1

После полудня стало холодно, мороз пробирал до самых костей. На широких равнинах Южного королевства не было ни одного дерева, чтобы сдержать ветер, и тот рвался сквозь маленький караван, не обращая внимания на страдания, которые причинял. Холодный весенний воздух был плох сам по себе, но ветер закрадывался под одежду путников, вгоняя кинжалы льда в кожу. Снег метался вокруг деревенских жителей, создавая иллюзию снежной бури, солнце ярко пылало над ними в безоблачном небе, но ничем помочь не могло.

Караван был едва ли достаточно велик, чтобы его вообще можно было так назвать. Всего лишь группка торговцев из маленькой деревушки, которые шли пешком четыре дня, чтобы добраться до Нью-Хейвена, столицы Южного королевства. Теперь же они возвращались домой, радуясь неожиданно удачной торговле в городе, но тут поднялся ветер. Они оказались в ловушке посреди равнин, почти на полпути к дому, и решить, что делать дальше, было нелегко. Их самопровозглашенный проводник, местный который тратил столько же времени на прогулки по равнинам, сколько и на работу в кузнице, считал, что они находятся всего в одном трудном дне пути от дома. Но никто уже не был уверен, где они находятся. Невозможно было разглядеть под ветром и снегом знаки, обозначавшие тропу, а те равнины, которые были видны, казались одинаковыми, в какую сторону ни посмотри.

В караване была всего дюжина человек. Трое старейшин, шедших со всеми, чтобы помочь в переговорах, кузнец и две семьи. Первая семья состояла из купца, везшего из деревни ткани и полотно, его жены и сына. Мальчику было тринадцать циклов от роду, и он бунтовал против своей семьи. Всю дорогу он всех раздражал. Он хотел стать великим воином и поэтому без конца таскался за двумя солдатами, которых наняли в качестве эскорта. Из-за этого он часто отлынивал от дел, которые задумывал для него отец, – например, знакомства с миром торговли в Нью-Хейвене.

Замыкала группу семья крестьян – сравнительно молодая, но уважаемая пара, с ними был их первый и единственный сын. Он только что перешагнул порог своего пятого цикла, и это была первая его поездка в большой город – запоздалый подарок от родителей.

Путешественники взяли с собой теплые вещи, но они не были готовы к такой свирепой и продолжительной буре. Весна в их деревне была переменчивой. Штормы случались регулярно, но сильные – так редко, что старейшины, закаленные прожитыми жизненными циклами, могли отмахнуться от потенциальной угрозы. Весной в город почти не ездили, пусть погода стояла спокойная, хотя и холодная, и раннее начало торговли могло увеличить доход всей деревни. Это был просчитанный риск, но он не оправдался. Путешественникам нечасто доводилось видеть бури, подобные той, в которую они попали. И поскольку ветер продолжал завывать и прекращать не собирался, беспокойство постепенно перерастало в страх. Риск замерзнуть насмерть становился тем выше, чем дольше длилась буря.

После полудня всех продолжал вести кузнец, и в караване начались разногласия. Никто не узнавал ориентиров, хотя кузнец уверял, что они приближаются к дому. Яростная буря не утихала, и путешественники решили остановиться и попытаться развести огонь. Благодаря усилиям четырех мужчин удалось разжечь небольшой костер, и все двенадцать членов каравана прижались друг к другу, чтобы согреться. Даже солдаты, стойко сопротивлявшиеся натиску непогоды, решили, что разумнее всего держаться поближе к горящим дровам.

Путешественники не могли видеть, как садится солнце, но по мере того, как становилось темнее, обсуждение того, что делать дальше, становилось все жарче и наполнялось сомнениями. Страх нарастал, прогрызая себе путь в самые крепкие сердца членов группы, и разум уступал накалившимся эмоциям. Кузнец клялся, что они уже близко и до дома не больше половины дня пути. Он рассчитывал продолжить путь ночью, чтобы добраться до деревни, пока не рассвело. Старейшины колебались и в итоге разошлись во мнениях, а солдаты ничем не могли помочь.

Именно купец решительнее всех выступил за продолжение путешествия. Ему не нравилось находиться вдали от домашнего очага, и его растущая нервозность не давала ему покоя.

– Это небезопасные земли. Мы открыты и беззащитны, у нас есть товары и золото, которые привлекут любую странствующую банду налетчиков. Лучший способ снизить риски – это находиться в дороге как можно меньше. Мы должны продолжать путь.

Солдаты молча согласились. Они были из местного ополчения и поступили туда лишь в начале этого цикла, так что стремились избежать конфликта. Старейшины тоже кивнули. Хотя купец был самым богатым – и негласным лидером каравана, – традиции и представления о чести требовали, чтобы окончательное решение принимали старейшины.

Крестьянин оглядел остальных и увидел, что никто не осмелился возразить купцу. Этот человек был влиятелен в городе, и выступление против него могло стоить дорого. Но крестьянин беспокоился о своей семье, к тому же заблудиться на открытой местности во время снежной бури было гораздо опаснее, чем встретить банду налетчиков. После минутного колебания он заговорил.

– Меня беспокоит, что мы можем быть не так близко к дому, как нам кажется. Я обрабатываю земли, прилегающие к нашей деревне, и я не узнаю этих мест. Уйти от костра – значит подвергнуть опасности здоровье моего сына и жены. Давайте лучше разобьем лагерь у огня. Эта же вьюга, которая застигла нас врасплох, наверняка держит разбойников в норах, которые они себе вырыли. Безопаснее путешествовать днем, согреваясь тем теплом, которое может дать нам солнце. Молодым и старым, – добавил он, бросив многозначительный взгляд на старейшин, – было бы неразумно идти по такому холоду, вдали от теплого лагеря.

Старейшины, сидя вместе, не спеша совещались.

Купец и кузнец обменялись полными досады взглядами, крестьянин смотрел на них. Он уже привык к неторопливости стариков. Но их караван был полон молодых людей, и терпеливо ждать старших они не умели. Купец и кузнец перешептывались, но крестьянин держал язык за зубами. Порицать нерешительность и медлительность старейшин было обычным делом, но он подобного не совершал. Когда-нибудь крестьянин сам станет старейшиной, и он предпочел бы уважительное отношение, а не шепотки за спиной.

Старейшины пришли к решению до того, как людей начал бить озноб. Старейший из них выступил в роли представителя, как того требовала традиция.

– Крестьянин прав. Путешествовать в таких условиях опаснее, чем встретиться с разбойниками. Мы отправимся в путь с первыми лучами солнца, если, конечно, буря утихнет.

Купец шагнул вперед, уже приоткрыл рот, чтобы запротестовать, но рука жены удержала его. Решение старейшин было окончательным, а солдаты обязаны были им подчиняться. И хотя купец был расстроен, публичный протест не принес бы ему никакой пользы – только бы навредил его торговле по возвращении в деревню. У него было два варианта: он мог либо забрать свою семью и уехать без поддержки солдат, либо подчиниться решению старейшин.

Крестьянин краем глаза внимательно наблюдал за купцом. Хотя у него была внешность обычного трудяги, привязанного к земле, в деревне его хорошо знали благодаря острому уму и проницательности. Когда он был моложе, совсем юным, старейшины подозревали, что он обладает кое-какими способностями к чувственному восприятию; но он всегда отрицал свою склонность к подобному и никогда не проходил тесты, которые монахи устраивали детям во всех Трех Королевствах. Крестьянин знал, что нажил себе врага в виде купца, по крайней мере на время. Торговать с ним будет невыгодно, и ему придется продавать продукты в других деревнях. Эти мысли он отложил в сторону – к остальным крупицам информации, которые держал в голове.

