Оглавление

Проданные Империей
Записки оккупанта

Посвящается С.

Предисловие

Мысль описать события, произошедшие в Венгрии в восьмидесятых годах, пришла после того, как я закончил книгу про войну в Афганистане, которую Советская армия вела с 1979 года в течение десяти лет. Где-то в 2016 году. Потому что показалось, что происходящее на противоположной стороне глобуса будет интересно и молодым читателям, проштудировавшим первую часть моих воспоминаний.

Эта книга — взгляд со стороны на те процессы, которые происходили внутри СССР за несколько лет до его развала. Там, где не было проблем ни с колбасой, ни с верой в будущее. Там, где каждый день был настолько приятен, что запомнился как лучшее время в жизни тех, кто его прожил.

Кроме того, прошло более 30 лет с того момента, как я дал расписку о неразглашении всего того, в чём буду участвовать как непосредственный исполнитель второстепенных, нет, третьестепенных задач по спасению государства от катастрофы, к которой оно катилось. К сожалению, процесс очищения начался слишком поздно, и реанимировать мёртвое тело СССР было невозможно. Даже хирургическим путём.

Ошибки, допущенные политическим руководством страны, оказались фатальными. Решения КПСС — убийственными. Методы партийного руководства — безумными. А задачи, стоявшие перед Вооруженными Силами, — невыполнимыми. Ложью пытались объяснить провалы в экономике, а пустые полки прилавков — злыми кознями врагов.

Многое из описанного в книге давно известно. О многом сейчас говорят в полный голос. Но я попытаюсь раскрыть то, что чувствует человек после выхода из боя, оказавшись в мирной обстановке. Как в Советской Армии относились к людям, пережившим стресс войны? Думаю, это важно, особенно в нынешних условиях, когда огромное количество военнослужащих сейчас выполняет задачи по защите Отечества.

Немного сумбурные воспоминания построятся в логическую цепочку только после того, как вы перевернёте последний лист этой книги. И только тогда многое станет понятным. Уверен, многие мои поступки вы не оцените и с ними не согласитесь. Посчитаете, что я дал слабину, что нужно было иначе, не так и не вовремя. Но я жив, и это для меня самое главное.

Некоторые события, описанные в книге, — вымысел автора. Некоторые личности не соответствуют действительным и изображены исключительно для усиления драматизма и понимания того, что происходило в то время. Акцент на их характер обусловлен задачами художественного произведения и не всегда соответствует исторической истине. Даже в документальной повести некоторые подробности работы специальных служб надо отображать таким образом, чтобы не навредить, но в то же время раскрыть дух того времени. Надеюсь, у меня это получилось.

Читайте и думайте.

Глава 1

Судьба распорядилась так, что в 1982 году, когда Холодная война набирала обороты и возможность ядерной конфронтации возрастала, меня, вместо того чтобы дать время восстановиться после Афганистана где-нибудь в средней полосе России, отправили служить в Венгрию в ЮГВ. Вместо того чтобы залечивать психологические травмы, полученные в боях, я оказался на передовой этой глобальной напряженности, в самом её эпицентре событий. В первом эшелоне с рваной нервной системой, но чувством беззаветного желанию служить идеалам коммунизма. И был готов за это отдать свою жизнь. Как 28 панфиловцев за спинами которых лежала Москва.

«Мы смело в бой пойдём за власть Советов

И как один умрём! В борьбе за ЭТО!».

Прошло 70 лет Советской власти, а нам до сих пор не известно — за что умрём? И уточнить уже некому….

Двадцать седьмого декабря 1981 года я покинул 66 Бригаду и афганскую землю сжимая в руках два чемодана с джинсами и дублёнками. В карманах прижавшись друг к другу лежала стопка чеков, молчаливых свидетелей былых дней, партийный билет и предписание в ЮГВ — Южную группу войск в г. Будапешт. Взлетел самолет, унося меня под звуки турбин домой в СССР. Back in the U.S.S.R! Пели Битлы обо мне. Тьфу, не обо мне. Просто пели.

Приземлившись в аэропорту Тузель солнечного Ташкента через четыре часа лёту, я практически мгновенно прошёл таможню и вышел на площадь, забитую ждавших нас местных водителей. Из огромного выбора таксистов, предлагавших навязчивые услуги, остановился на самом худом очкарике. Знакомые мне повадки местных заставляли быть на чеку. В общем будучи на чеку берёг чеки. И не ошибся. Это был скромный доктор технических наук. Передовик производства и пламенный коммунист. В виде платы взял сто чеков. Вместо двадцати рублей. И всю дорогу рассказывал мне как в СССР плохо жить.

