2

Деклан

Похищать женщин обычно не так утомительно.

Отчасти я удивлен, что нам вообще удалось запихать ее в самолет. С момента, как мы схватили ее на подземной парковке в Манхэттене, она была невыносимой занозой в заднице.

Большинство людей – большинство здоровых людей, – становясь жертвами похищения, делают одну из трех вещей: либо плачут, либо просят о пощаде, либо полностью замыкаются в себе, парализованные страхом. Крайне редко человек станет бороться за жизнь и пытаться убежать. Таких смельчаков мало.

И тут – эта чокнутая девица.

Разговорчивая, веселая, спокойная – она ведет себя так, будто снимается в фильме о какой-то культовой исторической личности, погибшей в расцвете красоты, спасая группу голодающих сирот в горящем здании, и подобное высокопарное дерьмо.

Ее уверенность непоколебима. Никогда не встречал никого столь самонадеянного.

И с таким скромным перечнем причин для самонадеянности.

Она преподает йогу, твою мать! В крошечном горном городке у озера. Но ведет себя словно королева Англии.

Откуда у инструкторши по йоге двадцати с лишним лет, с грехом пополам окончившей колледж, не имевшей долгосрочных отношений с парнем и выглядящей так, будто закупается на гаражной распродаже у феи Динь-Динь, взялось столько самоуверенности?

Не знаю. И знать не хочу.

Но ее боевые навыки меня заинтриговали. Она, может, и не помнит, как двинула Кирану, но я-то запомнил. За годы совместной работы ни разу не видел, чтобы его кто-то вырубил.

Неприятно признавать, но это меня впечатлило.

Из предварительного расследования о ней известно, что она не служила в вооруженных силах и не имеет никакой официальной подготовки в военном деле или боевых искусствах. И ничто из сотен селфи не указывает на способность делать что-либо, кроме как поедать салаты, скручиваться в рогалик и позировать при хорошем освещении в откровенных спортивных костюмах.

Наверное, его отвлекли ее сиськи.

Или ноги.

Или, может, эта задиристая ухмылка, сверкающая каждый раз, прежде чем она скажет что-то, от чего захочется схватить ее за шею и сжимать, лишь бы поскорее замолчала.

Чем быстрее эта история закончится, тем лучше. Я знаком с ней всего два часа – причем один из них она была без сознания, – но мне уже хочется застрелиться.

Достаю телефон, набираю номер, на который пытаюсь дозвониться, с тех пор, как мы ее схватили, и слушаю гудки.

И снова – автоответчик.

И снова возникает ощущение, что все идет совсем не по плану.

3

Слоан

Пока я в туалете, всплывают воспоминания: я выпрыгнула из машины прямо на ходу.

Неудивительно, что боль в плече меня убивает.

Тщетно пытаюсь восстановить в памяти всю картину, но образы размыты и перепутаны. Остались смутные воспоминания: вот я бегу по слякоти улиц, Деклан меня преследует; потом – встаю в боевую стойку, а вокруг – Деклан и шесть его громил.

После – ничего.

Живот все еще крутит, но гораздо больше меня беспокоит гудящий череп. Я ударилась головой о цементный пол, когда Деклан выволок меня из машины на парковке. Я могла потерять сознание еще до того, как мне сделали укол.

Черепно-мозговая травма, даже небольшая, может привести к серьезным проблемам.

Даже более серьезным, чем быть похищенной ирландской мафией для встречи с их боссом.

Мою руки, выхожу и направляюсь обратно в переднюю часть самолета, где меня уже ждет Деклан. Он наблюдает за моим приближением с таким видом, будто страдает от геморроя.

Присаживаюсь на диван, где проснулась, и уютно подбираю под себя ноги.

– Вопрос: почему я выпрыгнула из машины?

Деклан посматривает на мои сложенные ноги и хмурится.

– Стоило тебе только увидеть наручники, которые Киран собрался на тебя надеть, и ты совершила прыжок веры.

Да, такое могло быть. Это я надеваю наручники на мужчин, а не наоборот.

– Это было до или после того, как я сломала ему нос?

Он поднимает брови. Теперь меня испепеляет пара горящих голубых глаз. Затем произносит низким, напряженным голосом:

– Видимо, из-за сотрясения ты забыла правило номер два.

