Глава 1
Он не понял сразу, что произошло. Сначала была просто темнота — ровная, без границ и звуков. Не было боли, не было дыхания, не было тела. Только странное ощущение присутствия, будто сам воздух слушает, как он пытается понять, есть ли он вообще.
Память возвращалась медленно, с усилием. Машина, дождь, свет фар, чужие голоса… потом резкий укол под сердцем — и всё оборвалось. Казалось, он просто заснул, но сна не было. Он не ощущал ни холода, ни тяжести, ни времени.
Он попытался открыть глаза, хотя не был уверен, есть ли глаза. Пространство вокруг словно откликнулось на его намерение. В темноте появилась слабая, почти прозрачная дымка, и из неё начали проступать очертания. Каменная поверхность под ногами, своды, уходящие куда-то вверх, мягкий, ниоткуда исходящий свет. Всё это возникало не сразу, а постепенно, будто само место просыпалось вместе с ним.
Он стоял посреди зала, если это можно было назвать залом. Камень был холодным, но холода он не чувствовал. Стены не имели углов, и всё вокруг казалось одновременно бесконечным и замкнутым. Михаил попробовал заговорить, но звук не разошёлся. Слова словно растворились в воздухе, оставив только лёгкое эхо, похожее на собственную мысль.
Он сделал шаг, потом второй. Каждый шаг отдавался глухим откликом под ногами, будто пространство проверяло его намерение двигаться. В глубине зала промелькнул слабый отсвет — не свет, а скорее движение тени. Он замер. Прислушался. Тишина оставалась прежней, но теперь в ней чувствовалось что-то ещё, едва заметное — присутствие.
Он не знал, где находится и как сюда попал, но странным образом страха не было. Только лёгкое недоумение и ощущение, что всё это уже когда-то было. Как будто память не забыла, а просто ждала, когда он вспомнит.
Михаил провёл рукой по камню, ощутив под пальцами гладкость, будто поверхность не выточена, а выросла сама. Ни надписей, ни символов, ни дверей. Лишь он и пространство, которое, казалось, дышит вместе с ним.
Он снова посмотрел в ту сторону, где мелькнула тень. Там было пусто. Только воздух дрогнул, и на миг показалось, что из глубины донёсся почти неслышимый звук — не голос, не шаг, а отголосок чужого присутствия.
Он хотел окликнуть, но не стал. Просто стоял, слушая тишину, которая была живой.
Он стоял в тишине и вдруг понял — вспоминает. Не как человек, а как тот, кто смотрит со стороны на собственную жизнь. Воспоминания приходили не по порядку, будто кто-то раскрывал перед ним книгу и листал её наугад.
Вот — осень. Сырая, хмурая, с запахом больничного коридора. Он сидит на скамейке у приёмного покоя, держит в руках пачку бумаг и думает, что надо бы позвонить жене. Но не звонит. Тогда они уже почти не разговаривали, и каждое слово между ними звучало, как отчёт, а не как забота.
Потом — лето. Он в форме, в машине, окно открыто, ветер тянет ворот рубахи. Водитель шутит, медсестра смеётся, и михаил тоже улыбается, но без радости. Просто потому, что так принято — не тащить за собой чужие смерти на следующий вызов.
Следом всплывает другой день, холодный, серый. Он стоит у двери чужой квартиры, а внизу, на лестнице, рыдает женщина. В комнате пахнет лекарствами, и на кровати лежит старик с открытыми глазами, уже не здесь. Михаил закрывает ему веки и впервые замечает, что руки его дрожат.
Всё это мелькало перед ним, как кадры старой плёнки. Лица, голоса, запахи, мгновения, неважные на первый взгляд, но теперь — единственное, что осталось.
Он увидел себя в юности: студент, ночное дежурство, первая смерть. Тогда он ещё верил, что каждая жизнь имеет смысл, что каждая смерть — случайность, которую можно предотвратить. Он долго потом молился, стоя в пустой ординаторской. Просил, чтобы бог помог ему быть достойным врачом. И, может быть, простил, если не получится.
А потом — мальчик.
Маленький, с испуганными глазами, губы посинели, дыхание рвётся. Михаил помнит, как держал его за руку, как прижимал ладонью крошечную грудь, как считал удары. Помнит, как медсестра тихо сказала:
