Пролог. Охотник и жертва
Наступила ночь, и пустыня превратилась в ледяной ад. Она простиралась от края до края — и до бесконечности, и путник уже отчаялся преодолеть ее. Ветер поднимал в воздух тучи песка. Путник сидел на подстилке из меха, обхватив руками колени, накрыв голову толстым капюшоном. Его глаза слезились.
Когда ветер стих, путник достал из-за пазухи потрепанную записную книжечку. Посветив фонарем, он написал в ней несколько слов.
Вдалеке мелькнул неяркий огонек — мелькнул и тут же пропал. Вздрогнув, путник достал из кармана куртки пистолет и направил ствол в темноту. Дыхание его участилось.
Огонек появился ближе. Человек в капюшоне молниеносно среагировал, и в затихшей пустыне прогремел выстрел.
Огонек померк. Путник бросился вперед и, пробежав несколько метров, остановился. Свет фонаря выхватил темнеющие на песке пятна крови. Неглубокие следы вели на восток. Путник выругался — ночью преследовать было слишком опасно. Он развернулся и побрел обратно к своему лагерю.
I
Артем очнулся от ночного кошмара и с силой потер глаза, чтобы туман сна растворился.
По улицам полиса разлилось удушающее утро. Артем подошел к окну. Вчерашний ураган оставил на подоконнике гору мелкого, раздражающего, лезущего во все щели песка.
Окружавшую город пустыню залил яркий солнечный свет. Застигнутые солнцем люди отдувались и старались поскорее забежать куда-нибудь, где можно было найти хоть какую-то тень. Артем представил, как сам минут через двадцать поспешит на работу, утопая каблуками в асфальте. К счастью, остановка находилась не так далеко от дома. Он вздохнул — наступало лето, а это значит, что скоро станет еще жарче.
Артем надел легкие белые штаны, рубашку с коротким рукавом и вышел из квартиры. Когда он поворачивал в замочной скважине ключ, в его мозгу родилось смутное чувство, и он не мог понять, откуда оно появилось и что значило. Будто он забыл нечто очень важное, но не мог вспомнить — что именно.
Из двери напротив высунулось бледное лицо Лизы. Она накинула на плечи потертый халат, который едва доходил ей до коленей. Худоба превращала ее в призрака. Она улыбнулась, и Артем, знавший Лизу столько лет, сразу почувствовал в ее улыбке взволнованность.
— Доброе утро, — сказала она.
— Доброе, — сказал Артем. — Что-то не так?
— Не то, чтобы, — сказала Лиза. — Зайдешь? На пару минут…
Артем прикинул, сколько времени оставалось до начала рабочего дня.
— Если только на пару минут, — сказал он, проходя вслед за Лизой в ее квартиру.
Он остановился на пороге, в двух шагах от нее. Лиза прикусила нижнюю губу.
— Скоро твои две минуты пройдут, — сказал Артем. — Либо говори сейчас, либо оставим до вечера.
— Мне нужно поговорить с тобой прямо сейчас, — сказала Лиза.
— Тогда говори, — сказал Артем, — не тяни время.
Руки Лизы теребили подол халата.
— Не знаю, с чего начать, — сказала она, убрав руки за спину. — Мне нужна твоя помощь.
— В чем?
— Обещай, что выполнишь мою просьбу, — сказала Лиза.
Она заглянула ему в глаза.
— Что-то случилось с твоим братом? — спросил Артем.
— Не то, чтобы случилось, но, — сказала она, — сегодня Антон должен был вместе с проводником передать брату еду и лекарства, но Антон заболел, и теперь его вовсю лихорадит. Пойти он не сможет.
— Ты хочешь, чтобы я сходил? — спросил Артем.
Лиза кивнула.
— Скажи, чтобы я точно знала.
Она положила руку ему на плечо и снова заглянула в глаза.
— Когда надо будет идти? — спросил Артем.
— Сегодня к полуночи.
— Получается, сегодня совсем не высплюсь, — сказал он. — А завтра у меня дежурство.
Лиза виновато улыбнулась.
— Извини, — сказала она.
— Где нужно будет встретиться с проводником? — спросил Артем.
— Возле городских ворот.
— Впрочем, там, где и всегда, — сказал Артем. — Хорошо… Предупреди его насчет меня.
Лиза кивнула.
— Спасибо, — сказала она.
— Придется снова нарушать комендантский час, — сказал Артем. — Ну, ничего…
После, попрощавшись с Лизой, он вышел на раскаленную улицу и пошел к стадиону. Улицы были пусты. По небу медленно проплывали облака — погода установилась безветренная.
Артем приблизился к стадиону, который находился в центре города. Здание неподалеку, бывшее в давние времена торговым центром, превратилось в казарму, где квартировалась городская гвардия. За казармой пролегало заросшее сорняком футбольное поле.
Артем подошел к старому ядовито-зеленому автобусу, стоящему перед входом на стадион. Возле закрытых дверей автобуса собралась толпа. Люди, отдуваясь, переминались с ноги на ногу. Очередь замыкали двое военных, одетых в блеклую зеленую форму.
Один солдат обернулся, заметив Артема:
— Наконец-то, — сказал он с раздражением, — каждый день одно и то же. Хоть один, но опоздает.
— Извините, — сказал Артем, опустив глаза.
— В строй! — крикнул солдат и быстро потерял к нему интерес.
