Проблемы социализации и гуманизации гражданского законодательства России. Монография
Қосымшада ыңғайлырақҚосымшаны жүктеуге арналған QRRuStore · Samsung Galaxy Store
Huawei AppGallery · Xiaomi GetApps

автордың кітабын онлайн тегін оқу  Проблемы социализации и гуманизации гражданского законодательства России. Монография

Е. В. Богданов

Проблемы социализации и гуманизации гражданского законодательства России

Монография



Информация о книге

УДК 347

ББК 67.404

Б73


Автор:

Богданов Е. В., доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры гражданско-правовых дисциплин Российского экономического университета имени Г. В. Плеханова.


В монографии исследованы общетеоретические проблемы социализации и гуманизации российского гражданского законодательства: понятие, содержание и соотношение указанных категорий, а также ряд других вопросов, в частности мировоззрения индивидуализма и коллективизма как основы формирования гражданского законодательства; гуманизм как начало российского гражданского законодательства; проблемы формирования в России солидарного общества и др. Рассмотрены проблемы социализации и гуманизации вещного права собственности и права интеллектуальной собственности, социализации договорного права и гражданско-правовой ответственности.

Законодательство приведено по состоянию на 1 апреля 2023 г.

Книга рассчитана на преподавателей, аспирантов, студентов юридических вузов и практических работников.


УДК 347

ББК 67.404

© Богданов Е. В., 2023

© ООО «Проспект», 2023

ВВЕДЕНИЕ

Гражданское законодательство, как и любое другое, принимается государством с целью регулирования общественных отношений. И здесь идеалом, конечно, будет ситуация, когда законодательство будет полностью адекватным соответствующим общественным отношениям, но это очень трудная задача для законодателя. Законодательство не может опережать общественные отношения, ну а с учетом теоретических да и технических трудностей, возникающих в процессе принятия законодательного акта, нередко получается так, что ­какие-то положения закона уже не вполне соответствуют общественным отношениям, поскольку они уже ушли вперед. В этой связи весьма важно знать и о предполагаемых тенденциях в развитии общества и о направлениях развития законодательства.

Ученые-­правоведы посвящают свои работы исследованию не только содержания правовых понятий, институтов и др., но и соотношения их развития с развитием общества, общественных отношений. Корни права, утверждал Ю. С. Гамбаров, лежат во внешнем к нему мире, и поэтому его критерий может быть извлечен лишь из этого мира, а не из самого права, которое только регулирует социальные отношения, но не объясняет, почему и для чего оно регулирует их так, а не иначе. Это можно найти только в окружающей и производящей право среде, но никак не в самом праве1.

О характеристике российского государства можно судить по двум, на наш взгляд, основным положениям — это ст. 2 и ст. 7 Конституции России. Согласно ст. 7 Конституции Россия является социальным государством, политика которого должна быть направлена на удовлетворение потребностей своих граждан. Данное положение свидетельствует о социальном характере государства, и поэтому законодательство, регулирующее общественные отношения в таком государстве, должно быть в должной мере социализированными, и, таким образом, одним из направлений развития и совершенствования гражданского законодательства является его социализация.

Согласно ст. 2 Конституции России человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина — обязанность государства. Это положение Конституции говорит уже о гуманном характере государства, что обусловливает важность гуманизации законодательства, что свидетельствует о еще об одном направлении развития и совершенствования гражданского законодательства — его гуманизации.

Основным правовым средством социализации и гуманизации гражданского законодательства является предоставление участникам правоотношений ­каких-либо дополнительных объемов свободы поведения, следовательно, дополнительных возможностей осуществления своих прав по сравнению с другими гражданами, которые не имеют такой свободы и, соответственно, возможностей, или, наоборот ограничения этой свободы или даже ее исключения в интересах других лиц, что можно продемонстрировать следующими примерами.

Так, требовать предоставления жилых помещений в пользование по договору социального найма вправе только нуждающиеся в жилище малоимущие или иные лица, указанные в законе, но не все остальные, нуждающиеся в жилище граждане, за которыми соответствующая свобода не признана.

Иногда некоторые субъекты наделяются дополнительными обязанностями, то есть свобода их поведения ограничена. Например, согласно п. 1 ст. 621 ГК РФ, если арендодатель отказал арендатору в заключении договора на новый срок, но в течение года со дня истечения срока договора с ним заключил договор аренды с другим лицом, арендатор вправе по своему выбору потребовать в суде перевода на себя прав и обязанностей по заключенному договору и возмещения убытков, причиненных отказом возобновить с ним договор аренды, либо только возмещения таких убытков. Таким образом, свобода арендодателя ограничена.

Ограничение свободы субъекта может иметь самые различные варианты, вплоть до полного ее исключения. Так, лицо, осуществляющее предпринимательскую или иную приносящую доход деятельность по продаже товаров, выполнению работ или оказанию услуг должно заключить соответствующий договор в отношении каждого, кто к нему обратиться, то есть оно не свободно в том, чтобы не заключать договор. В этом случае свободой обладает только соответствующий субъект (ст. 426 ГК РФ).

В монографии будут проанализированы понятия социализации и гуманизации, их соотношение, а также особенности их проявления на примере ряда гражданско-­правовых институтов.

[1] Гамбаров Ю. С. Гражданское право. Общая часть. М., 2003. С. 24.

Глава 1. ОБЩЕТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛИЗАЦИИ И ГУМАНИЗАЦИИ ГРАЖДАНСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА РОССИИ

1.1. Понятие, содержание и соотношение категорий социализации и гуманизации гражданского законодательства

Социализация законодательства, как и его гуманизация, не могла возникнуть вне связи с правом, обособленно от него. Законотворчество, социализация права и его гуманизация, по общему правилу, — это триединый процесс, но с различной скоростью воплощения в праве. Указанные процессы могут протекать не синхронно, поскольку неравномерно само развитие общества. На ранних этапах существования человечества, когда природный коллективизм самым существенным образом стал тесниться индивидуализмом2, все эти метаморфозы общества находили отражение в законодательстве, а социализация и гуманизация законодательства в целом ряде случаев запаздывала или вообще практически не учитывалась. В обществе, основывающемся на индивидуализме, социализация была менее востребована, в известной мере учитывалась гуманизация, а вот при коллективизме пришло время социализации.

В настоящее время в момент принятия законодательного акта решаются вопросы и социализации, и гуманизации. Право как регулятор поведения всегда ориентировано на общество, на людей. Без этого оно никому не нужно. Поэтому при принятии акта, с одной стороны, всегда решается вопрос, чтобы принимаемый акт не встретил отторжения большинства членов общества, да и самого общества, а с другой, чтобы люди почувствовали хотя бы некоторые улучшения как своих жизненных условий (социализация), так и улучшения в плане своего личного положения в обществе (гуманизация). Социализация означает ориентированность законодательства на улучшение социально-­экономического положения гражданина; гуманизация предполагает более полное и всестороннее признание достойного положения человека и гражданина в обществе и государстве. Осуществляя социализацию и гуманизацию законодательства, государство тем самым проявляет заботу о социальном самочувствии как членов общества, так и самого общества. При этом нормы права, отвечающие за социализацию и гуманизацию, не могут действовать без взаимосвязи: нельзя обеспечить достойную жизнь гражданина, как того требуют правила ст. 7 Конституции России, без признания ценности каждого человека, его прав и свобод; и в то же время положение человека в обществе как личности зависит от экономических условий проживания. Так ли уж были неправы классики марксизма-­ленинизма, утверждавшие, что человек должен есть, пить, иметь жилище и одеваться, прежде чем он будет в состоянии заниматься политикой, наукой, искусством, религией и др.?