По старой и доброй традиции, первым делом направился в ресторан «Зеравшан». Это знаковый ресторан для всех ветеранов Афганистана. Там, где-то под столом после ужина и переночевал. А утром, переполненный чувством гордости за СССР и огромной радости от того, что остался жив, отправился дальше в город Алма-Ату. Туда, где два года назад нас всех подняли по боевой тревоге, чтобы отправить в Афганистан.

Как проходил процесс я подробно описал в первой книге «Преданные империей. Записки лейтенанта».

Пробыл в столице Казахстана недолго. Не позволяла обстановка. Сейчас мало кто помнит, но именно в те дни столица Казахстана бурлила от протестов. Демонстрации следовали одна за другой. Впервые за многие годы, с того самого момента, когда был расстрелян последний басмач, местная шпана ловила военных и избивала. Но длилась вакханалия около месяца пока не нарвалась на какого-то афганца. Скажу честно. Не на меня.

Начало 1982 года не предвещало ничего хорошего. Ни мне, ни стране. Уже тогда в магазинах стояли пустые полки. Из продуктов питания без очереди можно было купить только баклажанную икру и ламинарии. Сейчас это деликатесы. А также «Солнцедар». Креплёное вино настолько плотной концентрации, что, если после двух выпитых стаканов помочиться на забор, от него останутся только гвозди. Но такие полки были настолько привычны глазу, что никто не спрашивал почему пустые. А может это Партия приказала? А что Партия приказала — закон для холопов.

Дней пять из шестидесяти выделенных предписанием, собирался потратить на знакомство с Ленинградом и заодно побывать у своего армейского друга Андрея Сёмикова и только затем отправиться в Воронеж к девушке, которая обещала ждать с фронта. Стояла зима. Февраль. Начало 1982 года. Из этих дней в памяти осталось только то, как я переходил замерзшую Неву по торосам с одного берега на другой в «Веселый поселок» — пригород Ленинграда. В состоянии настолько невменяемом, что непростой процесс этого «ледяного» путешествия, рассказанного позднее родителям Андрея, вызвал у них ужас. Который читался в их глазах всё время пока я двигал языком.

Эрмитаж, куда попал, отстояв длинную очередь, меня впечатлил настолько, что практика лицезреть картины сохранилась на всю оставшуюся жизнь. Единственное что меня смущало, так это желание ленинградцев, особенно ленинградок общаться со мной на английском языке. И все почему-то просили подарить жвачку. С своё время афганцы выучили русский, а первое выученное им слово было «подари». На мне были куртка дублёнка и джинсы с быком на жопе. На мой ему заданный вопрос он не ответил. Странно. Раньше разговор поддерживал.

В Воронеж попал в том самом стоянии души, когда от выпитого алкоголя стираются границы между мирами. Реальным и мнимым. Потому как попал в воздушное пространство СССР с чувством настолько обострённым, что не выходил из него до того момента как оказался в своей новой мотострелковой части в ЮГВ. Для дальнейшего прохождения службы. Во благо Родины. Переместившись с южных рубежей на западные называемые Южной группой войск. Но в Воронеже меня ждал сюрприз.

В истории Советского Союза ожидание любимого из армии было непростым испытанием для всех людей. И для молдаван, и для солдат. Особенно девушек. Время разлуки, наполненное тревогой и надеждой, могло стать настоящей пыткой для романтических отношений. Фольклор, а также задушевные песни на эту тему занимали первые места в музыкальных чартах СССР того времени.

— Солдат вернётся. Ты только — жди! — Умолял Лещенко с экранов телевизора. Да он над нами издевался!

Нередко случалось, что за долгие месяцы службы чувства остывали, но жизнь то шла своим чередом и инстинкты сохранялись. В таких ситуациях девушки, стремясь к продолжению рода, искали своё счастье с другим уже отслужившим человеком. Который ранее тоже не дождался своей девушки. И вот нежданный дембель наконец возвращается домой и обнаруживает, что его возлюбленная уже связала свою жизнь с другим. А если другой торопился выполнять супружеский долг, то дембель встречал её с ребенком, который, по законам физики, должен был быть его.