Взгляд крестьянина задержался на купце еще на мгновение, а затем вернулся к семье. Все его тревоги растаяли, как снег у костра, когда он увидел своего сына. Мальчик был еще слишком мал, чтобы понять суть этого спора, и довольствовался тем, что сидел между матерью и огнем. Крестьянин гордился своим сыном. Ребенок был необычайно одаренным, и это было очевидно всем, кто с ним встречался. Он научился говорить гораздо раньше, чем любой ребенок, которого помнили старейшины. В возрасте пяти циклов он задавал вопросы всем и обо всем, а его память была безупречной. Крестьянин сначала не решался везти сына в Нью-Хейвен, но его опасения оказались необоснованными, а сделки, которые он заключил, были гораздо выгоднее, чем то, что он бы получил, продавая свой товар через купца.

Крестьянин всегда охотно потакал любопытству сына, с искренней радостью поддерживая любые его увлечения и интересы. Он никогда не лгал ему и позволял спрашивать обо всем, что тому взбредет в голову. По городу они почти не ходили, потому что мальчик останавливался через каждые два шага, чтобы засыпать вопросами каждого, кто бы его ни слушал, и некоторые из них были почти неуместны. Тогда крестьянин впервые попросил сына повременить с вопросами, чтобы они могли заняться делами. Мальчик, как и всегда, спросил почему, и его отец не мог решить, плакать ему или смеяться от неуемного любопытства сына. К счастью, мальчик послушал отца и спрашивал только о важном, пока они не покинули городские окраины. И как только они миновали последние дома, он вновь начал сыпать вопросами.

Крестьянин заставил себя сосредоточиться на настоящем. Их лагерь пришел в движение, готовя убежище на ночь. Поскольку главный вопрос был решен, им потребовалось совсем немного времени, чтобы разжечь посильнее костер и собрать побольше дров из запасов каравана. Время караула определили для каждого из солдат, купец с крестьянином тоже согласились нести стражу.

Вскоре путники улеглись вокруг костра, закрывшись повозками и скотом. Ночь прошла без происшествий, и темнота уступила место мягким, но настойчивым лучам восходящего солнца. По привычке вся семья крестьянина проснулась, чтобы встретить рассвет. Дома у них было много работы, и солнечный свет был самым ценным из ресурсов. Следом проснулись солдаты, привыкшие к гарнизонному распорядку, семья купца и старейшины пробудились последними.

Рассвет нового дня поднял настроение всем путникам. Сомнения в том, выживут ли они, отступили, когда сквозь облака пробился набирающий силу солнечный свет. Мужчины сохраняли самообладание на протяжении всей ночи, но каждый из них хотя бы раз задумывался, не одолеют ли снег и ветер их костер и смогут ли они согреться.

Но надежды сменились тревогой, когда выяснилось, что кузнец покинул лагерь. Солдат, который дежурил последним, сказал, что кузнец проснулся рано, еще до восхода солнца, и ушел искать дорогу. Крестьянин и купец отложили свои разногласия и пришли к выводу, что, даже если это и так, он должен был вернуться к тому времени, как они проснулись.

Эта новость вызвала новые споры между торговцами. Старейшины считали, что кузнец нашел дорогу домой и решил, что уют домашнего очага важнее, чем благополучие путешественников. События последних нескольких дней убедили их в том, что они сделали неправильный выбор, назначив этого человека проводником. Деревня должна была быть неподалеку, и кузнец мог предположить, что остальные смогут легко дойти до нее сами.

Также была вероятность, что кузнец сам заблудился. Старейшины не преминули заметить, что то, что кузнец не добрался до дома, – это наиболее логичное объяснение. Хотя они и не знали, что случилось с кузнецом, но были уверены, что виной всему произошедшему стала его неумелость. С этим мнением быстро согласился купец.

Последнее предположение, озвученное крестьянином, вызвало у всех ужас: он считал, что на кузнеца напали разбойники. Старейшины и купец быстро отбросили эту идею – к вящей радости солдат. Ни один разбойник не стал бы промышлять в такую погоду. И во всех проблемах, конечно, был виноват сам кузнец.

Крестьянин не стал спорить, но видел, как забегали глаза старейшин. Он пришел к выводу, что страх всегда основан на неизвестности, а неизвестного тут было достаточно, чтобы напугать любого. Крестьянин сочувствовал кузнецу – он был знаком с ним много циклов, и хотя тот не отличался сноровкой в работе с металлами, крестьянин признавал, что никто не ориентируется в их местности лучше. Потому ему казалось гораздо более вероятным, что кузнецу причинили вред, случайно или умышленно. Он надеялся, что ошибается, но сердцем чувствовал, что это не так.

Обсудив все варианты, старейшины решили, что крестьянин, знающий местность лучше остальных, должен отвести их домой. Тот возражал, утверждая, что он не знает этих земель и уходить было бы опаснее, чем остаться. Однако старейшины настаивали, все хотели вернуться домой. И крестьянину не оставалось ничего другого, как согласиться стать проводником.

Крестьянин тихонько поделился своими опасениями с женой, но она ему ничего не сказала. Он всегда ценил это в ней. Его жена не жаловалась на тяготы в повседневной жизни – или даже на те трудности, что выходят за рамки повседневности. Вместо того чтобы жаловаться и давать оценки, она действовала. Она часто слышала замечания и становилась свидетельницей споров мужа с самим собой. А потом резким жестом заставляла его замолчать и спрашивала: «Что ты собираешься делать?»

Она не позволяла ему слишком много размышлять и, каким бы ни было его решение, тут же начинала воплощать его в жизнь. Так было и сегодня. Оставаться или уходить, даже если неподалеку бандиты, – они не будут в безопасности. В ее глазах не было ни недовольства, ни явного страха. Она невольно провела правой рукой по поясу, поддерживающему ее зимнюю одежду. За ним был ловко спрятан маленький, невероятно острый кинжал. Крестьянин знал, что она не училась с ним обращаться, но был уверен, что жена без колебаний воспользуется им, если того потребует ситуация.

Караван, состоящий теперь уже из одиннадцати человек, продвигался вперед – туда, куда указывал крестьянин. Он знал, в какую сторону они шли вчера вечером, и решил, что лучше всего будет следовать в том же направлении. Он был уверен, что скоро они окажутся в знакомой местности.

На миг крестьянин позволил себе понадеяться на лучшее. Солнце, хотя и стояло низко, светило ярко, отражаясь от снега. День был чистый, ясный. Свежий снег хрустел под ногами, и на мгновение показалось, что все в мире хорошо.

Спокойствие покинуло крестьянина, скрылось, словно солнце за грозовой тучей, как только они преодолели подъем. За ним, на их предполагаемом пути, стояли восемь человек в темных потрепанных плащах. Выглядели эти люди так, будто им не было до путников никакого дела. Хотя разбойники были в меньшинстве, крестьянин понимал, что у группки торговцев против них нет шансов. У них было всего два меча против восьми у разбойников. Он обернулся назад, и последнее, что он успел сделать в жизни, – это попытался сказать жене, чтобы она бежала прочь. Плащи с невероятной скоростью пронеслись сквозь снежную завесу, и холодная сталь вонзилась в сердце крестьянина, прежде чем его крик оборвался.

Наступило мгновение полного шока, никто из каравана не шелохнулся. Все произошло слишком неожиданно, торговцы не успели ничего понять. Но уже через несколько мгновений шок перерос в массовую неконтролируемую панику. Два солдата, зеленые, как свежая весенняя трава, смело встретили нападавших, но были убиты, не успев даже пустить кровь. Остальная часть группы попыталась разбежаться, но безуспешно: их быстро окружили темные плащи. Не считая солдат, они не встретили никакого сопротивления. В караване не было воинов, и шок мешал торговцам мыслить рационально. Сопротивление было кратчайшим путем к смерти, и всегда лучше потерять деньги, чем жизнь. У торговцев оставалась надежда, что бандиты не захотят проливать кровь, но те не думали об этом.