Социализация гражданского законодательства не может быть осуществлена без его гуманизации. Сама по себе, без человека, социализация обществу не нужна. А гуманизация без социализации вообще невозможна, поскольку без создания достойных человека экономических условий проживания говорить о человеке как высшей ценности по меньшей мере неуместно. Следовательно, социализация интегрирована в гуманизацию и наоборот. В качестве примера такой одновременной социализации и гуманизации можно привести введение в гражданское право принципа добросовестности как одного из наиболее общих и важных положений гражданского права. Данный принцип, прежде всего, направлен на укрепление нравственных начал гражданско-­правового регулирования. Никакой орган в России или должностное лицо, кроме суда, не будут правомочны решать вопрос о добросовестности, а следовательно, о нравственности участника гражданского оборота. Применительно к изложенному заслуживает внимания позиция Е. Е. Богдановой: «В связи с конструированием в гражданском законодательстве принципа добросовестности неизбежно изменится назначение суда и судебной системы в целом. Суд — это уже не только орган правосудия, но и орган, моделирующий нравственные устои общества. Именно суд своим решением от имени государства будет определять, что нравственно, а что безнравственно в Российской Федерации»3.

Добросовестность участника гражданского правоотношения во многих случаях подлежит обязательному учету, и от того, является ли субъект добросовестным или недобросовестным, будет зависеть решение вопроса о защите права соответствующего лица или, наоборот, об отказе в такой защите. Так, решение вопроса об удовлетворении иска собственника об виндикации его имущества из чужого незаконного владения зависит от добросовестности или недобросовестности приобретателя этого имущества. При этом сам факт незаконного владения приобретателем данным имуществом во внимание не принимается. Если приобретатель имущества был недобросовестным, права собственника подлежат защите. Если же наоборот, приобретатель был добросовестным, то истребование у него имущества возможно лишь в случаях, предусмотренных законом (ст. 302 ГК РФ). В итоге лицо, неправомерно, но добросовестно завладевшее чужим имуществом, может приобрести на него право собственности.

Добросовестность участников гражданских правоотношений принимается во внимание, в частности, при осуществлении субъективного права, в этом случае недобросовестное поведение лица квалифицируется как злоупотребление правом (ст. 10 ГК РФ); добросовестность соответствующего субъекта подлежит учету в случае приобретения в собственность имущества по приобретательной давности (ст. 234 ГК РФ); при заключении договоров (ст. 434.1 ГК РФ); при исполнении обязательств и в целом ряде других случаев. Таким образом, от отношения участника гражданского правоотношения к нравственным ценностям общества будет зависеть судьба его имущественных интересов, и тем самым, с одной стороны, проявляется гуманизация права, а с другой — его социализация.

Все большее значение для общества приобретает принцип справедливости, который получил закрепление как в ряде норм права, так и на практике. И общество в целом, и отдельные граждане остро реагируют на несправедливое отношение к ним, на несправедливость соответствующих решений, что имеет важное значение для формирования мировоззрения граждан. Особенно остро принцип справедливости необходим в вопросах ответственности. Д. Е. Богданов пишет, что ответственность может соответствовать идеалам справедливости, и ее можно квалифицировать как справедливую ответственность, и, наоборот, не соответствовать идеалам справедливости, и такая ответственность представляется членам общества несправедливой4. Если несправедливость не искоренить, если не обеспечить наиболее полный учет принципа справедливости в жизни общества, построение гражданского общества останется недостижимой идеей.

Социализация и гуманизация законодательства усматривается, например, в том, что не допускается совершение сделок в обход закона; установление ограничений в дееспособности в связи с пристрастием к азартным играм; в запрете применения последствий недействительности сделок, если их применение будет противоречить основам правопорядка и нравственности и др. Следует также отметить, что количество императивных норм в гражданском законодательстве значительно превышает число норм диспозитивных, что свидетельствует о социализации гражданского законодательства.

Гражданское законодательство закрепляет многие права и свободы граждан, регулирует отношения, связанные с их возникновением, осуществлением и защитой. Именно в гражданском законодательстве закреплена способность граждан быть субъектами гражданских правоотношений и своими действиями приобретать права и нести обязанности. Получили законодательное признание такие категории, как честь, достоинство, деловая репутация граждан, а также их жизнь, здоровье и личная неприкосновенность, личная и семейная тайна, право на имя и др. Личные неимущественные отношения в полном объеме были включены в предмет гражданско-­правового регулирования.

Вместе с тем анализ законодательства показывает, что наряду с тенденциями социализации и гуманизации находят проявление противоположные им тенденции десоциализации и дегуманизации гражданского законодательства. В ряде случаев данные проблемы становятся предметом острых дискуссий в науке. Так, в Концепции совершенствования гражданского законодательства предполагалось установить размер уставного капитала для обществ с ограниченной ответственностью в сумме не менее 1 млн руб. (22–25 тыс. евро), а для акционерных обществ — в сумме не менее 2 млн руб. (45–50 тыс. евро). Данное предложение обосновывалось необходимостью обеспечения гарантиями кредиторов названных юридических лиц. И, казалось бы, это предложение весьма представительного научного коллектива актуально и нуждается в поддержке. Однако это привело бы к тому, что значительная часть российских граждан в связи с отсутствием у них соответствующих средств была бы лишена возможности создания хозяйственных обществ. Сторонники резкого увеличения размеров уставного капитала хозяйственных обществ, отстаивая свои предложения, утверждали при этом, что в связи с отсутствием необходимых средств граждане могут заниматься предпринимательской деятельностью, получив статус индивидуального предпринимателя или создав производственный кооператив.

Однако индивидуальная предпринимательская деятельность предполагает полную ответственность своим имуществом, тогда как участники хозяйственных обществ ответственность за деятельность общества не несут. Они рискуют лишь своим вкладом в уставный капитал общества.

Для создания производственного кооператива требуется не менее пяти единомышленников, что также может оказаться весьма затруднительным обстоятельством, к тому же члены производственного кооператива несут субсидиарную ответственность своим имуществом по долгам кооператива.

Различие в правовом положении участников хозяйственных обществ и индивидуальных предпринимателей, а также членов производственных кооперативов, хотя бы в вопросах ответственности, настолько очевидно, что комментариев не требуется. Если бы соответствующие положения Концепции были бы приняты, то гражданское законодательство дифференцировало бы участников гражданского оборота по имущественному признаку, чем были бы нарушены требования ст. 19 Конституции РФ о равенстве граждан независимо от их имущественного положения и, кроме того, граждане были бы явно ущемлены в своем социально-­экономическом и гуманитарном положении. Следовательно, была бы осуществлена десоциализация и дегуманизация гражданского законодательства.

Как еще одно проявление десоциализации и дегуманизации гражданского законодательства следует рассматривать предложения об отказе от права хозяйственного ведения имуществом, находящимся в государственной и муниципальной собственности, и признание лишь права оперативного управления. Данным приемом ликвидируется целый класс государственных и муниципальных предприятий, основывающих свою хозяйственную деятельность именно на праве хозяйственного ведения и производящих товары, выполняющих работы и оказывающих услуги.

Действительная цель такого нововведения заключается в старом как мир требовании либералов об исключении государства из экономики. Так что предложения ряда цивилистов об отказе от права хозяйственного ведения есть в действительности чисто либеральная позиция. Правда, предлагается реформировать государственные и муниципальные предприятия на праве хозяйственного ведения в акционерные общества со 100-процентным государственным участием. При этом ряд цивилистов пытаются доказать, что в действительности все останется, как и было и почти ничего не изменится, но если это так, то к чему тогда затевать эту весьма дорогостоящую и грозящую социальными проблемами процедуру.

Государственное или муниципальное предприятие и акционерное общество пусть со 100-процентным (пока) участием государства — это далеко не одно и то же. Государственные и муниципальные предприятия на праве хозяйственного ведения — это основа производительного государственного сектора экономики, они, как говорится, могут по первому требованию откликнуться на нужды государства, что особенно важно в сложной политической ситуации в мире и проведении специальной военной операции.