Я на секунду задумываюсь.

– А какое было правило номер два?

– Молчи, пока тебя не спрашивают.

– А, точно, извини. У меня не очень хорошо с правилами.

– Или с выполнением приказов.

– Я не хотела нарочно тебя разозлить, – делаю паузу. – Если только немножко. Но ты меня похитил!

Он снова кидает взгляд на мои ноги. На его лице написано омерзение. Оскорбившись его взглядом, я спрашиваю:

– В чем проблема?

– Не сиди так.

– Как?

Он пренебрежительно взмахивает рукой, указывая на мою позу.

– Как будто сидишь на земле в детском саду и ждешь, когда воспитательница начнет читать сказку.

– На полу.

– Что, прости?

– Ты имел в виду на полу, не на земле. Земля на улице. Пол в помещении.

Он смеряет меня убийственным взглядом, но я не смущаюсь. Наоборот – улыбаюсь. Он реагирует:

– Каким же идиотом был тот, кто убедил тебя, что ты очаровательна.

– Ой, да ладно тебе. Признай это. Ты уже главный фанат.

У него такое лицо, будто его сейчас вырвет. А потом он вспыхивает и огрызается:

– Что за женщина, которая не боится своих похитителей?

– Та, что много времени провела рядом с представителями твоей профессии и знает их образ действий.

– И каков же он?

– Таков, что они наяривают на иерархию и субординацию еще хлеще, чем военные. Ты уже сказал, что ничего мне не сделаешь. А это значит, что, когда твой босс приказал тебе меня сцапать и отвезти к нему для разговора, он также велел позаботиться, чтобы я не пострадала. А это, в свою очередь, значит, что ты примешь все меры, чтобы я не выразила ему недовольства по поводу твоего обращения со мной во время поездки. Можно мне, пожалуйста, стакан воды? А то у меня во рту пересохло.

Мы буравим друг друга глазами бесконечно долго. Он будто наслаждается тщетными попытками вызвать у меня страх.

Наконец молчание прерывается. Ослабляя узел галстука, он мрачно произносит:

– Этот рот тебя однажды погубит, Динь-Динь.

Он срывает галстук и наскакивает на меня.

У меня успевает вырваться лишь испуганный вскрик, прежде чем он опрокидывает меня на спину и пихает мне колено между ног. Мы ненадолго сцепляемся, пока я пытаюсь спихнуть его с себя, – но это невозможно, этот ублюдок сильный, – и вскоре ему удается закинуть мне обе руки за голову. Потом я вижу блеск металла, а затем – щелчок – наручники на моих запястьях.

Яростно кричу:

– Ты, сукин…

Он вставляет мне в рот галстук, несколько раз оборачивает вокруг подбородка и завязывает сзади.

Теперь на мне кляп.

Тяжело дыша через нос, гневно гляжу на него. Немного утешает то, что он тоже тяжело дышит.

– Так-то лучше, – теперь уже он улыбается, психопат!

Я пытаюсь заорать «Свинья!», но получается сдавленное мычание. Хотя, думаю, посыл был ясен.

Цокая языком с деланым огорчением, он приговаривает:

– Как же так, что за выражения для такой очаровательной юной леди? Вас в пансионе благородных девиц разве не учили, что ругаться – это неподобающе?

Еще один риторический вопрос, и я отрежу тебе яйца.

Этот мудак тошнотворно доволен собой. А я, в свою очередь, так зла, что меня почти трясет.

И он все еще с меня не слез.

Он упирается локтями в диван по обе стороны от меня. От таза до груди, всем телом он лежит на мне. Его торс теплый и тяжелый и пахнет мятой и чем-то пряным, и я надеюсь, что это пистолет у него в кармане, потому что, черт побери…

Наши взгляды встречаются. Его улыбка исчезает. Тень чего-то иного, чем презрение, мелькает в его холодных голубых глазах.

Одним быстрым движением он соскальзывает с меня и встает.

Я вижу, как у него напрягаются плечи, когда он поворачивается ко мне спиной, проводит рукой по темным густым волосам и резко обращается ко мне:

– Мне никто не запрещал тебя трогать, так что лучше не испытывай меня.

Его голос звучит глухо и хрипло, будто он наглотался камней. Не знаю, кто из нас сейчас больше выбит из колеи.