Они уже совершили убийство, а убийство всегда каралось смертью в Южном королевстве. Они знали, что будут в большей безопасности, если выживших не останется. Им потребовалось всего несколько мгновений, чтобы завладеть всеми товарами путешественников, а затем они схватили жену купца. Хотя она была старше жены фермера, ее кожа не потрескалась и не огрубела от циклов работы на солнце. Она была мягкой, и даже после двух тяжелых дней в пути черты женщины сохраняли намек на чувственность ее натуры, которая много циклов назад привлекла внимание купца.

Это было слишком для нее, жена купца начала плакать, отбиваться и кричать. Она могла смириться с потерей денег, но не с этим. Разбойники схватили ее и обращались с ней не лучше, чем с животным. Она знала свое будущее и отказывалась его принимать. Она была королевой их маленькой деревни, пусть и без титула, и считала себя благородной дамой. Подобное случалось с крестьянами. Она показывала на жену крестьянина и кричала, чтобы похитители забрали ее. Она кричала и пиналась, пока один из бандитов не ударил ее с достаточной силой, чтобы та ошеломленно замолчала. Когда женщина пришла в себя, то взглядом молила мужа сделать хоть что-то, чтобы остановить то, что должно было произойти, но он не видел ее глаз.

Купец стоял, опустив голову, стараясь отгородиться от окружающих его звуков и образов. Его жена увидела, насколько труслив ее муж, и тело ее обмякло, словно умерло. В ее глазах сменяли друг друга отчаяние, ярость и, наконец, покорность. Двадцать циклов вместе, а купец даже не поднял головы, чтобы утешить жену, не говоря уже о том, чтобы рисковать жизнью.

А вот их сын был другим. Один из солдат ополчения упал всего в паре шагов от мальчика, и бандиты больше внимания уделяли жене купца, нежели пленникам. Последние несколько дней солдаты думали, что болтовне мальчишки о том, как он мечтает стать знаменитым воином, не будет конца. Его голова была забита историями о Клинках Ночи и Великой войне, и он видел себя новым воплощением тех легендарных бойцов. Ополченцы разрешили ему делать с ними упражнения по утрам, и дошло до того, что тот стал воображать, будто он – великий мечник, талантливый от природы. Они проявляли доброту, а мальчик понимал, что это судьба. Сегодня он увидел свой шанс, представил, как становится героем деревни, спасая старейшин, отца и мать от разбойников. Он слышал истории о том, как мечники побеждали банды из двадцати-тридцати человек, поэтому восемь противников его не смутили.

Мальчик бросился к упавшему мечу. Он взмахнул им и сделал первый выпад, прежде чем разбойники осознали опасность. К тому времени было уже слишком поздно, и, к чести мальчика, его удар был верным. Он едва не перерубил разбойнику шею – меч застрял между позвонками. Трое бандитов, схвативших жену купца, крепко держали ее, наблюдая за тем, как остальные четверо разбойников обнажили мечи и осторожно приближаются к мальчику. Все торговцы потеряли дар речи. В деревне мальчишку знали как избалованного сорванца, которого высмеивали старейшины и собственные родители за его глупую мечту. Сыновья купцов не становились воинами. Но этот день доказал, что все они ошибались – пусть и некому будет об этом вспомнить. Мальчик был гораздо храбрее своего отца. Он не отступал и успешно защищался, хотя всем было ясно, чем закончится бой. Потребовалось несколько ударов мечей, прежде чем юноша наконец упал, истекая кровью от смертельных ран.

Купец, казалось, не замечал происходящего: он был так напуган, что не мог даже поднять голову. Его жена была не в силах оторвать глаз от битвы, что вел ее сын. Она считала его слишком избалованным, но теперь была горда и рада, что ошибалась. Женщина в последний раз взглянула на мужа и поняла, что в этом мире для нее ничего не осталось. Она жаждала присоединиться к своему сыну в Великом Цикле. Она перестала сопротивляться своим похитителям, и в тот момент, когда они ослабили хватку, женщина вырвалась, схватила один из их кинжалов и резко провела им по своей шее.

Столь стремительное развитие событий поразило всех – включая разбойников. Несколько ударов сердца – и они потеряли одного из товарищей и безоружную женщину. Их главарь, мужчина крупнее и сильнее остальных, успокоил банду, приказав поставить пленников плотнее. Порядок восстановился, и главарь оценил ситуацию. У них была добыча, но его парни хотели большего. Это была долгая, тяжелая зима, и с наступлением весны их похоть и жажда крови были велики, главарь их такими еще не видел. И они только что лишились своего трофея.

Оставалась еще одна женщина, и хотя она была не такой красивой, парням было все равно. Они были в полной безопасности здесь, в глуши. Главарь указал на жену фермера, и бандиты, не раздумывая, схватили ее. У нее не было такой нежной кожи, как у жены купца, но это была женщина, и этого было достаточно.

Ее сын, такой любопытный и такой храбрый, бросился к матери в тщетной попытке хоть что-то сделать. Его легко подхватил один из бандитов и удержал. Никто из мужчин, никто из старейшин даже не подал голоса, чтобы выступить против того, что случилось дальше. Они все еще верили, что молчание – их главная защита. Мальчика заставили смотреть, как бандиты бросили его мать на холодную землю. Они не знали о ее ноже, но он был бесполезен: одни держали ее за руки, другой устроился между ног. Бандиты не хотели рисковать. И когда все желающие были удовлетворены, бандиты схватили мать за волосы и потащили к мальчику.

Не в силах пошевелить ногами, она попыталась встать, но последние оставшиеся шаги ее протащили по снегу. Она ничего не говорила, не могла ничего сказать, но каким-то образом держалась за последний клочок своего достоинства и гордости, за то, что не мог отнять ни один насильник. Ее глаза не горели ненавистью, но и не выражали спокойствия или покорности. Если бы мальчик не знал, что произошло, он бы сказал, что в глазах его матери светилась улыбка. Позже он увидит такой же взгляд и поймет, что это была надежда. Надежда на то, что, несмотря ни на что, у него будет лучшая жизнь. Он никогда не забудет ее последние мгновения.

Один из бандитов небрежно воткнул свой меч в нее и медленно вытащил. Глядя на то, как из тела вытекает кровь, мужчина рассмеялся, будто только что услышал забавную шутку. Быстрым движением руки он смахнул кровь с меча на мальчика. Бандит усмехнулся, но не тронул ребенка. Мальчик смотрел, как жизнь утекает из глаз его матери. Но даже в состоянии шока разум его работал и запомнил убийцу матери – главаря банды.

Остальное бандиты проделали быстро. Они были опытными и с безжалостным безразличием перерезали глотки торговцам. Все произошло мгновенно, в убийствах не было ненависти или злобы. Это была работа, ничем не отличающаяся от забоя коров. Сын крестьянина понимал то, чего не понимали другие путники. Бандиты уже убили. Если оставить свидетелей, то шансы на их поимку и последующий суд возрастут. Ограбление – это одно дело, а убийство – совсем другое, и наказание за него будет строже. Убийство свидетелей было нормальной практикой: безопасность превыше всего.

Один из бандитов крепко держал мальчика, он был не в силах пошевелиться в этой жесткой хватке. Вынужденный играть роль зрителя, мальчик не мог не смотреть на невыносимую сцену, развернувшуюся у него на глазах. Самый старший из старейшин покорился своей судьбе, но в конце показал храбрость: он обнажил шею и посмотрел своему убийце в глаза. Мужчина умер, не издав ни звука. Двое других плакали и пытались убежать, но их легко поймали и убили прежде, чем они успели отойти на несколько шагов.