В то же время акционерные общества в любой форме — это частные хозяйственные структуры со всеми вытекающими последствиями, для которых главный интерес — это прибыль. Кроме того, Российская Федерация — это социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека. Если государственный сектор экономики будет стремительно сокращаться в результате указанного выше акционирования, то государству придется перекладывать на частный сектор выполнение своих обязательств по обеспечению достойной жизни граждан. Однако, во-первых, такое решение будет противоречить конституции, поскольку граждане, голосуя за конституцию, имели в виду нынешнюю редакцию ст. 7 Конституцию РФ и поэтому справедливо полагали и полагают, что не частные лавочки, а государство будет обеспечивать им достойную жизнь. Во-вторых, отечественная практика свидетельствует о том, что частный сектор, озабоченный своими прибылями, весьма часто не в состоянии обеспечить население качественными товарами, работами, услугами. Здесь просто необходимо участие государственных и муниципальных структур, хотя бы в интересах конкуренции.

Следует отметить еще одну существенную деталь при акционировании государственных и муниципальных предприятий. Трудовые отношения работников этих предприятий, пока они государственные или муниципальные, регулируются строго Трудовым кодексом России, а на частных предприятиях данный кодекс не в почете, и страдают от этого, прежде всего, наемные работники.

Десоциализация и дегуманизация гражданского законодательства может происходить также в форме отказа от законодательного регулирования отношений, которые давно уже стали представлять проблему для российского общества. Так, в Концепции говорилось о необходимости серьезного совершенствования главы 8 ГК РФ путем ее дополнения развернутой системой детальных правовых норм, имеющих целью регулирование и защиту конкретных видов нематериальных благ, и личных неимущественных прав граждан. Однако, к сожалению, эти положения Концепции до настоящего времени так и не нашли законодательного оформления. Видимо, содержание таких прав граждан, как право на жизнь, на устранение опасности, на охрану здоровья и на тайну о состоянии здоровья, на безопасную для жизни и здоровья окружающую среду, на индивидуальность, на личную свободу и свободу передвижения и др. для законодателя представляют меньший интерес, чем регулирование имущественных прав. Для того, чтобы в корне изменить ситуацию и простимулировать законодателя к тому, чтобы надлежащим образом урегулировать, кроме имущественных отношений, также и личные неимущественные отношения следует изменить саму парадигму предмета гражданско-­правового регулирования. В ст. 2 ГК РФ на первом месте указать личные неимущественные отношения, а имущественные отношения поставить на второе место5.

Есть еще одна проблема, которая не очень активно обсуждается в литературе, но это не преуменьшает ее важности — в науке гражданского права время от времени актуализируется вопрос о возможности признания человека в качестве объекта прав. В одних случаях авторы прямо утверждали или утверждают об этом, в других — такой вывод вытекает из авторского текста. В частности, Г. Ф. Шершеневич считал, что право обеспечивает, сверх материальных, также и нравственные интересы, содержащиеся в семейных отношениях, и в этом случае объектом права являются сами лица, жена, дети, опекаемые6.

Схожую позицию занимал Е. Н. Трубецкой, полагавший, что «предметами, а следовательно, и объектами права могут быть, во-первых, предметы вещественного мира — вещи; во-вторых, действия лица и, наконец, само лицо»7.

Д. И. Мейер следующим образом охарактеризовал сущность юридических правил, определяющих отношения между супругами: «Существо этих правил заключается в праве власти мужа над лицом жены — власти, которую законодательство ставит даже выше родительской, т. е. в случае столкновения права власти мужа с правом власти родителя законодательство право власти мужа признает сильнейшим. По праву власти муж может требовать повиновения тем или другим его приказаниям… в особенности же вправе требовать, чтобы жена находилась при нем, в его квартире, и без воли его она не может даже временно пребывать в другом месте»8.

Вместе с тем следует отметить, что некоторые исследователи, признававшие человека объектом правоотношения, отрицали его квалификацию в качестве вещи. В частности, Е. Н. Трубецкой утверждал, что «современное право… не допускает такого господства, при котором одно лицо низводится на степень вещи и средства для цели другого лица»9.

Правовая позиция указанных и целого ряда других исследователей сформировалась под влиянием иностранных ученых и, прежде всего, германских, в частности, Ю. Барона, полагавшего, что «право в субъективном смысле… — это господство, которым определенное лицо (или несколько лиц) обладают по отношению к определенному предмету в целях удовлетворения своих интересов… Все предметы права в субъективном смысле — это лица и вещи»10.

Столь единодушное мнение ученых юристов о причислении личности человека к объектам права основывалось на философии И. Канта. В. А. Лапач в этой связи писал, что идея И. Канта о вещно-­личном праве ограничивалась всего тремя специальными субъектами и соответственно тремя «предметами» права: мужчина приобретает женщину, чета приобретает детей, а семья — прислугу. Сообразно каждому из этих «приобретений» И. Кант постулировал соответствующее субъективное право (брачное, родительское, право хозяина дома) и утверждал, что все эти предметы приобретений неотчуждаемы, и право их владельца есть самое личное право11.

Высказанные позиции относились к прошлому времени и суждения ученых, в которых бы авторы вновь рассуждали о человеке как объекте прав, как будто остались в прошлом, однако это не так. В частности, В. А. Витушко пишет: «К объектам права также относят личность человека»12.

В. А. Белов о правосубъектности человека пишет следующее: «Субстратом всякого субъекта права является его волевая деятельность, имеющая юридическое значение, а вовсе не физическая природа, организационное единство, целевое имущество. Далеко не каждый человек — субъект права, далеко не всякая организация — юридическая личность. Субъект права — это лицо, которое замечается правом, имеет юридическое значение, а происходит это только тогда, когда это лицо осуществляет юридически значимую деятельность»13.

Если с этих позиций рассматривать правовое положение новорожденного ребенка, то, поскольку он явно не участвует в ­какой-либо осмысленной деятельности, он не будет субъектом права? И потому не может быть субъектом права собственности, участвовать в наследственных отношениях и т. д.? Когда медицинские работники передают матери новорожденного ребенка, они передают его как субъекта права? Если, по В. А. Белову, не как субъекта права, тогда в качестве кого или чего: вещи — объекта права?

Следует привести еще одно не менее оригинальное суждение, характеризующее положение человека. М. Н. Малеина пишет, что «субъектом биоэнергетического воздействия является физическое лицо. До сих пор в теории гражданского права разграничивались понятия источника повышенной опасности и субъекта, осуществляющего правомочия по его владению. В рассматриваемых случаях — анализ накопленных фактов это показывает — указанные понятия могут совпадать, поскольку способности (качества) человека при определенных условиях бывают иногда вредоносными и опасными»14.

Однако к источнику повышенной опасности относится деятельность физических и юридических лиц, связанная с использованием некоторых предметов материального мира, не подпадающих под полный контроль человека: транспортные механизмы, взрывчатые вещества, сильнодействующие яды и т. п., т. е. это все вещи. Утверждая же, что человека также следует квалифицировать в качестве источника повышенной опасности, М. Н. Малеина вольно или невольно доказывает, что человек также является вещью, следовательно, может быть признан не субъектом, а объектом права.

Из множества мнений в литературе, в которых авторы в той или иной степени рассуждают о человеке как объекте правоотношений, необходимо выделить позицию С. С. Алексеева: «Как бы ни прикрывался людской субстрат предприятия или коммерческого общества термином “персонал”, все же при более детальном анализе оказывается, что в круг объектов права собственности в данном случае входит человек. И, стало быть, полное господство, власть, характерные для собственности, могут распространяться в предприятиях и коммерческих обществах не только на вещи, но и на людей»15. Это отбрасывает характерный для собственности действующий правопорядок по ряду позиций далеко назад — в эпохи, когда человек мог быть поставлен в один ряд с вещами, «говорящими инструментами», т. е. в эпохи наемного рабства16.