Я сажусь на диване. Он оборачивается и смотрит на меня с такой гримасой, будто я Гарри Поттер, а он – Волан-де-Морт.

Почему этот мужчина такой противный?

Хотя, плевать на это. Мне просто хочется пнуть его в голень. Нет – лучше в какое-нибудь более чувствительное место.

Прежде чем я успеваю закидать его новой порцией невнятных ругательств сквозь кляп, он хватает меня за запястья, поднимает, оттаскивает на пару шагов назад и швыряет в кресло, где сидел сам. Он застегивает ремень безопасности, туго затянув его на моих бедрах. А потом нависает надо мной – весь такой мускулистый и смертельно опасный.

Он произносит:

– У тебя есть выбор, подруга. Либо ты тихо сидишь здесь до конца полета, либо продолжаешь испытывать мое терпение. Если выберешь второе, последствия будут тяжелые.

Видимо, язык тела передает мое сомнение в его угрозах, так что он уточняет:

– Я позову сюда ребят, чтобы они посмотрели, как я сорву с тебя эту твою нелепую пачку и буду хлестать по голой жопе, пока не покраснеет. Потом они проделают то же самое по очереди. А потом… – многозначительное молчание. – Я позволю им по очереди делать все, что хочется.

Господи Иисусе, хотелось бы мне знать морзянку – я бы этому козлу сейчас таких кошмарных угроз наморгала, что он бы до конца жизни спать не смог.

Что-то в моих глазах вызывает у него улыбку. Как же мерзко, что он заряжается от моей ярости.

– Ну так какой вариант? Первый или второй?

Он вскидывает бровь и ждет моего ответа. Не разрывая зрительный контакт, я поднимаю связанные руки и выставляю один палец.

Средний.

В его челюсти дергается мускул. Он медленно выдыхает через нос. Какое-то время играет желваками – это, видимо, его фишка, – а потом расправляет плечи и смотрит на меня как на кусок дерьма, прилипший к подошве.

Когда у него звонит телефон, он достает его из кармана с неуловимой для глаза скоростью.

Полным напряжения голосом он приказывает звонящему:

– Говори.

Деклан слушает сосредоточенно, не двигаясь, его глаза сужаются, а взгляд фокусируется на какой-то точке над моей головой. Свободная рука сжимается в кулак. Потом он закрывает глаза и шепчет:

– Черт.

Еще какое-то время слушает, потом отключается. Его руки опускаются.

Потом он просто стоит на месте, закрыв глаза. Каждая мышца в его теле напряжена до предела. Его рука так крепко вцепилась в телефон, что побелели костяшки.

Когда он наконец открывает глаза и смотрит на меня, его глаза уже не голубые.

Они черные.

Я понимаю: сейчас не лучшее время демонстрировать, что ему стоило сковать мне руки за спиной, а не спереди. Чтобы вырвать кляп, мне нужно всего-то дотянуться до галстука, вытащить его изо рта и спустить на подбородок.

Но, кажется, сейчас мой похититель не особо настроен со мной бодаться, так что я выжидаю.

Он резко разворачивается и шагает по направлению к своей банде. Говорит им несколько слов. Какими бы ни были новости, они их шокируют. Они ерзают в креслах, переговариваются друг с другом и кидают на меня странные взгляды. Киран выглядит особенно озабоченным.

У меня нет времени поразмыслить над происходящим, потому что Деклан возвращается ко мне: его глаза горят огнем, а челюсть – как камень.

Он пролетает мимо и исчезает в баре за перегородкой. Через секунду он снова появляется со стаканом воды. Затем садится напротив меня и протягивает мне стакан без единого слова.

Когда я беру его, Деклан подается вперед, вытаскивает галстук у меня изо рта и тянет его вниз, пока он не повисает у меня на шее, как ожерелье. Или как петля.

Удивившись такому повороту событий, я благодарю его.

Он не отвечает. Просто сидит и пялится на меня с самым мрачным выражением. Его указательный палец отбивает медленный ровный ритм на подлокотнике кресла.

Я опустошаю стакан с водой, чувствуя, как за каждым моим движением наблюдают. Как он думает, глядя на меня. В его глазах – размышление. Расчет. Жесткость.