Больше всего мальчика занимал купец. Он надеялся сохранить жизнь и показал свою трусость, но перед лицом неминуемой смерти нашел в себе силы сопротивляться. Понимая, что шансов у него нет, он впал в ярость и попытался броситься на мучителей. Но без оружия его, не обученного драться, избили – и разбойники глумились над ним, пока он не замолчал навсегда. Они презирали его – человека, который не пожелал сражаться за то, что принадлежит ему.

Наконец остался только ребенок. Один из бандитов – как мальчик понял, главарь – подошел к нему.

– Что ж, парень, ничего личного. – В его голосе прозвучал намек на извинение, и, учитывая обстоятельства, мальчику этот тон показался странным.

Он посмотрел в глаза своему убийце. Ему не хотелось показывать свой страх перед этим человеком. Главарь, несмотря на жестокость, был наблюдателен.

– А парнишка храбрый. Не хочешь ли ты присоединиться к нам? Нам не помешает кто-то, кто будет заниматься нашим лагерем. Мы можем научить тебя сражаться.

Мозг мальчика мгновенно заработал, обдумывая ответы и их возможные последствия. Он перевел взгляд с трупов, разбросанных вокруг, на главаря, голос его был тих. В нем не было ни вызова, ни ненависти, которые главарь бандитов видел раньше.

– Нет.

Главарь разбойников изучал мальчика. Он не пытался пристально смотреть на него, не было глупых запугиваний или угроз. Ему было всего несколько циклов, но он знал цену своим словам и был непоколебим. Такой маленький, он казался гораздо старше, чем есть. Риск столкнуться в противостоянии со столь сильной личностью не стоил потенциальной выгоды от попытки переманить его на свою сторону.

Повернувшись к мальчику, главарь снова заговорил.

– Хорошо сказано, сынок. Я такое уважаю.

Он посмотрел на бандита, державшего ребенка.

– Убей его.

Мальчик не закрывал глаза. Он видел трусость нескольких торговцев и поклялся, что умрет с честью и будет достоин своей семьи. Мимо его головы пронеслось легкое дуновение ветерка, и мальчик ожидал, что сейчас перейдет к Великому Циклу. Но боли не было. После минутного замешательства он понял, что хватка, удерживавшая его, ослабевает. Он поднял голову и увидел метательный нож, глубоко вонзившийся в горло его похитителя. Бандит, изрядно удивленный, упал на колени, не в силах вздохнуть.

Из ниоткуда появился мужчина. Он был среднего роста, на нем были белые одежды, сливавшиеся со снегом у него за спиной. Он заговорил, и его голос, хотя и глубокий, все же показался мальчику мягким.

– Достаточно.

Все разбойники повернулись к незнакомцу. На лицах главаря и мальчика отразилось неверие. В живых оставалось еще шестеро бандитов – и пойти против них в одиночку было самоубийством. Не было ни одного человека, кто бы сразился с шестью мужчинами и остался в живых, чтобы рассказать об этом. Такое любили сказители, но мальчик не верил глупым сказкам, как сын купца. В реальном мире так не бывает. Но незнакомец был спокоен, будто вышел утром прогуляться и остановился поздороваться с соседом. Его меч покоился в ножнах, а руки были пусты и и спокойно опущены.

Главарь заговорил, в его голосе слышались растерянность и тревога.

– Кто ты такой?

– Шигеру. Я следил за вашей бандой с того дня, как вы совершили набег на ферму. Девушка, которая едва осталась жива, попросила меня убить вас.

Бандит кивнул.

– Надо было тогда убить эту суку. Как твоя фамилия? Столь уверенный в себе человек должен происходить из одного из Великих Домов.

– У меня нет фамилии.

Мальчик увидел, как напряжение в плечах главаря спало. Отсутствие фамилии означало, что перед ним изгой, бандит или разбойник без специальной подготовки. Стоящий перед ним незнакомец, может быть, отлично владеет ножом, но будет мертв в течение нескольких минут. Главарь кивнул, и пятеро оставшихся разбойников бросились на мужчину с мечами наготове. Мальчик наблюдал за происходящим, распахнув глаза, не в силах отвернуться. Что-то в поведении незнакомца привлекло все его внимание.

Он неспешно шагнул вперед, в самый центр окружившей его банды. Мальчику показалось необычным то, что мужчина почти не двигался. Все его удары сливались в одно красивое движение. Не было даже лязга стали о сталь. Когда он вышел из толпы разбойников, мальчик мог бы поклясться, что они просто играли в драку, а мечи даже не встречались друг с другом.

Но мираж испарился – как и души бандитов. Пятеро мужчин рухнули на землю и через несколько секунд перестали двигаться. Остался стоять только главарь, и хотя он был высок, мальчик чувствовал, как от него исходит страх. Он был гораздо крупнее незнакомца в белой одежде, но это не могло его спасти.

– Кто ты? – снова спросил главарь.

– Шигеру, – ответил загадочный мужчина.

– Это не ответ. Где ты научился этому? Я никогда не видел подобных приемов.

– И не увидишь, – так же спокойно проговорил воин.

Незнакомец сделал пару шагов вперед, и разбойник выставил меч перед собой. Мальчик уставился на него, наблюдая за происходящим. На мгновение он подумал, что заметил какое-то движение. Он моргнул, но ему лишь показалось – воины не шевельнулись. Они стояли в паре шагов друг от друга: незнакомец – с опущенным мечом, чуть отведенным за спину, разбойник – с клинком перед собой.

Мальчику стало интересно, будут ли они стоять так вечно. Разбойник держался так уверенно, как только мог, а незнакомец был расслаблен. Со временем бандит начал сдавать позиции, но у него не было выбора, кроме как стоять на месте. Повернуться спиной означало бы немедленную смерть, но и агрессивный замах вряд ли был бы успешным. Он был в большей безопасности, пока стоял, но не мог ослабить бдительность без риска.

Судьба его была предрешена. Разбойник то ли от разочарования, то ли от осознания того, что другого выхода у него нет, решил атаковать и шагнул вперед. Незнакомец, как всегда расслабленный, двинулся к нему. И снова не было слышно звона стали, но бандит упал без единого звука. Незнакомец дернул запястьем, и с лезвия клинка сорвались капли крови. Он достал из складок одеяния тряпку и вытер клинок, а затем одним плавным движением убрал его в ножны. Он действовал неторопливо и основательно. И мальчику показалось, что он делал это уже много раз.

Все заняло у него всего пару секунд, а когда незнакомец закончил, то наконец обратил внимание на мальчика. Тот, зачарованный, теперь чувствовал, как во рту медленно, но все явственнее проступает привкус страха. Он никогда не видел никого, похожего на этого человека. Он быстро соображал. Позади него лежал бандит, который ранее удерживал его, а метательный нож торчал из его горла. Негусто, но у мальчика появилась надежда. Он мог схватить нож и бросить, прежде чем незнакомец доберется до него.

Незнакомец замер на месте.

– Тебе не стоит переживать из-за меня, мальчик. У меня нет намерения причинить тебе вред. Оставь нож там, где он есть.

Малыш вздрогнул. Он не шевелился и был уверен, что даже не взглянул в сторону ножа. В его голове все встало на свои места, и мальчик вдруг понял, что любопытство пересилило страх.

– Ты можешь чувствовать, да ведь? – Он особенно выделил слово «чувствовать», смакуя его, словно необычайный десерт, который можно попробовать лишь изредка – если вообще доведется.

В уголках губ мужчины появился намек на улыбку. И мальчик обнаружил, что с ней незнакомец, который только что расправился с группой бандитов, стал добрым и нежным. Незнакомец кивнул.

