I. Пролог
«Всё тленно, но вечность в нас говорит,
И цепи мирозданья скованы светом…»
— Иоганн Вольфганг фон Гёте
Гибония плавала на краю Вселенной, запутавшись в узлах гравитационных волн, словно капля янтаря, застигнутая в паутине света. Над ней, в высоте, сотканной из металла и времени, звенели цепи — миллиарды цепей, простирающихся через небосвод, держащих города и леса, сплетающих судьбы существ, живущих в ритме качания. Здесь не было земли в привычном смысле, не было устойчивости — только бесконечное движение, бесконечный танец между звездами и черными дырами.
Здесь, в лабиринте звенящих нитей мироздания, время текло иначе. Никто не знал, сколько лет существует Гибония. Может быть, она возникла в момент рождения Вселенной, может, является отражением ещё не случившегося будущего.
«В начале был свет…» — так говорили древние.
Но Гибония знала, что в начале была тьма.
Под цепями раскидывался бездонный сумрак, где крутились водовороты реальности. Там, внизу, дышала Келеста — черная дыра, одинокая и древняя, размытая в тенях искривленного времени. Её зов был вечен и неумолим, подобен голосу безымянных богов, забытых галактиками, исчезнувшими прежде, чем кто-то успел их назвать.
Свет и тьма. Жизнь и пустота. Движение и безмолвие. Гибония была подвешена между этими полюсами, и её жители жили в этом колеблющемся ритме. Люди, или, вернее, гибоны — потомки тех, кто когда-то был и тем, и другим, но теперь существовал лишь в единственном воплощении. Их тела были гибкими, их разум — проницательным, их души — неспокойными. Они не знали тяжести шагов, не знали границ горизонтов, но знали, что Вселенная — это нечто большее, чем видимое ими пространство. И среди них жила Аиана. Девушка с глазами, в которых отражалась бесконечность. Она родилась среди цепей, её детство прошло в бесконечных скачках над бездной, в играх с гравитацией, в полётах сквозь переливы закатов. Но с ранних лет её тянуло к тайне, простиравшейся за пределами привычного мира.
Она смотрела вниз, туда, где кружилась Келеста, и слушала её зов. Она искала что-то, чего никто не мог ей объяснить. Она чувствовала, что её судьба вплетена в этот лабиринт цепей, но только Келеста могла дать ответ на то, какой узел окажется последним в её истории.
«Кто смеет сказать, что понял этот мир?
Кто смеет ступить, не дрогнув, в бездну?»
— шептал в её разуме голос, похожий на голос самого времени.
Она не знала, что скоро ей предстоит сделать шаг, который навсегда изменит её реальность. И что Вселенная уже начала свой раскатистый шёпот. Но она читала это в своих снах.
Во снах Аиана парила сквозь пласты космоса, не в капсуле, не по цепям, а в полной свободе, как мысль, скользящая по мембране времени. Её тело не имело массы, но разум ощущал каждое колебание гравитационных слоёв, словно была встроена в ткань Вселенной.
Перед ней раскрывались миры — один за другим, как излучающие оболочки инфляционного пространства, как пузыри мультивселенной, отделённые тонкой энергетической мембраной, предсказанной теорией хаотической инфляции.
Они были голубыми, как дыхание кислорода в ранней атмосфере, молодыми, но уже насыщенными ритмом будущего.
На одной планете океаны светились биолюминесцентным спектром, как если бы сама жизнь была порождением фотонной активности в щелочных морях. На другой — невидимые ленты магнитосфер пульсировали в небе, защищая то, что только формировалось: молекулы ДНК, сложенные в неорганических кристаллах.
Аиана осознавала сквозь сон, что эти планеты не были сновидениями, они были реальными квантовыми проекциями, коллапсирующими только в её сознании.
Она видела цивилизации, ещё не родившиеся, но уже запечатлённые в нейронных следах космического вакуума. Города без цепей, без гравитационных якорей, архитектура которых основывалась на принципах пространств, в которых можно было ходить не по поверхностям, а по потенциальным энергиям.
И в каждом из этих миров был покой.
Без борьбы с гравитацией. Без теней Келесты. Без боли разрыва.
Но она также знала — они пока не её.
Это были миры, ожидающие своего наблюдателя. И если когда-нибудь её сознание пересечёт границу вероятности, одна из этих реальностей станет её домом.
Каждый раз она просыпалась с лёгким биением света за закрытыми веками, и на миг ей казалось, что цепи больше не звенят.