Таким образом, есть основания полагать, что как в литературе, так и в законодательстве проявилась тенденция объективации человека в праве, признания его не только субъектом, но и объектом права. И в этой связи есть необходимость проанализировать действующее законодательство на предмет наличия в нем норм права, которые могли бы послужить неким свидетельством такой тенденции. На наш взгляд, это прежде всего нормы, допускающие суррогатное материнство, т. е. вынашивание ребенка женщиной по заказу других лиц и передачу им рожденного ею ребенка. При этом могут использоваться генетические материалы как супругов-­заказчиков, так и других лиц (анонимных доноров), а также самой суррогатной матери. Даже в том случае, когда используется генетический материал только супругов-­заказчиков, формирование плода, полное обеспечение его жизнедеятельности будет обеспечиваться вынашивающей матерью, так как все необходимое для ребенка поступает от суррогатной матери. Можно ли в этом случае утверждать, что между суррогатной матерью и рожденным ею ребенком отсутствует кровное родство? Какова же цель вынашивания ребенка суррогатной матерью? Вопрос вроде бы неуместен: для передачи заказчикам или даже заказчику. А. А. Пестрикова так и пишет, что суррогатное материнство является процессом искусственного оплодотворения, вынашивания и рождения ребенка женщиной (суррогатной матерью) с целью передачи ребенка нареченным родителям на основании договора17. Можно к этому добавить, что передача ребенка осуществляется посредством вручения, так сказать, из рук в руки. Если же учесть, что в России практически все договоры о суррогатном материнстве являются платными, предусматривающими, кроме оплаты вынашивающей матери расходов на питание, медицинское обслуживание, одежду и т. п., еще и вознаграждение за сам факт рождения ребенка для заказчиков и его передачу им, то напрашивается логичный вывод: ребенок в данном случае является живым товаром (объектом права). Не потому ли суррогатное материнство запрещено как таковое в Германии и Франции? В Греции, Нидерландах, Норвегии, Испании и в ряде других стран запрещено коммерческое суррогатное материнство.

В России коммерческое суррогатное материнство практически не знает ­каких-либо ограничений, кроме чисто медицинских. При этом многие авторы не усматривают ничего предосудительного в вынашивании и передаче ребенка за деньги, объясняя эти отношения как оказание услуг на основании договора. Тем самым придумано некое юридическое обрамление объективации человека в праве.

Существенные элементы объективации человека содержатся в спортивном законодательстве, допускающем переход спортсмена из клуба в клуб с осуществлением между клубами соответствующих денежных выплат, до выплаты которых спортсмен на вправе выступать за новый клуб. Клубы также вправе производить обмен спортсменами, при этом согласие самих спортсменов не требуется. Сами спортсмены не вправе оспаривать такой обмен. Таким образом, на весь период пребывания спортсмена в клубе он лишен возможности самостоятельно определять свою спортивную судьбу, поскольку находится во власти руководства клуба.

Еще одним направлением объективации человека является внедрение в практику деятельности предпринимательских структур договоров о предоставлении персонала, так называемые договоры аутсорсинга. Суть отношений заключается в том, что организация заключает трудовые договоры с работниками, но работу, обусловленную трудовым договором, соответствующее рабочее место, оборудование, инструмент и т. д. — все это будет предоставлено другой организацией, которой по заключенному договору работодатель передаст нанятых работников. По сути, такие работники являются объектами права, а не субъектами. В. И. Казанцев в этой связи пишет: «Формально считается, что в данном правоотношении объектом являются не сами работники, а услуги, которая одна организация предоставляет другой… Однако фактически такие сделки имеют своим объектом именно людей»18.

Можно привести еще ряд примеров, когда человек является не субъектом, а объектом права.

Таким образом, человек, являющийся в соответствии со ст. 2 Конституции России высшей ценностью, в ряде случаев оказывается в роли не субъекта, а объекта права. Естественно, что с позиции гуманизации законодательства здесь усматривается серьезная проблема. О месте и роли человека в обществе рассуждают многие представители общественных наук, но основные позиции в данном вопросе занимают философы и, прежде всего, представители философской антропологии. Знание суждений этих ученых необходимо для выявления причин объективации человека в праве, установления пределов допустимости данного явления, а также для того, чтобы определиться с перспективами человека в будущем: какова будет тенденция в плане объективации человека. Для достижения поставленных целей предметом анализа не является проблема субъект-­объектной оппозиции в теории познания, поскольку она была успешно решена основоположниками диалектического материализма: познающий субъект является в то же время и объектом познания. Познавая окружающий мир, человек познает и самого себя, как часть этой природы19. Интересно другое: как в философии, точнее, в той ее составляющей, объектом исследования которой является сам человек, — в философской антропологии философы высказываются о роли и месте человека в обществе и природе, перспективах человека, возможности (если буквально) расценивать человека как товар, предмет соглашения, предмет сделки. Когда человек в той или иной мере становится объектом прав и обязанностей других лиц. Нет необходимости говорить, что человек признавался товаром (вещью) в рабовладельческом и феодальном обществе. Вопрос в том, как эта проблема решается в современном обществе и что можно ожидать в будущем.

Применительно к капиталистическому обществу К. Маркс писал, что рабочий становится тем более дешевым товаром, чем больше товара он создает. В прямом соответствии с ростом стоимости мира вещей растет обесценивание человеческого мира. Труд производит не только товары; он производит самого себя и рабочего как товар20. Отношения между людьми принимают вид отношений между вещами, и потому человек вынужден продавать свои способности, вследствие чего он духовно и физически обесчеловечивается и превращается в ­человеко-­товар21.

К. Маркс также утверждал: «Труд, будучи сам по себе товаром, измеряется в качестве такового количеством того труда, который необходим для производства ­труда-­товара. А что нужно для производства ­труда-­товара? Для этого нужно иметь то рабочее время, которое затрачивается для производства предметов, необходимых для непрерывного поддержания труда, т. е. для предоставления работнику возможности жить и воспроизводить свою расу. Естественная цена труда есть не что иное, как минимум заработной платы. Если рыночная цена заработной платы поднимается выше ее естественной цены, то случается это именно потому, что закон стоимости… находит свой противовес в колебаниях отношения спроса к предложению. Но минимум заработной платы остается тем не менее центром, к которому тяготеют рыночные цены заработной платы. Таким образом, измеряемая рабочим временем относительная стоимость роковым образом оказывается формулой современного рабства работника…»22

К. Маркс и Ф. Энгельс вместе с тем полагали, что товарность работника может быть преодолена только в связи с упразднением частной собственности23. Таким образом, К. Маркс и Ф Энгельс, признавая товарность человека, т. е. его объективацию, вместе с тем обосновывали пути ее преодоления.

Современные философы также признают товарность человека в современном обществе. В частности, Э. Фромм считал, что живое существо становится товаром на «рынке личностей». Человека не заботит ни его жизнь, ни его счастье, а лишь то, насколько он годится для продажи. Цель рыночного характера — полнейшая адаптация, чтобы быть нужным, сохранить спрос на себя при всех условиях24. По мнению Э. Фромма, «для рыночной личности весь мир превращен в предмет купли-­продажи — не только вещи, но и сам человек, его физическая сила, ловкость, знания, умения, навыки, мнения, чувства и даже улыбка»25.

Ряд других известных философов также в той или иной степени рассуждают об объективации человека. Например, Г. П. Щедровицкий, говоря о личности человека, утверждал, что «главное мошенничество — это идея человека с его психикой, а второе мошенничество — это идея субъекта»26.

М. Фуко в своих рассуждениях о сути человека явно «превзошел» позиции указанных выше Э. Фромма и Г. П. Щедровицкого, в частности, он пишет: «Всем тем, кто еще хочет говорить о человеке, его царстве и освобождении, всем тем, кто еще ставит вопросы о том, что такое человек в его сути, всем тем, кто хочет исходить из человека в своем поиске истины… всем этим несуразностям и нелепым формам рефлексии можно противопоставить лишь философический смех… В наши дни мыслить можно лишь в пустом пространстве, где уже нет человека»27.