– Меня зовут Шигеру. А тебя?

По какой-то причине этот вопрос заставил мальчика задуматься. Ему было пять, и он, конечно, знал свое имя, но не мог заставить себя произнести его. Что-то в этом человеке не позволяло ему заговорить. Его язык, с которого всегда легко слетали вопросы, стал неповоротливым и тяжелым. Его ум, быстрый и острый, не мог сформулировать связную мысль.

Незнакомец осмотрел его с ног до головы, и впервые в жизни мальчик почувствовал, что он больше не тот, кто задает вопросы. Не говоря ни слова, незнакомец сумел заглянуть в его душу. И дело было не в том, что его будто раздели догола, а в том, что каким-то образом этот Шигеру смог заглянуть прямо в его суть, разгадав все странности, которые определяли его личность в детстве. Шигеру задержал на мальчике взгляд и, казалось, пришел к какому-то выводу. Вдруг мальчик почувствовал себя так, словно его сложили обратно в коробку с самим собой. Это сбило его с толку, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя.

– Тебя зовут Рю, – заметил незнакомец будто невзначай, и мальчик смутился еще больше. Вообще-то мужчина ошибся, но в этом имени было что-то, что казалось правильным. Мальчик кивнул, будто соглашаясь с новой реальностью, которую определяло его новое имя.

Незнакомец сел, спокойный и неторопливый. Рю наблюдал за тем, как Шигеру достает сушеные фрукты и ест. Он предложил несколько Рю, и тот взял их, не говоря ни слова. Еда показалась мальчику замечательной – он не осознавал, насколько голоден, пока не начал есть. По мере того как ел, он думал, что не узнает фрукты на вкус, и отложил это знание в голове. Откуда бы ни был Шигеру, то место находилось далеко отсюда.

Заметив, что Шигеру не двигается, Рю повернулся к своим родителям. Они неподвижно лежали на снегу, и впервые осознание произошедшего дошло до мальчика. Горе нахлынуло на него и захлестнуло как волна, едва не сбив его с ног. Но он устоял и задумался, что делать дальше. Первый шаг был ясен. Ему нужно было позаботиться о своих родителях.

Шигеру молча наблюдал за тем, как Рю укладывает своих родителей на солому из повозок. Работа была медленной, а тела – тяжелыми, но Шигеру не предлагал помощи, а Рю не просил. Наконец он уложил их и быстро прочитал молитву Циклу. Он подумал обо всем, что дали ему отец и мать. Благодарный, он взял угли из их оставленного костра, раздул, зажег факел, а затем осторожно подпалил посмертный костер своих родителей. Огонь медленно занялся.

Рю смотрел, как они горят, но не мог заставить себя заплакать. Не сейчас.

Когда тела сгорели, Шигеру встал, поправил свои скудные одежды. Не говоря ни слова, он развернулся и пошел прочь. Рю понимал, что делать. Бросив последний взгляд на родителей, он последовал за ним.



2

Звуки битвы стихли, оставив после себя жуткую тишину, будто сама природа отдавала дань мертвым. Но запахи остались, и их невозможно было забыть. Именно запахи преследовали его изо дня в день. Если бы множество человек, словно ястребы, не следили за ним, его бы стошнило. Но он не мог себе этого позволить.

Принц Акира сидел на коне, то, как он держал равновесие и осанку, говорило о тщательной подготовке, которую он уже успел пройти, – а ему было всего десять циклов. Когда его отец осматривал войска, приходящие в себя после битвы, принц следовал за ним. Они вновь пытались захватить Трех Сестер – единственный большой перевал, который вел на юг королевства. Если верить отцу, эта битва была лишь частью масштабного завоевания. С тех пор как более тысячи циклов назад рухнуло Великое Королевство, этот перевал контролировался Югом. Лишь в последние пятьдесят циклов он стал причиной раздора между Южным королевством и азарийцами – народом, живущим к югу от гор.

Акира хотел бы увидеть настоящего азарийца. Единый народ, хоть и разделенный сейчас на три королевства, – все они были одного происхождения. А вот азарийцы были другими. Считалось, что они выше ростом и кожа у них темнее. Говорили, они так искусны в бою, что каждый мужчина и каждая женщина из их народа могут сравниться с тремя солдатами Южного королевства. Акира, когда был помладше, постоянно расспрашивал отца об азарийцах. Но тот всегда оставлял его вопросы без внимания. И лишь две луны назад Акира понял: это потому, что отец не знал ответов. Они сталкивались только с воинами, и ни один из народов не смог продвинуться вглубь территории соседа, во многом благодаря Трем Сестрам.

Такое название дали из-за тройных пиков, возвышавшихся почти точно посередине перевала, через который армия могла пройти за три дня. Это была единственная дорога, достаточно широкая, чтобы по ней могли пройти войска, но не подходящая для каких-либо военных маневров. Перевал было легко оборонять и трудно взять, что делало его объектом первостепенной важности как для азарийцев, так и для Южного королевства.

По словам отца Акиры, лорда Азумы, перевал принадлежал Южному королевству столько, сколько велись хроники. И оно никогда не стремилось его перейти. Горы были естественной защитой, а земли на юге – пустынны. Южане даже не подозревали о существовании азарийцев, пока не взяли перевал в первый раз. Это положило начало бесконечной череде насилия. Каждая сторона посылала огромное количество войск, чтобы отвоевать перевал. Бои были жестоки, армии двигались медленно, часто это продвижение занимало целые циклы. Времени никогда не хватало, чтобы закрепиться на другой стороне перевала, прежде чем наступит зима и тот закроется.

Правители каждого народа осознали это, и крупные наступления на перевал стали редкостью. Между двумя народами существовало негласное соглашение – все понимали, что перевал может стать смертью для обеих сторон. Южное королевство сталкивалось с постоянным, неослабевающим давлением со стороны Северного и Западного королевств и не могло выделить достаточно войск, чтобы вновь захватить перевал и начать крупное наступление на Азарию. Кроме того, никто не был уверен, что Азарию вообще стоит завоевывать. Ни один шпион или разведчик оттуда не вернулся – и это была еще одна загадка, которую нужно было разгадать.

Недостаток знаний об этом крае занимал Акиру, который жадно собирал информацию о мире, в котором жил. Он знал, что однажды станет владыкой Южного королевства, но даже у него, прожившего десять циклов, эта идея не вызывала ни малейшего интереса. Акира хотел понять этот мир, узнавать новых людей и видеть новые места.

Азума неверно толковал любопытство сына по отношению к азарийцам – он думал, что это мечты о завоеваниях будущего повелителя. Отец Акиры будто родился для битв, и он ожидал того же от сына. Каждый день Акира тренировался во владении мечом и уже был хорошо известен своими достижениями в этом искусстве, но он не хотел использовать его в бою. Он уже решил, хотя и не сказал об этом отцу, что если станет лордом, то будет вести дела не мечом, а дипломатией.

Несмотря на слабые протесты, Акира оказался здесь, на передовой крупнейшей за последние несколько десятков циклов военной кампании Южного королевства. Азарийцы удерживали перевал вот уже почти тридцать циклов, защищая его от армий, выступающих против них каждый цикл. Но Азума страстно желал отвоевать перевал. Подготовка к этому наступлению заняла много циклов, но время наконец пришло.

Каждый шаг армии был омыт кровью, солдат изводили лучники и засады, но они неумолимо продвигалась. Огромное количество войск, которое отец Акиры вел на перевал, ужасало, и азарийцы отступали – кровавый шаг за кровавым шагом. Отец Акиры предсказывал, что через одну фазу луны азарийцы покинут перевал.