Появление «бывшего» на свадьбе своей бывшей невесты, как правило, не оставалось незамеченным ни для родителей, ни для милиции, ни для санитаров местной скорой помощи. Такие встречи были порой такими напряженными что приводили к выяснению отношений, переходящими в мордобой. В те времена правоохранительные органы зачастую не вмешивались в подобные конфликты, разумно считая их следствием естественных человеческих эмоций и рефлексов. Безусловно подобные эксцессы были болезненными для всех участников. Это подтверждали санитары. Но, как и в природе, инстинкт продолжения рода играл важную роль в обеспечении Вооруженных Сил призывниками. И справиться с этим инстинктом было непросто. Особенно после Афганистана.

Город, где Пётр Первый построил свой первый фрегат и город, который назвал своим именем были связана между собой ещё одним человеком. После Петра Первого, конечно. Мной. Потому что и тут, и там у меня были друзья. Которых я помню и которых люблю до сих пор. А также уже моим инстинктом размножения, названным учеными либидо. Именно в те дни в Воронеже я развил такую бурную деятельность забывая предохраняться, что итогом её стало долгое счастье отцовства, ранее мной не испытанного и поверьте, настолько необычного, что оно чувствуется до сих пор.

Дни отпуска пролетали со скоростью пули выпущенной из душманской винтовки Ли-Энфильд образца 1902 года. Знакомые и незнакомые лица тасовались перед глазами словно карты в руках факира. Не поверите, но я не помню, как попал в Венгрию. Из-за послестрессового состояния, в котором пребывал всё последнее время. Но это случилось и стало фактом, от которого уже не отвертеться. Помню только, что женился. И позднее познакомился с ней только после её приезда в Венгрию.

Приближаясь к штабу общевойсковой армии, расположенному в Будапеште, я ощущал, как нарастает тревога, зародившаяся еще на вокзале Ньюгати. Эта железнодорожная станция, творение Огюста де Серреса и воплощение инженерного гения компании Eiffel, принадлежащей знаменитому Эйфелю, создателю парижской башни, вызывала смешанные чувства. И хотя было не ясно, кто кого прославил больше, сооружение архитектора или архитектор сооружение, вокзал, открывший свои двери 28 октября 1877 года, стал для меня временным порталом в Венгерскую Народную Республику.

Впервые в жизни я оказался в окружении огромного количества иностранцев без огневой поддержки и это было непривычно. Сердце колотилось с такой частотой и силой, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, стоило кому-то обратиться ко мне с вопросом. Однако, к счастью, мое волнение рассеялось благодаря появлению армейского патруля, который, потребовав предъявить документы, вернул меня к реальности и помог справиться с нахлынувшей фобией.

— Откуда прибыли? — Заинтересованные глаза капитана с красной повязкой на рукаве шинели.

— Афганистан! — Гордо отвечаю и рассказываю, насколько там плохо. А также почему прибыл из СССР в полевой форме. Он сочувственно качает головой и показывает дорогу к штабу Южной группы войск. И советует пожевать жвачку с ментолом.

Для справки. Я прибыл в ЮГВ в той форме, в какой вышел из Афганистана. Потому что парадная и повседневные складированные в городе Алма-Ата по приказу командира полка, кто-то спёр, пока я выполнял интернациональный долг в городе Джелалабад провинции Нангархар. В теперь уже знаменитой 66 Бригаде — единственном подразделении в СССР награждённым за вторжение орденом Ленина. Тырить чужие вещи при первой возможности — естественная реакция любого гражданина СССР.

Тогда воровали всё, что плохо лежало. Даже то, что лежало хорошо — пытались схапнуть. В основном то, что сами и производили. Везло тем, кто тащил то, что можно при случае обменять. Но что было делать тем, кто работал с сфере атомной промышленности? Атомы то не украдёшь! Но мы отклонились от курса….

Вы будете удивлены, если узнаете, что мне выпала честь стать первым офицером в Советской армии, кто прибыл в Венгрию из Афгана. Естественно, и встречи, и почёт был на уровне. Правда цыган с гитарами и пляски никто так и не заказал. Но помню до сих пор, как на меня приходили смотреть из всех отделов штаба группы войск как на неведомую зверушку. Мой внешний вид, мягко говоря, отличался от привычного. Во-первых, загар у меня был настолько тёмный, что я напоминал афроамериканца. Во-вторых, форма, в которой я прибыл для дальнейшего прохождения службы, кардинально отличалась от той, что носили тогда наши солдаты и офицеры за границей Родины в ЮГВ.

Но самое интересное произошло при входе в штаб. Часовой просто не хотел меня пропускать внутрь, решив, что я какой-то иностранец, возможно, даже американец. Потому что часто повторял слово «Nо!» и махал рукой. Моя «экзотическая» внешность и, видимо, нетерпение начать службу, которое выразилось в попытке перелезть через трехметровый стальной забор, показались ему подозрительными. Он воспринял это как попытку шпионажа.

