласно историческому времени и степени зрелости юридической науки высказывались мнения о том, что «задача суда установить право, в случае надобности охранить от нарушения и осуществить его»8. Смысл термина «установление» не выходил за пределы признания за лицом спорного права. Как указывалось в связи с этим в доктрине, «судебное решение “исполняет закон”, устанавливая действительное существование и значение спорного правоотношения»9.

И тем не менее теория юридических оснований тех или иных прав привлекала внимание дореволюционных юристов, которые рассматривали такие вопросы, как исковая давность, действительность/недействительность сделки, представительство и его основания в контексте системы юридических фактов. Как указывал Н. М. Коркунов, применение юридических норм обусловлено наличностью известных фактов, определенных в их гипотезе10. Более предметно на тему возникновения, например, гражданских прав рассуждал В. И. Синайский применительно к обязательственным правам, категорично указывая на невозможность судебного решения быть причисленным к источникам возникновения обязательств, поскольку «суд лишь признает права, но не создает их»11.

По утверждению Р. Давида и К. Жозеффе-Спинози советская традиция всегда была весьма враждебна к наделению суда ролью регулятора и создателя права12.

Однако и научные источники советского правоведения не исключали факт регулятивной функции со стороны суда, обосновывая случаи, когда благодаря судебного акту не защищались, не подтверждались, а именно возникали субъективные права и обязанности. Еще в середине прошлого века в науке советского гражданского права стала утверждаться мысль, что судебное решение является юридическим фактом, порождающим материальное правоотношение с вытекающими из него субъективными правами и обязанностями13. М. А. Гурвич высказал суждение о том, что судебным решением по преобразовательному иску «вносится нечто новое в существующее между сторонами правоотношение; спорное правоотношение в результате такого решения в прежнем виде не сохраняется14. Объединение этих научных взглядов стало началом многолетней дискуссии о том, иметь или нет судебному акту двоякое значение — одно в процессуальном праве, другое в материальном праве.

У теории преобразовательных исков, ставшей основой для вывода судебного решения в материальное право, в советской доктрине были как противники, полагавшие, что у суда нет никаких других задач, кроме как разрешение спора, так и сторонники. Последние обнаружились в лице представителей цивилистической науки. Несмотря на то что О. А. Красавчиков, один из первых цивилистов, исследовавших судебное решение как явление двой­ственной — процессуально-правовой и материально-правовой природы, считал второе качество переоцененным, это не помешало ему создать не без учета достижений процессуальной науки теорию юридических фактов в гражданском праве с классификацией их на правообразующие, правоизменяющие и правопрекращающие15. Эта теория фактически не исключала признание влияния судебного акта преобразовательного вида на динамику гражданских правоотношений.

Не без этих научных взглядов и дискуссий по ним, в которых победителями оказались сторонники вычленения конститутивных (преобразовательных) исков, постсоветский законодатель решился на причисление судебного решения к основаниям возникновения гражданских прав и обязанностей. Однако часть ученых по-прежнему не считают возможным принять точку зрения законодателя и, как следствие, исключают признание за судебным решением юридико-фактических качеств. В силу этого в постсоветской цивилистике проблема роли судебного решения в механизме гражданско-правового регулирования так не получила своего окончательного разрешения.

Использование формально-догматического метода исследования при анализе формулировки подп. 3 п. 1 ст. 8 ГК РФ обусловливает вывод, что судебное решение это не просто условие возникновения того или иного субъективного права или обязанности, а именно юридический факт, который служит основанием возникновения гражданских прав и обязанностей и тех последствий, которые они за собой влекут. Из нормы также следует, что под судебные решения, имеющие для гражданского законодательства юридико-фактическую значимость, попадают не все решения, а лишь те, которыми установлены гражданские права и обязанности16. Это означает, что в качестве юридических фактов законодатель рассматривает лишь те решения, которые направлены не столько на достижение защитно-восстановительного, сколько регулятивного гражданско-правового результата.

Позиционные разногласия цивилистической доктрины по поводу решения, реализованного законодателем в связи с принятием подп. 3 п. 1 ст. 8 ГК РФ с одной стороны, обрели большую конкретику, получив свое выражение в проблеме «соотношение юридического факта и судебного решения», с другой, обрели многовариантность. Причин тому несколько.

В первую очередь они связаны с развитием самой цивилистической науки о теории юридических фактов в гражданском праве17. Однако есть и другая причина, связанная с отсылкой к подп. 3 п. 1 ст. 8 ГК РФ в тексте актов правоприменения18.