Э. С. Демиденко полагает, что «искусственность человеческой личности становится таким же повседневным явлением, как искусственность окружающего нас урбанизированного мира»28. По мнению В. А. Щурова, «человек постепенно упрощается по образу и подобию машины: лишними становятся в этом мире чувствительность, гуманность, лиричность, сердечность, целомудрие, чуткость, пылкость и т. п., ибо все это не нужно в общении с машиной… Тонкая ткань человечности распадается, остаются лишь простые грубые машинно-­технологические отношения29.

Тенденции социализации и гуманизации гражданского законодательства представляют основные направления развития гражданского законодательства. Однако возникает вопрос о причинах порази­тельной живучести десоциализации и дегуманизации в российском гражданском праве. На наш взгляд, это можно объяснить тем, что российская цивилистика гораздо в большей степени, чем необходимо, продолжает ориентироваться на ценности и идеи римского частного права. Не отсюда ли существование в цивилистической доктрине России обоснование гражданского права как исключительно частного права или практически как частного права (ряд авторов в последнем случае допускают незначительные оговорки о некоторой публичной составляющей гражданского права России). Не отстает ли наша доктрина в этом вопросе?

Необходимость отделения от римского частного права почувствовали в конце ХIХ — начале ХХ века. Как отмечал Н. А. Гредескул, «еще Гейне, со свой­ственным ему остроумием назвал ­где-то римское право “библией эгоизма”. И эта характеристика должна быть признана удивительно меткой. Система римского права вся насквозь проникнута если не прямо эгоизмом, то полным индивидуализмом»30.

Соответствующие настроения в Германии сказались на процессе выработки Германского гражданского уложения 1896 г. Как утверждал Н. А. Гредескул, первый проект уложения представлял собой осколок римского права и это возбудило в Германии всеобщее и решительное осуждение. Оппозиция проекту пришла к двум лозунгам, одинаково отрицательным для его «римского» характера: гражданский кодекс должен быть национальным, с одной стороны, и социальным — с другой31. Ректор Венского университета, профессор кафедры гражданского права и судопроизводства А. Менгер следующим образом охарактеризовал позицию ряда цивилистов Германии: «Погрузившись в изучение отдаленных и давно отживших состояний, уцепившись за традиционные правовые идеи с таким упорством, которое напоминает собою умственную ограниченность самого узкого религиозного правоверия, они не заметили целого мира перемен, наступивших как в Германии, так и в других странах начиная с ХIХ века…»32. Не случилось бы так, что и в отношении ряда российских цивилистов, увлеченных идеей «непреходящей» ценности римского частного права, окажутся справедливыми слова А. Менгера.

Необходимость социализации и гуманизации гражданского законодательства остро чувствовалась и в России в конце ХIХ — начале ХХ века, когда юристы приступили к разработке проекта гражданского уложения Российской империи. В пояснительной записке к проекту пятой книги уложения говорилось: «Закон, прежде всего, должен быть справедливым. Ограждая равноправность сторон в обязательственных отношениях, закон вместе с тем должен оградить интересы всех слабых, беспомощных, словом, всех тех, кто по своему личному или имущественному положению нуждается в особенной защите закона, не будучи в состоянии с достаточной энергией отстаивать свои права. В этом отношении можно указать на принятые проектом меры против эксплуатации нужды, легкомыслия, неопытности и несчастья… Проект также возлагает на нанимателя обязанность оказывать нанявшемуся покровительство и защиту во всех случаях, когда он может в том нуждаться, ограждать его жизнь и здоровье от опасности при производстве работ и гуманно с ним обращаться»33.

Очевидно, чтобы придать необратимый и поступательный характер тенденциям социализации и гуманизации гражданского законодательства, их необходимо закрепить в ГК РФ. С этой целью следует снабдить ГК РФ преамбулой, в которой указать, что Россия является социальным, правовым, гуманным государством, и, основываясь на этом, сформулировать цели и задачи гражданского законодательства. Следует также п. 1 ст. 1 ГК РФ дополнить положением о всесторонней охране и защите личных неимущественных прав граждан и их нематериальных благ и о социальной направленности правового регулирования экономической деятельности в качестве основных начал гражданского законодательства. Наконец, в п. 1 ст. 2 ГК РФ следует на первый план поставить личные неимущественные отношения, а имущественные — на второй план и тем самым изменить саму парадигму предмета гражданско-­правового регулирования.

Последовательная социализация и гуманизация гражданского законодательства позволит усилить его социальную и нравственную составляющую, тогда как при нарастании процессов десоциализации и дегуманизации оно будет восприниматься обществом как асоциальное и безнравственное.

Турбулентность современного мира, охватившая многие страны и выражающаяся в широком распространении протестных настроений людей, свидетельствует, прежде всего, об их неудовлетворенности современными реалиями, об их желании ­что-то изменить, как в своей жизни, так и в жизни всего общества. Исследуя вопрос о дальнейшем развитии гражданского законодательства, необходимо иметь в виду именно существующие в обществе установки и потребности, словом, специфику самого общества.

Довольно часто в среде протестующих слышатся требования о справедливости, о необходимости справедливого решения того или иного вопроса. И если в 1848 г. К. Маркс и Ф. Энгельс в «Манифесте коммунистической партии» сформулировали лозунг: «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма», то в настоящее время по всему миру бродит другой призрак — призрак справедливости. И это очень серьезно, это нельзя не учитывать, тем более игнорировать. Модернизируя действующее гражданское законодательство, необходимо еще и еще раз соотносить его с существующими в обществе представлениями о справедливости. Однако справедливость — это общественная категория. Справедливым можно считать лишь такое законодательное решение, которое будет признаваться таковым обществом. Естественно, что здесь не всегда одинаково будут восприниматься ­какие-либо законодательные решения с позиции общества и отдельного человека (индивидуума). Однако что есть общество, как не совокупность его членов, то есть индивидуумов. Поэтому забота об интересах общества в то же самое время есть забота и об интересах индивидуума, и в этом случае такое общество можно назвать справедливым, гуманным и социальным.

Закрепление в гражданском законодательстве общественного интереса означает его социализацию и гуманизацию. И потому можно утверждать, что от степени социализации гражданского законодательства зависит и мера его справедливости. С общественной точки зрения только достаточно социализированное гражданское законодательство будет и достаточно справедливым, и гуманным.

Процесс социализации и гуманизации гражданского законодательства — это не ­какой-либо одновременный акт, но это постоянное явление, которое с той или иной степенью интенсивности находит свое отражение в законодательстве. Социализации было не чуждо даже римское гражданское законодательство, несмотря на все свои приоритеты в пользу индивидуализма. Примером социализации римского гражданского законодательства являлось наличие в нем, кроме элементарной модели собственности, еще и различных видов сложноструктурной собственности: разделенной, двой­ственной, фидуциарной и др. Следует также указать и на большое количество различных прав на чужие вещи. И сложноструктурная собственность, и права на чужие вещи позволяли пользоваться имуществом различным лицам, а не только собственникам, то есть допускали за другими лицами известный объем свободы.

Еще одним свидетельством социализации римского гражданского законодательства является обязательство, возникающее из ведения чужих дел без поручения. Указанное обязательство возникало в том числе и тогда, когда соответствующие действия осуществлялись по мотивам общественного или морального долга34. Ю. С. Гамбаров квалифицировал действия в чужих интересах без поручения, как проявление общественного интереса в гражданском праве35.

Наиболее наглядно и даже несколько драматично социализация проявила себя в вопросе социализации частной собственности. Леон Дюги, в частности, утверждал, что собственник должен исполнять социальную функцию36. По мнению указанного автора, предприятия имеют социальный характер, а предприниматель выполняет социальную функцию37.

Многие цивилисты критически восприняли идеи Леона Дюги, однако сама жизнь подтвердила его правоту. Идея социализации частной собственности была закреплена в законодательстве многих стран: ФРГ, Италии, Испании, Китая, Республики Корея, Японии, Индии и др.