О чем бы ни шла речь в телефонном разговоре, он как-то касался меня.

Мы сидим в неловкой тишине, пока мне не становится настолько не по себе, что я чуть ли не ежусь в кресле.

Наконец мой похититель спрашивает:

– Ты умеешь пользоваться пистолетом?

Вопрос застает меня врасплох. По его выражению можно было предположить, что сейчас он снова на меня набросится.

– Да.

Его мой ответ не удивляет.

– И, судя по твоей ловкой расправе с Кираном, ты знакома с приемами самообороны?

К чему это он ведет?

– Да.

– Хорошо, – бормочет он.

Хорошо? Что здесь происходит?

Когда он снова замолкает, глубоко задумавшись над тем, что прозвучало в телефонном разговоре, я вскидываю пальцы, прося разрешения заговорить. Он коротко кивает.

– Что случилось?

Его холодные голубые глаза впиваются в меня.

– Планы изменились.

У меня во рту снова сухо, несмотря на всю выпитую воду.

– То есть я не увижусь с главой клана?

Что-то в этом вопросе смешит его, но не в хорошем смысле. Его ухмылка начисто лишена веселья.

– Ты видишь его прямо сейчас.

Проходит несколько минут, прежде чем меня осеняет. Деклан – новый босс ирландской мафии.

Кем бы ни был прежний босс, он мертв.

И каким-то образом я являюсь причиной.

4

Слоан

Когда самолет приземляется, в Бостоне идет дождь. Не знаю, сколько сейчас времени, но я совершенно без сил. Все болит, даже пятки, покрытые маленькими ранками и порезами.

Видимо, в попытке спастись мне удалось убежать довольно далеко, прежде чем они смогли запихнуть меня в самолет.

Хотелось бы знать подробности, но моя память как черная дыра. Совсем как черные дыры в глазах Деклана, зияющие каждый раз, когда он глядит в мою сторону.

– Пошли, – говорит он приглушенным голосом. Наклоняется и хватает меня за руку.

Он поднимает меня на ноги, но более аккуратно, чем раньше. Эта аккуратность кажется странной, учитывая, что сейчас у него даже больше причин меня ненавидеть, чем прежде.

Пока ничего не подтверждено, но я умею читать между строк.

В отличие от кляпа, наручники остались на месте. Деклан ведет меня по металлическим ступенькам трапа вниз, где дождь заливает асфальт. Все это время он крепко держит меня за бицепс. Мы оба моментально промокаем под холодной серой моросью. Мои зубы начинают стучать еще на трапе.

Когда мы уже внизу, я спотыкаюсь на последней ступеньке.

Прежде чем я успеваю впечататься лицом в асфальт, он ловит меня и подхватывает на руки – с такой легкостью, будто мое тело не тяжелее перышка.

От испуга я громко ахаю. Смотрю на его красивый, но страшно угрюмый профиль и уже собираюсь открыть рот.

– Ни слова, – предупреждает он и молча несет меня к ожидающему лимузину.

Он зол, это очевидно. Однако теперь для меня не так очевидно, направлена ли эта злость на меня. Его руки теперь скорее не сковывают, как в клетке, а защищают.

В том, как он окидывает пристальным взглядом всю взлетную полосу, тоже ощущается желание защитить. Он как будто ожидает, что в любой момент из тумана выскочит банда вооруженных головорезов. И, если это случится, он будет полностью готов к схватке.

Мы со Ставросом однажды попали в перестрелку. Ну, по правде говоря, Ставрос со своими пособниками начал перестрелку, а я в нее попала, но не об этом речь. Отчетливо помню, в какой он был панике: несмотря на то что у него при себе было оружие и он действительно старался меня защитить, у него тряслись руки, а дыхание настолько сбилось, что он в любую минуту мог грохнуться в обморок.

Не могу себе представить, чтобы у Деклана сбилось дыхание.

Не могу представить его в панике.

Я могу представить, как он до смерти раздражается, но это уже другая история.

Водитель в форме открывает заднюю дверь лимузина, когда мы подходим. Еще два автомобиля стоят за ним – черные внедорожники, которые, как я понимаю, предназначены для остальной команды.