Но хорошо, что всё хорошо кончается. Командующий правильно понял течение моих мыслей. Хотя не одобрял их суть. По каналам СВ связи нижестоящий штаб предупредили, кто к ним едет. И попросили отнестись с пониманием. А направили меня в штаб 93 дивизии в город Кечкемет, где происходило всё точно также как и в штабе Группы войск в Будапеште. Толпы зевак. Странные вопросы. Попытка арестовать за незаконное проникновение на территорию части. Последующая реабилитация. Внимательное выслушивание моих героических рассказов про войну. Тосты за Победу. И направление в то самое воинское соединение, где прошла лучшая часть моей жизни. Город Сегед. В/ч 33513. Совьет локтонябо. Советский городок. Моя юность, отрочество и период взросление. Моя любовь. Чеми Сакартвело, чеми Самшобло! Это по грузинский, но сути не меняет.

Раздувая паруса бесшабашности, я гнал свой клипер сквозь рифы опасности, полный уверенности, что там, за ними, меня ждет тихая гавань покаяния. Потеющими ладонями мертвой хваткой сжимал штурвал, не оставляя места компромиссу. Сотни километров незнакомой трассы Кечкемет — Сегед были преодолены за два часа. Петляющая, как походка пьяной шлюхи, дорога от Кечкемета до воинской части была преодолена за час. Если бы не шоколад, купленный за чеки в «Берёзке» ещё в СССР ни за что бы не добрался да конца своего пути. Выпрыгнув на асфальт из кузова Газ-66, доставивший меня до места будущей службы, зашёл внутрь части под аккомпанемент жующего самого себя желудка в искрах зарождающихся звезд.

Прошёл через стальные ворота. Здесь, как я знал из школьной программы, служат советские офицеры, в большинстве своём происходящие от обезьян. Но только командир моего будущего полка, подполковник Константинов, был близким родственником дятла, хотя об этом я узнал позднее. Представляясь ему, он пристально взглянул мне в глаза, и я понял: попал! Потому что столько презрения в глазах одного отдельно взятого индивидуума я не видел нигде и никогда.

Меня распределили в третью минометную батарею в батальон майора Шаповалова. Который получил через год подполковника за то, что лично принимал участие в моём перевоспитанием. Заместителем по политической части был капитан Сыч по тем-же причинам, получившим звание майора. Первую ночь я провёл в офицерском общежитии. На чей-то койке.

Через два дня моя фотография красовалась на огромном панно при входе на плац. Быстро сработали! Под фото текст — лучшие офицеры части. Бля! Никогда не стремился к популярности стараясь не светиться. И понимал свою задачу в ЮГВ несколько иначе, чем ту которую мне советовали при разговорах генералы. Не жалея своих сил научить современным правилам боя тех, кто рядом. Наибольшие потери в Афгане были среди вновь прибывших. После года они снижались и существенно. Хотя по статистике оставались на уровне где-то пятьдесят на пятьдесят. И если способность выжить в первой половине командировки на войну зависела от мастерства индивидуума, то вторая исключительно от удачи.

Я тогда не понимал, что руководящие принципы армейской жизни и законы войны в этом полку не совместимы. И возникли противоречия. Я оказался на острие тех противоречий. И тогда или они перевоспитают тебя, или ты перевоспитаешь их. Силы, к сожалению, были неравны. А битва было бескомпромиссной. Но война научила меня одному важному качеству. Не отступать и не сдаваться. Даже тем, кого ты считаешь друзьями или сослуживцами. Через неделю мой портрет с доски почёта сняли.

Вся моя дальнейшая служба проходила в окружении заклятых друзей. Как у разведчиков-нелегалов. В постоянном напряжении и чувством, что тебя или уже предали, или скоро предадут. И это произойдёт обязательно, если не сменить явку и пароли. Все пять лет, что служил Отечеству в г. Сегед только этим и занимался. Менял явки и пароли.

Словно забыв о тормозах, я в сознательно давил газ затекшей ногой. Гнали меня в спину жажда приключений и может быть совсем немного желание стать защитником. Дважды, чуть не слетев с катушек я молился Богу. Absit invidia! Пусть не будет зависти или злобы. Аминь. А грехи свои искуплю, ибо грешен. Убивал. Не от скуки ради, а во спасения души своей. Защищая себя и тех, кто рядом. А ты, там с верху, не слишком и дави на меня. Ступил на стезю сию не по воле случая, а по желанию. Ибо так хотел Родине послужить что до сих пор не отпускает.