Но это время еще нужно было пережить. Акира обнаружил, что в битвах есть прекрасные моменты. Полет стрел завораживал, если не обращать внимания на их предназначение. Ровные ряды и гул марширующих солдат вызывали восторг – если их шаги не заканчивались на стальных остриях мечей врагов.

Акира сохранял мужественный вид. Еще в десять отец вбил ему в голову, что внешний облик имеет большое значение. Он подражал суровому выражению отцовского лица и не позволял себе проявлять ни единой эмоции, которые кипели в его душе. Когда они с отцом оставались наедине, то могли поговорить – и говорили с необычайной откровенностью, но стоило рядом оказаться слуге, как оба вновь надевали маски. В свои десять Акира не мог представить себе другой жизни.

Они закончили смотр, хотя осматривать было нечего. Армия Азумы всегда была в идеальном состоянии. Настоящая цель заключалась в том, чтобы побывать среди солдат, укрепить их боевой дух. Лорд Азума пользовался уважением народа, но отношение к нему было неоднозначным. В Южном королевстве царил порядок, но это был суровый порядок, который раздражал многих, кто считал, что живет в мирное время. Они находились далеко от боев и не осознавали масштаба кампании, не знали, сколько усилий тратилось на взятие и удержание перевала, на защиту своих границ.

И если у обычных граждан были сомнения, то у солдат – нет. Азума был не просто лордом, а одним из лучших генералов Трех Королевств. Он был суров, но при этом справедлив и добр к своим солдатам. После каждой крупной битвы или стычки он выходил к ним, хвалил и ободрял их. Хотя жители Южного королевства могли испытывать смешанные чувства к своему повелителю, войска обожали его. И Азума научил Акиру, что именно армия удерживает любого правителя у власти. Акира мог пересказать этот разговор по памяти.

Возвращение в палатку принесло облегчение. Акира смог отгородиться от запахов поля боя. В палатке горели благовония, и он с удовольствием вдохнул их резкий аромат. Отец Акиры отпустил всех, включая слуг. Он закончил готовить чай, разлил для себя и сына и спросил:

– Как ты, сынок?

Акира никогда не лгал отцу – этот урок он усвоил еще в раннем возрасте. Его отец был жестким человеком, но он верил в правду. Акиру всегда наказывали за ложь. Иногда его наказывали и за то, что он говорил правду, но в гораздо меньшей степени.

– Это тяжело, отец.

Мужчина кивнул, и Акира почувствовал облегчение.

– Да, возможно. Ты знаешь, почему мы боремся за этот перевал?

Каждый день – очередная проверка. Десять циклов, а ему уже надоело. Но Акира ответил:

– Потому что тогда мы сможем контролировать движение войск. Если мы будем контролировать перевал, то сделаем важный шаг в защите Южного королевства.

Отец Акиры наклонился к нему.

– Да, но понимаешь ли ты, что это значит?

Он не понимал.

Лорд Южного королевства откинулся назад.

– Ты прав. Мы должны контролировать перевал, чтобы защитить наше королевство. Но ты видишь перед собой только кровь солдат. Это хорошо. Ты всегда должен знать цену тому, что делаешь. Но постарайся понять и более серьезные последствия. Азарийцы удерживают перевал уже много циклов, и каждый цикл нам приходится начинать кровавую кампанию, чтобы не дать им создать крупный опорный пункт. Если мы сможем контролировать перевал, то спасем сотни, если не тысячи жизней, которые теряем каждый цикл. Удержать его гораздо проще, чем захватить. Что можно сделать с тысячами дополнительных солдат, которые будут пополнять армию каждый цикл? – Он сделал паузу, чтобы убедиться, что сын все понял. – Возможно, завоевание этого перевала будет стоить нам многих жизней, но, если смотреть на циклы вперед, это обойдется гораздо дешевле и даст нам преимущество в этом мире. Мне тяжело видеть, как гибнут хорошие люди, но их жертва означает безопасность и новые возможности для всех нас. Несмотря на то, что часть меня ненавидит происходящее, я буду продолжать посылать людей на смерть, пока я жив и пока это означает безопасность тех, кто находится в моем королевстве. Теперь ты понимаешь?

Акире оставалось только кивнуть. Он никогда не думал о происходящем под таким углом, но в этом был смысл.

– Хорошо. Только через смерть мы сможем сохранить это королевство, сынок. Помни об этом, потому что однажды тебе тоже придется отправлять людей в могилу.



3

Впервые за почти половину лунного цикла Рю спал на одном и том же месте два вечера подряд. Он никогда не путешествовал подобным образом. Каждый день они покрывали расстояние большее, чем когда-либо проходили маленькие ножки Рю. Хотя он вырос в полях, его ноги были все в мозолях, и он перестал спрашивать, когда же они остановятся на ночлег. Они шли до тех пор, пока светило солнце, а иногда и дольше. Рю хотел пожаловаться, но еще больше ему хотелось, чтобы Шигеру его уважал. Каждый раз, когда у него возникала эта мысль, он напоминал себе, что путешествует с Клинком Ночи! Он закрывал рот и старался сосредоточиться на том, чтобы ставить одну ногу перед другой, пока Шигеру не скажет ему остановиться.

После первых нескольких дней Рю привык к его темпу. Он никогда не был толстым благодаря работе на ферме и скудной еде, но с каждым днем чувствовал, что становится еще более тощим – и сильным. С каждым днем ему становилось проще ладить с Шигеру. С родителями он спорил, когда наступало время идти в кровать, но с Шигеру сон стал радостью и облегчением.

Каждое утро проходило по одной и той же схеме. Шигеру будил Рю, не осознавая, насколько сильно встряхивал его. Пока Рю протирал глаза от сна, Шигеру проводил утреннюю тренировку. Его движения были прекрасны, и Рю не мог их описать. В некоторых случаях он держал меч, в других его руки были пусты. Рю никогда раньше не видел ничего подобного. Он наблюдал за тренировками солдат ополчения, но занятия Шигеру казались чем-то совершенно иным. Его удары были быстрыми и сливались в одно смазанное пятно. Рю понимал, что это боевая практика, но как она может применяться в реальном мире, он не знал. Всякий раз, когда он слышал, как Шигеру разминается по утрам, то наблюдал за ним сквозь полуприкрытые веки.

Тот никогда не рассказывал о своих тренировках и о том, что означают его движения. Рю сгорал от желания спросить, но поведение Шигеру сдерживало его. Он был человеком закрытым и тихим – таким, которого не стоит беспокоить, каким бы важным ни был твой вопрос. Но невозможность расспросить его подстегивала воображение Рю. Учитывая увиденное, он был уверен, что Шигеру может уничтожить целую армию в одиночку. Иногда, чтобы отвлечься от бесконечной ходьбы, он представлял себе армию за следующим подъемом. Его воображение рисовало яркие сцены сражений, из которых Шигеру выходил победителем.

К его разочарованию, опасность так и не появлялась. А если и возникала, то Рю был недостаточно взрослым, чтобы ее распознать. Все, что он знал, – это то, что в компании Шигеру он чувствовал себя в безопасности, даже от воображаемых армий. Он не беспокоился ни о еде, ни о разбойниках, ни о других опасностях пути, которые внушали ему родители. Его юному уму казалось, что Шигеру не может сделать чего-то неправильного.

Это впечатление только усиливалось от разговоров, которые вел Шигеру. Он был молчалив, но когда говорил, то использовал образы, которые Рю не мог переварить. Он говорил так, словно не был уверен, что ему следует сказать дальше. Казалось, он никогда не разговаривал с детьми. На пятое утро их путешествия Шигеру произнес:

– Наши жизни подобны воде, бесконечно текущей вперед в потоках времени. Когда мы сталкиваемся с чем-то неожиданным, наш лучший выбор – обойти препятствие.