Деклан ставит меня на ноги и помогает забраться в машину, а потом сам проскальзывает на кожаное сиденье и устраивается рядом со мной. Водитель захлопывает дверь и бежит на свое место, заводит мотор и трогается так резко, что я ахаю.

– Держи.

Деклан протягивает мне полотенце, которое достает из специального отделения у двери. Когда я беру полотенце, он бормочет:

– Подожди.

Он достает из внутреннего кармана пиджака маленький ключ и расстегивает наручники. Недолго рассматривает блестящие металлические обручи у себя в руках, а потом зло швыряет их в тонированное стекло перегородки между задними сиденьями лимузина и водителем. Они звякают и падают на пол. Его пиджак следует тем же маршрутом, а потом он откидывает голову на подголовник, закрывает глаза и тихо ругается на гэльском.

Я растерянно сижу с полотенцем и смотрю на него.

– Ты в порядке?

Через секунду он открывает глаза, поворачивается и таращится на меня.

– Просто у тебя такой вид… Ой, извини, я забыла, что не должна разговаривать.

Пока мы молчим, просушиваю волосы и лицо полотенцем и аккуратно убираю излишки туши, чтобы не сидеть с глазами панды. Свои голые ноги тоже вытираю от дождя, задумавшись о том, что буду носить, пока меня держат в плену.

Все это время я чувствую, что он внимательно за мной наблюдает. Воздух наполняется тяжестью слов, которые он хочет, но не может сказать.

Мы долго едем. Он говорит по телефону, один звонок следует за другим, иногда звучит гэльская речь. После, наверное, дюжины диалогов он выключает телефон и поворачивается ко мне.

– Не пытайся бежать. Тебе сейчас безопаснее со мной, чем где бы то ни было.

– Поверь мне, у меня так болят ноги… В смысле – мне с тобой безопаснее?

– В прямом.

Мы глядим друг на друга, пока лимузин несется сквозь ночь. Куда бы мы ни ехали, мы туда очень спешим.

– То есть все те вещи, которыми ты угрожал в самолете…

Он перебивает:

– Какими типами оружия ты умеешь пользоваться?

Когда я молча моргаю, он рычит:

– Отвечай на чертов вопрос. Пожалуйста.

Пожалуйста. Я пораженно открываю рот, потом снова закрываю. Вторая попытка заканчивается успехом:

– 357 Дезерт Игл. Глок G19. АК‐47.

Он приподнимает бровь. АК‐47 его удивил.

– У Ставроса повсюду валялись автоматы. Ему нравилось стрелять по рыбам.

– Ну конечно. Чертовы русские. – Он осуждающе качает головой, а потом наклоняется и достает маленький черный пистолет из кобуры на лодыжке. Протягивает его мне.

– Если разделимся, стреляй из него по всем, кто приблизится к тебе. Даже если они выглядят дружелюбно. Даже если это маленькая пожилая леди – стреляй сучке прямо промеж глаз.

Смотрю на него с раскрытым ртом и круглыми глазами.

Он саркастично улыбается.

– Ну наконец-то. Тишина.

Я потеряла способность произносить слова. Голубоглазый гангстер-психопат лишил меня дара речи.

Когда я наконец возвращаю контроль над своим языком, я спрашиваю:

– Откуда ты знаешь, что я не пристрелю тебя?

– А ты собираешься?

Я раздумываю над вопросом.

– Может быть.

– Решай скорее. У нас не так много времени.

– Ты сумасшедший, да?

– Поверь мне, подруга, я и сам задаюсь этим вопросом.

Достав увесистый серебристый пистолет из-за пояса на спине, он продолжает:

– Дела складываются паршиво. В нас будут стрелять. Машина армированная, но если они повредят шины, то мы сможем проехать не больше восьмидесяти километров.

Он замолкает и глядит на меня.

– Это примерно пятьдесят миль.

Понятно. Он не думает, что у меня повреждение мозга, он просто держит меня за откровенную дуру.

– К черту шины! Давай вернемся к тому моменту, что дела складываются паршиво, и начнем с начала. Какого черта здесь происходит?

– Я не могу тебе сказать.

– Раз ты доверяешь мне заряженное оружие и требуешь стрелять старушкам промеж глаз, то можешь рассказать мне, что происходит. Этап неловкой застенчивости давно пройден. Насколько бы плохо все ни было, я переживу. Выкладывай.