На правой стороне шоссе, ведущего в Будапешт, замерли казармы 112-го мотострелкового полка (в/ч 33513) — красные кирпичные, в четыре этажа, с плацем, разлинованным белой краской. Вход на территорию прикрывают большие металлические ворота, покрашенные зелёной краской с красными звёздами. Справа у входа застыл КПП №1. Промахнуться невозможно даже ночью, даже пьяным.

В свете прожекторов они выглядят словно рождественская ёлка на деревенской ферме. Расположенное на юге Венгрии, у самой границы с Югославией, фортификационное сооружение времён Карла Великого вызывало восхищение и даже страх. Толстые стены казались непреодолимой преградой для разума и одиноких путников, но не могли остановить ни одного офицера. За металлическими воротами лежала асфальтированная площадь, зеркально отражающая грандиозное сооружение, исчезающее в низких облаках.

Как войдёшь: справа — штаб, слева — офицерская общага и столовая. На уровне второго этажа — перемычка, соединяющая оба здания. Сами казармы в четыре этажа застыли буквой П. На каждом этаже расположилось по батальону.

Представившись по форме, командир полка первым делом приказал выдать мне обмундирование. В Тбилиси мы обычно его шили, и сидело оно на теле с иголочки. Только позднее, в отпуске, я закажу такое в мастерской на территории Училища. Но пока приходилось терпеть, внимая словам главнокомандующего Сегедского полка. И каждое из них он произносил стальным голосом, веря в то, что говорит.

Я чувствовал, слушая Константинова (это фамилия командира полка), что шпионы, заполонившие Сегед, распускают слухи один страшнее другого и подтачивают выдержку и боеспособность советских войск. Что мадьяры в 1956 году никогда никого не оставляли в живых. Пленным советским солдатам рубили головы, а их жён расстреливали. Или наоборот? А также насиловали. И тех, и других. Поэтому моё очко и кулаки сжимались настолько сильно, что на лбу выступил пот.

Хотя события случились во время восстания 1956 года, они до сих пор не забылись в некоторых военных умах. В ушах его голос не противоречил, а усиливал доводы генерала из Группы войск ЮГВ, говорившего мне то же самое и с такими подробностями, что стыла душа.

— Мы здесь тоже выполняем интернациональный долг. Знаете, что произошло в 1956 году? Нет? Так слушайте! Армия стоит на страже границ Варшавского договора. Бдительность и ещё раз бдительность. История ошибок нам не простит. Родина превыше всего! И тут как в любви, третий — лишний.

С его последней фразой я согласен. И на кой хрен он её произнёс?

Глава 2

Ночь опустилась на гвардейскую воинскую часть 33513, густая, как сгущенное молоко. Туман, словно плотное одеяло окутал всё вокруг стирая границы между городом Сегед, стоявшим неподалёку и деревней Кишкундорожмой через дорогу превращая знакомые очертания в призрачные силуэты. В такой мгле даже привычные звуки теряют свою определённость, и где-то там, в этой молочной пелене застыли почти неразличимые фигуры часовых.

Для меня эта ночь особенная. Это моё далеко не первое назначение начальником караула. Год и шесть месяцев адаптации в Венгрии, среди чужих пейзажей и незнакомых лиц, подошли к концу, и вот я здесь, в своей части, с особой ответственностью перед будущим Родины. В моём подчинении около двадцати солдат-гвардейцев, молодых ребят, которым предстоит пройти этот путь под моим командованием и остаться в живых.

Нам предстоит охранять шесть постов. Пять из них — это боевая техника, грозная и готовая к бою, с вооружением, которое должно быть под надёжной защитой. Эти посты — наш щит от внешних угроз и от возможного мятежа, который, как нам ежедневно говорят политработники, может начаться в любой момент. И шестой пост — у самого большого склада с продовольствием. И он, как и остальные, требует бдительности, потому что угроза, как мне объяснили знакомые прапорщики, может исходить и от своих по причине воровства продуктов питания, за границей не считавшегося уголовным преступлением.

Опустив лицо, я вижу в луже под ногами впавшие щеки, черные от усталости, и глаза, смотрящие на меня в упор. Этот взгляд демона, вышедшего на тропу войны, сверкал, напоминая вспышки электросварки, ненавистью и немного безумием. Неожиданно в сознание вторгаются глухие удары тяжелых барабанов. Где-то там реют флаги, ведущие к победе; там, вдали, лежат наши судьбы, истоптанные чужими сапогами. Там горны взывают к мести за 1956 год. Если я еще не сошел с ума, то лишь благодаря этим, зовущим меня в поход, трубам.