В России, к сожалению, есть только элементы социализации частной собственности и предпринимательской деятельности, однако прямое указание на то, что собственность обязывает в законодательстве, отсутствует. Например, согласно ст. 14 Основного закона ФРГ «собственность обязывает. Пользование ею должно одновременно служить общему благу». В соответствии со ст. 42 Конституции Италии частная собственность признается и гарантируется законом, который определяет способы ее приобретения и границы ее действия в целях обеспечения ее социальной функции и доступности для всех.

Указание на социальный характер частной собственности должно найти отражение и в российском законодательстве, которое, кстати, позволит сформулировать правило о социальном назначении предпринимательской деятельности, что вытекает из смысла ст. 7 Конституции России. В настоящее время в п. 1 ст. 2 ГК РФ о цели предпринимательской деятельности говорится, что она направлена на систематическое получение прибыли. Однако государство, по сути, ликвидировав в известной мере в процессе приватизации государственной собственности государственный сектор экономики, свои социальные обязательства по созданию условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека, то есть по обеспечению населения товарами, работами, услугами, переложило на предпринимательские структуры. Именно данное обстоятельство, прежде всего, обусловливает не только контроль государства за деятельностью предпринимательских структур, но и социальное назначение предпринимательской деятельности. Предпринимателям следует знать, что они должны действовать не только в целях получения прибыли для себя, но и в социальных целях. Представляется необходимым в п. 1 ст. 2 ГК РФ сформулировать правило, что предпринимательская деятельность направлена на систематическое получение прибыли в целях достижения экономических и социальных результатов для всего общества.

Социализация частной собственности позволит решить проблему привлечения наемных работников к управлению предприятием, а также к существенному улучшению их материального благополучия, что несомненно в известной мере сгладит противоречия между капиталом и наемным трудом. В этой связи следует отметить, что в ряде стран Западной Европы корпоративное законодательство предусматривает обязательное участие наемных работников в управлении корпорациями. Что касается неприязни между богатыми и бедными, то американский экономист Л. О. Келси отмечал, что единственный способ предупредить чувство враждебности к капиталу у работников труда — обеспечить им два источника дохода: не только от своего труда, но и от капитала38.

В ­какой-то мере это позволит решать и проблему фактического неравенства, которая самым серьезным образом не только подрывает идеи справедливого устройства общества, но и представляет угрозу самому обществу. Так, К. Джомо и В. Попов утверждают, что дальнейшее нарастание неравенства чревато острыми социальными конфликтами, а в перспективе — даже революциями и разрушением целых наций39.

Наивно было бы полагать, что средствами гражданского права можно в полной мере решить указанную проблему, но, в известной мере, скорректировать фактическое неравенство, смягчить наиболее вопиющие его проявления представляется вполне возможным делом. По нашему мнению, здесь необходимо, прежде всего, более полно использовать потенциал социального государства и начинать следует с пересмотра основных начал, то есть принципов гражданского права.

Анализ п. 1 ст. 1 ГК РФ показывает, что данная норма содержит простое перечисление неких положений, названных основными началами. Однако, что в них есть объединяющее, то есть нечто такое, что можно было бы вести речь о системе основных начал (системе принципов) гражданского права. Отсутствие системности, известный разнобой сказываются на качестве гражданско-­правового регулирования общественных отношений. Представляется, таким объединяющим началом (принципом) может быть принцип социального государства. О социальном государстве современные российские цивилисты рассуждают очень редко или вообще не упоминают данную категорию, однако еще Г. Ф. Шершеневич в начале ХХ века отмечал, что на горизонте обрисовываются, хотя еще неясно, черты «социального государства»40. В начале ХХ века в России обсуждался вопрос о возможности решения назревших социально-­экономических проблем посредством формирования социального государства, однако в силу целого ряда обстоятельств этого не произошло41.

В развитие идеи социального государства в России посредством удовлетворения материальных условий жизни людей высказались П. И. Новгородцев и И. А. Покровский, по мнению которых без создания материальных условий свобода некоторых может остаться пустым звуком, недосягаемым благом, закрепленным за ними юридически и отмененным фактически42.

Согласно ст. 7 Конституции Российской Федерация Россия является социальным государством. И это не декларация, как это иногда утверждается в литературе. Это действительно так. И это находит свое подтверждение, в том числе в гражданском законодательстве. В качестве подтверждения этому можно указать на наличие в ГК РФ правил об особенностях правового регулирования отношений по договору розничной купли-­продажи и бытового подряда, которые имеют явную направленность на защиту интересов населения. Установление определенной очередности при удовлетворении требований граждан также свидетельствует об учете общественных интересов. Так, согласно п. 1 ст. 64 ГК РФ при ликвидации юридического лица в первую очередь удовлетворяются требования граждан, перед которыми ликвидируемое юридическое лицо несет ответственность за причинение вреда жизни или здоровью, а при ликвидации банков, привлекающих средства граждан, по общему правилу, в первую очередь удовлетворяются требования граждан, являющихся кредиторами банков по заключенным с ними или в их пользу договорам банковского вклада или банковского счета. Жилищные потребности граждан могут быть удовлетворены посредством договора социального найма жилого помещения или по договору найма жилого помещения жилищного фонда социального использования и др.

Однако в еще большей степени, чем ранее, принцип социального государства проявился в период коронавирусной пандемии: в это время был необходим контроль над ценами на основные продукты питания и лекарственные препараты, переоборудование действующих больниц и госпиталей и срочное строительство новых, увеличение заработной платы, пенсий и пособий, выплаты на детей, меры по ускоренному обеспечению благоустроенными жилищами лицам, проживающим в аварийных и ветхих домах и др.

Таким образом, характерным принципом российского гражданского права является принцип социального государства. Из данного принципа вытекает следующий основополагающий принцип — принцип солидарности43, который направлен на реализацию социального выравнивания и перераспределения. Исходной позицией в данном случае является тезис о том, что народное хозяйство — это нечто большее, чем просто сумма отдельных хозяйственных единиц. Согласно этому принципу, государство как место общественного обмена должно быть интегрировано в солидарную общность людей, а экономика должна служить общему благу44.

Это, кстати, позволит создать предпосылки для преодоления присущей гражданско-­правовому договору нестабильности в условиях конкурентной экономики45.

Анализ законодательства показывает, что в основном обязанность к солидарному поведению основывается на законе, то есть имеет место законная солидарность, которая в целом и представляет собой принципиальное положение гражданского законодательства — принцип гражданского права.

Однако в отдельных случаях, предусмотренных законом, возможно установление договорной солидарности. Так, участники корпоративного договора устанавливают для себя именно договорную солидарность (ст. 67.2 ГК РФ). По данному договору его участники определяют порядок коллективного осуществления своих корпоративных прав. Участник коллектива обязан осуществлять свои права не только в своих интересах, по своему усмотрению и своей волей, но и в интересах других участников договора, по общему (солидарному) усмотрению всех членов коллектива и по их общей воле. Таким образом участники корпоративного договора будут формировать свои отношения с другими субъектами с единых, солидарных позиций.

В ГК РФ есть целый ряд норм права не просто ориентирующих участников правоотношения на взаимный учет интересов друг друга, но и предусматривающих неблагоприятные последствия для стороны, не придерживающейся данного правила. Так, согласно п. 3 ст. 307 ГК РФ при установлении, исполнении обязательства и после его прекращения стороны обязаны действовать добросовестно, учитывая права и законные интересы друг друга, взаимно оказывая необходимое содействие для достижения цели обязательства, а также предоставляя друг другу необходимую информацию. Поэтому при нарушении правил данной нормы права суд может отказать в защите права соответствующей стороны, а при наличии необходимых обстоятельств и возместить убытки по требованию потерпевшей стороны.