Затем он посмотрел на Рю так, словно ждал ответа. Тот, не сумев разгадать смысл слов Шигеру, с энтузиазмом закивал, надеясь, что так покажется, что он все понял. С его родителями это часто срабатывало. Шигеру одарил его знающей улыбкой и оставил эту тему. Не понимая этих слов, Рю повторял их про себя снова и снова, запоминая. Он был уверен, что в них есть мудрость, и хотел однажды понять их.

Дни проходили в рутине, к которой Рю вскоре привык. Они шли весь день в одном и том же темпе, останавливаясь лишь к закату. Они избегали городов и ели на ходу. Когда солнце начинало опускаться, Шигеру объявлял привал. Если они оказывались рядом с деревьями или кустарником, то разводили небольшой костер. В противном случае они просто усаживались, ели и засыпали к тому времени, когда солнце опускалось за горизонт.

Рю вполне устраивало молчание. Мальчик считал, что Шигеру не любит разговаривать и это нормально. Как ни старался, он не мог перестать думать о том, что произошло, но и не мог заставить себя заговорить об этом. Сцены повторялись в его голове снова и снова, и страх перед видениями нарастал. Но потом он смотрел на Шигеру, и страх сменялся злостью. Злостью на самого себя. Он должен был сделать больше, защитить своих родителей, особенно мать. Он представлял, как берет в руки меч и убивает бандитов. Но каждый раз он вспоминал о том, что случилось с сыном купца. Он сам видел, что бывает с мальчишками, возомнившими себя воинами. Рю верил, что купеческий сын умер достойной смертью и сейчас отдыхает со своими родителями в загробном мире. Мальчик временами задумывался, не лучше ли было бы ему тоже умереть.

После еще трех дней пути его мысли снова потекли в другом направлении, сменившись утешительными размышлениями о Шигеру и будущем. Он понял, что многому научился у него, просто путешествуя с ним. Часто они останавливались и Шигеру указывал на что-нибудь интересное в месте, через которое они проходили. Это было начало обучения Рю под руководством Шигеру, но также это было началом его исцеления. Он узнавал, что в мире есть нечто большее, чем смерть.

Шигеру показывал на цветок, который, если его пожевать, быстро избавлял от болей. Он умел предсказать, где появятся животные, до того, как Рю мог их увидеть. И, довольные, они вдвоем подкрадывались к ничего не подозревающим оленям. Поначалу у них ничего не получалось. Рю не мог двигаться беззвучно, как Шигеру, но к тому времени, когда они добрались до хижины Шигеру, Рю успевал пройти шагов двадцать, прежде чем олень вздрагивал. Это было одно из самых веселых занятий в его жизни. Ему нравилось двигаться бесшумно, но даже если он мог подкрасться к оленю, до Шигеру ему было далеко.

Рю осознал, что Шигеру знает целый мир, о существовании которого он даже не подозревал. Нечто большее, чем просто растения и животные. Шигеру знал циклы движения звезд, а по ночам рассказывал истории о созвездиях. Рю слышал некоторые от своего отца, но рассказы Шигеру отличались от них. Это были истории о потерях и героических поступках, о надежде, что важнее жизни. Даже созвездия, на которые он указывал, были другими. Когда Рю спросил, почему он не слышал ничего подобного раньше, Шигеру ответил, что это древние истории, которых больше не рассказывают в Трех Королевствах.

Когда Шигеру говорил что-то подобное, Рю задавался вопросом, куда они направляются. Мужчина часто говорил о Трех Королевствах так, будто на них все не заканчивалось. Рю никогда не слышал ни о каком другом месте, кроме Трех Королевств. Рю вспомнил о фруктах, которые были у Шигеру. Неужели они покидают Королевства?

По мере того как они шли, окружающие их пейзажи начали меняться. Рю вырос на ферме и хорошо знал землю вокруг. Поездка в Нью-Хейвен была самым долгим его путешествием, но земля там была та же: холмистые равнины, которые простирались кругом, насколько хватало глаз. Юный ум Рю воображал, что все Южное королевство одинаково, но оказалось, что он ошибался. На равнинах стали появляться редкие деревья, и наконец они оказались среди молодых топольков и вязов. Рю никогда раньше не видел леса, но чувствовал себя комфортно в ограниченном деревьями пространстве – они приглушали звуки шагов.

С едой проблем не возникало. Почти каждый день Шигеру останавливался и доставал его метательный нож. Рю заметил, что каждый раз он окунал в небольшой мешочек, привязанный вместе с многочисленными узелками к поясу. Рю не знал, что находится в мешочке, но он знал, что каждый раз, когда Шигеру попадает в цель – а это случалось всегда, когда он бросал нож – животное переставало двигаться. Он попытался дотронуться до лезвий, но Шигеру ему не позволил. Тот не подпускал его к ножам, пока не вытрет их дочиста. Именно во время охоты Рю стал лучше понимать человека, с которым путешествовал. Хотя Рю казалось, что Шигеру остановился, он все равно продолжал двигаться, и мальчик, несмотря на все усилия, не мог услышать даже шороха травы. Редко когда он видел, во что именно бросает нож Шигеру. Он выбрасывал вперед руку, всегда неожиданно для Рю, и куда бы ни летел нож, они неизбежно находили мелкую дичь – зайца или белку. Рю понял, что рядом с ним тот, кого в Трех Королевствах вообще быть не должно.

Именно охота разожгла любопытство Рю настолько, что он начал задавать Шигеру вопросы, как когда-то своим родителям. Он хотел знать, как тот находит добычу, как передвигается без единого звука и как он так хорошо метает нож. Хотя они не переставали идти, Шигеру часто находил время, чтобы объяснить – хотя бы в общих чертах, – что он умеет делать. Шигеру рассказывал об умении чувствовать, о том, что оно собой представляет, как работает. Рю не понимал, что говорил Шигеру, но прислушивался к каждому слову, изо всех сил стараясь все запомнить. Пусть сегодня он ничего не понимал, но завтра это знание могло спасти ему жизнь.

Путь продолжался, уводя их из молодого леса, который полюбил Рю, к более старому. В молодом лесу царила атмосфера гостеприимства, но Рю ощущал себя таким маленьким среди древних деревьев. Их ветви простирались до самого неба, закрывая свет, окутывая тишиной. Существа издавали звуки, которых Рю не узнавал, и каждая тень таила в себе опасность. Мальчик снова задался вопросом, куда же они направляются и куда в конце концов попадут.

Вдруг дорога закончилась, и они оказались у небольшой хижины. Здание было маленьким и построенным не так давно. Рю немного знал о том, как ухаживать за фермерскими постройками, и заметил, что домик был крепким. Доски хорошо скреплены друг с другом, не было щелей, которые могли бы пропускать дождь или снег. И крыша была сделана на совесть. Было заметно, что к строительству хижины подошли с душой.

Даже после жизни на открытых равнинах Рю это место казалось более уединенным, чем все, где он когда-либо бывал. Он мало что видел, кроме своей фермы, и привык к пустому пространству, но здесь все было иначе. Как только они вошли в старый лес, все следы присутствия людей исчезли. Не просто отсутствие города или домов – не было даже тропинок, означающих, что здесь проходят путники. Рю, исполненный любопытства, следовал за Шигеру. И пусть ему было всего пять, Рю был уверен, что место это отличное и что здесь повсюду должны быть люди.

Шигеру позабавило любопытство Рю. Мальчик заметил, что мужчина стал более расслабленным.

– Большинство избегает старых лесов. Во всех Трех Королевствах рассказывают истории, призванные отпугнуть людей. Они до сих пор боятся этих мест. Эти деревья видели больше, чем мы можем себе представить. Этот лес был старым еще до того, как родился твой дед. Старые леса полны тьмы и теней, и люди верят, что здесь водятся призраки. Они боятся того, чего не понимают.