— Бдительность и ещё раз бдительность! — Инструктаж перед заступом на дежурство. — Помните, что случилось на этих землях. Вешали всех вне зависимости от возраста и национальности. Здесь недалеко есть мост, названный «Кровавым», думаю догадываетесь почему?

Эта ночь — проверка на прочность не только для солдат, но и для меня, а также на смелость и умение принимать решения в условиях неопределённости, когда даже собственные глаза подводят и не хотят открываться. Туман заслоняет многое, но он не может скрыть наш настрой на победу в возможном поединке с вероятным противником. Мы должны быть готовы к любому развитию событий, даже неблагоприятному. Дежурный, выдававший ПМ, спросил стоявшего рядом капитана Федосеева.

— Старшему лейтенанту Котову — тоже? — Имея ввиду выдачу боевого оружия. В армии к нему особое отношение. Не совсем осознанное, на уровне рефлексов.

— Да.

— С боевыми патронами?

Идиоты. Люди, которые не держали в руках оружия после двух литров «кавы» и не стреляли в небо, воспринимались мной как пионеры, у которых лучшие дни — впереди. Да, они были классными офицерами с чётким строевым шагом. И ко мне относились с пренебрежением, свойственным офицерам царской армии по отношению к выскочкам из народа, носившим такие же погоны. Но после первых стрелковых соревнований отношение поменялось. В худшую сторону.

Полигон. Первые стрельбы из АК-74 после принятия присяги молодыми солдатами. Выдают по десять патронов в одни руки. Магазины снаряжены. Молодые проинструктированы. Стрелковое поле с мишенями в полурост застыло в ожидании промахов. Все боеприпасы под строгим учётом. Никто не может позволить себе сделать очередь из автомата. Пристрелочные выстрелы делают офицеры, то есть стреляют первыми. Всё как в классическом фильме про войну. Но в отличие от остальных, для меня это всё в прошлом. И чувство, что для остальных — всё это в будущем.

Я беру ствол и передёрнув затвор выпускаю по первой мишени пять коротких очередей. Последние два патрона летят на землю. Меня смущает отклонение ствола влево. Отскакивая от земли, они взвиваются в воздух, и, прыгая по камням, замирают в трех шагах от моих сапог. Эти — последние. Я делаю глубокий вдох, отгоняя демонов войны. Впереди ждет тяжелая работа, для кого-то слишком тяжёлая. Но не для меня! И то, что я сейчас испытываю, напоминает чувства Иисуса Христа после вечерней трапезы со своими учениками. Тогда тоже в начале было солнце, но разошлось непогодой.

Стоявший рядом со второй мишенью замполит части, подполковник Кобзев, с визгом бросается на землю. Песок медленно оседает на его вспотевший зад. Ствол пристрелян, и я чувствую, а с этим чувством расстанусь только лет через тридцать, что все пули летят в мишень. Кроме последних двух. Я жму спусковой крючок, приладив приклад особым способом с помощью ремня. Так кивок ствола меньше, и точность выше. Боковым зрением вижу, что кто-то ко мне бежит. Разворачиваюсь. Это какие-то два капитана. Дымящийся ствол смотрит прямо им в лица. В магазине патронов нет, но им это не известно. У того, что слева, задёргалось веко. Что это с ними?

— Стой кто идёт? — Голос из тумана на чистом русском языке. Звучит настолько необычно, что руки даже не тянутся к пистолету, который находится в кобуре.

— Начальник караула с разводящим. — Отвечаю я. Строго по Уставу.

— Пароль!

— Амортизатор. Отзыв?

— Редюит. Проходите товарищ старший лейтенант. — Я приближаюсь к часовому. Солдат в шинели с автоматом на изготовку. Всё по уставу. Красные погоны и петлицы. Не придраться. Вот это да! Думаю и восхищаюсь Советской армией по-настоящему. С такими бойцами нам нестрашно никакое НАТО, никакие перевороты. Защитим южные рубежи нашей необъятной Родины и всего Варшавского договора. Наших братьев по оружию.

— Всё спокойно?

— Так точно товарищ старший лейтенант. — Боец бодр и внимателен.

— Хорошо. Доброй службы. — Я иду дальше. На остальных постах всё точно также. Полный контроль за окружающим нас миром. Враг не пройдёт. Мышь не проскачет. Удав не проползёт. Лягушка не квакнет.