В цивилистической доктрине появилось большое число трудов, демонстрирующих работоспособность подп. 3 п. 1 ст. 8 ГК РФ главным образом на примере допустимости наделения судебного решения значением юридического факта по спорам о признании права собственности на самовольную постройку (cт. 222 ГК РФ)19. В итоге общетеоретическая дискуссия по поводу решения суда как юридического факта в гражданском праве обрела несколько направлений.

По мнению С. Хорунжего преобразовательное решение не приобретает значения юридического факта20.

Часть авторов соглашаются с позицией законодателя, считая, что юридико-фактическая функция присуща судебному решению в силу его правовой сущности как публично-правового акта судебной (государственной) власти, определяющего его нормативность, что и подтверждает подп. 3 п. 1 ст. 8 ГК РФ21. Другие, вслед за законодателем ограничиваются одной лишь констатацией того, что «не всякое судебное решение выполняет роль юридического факта, а лишь то, которое к числу таковых отнесено законом»22, и «имеет возможность воздействовать на процессуальные и материальные отношения»23.

Не отрицает влияния судебного решения на динамику гражданских правоотношений М. А. Рожкова. Однако это качество судебного акта автор не связывает с фактом его довлеющей самодостаточности, полагая, что это всего лишь одна из предпосылок возникновения гражданского правоотношения, которая входит в сложный фактический состав24. Аналогичной позиции придерживаются и другие авторы, полагая, что «основанием для динамики гражданских правоотношений являются иные факты: события и действия, которые должны быть установлены и учтены при вынесении судебного решения и лишь совокупность событий, действий и, соответственно, судебного решения может рассматриваться основанием для последующей динамики гражданских правоотношений25. В иных трудах факт причисления судебного решения к основаниям возникновения гражданских прав и обязанностей принимается как нечто заданное со стороны законодателя26.

Научная эффективность высказанных теоретических взглядов сомнения не вызывает, но их сопоставление существенно затруднено в силу неизвестности или разницы теоретико-методологических подходов и неявности специально-юридических методов исследования. На наш взгляд, именно поэтому продолжают сохраняться сложности интерпретации того, «что хотел сказать законодатель, вводя в ст. 8 подп. 3 п. 1» и попытки представлять существо заявленной проблемы в виде борьбы высказанных научных взглядов, заменяя собою собственно проблему гражданско-правовой значимости судебного решения как юридического факта в гражданском праве. В условиях глобализации права и других государственных явлений метод сравнительного правоведения стал особенно распространенным. Привлечение данного метода для целей научного познания в рамках настоящей работы не является данью современной традиции. На наш взгляд, важно обозначить степень заинтересованности науки и законодателя стран другой правовой системы к проблеме значимости судебных актов как оснований для движения правоотношений.

Отметим тот факт, что нормы об основаниях возникновения гражданских прав и обязанностей, подобной ст. 8 ГК РФ, не замечено ни в одном другом европейском законодательстве. Аналогичная норма есть в действующих законодательствах некоторых стран бывшего СССР (ст. 7 ГК Республики Казахстан, ст. 9 ГК Республики Молдова, ст. 7 ГК Республики Беларусь, и др.), что вполне объяснимо тем фактом, что законодатели этих ближних стран были воспитаны на академических достижениях советской цивилистической и процессуальной науки.

Законодатели европейских стран не только не стремились к факту закрепления судебного решения в числе юридических фактов или к исключению его из таковых, но и вообще не преследовали цели охвата всей совокупности юридических фактов и необходимости структурировать их законодательно. Например, Р. Книпер пишет, что действительно «юридический факт был высшим системным понятием частного права ХIХ в., он не нашел отражения в Германском гражданском уложении … институт юридических фактов является не нужным для того, чтобы придавать юридическую обязательность отношениям между лицами»27. В правовой доктрине Франции проблематика юридических фактов присутствует, однако, только в одном аспекте, связанном с проблемой возникновения обязательств, а теория права основывается на том, что французское право «не исходит из какой бы то ни было общей теории юридических фактов»28.

Не существует ­какой-либо развернутой теории юридических фактов и в доктрине общего права. Традиции этой системы, как известно, не принято связывать с абстрактными юридическими понятиями. По этой причине здесь ограничиваются упоминанием юридических фактов лишь в смысле процессуальном, имея в виду те обстоятельства, которые подлежат доказыванию и которые значимы для разрешения дела по существу29.

Однако, очевидно, что такой подход не приемлем для отечественного права и законодательства, что связано и с традиционным развитием национальной юриспруденции и с внутренней пандектной структурой кодифицированных актов. Поэтому представителям российского правоведения необходимо вносить собственный вклад в общетеоретическое учение о юридических фактах и в ту его часть, которая связана с влиянием судебного акта на правовые отношения. Основу такой работы призван составить специально-юридический метод30, суть которого состоит в приемах описания судебного акта для юридико-фактических целей в разных отраслях права, без обращения к философии и иным неюридическим наукам, употребляющим понятия «факт», «основание», «предпосылка», «условие» как многозначные.