Обогнув автобус, солдат подошел к водительской двери и несколько раз ударил по мягкому металлу, после чего вернулся к хвосту очереди. Двери открылись, и внутрь салона втекла толпа.
Артем зашел в автобус последним, и двери за ним с грохотом захлопнулись. Он прошел вглубь салона и присел на кресло возле ветеринара Елены — женщины средних лет, которая появлялась каждый день с новой замысловатой прической. Она улыбнулась и поприветствовала Артема.
— Сегодня особенно душно, — сказала она.
Она всегда начинала разговор с этой фразы. Ее родители, как она утверждала, были родом из Сибири, странного края, где всегда шел снег. Видимо, нелюбовь к теплу она переняла именно от них.
— Ничего, хорошо еще, что солнце спряталось, — сказал Артем.
— Надолго ли?
— Метеорологи обещают пасмурный день, — сказал Артем. — А там будет видно.
Автобус тронулся, закашляв некачественным топливом, и стал пробираться по грязным городским улицам. Вскоре, заскрипев тормозами, он остановился на контрольно-пропускном пункте. Артем взглянул на громадину стены, окружающую полис. После недолгой проверки городские ворота открылись, и автобус вкатился в трущобы.
Машина проплывала, подпрыгивая на кочках, мимо многоэтажек, стоящих в ряд, как строй застывших навсегда и превратившихся в камни солдат. Артем увидел, как на одном из балконов промелькнула хрупкая женская фигура и скрылась во тьме внутренностей дома.
— Как твое самочувствие? — спросила Елена. — Слышала, ты пережил тяжелейший грипп. Думала, у нас такие заболевания не водятся.
— Еще как водятся, оказывается, — сказал Артем. — Несколько дней била лихорадка, думал, как бы не отдать концы, но потом температура спала.
— Надо быть осторожнее, — сказала Елена. — Особенно, с нашей профессией. Никогда не знаешь, где ждать подвох. Сейчас-то все хорошо?
— Да, — ответил Артем. — Спасибо.
— Как там Лиза?
— По-прежнему, — сказал Артем. — Кажется, она никак не может отойти от смерти отца.
— Очень грустная история, — сказала Елена, сморщив маленький вздернутый нос. — Мне кажется, мы должны ей помочь…
— Я знаю, только не понимаю — как.
— Мы что-нибудь придумаем, — сказала Елена. — В последнее время… — она запнулась. — В последнее время нелюди все чаше нападают на нас. Ферму они чуть ли не каждую неделю атакуют… Ее отец доблестно сражался с ними в тот день.
— Вы правы, — сказал Артем.
— Хватит ли у нас сил и дальше отражать их набеги? — сказала она. — Их больше нас, и они становятся все более жестокими.
— Их тоже можно понять.
Автобус подскочил на кочке, и стоящий впереди солдат чуть было не упал и громко выругался.
— Они тоже не хотят умирать, — сказал Артем.
— Что? — лицо Елены выразило испуг. — Они — нелюди. О чем ты говоришь? — она мельком взглянула на солдата. — Нельзя говорить о таких вещах. Особенно здесь.
— Возможно, вы правы, — сказал Артем. — Лиза с трудом переживает кончину отца. А я не знаю, чем ей помочь.
— Будь рядом, — сказала Елена.
— Боюсь, этого мало.
— Этого никогда не бывает мало, поверь мне, мой дорогой.
Автобус проехал мимо широкого поля, и остановился возле ворот фермы. Как и любое другое сооружение, принадлежащее городу, ферма была огорожена высоким забором и охранялась гвардейцами.
— Моя остановка, — сказала Елена.
Артем увидел, как она под охраной гвардейца проходит ворота и оказывается на ферме. У гвардейца были впалые щеки и едкий взгляд.
Не хотелось бы к такому попасть на допрос, — подумал Артем. Откуда он взял, что гвардеец проводит допросы, неизвестно. Однако Артем легко смог представить его в антураже подвала городской службы безопасности — с засученными рукавами и кровожадным оскалом.
Когда-то давно он тоже хотел стать гвардейцем, но боялся оставаться наедине с оружием. Каждую ночь в казарме он засыпал со страхом того, что проснется от холода прижатого к виску ствола, что его указательный палец, не слушая никаких уговоров, нажмет на спусковой крючок. Кровь, разбрызганный по кафелю мозг. Что может быть отвратительнее?
Автобус развернулся. Артем уставился в окно, в котором проплывали скрюченные деревья. Потом опустил голову и положил ее на раскрытую ладонь. Голова задребезжала как заводная игрушка.
Через пять минут автобус, заскрипев тормозными колодками, медленно остановился. Перед Артемом в небо поднимался исполин нефтяной вышки. Артем вышел из автобуса и направился к себе в кабинет, располагавшийся в одноэтажке полувековой давности, где постоянно пахло протухшей капустой.
К нему бегом подскочил Ванька — все его называли здесь только так. Он был простой как валенок, забытый под кроватью и слежавшийся с комками пыли. Ванька был штатным поваром и постоянно находился при вышке — его дом в городе сгорел, и на его месте вскоре была построена церквушка. Поэтому жить Ваньке было особо негде, и он предпочел никогда больше не возвращаться в город.
— Здорово, Артемка, дорогой мой друг! — сказал Ванька.
Артем кивнул в ответ.
— Как твои дела? Что-то сегодня ты грустный какой-то. Все из-за той драки? Эх, — он употребил грязное словечко, — да ты не расстраивайся так, эх, да разве это того стоит?