Последний раз в жизни, когда я проверял посты в Афганистане, процесс проходил несколько иначе. Заснувшего бойца туркменской национальности я привёл в чувство с помощью кулака и мата. Тому не понравилось ни то, ни другое. Он, передёрнув затвор, выпустил в мою сторону рой пуль. Упав на землю, я видел, как к нему бросились несколько бойцов и отобрали оружие. Судьба того солдата оказалась печальной: чтобы избежать смерти в бою, он выпил позднее на базе бригады мочу больного желтухой. Заболел, попал в госпиталь, где и помер. Аллилуйя!

Удовлетворённый, возвращаюсь в караульное помещение. До конца смены ещё почти сутки, а у меня четыре часа на отдых — с часа до пяти. Самое отвратительное время для сна. Место рядом с бойцами на тахте. Вместо меня — сержант Юнич, заместитель начальника караула. Самый подготовленный сержант в моей армейской жизни. Требовал отдавать честь даже у солдат. Непривычно. Дико. И отчего-то тоскливо.

В восемнадцать часов — развод караула на плацу части. Слышу звуки марша. Скоро начало сдачи. Караул прошёл без происшествий, все живы. Процесс передачи полномочий занимает около двух часов. В девять иду домой. Там ждёт жена и дочка, которая родилась в Сегеде. Они будут со мной около двух лет. Жизнь с ними меня немного успокоила, утихомирила. С ними я оказался в тихой гавани, куда стремился всю свою жизнь. Каждая минута, проведённая бок о бок, превращалась для меня в маленькое чудо. Одно из них сейчас меня ждало дома — Лера, Валерия, моя дочка. Маленькое существо, однажды произнёсшее слово «папа». И я растаял, как мороженое во рту.

Для справки: единственный в полку, кто на стрельбище выбил из 100 возможных 89 очков, был я. Но тогда, не дожидаясь финала, подполковник Кобзев, замполит части, побежал домой стирать бриджи. И мне он этого так и не простил.

***

Немного истории.

Сегед, третий по величине город Венгрии, является сердцем Южной Великой равнины и административным центром округа Чонград. Здесь находится Сегедский университет — настоящая жемчужина Европы, славящаяся своими достижениями и считающаяся одним из чудес света. Не только для «советских» — для всей Европы. Этот город, известный своей историей, полной бунтарского духа и стремления к свободе, всегда был местом, где ценились честь, ум и совесть.

Каждый год Сегед оживает благодаря своему знаменитому летнему фестивалю под открытым небом, который впервые состоялся в 1931 году. Это событие, отмечаемое в День города 21 мая, становится одним из главных событий наступающего лета, привлекая множество гостей из разных стран в том числе и из СССР. Его ждут местные. Его ждут холостые офицеры, потому что в эти дни в город приезжают туристки из СССР. Но с особым чувством его ждут жены офицеров, приобретая в городских магазинах скалки и другие подручные инструменты воспитательной работы.

Особое время для одиноких офицеров части — период, когда город наполняется русскими туристами женского пола. Даже женатые мужчины из нашей части не остаются в стороне от такого важного события, хотя и действуют с меньшим энтузиазмом чем холостяки. Впрочем, даже если они не смогут угнаться за всеми возможностями, предоставляемыми туристками то хотя-бы согреются.

Артисты из СССР приезжают постоянно. Одесский академический театр оперы и балета живёт здесь второй год и не хочет возвращаться. Фольклорные ансамбли из разных городов России. Творческие группы и одинокие певцы шансона, называемые просто певцами. Чёс шёл по-взрослому. Будапешт — Сегед — Кечкемет. Толпы поклонников и аплодисменты. А после пьянки если повезёт — любовь. Быстрая, как выстрел. И практически без последствий. Главное, чтобы жены не разнюхали!

История названия венгерского города Сегед окутана тайной. Никто не может с уверенностью сказать, как оно появилось. Кто назвал Сегед Сегедом? Одна из самых интригующих версий гласит, что название — это искажённое и укороченное слово «Партикум». Именно так именовалась римская колония, основанная во II веке на месте, где сегодня раскинулся современный город. Но нужно обладать охренительным воображением, чтобы выдвинуть сию версию.

Руины, которые можно увидеть в центре и на окраинах, — это не просто камни, а свидетели бурной истории. Причём Советская армия к ним имела лишь косвенное отношение, ибо они могут относиться как к временам римского владычества, так и к разрушениям Второй мировой войны или к событиям 1956 года. Каждая находка — это кусочек мозаики, складывающейся в картину прошлого, а кое-где — бурного прошлого.