Могу поклясться, что увидела в его глазах искру восхищения, хотя, скорее, это просто желание схватить меня за шею и придушить.

И не в приятном смысле.

– Война – вот что происходит, Динь-Динь, – зловеще говорит он. – Война и вся сопутствующая кровавая мясорубка.

– Очаровательно. Ты решил быть загадочным. Просто обожаю туманно изъясняющихся ирландцев. Лучше и представить нельзя!

– Не напрягайся так, а то израсходуешь весь свой словарный запас.

– Улавливаешь по интонации, как мне хочется заехать пистолетом тебе по роже?

– А ты улавливаешь по лицу, как мне хочется заехать ладонью тебе по заднице?

– Как это глупо.

– Говорит девчонка, выпрыгнувшая из машины на ходу.

– Я бы спрыгнула с небоскреба, лишь бы оказаться подальше от тебя.

– Если бы знал, сразу бы отвез тебя на вершину башни Хэнкок.

Я закатываю глаза.

– Просто скажи правду. Клянусь, я не расплачусь. Последний раз со мной такое было еще до первых месячных.

Он молчит, оценивающе глядя на меня.

– Скажи, как у тебя выходит не бояться меня, не бояться всей этой ситуации и, насколько я могу видеть, вообще ничего на свете, и тогда я расскажу.

На какое-то время я крепко задумываюсь.

– Честно? Просто вот такая я оторва.

Ровно секунду он огорошенно молчит. А потом взрывается от смеха.

Это глубокий, густой, сексуальный смех – завораживающе маскулинный. Ненавижу себя за то, что мне так нравится. И за то, что я заметила его удивительно белоснежные и крепкие зубы. И его точеную челюсть. И что это – ямочка у него на щеке?

Его смех резко обрывается, и, кажется, этот всплеск эмоций обескураживает его так же, как меня. Видимо, для него это тоже было внезапно.

– Отпустило?

Он сразу мрачнеет и бормочет:

– Ага.

– Хорошо. Так кто будет в нас стрелять?

– МС‐13.

Очередные гангстеры. Я завязла в этом дерьме по уши.

– Потому что?..

– Я им не нравлюсь.

Поглядываю на него, изо всех сил прикусив нижнюю губу.

Он сухо реагирует:

– Спасибо, что демонстрируешь сдержанность. Это, должно быть, очень тяжело.

– Ты не представляешь как.

– Есть еще одна причина, почему они за мной охотятся.

В повисшей непроницаемой тишине я выпаливаю:

– Как только решишь меня просветить, я вся внимание.

– Ты.

Я моргаю от неожиданности.

– Я?

– Ага. Ты.

– Я не знаю ни одного сальвадорца. Во всяком случае, из мира криминала.

– Ты думаешь, что это похищение прошло мимо твоего доброго друга мистера Портнова?

Он имеет в виду Кейджа, парня моей лучшей подруги, который тоже внезапно оказался главарем русской мафии.

Как мне однажды рассказал Ставрос, МС‐13 – одна из самых быстрорастущих банд в Бостоне. Видимо, Кейдж как-то договорился с ними о моем спасении после приземления самолета. Но откуда он мог знать, куда направился Деклан после похищения на парковке и где его финальный пункт назначения?

И вообще, жива я или мертва? Деклан мог перерезать мне горло, как только схватил меня.

Вдруг меня озаряет – Натали тоже не знает, жива я или мертва.

Резко выпрямляюсь на кожаном сиденье и выпаливаю:

– Господи, она же будет так волноваться! Дай мне свой мобильник!

– Я не собираюсь давать тебе свой мобильник.

– Я должна сообщить подруге, что жива.

Он выдерживает многозначительную паузу.

– О.

– Что «о»?

– Ты и твоя подруга…

– И что?

– Вы очень… близки.

– Ну конечно, мы близки. Мы с ней лучшие друзья с… – я осекаюсь и хмурюсь, заметив его выражение. А потом вздыхаю. – О-о-ой, да иди к черту!

– Я не осуждаю.

– Ты заткнешься?

Мои слова не кажутся ему убедительными.

– Ты сказала, что не можешь удержать парня.