Исследование проблемы присутствия судебного акта в системе юридических фактов — это специальная (внутренняя) проблема юриспруденции, занимающаяся исследованием юридических фактов в их общеправовом и отраслевом назначении. Оперирование специально-юридическим методом позволяет придать судебному акту то реальное правовое значение, которое отводит ему законодатель, используя понятия как судебных актов в целом, так и его разновидностей в нормативно-правовом материале. Представляется, что только с помощью данного метода есть возможность «встроить» судебные акты в систему других юридических фактов и провести их сопоставление.

Изучение судебного акта как юридического факта невозможно без учета и применения межотраслевого подхода. Если с позиций гражданского права «достаточно восприятия существующего решения в качестве абстрактного юридического факта, как того, который рассматривается в отрыве от правоприменительной деятельности органа правоприменения»31, то для отраслей публичного права такой взгляд вряд ли приемлем. Систематизация юридических фактов в публичных отраслях права началась сравнительно недавно — в конце прошлого — начале нынешнего века32. Однако из уже имеющихся научных источников мы можем заключить, что судебным актам придается производная роль аккумулятора других юридических фактов (например, элементов состава правонарушения), и им фактически отказывается в статусе самостоятельного юридического факта, способного существовать не в качестве одного из элементов юридико-фактического состава. Следует отметить, что такой подход во многом обусловлен и существующим теоретико-правовым взглядом на место судебного акта в системе юридических фактов (производный, дополнительный, зависимый, несамостоятельный)33.

Как представляется, методологически верной позицией для исследования судебного акта и его юридико-фактического потенциала является его двухуровневое восприятие. С одной стороны как правозащитного акта органа правосудия, с другой стороны, как одного из необходимых предпосылок для возникновения тех и таких субъективных прав и юридических обязанностей и других правовых последствий, которые без судебного акта не возникают.

§ 1.2. Судебный акт и теория юридических фактов

Проблематику юридических фактов принято относить к числу «излюбленных» и «исписанных» в науке права. Несмотря на это, количество предпринятых изысканий в этой сфере во многом не соответствует качеству полученных результатов, что в известной мере отражается и на исследованиях отдельных видов юридических фактов, в том числе судебных актов.

Даже родовидовые дефиниции юридического факта нередко не дают точного ответа на вопрос о том, что же такое юридический факт и чем он отличается от иных фактов и норм права.

Слово «факт» происходит от латинского слова «factum» — это сделанное, совершившееся. В философии факт рассматривается как «синоним понятий «истина», «событие», «результат»; нечто реальное в противоположность вымышленному; конкретное, единичное в отличие от абстрактного и общего»34. Отмечается также, что «факт порождает фактор — это «воздействующий, влияющий; одно из влияющих, определяющих обстоятельств; причина»35.

В правоведческой литературе до сих пор отсутствует единство мнений по вопросу точного наименования признаков юридического факта. Так, в качестве родового признака называют «социальные обстоятельства»36, «жизненные обстоятельства»37, «конкретное фактическое обстоятельство»38, «явления (обстоятельства) реальной действительности», «объективное явление»39, «объективно существующее явление реальной действительности»40.

Этот признак юридического факта указывает на его родство с философским пониманием всякого факта, на то обстоятельство, что он существует в объективной реальности, это не образ, не мысль, не идея, не концепция, не принцип и т. п. Однако заимствование философских категорий из-за их максимально абстрактного содержания создает и известные трудности с юридической квалификацией того или иного явления как юридического факта. Например, наводнение — это социальное обстоятельство? Можно ли судебное решение назвать жизненным обстоятельством?

Следует также заметить, что нередко юридическим фактом является не наличествующее обстоятельство, а наоборот, его отсутствие. В юридической науке они получили название отрицательных юридических фактов41. Такое понимание противоречит философскому взгляду на факты как на нечто, имеющееся в объективной реальности, существующее как бытие. Наличие договора — это обстоятельство реальной действительности, а вот отсутствие договора, например, отсутствие соглашения о приведении договора в соответствие с существенно изменившимися обстоятельствами или о его расторжении (ст. 451 ГК РФ), — это отсутствие обстоятельства реальной действительности, подтверждение которого необходимо суду для принятия решения о расторжении или изменении договора.

Наличие в праве как положительных, так и отрицательных юридических фактов должно быть отражено и в дефиниции юридического факта.