Но именно в этом и заключается очарование страны куда я попал волей случая. Полная сюрпризов, каждый шаг по её земле вызывал удивление, открывая новые грани истории и культуры. И Сегед — яркое тому подтверждение, город, где прошлое переплетается с настоящим, а его тайны манят исследователей. Эта повесть — желание вскрыть некоторые.

Существует две основные версии происхождения названия города Сегед. Одна из них связывает его со старым венгерским словом «szeg», означающим «угол». Это может указывать на изгиб реки Тисы, протекающей через город. Другая версия предполагает, что название происходит от венгерского слова «sziget», что переводится как «остров». Однако, это лишь предположение, а не установленный факт.

Говоря о венграх, нельзя не отметить их выдающиеся таланты. В качестве примера можно привести «кубик Рубика», изобретение которого принадлежит именно венгру. Трудно представить, что подобная игра могла появиться в СССР под названием «кубик Брежнева» или в Британии как «кубик Тэтчер». Это наводит на мысль о том, насколько уникальным было это изобретение. И, конечно, возникает вопрос: смог бы «кубик Брежнева» вращаться по осям так же, как знаменитый кубик Рубика?

Окрестности Сегеда дышат древностью. Это ощущение проступает в глазах его жителей, в морщинах, хранящих отпечатки прожитых лет. Особенно ярко история читается на женских лицах, на их юных чертах, словно в них отражается сама вечность. И хотя сам город, известный Птолемею под именем Партикум, давно запечатлён на страницах истории, его прошлое продолжает жить в лицах горожан.

Есть предположения, что именно здесь, в этих краях, располагалась резиденция легендарного Аттилы, царя гуннов. Эта связь настолько сильна, что в Сегеде до сих пор существует традиция давать новорожденным мальчикам имя Атилла. Мне лично доводилось знать троих носителей этого имени.

С течением времени Сегед становится важным стратегическим пунктом. В последующие эпохи вокруг него возводились фортификационные сооружения, защищающие жителей от напасти. Австрийцы построили свой форт, затем его сменили немецкие укрепления. И, наконец, в XX веке на месте прежних оборонительных сооружений был возведен советский форт, получивший название «Совьет локтонябо». И где разместился 112 гвардейский мотострелковый полк. Окруженный колючей проволокой. Чтобы напасть не разбежалась по Европе.

Из истории: Сознание лишь на короткое мгновение оставило главу города, чтобы вновь вернуться вместе с болью. Пот, точно изморось, каплями выступил на лбу и, стекая по его белой помертвевшей коже, будто душа выдавливала сквозь поры страх, наполняя воздух кислотными испарениями. Вывернутые в суставах руки безвольно покоились на досках. Глядя на них, с трудом представлялось, что они могли когда-то крепко держать кружку пива или обнимать женщину. Из отрубленной по колено правой ноги с чёрным, дымящимся мясом на срезе уже не сочилась кровь: палач прижёг её раскалённым на углях лезвием ножа. Турки изгалялись над посмевшим им перечить магистром Сегеда так, как считали нужным.

Толпа, с нескрываемым ужасом взиравшая на происходящее, точно рой жужжащих мух готовый в любой момент броситься на обрубки тела, жадно вбирала в себя запахи горелого мяса, которые пьянили и завораживали, вызывая приступы тошноты. А у некоторых — слюноотделение.

Скальп свисал над его бровями кровавыми лоскутами, мешая рассмотреть глаза: левое было вбито палкой в череп. Вместо него пустой обречённостью зияла глазница. Искажённое мукой лицо ещё выражало надежду на избавление от чудовищных истязаний, а свисающее на тонкой прожилке правое глазное яблоко продолжало выискивать в толпе того, от чьей милости зависела жизнь и смерть любого живущего в этом городе. Предсмертным желанием магистра было одно: пощадить граждан Сегеда. Он решил отдать свою жизнь за их. Это была высокая плата, но он был к ней готов.

Только спустя время я впитал историю Сегеда, полную трагедий. Во времена сурового монгольского нашествия город был разрушен, а неистреблённые и не взятые в плен жители скрылись в непроходимых болотах. Однако, несмотря на ужасы прошлых войн, дух граждан оказался несгибаемым, как лом, глубоко вбитый в асфальт. И они вернулись, чтобы отстроить свой город из руин, доказав свою стойкость и преданность родной земле, своей вере.

В XIV веке, под мудрым правлением короля Людовика Великого, Сегед начал свой путь к величию. Он стал важнейшим центром Южной Венгрии, играя ключевую роль в жизни королевства. С приближением грозной османской военной машины к границам государства стратегическое