– Нет, я сказала, что не держу парней. Ты совершенно не улавливаешь смыслы. Парни как декоративные карпы – трудоемкое и скучное хобби. Меня не привлекают такого рода обязательства. Можешь это понять?

– А еще ты, кажется, недолюбливаешь противоположный пол?

Я улыбаюсь.

– Только тех, кто заслуживает.

Он игнорирует мой комментарий.

– А еще твоя способность выдерживать стресс…

– А тут что не так?

– Ты почти такая же храбрая, как мужчина.

– Какое совпадение. Хотела сказать то же самое о тебе.

Он резко выдыхает через нос и качает головой. Видимо, не может решить, смеяться ему или стукнуть меня.

– Ты просто что-то с чем-то.

– Я же тебе сто раз говорила, гангстер. Я очаровательна. Когда эта история рассосется, ты уже по уши в меня влюбишься.

Его голубые глаза вспыхивают, он открывает рот, чтобы что-то ответить, но слова тонут во внезапном оглушительном граде выстрелов, обрушившихся на бронированный автомобиль.

5

Слоан

Первым делом Деклан бросается на меня, прикрыв своим телом.

В результате столкновения у меня вышибает воздух из легких и пистолет из рук. Меня расплющивает на сиденье, и я испуганно хриплю, пока на мне лежит Деклан: живое одеяло в виде ирландского гангстера весом приблизительно в десять тонн.

– Шон отличный водитель, – спокойно говорит он, поглядывая вперед, на перегородку. – Так что есть шанс от них уйти. Но если перекроют дороги, – что было бы разумно, – то они умышленно загонят нас в тупик.

Он опускает взгляд на меня.

– А это будет плохо.

Лимузин дико виляет, периодически срезая углы, а потом снова несется по прямой с самоубийственной скоростью. Раздается еще одна оглушительная очередь выстрелов. Пули сыплются в заднее стекло и отлетают, оставляя вмятины, окруженные паутинкой трещин.

С трудом вдохнув, выдавливаю фразу:

– У меня вопросы.

– Я не удивлен.

– Откуда ты знал, что нас ждут? Что случилось с твоим боссом? Что будет, если они загонят нас в тупик? И какого черта ты на мне лежишь?

В его голосе звучит нотка обиды:

– Чтобы защитить тебя, разумеется.

– Ты сказал, что машина бронированная.

На секунду он впадает в ступор.

– Да. Извини. Инстинкт.

Он отлепляется от меня, выпрямляется на сиденье и тянет меня за собой. Я подбираю с пола свой маленький пистолет, пихаю за пояс юбки и поворачиваюсь к нему.

– Что это за инстинкт такой, когда похититель защищает жертву?

– Это называется глупость, – раздраженно отвечает он. – Надо бы выкинуть тебя из машины и скормить волкам.

Я вглядываюсь в его лицо.

– Но ты не станешь.

В ответ он только недовольно мычит. А тем временем мы по-прежнему несемся вперед, пули по-прежнему свистят, и мне начинает все это нравиться.

– Ха! Видишь? Я уже тебя очаровала!

Он прикрывает глаза и вздыхает.

– Господи, когда это закончится…

– Минуточку, а о чем ты вообще? В смысле «скормить волкам»? Разве ребята из МС‐13 не пытаются спасти меня? Ну, типа, от тебя?

Деклан фыркает.

– Будь у тебя мозги, ты была бы опасна.

– О, ты считаешь себя лучше их?

– Мы разных биологических видов, подруга.

Я морщусь.

– Звучит совсем по-расистски. Тебе бы разобраться с предрассудками, приятель.

Он вспыхивает и глядит на меня. А потом почти орет:

– Я не говорю об их чертовой расе! А о том, что они с тобой сделают, как только ты попадешь к ним в руки, кретинка! К ним или любому другому клану! Какая ж ты дубина, – бормочет он.

Его акцент становится заметнее, когда он злится. Это слегка заводит.

– Бессмыслица какая-то. Зачем им со мной что-то «делать», если они пытаются помочь?

– Помочь? – смеется он. – Ты вроде говорила, что много времени провела с представителями нашей профессии.

Оскорбившись, я парирую:

– Они не растили меня с младенчества. Я просто встречалась с парочкой. Ладно, с одним. Но да, я провела с ним кучу времени, а также с его приятелями, и еще немного – с парнем моей подруги. Так что я знаю правила.