Под видовым признаком юридического факта, и чаще всего единственным, предлагается понимать его способность вызывать правовые последствия. Так, М. А. Рожкова утверждает, что исключительным отличием юридического факта от неюридического является наступление/ненаступление юридических последствий42.

Однако возникает вопрос: что понимать под такими правовыми последствиями? Наиболее часто встречающийся ответ на него — возникновение, изменение и прекращение правоотношений. При этом нередко правовые последствия юридических фактов и возникновение, изменение и прекращение правоотношений приравниваются. Так, под юридическим фактом предлагается понимать «реальное жизненное обстоятельство, вызывающее в соответствии с нормами права наступление тех или иных последствий, то есть вызывающее возникновение, изменение и прекращение правоотношения»43.

Еще С. Ф. Кечекьян более полувека тому назад настаивал на том, что есть факты, которые вызывают иные, отличные от правоотношений, правовые последствия, поэтому юридическими фактами они не являются44.

Отметим, что современный научный подход заключается в широком понимании юридических фактов: они оказывают влияние на динамику правоотношения, а также и иные правовые последствия. Другими словами, есть реальные жизненные обстоятельства, с которыми право связывает наступление иных последствий, отличных от возникновения, изменения или прекращения правоотношений. Е. В. Титов пишет, что «юридические факты влекут различного рода правовые последствия, перечень которых намного более широк, чем движение правоотношения»45.

Но при этом сфера юридических фактов, влекущих иные правовые последствия, продолжает оставаться «терра инкогнито». Например М. А. Рожкова считает, что это последствия реализации правосубъектности и последствия защиты нарушенных прав46. Е. В. Титов указывает, что не надо конкретизировать, какие правовые последствия порождает юридический факт, а следует использовать общую формулировку «…обстоятельства, влекущие правовые последствия»47.

Однако большинство называемых учеными обстоятельств, которые влекут иные правовые последствия, отличные от возникновения, изменения, прекращение правоотношений, граничат с менее исследованными и понятными феноменами — «юридически значимые обстоятельства (небезразличные праву, юридически небезразличные), не являющиеся при этом юридическими фактами». К ним относят множество разноплановых явлений: факты, с которыми связывается движение правоспособности48, рождение, смерть, заключение брака, создание юридического лица, лицензирование, осуществление права49, истечение исковой давности50, факты, порождающие правовые состояния51 и др.

Концептуализация «обстоятельств, влекущих иные правовые последствия» привела к появлению представления о юридических фактах в широком и узком смыслах. Так, в широком смысле выделяют помимо фактов-оснований (юридических фактов в узком смысле), также факты-условия и факты-предпосылки52.

Ответа на вопрос, каким образом отграничить юридические факты, не влекущие возникновение, изменение и прекращение правоотношений, но влекущие иные правовые последствия, от иных небезразличных праву фактов, также влекущих правовых последствия, до сих пор нет. К примеру, Е. В. Титов обосновывает необходимость взгляда на юридические факты как на все обстоятельства, вызывающие правовые последствия, перечисляет для иллюстрации данного вывода факты, связанные с движением право- и дееспособности, а далее выделяет наряду с юридическими фактами юридические условия, и наличие дееспособности относит именно к юридическим условиям, а не к фактам53.

Кроме того, проблема правовых последствий, порождаемых юридическими фактами, отягощается и тем, что правоотношение состоит из субъекта, объекта и содержания (прав и обязанностей субъектов). Когда мы говорим о том, что юридический факт влечет возникновение изменение или прекращение правоотношений, то движутся все три указанных элемента? Вряд ли. Небезосновательно В. М. Сырых обратил внимание на то, что «под влиянием появления и реализации юридических фактов у субъектов возникает не правоотношение в целом, а лишь их взаимосвязанные субъективные права и юридические обязанности, т. е. целевая субъектно-правовая связь участников правоотношений»54. А. Е. Рябов пишет, что юридические факты влекут «последствия, которые предсказаны, одобрены, признаны в качестве допустимых нормами объективного права, либо запрещены им как недопустимые с точки зрения интересов человека и общества»55.

Есть вопросы и к пониманию «динамики правоотношения», которую нередко рассматривают в качестве правового последствия юридических фактов. Например, доказывается, что изменение гражданских правоотношений не является правовым последствием юридических фактов, последние влекут либо возникновение, либо прекращение правоотношений, при изменении — одно правоотношение прекращается, другое возникает, например, при цессии56. Согласно другому подходу, именно цессия является классическим примером изменения правоотношения. В иных источниках ученые настаивают на том, что юридические факты могут влечь не только возникновение, изменение и прекращение, но и восстановление и препятствование57, а также приостановление58, существование59, правообеспечение60, аннулирование61 правоотношений.

В отраслевых науках имеются попытки перечислить правовые послед

...