Оглавление

Глава первая: Инаковость

Дождь начинался исподтишка, как вор, крадущийся по крышам. Сначала это был едва уловимый запах влажной пыли и нагретой за день смолы, идущий от старой проселочной дороги. Потом в густой липовой листве над головой зашелестели невидимые ладони, и воздух, еще недавно густой и сладкий от цветущих луговых трав, стал резким, предгрозовым. Артем поднял голову, вслушиваясь в нарастающий шум. Он стоял на краю поля, за которым темнела стена леса. Не просто леса, а того самого — Смоленского перевала.

Его дед, человек старой закалки и невероятно твердых рук, никогда не называл это место просто «лесом». Для него оно всегда было «Перевалом». Не горным, конечно — здешние холмы были пологими, почти ласковыми. Перевалом между мирами. «Там, Артем, время не такое, как у нас, — говаривал он, вырезая из куска сосновой коры загадочную фигурку, похожую то ли на птицу, то ли на человека с крыльями. — Там оно стекает, как вода с крыши после дождя. Ручейками. И если ступить не в тот ручеек, можно уйти очень далеко. Дальше, чем в Америку».

Артем в детстве слушал эти истории с раскрытым ртом, представляя себе лес, где под каждым папоротником скрывается дверь в иное царство. С годами волшебство потускнело, сменившись прагматизмом студента-историка. Сказки деда стали просто фольклором, красивыми метафорами, которые он, уже взрослый, записывал в толстую тетрадь, больше из уважения к памяти старика, чем из веры в их реальность. Дед умер прошлой осенью, оставив ему в наследство не только небольшой домик на окраине деревни, но и все свои «инструменты» — странные резные фигурки, карты, нарисованные от руки на пожелтевшей бумаге, и ту самую, самую главную тайну — ключ к Перевалу.

Собственно, ключ был не металлическим, а скорее, знанием. Координатами. Местом, где, по словам деда, «пелена всего тоньше». Артем приехал сюда, в глушь Смоленской области, на майские праздники, под предлогом привести в порядок дом перед продажей. Но в глубине души он знал, что настоящая причина была в этом лесу. Ему нужны были доказательства. Не сказки, а что-то осязаемое. Камень с невиданными письменами, аномалия магнитного поля, странное растение — что угодно, что могло бы лечь в основу серьезной, академической работы по региональной мифологии.

Первые крупные капли упали ему на лицо, холодные и тяжелые. Пора было возвращаться. Он бросил последний взгляд на темнеющую чащу. Лес молчал, но в его молчании была какая-то напряженная, звенящая полнота, словно он был не скоплением деревьев, а живым, дышащим существом, которое наблюдает за ним и ждет.

Артем развернулся и почти бегом пошел по тропинке к деревне. Дождь хлестал все сильнее, превращая дорогу в поток жидкой грязи. Ветер рвал с деревьев молодые листья и швырял их ему под ноги. Он добежал до покосившегося домика с резными наличниками, когда небо окончательно разверзлось.

Войдя внутрь, он с облегчением захлопнул дверь, отгородившись от разбушевавшейся стихии. В доме пахло старым деревом, воском и травами — дед всегда сушил мяту и зверобой. Артем зажег керосиновую лампу — электричество здесь частенько пропадало во время грозы, — скинул промокшую куртку и подошел к окну.

Молния, ослепительно-белая, разрезала темноту, и на секунду он увидел искаженное лицо своего отражения в стекле, а за ним — бушующую черноту ночи. Гром грохнул почти сразу, оглушительно, словно где-то совсем рядом рухнуло огромное дерево. Лампа на столе вздрогнула, и свет ее заколебался, отбрасывая на стены пляшущие тени.

Именно в этот момент он его увидел.

Вспышка молнии была такой яркой, что осветила не только двор, но и край леса, метров за двести от дома. И там, между стволами вековых сосен, Артему показалась фигура. Высокая, прямая, неподвижная. Человек. Стоял и смотрел в сторону дома.

Сердце Артема екнуло. Кому могло понадобиться быть в такую погоду в лесу? Местные жители, практичные и суеверные, с наступлением темноты, а уж тем более грозы, предпочитали отсиживаться по домам. Охотник? Безружейный? Бредоген? Фигура казалась неестественно высокой и худой, почти тростниковой.

Он прильнул к стеклу, вглядываясь в кромешную тьму, ожидая новой вспышки. Прошла минута, другая. Гром продолжал греметь, но молнии прекратились. Артем почти убедил себя, что это была игра света и тени, порождение усталости и разыгравшегося воображения. Но тревога, острая и холодная, уже поселилась где-то под ложечкой.

Он отошел от окна, решив разжечь печку. Холод пробирал до костей. Возясь с дровами и бумагой, он не мог отделаться от ощущения, что за ним наблюдают. Спина была напряжена. Он ругал себя за глупость — взрослый мужчина, историк, боится теней.

Внезапно скрипнула дверь. Не громко, не так, как ее захлопывает ветер, а тихо, словно кто-то осторожно попытался приоткрыть ее. Артем замер с поленом в руке. Сердце застучало как сумасшедшее. Он медленно повернулся.

Дверь была закрыта на щеколду. Никого.

«Спички, — сказал он себе вслух, чтобы заглушить внутреннюю панику. — Нужно просто зажечь спички и растопить печь».

Он потянулся к коробке на каминной полке. И тут его взгляд упал на пол возле порога. Из-под двери медленно расползалось темное, мокрое пятно. Вода. Просто дождевая вода, занесенная ветром, логично предположил разум. Но что-то заставило его подойти ближе.

Он наклонился. Пятно было не просто мокрым. Оно было черным, густым, и от него исходил запах. Не запах свежего дождя и мокрой земли, а что-то совсем иное. Сладковатый, тяжелый, почти осязаемый аромат прелых листьев, старой, многовековой пыли и… чего-то еще. Чего-то, что он не мог определить, но что вызывало стойкое ощущение древности, заброшенности, чего-то глубоко чужого.

Артем выпрямился, и в этот момент щеколда на двери дрогнула. Металлическая скоба, в которую она входила, издала короткий, визгливый звук. Кто-то или что-то снаружи надавило на дверь.

«Кто там?» — крикнул Артем, и его голос прозвучал неестественно громко в маленьком помещении.

Ответом был только вой ветра. Но давление на дверь не ослабевало. Дерево слегка прогнулось, и щеколда, толстая, железная, вырезанная дедом из цельного куска металла, снова сдвинулась. Еще на миллиметр.

Артем отступил на шаг. Страх, который он пытался подавить, накрыл его с головой. Это был уже не страх перед непогодой или незваным гостем. Это было что-то первобытное, животное. Ощущение, что по ту сторону двери находится не человек.

Он оглянулся в поисках чего-то, что можно использовать как оружие. В углу стоял тяжелый пестик для толчения в ступе сухих трав. Артем схватил его. Холодный, неровный камень хорошо лег в его ладонь.

Щеколда сдвинулась еще сильнее. Вот-вот она должна была выскочить из скобы.

И вдруг все стихло. Ветер словно выдохся, давление на дверь прекратилось. Слышен стал только ровный шум дождя по крыше. Артем стоял, не двигаясь, сжимая в потной ладони пестик, и прислушивался. Ничего. Тишина.

Прошло пять минут, десять. Никаких звуков снаружи не доносилос