В соответствии со ст. 507 ГК РФ при возникновении разногласий при заключении договора поставки сторона, предложившая заключить договор и получившая от другой стороны предложение о согласовании ­каких-то условий, должна, по общему правилу, в течение тридцати дней согласовать спорные условия либо уведомить своего партнера об отказе от заключения договора, в противном случае соответствующая сторона будет обязана возместить другой стороне убытки, вызванные уклонением от согласования условий договора.

В законодательстве нередко принцип солидарности находит свое отражение в обязанности сторон по сотрудничеству при исполнении договорных обязательств. Так, при нарушении условий по договору купли-­продажи, например, о количестве проданного товара, о качестве, ассортименте и др. покупатель согласно ст. 483 ГК РФ обязан уведомить об указанных нарушениях контрагента с тем, чтобы последний имел бы возможность устранить выявленные нарушения. В случае невыполнения покупателем своей обязанности продавец вправе полностью или частично отказаться от удовлетворения соответствующих требований покупателя, если докажет, что невыполнение указанной обязанности покупателем повлекло невозможность удовлетворения его требований или влечет для продавца несоизмеримые расходы по сравнению с теми, которые он понес бы, если был бы своевременно извещен о нарушении договора.

Обязанность по сотрудничеству сторон по договору строительного подряда прямо указана в ст. 750 ГК РФ, предусматривающей не только совершение определенных действий, но и неблагоприятные последствия в случае бездействия одной из сторон.

Еще одним требованием в адрес участников правоотношения является указание закона о необходимости экономичного отношения к интересам контрагента при исполнении своих обязанностей, например, согласно ст. 713 ГК РФ подрядчик обязан использовать предоставленный заказчиком материал экономично и расчетливо. В случае принятия товара на ответственное хранение, сторона, принявшая данный товар, может рассчитывать на возмещение лишь необходимых расходов, понесенных при реализации данных товаров (ст. 514 ГК РФ).

Основу института «смешанной» ответственности (ст. 404 ГК РФ) составляет игнорирование кредитором требований закона о солидарном поведении кредитора в договорных отношениях. Правила п. 1 ст. 401 ГК РФ также предписывают субъектам обязательства необходимость солидарного поведения, поскольку должник признается невиновным при неисполнении или ненадлежащем исполнении обязательства только при определенной степени заботливости и осмотрительности, какая от субъекта требовалась по характеру обязательства и условиям оборота. Следовательно, определенная степень заботливости и осмотрительности при исполнении обязанности в интересах контрагента свидетельствуют о солидарном поведении субъекта в соответствующем отношении.

Принцип солидарности имеет чуть ли не первостепенное значение в условиях конкурентной экономики, поскольку направляет участников оборота не только на получение прибыли для себя, но и на достижение общественных интересов, общественной пользы и формирование социальной ответственности. Названный принцип играет важную роль для преодоления индивидуализма, разобщения и равнодушия контрагентов друг к другу.

Из принципа солидарности следуют принципы добросовестности и справедливости.

Добросовестность поведения субъектов гражданского права как принцип гражданского права закреплена в ст. 1 ГК РФ. Согласно п. 3 и п. 4 ст. 1 ГК РФ при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно. Никто не вправе извлекать преимущество из своего незаконного или недобросовестного поведения. В противном случае соответствующего субъекта ожидают неблагоприятные последствия.

Оценивая поведение сторон в суде как добросовестные или недобросовестные, следует исходить из поведения, ожидаемого от любого участника гражданского оборота, учитывающего права и законные интересы другой стороны, содействующего ей, в том числе в получении необходимой информации46. Принцип добросовестности направлен на укрепление нравственных начал гражданско-­правового регулирования. Нравственные начала составляют основу права. Безнравственное право в лучшем случае будет игнорироваться, а в худшем — участники оборота будут поступать вопреки такому праву. Е. Е. Богданова, отмечая важность принципа добросовестности для укрепления нравственных начал гражданского оборота, обосновала вывод о его сверхимперативности47.

Принцип добросовестности, с одной стороны, вытекает из принципа солидарности, солидарность является как бы основой добросовестности, а с другой — как бы обусловливает саму добросовестность. Решение задачи по созданию условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека (ст. 7 Конституции России), государство во многом возложило на предпринимательские структуры, поскольку государственный сектор экономики в результате приватизации государственного имущества практически прекратил свое существование. Для реализации данной задачи предпринимательские структуры должны вступать в разнообразные хозяйственные связи. Поэтому как для самих предпринимательских структур, так и для государства и всего общества в целом важно, чтобы эти связи не нарушались, договоры были бы стабильны и надлежащим образом исполнялись, а его стороны руководствовались не только своими интересами, но и интересами своего контрагента, государства и общества. И вот здесь мы видим проявление как принципа солидарности, так и принципа добросовестности.

Важным в системе принципов российского гражданского права является принцип справедливости. Понятие справедливости исследуется еще со времен Аристотеля. Вместе с тем до настоящего времени понятие справедливости так и остается до конца не изученным, если такое вообще возможно, поскольку справедливость не является ­чем-то окончательно устоявшимся явлением. Она меняется согласно меняющимся условиям общественной жизни, но она была, есть и будет применительно к складывающимся реалиям. Если вдруг ­кто-то решится заявить людям, что никакой справедливости нет, что это плод ученых и политиков, реакция людей будет более чем отрицательная. Не случайно на различных протестных манифестациях требование справедливости является определяющим.

Понятие справедливости не представляет собой нечто декларативное, наоборот, оно часто указывается в законе и применяется в судебной практике. Так, прямое указание на справедливость содержится, например, в следующих нормах права: п. 2 ст. 6, п. 3 ст. 65-2, п. 5 ст. 393, п. 2 ст. 1101 ГК РФ и др. Однако довольно часто в нормах права подразумевается справедливость без применения самого термина, например, п. 1 ст. 8, п. 1 ст. 87, п. 2 ст. 123-3, ст. 205, п. 1 ст. 1081, п. 3 ст. 1076, п. 3 ст. 1078 и др. ГК РФ.

На практике к нарушениям принципа справедливости относят нарушения баланса интересов сторон, например, сильная сторона в значительно более высоком размере, чем для себя, устанавливает неустойку для контрагента. В этой связи обращает на себя внимание практика судов ряда стран, которые вправе проверять справедливость содержания договора для блокировки его несправедливых условий48.

Однако как понимать справедливость с позиции баланса интересов между разными людьми: один богаче — другой беднее, один имеет высокую квалификацию — другой не обладает подобной квалификацией, один живет в Москве — другой в сельской местности и т. д.? Понятно, что все эти категории граждан юридически равны. Но фактическое неравенство порою достигает очень больших величин, и в этой ситуации о справедливом устройстве соответствующего общества говорить не приходится.

С фактическим неравенством в правовом смысле можно бороться посредством установления правового неравенства, когда интересы отдельных лиц или групп населения, а также юридических лиц будут наделаться приоритетом в отношении других лиц, групп людей или юридических лиц49. И это уже в известной мере находит свое отражение в законодательстве. Так, в особом порядке регулируются отношения с участием потребителей, устанавливаются очередности при осуществлении различных прав, для некоторых лиц определены разного рода преимущества и преимущественные права, жилищные потребности могут быть удовлетворены посредством договора социального найма жилого помещения и договора найма жилого помещения жилищного фонда социального использования и др. Деятельность государства в этом направлении следует продолжать и далее, более полно используя потенциал социального государства.

Отдельного исследования требует вопрос о социализации граж­данско-­правовой ответственности. Здесь прежде всего следует указать на установление безвиновной (объективной) ответственности в отношениях между предпринимательскими структурами или с их участием (п. 3 ст. 401 ГК РФ). Данная ответственность является хорошим стимулом к надлежащему исполнению участниками договоров своих обязательств. И это имеет важное значение не только для самих предпринимательских структур, но и для всего общества, поскольку тем самым обеспечиваются, с одной стороны, потребности предпринимателей в необходимых материалах, а с другой стороны, удовлетворяются потребности населения в товарах.