Его голубые глаза сверкают в приглушенном свете.

– Сейчас война, подруга. Правил больше нет. Особенно если речь идет о женщине, с которой вся эта кровавая карусель началась. Если они доставят тебя в Нью-Йорк на последнем издыхании, твой русский босс претензий иметь не будет. – Он понижает голос. – И неважно, сколько раз они тебя перед этим изобьют и изнасилуют.

Нет сомнений, что он серьезно, но тот же самый человек угрожал сорвать с меня юбку, отшлепать по заднице и позволить своим людям сделать то же самое или даже хуже, а потом дал мне пистолет. Не уверена, что его умозаключениям можно доверять.

Кроме того, Нат убьет Кейджа, если люди, которых он нанял мне помочь, вместо этого меня покалечат. Он будет кастрирован через десять секунд, и, уверена, он знает об этом.

Так что поехали дальше.

– Ты постоянно винишь меня в развязывании войны. Почему?

– Потому что так и было.

– Думаю, я бы это запомнила.

– Ты не запомнила, как выпрыгнула из машины и двинула Кирану.

– Понятно. Значит, я начала войну мафии, находясь под воздействием веществ, которые вы мне дали?

Ему не нравится мой тон, сочащийся сарказмом. По лицу вижу: он уже жалеет, что вытащил кляп у меня изо рта.

– У меня нет ни времени, ни терпения расписывать все в херовых подробностях.

– Успокойся. Ругаться не стоит.

От его пылающего взгляда краска со стен слезть может.

– Врешь ты, что у тебя не было парней. У тебя была куча, и, кажется, все они плохо кончили.

– А мне кажется страшным, что людям типа тебя можно голосовать. Ты не ответил на предыдущий вопрос.

– Я слишком занят раздумьями, где закопать твой труп.

Он снова скрежещет зубами. Я начинаю волноваться за здоровье его десен. А жалко, ведь зубы у него потрясающе красивые.

– Тебе ставили брекеты в детстве?

– Чего?.. Ладно, проехали. Господи. Лезь на пол. Если машина остановится и я выйду, оставайся внутри. И, ради всего святого, сиди тихо.

Он спихивает меня на пол и фиксирует на месте, крепко удерживая за загривок. Я вскидываю голову, все еще поражаясь, что он действительно ждет от меня выполнения хоть одного из его указаний.

Почему всем на свете управляют мужчины? Они же абсолютно бестолковые.

– Эй. Гангстер.

Он закрывает глаза, тихо рычит и крепче сжимает пальцы на моей шее.

– Да успокойся ты. Просто хотела спросить: как думаешь, обратный стокгольмский синдром уже существует или ты сейчас на пороге его изобретения?

– Сколько раз родители умоляли тебя сбежать из дома?

Неплохо. Он начинает входить во вкус.

– После первой дюжины они смирились с мыслью, что я не склонна выполнять просьбы.

Когда он открывает глаза и опускает на меня суровый взгляд, я только смеюсь.

– Ой, да ладно тебе. Ты просто злишься, потому что обычно сам любишь позубоскалить.

Суровость в его взгляде на секунду сменяется удивлением.

– Откуда ты знаешь?

– Я брата-умника за версту чую. Это один из моих многочисленных талантов. Если хочешь по-настоящему ярких впечатлений, – приходи смотреть, как я играю в техасский холдем [2]. Я просто зверь.

Его взгляд смягчается, он наклоняет голову и смотрит на меня. В смысле по-настоящему смотрит, с искренним интересом, – как редко смотрят мужчины.

Обычно они не идут дальше моих сисек.

Но момент промелькнул как вспышка, потому что в машину впечаталось еще несколько пуль. Машину занесло и повело в сторону. А потом мы сильно во что-то врезались. Единственная причина, почему я не разбила башкой заднее стекло и не вылетела из машины со скоростью ракеты, – это Деклан, сумевший каким-то образом снова оказаться на мне и придавить своим внушительным весом.

Когда пыль улеглась, я хрипло прошептала:

– Ты уже наловчился, да?

– А ты и в могиле не будешь рот закрывать?

– Меня кремируют. Будет нечем лясы точить.

– Тебя это не остановит.