Пока Шигеру говорил, Рю огляделся по сторонам, и ему показалось, что он чувствует холодок в воздухе. Он укорил себя за то, что позволил воображению взять верх над ним, но тени, отбрасываемые деревьями, все равно казались угрожающими. И он не мог не спросить:

– Разве ты не веришь в призраков?

Шигеру рассмеялся. Рю впервые слышал его смех. Он и без того нервничал, и этот звук заставил его вздрогнуть.

– Не знаю. Но не исключаю, что они есть. Я никогда не сталкивался ни с чем, что могло бы служить доказательством существования призраков. В старом лесу есть свои опасности, но призраки к ним не относятся. Иногда я помогаю жителям близлежащих деревень, они верят в суеверия. А меня хранит мое уединение.

– Никто не знает, что ты здесь живешь?

– Нет. Я изредка посещаю деревни, но всегда хожу в разные, а в одну и ту же возвращаюсь только через много лун. Меня считают странствующим лекарем. Я продаю разные микстуры, которые делаю здесь, и лечу, когда могу. Ничего особенного, но мои методы эффективны, а некоторые гораздо лучше тех, что практикуются здесь, в Трех Королевствах. Это приносит мне немного денег, когда в них есть нужда.

Шигеру привел Рю в хижину. Там было пусто, но мальчик не удивился – у стены было расставлено немного кухонной утвари, на полу лежала циновка, но больше ничего не было. Рю огляделся по сторонам и вмиг погрустнел. Он надеялся, что здесь будет больше оружия.

Следующие несколько дней прошли без происшествий. Хижина и окружающий лес были идеальной игровой площадкой для мальчика, и Рю использовал их без ограничений. Он забирался в лес настолько далеко, насколько отваживался сам, и обрадовался, когда обнаружил небольшой водопад в нескольких минутах ходьбы от хижины. Шигеру сказал ему, чтобы он не заходил дальше водопада, и сообщил, что ужин будет ждать его после заката каждый день. Больше никаких правил он не придумал и позволил Рю делать все, что ему заблагорассудится. Он отдал мальчику циновку, а сам спал, прислонившись к стене хижины и положив меч перед собой.

Отсутствие общения вполне устраивало Рю. Он всегда был очарован миром, и новое окружение подарило ему дни, проведенные в бесконечных исследованиях, полных сюрпризов. Он ненавидел работу по дому не потому, что не любил работу, а потому, что она лишала его свободы исследовать мир. Здесь он проводил дни по своему усмотрению, заглядывая под каждый камень, изучая растения и животных, которых никогда не видел. А когда эти занятия ему надоедали, он позволял своему воображению захватить себя и становился Шигеру, истреблял банды разбойников и заставлял их служить ему. Бесчисленные деревья страдали от ударов изогнутой, словно меч, палки, пока Рю представлял битву за битвой.

Шигеру оставался возле хижины, работал в саду и каждое утро тренировался. Иногда он ненадолго отлучался, но Рю не спрашивал зачем. Несмотря на то, что он узнавал Шигеру все лучше, ему все еще было не по себе. Шигеру был таким сильным и спокойным, что выглядел даже слегка угрожающе, хотя Рю понимал, что это глупо.

Он смирился с тем, что Шигеру – своего рода странник, но он всегда появлялся по вечерам к ужину, а для Рю это было главным. Когда солнце садилось, Рю изо всех сил старался сохранить иллюзию контроля, которую поддерживал днем. Вечера напоминали мальчику о семье. Вечер – это время, когда его семья собиралась вместе, чтобы поесть и рассказать о событиях дня. Не всегда это было весело, но это все же была семья, и Рю не понимал, что это за время теперь, раз у него больше никого нет.

В течение дня он убеждал себя, что с ним все в порядке и у него просто выдалась пара свободных от работы дней, чтобы побегать и побыть ребенком. Он не останавливался ни на секунду, так что это давалось ему легко. Он был занят, да и новая обстановка не давала ему думать о случившемся. Но по вечерам было нечем заняться, кроме как разговаривать с Шигеру. И хотя Шигеру был вежливым и самым интересным человеком, которого он когда-либо встречал, тот не был ни матерью, ни отцом. Именно по вечерам перед взором Рю вставали образы, выжженные в его памяти: смерть и трупы его матери и отца, последний бой сына купца. Он все время видел, как его отец делает последний вздох, оборачивается, пытаясь предупредить своих близких, но уже слишком поздно.

По ночам он плакал. Начиналось все с одной-единственной слезинки, но Рю уже знал – как только упадет первая слеза, он перестанет себя контролировать. Рыдания сотрясали его тело, но он не смел издать ни звука. Он не хотел, чтобы Шигеру узнал о его слабости. Мальчик понимал: Шигеру – человек, выдержавший все испытания, которые появлялись в его жизни. И хотя Рю был с Шигеру всего около одной луны, он знал, что тот никогда не плакал.

Дни стали проходить так, что их можно было назвать почти обычными, если вообще можно назвать обычной жизнь после эмоциональной травмы. Рю проводил дни вне дома, бродя на природе, или помогал Шигеру ухаживать за садом. По мере того как он привыкал к такому образу жизни, он стал помогать и в других делах. Не потому, что Шигеру его просил, а потому, что это было правильно. Шигеру приютил его и спас ему жизнь. Но ночи, несмотря на тепло огня в хижине, были холодными и одинокими, и Рю ощущал каждую минуту, и слезы катились в тишине по его щекам.

Пока Рю проводил время в покое, Шигеру был занят. Его жизнь на протяжении почти десяти циклов не менялась. Он выращивал достаточно пищи для одного цикла. То, что понадобилось больше еды, его не особо беспокоило, но это требовало определенных усилий. Появился еще один рот, который нужно было кормить, да и к тому же мальчика нужно было одевать. Сад, который он разбил, был больше, чем требовалось ему одному, но он не мог прокормить двоих в течение целого цикла. Так что сад придется расширить. С одеждой проблем не было. Благодаря лекарствам, которые Шигеру продавал в ближайших деревнях, у него было больше денег, чем он когда-либо смог бы потратить.

А еще Шигеру нужно было собрать информацию. Путешествие заняло гораздо больше времени, чем он ожидал. И, конечно, он не думал, что вернется с ребенком. Ему нужно было обойти все окрестные деревни, чтобы убедиться, что его дом безопасен, и узнать последние новости Южного королевства. Он оставался в живых, потому что вел себя тихо и был в курсе всего, что происходило вокруг.

Наступала весна, а это означало, что грядет война. Три Королевства поддерживали хрупкий мир, хотя продолжали ходить разговоры о необычных передвижениях войск. Владыка Южного королевства, лорд Азума, был хитер. Он правил силой, и, хотя многие частенько выступали против него, королевство было мирным и процветающим. Да, те, кто слишком громко выражал недовольство лордом, были склонны исчезать, но в стране сохранялась стабильность. Именно эта стабильность и привела Шигеру в Южное королевство.

Прошлой осенью лорд Азума не позволил своим солдатам вернуться из очередного похода к Трем Сестрам. Люди из ближайшей к Шигеру деревни говорили, что Азума сдвинул даты развертывания войск. Обычно солдаты возвращались с перевала осенью, что позволяло членам семей побыть вместе и закончить сбор урожая. Шигеру заметил, что молодые люди возвращались осенью, а следующим летом рождалась куча детей. Он сомневался, что это случайность. Ходили слухи, что теперь войска вернутся домой весной, но Шигеру в это не верил. Азума готовился к большой войне.

Прошлой осенью оставалось только ждать и наблюдать. Странные передвижения войск сами по се