Важное значение имеет правовой режим безвиновной ответственности в деликтных отношениях, в частности, в случае причинения вреда владельцами источников повышенной опасности (ст. 1079 ГК РФ), а также при причинении вреда гражданам или юридическим лицам вследствие продажи им товаров с рецептурными, конструктивными или иными недостатками (ст. 1095 ГК РФ).

Невозможно переоценить правила ст. 1065 ГК РФ о предупреждении причинения вреда, посредством которых возможно запретить представляющую опасность деятельность, однако исключая ситуации, когда такой запрет будет противоречить общественным интересам.

Вместе с тем в связи с цифровизацией общественной жизни появились новые проблемы. Одной из них является возмещение вреда, причиненного гражданам и юридическим лицам устройствами, машинами и др. с искусственным интеллектом. Следует ли в этих случаях ограничиться правилами ст. 1079 ГК РФ об ответственности владельцев источников повышенной опасности или данная норма применительно к изложенной ситуации является недостаточной? На наш взгляд, ­какие-либо устройства, машины с искусственным интеллектом представляют для окружающих не повышенную, а особую опасность, что должно предусматривать и особую ответственность.

1.2. Мировоззрения индивидуализма и коллективизма как основы формирования гражданского законодательства

Индивидуализм и коллективизм представляют собой два типа мировоззрения, на основе которых формируется гражданское право. Практически оба типа мировоззрения находятся в основании гражданского права, но с разной степенью их учета. В ­какое-то время в большей мере учитывался индивидуализм. Так, И. С. Перетерский утверждал, что римское частное право являлось предельным выражением индивидуализма50, но в другое время, с изменением социально-­экономических установок в обществе, в законодательстве все более отчетливо стали проявляться принципы коллективизма. Индивидуализм представляет собой понятие, обозначающее признание приоритета интереса индивида над коллективным или институционным интересом, а также признание блага индивида, его свободы и развития его личности в качестве высшей цели, по отношению к которой социальные институты и группы являются средством или условием ее достижения51.

Исторически коллективизм предваряет индивидуализм. Отдельная особь была не в состоянии не только в одиночку заниматься охотой, но и защищать свою жизнь от хищников. Недостаток способностей отдельной особи к самозащите возмещался объединенной силой и коллективными действиями стада52. Длительное время, как писал Ф. Энгельс, производство и потребление было коллективным. Однако начавшийся процесс разделения труда подорвал коллективный характер производства и потребления и преобладающим становится присвоение продуктов производства отдельными лицами53. Коллективная собственность постепенно заменяется частной собственностью, а общность интересов всего первобытного общества начинает заменяться интересами отдельных членов этого общества, то есть индивидов.

Со временем коллективизм все более и более отходит на второй план, а на первый выходит индивидуализм. Началась эра индивидуализма, который стал доминирующим направлением развития общества. Индивидуализм имел некоторое гуманитарное значение, поскольку на его основе разрабатывались и закреплялись в законодательстве права и свободы личности, однако в целом индивидуализм способствовал изоляции членов общества: «Каждый сам за себя — один бог за всех», что находило поддержку в праве. Как отмечал Г. Радбрух: «Задачей права как социального феномена, согласно индивидуалистическим воззрениям, является, парадоксальным образом, разрушение социального, то есть разрыв всех связей между людьми с целью создать общность неподвижно стоящих рядом друг с другом свободных индивидов»54.

В сфере экономики индивидуализм начал демонстрировать не только положительные, но и отрицательные характеристики преодолеть которые мог только коллективизм. Индивиды стали объединяться посредством конструирования юридических лиц, договоров простого товарищества, корпоративных договоров, иных договорных конструкций, гражданских сообществ и др. В этих случаях индивиды также удовлетворяют свои частные интересы и довольно часто это происходит более эффективно, чем в единоличном порядке, но правильнее будет сказать, что в этом случае имеет место коллективное удовлетворение индивидуальных интересов. Таким образом, на фоне индивидуализма возник его антипод — коллективизм и теперь на первый план выступает уже не индивид, а коллектив, в котором сформирована (или продолжает формироваться) не только общность интересов всех участников, но и фидуциарный характер отношений в коллективе. Начался процесс преодоления коллективизмом индивидуализма, процесс социализации права. Эту ситуацию довольно точно отметил Гарольд Дж. Берман: «Уже не одно поколение после начала Русской революции наблюдает, и не только в России, но и на Западе в целом, существенный разрыв с индивидуализмом традиционного права, подразумевающего упор на частную собственность и свободу договора …И, напротив, они наблюдают поворот к коллективизму в праве, к государственной и общественной собственности, к регулированию договорной свободы в интересах общества, к расширению ответственности за нанесенной предпринимательской деятельностью вред…»55

С одной стороны, индивидуализм, представляющий, по сути, в концентрированном виде частный интерес, как нельзя лучше соответствовал частной собственности на имущество, а с другой стороны, частная собственность способствовала не только возникновению, но и расцвету индивидуализма. Здесь очевидна сложная диалектическая связь, выражающаяся во взаимодействии и взаимообусловленности частной собственности и индивидуализма. В конечном счете именно индивидуализм способствовал концентрации собственности у одного субъекта, что давало возможность единоличной эксплуатации других лиц и увеличения своих богатств. «Собственность становится капиталом, если она дает власть не только над вещами, но и над людьми»56. И, таким образом, можно утверждать, что индивидуализм обусловил зарождение капитализма. На основе индивидуализма начал развиваться капитализм.

В отношении возникновения индивидуализма в литературе высказывались различные точки зрения, что индивидуализм начал развиваться в эпоху капитализма, некоторые авторы утверждают о более раннем происхождении индивидуализма — еще в более позднее время (ренессансный или гуманистический индивидуализм, античный индивидуализм). Мы присоединяемся к позиции исследователей, полагающих, что индивидуализм в той или иной степени был присущ еще древним обществам

При индивидуализме присвоение индивидуальное, что является могучим притягательным фактором, но только для отдельного лица. При коллективизме присвоение коллективное. В этом кроются как его достоинства, так и недостатки. Если коллектив сработает хорошо, то тогда ему будет что присваивать. Ну а на нет и суда нет. То есть удовлетворение интересов индивида в качестве члена коллектива находится в большой зависимости от деятельности всего коллектива. Индивид же в этом плане как бы в лучшем положении — все ему, и ни с кем не надо делиться. Однако и все риски ложатся на него. Индивид принимает свои решения самостоятельно, только своей волей, он не встречает ­чьей-либо критики со стороны. Конечно, индивид может привлечь для консультации сторонних специалистов, но решение придется принимать ему самому.

В коллективе решение принимается на иных началах. Как отмечал В. Н. Кудрявцев, при принятии коллективного решения оно отражает волю коллектива в целом и обычно уравновешено объективными оценками ситуации, планами и моделями будущих результатов, а также правового, технического и морального характера. В результате решения коллектива менее субъективны, более точны и дальновидны57. Питер А. Корнинг следующим образом охарактеризовал особенности функционирования коллектива: «Для организованной, характеризующейся внутренней зависимостью группы… защита других членов группы является чаще всего не вопросом альтруизма либо “обоюдного альтруизма” (взаимного самопожертвования), а вопросом успешной работы “в команде”, когда выигрывает и проигрывает вся группа в целом»58.

При индивидуализме свобода индивида ограничивается законами, обычаями, моральными или иными социальными нормами; при коллективизме, кроме вышеперечисленного, свобода индивида ограничивается еще и коллективом. То есть, казалось бы, что при индивидуализме человек более свободен, чем при коллективизме, но тогда мы должны признать, что самым свободным человеком в истории был Робинзон Крузо, но был ли он доволен своей свободой? Как утверждал Л. Дюги: «Человек изолированный и независимый — чистейшая фикция: он никогда не существовал. Человек — существо общественное; он не мо

...